Текст книги "100 знаменитых харьковчан"

Никодим (Руснак Николай Степанович)

(род. в 1921 г.)

Бессменный глава Харьковской епархии с 1989 года.

Один из лидеров Украинской Православной Церкви Московского патриархата.

После распада Советского Союза, казалось бы, для Церкви наступило благодатное время. Заговорили о забытых духовных ценностях, возрождении религиозного чувства, вера больше не являлась чем-то постыдным и опасным для жителей постсоветского пространства. Но одновременно сложно представить себе более трудное время для духовных пастырей. Сама по себе задача восстановления церковной структуры, возобновление активной деятельности вызывает массу проблем, в том числе банально хозяйственного характера, не говоря уже о восстановлении авторитета, работы над идеологией и т. д. Но кроме того, церквям пришлось вступить в жестокую конкуренцию за растерянную, но тянущуюся к религии паству. Помимо больших, традиционных церквей подняли голову, хлынули в Россию и Украину многочисленные представители западных религиозных организаций – настойчивые, вооруженные всеми современными методами ведения работы с населением, знающие законы рынка. Тем замечательнее и занимательнее фигура человека, который, будучи уже в преклонном возрасте, именно в первое бурное постсоветское десятилетие добился признания своего безусловного религиозного лидерства в таком не очень, если откровенно, верующем регионе, как Харьков. Митрополит Никодим известен и уважаем в широких слоях общества, занимает видное место в жизни Харьковщины. Но его хорошо знают и в других епархиях Украины и России. Собственно, Никодим сыграл одну из решающих ролей в становлении Украинской Православной Церкви Московского патриархата.

Будущий владыка родился 18 апреля 1921 года в селе Давидовцы Черновицкой области в семье крестьянина Степана Руснака. Родители Николая (в миру его звали именно так) были очень набожны, мать Параскева в конце жизни приняла постриг. Хорошее образование в тех местах можно было получить, в первую очередь, церковное, это и определило жизненный путь Николая Степановича. В 1938 году он окончил среднюю школу и поступил послушником в Свято-Иоанно-Богословский мужской монастырь Заставнянского района Черновицкой области. В том же монастыре Николай Руснак в 1945 году принял постриг с именем Никодим, вскоре после этого он был рукоположен в иеродиакона, а затем и в иеромонаха. В 1950–1955 годах Никодим был настоятелем этого монастыря.

Всю жизнь Никодим стремился к новым знаниям, изучал языки, читал религиозную литературу, стал в конце концов одним из крупнейших специалистов по вопросам богословия, отдельным проблемам церковной истории. Своей должностью и своим образованием он не был удовлетворен, и в середине 50-х решает продолжить учебу в Московской духовной семинарии, затем – академии. Последнюю он окончил со степенью кандидата богословия, защитив работу на тему «Административная и проповедническая деятельность святого Иоанна Златоустого на Константинопольской кафедре». Способности Никодима были очевидны церковному руководству РПЦ, да и от светских властей они не укрылись. В 1958 году начинается «внешнеполитическая» деятельность Никодима. Он назначается сотрудником Русской духовной миссии в Иерусалиме и вскоре становится ее начальником. В то время работа на Ближнем Востоке, в Палестине, а тем более – в Иерусалиме, городе, с которым связывали свои чаяния все мировые религии и многие державы, была одной из наиболее сложных. Между арабами и евреями, а в конечном счете – между СССР и Западом велась постоянная борьба в этом регионе и за этот регион. От представителя интересов Русской Православной Церкви (а в значительной мере и, собственно, Советского Союза) требовались незаурядные дипломатические способности, политическое чутье. На столь ответственном посту Никодим оставался до 9 февраля 1961 года. 5 июля того же года Никодим получил хиротонию, стал епископом Костромским и Галицким. На Костромской кафедре пастырь находился до апреля 1964 года. Затем Православной Церкви опять понадобился дипломатический, политический опыт Никодима. Его новым местом работы стала Южная Америка.

Никодим был назначен епископом Аргентинским и Южно-американским, в 1968 году – архиепископом, экзархом Центральной и Южной Америки, включая Мексику. Регион, надо сказать, тоже непростой. Постоянные военные перевороты, область непосредственных интересов США, Великобритании, Испании, Португалии, СССР, Кубы, Франции. И значительное число в Аргентине и Бразилии эмигрантов из славянских стран (в частности из Украины). Никодим хорошо владел испанским языком, и поэтому не только много работал над становлением Духовных миссий РПЦ, но мог непосредственно общаться с властями. Занимался он и богословской деятельностью. Он перевел на испанский тексты Божественных литургий Василия Великого, Иоанна Златоуста и Григория Двоеслова. За это архиепископ был награжден специальными грамотами правительств Аргентины и Чили. В 1968 году он участвовал в ассамблее Всемирного Совета Церквей. В конце 60-х Никодим неоднократно обращается к церковному руководству с просьбой освободить его от обязанностей главного православного священника Южной Америки. Эта просьба была удовлетворена лишь в 1970 году. Но и после этого он был назначен временно исполняющим обязанности экзарха, несколько раз посещал Аргентину. Полностью от этих обязанностей его освободили только в 1977 году. За свою усердную и полезную церковную деятельность в Южной Америке Никодим был награжден орденом Святого равноапостольного князя Владимира I степени.

В 1970 году Никодим становится архиепископом Харьковским и Богодуховским и остается им до 1983 года. В то же время он постоянно привлекался РПЦ для работы на внешнеполитическом поприще, неоднократно ездил в Иерусалим, бывал в Японии, Бельгии, Канаде, Испании, Греции. Никодим справедливо считался одним из экспертов Церкви в отношениях с другими странами, являлся членом таких обществ дружбы, как Канада? СССР, Бельгия? СССР, участвовал в работе Всеафриканского церковного Конгресса, впоследствии был награжден орденом Дружбы народов.

В 1983 году Никодим был назначен архиепископом Львовским и Тернопольским, а через два года был возведен в сан митрополита. В сентябре 1989 года Никодим решением Св. Синода был освобожден от управления Львовской епархией и назначен митрополитом Харьковским и Богодуховским. Скоро его узнали все харьковчане, религия выходила из своего полуподпольного положения, ее пастыри, наконец, могли сосредоточиться на делах, связанных непосредственно с православием. В 1991 году Никодим как крупный специалист по богословской литературе был назначен председателем комиссии Русской Православной Церкви по богослужебным текстам. Но, возможно, кульминационные события в деятельности этого человека произошли в 1992 году.

Параллельно с борьбой части населения Украины за независимость началась и нешуточная борьба среди украинских православных священников. Часть из них, отчасти справедливо, обвиняло официальное руководство церкви в соглашательстве с советской властью, в неподобающем пастырям малодушии, работе «на органы». Как и в политике, движение это использовали и те священники, которые и сами не отличались какой-то особой принципиальностью при советской власти, зазвучали лозунги об отделении Украинской Православной Церкви от Московского патриархата. Движение возглавил митрополит Киевский Филарет. Новейшая история борьбы двух течений в украинском православии включает в себя немало просто кровавых страниц, зачастую недостойных столь солидных организаций, которые должны нести в массы идеалы терпимости и добра.

«Московскую» партию возглавил Владимир (Сабодан). Никодим же сыграл далеко не последнюю роль в сохранении позиций УПЦ-МП. Именно он организовал знаменитый Харьковский архиерейский собор в 1992 году. Этот форум состоялся в Свято-Покровском монастыре, председателем как старший по хиротонии был Никодим (он и сейчас остается старейшим из украинских иерархов). Собор решительно осудил раскольнические действия Филарета и его сторонников. Позже Филарет был предан анафеме. Таким образом, было зафиксировано образование двух украинских православных церквей – Московского и Киевского патриархата. Само по себе сохранение авторитета церкви, зависимой от Москвы в том или ином виде (а в данном случае – просто непосредственно), шло несколько вразрез с официальным настроением властей. Но Харьков все же город русскоязычный, к России здесь не стали относиться как к потенциальному врагу, общественного движения против Никодима здесь не наблюдалось, и он остался во главе местной епархии, причем наиболее влиятельным среди своих коллег из других конфессий.

Об этой услуге, оказанной Церкви, не забыл ни митрополит Киевский Владимир, ни патриарх РПЦ Алексий, ни президент России, а затем при изменении политики государства, угасании национализма, и руководство Украины. Никодим получил грамоту от Путина, орден «За заслуги» от Кучмы, всевозможные награды от Православной Церкви разных стран: все высшие ордена Иерусалимской Православной Церкви, ордена Антиохийской, Русской, Польской, Кипрской, Украинской Православных Церквей. В 1993 году Вселенским Патриархом Варфоломеем Никодим был удостоен права ношения двух панагий.

В Харькове Никодим стал заметной общественной, публичной фигурой. Во-первых, ему пришлось активно заниматься вопросами возвращения храмов, их ремонта, основания духовно-образовательных учреждений, монастырей. При нынешнем митрополите было возобновлено издание сразу нескольких православных периодических изданий, которые не выходили с 1917 года (это, в первую очередь, «Харьковские епархиальные ведомости»), сам митрополит несколько лет проповедовал на телевидении. Продолжалась деятельность на богословском поприще. В 1994 году Никодим стал председателем комиссии по канонизации новоправославленных святых при Синоде Украинской Православной Церкви, он является постоянным членом Священного Синода Украинской Православной Церкви Московского патриархата. Кстати, Никодим поддерживает не только теологические, богословские занятия, он активно участвует в организации и работе многих мероприятий, связанных с общим развитием культуры и науки Харькова. (Здесь интересы Никодима касаются, естественно, истории края.) Никодим является почетным профессором нескольких высших учебных заведений – в том числе Киевской духовной академии, Харьковского госуниверситета, Харьковского института искусств.

Никодим широко сотрудничает с представителями других традиционных конфессий. Небезызвестный барон Ходос, в свое время один из лидеров еврейской религиозной общины города, прямо говорил о своих теплых отношениях с православным митрополитом. Никодим резонно замечает, что обеспечение мирного сосуществования со всеми организациями региона – одна из задач его собственной организации. Кстати, не всем нравится такая позиция. Сравнительно недавно разразился конфликт с братией Свято-Покровского монастыря – они предъявили иерарху обвинение в том, что он якобы освятил купол нового храма армянской церкви. Братия покинула монастырь, а митрополит сурово осудил их позицию.

Недавно увидело свет трехтомное собрание сочинений харьковского митрополита. Среди его произведений есть и автобиографическое «Жребий, брошенный Богом», и ряд стихотворений, сочинения богословского и публицистического характера (например, статья о необходимости восстановления войскового священничества по примеру западных стран). Отдельными изданиями увидели свет его сборники служб и акафистов

В 2001 году был широко отмечен 80-летний юбилей почтенного иерарха. Он стал почетным жителем города, Божественную литургию в Благовещенском соборе отслужил Киевский митрополит, были новые награды. Леонид Кучма подписал указ о награждении управляющего Харьковской и Богодуховской епархии Орденом Ярослава Мудрого V степени. В тексте документа о присвоении высокой награды говорится, что Никодим отмечен за «значительный личный вклад в возрождение духовности, утверждение идей милосердия и согласия в обществе, активную миротворческую и благотворительную деятельность».

Остроградский Михаил Васильевич

(род. в 1801 г. – ум. в 1861/62 г.)

Выдающийся российский математик.

В 50-х годах XIX столетия жители Санкт-Петербурга часто могли видеть на берегу

Невы массивную фигуру коротко стриженного пожилого человека. Без зонтика и калош он стоял под проливным дождем, устремив взгляд в темную воду реки. Многие знали, что это знаменитый профессор Михаил Васильевич Остроградский. Можно было подумать, что ученый на старости лет философски размышляет над пройденным жизненным путем. Вряд ли… Скорее всего, он решал очередную математическую проблему. От этого он отвлекаться не любил, а дождь был ему нипочем.

Василий Остроградский, отец математика, происходил из казацкого рода, как и его жена Ирина, в чьей родословной даже упоминался гетман Данила Апостол. Однако семья была не так уж и богата.

Василий работал копиистом, затем канцеляристом на почтамте. Михаил появился на свет в родовом имении Остроградских, селе Пашенном Кобелякского уезда 12 (24) сентября 1801 года. Рос мальчик крепким, здоровым. Среди его детских увлечений было одно, которое наводит на мысль о рано проявившемся таланте математика, – он любил измерять глубину ям и колодцев, а кроме того – наблюдать за работой водяных мельниц. Впрочем, родители это не очень поощряли, да может, оно ничего и не значило.

Мальчика отдали учиться в пансион при Полтавской гимназии. Жил он в доме для бедных дворян. Пансионом в то время заведовал Иван Котляревский. Однако, судя по всему, образование там давали довольно слабое (о чем писал Василию полтавский опекун братьев Михаила и Осипа Остроградских). В частности, это касалось и арифметики, которую «на словах, вроде, знали», а если копнуть, оказывалось, что еле умеют считать. Да и сам Михаил, похоже, не отличался тягой к знаниям, хотя в характеристике и было написано, что ум у мальчика острый. Еще мальчиком отец устроил Михаила на ни к чему не обязывающую должность в канцелярию полтавского гражданского губернатора. Естественно, юный Остроградский никаких обязанностей не выполнял, но по традиции «солдат спал, служба шла». В 12 лет Михаил «дослужился» до чина коллежского регистратора, что впоследствии пригодилось ему при поселении в Петербурге.

В стране только что отгремела война 1812 года, и мальчик больше, чем измерениями, занимался изучением военной истории, мечтал стать гусаром. Отец, идя навстречу пожеланиям сына, повез его в Петербург для определения на военную службу. Но не довез. По дороге им встретился брат Ирины Остроградской – Иван Сахно-Устимович. Он стал горячо убеждать Василия в необходимости фундаментального образования для сына, предлагал отдать его в сравнительно недавно открывшийся Харьковский университет. К неудовольствию Михаила отец согласился. Так в 1816 году Остроградский стал студентом физико-математического отделения Харьковского университета. Подготовительное отделение он закончил быстро, его успехи отметили и перевели в действительные студенты. Но и это не было еще решающим фактором в определении будущего Михаила Васильевича. Решающим стал переезд на квартиру преподавателя математики Андрея Павловского. Тот не был выдающимся ученым, но был начитан и влюблен в свою специальность. Вдохновенно беседуя и занимаясь со своим квартирантом, он и ему внушил любовь к точным наукам. Вскоре обнаружилось, что ученик схватывает на лету то, что ему, Павловскому, не давалось годами, да еще и отмечает логические неувязки, промахи в обучении. Павловский открыто объявил Остроградскому, что у него впереди большое будущее.

В то время ректором университета был видный ученый Тимофей Федорович Осиповский. Сам он читал курсы по математическому анализу, механике и астрономии. Его отношение к математике и физике сказалось на судьбе талантливого студента, поддерживало его на выбранном пути. Михаил Васильевич получил студенческий аттестат и был представлен Осиповским на получение кандидатского диплома. Кандидатский экзамен по математике Остроградский сдал успешно, но тут на сцену вышел преподаватель философии и богословия некто Дудрович. Он давно враждовал с ректором и потребовал, чтобы молодой ученый сдал и экзамен по философии. Однако сам он отказался принимать этот экзамен. Осиповский был в ярости, а Дудрович отправил жалобу на имя попечителя учебного округа Карнеева. В нем Дудрович, в частности, писал: «Явная ко мне ненависть господина ректора Харьковского университета Осиповского? доходит уже до крайности. За мой отказ экзаменовать студента Остроградского из философии он самым непристойным образом изливал на меня досаду, кричал? что я сумасшедший, записался в мистики?» Далее Дудрович говорит, что, несомненно, под мистиками понимают и самого Карнеева, и министра духовных дел и народного просвещения Голицына, о котором, дескать, Осиповский не раз говорил, что тот невежда и ничего, кроме Библии, в жизни не читал. Стоит напомнить, что в то время в стране поднималась волна реакции, царь был настроен действительно более чем религиозно. Министр Голицын был известен как мракобес и завоевал на поприще «воспитания» России в православном духе славу не меньшую, чем Аракчеев на поприще гражданском и военном. А Осиповский действительно был настроен оппозиционно, не скрывал и своих материалистических воззрений. Так что Дудрович сделал верную ставку, заканчивая письмо так: «Сейто рассудок г. ректора является причиною, что ни один почти из обучающихся по части математики студентов, коих он глава, почитающий все за вздор и сумасшествие, что не подлежит его математическим выкладкам, не ходит ни на богопознание и христианское учение, ни на лекции по части философии…» Осиповского вскоре уволили, математическая школа в Харькове надолго пришла в упадок. А дело Остроградского Карнеев передал Голицыну. Из его канцелярии ответили, что Остроградский должен еще раз, во избежание неразберихи, сдать экзамены для получения аттестата, а затем уже в должном порядке заниматься кандидатской степенью. Решение было совершенно несправедливым, и Остроградский публично попросил вычеркнуть его из списков выпускников. А диплом у него отобрали еще по ходу разбирательства? Так что будущий академик свидетельства об университетском или, по-нашему, – высшем образовании не имел.

Его это, правда, не очень расстроило. Михаила Васильевича интересовала сама наука, а не ее атрибуты. Он попросил отца отправить его в Париж. В то время там работали такие светила мировой математической, технической науки, как Коши, Лаплас, Лагранж, Пуассон, Фурье. Именно во Франции формировался математический аппарат теории упругости, теории распространения тепла, математической теории электричества, магнетизма, теории распространения волн. Все это хорошо совпадало с научными интересами Остроградского, который всю жизнь тяготел к прикладной математике.

Отец, воспользовавшись финансовой помощью все того же Устимовича, нашел средства для поездки Михаила. В 1822 году он выехал из Полтавской губернии. Но в первый раз до Парижа (и вообще до границы) не добрался. Случайный попутчик обокрал наивного юношу. Василий Остроградский почесал в затылке, но наскреб еще раз нужную сумму. Вскоре Михаил Васильевич уже был во французской столице. Приняли его там хорошо. Остроградский слушал лекции в Сорбонне и Коллеж де Франс. Свел знакомство с теми, кто уже заочно был его кумиром, обедал у Коши. Способности российского молодого ученого не укрылись от его коллег. Они с одобрением читали приносимые им результаты вычислений. В 1825 году Огюстен Коши писал в одной из своих работ: «Наконец, молодой русский, одаренный большою проницательностью и весьма сведущий в анализе бесконечно малых, г-н Остроградский, воспользовавшись этими интегралами и их преобразованием в обыкновенные, дал новые доказательства формул, о которых я упоминаю». Михаил обаял французских мэтров и живым своим характером, остроумием, неприхотливостью. Жил он в холодной мансарде, отец высылал деньги нерегулярно, и в 1826 году Остроградский угодил в долговую тюрьму Клиши, поскольку не смог расплатиться за «харч и постой». В камере он написал и отправил в Парижскую академию наук «Мемумар о распространении волн в цилиндрическом бассейне». Статья была встречена очень хорошо. Ее прочитал и Коши. Он же и выкупил из тюрьмы талантливого коллегу. Коши и Лаплас дали рекомендацию Остроградскому, с помощью которой он устроился надзирателем в учебную коллегию Генриха IV, где им остались весьма довольны.

В 1828 году, так и не получив (поскольку и не собирался) свидетельства об окончании какого-либо учебного заведения, Остроградский направился в Россию. Ему опять «повезло» наткнуться на воров – он был ограблен под Франкфуртом и дальнейший свой путь продолжал «автостопом», на телегах и пешком. Весной 1828 года босой и оборванный Михаил Остроградский вышел к городу Дерпту (ныне Тарту в Эстонии), где назвался учеником Лапласа и Коши и попросил помощи у местных студентов. Студент Дерптского университета, а впоследствии знаменитый поэт Николай Языков пишет родным: «Дней пять тому назад явился ко мне неизвестный русский пешеход от Франкфурта – ему мы тоже помогли: вымыли, обули, одели, покормили и доставили средства кормиться и дорогой до Петербурга. Ему прозвание – Остроградский; он пришел в Дерпт почти голым: возле Франкфурта его обокрали, а он ехал из Парижа… к брату в Петербург».

Запросив и получив от отца патент на чин коллежского регистратора (в конце жизни он уже был тайным советником), Остроградский поселяется в столице, останавливается он у брата Осипа. За подозрительным пришельцем установлено полицейское наблюдение. Остроградский же времени зря не теряет. Он быстро свел знакомство с местной научной элитой и легко убедил их в том, что перед ними действительно серьезный ученый, математик с опытом работы за границей. В том же 1828 году он был избран адъюнктом Академии наук, через два года стал экстраординарным и в 1831-м – ординарным академиком. Впоследствии он был принят в ряды Римской, Американской, Парижской и Туринской академий.

Перед математиком открываются двери салонов. Колоритный ученый, он, человек высокий, большой физической силы, общавшийся с самыми видными представителями мировой науки, пользуется большим успехом. «Платье сидело на нем мешком, а ноги напоминали слоновьи. Широкое лицо было освещено одним глазом, но зато умным и проницательным, даже лукавым…»[69]69
  В 1830 году он обжег глаз фосфорной спичкой, вовремя не начал лечить, простудил и на всю жизнь остался зрячим лишь на один глаз – второй был слеп и постоянно слезился.


[Закрыть]

Он прекрасно танцевал, был остер на язык, бегло говорил по-французски. Украинский акцент, от которого Остроградский не избавился до конца жизни, умение ввернуть малороссийскую прибаутку добавляли ему шарма и любопытства в глазах сливок общества. Дамы были в восторге от неординарного, хотя и ординарного академика.

Практически сразу по приезде в Петербург Остроградский начал преподавать в Морском кадетском корпусе. Вскоре он стал читать лекции и в Институте корпуса инженеров путей сообщения, с 1832 года был профессором Главного педагогического института (который и основан был не без его участия), с 1840 года Остроградский (в дополнение ко всему) – профессор Главного инженерного училища, с 1841 – Главного артиллерийского училища. Ученый читал лекции по математике, механике, небесной механике.

В 1847 году император назначил Михаила Остроградского главным наблюдателем за преподаванием математических наук в военно-учебных заведениях. Остроградский обязан был отвечать за программы и учебные планы, инспектировать кадетские учебные корпуса, проводить совещания преподавателей, руководить составлением учебных пособий, присутствовать на выпускных и приемных экзаменах, следить за пополнением библиотек, руководить комиссиями по испытанию кандидатов на преподавательские должности и т. д. и т. п. Во времена правления Николая I математическим наукам уделяли особое внимание, а Михаила Васильевича вскоре стали называть первым математиком России. Император доверял ему и преподавание цесаревичам. В военных учебных заведениях усилиями Остроградского математика стала читаться, пожалуй, лучше, чем в университетах России.

Недаром некоторые биографы утверждают, что Остроградский мог бы сделать гораздо больше для развития математической науки, если бы не читал столько лекций, не выполнял столько государственных поручений. Ведь Михаила Васильевича регулярно привлекали к участию в самых различных комитетах и комиссиях. То он занимался кассами для помощи увольняющимся из флота матросам и офицерам, то участвовал в проектировании водопровода в северной столице, определял астрономическое положение населенных пунктов Российской империи. Основными же заказчиками были Генеральный штаб и Морское ведомство – ученый занимался исследованием применения электромагнитной силы к движению судов, написал немало трудов по внешней баллистике.

Была еще и работа в Академии наук. Здесь Остроградскому удавалось оставаться в стороне от традиционных разборок немецкой и русской партий. (Обе группировки считали его своим.) Он был постоянным участником различных академических комиссий, сделал за свою жизнь более 80 докладов в Академии, писал отзывы. Один из таких отзывов стал пятном на репутации Остроградского как ученого. В 1832 году он получил работу казанского математика Лобачевского «О началах геометрии». Идеи гениального ученого оказались столь смелы, а слог его труда столь сложен[70]70
  Этот недостаток трудов Лобачевского отмечал и принявший его идеи с восторгом великий Гаусс, сравнивавший работы российского коллеги с запутанным лесом, через который нельзя найти дороги, не изучив предварительно каждое дерево.


[Закрыть], что любящий во всем четкость и ясность Михаил Остроградский отозвался о геометрии Лобачевского резко отрицательно. Так же плохо он встретил и другую работу казанского профессора – «О сходимости рядов».

Работа Остроградского в качестве университетского преподавателя стала легендой. О ней оставлено немало воспоминаний, многие студенты вспоминали Михаила Васильевича самыми теплыми словами. Но есть и такие, кто в целом Остроградским остался недоволен.

Михаил Васильевич более всего ценил в ученом (и студенте) умение внятно и ясно пояснить свою мысль, изложить основы, вникнуть в суть проблемы. Многочисленные свидетельства говорят о том, что лекции Остроградского были незаурядны, интересны, открывали восторженным слушателям мир науки.

«Он был выдающийся ученый и вместе с тем обладал удивительным даром мастерского изложения в самой увлекательной и живой форме не только отвлеченных, но, казалось бы, даже сухих математических понятий».

Однако другие ученики именитого ученого утверждают, что лекции Остроградского были интересны только наиболее способным студентам, которые умели схватывать на лету. Курс же в среднем знал математику хуже, чем у других профессоров.

И никто не отрицает, что Михаил Васильевич действительно всегда специально выделял на курсе наиболее талантливых, их он лелеял, называл «геометрами», иногда давал клички – Пифагор, Ньютон, Лейбниц. Эти самые «геометры» часто бывали у него дома, он охотно с ними беседовал. За время своей преподавательской деятельности он вырастил целую плеяду крупных ученых – в первую очередь в области прикладной математики. Наверное, стоит назвать Вышнеградского – основоположника теории автоматического регулирования, Петрова – создателя теории гидродинамической смазки.

Остальных «негеометров» ученый называл по-разному – в Главном инженерном училище «гусары» и «уланы», в Главном педагогическом институте – «землемеры», в Артиллерийском училище – «конная артиллерия», на которую он вообще не обращал никакого внимания. Если для способных студентов он был кумир, то остальные боялись его как огня. На экзамене Остроградский проверял в первую очередь сообразительность, общий уровень усвоения материала, а следовательно, просто вызубрить не было никакой возможности. А нрав у академика был крутой, да и голос зычный. «Вы, душенька, если попадете на войну, не бойтесь, что вас в лоб ранят, потому что он у вас медный!» Так что молодые офицеры заранее ложились в лазарет, чтобы иметь оправдание своей неявки. Кстати, этот крутой нрав куда-то исчезал у грозного профессора при виде начальства, особенно представителей генералитета. Анекдоты утверждают, что Михаил Васильевич на приемах и светских раутах даже не подходил к столу, где сидел генерал, – боялся. Когда в аудиторию заходили инспекторы, профессор начинал спотыкаться и мямлить.

Кстати, он вообще курс читал хоть и интересно, но неровно. Практически никогда не вычитывал программу. Михаил Васильевич читал громко и быстро. Мог обходиться без записи на доске (в том числе и в лекции, содержащей сложные формулы, – вероятно, это приводило студентов в восторг), но уж если начинал писать, то покрывал крупными буквами всю доску, а затем бросался к столу. Его черная клеенка тоже шла в ход, а затем профессор поднимал тяжелый стол, переворачивал и показывал студентам. После этого жадно пил воду.

Для лекции Остроградскому обычно приносили два стула, на которые он усаживал свою массивную фигуру, два графина с водой, два стакана. Из одного он пил, в другой макал палец, чтобы смахивать вечную слезу, выступающую из-под очков. Забываясь, в ходе лекции Остроградский начинал макать в какой-нибудь из стаканов губку для вытирания мела, потом ею же вытирал глаз.

Зачастую Михаил Васильевич совсем не хотел читать лекцию. Тогда он начинал живо рассказывать о великих полководцах, умело чертить на доске планы военных сражений – о военной истории он знал все[71]71
  Широко известна история о том, как на экзамене Остроградский поставил высший балл молодому Цезарю Кюи – будущему фортификатору и члену «Могучей кучки». «Благодарите вашего папеньку, что дал вам такое имя», – объяснил ошарашенному студенту именитый ученый.


[Закрыть]. Он вообще неплохо знал историю, очень неплохо литературу, цитировал (в том числе и на занятиях) на память стихи Сумарокова, Пушкина. Любимым же его поэтом был Тарас Шевченко, с которым он был дружен. После возвращения из многолетней ссылки Тарас Григорьевич записал в дневнике: «Великий математик принял меня с распростертыми объятиями, как земляка и как надолго отлучившегося куда-то своего семьянина. Спасибо ему». Цитирование Кобзаря в стенах высших учебных заведениях Петербурга было делом опасным, но Остроградскому власти прощали все. Любил Остроградский и рассказать анекдот, а иногда с этого и начинал лекцию – просил «уланов», «землемеров» и т. д. рассказать что-нибудь веселенькое. Если анекдот был достаточно свеж и смешон, счастливчик получал хорошую оценку, если нет – плохую.

Иногда Остроградский мог и не прийти на лекцию. Это бывало в то время, когда он с упоением работал над решением какой-нибудь научной проблемы. Он запирался в своем кабинете, жену прогонял. Могло ученого посетить озарение и в совершенно неожиданном месте. Рассказывают, что однажды он прямо на улице остановился и стал лихорадочно что-то записывать мелом на задке экипажа. Когда кучер тронул, Остроградский побежал за ним. Писал математик очень плохо, брат, получая его письма, иногда просто не вскрывал их, зная, что каракули Михаила все равно разобрать не сможет. «Маленькі люди погано пишуть», – говорил математик.