Текст книги "Цель – милосердие. Между психологией и Богом, или 20 лет в трансперсональной психологии"

! (Трудности перевода)

Валерий Бильченко:

«Мы говорим на разных языках, даже, если говорим лингвистически на одном».

У нас разные понятийные аппараты, с помощью которых формируется наша реальность.

Поэтому наше общение так трудно.

Например, буддистская «пустотность», традиционно переводимая как «пустота», охотно принимается интеллектом, поскольку сразу отсылает к квантовой механике и становится для интеллекта вкусной игрушкой, в которую интеллект может играться бесконечно и с удовольствием. Что обычно наш интеллект и делает.

Но проблема в том, что «пустотность» это условное обозначение опыта проживания, а не интеллектуальная игра и не концепция. Это опыт, зафиксированный в слове, и для интеллекта, выстроившего мир на основе «я», это опыт пустоты, как конечного ультимативного содержания реальности. И так интеллектом и проживается, если интеллект всё же исследует себя и доходит до начала ума.

Осознание пустоты, как отсутствия всякого смысла, соотносимого с идеей «я», для интеллекта невыносимо, пугающе, и отвратительно, как смерть.

Когда джняни говорит, что «я уже умер», он называет в понятных словах именно этот опыт. Опыт сознания, проживания после смерти всего, что «я»-интеллект считает реальностью, и отсутствие чего отторгает как смерть.

Трудности перевода не в словах.

Трудности перевода в пережитом опыте.

Иисус не завещал жечь людей на кострах.

Но у тех, кто жгли, не было опыта проживания того, из которого Иисус говорил слова, во имя которых они жгли.

– Трудности перевода.

Ибо слова это пальцы, указывающие на луну.

Если ты знаешь, то, что мне сказать?

А если ты не знаешь, то, что мне сказать?

Единственный путь – собственное сердце и собственный ум. Чтобы понять, что говорил Будда, нужно пройти путь, который прошёл Будда. т. е. согласиться и быть готовым умереть, но узнать то, что есть. Не обязательно умирать под деревом бодхи, не обязательно восходить на голгофу. Но, как можно понять, о чём говорил Будда, если не быть готовым умереть как он, чтобы узнать то, что узнал он? Как можно понять, что говорил Иисус, если не быть готовым быть распятым, как он, во имя того, о чём он говорил?

Никак.

«Трудности перевода, они в прожитом опыте, а не в языке или в интеллекте».[27]27
  Я позволил себе некрасивую вещь. – В скопированном тексте не было заглавных букв после точки. Я всё-таки поставил, предполагая, что это не было в замысле автора. Если ошибаюсь, прошу меня простить.


[Закрыть]

Я: Мы говорим «свобода», но подозреваем вседозволенность.

Мы говорим «прости», например, «простите грешного» перед исповедью, слышим в ответ «Бог простит». И подразумеваем прощение, как наше «ладно, я тебя прощаю», но «Бог простит» – это величайший ДУХ ПРОЩЕНИЯ. Состояние (опыт переживания) прощения ВСЕГО И ВСЯ, и в себе, и в других – опыт огромной внутренней трансформации и предельного (это слово к месту!) очищения!

«Раб божий» – переживший знает, что в этом нет и крупицы «рабства», но есть огромное счастье сотворчества с Творцом.

«Любовь» – пережитое в жизни – огромный, неповторяющийся от случая к случаю опыт. Любовь Бога – идеал Любви, для меня даже во многом непонятный, но пережитый (пережитой), прикоснувшийся ко мне, как коммуникация, общение, «полное сопереживание» Себя-Его.

Смею предположить, что «Любовь духа» – последняя известная мне книжка Б. Хелингера – книжка после переживания этой Любви!

Но не дай вам Бог (Бог – тоже в переживании) переживание ада. Лучше даже сказать: не дай вам Бог опыта переживаний (кругов) ада. Только интеллект, не переживший, вытаскивающий из «раба божьего» «раба», предполагает, что он без тяжелых последствий для души переживёт круги ада, и душа вернётся в исходное состояние, лишь пополнив банк переживаний, как пополнила бы банк увиденного в ботаническом саду.

Если представить цель эволюции человека, как всё более усложняющуюся информационную сеть (психика, душа) где присутствуют вредные, болезненные узлы, которые требуется удалить, наподобие хирургической операции с опухолью, то, чем сложнее и более развита сеть, тем важнее становится стерильность рук хирурга-психолога. Если манипуляции с телом для терапевта не требуют перчаточной стерильности, то для хирурга это становится кардинально важным, также и для психолога и психотерапевта, более глубинные методы терапии требуют особой чистоты внутреннего мира ведущего, целей, ценностей, его духа (стереотипа мышления). Постулаты разных вер (включая веру неверующих), религиозные догмы, мировидение учений (от ведущего) может вносить и вносит болезненные «микробы» в психику участника. Хорошо, если с ними справляется природный «иммунитет», на чуждые индивиду мысли, верования, и побуждения.

Подобное есть в гештальте – «стошнило», как отказ от чуждого, неперевариваемого…

Чем более глубокая психологическая практика, вторгающаяся в психику людей – психоделическая терапия, холотропное дыхание, другие практики интенсивного дыхания, шаманизм, измененные состояния сознания (и чем сложнее психика, подвергаемая терапии, тем выше требование к стерильности) – чистоте, любви, милосердию, святости ведущего и всей атмосфере семинара. Интенсивные психические процессы похожи на грубое вмешательство, вырывающее значительные куски ажурной конструкции. Такая работа, интенсивными практиками (при максимально возможной очистке ведущего) позволительна лишь для противостояния еще более грубому вмешательству в психику (например, наркомании – без профессионального ведущего, психолога, психотерапевта), или в случае ракоподобной опухоли, когда зависимость усиливает своё влияние на человека, уменьшая сложность его психики (разрушая его душу). В случае суицидных попыток. И всё это в максимально доброй атмосфере, с максимально этичными и профессиональными ведущими. Желательно при монастырях. На природе. С возможностью плавного погружения в интенсивный психологический процесс, и плавного же выхода, интеграции.

Хорошо – в красивых природных местах.

Начал, но не закончил одну тему – про сон. Уходящие в клиническую смерть, сообщают, что ощущение не подобно тому, будто засыпаешь, но будто ПРОСЫПАЕШЬСЯ ОТ СНА.

В осознанных сновидениях, чтобы понять во сне, что это сон, есть два принципиальных способа (и других нет!).

Или сохранять осознанность, уходя в сон «ухожу в сон», «засыпаю, не теряя осознания». Или, что чаще: внутри сна по какому-либо признаку осознать, что в бодрствовании такого быть не может (значит это сон). «Я лечу, в бодрствовании это невозможно, значит…»

Теперь стоит применить это понимание к жизни (к бодрствованию). Каждому – самостоятельно, у каждого свои критерии.

Жизнь в бодрствовании – относится к метареальности духовного мира (посмертья), как сон относится к бодрствованию.

Хоть при этом, интересно, что сон бывает ближе к метареальности, чем бодрствование.

Логических доказательств и объяснений нет. НО ВОТ ВОПРОС, НЕ НАЙДЁТ ЛИ КТО-ТО МЕТКУ (МЕТКИ), ЧТО В ЕГО ПАМЯТИ НЕЧТО В ЖИЗНИ-БОДРСТВОВАНИИ ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ… (Чего? Какой жизни? Каких способностей? Каких характеристик… Близости к Богу? К ангелам? Это может быть моими метками… но у каждого свой «негр»)… А я свою метку нашёл!

Доброго сна!

9. (Все)сильных много, святых мало

9.1

…В том, что пишу «Бог» с большой буквы виноват лично я. Я иногда пишу с маленькой «боги», чтобы отделить от «Бог». Дело в том, что я так ВИДЕЛ. «Видел» – не глазами, но в переживаниях – встречался.

Как узнаёшь человека, когда видишь его по образу (а имя приходит идентифицируясь с образом), так и там – имён (в нашем понимании) нет. Оно сопряжено с сущностью, но главная необходимость имени в обозначении для людей, ведь мы потеряли способность оперировать в сознании образами и передавать их (сравни с иероглифами).

«Титул», «звание», «должность», «кресло», «президентство», на мой взгляд, никак не соотносятся с Богом, впрочем, как и с богами (я не о некой объективности, но о моей терминологии).

Титулы и президентства – сменяемы.

Если оперировать языком, словами, то без имен (словесных обозначений и определений) не обойтись (тут интересна «Вероятностная модель языка» В. В. Налимова).

В таком случае (определений) важны свойства, отличающие один объект от другого.

(Поэтому я говорю, что ДЛЯ ЛЮДЕЙ запрета на познание добра и зла быть не могло (знаменитый плод), потому что необходимо было бы определить, ЧТО запретно познавать. Но это и становится началом познания. То есть «плод с древа познания добра и зла» имеет мистериальное значение и расшифровку). В моей терминологии, в духовном (?) Мире, (в континуальном потоке сознания, в сверхсознании, в подсознании – терминов много) есть сущности (?), способные в некоторых пределах оперировать сознанием людей (см. «Операторы и вещи»), и создавать сюжеты жизни (опять-таки любой характер в любой сюжет не «залезет»), как некий слой сознания создает сюжеты снов. Среди этих «сущностей» персонажи со свойствами «бесов», «демонов», «духов» и пр. Этих я называю богами, с маленькой буквы. Бог с большой буквы – един («один» – не скажешь), «я в НЁМ И ОН во мне – нет разделения в духе: дух святости, любви, спасения; един, где бы и в чём бы ни был. Как, например, и состояние свободы или творчества – они и разные в разных людях, и едины. Тут ограниченность слов: «одинаковы» – слово не подходит.

Эта классификация опирается на важное (исторически сложившееся) для людей качество – могущество, власть (обрати внимание, что ты написал о президентстве, а не о монашеском посвящении, например). О власти по отношению к нам – людям.

Шаманы различают и духов (богов) аяхуаски, грибов, и множества других (кстати, и ЛСД, и…). Качества моего Бога (в моей терминологии с Большой буквы) – Любовь (см. 13 глава 1 послания к Коринфянам), Святость, Свобода, Милосердие, Всепрощение, Творчество (Творение) Любовью.

И люди, в каком-то плане, в меру своих качеств – кнопок управления (иногда можно сравнить с инграммами Хаббарда), как куклы на ниточках в руках кукловодов (имея ввиду упомянутые ограничения), и это в равной степени относится и к любым должностям и к любым людям, и президентам. НО ЛЮДИ ПО «ПОДОБИЮ БОГУ» имеют способность, право, свойства, дарованное (?) от создания мира (?), человекам (?) – СПОСОБНОСТЬ ВЫБИРАТЬ БОГОВ! (представь, способность выбирать кукловодов!).

Я выбираю Бога Любви и Свободы.

9.1а. Душа встречается с Богом

Попался в инете текст – «как душа встречается с Богом».

Математический ум во мне захотел «разборок».

Оставим в стороне «душа». Как отличить её от внутреннего мира, от духа, от личности, от сознания и подсознания.

«Встречается» – что такое встреча? – переживание (инсайт)? Или раз и навсегда подключиться – стать «рабом божьим», тогда не пугаешься, потому что «раб божий» всегда соратник, и это большое счастье, ОГРОМНОЕ, и в Боге все едины. От Него, до последнего униженного и унижающего себя «раба». И тогда выступает главный вопрос для ума (в переживании такого вопроса не возникает): Что такое Бог?[28]28
  Как мы описываем Бога? Обращаю внимание, описание необходимо и для того, чтобы сказать «Бог есть», и для того, чтобы сказать «Бога нет». (Какого объекта нет?). Отдельно надо хоть как-то определить: что такое «есть» и что такое «нет».


[Закрыть] – Познание Бога – Умом и невозможно, вроде. Но если ставить вопрос чуть в иной плоскости: как люди, разные люди определят Бога, по каким качествам, свойствам согласятся признать, что это Бог? Я предполагаю, что для разных людей отличительные характеристики Бога будут разными. Попробуем рассмотреть некоторые, какие мне кажутся типичными.

Бог, который всё может – этакий всемогущий. Надо разбирать всемогущество. События – внешний мир (условное разделение – с размытыми границами), но я считаю, что это очень доступно, богом быть не нужно. Это как сон. Если ты осознанный сновидец, то в сюжетах тебя ограничивает только фантазия. Возьмёмся за более серьёзное могущество – изменение личности (внутреннего мира? души?). Кардинально изменить за короткий отрезок времени – бессмысленно. Это не изменение, но убийство старого героя и создание нового. Тут два вопроса: предположим, что что-то от старого героя сохраняется и останется в новом. Как допустим, гениальный актер играл с глубочайшим погружением и идентификацией одну роль, и перешёл на другую. Тогда то, что оставалось неизменным (сам актёр) в разных ролях и есть существенное (хоть можно и это поставить под сомнение – посчитать существенным изменяемое, роли, а не неизменное). Так, неизменное на картинах – рамки и холст, а изменяемое, и главное, и сущностное – краски на холсте, и как они положены. Возможности изменения человека (личности, души). Один аспект, что разные боги имеют разные возможности и разные образы, к которым менять. Один бог будет менять, стараться сделать садиста (наверное, сам такой); другой бог будет менять к идеалу святого (может быть эти «паны» и «дерутся» в душе каждого человека?[29]29
  «Паны дерутся, у холопов чубы трещат».


[Закрыть]).

Есть примеры художественные и жизненные.

Художественные – «Дьявол и господь бог» Сартра с предположением, что человек может принять решение и изменить себя, став практически любым. Уже упоминал, процитированное кем-то из дневников Достоевского: «А не оправдал всё-таки герой (моего произведения) моих ожиданий». Как я понял, речь идёт о том, что правда характера героя не позволила Достоевскому (автору произведения, имеющему возможность поместить героя в любые условия и в любой сюжет), всё равно правда характера героя не позволила изменить-написать-привести героя к другому мышлению, к другому внутреннему миру, к другим поступкам… Характер воспротивился этому. Если бы Достоевский своевольно-насильственно вписал бы иной характер, каким, якобы, бы стал герой, это была бы неправда («стиляга» не переродится в комсомольского вожака за минуту, как в советских фильмах)… Достоевский – честен (в отличие от плохих писателей).

Момент жизненный – это «Колымские рассказы» Варлаама Шаламова и «Крутой маршрут» Гинзбург (и «Человек в поисках смысла» В. Франкла). У Шаламова садисты, голод, лишение сна, могут практически во что угодно превратить человека. Добиться от человека чего угодно, оговорить любого, оболгать и т. п. (речь идет о лагерях ГУЛАГа). У Гинзбурга невыносимые условия не способны сломать что-то глубинное в человеке.

Франкл из опыта Освенцима сделал вывод, что выживает тот, у кого есть смысл жизни, пусть хоть фиктивный. Смысл, наверное, близок к духу.

И вот теперь о богах… Для меня бог – МОЙ БОГ. Я ВЕРЮ В НЕГО В ТАКОГО – не могущество, и не что-либо другое, но святость, любовь, свобода, милосердие, спасение души. И таков Бог один, я его и пишу с большой буквы, боги с другими характеристиками – их много, если считать их по возможности творить чудеса с людьми, писать любые сюжеты («синхронизмы» К. Г. Юнг) в жизни.

Но я для себя выбрал[30]30
  Или он меня?


[Закрыть] Богом одного. И не по характеристике «могущество».

Для других людей богами могут быть другие. Но это множество богов – не языческое многообразие… Это многообразие монадных богов, мифов и вер для разных людей… В зависимости от веры…

9.2

Вместо Бога – Любви (безусловной), человек, заклеймив что-то злом, начал верить в богов, заключающих договора, карающих за грехи до седьмого колена, устранившихся от дел (заснувших) после акта сотворения, отдавших мир людей в руки злу, требующих жертвоприношений или выполнения каких-то обрядов – и следящих за исполнением. Верят в богов – законы природы (причинно-следственных связей, кармы…) и т. д. и т. п. – эта человеческая вера и создала те силы в духовном мире, которые противостоят возвращению человека к Счастью и Любви – к Божественной, безусловной любви. В таком создании богов человек всегда опирался на подобие себе (антропоморфизм) и на бедность своей фантазии. Бог-закон – это перенос договорных взаимоотношений между людьми на взаимоотношения бога и человека.

«Бог – есть закон» надо видеть через призму «суббота для человека, а не человек для субботы» (Мар.2:27), то есть Бог-Любовь подменяет собою все и любые законы и причинно-следственные связи; но не наоборот, якобы действует в них. Любовь – не есть закон, или любой набор законов, она не действует в их рамках, Любовь – над законами.

9.3. Безусловная любовь Бога

19.02.21 г.

Богу от нас ничего не надо. Можно сказать, что Он хочет. Но это «хочет», чтобы люди были счастливы. Не нужны Ему никакие жертвоприношения (это ветхозаветное, антропоморфное – уподобление характера бога характеру человека – «ты мне, я тебе», «купить за», «за всё надо платить»; если иногда что-то из этой области помогает, то только потому, что у человека сильная вера в то, что это поможет). Любые заповеди – лишь указания на то, что приближает нас к миру в душе. Любовь – не требование Бога к людям, но подсказка нам из будущего, что приблизит нас, всех людей, и каждого по отдельности к счастью. Мы не знаем, каково оно, и что это такое, но знает Бог, и оно отчётливо видно из будущего, из духовного мира (Свет). На этом «да будет воля Твоя…», нет другой воли у Бога и другой власти. Так как нет на Земле зрения у людей, то нет здесь и «царствие твоё»[31]31
  «Отче наш… да приидет царствие Твоё, яко на небеси и на земли…»


[Закрыть], оно должно прийти. Нет в человеках любви, чувства любви, переживания любви, хоть чуть приближающегося к любви Бога, ангелов, святых, и первая заповедь «…возлюби…» – не об управлении любовью, не о вызывании её (не о власти над своею любовью), но о направлении взгляда в её сторону, о вспоминании о ней (как вспоминание – молитва «к…», «о…»), о том, что есть Свет маяка, и надо вспоминать и направлять свой взгляд в его (Его) сторону, для того, чтобы (человеку) двигаться в этом направлении, к счастью! И не двигаться в других направлениях – к страданиям. Да, наше человеческое чувство любви, даже самое совершенное, безмерно далеко от Божественной Любви. Но движение в сторону Света, в сторону маяка Его Любви приближает нас к счастью, удаляя от страданий на всём отрезке жизни и посмертья. И первенство заповеди «возлюби Господа Бога своего…» о том, что Его Любовь всегда взаимна, не отвращает от проживания любви, как бывает с чувствами между людьми, когда из-за испытанных в любви страданий, человек боится полюбить, пережить чувство любви к человеку ещё раз. Мы не просто несовершенны (и в любви в первую очередь), но бесконечно несовершенны! Но, спасение человеков, избавление от страданий наших душ в жизни и в посмертьи – не в наших делах, или чувствах, но в Его Любви к нам – бесконечной, непередаваемо чистой, всё понимающей и всё прощающей, в Его Любви, а не в нашей (хоть направленность нашего чувства, нашего внимания-вспоминания тоже очень желательна).

Любовь к человеку, человекам – близка по направлению к любви к Богу, но повторяю: любовь к Нему, направленная на Него ВСЕГДА ведёт к счастью, уменьшает страдания (в жизни человека и для всех людей), ВСЕГДА ведёт к эволюции чувства любви, в то время, как любовь к другому человеку из-за несовершенства нашего чувства, или ответного чувства человека может нести душевную боль – страдания, рождая нежелание ещё раз любить, окунаться в это чувство, приближаться к счастью, к Богу, пополняя банк опыта переживаний любви, двигаясь по пути эволюции любви – эволюции души.

Мы спасены не собою, но Им – Его чувством любви к нам, и Его пониманием нас до бесконечной глубины от рождения души до совершенного её будущего (для нас это отрезок времени, для Него это единая картина вне времён.).

Мы своими действиями, поступками, своими мыслями и отношениями способны затормозить (помешать) своему движению к Свету и Божественной Любви, способны отвергать и не прощать в глубине своей души что-то себе, в своих поступках, отказываясь от частей себя и своего опыта, настолько, что можем сжигать в себе это непринимаемое, и редуцировать, уменьшать себя, вплоть до потери ЛЮБОЙ идентификации себя: «я – не это», и «это не я»; редуцирования себя до такой степени, что после этого «вырезания из себя, своей души и своего опыта», непонятно, что после этого остаётся вообще? И сколь это оставшееся отлично от нуля, от полного сгорания, и потери любой идентификации себя с чем-либо? Такой смерти – такого несуществования. Естественно, что смерть такой идентификации себя с редуцированной целостностью воспринимается трагедией. Так и есть она – личность – пропадает. Иное дело для святых, живущих душою (кстати, тогда и совестью, и Богом), целостностью, для них смерть-уход – в счастье! (при сохранении себя – вот что важно!).

Мы способны мешать Богу в спасении нас, в максимальном сохранении нас, нашего своеобразия и опыта нашей души. Речь идет не о дискретности, но о непрерывности. Так сверхпроводимость в реальном проводнике наступает не при принципиально недостижимом абсолютном нуле, но в области приближенной к нему – также и «адское» сжигание (неприятием, непрощением, ненавистью) нами, своей душою, себя – отказ от идентификации с частями себя и своей души; убивает человека и душу до несуществования, и несуществовавшего, несуществующего (сейчас и в будущем) всё время, где всё оно на одной картине. Вся память практически стёрта.

Наша молитва – не прошение, не выпрашивание, но обращение своего внимания к тому лучу света, который вытаскивает нас к счастью, к любви, к Богу. И это соединение и создаёт ту самую силу для спасительного движения в спасительном направлении.