Текст книги "Пири против Кука. Полярный детектив длиною в столетие"

Глава 2
1886. Первые шаги Пири на пути к цели

Лиха беда начало…

Русская народная поговорка

«Мне попалась беглая заметка о внутреннем льде Гренландии, – позднее вспоминал Пири. – Струна, интенсивно вибрировавшая во мне при чтении в детстве удивительной книги Кэна, была снова затронута. Я прочел все, что мог найти относительно этого предмета, заметив противоречие в рассказах Норденшельда, Йенсена и других, и почувствовал, что я должен был сам посмотреть, что было истинного относительно этой великой, таинственной внутренности.

Результатом было мое летнее путешествие в Гренландию в 1886 году и исследование внутреннего льда» (Пири, 1906, с. 6). При этом важно, что именно понимал Пири под словом «исследование». Сам А. Э. Норденшельд в 1883 году из района Эгедесминде за 18 дней смог пройти по ледниковому щиту 118 километров, судя по современной карте. Очевидно, подобная картина существовала вплоть до восточного побережья. Однако Норденшельд по аналогии со Шпицбергеном рассчитывал обнаружить далее посреди льда пространство некой суши, свободной ото льда, и найти этому объяснение. Чего-либо похожего в отчетах Пири не наблюдается, все его результаты – информация спортсмена, лишь претендующего на роль исследователя. В выступлении 23 апреля в Национальной академии наук в Вашингтоне свои планы он сформулировал так: «Получить практическое знание препятствий и состояния льда внутренности Гренландии; испробовать некоторые методы и детали снаряжения; сделать доступные научные наблюдения; проникнуть внутрь насколько возможно дальше» (Пири, 1906, с. 76).

6 июня 1886 года заслуженный китобоец «Игл» (капитан Артур Джекмен) высадил молодого американца на острове Диско у западного побережья Гренландии, в Годхавне – месте традиционного пребывания губернатора этой датской колонии. По воспоминаниям попутчиков, весь рейс Пири предпочитал общению созерцание гренландских берегов, оставаясь, впрочем, вполне учтивым.

Из Годхавна Пири перебрался со своим экспедиционным скарбом в эскимосское селение Ритербенк, откуда 23 июня 1886 года в сопровождении помощника мэра этого местечка Майгора и восьми эскимосов выступил в поход: «29 июня наши двое саней… были у края ледникового покрова, на 1956 футов выше уровня моря» (Пири, 1906, с. 47). За три недели Пири в сопровождении Майгора одолел менее 200 километров, по 10 километров за дневной переход. 19 июля на высоте 7525 футов (около 2500 метров) они повернули обратно. Такие результаты по сравнению с результатами предшественников выглядят не слишком впечатляюще. «В 8 часов утра, когда снег отвердел, Майгор и я отправились на восток по ледяному покрову. Когда мы отправлялись, голубой цвет бухты Диско был испещрен местами жемчужно-белым туманом, который вливался через теснины, скользил с гор у устья фиорда и сползал по их восточным откосам перистыми побегами… Немного позже масса черных облаков закрыла солнце, и в полночь туман затянул страну позади нас. В час утра (очевидно, 30 июня. – Авт.) он дошел до нас… Мы продвигались вперед, пока туман не изменился в изморозь и не поднялся ветер, когда я остановился на высоте 3000 футов над морем» (Пири, 1906, с. 47).

Оставалось возвращение, описание которого сводится к характеристике погодных условий, причем без конкретных привычных нам показателей температуры, давления, силы ветра и т. п. Туман и осадки в виде крупы вскоре сменились снежным штормом, так что путешественники вынуждены были оставаться на месте в спальных мешках, укрываясь прорезиненными тентами. Так продолжалось до 5 июля, когда оба участника похода, освободившись из-под снега и откопав сани, тронулись дальше на восток по ледяной поверхности, причем Пири на фоне окрестного ландшафта впервые в своем отчете отметил коварство ледниковых трещин. «К северу и востоку от нас поверхность льда была выше и волны, по-видимому, длиннее и более плоские, чем те, через которые мы прошли. К юго-востоку лежал большой ветвистый бассейн Якобсхавнского ледника, простиравшегося к востоку во внутренний лед, выше через центр его, подобно волнам тихого моря, блестели выдающиеся пункты самого ледника. Незадолго до отправления, бродя вблизи саней без лыж и альпийской палки, я провалился в узкую трещину и повис на мгновение, задержавшись своими распростертыми руками, прежде чем выкарабкался, а обломки предательской снежной арки (снежного моста. – Авт.) скатывались вниз, в лазурную глубину, до тех пор, пока пробуждаемое ими эхо не сделалось подобным игре серебряных курантов. Наши лыжи препятствовали повторению такой же случайности во время перехода через сеть трещин, простиравшихся к востоку от нашего лагеря. По мере хода вперед они исчезли, и в холоде раннего утра вся поверхность сделалась твердой, непрерывной корой, представляющей великолепный путь» (Пири, 1906, с. 49–50).

Пири также отметил достаточно обильное таяние на ледниковом покрове, нередко создававшее трудности. С учетом полярного дня и низких температур в «ночное» время, когда снеговая поверхность подмерзала, путники использовали ее для продолжения маршрута, отсыпаясь, соответственно, днем. Следует отдать должное Пири и его спутнику: оказавшись в незнакомой обстановке, они быстро усваивали ее особенности, приобретая необходимый опыт буквально на ходу. Однако уже в ближайшее время возможности обоих путешественников оказались исчерпанными, что, надо сказать, Пири заметил вовремя, и он принял правильное решение – возвращаться.

На высоте не только слабело таяние, но и снеговая поверхность уплотнялась настолько, что на ней не оставалось следов ни от подошв обуви, ни от полозьев саней. Из нарезанных блоков такого снега можно было соорудить защитные стенки от ветра, который дул не переставая на протяжении всего похода. С другой стороны, снег так интенсивно отражал солнечные лучи, что глаза страдали от воздействия этого блеска даже во время сна.

«В течение следующих 10 дней мы шли с различными испытаниями вперед, обыкновенно против ветра. Иногда далеко вверху, в синеве, висели неподвижно в высшей степени нежные перистые облака, а потом над горизонтом снова появлялись черные кучевые полосы туч. Раз или два мы были окружены густым туманом, покрывавшим все тонкими молочно-белыми кристаллами льда, и во время одного перехода блестящее полночное солнце наполнило северо-восточную часть неба радужными красками и вызвало соответствующие вспышки света из блещущего снежного поля.

После того как мы достигли высоты 6000 футов, температура упала до 10 и 8,5 градусов Фаренгейта (24 и 23 °C).

Когда мы снова тронулись в путь 15-го, ветер сделался северо-восточным и со снегом. Мы подвигались против него в наглазниках, таща сани, нагнув головы, держа наш путь по ветру, до тех пор, пока опускание саней в мягкий снег и постоянное запутывание наших лыж не принудили нас остановиться и ждать окончания бури на высоте 7525 футов. Слишком утомленные и сонные от нашей борьбы с бурей, чтобы построить хижину, даже если бы мягкий снег позволил это, мы легли у наших саней и заснули.

Когда я проснулся, мы были вполне занесены снегом и лежали здесь 48 часов, в то время как ветер и снег проносились по засыпавшему нас сугробу с непрерывным угрюмым ревом. Затем мы выбрались во время затишья и выкопали небольшую мелкую яму, покрыли ее гуттаперчевыми одеялами, откопали наши сани и мешки, нагрузили края одеял санями, сунули под них свои мешки и сами влезли за ними.

Около 5 часов утра в понедельник, 19-го узкая лента голубого кристаллического цвета появилась среди облаков на юго-западе и расширялась и увеличивалась до тех пор, пока не достигла солнца. Затем наступил день, теплый и ясный, почти покойный, давший мне возможность сделать наблюдения и высушить всю нашу одежду. Наш лагерь на высоте 7525 футов (остававшийся на одном месте с 15 июля. – Авт.) над морем на расстоянии сотни миль от края внутреннего льда находился в мелком бассейне, наполненном снегом… У нас оставалось на шесть дней запасов, и так как я не был уверен относительно перемен, происшедших в нижней части внутреннего льда во время нашего отсутствия, то решил возвращаться» (Пири, 1906, с. 52–54). Однако едва ли подобное объяснение причин возвращения способно удовлетворить более или менее опытного полярника – дело, очевидно, в другом. Планирование маршрута с самого начала оказалось крайне неудачным, поскольку до намеченной цели – нунатака (скалы) Петерманна – была пройдена лишь пятая часть пути.

На обратном пути, учитывая постоянство стоковых ветров[3]3
  Стоковый ветер – нисходящий ветер, направленный вниз по склону и обусловленный выхолаживанием поверхности склона.


[Закрыть] как по силе, так и направлению, Пири решил воспользоваться парусом. Сани соединили вместе, оборудовав соответствующими такелажем и рангоутом, и этот шаг немало способствовал быстрому спуску по ледниковому покрову.

Пири опасался небезопасных изменений в нижней части ледника, тем более вблизи края ледника, где сказывалось влияние подстилающего рельефа, и не напрасно. «Все выдающиеся черты были теми же самыми, что и три недели тому назад, но эти три недели полярного лета превратили каждый дюйм поверхности в твердый, блещущий, маслянистый голубой лед… Трещины, через которые мы раньше скакали, были теперь непроходимыми пропастями… Жара в долине, даже в этот ранний час, угнетала нас, привыкших к атмосфере внутреннего льда, и, когда мы достигли палатки, я нес почти всю свою одежду…» (Пири, 1906, с. 60)

На этом знакомство Пири с ледниковым покровом Гренландии завершилось. Дальнейшее полуторамесячное бродяжничество по побережью и островам бухты Диско не привело ни к научным открытиям, для которых он не имел необходимой подготовки, ни к приумножению полярного опыта.

Нильс Адольф Эрик Норденшельд

6 сентября Пири покинул Гренландию, где началась его бурная полярная карьера, оставившая в памяти потомков самые разноречивые оценки. Свой первый полярный опыт сам он оценил так. «Достиг наивысшей точки внутреннего льда (ничего подобного, если сравнить с современной картой Гренландии. – Авт.).

Проник дальше, чем какой-либо другой белый человек до сих пор (если не считать участников отряда Норденшельда в 1883 году. – Авт.). Определил главные особенности внутреннего льда от края до внутренности (это уже было сделано ранее Йенсеном и Норденшельдом. – Авт.). Получил ценное знание и практический опыт относительно условий ледяного покрова и необходимого снаряжения, а также практические знания полярного плавания и полярных берегов.

Зародились идеи, очень ценные в будущем, относительно путемера, парусов и проч.».

В приведенной заключительной части отчета о первой арктической экспедиции Пири бросаются в глаза следующие особенности. Первая – стремление преувеличить собственные заслуги за счет умаления достижений предшественников, в первую очередь – полярника-корифея своего времени А. Э. Норденшельда. Такая тенденция, причем в самом начале карьеры, далеко не безобидная и не случайная, что подтвердилось позднейшими обвинениями Нансена в краже идеи пересечения Гренландии. Неудивительно, что в будущем Пири стяжал среди коллег далеко не лучшую репутацию.

Вторая особенность отчета – отсутствие реальных достижений, что позволяет считать поход Пири 1886 года обычной полевой рекогносцировкой, предшествующей любым серьезным продолжительным исследованиям, – не более того.

В качестве третьей особенности представленных выводов надо отметить отсутствие каких-либо намеков на научное осмысление природы посещенных мест. Этот момент нельзя упускать из виду при оценке последующей деятельности Пири в Арктике. Так что по большому счету главным результатом первой арктической экспедиции Роберта Пири стал полученный им пропуск в общество хозяев жизни, куда он так стремился.

Возвратившись из первой полярной экспедиции, он обвенчался с Жозефиной, которая едва ли представляла, какие трудности ей предстоит разделить со своим избранником. В письме к матери она изложила первые впечатления от своего замужества: «Если он счастлив, как я, то мы самые счастливые люди на свете».

Глава 3
1891–1895. Встреча героев и последующие приключения Пири

 
Предвижу я, что будет наша встреча,
Как встреча двух враждующих стихий…
 

В. Шекспир. Король Ричард II[4]4
  Пер. М. Донского.


[Закрыть]

По возвращении из своей гренландской «рекогносцировки» 1886 года Пири обнаружил проект о канале в Никарагуа обновленным. «…Следующие два года моего времени были посвящены ему; часть этого времени я провел дома, другую же – в экспедиции в Никарагуа. Возвратившись из этой экспедиции, я был направлен на остров Лиг в Филадельфии, чтобы построить деревянный сухой док, только что начатый в тамошнем адмиралтействе. Короткая статья, описывающая мое летнее путешествие, мои выводы и формулирующая мой план сухопутного исследования Гренландии, была напечатана в бюллетенях Американского географического общества в декабре 1886 года. В 1888 году Нансен пересек Южную Гренландию, отправившись по кратчайшему из указанных мною путей; он был вынужден, однако, изменить свои планы и окончательно прошел по пути в 280 миль длиной.

Это исполнение задуманного мною предприятия оказалось для меня серьезным ударом, но моя государственная служба связывала мне руки, и мне оставалось только выбрать другой, более северный путь.

Моей целью было достигнуть и определить северную границу Гренландии сухопутным путем, то есть пересечь внутренний лед» (Пири, 1906, с. 7–9).

В приведенной обширной цитате бросаются в глаза претензии в адрес Фритьофа Нансена – свидетельство уязвленного неуемного самолюбия Пири, которое со временем превратилось у него в некую идею фикс.

Тем временем скромный медик, практикующий в Бруклине, и не подозревал о грядущих событиях. Поворот в его судьбе случился, когда весной 1891 года он увидел объявление в газете «Бруклин Стандарт Юнион»: Пири искал врача для своей зимовочной Северо-Гренландской экспедиции. Кук, по мнению Т. Райта, скорее из «любопытства, чем из честолюбия, отозвался на это предложение». Сам Пири в экспедиционном отчете аттестовал его следующим образом: «Фредерик Кук, врач и этнолог экспедиции, родом из Нью-Йорка, получивший степень в Колледже врачей и медиков в Нью-Йоркском университете. Он практиковал в Нью-Йорке в течение нескольких лет. Ему было 26» (Пири, 1906, с. 81). Характеристика предельно скупая, но ближайшее будущее показало, что духовные и физические качества молодого врача вполне соответствовали требованиям, которые Арктика предъявляла к полярнику на рубеже ХIХ и ХХ веков.

Экспедиция Пири 1891–1892 годов интересна двумя обстоятельствами. Первое – то, как сам Кук выдержал крещение Арктикой, второе – отношения будущих претендентов на достижение полюса. Сам Кук каких-либо описаний своей роли в экспедиции 1891–1892 годов не оставил. В этих оценках волей-неволей мы можем полагаться только на характеристики Пири, которые разбросаны по страницам книги-отчета «По большому льду к северу» и, несмотря на краткость, достаточно любопытны. Судя по этому источнику, события в экспедиции развивались следующим образом.

6 июня 1891 года паровая баркентина «Кайт» (капитан Ричард Пайк) отошла от причалов Бруклина с участниками экспедиции и, спустившись по Ист-Ривер, вышла в открытое море. В зимовочной Северо-Гренландской экспедиции под руководством Пири было всего семь человек, включая супругу начальника Жозефину Пири, которую он, по американской привычке сокращать имена, называл Джо. Помимо них, на борту баркентины находились еще девять участников Западно-Гренландской экспедиции Филадельфийской академии естественных наук во главе с геологом Эйнджелом Гейлприном. Эта экспедиция должна была работать только летом, и в ее составе преобладали зоологи и ботаники. В Сиднее (Новая Шотландия, Канада) погрузили запас угля, и уже 15 июня судно было в проливе Белл-Айл, где паковый лед задержал баркентину на несколько суток. 23 июня 1891 года прямо по курсу показались горы и ледники на юге Гренландии, а спустя еще четверо суток участники, выполнив необходимые формальности в резиденции губернатора в Годхавне, продолжили плавание. 11 июля льды остановили судно в заливе Мелвилл.

При форсировании полосы паковых льдов с Пири произошло несчастье, которое он описал следующим образом. «Громадный кусок льда, ударив руль, сильно толкнул его вверх и вырвал штурвал из рук двух матросов. В следующее мгновение железный румпель захватил мою ногу и переломил обе кости над лодыжкой. Я крикнул рулевым, прося их послать ко мне докторов Шарпа и Кука; в следующее мгновение они и Гибсон перенесли меня в каюту… Моя нога была забинтована, и я был уложен на длинной постели в каюте, где принужден был оставаться до тех пор, пока не был взят на берег в наш зимний лагерь. Благодаря профессиональному искусству моего врача Кука и неусыпной и внимательной заботе миссис Пири мое полное выздоровление было быстро достигнуто» (Пири, 1906, с. 100–101). Упоминание о миссис Пири в качестве сиделки вполне оправданно, тем более что супруг тут же после несчастья обратился к ней с просьбой позаботиться о ноге, причем в довольно своеобразной форме: «Дорогая, упакуй ее в лед, прежде чем меня придется пристрелить».

Кук среди других участников экспедиции Пири 1891–1892 годов. Слева направо: Ф. Кук, М. Хэнсон, Дж. Вергоев, Э. Аструп, Дж. Пири, Р. Пири, Л. Гибсон

Пребывание в паковых льдах, затянувшееся на три недели, использовали для охоты на морского зверя, подгонки деталей разборного дома, предназначенного для зимовки, и других хозяйственных забот. Высадка на берег состоялась только 26 июля в бухте Мак-Кормик (Земля Прадхо) в координатах 77 град. 40 мин. с. ш. и 40 град. 40 мин. з. д., где и приступили к сборке жилого дома площадью почти 30 квадратных метров у подножия утеса Редклиф, – соответственно, зимовочная база стала именоваться Редклиф-Хауз (Дом у Красной скалы). Крыша дома была еще не окончена, когда 30 июля «Кайт», распрощавшись с зимовщиками, отправился на юг, а Пири на экспедиционном вельботе был доставлен с судна на берег под веселый перестук молотков будущих зимовщиков, на время превратившихся в плотников. Только в середине августа глава экспедиции начал самостоятельно передвигаться с помощью костылей, осторожно ступая по прибрежной гальке. Характерно, что в создавшейся ситуации Пири не стал менять экспедиционных планов.

Окончив строительство, зимовщики принялись изучать окрестности. Одна из таких «экскурсий» продолжалась с 12 по 18 августа, причем Кук в этих маршрутах принимал самое активное участие, хотя возглавлял их не он, а более опытный полевик – охотник и орнитолог Лэнгдон Гибсон, ровесник Кука. Участникам экскурсий поручалось также найти эскимосов и нанять их для работы в экспедиции, желательно целыми семействами.

Обязанности Кука в этих рекогносцировках Пири определил следующим образом: «Вы будете помощником командира лодочной экспедиции на острова Герберта, Нортумберленд и Гаклюйта и в случае серьезного несчастья с мистером Гибсоном примете команду… Вы будете заботливо отмечать места всех эскимосских поселений… все данные относительно способа их построек, величины, материала и прочее. Если вы найдете туземцев, то попытайтесь получить от них шкуры северного оленя, медведя, голубого песца и в особенности комаги (вид обуви. – Авт.)… Если возможно, убедите мужчину и женщину вернуться с вами и поселиться на зиму вблизи нашего дома» (Пири, 1906, с. 130).

Эта инструкция показательна по двум моментам. Первый – доверие, оказанное Куку, новичку в Арктике, со стороны руководителя, второй – строгое ограничение его исследовательских интересов сугубо этнографическими и прикладными проблемами, без каких-либо задач в части природных явлений.

Отчет Кука дает представление о том, как он справился с заданием. «Представляю вам следующий рапорт относительно порученной мне работы… Остров Гаклюйт имел немного признаков пребывания эскимосов. Мы находили песцовые ловушки вдоль юго-западного берега, но только одна была с приманкой. Вблизи южной оконечности, пониже базара маленьких люриков, я нашел место, где два жилища были поставлены среди большой поляны… В некоторых местах камни употреблялись вместо очага; это следовало из того, что они были закопчены… Единственной пищей этого народа во время пребывания здесь были птица и зайцы. Я не нашел больших костей, – таких, например, как кости тюленя или моржа… Я нашел только один небольшой склад люриков, очевидно, совсем старый. Птицы были значительно разложившиеся.

Мы видели только песцовые капканы и заячьи ловушки на юго-западном берегу острова Нортумберленд. Немногие из песцовых капканов были снабжены приманкою, и ни одна из заячьих ловушек не имела петель. Первое указание на жилище эскимосов на острове Нортумберленд было в бухте, находящейся на западе от большого ледника…

Пустое поселение состояло из двух каменных жилищ, двух помещений для собак и восьми складов птиц и ворвани. Все входы как в жилища, так и в собачьи помещения открывались прямо на юг, кровли сняты или упали внутрь. Общий способ постройки был такой же, как и у других, которые мы раньше исследовали; большие кости китов, моржей и нарвалов, черепа, лопатки и позвонки образовали большую часть их стен» (Пири, 1906, с. 139–142). Оказалось, что на острове находится небольшое поселение коренных обитателей Гренландии, и, таким образом, поручение руководителя экспедиции Кук успешно выполнил, включая переселение семейства Иквы с супругой и двумя детьми к экспедиционной базе.

После этих рекогносцировок выяснилось, что окрестности экспедиционной базы выглядят следующим образом. Сама база располагалась в нескольких милях от крайней западной оконечности полуострова Редклиф – мыса Кливленд, разделявшего две акватории – бухту Мак-Кормик, вторгавшуюся в сушу на 10 миль в северо-восточном направлении, и гораздо более обширный залив Инглфилд, простиравшийся от указанного мыса к востоку и юго-востоку на 60 миль при ширине в 10 миль. Инглфилд имеет многочисленные бухты-ответвления (Олерика, Академическая, Боудин и др.) в куты[5]5
  Кут – тупик; в данном случае тупиковая часть залива.


[Закрыть], куда спускались выводные языки ледникового покрова Гренландии. Отмеченные выше острова Герберт, Нортумберленд и Гаклюйта находились на юго-западе от зимовочной базы в пределах от 10 до 50 миль и были доступны для экспедиционных вельботов. Между бухтой Мак-Кормик и заливом Инглфилд на плато располагался небольшой изолированный ледниковый покров, тогда как в бухту Мак-Кормик с ледникового покрова Гренландии спускался выводной язык Санни (Солнечный), сильно разбитый трещинами. Расположенный поблизости другой выводной язык, Тукту, заканчивался на суше и был практически лишен трещин – позднее Пири использовал его для выхода на ледниковый щит Гренландии. В целом описанные особенности оказались весьма благоприятными для выполнения программы экспедиции. Пири в своей книге не пишет, знал он о такой ситуации заранее или же выбор места для зимовки был сделан с ходу, непосредственно с борта судна.

Аборигены Гренландии

Рекогносцировка местности продолжалась и с наступлением осени, особенно в куте бухты Мак-Кормик, поскольку там можно было ожидать благоприятных условий для выхода на ледниковый покров Гренландии. Несмотря на несчастье с ногой, Пири не оставлял мысли о предстоящем походе, к которому следовало основательно подготовиться – в частности, создать склады продовольствия и необходимого снаряжения. Эта работа была поручена молодому норвежцу Эйвину Аструпу, превосходному лыжнику, и все тому же Гибсону. Первоначально намеченный на 2 сентября выход был, однако, задержан из-за сильного стокового ветра, столь обычного для ледниковых районов Арктики. В кут бухты Мак-Кормик участников похода экспедиционные вельботы доставили только 4 сентября. В заброске грузов, производимой на собственных плечах, участвовали также Кук и геолог Джон Вергоев, причем на каждого приходился солидный вес, 20–30 килограммов, главным образом продовольствия (галеты, консервы, пеммикан и т. д.). Когда отряд Аструпа отправился вверх, остальные вернулись на вельботе к экспедиционной базе, угодив при возвращении в своеобразную ловушку, когда местный стоковый ветер от ледника Санни не «состыковался» с ветром, вызванным общей синоптической обстановкой.

Финал возвращения в своей книге Пири описал так: «Медленно ковыляя с помощью доктора по снегу от вельбота к дому, я обещал себе никогда не оставлять его, пока не приобрету прежней своей физической силы. Однако бездеятельность дома была хуже, и два дня спустя я снова был в боте» (Пири, 1906, с. 163). Пири отправился в плавание в бухту Мак-Кормик для возвращения отряда Аструпа, которому удалось забросить груз лишь до высоты 700 метров из-за выпавшего глубокого снега. Пири умел не жалеть ни себя, ни других.

«22 сентября я снова послал Аструпа и Гибсона к вершине бухты, чтобы взойти на внутренний лед и изучить условия путешествия насколько возможно дальше к северо-востоку. Протащив свои сани пять дней и достигнув высоты 4000 футов (менее 1500 метров. – Авт.), они решили вернуться вследствие сильных снежных бурь, сильных ветров и тяжелой работы…

…Аструп высчитал, что они сделали около 30 миль вглубь щита. Они повернули назад в тот день, когда потеряли из виду землю (точнее, не землю, а выходы коренных пород на западе по периферии ледникового покрова. – Авт.). В дороге им было тепло, и Аструп думает, что температура не падала ниже 10° по Фаренгейту (–25 °C. – Авт.)… Результатом этой предварительной разведки было то, что следующей весной моя санная партия прошла до северо-восточного берега и назад более 1200 миль, совершенно не устав, хотя мы везли с собой все свои припасы» (Пири, 1906, с. 165).

Пока продолжалась заброска необходимых грузов на ледниковый покров, неугомонный начальник экспедиции отправился на вельботе вместе с оставшимися сотрудниками в залив Инглфилд, несмотря на угрозу льдообразования. Начало ледостава существенно ограничило его первоначальные задумки, но неудачу с рекогносцировкой местности компенсировала удачная охота. При наличии свежего мяса цинга практически не угрожала зимовщикам. Пири обогатил описание охоты на морского зверя следующей примечательной деталью: «Миссис Пири оставалась хладнокровной и… где могла, закрывала своим телом мою увязанную в лубки ногу от возбужденных движений других, наполняя магазины наших винчестеров по мере того, как они опорожнялись» (Пири, 1906, с. 167). В ту пору Пири умел находить сочные бытовые детали при описании событий – качество, которое он не проявил в своей главной книге о походе на полюс.

Как и в любой зимовочной экспедиции, наступлению полярной ночи предшествует множество не самых значительных, но необходимых дел и событий. К таковым, в частности, относилось несение суточных вахт на экспедиционной базе всеми участниками поочередно. Пири, разумеется, не забыл отметить, что «3 октября в первый раз я прошел почти полмили без костыля и палки» (Пири, 1906, с. 171). До того как лег постоянный снеговой покров, предстояло собрать разные вещи и экспедиционное снаряжение, оставленное в осенних поездках в окрестностях базы. Супруги Пири работали вместе, и вскоре начальник экспедиции обнаружил, что «еще не в состоянии подвергаться тяжелым физическим усилиям. Трехмесячное заключение с моей ногою подействовало на мою выносливость, и, кроме того, нога начинала беспокоить меня, если я ее утруждал» (Пири, 1906, с. 172). В середине октября последовала очередная охота на оленей, в которой «доктор покрыл себя славой. До того ему не удавалось застрелить ни одного оленя. Теперь он побил рекорд всей экспедиции, уложив пятерых» (Пири, 1906, с. 173).

Жозефина Пири

Жозефина и Роберт Пири

Летние контакты с эскимосами также не остались без последствий. По свежему льду бухты Мак-Кормик с северного берега к Редклиф-Хаузу 13 октября пришел со своей упряжкой эскимос Наудинга. От него другие аборигены узнали о зимовке американцев, и вскоре эскимосы целыми семействами потянулись к Редклиф-Хаузу в надежде на заработки. Соответственно, возникла проблема размещения.

«7 ноября, – пишет Пири, – в лагере было 17 мужчин, женщин и детей, кроме нашей партии, и вой 21 собаки делал ночь оживленной… 11 ноября была построена снежная хижина в 60 квадратных футов для остановки посещающих меня друзей» (Пири, 1906, с. 178). Как будет показано ниже, это добавило работы Куку и обеспечило ему материал по теме исследований.

«С наступлением темноты, – продолжает Пири, – охотничий сезон закончился… Однако мы не находили темноту угнетающей, так как наш самый темный день будет еще только через месяц… У нас было много поводов быть благодарными за сопровождавшее нас до сих пор счастье, и я подумал, что мы могли бы с особенной признательностью соблюдать день, который дома выделяется в знак благодарности за наше национальное и домашнее благополучие» (Пири, 1906, с. 181–183). Таким образом, американский праздник День благодарения граждане Соединенных Штатов отметили на севере Гренландии в неком полярном варианте. В специальном приказе по такому случаю отмечалось «сохранение нашей одинокой маленькой партии до сих пор в добром здравии», что в контексте событий, очевидно, было заслугой Кука. В тот день температура в окрестностях Редклиф-Хауза опустилась до –27 °C. 26 ноября участники экспедиции собрались за праздничным столом. «Вся партия была одета в цивилизованную одежду, но не во фраки – костюм, который некоторые из газет включили в нашу экипировку. В гардеробе Аструпа не нашлось рубашек, и он импровизировал грудь сорочки из полотенца. Шелковый флаг был прикреплен над столом. Позже наши друзья-эскимосы приняли участие в нашем веселье, и вся партия вместе с туземцами забавлялась играми и состязаниями в силе до позднего вечера» (Пири, 1906, с. 184).

Конец года, однако, принес и неприятности – болезни у собак, включая случаи бешенства. Тем не менее работа на экспедиционной базе шла своим чередом. «Доктор Кук производил с прекрасными результатами опыты таяния снега над лампами с тюленьим жиром: каждый день приносил ему новые задачи. Как будто он не имел кучу дел, фотографируя и измеряя своих «хаски» (так называли аборигенов Гренландии пришлые белые. – Авт.)… Вергоев, Гибсон и я строили и налаживали самозаписывающий измеритель приливов, который был поставлен 30 ноября… Лед в бухте в полынье измерителя приливов был толщиной в 26 дюймов… 3 декабря я скроил, – описывал Пири события зимовки, – первый спальный мешок. 9 декабря моя швея (эскимоска. – Авт.) начала работать первую «кулиту» или куртку из оленьей шкуры. Последняя кожа из моего запаса была сжевана (способ размягчения кожи у эскимосов. – Авт.), и все меха были готовы для шитья одежд. Я кончил сани 17 декабря. Мы много упражнялись на дворе, практикуясь ходить на лыжах и коньках, путешествуя к ледяным горам (айсбергам. – Авт.) за льдом, который растапливали на воду. Аструп и я сделали два или три путемера (одометра – измерителя расстояний, который устанавливался на нартах. – Авт.)» (Пири, 1906, с. 189–191).