Текст книги "Пири против Кука. Полярный детектив длиною в столетие"

Особо следует отметить, что заслуги двух полярных героев по итогам экспедиции были оценены по-разному. Кук стал кавалером высшего бельгийского ордена Леопольда I, одновременно получив золотые медали Географического общества Брюсселя, Королевской академии науки, литературы и искусства. Сверх того он удостоился специальной награды от муниципалитета Брюсселя и серебряной медали Бельгийского королевского географического общества. О каких-либо наградах Амундсена за экспедицию 1897–1899 годов нам неизвестно, как и о его самостоятельном разделе в трудах экспедиции, подготовленных к изданию специальным комитетом «Бельжики» во главе с Лекуантом. Планировалось издать всего 11 выпусков. Предполагалось, что автором 10-го под общим заголовком «Психология, антропология и этнография» станет Кук. Планировались разделы «Медицинский отчет», «Отчет о племени онас» и «Грамматика и словарь племени яган, изданный и опубликованный Ф. А. Куком по запискам ныне покойного преподобного Томаса Бриджеса». Особо отметим, в связи с возникшими позднее сомнениями в причастности Кука к этой работе, что заголовок последнего раздела носил официальный характер, отражая точку зрения прежде всего руководства экспедиции Жерлаша и Комиссии «Бельжики». Появление такого труда было бы весьма кстати, поскольку, как показали ближайшие десятилетия, судьба племен огнеземельских аборигенов оказалась весьма печальной. За следующие 10 лет численность племени яган сократилась вдвое, а к 1922 году в живых осталось всего 60 его представителей. Огромный словарный запас языка этого племени (свыше 30 тысяч слов) находился в явном противоречии с малочисленностью племени, и изучение его происхождения могло бы прояснить многие страницы истории аборигенов Огненной Земли.

К результатам экспедиции следует также отнести книги Жерлаша, Лекуанта и самого Кука, к сожалению, не переводившиеся на русский язык.

По большому счету реальный вклад Кука и Амундсена в результаты предприятия оказался за скобками – без этих двух полярников экспедиция, скорее всего, оказалась бы в числе пропавших без вести, как нередко случалась в высоких широтах. Оба они, разумеется, отдавали себе отчет в собственной роли в событиях на борту «Бельжики», и это стало причиной особой духовной близости, которая со временем перешла в прочную дружбу.

В свете нашей истории стоит подвести некий итог событий, происходивших с Куком в антарктической экспедиции.

Во-первых, он блестяще реализовал свой предыдущий полярный опыт, полученный в Гренландии.

Во-вторых, проявились его качества неформального лидера, благодаря которым во время зимовки «Бельжики» удалось переломить самое опасное развитие событий.

В-третьих, он продемонстрировал способность работать в команде, сотрудничая с наиболее активными участниками экспедиции, в первую очередь с Амундсеном.

В-четвертых, Кук быстро ориентировался в незнакомой обстановке, сосредотачивая усилия на решающем направлении.

В-пятых, его знания врача нашли блестящее применение, по единодушному признанию участников экспедиции на «Бельжике».

В-шестых, он проявил особое чутье в выявлении незаметных для многих природных процессов, используя их в практических целях.

Наконец, в-седьмых, в отличие от Пири, он продемонстрировал полное отсутствие амбиций, не пытаясь бравировать собственными заслугами или получить официальное признание.

Сочетание человеческих и профессиональных качеств, в полной мере проявившихся во время экспедиции на «Бельжике», делало Кука одним из самых перспективных полярных исследователей своего времени, что он в скором времени и подтвердил. Однако, чтобы понять, что же происходило в Арктике до него, надо обратиться к предшественникам Кука и Пири.

Глава 5
Предшественники Кука и Пири на американском пути к полюсу

 
В страну безмолвия, где полюс-великан,
Увенчанный тиарой ледяною,
С меридианом свел меридиан.
Где полукруг полярного сиянья
Кольцом алмазным небо пересек;
Где вековое мертвое молчанье
Нарушить мог один лишь человек, —
Туда, туда! В страну туманных бредней.
Где обрывается последней жизни нить!
И сердца стон, и жизни миг последний —
Все, все отдать, но полюс победить!
 

Н. Заболоцкий

Когда к началу ХIХ столетия все попытки добраться к полюсу на парусных судах оказались безнадежными, было решено использовать льды, окружающие полюс. Английский моряк Уильям Парри, руководствуясь тем, что они, по мнению опытных китобоев, «образуют иногда одну непрерывную плоскую равнину», решил добраться до полюса на вельботах, поставленных на сани, которые тащили бы сами люди.

23 июня 1827 года экспедиция оставила корабль у семи островов на северо-востоке Шпицбергена. В путь она отправилась, буксируя двое саней с вельботами. Команда насчитывала 27 человек, запасов провианта должно было хватить на 70 суток. Каждая лодка имела 10 человек экипажа и двух офицеров. На одного человека приходилась почти сотня килограммов груза в упряжке. Главным препятствием при движении оказался сам лед с его многочисленными торосами, разводьями, проталинами и прочими неожиданными препятствиями, из-за которых к 29 июня отряд Парри смог достичь лишь 81-го град. 23-й мин., одолев всего 8 миль по прямой к северу, временами при встречном ветре, сносившем лед к югу. В создавшейся ситуации на 82-м град. 41-й мин. 23 июля Парри принял решение возвращаться к судну. Однако его 48-дневное пребывание на дрейфующих льдах принесло не только разочарование, но и бесценный опыт, которым предстояло воспользоваться его последователям. Сам Парри в Арктику не возвращался, но думать о ней не прекращал. Именно он предложил использовать для маршрутов по дрейфующим льдам оленьи упряжки.

С критикой этой идеи как несуразной и невыполнимой в самом начале деятельности Русского географического общества выступил Фердинанд Петрович Врангель, неоднократно передвигавшийся по морским льдам у побережья Чукотки в 1821–1824 годах на собачьих упряжках. По выбору маршрута к полюсу он высказал следующие соображения.

«Мое мнение, – писал русский моряк, – заключается в следующем плане: экспедиционному судну зимовать близ селения эскимосов около широты 77 град. у западного берега Гренландии; туда же должны быть доставлены на особом транспорте 10 нарт с собаками при ловких, смелых проводниках… а также провизия и корм в достаточном количестве. По замерзании вод, осенью, экспедиция должна начать рекогносцировки на север, переходя в пролив Смита, а оттуда далее на север, стараясь отыскать в широте 79 град., на берегу Гренландии или в долине между горами, удобное место для складирования части запасов. В феврале экспедиция может передвинуться в это место, а к началу марта основать другую складку запасов, еще на 2 град. севернее. От этого последнего пункта полярный отряд экспедиции может отправиться окончательно, в течение марта, по льду, не покидая берегов или следуя по ложбинам гор или по хребтам их, смотря по удобствам для самой езды, держась по возможности меридианального направления и сокращая прямыми переездами поперек бухт, заливов и проливов. Часть людей, собак и запасов должна ожидать возвращения отряда у последней складки. Отряду осталось бы таким образом проехать до полюса и обратно около 1800 верст по прямому направлению или с изгибами не более 2000 верст, а это возможно на хорошо устроенных нартах с избежными собаками и исправными проводниками.

Если бы самый северный предел сплошного берега Гренландии, или архипелага гренландских островов, оказался в расстоянии слишком большом от полюса и достижение его – невозможным, то экспедиция могла бы совершить опись этой страны, никем еще не исследованной, и тем принести важную услугу общей географии» (Врангель, 1849, с. 119–120). Читателю предстоит убедиться в прозорливости русского полярника, поскольку у него нашлось немало последователей.

Указанное Врангелем направление со временем получило название «американского пути», успехи на котором у различных экспедиций отмечены следующими достижениями: Э. К. Кэн в 1873 году оказался на 78-м град. 37-й мин., И. Хейс в 1860 году достиг 81-го град. 35-й мин. (на несколько минут южнее широты, покоренной Парри), а Ч. Холл в 1871 году побывал уже на 82-м град. 11-й мин. Эти экспедиции широко использовали собачьи упряжки и помощь эскимосов. Результаты перечисленных экспедиций не только позволили нанести на карту берега системы проливов и промежуточных бассейнов, соединяющих Баффиново море с морем Линкольна, но и вызвали к жизни идею открытого полярного моря, свободного ото льдов, ярым сторонником которой выступал известный немецкий географ А. Петерманн.

Экспедиция на кораблях «Алерт» и «Дискавери» под общим командованием опытного моряка Джона Нэрса, имевшего опыт санных походов по арктическим льдам, также добилась важных результатов. Используя помощь вспомогательных отрядов, он достиг в 1875–1876 годах в море Линкольна широты 83 град. 20 мин., столкнувшись с необычно сложной ледовой обстановкой и низкими температурами, из-за чего ежедневные переходы упали до 2–3 километров. В результате Нэрс решил возвращаться, проведя тем не менее съемки северного побережья острова Элсмир. Результаты вояжа были отражены Нэрсом в первой же короткой телеграмме: «Северный полюс недостижим». С его средствами так оно и было, а что касается специфической ледовой обстановки, то она объяснялась двумя причинами. Первая – при существующей системе дрейфа в акватории, примыкающей к Канадскому Арктическому архипелагу, море Линкольна служило своеобразной ловушкой для старого многолетнего льда на заключительной стадии дрейфа. Ветры и течения буквально заталкивали его в ограниченную акваторию данного моря, создавая при этом разнообразные нарушения и нагромождения. Нэрсу они показались наследием былых ледниковых эпох, однако в действительности возраст самых старых льдов в море Линкольна едва ли превышал 20 лет.

Определенный вклад в изучение арктических территорий, где в будущем развернется деятельность Пири и Кука, внесла также американская экспедиция по программе Первого международного полярного года (1882–1883) во главе с Адольфом Грили, базировавшаяся на Форт-Конгере. Маршруты с этой базы открыли озеро Хейзен и горный хребет Юнайтед Стейтс с многочисленными ледниками. Весенние маршруты привели к открытию ледяного моря Агасиза и верховьев фиорда Грили. Таким образом, удалось установить ширину острова Элсмир на одном из его участков.

Несмотря на столь удачное начало, финал экспедиции Грили оказался трагическим. Так как зимовщиков не удалось вывезти с завершением намеченной программы исследований в 1883 году, две трети персонала экспедиции погибли от голода и холода и только немногие (среди них сам Грили, оставивший описание экспедиции) вернулись на родину в 1884 году.

Следует отметить, что идею международного сотрудничества в изучении Арктики удалось претворить в жизнь еще раньше. Так, в середине 60-х годов ХIХ века последовал обмен мнениями по полюсной проблеме между английскими и русскими полярными исследователями. В письме к президенту Санкт-Петербургской академии наук Федору Петровичу Литке президент Королевского географического общества Родерик Импи Мурчисон сообщал: «Ученые моей страны при моих горячей поддержке и сочувствии решили побудить наше правительство снарядить экспедицию для исследования северных полярных областей… Я буду весьма благодарен Вам, если Вы представите это дело на рассмотрение Академии, а также… Географического общества… Если бы мне дано было увидеть единение русских и британских моряков в общих усилиях достичь Северного полюса, то я сердечно порадовался бы…» (Пасецкий, 1967, с. 301–302)

Ответ был подготовлен академиком Карлом Максимовичем Бэром, известным исследователем Новой Земли, который предлагал сосредоточить усилия на разрешении вопроса о том, «…находится ли вокруг полюса обширное море или еще значительное пространство суши». При этом в части непосредственного осуществления полюсного проекта академик ссылался на разработки Врангеля, приведенные выше, особо отметив отношение ученых всего мира к полюсной проблеме, поскольку «дело ведь не в самом полюсе. Это такая же точка, как и все другие».

Американцы к тому времени настолько вошли во вкус «международных полюсных гонок» (как назвал полюсные экспедиции Карл Вайпрехт в известной речи 1875 года в обоснование проведения Первого международного полярного года), что предшествующие неудачи их не испугали. Издатель «Нью-Йорк Геральд Трибун» Джеймс Гордон Беннетт (тот самый, который в свое время направил Генри Стэнли на поиски Дэвида Ливингстона в дебри Африки) выступил спонсором очередного полюсного предприятия, которое возглавил американский военный моряк Джордж Де Лонг.

Перед тем как вернуться к событиям на «американском пути», определившим судьбу Кука и Пири, подведем некоторые итоги полюсных экспедиций почти за три столетия, останавливаясь только на самом главном.

– Проблема достижения полюса возникла в связи с попытками пройти из европейских стран морем в Тихий океан.

– Благоприятная ледовая обстановка привела европейских моряков ХVII – ХVIII столетий к Шпицбергену, на долгие годы ставшему отправной базой для полюсных экспедиций.

– Другие направления продвижения к полюсу обозначились намного позднее, причем «американский путь» по системе проливов, отделяющих остров Элсмир от Гренландии, как и предвидел Ф. П. Врангель, оказался наиболее перспективным.

– «Американский путь» обладал важнейшим преимуществом: здесь были аборигены – эскимосы, чьей помощью и, что еще важнее, ценным полярным опытом можно было воспользоваться. Речь идет прежде всего о езде на собаках и о строительстве снежных хижин – иглу.

– Захватившие было инициативу англичане с середины ХIХ века уступили первенство в попытках достижения полюса американцам. По крайней мере, до тех пор, пока методика достижения полюса, предложенная Нансеном и Макаровым и внедренная советскими полярниками, не обеспечила исследования Центрального арктического бассейна и не показала себя наиболее перспективной.

– Многочисленные полюсные экспедиции сыграли важнейшую роль в изучении Арктики. Достижение полюса пришлось на тот исторический период, когда открытие новых земель и архипелагов уже практически завершилось, а комплексное изучение природных процессов только начало набирать силу. Можно утверждать, что в конце ХIХ века полюсные экспедиции оказались для науки важнее, чем 12 полярных станций по программе Первого международного полярного года, организованных в 1882–1883 годах.

– Полюсные экспедиции стали своеобразной мерой человеческих возможностей и показали, что отработанная методика передвижения по морским льдам, пригодная для открытия новых земель и проникновения вглубь белых пятен, исчерпала свои возможности для дальнейшего освоения высоких широт. Последнее обстоятельство и поставило на повестку дня использование новых технических средств, в первую очередь транспортных.

Глава 6
1898–1902. Пири на дальних подступах к цели

 
Но лучше б он с надеждою расстался
И ложною мечтой не обольщался.
 

В. Шекспир. Король Генрих IV[11]11
  Здесь и далее «Король Генрих IV» в пер. Б. Пастернака.


[Закрыть]

По свидетельству самого Пири, «на ежегодном заседании Американского географического общества 12 января 1897 года… вкратце очертил свой проект, имевший целью достигнуть Северного полюса, окончить нанесение на карту гренландского архипелага и изгнать из наших карт неизвестную площадь между 84-й параллелью и полюсом» (Пири, 1906, с. 14). Соответственно, 20 февраля «Совет Американского географического общества одобряет проект исследования полюса, представленный гражданским инженером Р. Э. Пири, и с радостью будет содействовать расходам на него, если будет нужда в этом пожертвовании (Пири, 1906, с. 17). Результатом такого решения стало образование Арктического клуба Пири, который взял на себя финансирование деятельности своего протеже «в достижении крайней северной широты Западного полушария». Членами этого клуба стали представители солидных научных организаций и крупные финансисты. Среди них были, например, Моррис К. Джесуп, президент Естественно-исторического музея, один из владельцев газеты «Бруклин стандарт юнион» Герберт Л. Бриджмен, железнодорожный магнат, президент «Чейз нейшенл бэнк» Джеймс Дж. Уилл.

Летнюю навигацию 1897 года Пири использовал для короткой рекогносцировки в Северо-Западной Гренландии, в уже знакомых местах. Кроме переговоров с эскимосами на предмет будущей экспедиции, главным результатом плавания стала доставка в Штаты самого крупного метеорита с мыса Йорк, который Пири не смог вывезти в предшествующей экспедиции. Тем же летом Пири посетил Англию, причем с важным результатом: у Клуба Пири денег хватило только на вспомогательное судно «Хоуп», а в Лондоне Альфред Хармсуорт, лорд Нортклиф, «одолжил» Пири свою парусно-паровую яхту «Виндворд», только что освободившуюся после арктических исследований. Конечно, этого не произошло бы без поддержки клуба.

Здесь до Пири дошли слухи об организации экспедиции Отто Свердрупа на «Фраме» в воды Баффинова моря. Разумеется, он посчитал, что соратник Нансена (а Пири не забыл нанесенной ему «обиды» в первенстве Нансена в пересечении ледового щита Гренландии) намерен «браконьерствовать» в его владениях. На этом этапе своей арктической деятельности Пири напоминал гоголевского Ноздрева, демонстрировавшего Чичикову просторы своих мнимых и настоящих владений.

Впервые Пири заявил Северный полюс целью экспедиции 1898–1902 годов, описав ее в коротком (всего на полсотни страниц) очерке (Peary, 1907, рр. 295–349).

Деятельность этой экспедиции, помимо гренландского побережья, развернулась на восточных берегах острова Элсмир, в системе проливов, соединяющих Баффиново море с Центральным арктическим бассейном. Пири побывал на северных берегах Гренландии и острова Элсмир и в море Линкольна, в которое, как уже знает читатель, течения буквально набивают лед с огромной акватории Северного Ледовитого океана. Эти непростые природные особенности Пири в полной мере испытал на себе. Наблюдал он и наличие полосы открытой воды, позднее названной Большой полыньей, ставшей прародительницей теории открытого полярного моря по Петерманну. Как для мореплавания, так и для маршрутов на собачьих упряжках море Линкольна оказалось крайне сложным местом.

В середине августа 1898 года оба судна достигли района эскимосского поселка Эта, откуда «Хоуп» отправился домой, а «Виндворд» продолжил свой путь на север, пока не застрял во льду у мыса Дюрвиля, добравшись все же позднее до бухты Принцессы Мэри на 79-м град. с. ш., где и встал на зимовку. Дальнейшие планы Пири были связаны с Форт-Конгером, заслужившим зловещую славу во времена Первого международного полярного года в связи с гибелью большей части экспедиции Грили.

Туда Пири отправился на собачьих упряжках 20 декабря 1898 года, завершив свой маршрут 6 января 1899 года. Там его пребывание затянулось, поскольку в пути Пири отморозил ноги – было ниже –52 °C. В результате с возвращением на судно в марте Пири пришлось ампутировать семь пальцев. К 19 апреля его левая нога поджила настолько, что он мог обходиться без костылей, причем спустя четыре дня он отправился в Форт-Конгер – разумеется, сидя на нартах, но все равно проявляя присущий ему боевой настрой, отличавший все его приключения в Арктике.

По воспоминаниям участников зимнего маршрута в Форт-Конгер Мэтью Хэнсона и, что особенно важно, хирурга Т. С. Дедрика (о котором Пири не упоминает не случайно), картина обморожения, практически превратившего Пири в инвалида, произвела на других участников маршрута самое ужасное впечатление. Поскольку по завершении маршрута в Форт-Конгер Пири жаловался на потерю чувствительности и одеревение ступней, освободив их из камиков – это разновидность эскимосской обуви, – участники похода увидали, что «ноги Пири оказались бескровно-белыми до самых колен, и когда я снял с них меховые носки, – позднее рассказывал Хэнсон, – мы увидали, как пальцы примерзли к меху и в суставах были страшные глубокие трещины» (Райт, 1973, с. 68). Когда позднее Хэнсон поинтересовался у босса, почему тот ничего не сказал о состоянии ног еще в пути, тот ответил: «Нечего нежничать с больными на переходе. Кроме того, несколько пальцев за полюс – это не так много…» Очевидно, соратники Пири (а в будущем и Кук) должны были понимать, что безжалостный к себе босс будет столь же суров со своей командой.

В своем дневнике хирург Дедрик записал: «Его чулки заледенели. Ноги были белыми и омертвели вплоть до суставов пальцев. Я погрузил его ноги в холодную воду несколько раз, постепенно повышая температуру. Появилось улучшение… Никакого тепла от печки, только водой или растиранием. Только Бог знает, что будет с его ногами в дальнейшем» (Polar priorities, 1998, v. 18). Последствия обморожения оказались такими, что спустя два месяца операция стала неизбежной, причем с повторным оперативным вмешательством при возвращении в цивилизацию три года спустя. Однако то, что Дедрик честно выполнял свой врачебный долг, несмотря на натянутые отношения с Пири, не вызывает сомнений.

Характерно, что Пири не упоминает в своем отчете о контактах с экспедицией Свердрупа, хотя «Фрам» зимовал от «Виндворда» на расстоянии всего 48 миль. Более того, он сам практически пресек возможность таких контактов. Это кажется почти невероятным, поскольку взаимодействие в условиях арктической зимовки пошло бы на пользу обеим экспедициям. Сам Свердруп описал, как Пири наткнулся на его палатку во время маршрута к Форт-Конгеру, был приглашен посетить ее, но при короткой встрече отказался даже от кружки горячего кофе, мотивируя это спешкой. Американец демонстрировал при встрече свой неукротимый нрав и как бы с позиции хозяина начал не с представления, а с вопроса: «Вы Свердруп?» Бывалый норвежец, с честью прошедший все самые суровые испытания во время дрейфа «Фрама» в Центральном арктическом бассейне (куда Пири только мечтал попасть), с долей разочарования вынужден был лишь констатировать: «Нам было приятно пожать руку столь знаменитому путешественнику, но мы едва натянули рукавицы, как он уже исчез».

Подобное повторилось и летом, когда суда Пири отплывали в цивилизованный мир и Свердруп обратился к нему с элементарной просьбой захватить почту норвежцев. На это Пири заявил, что он возьмет только личные письма и никаких экспедиционных отчетов или других деловых документов. Нечто подобное неоднократно повторялось в будущем в разных вариантах, и теперь читателю понятно, почему историк не может полностью доверять свидетельствам американского исследователя: они не только неполны, но и предельно необъективны и уже поэтому требуют контроля или подтверждения из других источников.

Подчеркнем, что такой вывод нисколько не умаляет личного мужества этого путешественника и его непревзойденной настойчивости в достижении поставленной цели… Однако даже американские авторы единогласны в оценке поведения Пири. Так, профессор Нитби в своей книге «Покорение последнего рубежа» особо отметил, что уверенность Пири в своем праве на монополию в исследовании Гренландии «заставляла его относиться к норвежцам как к захватчикам». Это подтверждают и другие авторы, такие как Вимс, Хэйс и т. д. Между тем по полноте полученной информации и ее объему результаты экспедиций Пири и Свердрупа в 1898–1902 годах просто несопоставимы, что признают все историки Арктики. Норвежец собрал значительно больше сведений в том же самом месте за аналогичный период времени. Однако вновь обратимся к экспедиции Пири во время зимовки 1899–1900 годов.

Главным событием этого зимовочного сезона стало установление северных пределов Гренландии, что выяснилось, впрочем, только в 1926 году, когда экспедиция К. Расмуссена – П. Фрейхена обнаружила, что Земля Гейлприна является частью Гренландии: по результатам своих экспедиций начиная с 1892 года Пири считал, что она отделена от самого большого острова планеты проливом, за который он принял заснеженное низкое днище сквозной долины с многочисленными озерами. Зиму Пири с ближайшими помощниками провел в основном в Эта, совершая в окрестностях относительно короткие маршруты, чтобы понять свои возможности после постигшего его несчастья с ногами.

На эту исходную базу Пири прибыл 28 марта 1900 года, затратив на предшествующие маршрутные операции 24 дня, из которых семь были потеряны из-за штормовой погоды. Из Форт-Конгера Пири с Хэнсоном и одним из эскимосов на трех упряжках выступил на восток только 11 апреля и 4 мая достиг устья залива Норденшельда на побережье Гренландии. На следующий день вблизи мыса Пайер упряжки провалились в воду, но людям удалось спастись, да и в целом потери оказались минимальными. 8 мая был обнаружен гурий Локвуда на одноименном острове, поставленный участниками экспедиции Грили еще в 1883 году. Для Пири это стало напоминанием о том, что он все еще остается в пределах достигнутого предшественниками и, таким образом, вдали от намеченной цели – очередного продвижения вглубь неизвестного. Мыс Вашингтон, считавшийся со времен экспедиции Грили крайним известным пунктом в этой части Гренландии, стал отправной точкой для дальнейших устремлений Пири. Это нашло отражение в его отчете, который неожиданно приобретает непривычную детальность в описании полярных пространств, не посещавшихся прежде человеком.

«Единственный переход привел нас к мысу Вашингтон. Вскоре после полуночи мы достигли низменного места, которое видели с острова Локвуда, и, к моему удовлетворению, увидали посреди окружающей местности другое роскошное пространство с двумя великолепными ледниками, возвышавшимися поперек залива. Теперь я узнал, что мыс Вашингтон не является крайней северной точкой Гренландии, как я опасался. Для меня было бы разочарованием, забравшись так далеко, обнаружить, что чьи-то глаза уже опередили меня, жадно взирая на самый северный пункт… Лед севернее мыса Вашингтон находился в ужасном состоянии, оставаясь практически непроходимым. Оставив мыс Вашингтон, мы пересекли устье фиорда, набитого голубыми флобергами[12]12
  Флоберг – дрейфующая многокилометровая льдина.


[Закрыть], у западного края одного из ледников… Очевидно, мы находились у северных пределов суши, и, когда показался следующий мыс, я почувствовал, что мои глаза остановились на этой арктической Ультима Туле[13]13
  Ultima Thule (лат.) – далеко, край света, крайний предел.


[Закрыть] (мыс Моррис-Джесуп). Местность на пути к нему производила впечатление подходящей для мускусных быков.

Этого мыса мы достигли в следующем переходе, где я остановился для производства наблюдений. Здесь мои эскимосы застрелили зайца и видели следы волка. С высоты в 100 футов я тщательно обозрел в бинокль пространство пака на севере, который показался мне не столь скверным, как у мыса Вашингтон. Водяное небо настолько четко прослеживалось по горизонту, что, оставляя мыс Вашингтон, я принял это за землю. Постоянные наблюдения, однако, разрушили эту иллюзию. Когда я закончил свои наблюдения, мы тронулись по паку на север и через несколько миль стали лагерем в нескольких милях от суши.

Два следующих перехода к северу мы проделали в плотном тумане по изломанному льду с гигантскими надувами снега, похожими на волны. Единственный переход в хорошую погоду пришелся на страшный лед, состоявший из обломков флобергов, валов тяжелого льда высотой от 25 до 15 футов, с трещинами и майнами, замаскированными снегом, пересекавшимися повсюду узкими разводьями. Утром 16 мая мы оказались у разреженного пака с плотным водяным небом поблизости» (Peary, 1907, рр. 324–327). Добавим – на широте всего 83 град. 50 мин., весьма недалекой от достижений предшественников.

Тем не менее мало-мальски приметные объекты на вновь открытом побережье получили наименования в честь наиболее достойных членов Арктического клуба Пири – так на карте появились мысы Бриджмена, Кэнона и Моррис-Джесуп. На последнем был сооружен гурий, в котором осталась записка следующего содержания.

13 мая, 5 ч. утра.

Пришли сюда из Эта через Форт-Конгер, покинув Эта 4 марта. Из Форт-Конгера вышли 15 апреля. Со мной Хэнсон и эскимос Ангмалукту, 16 собак и трое саней. Пришли сюда по морскому льду строго с севера. Прекрасная погода. Я выполнил эту работу под покровительством и при поддержке Арктического клуба Пири в Нью-Йорке.

Далее следовал перечень членов клуба, включая тех, чьи имена были присвоены новым объектам на карте.

Продолжая путь к востоку, Пири обнаружил поворот побережья на юго-восток, откуда он тронулся в обратный путь к Форт-Конгеру, завершив маршрут 10 июня в условиях интенсивного таяния льда.

К сожалению, нет возможности пополнить это скупое описание какими-либо подробностями из других источников, тем более что суть достижений экспедиции в проделанном маршруте понятна и не вызывает споров. Сентябрьский маршрут из Форт-Конгера к озеру Хейзен, открытому экспедицией Грили, преследовал охотничьи цели и не принес чего-либо нового с точки зрения науки. Очередной полевой сезон Пири в Арктике прошел как и прежде, но, в отличие от предшествующих лет, «Виндворд» зазимовал в Эта, причем на его борту находились Жозефина Пири и их семилетняя дочь Мэри. В ожидании встречи с супругом во время своей зимовки в Эта Жозефина узнала о существовании у Пири сына от эскимоски. В своих письмах, полученных мужем с попутными собачьими упряжками, она не удержалась от упрека: «После того, что я узнала, я не должна была бы здесь появляться». Позднее в письме к матери она известила ее о «возникшем любовном треугольнике», на что умудренная жизнью супруга профессора дала совет: «Мое дитя! Возвращайся домой, махни на это рукой». Так у самых последних параллелей планеты воедино сплелись погоня за славой, неудачные попытки открытий, семейные драмы и пошлые шашни на стороне – все как в большом мире за пределами Арктики.

Из-за зимовки «Виндворда» клуб не получил отчета Пири, которому пока было не о чем рапортовать, что зафиксировано и в наших источниках: «От северных берегов Гренландии Пири вернулся в Форт-Конгер, откуда он в следующем (1901) году предпринял попытку пройти возможно дальше на север. Ввиду плохого состояния собак эта попытка потерпела полную неудачу» (Визе, 1948, с. 7). «Весною 1901 года Пири снова делает попытку отправиться в путь из Форт-Конгера… Попытка эта остается безрезультатной» (Островский, 1935, с. 43). Райт, например, вообще не стал как-то оценивать его экспедиционную деятельность за указанный период.

Столь же скупо, помимо маршрутной деятельности, он описывает и другие события. К ним относятся встреча с женой и дочерью на борту «Виндворда», которых Пири увидел только 6 мая, в день своего 45-летия, впервые после трехлетней разлуки. Ему, среди прочего, пришлось выслушать от Жозефины ее мнение по поводу связей с эскимосками. К своим полярным делам Пири вернулся, буквально вырвав согласие у супруги. К тому времени для него не существовало жизненной альтернативы достижению полюса, и она это понимала.