Текст книги "Положение духовного сословия в церковной публицистике середины XIX века"

31 октября 1872 г. священники, за усердное служение на одной должности в течение 12 лет, получили право быть награжденными орденом св. Анны III степени[104]104
  ПСЗ-2. Т. 47. Отд. 2. № 51471.


[Закрыть]. Несмотря на то, что желание духовенства иметь возможность представления к ордену св. Владимира IV степени удовлетворено не было, все же имели место исключения, и священников удостаивали столь высокой награды[105]105
  «Например, С. Зернов (1817–1886), сын дьякона Меленковского уезда Владимирской губернии, после окончания Московской духовной академии в 1846 г. принял священство, через 30 лет службы в качестве священников одного из московских соборов был награжден орденом св. Владимира за активную благотворительную деятельность и по ордену приобрел потомственное дворянство» (Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи… Т. 1. С. 102).


[Закрыть].

Важным и в то же время одним из частично удавшихся преобразований можно назвать реформу духовных учебных заведений. Семинарии и духовные училища находились в удручающем материальном, интеллектуальном и духовно-нравственном состоянии[106]106
  Титлинов Б. В. Духовная школа в России в XIX столетии. Вып. 2 (Протасовская эпоха и реформы 60-х годов). Вильна. 1909. С. 230–251.


[Закрыть]. В духовных школах зачастую царил произвол, взяточничество и свирепые наказания. В 1858 г. Александр II лично посетил несколько семинарий[107]107
  Никулин М. В. Православная Церковь в общественной жизни России… С. 153.


[Закрыть] и засвидетельствовал их плачевное состояние. Однако перемен пришлось ждать несколько лет: семинарское образование было реформировано в 1867 г., а академическое – в 1869 г. Для проведения реформы обер-прокурор подготовил проект «Положения об Учебном Комитете при св. Синоде», которое вместе с уставами от 14 мая 1867 г.[108]108
  ПСЗ-2. Т. 42. Отд. 1. № 44571.


[Закрыть] было лично утверждено Александром II и начало действовать. Важным пунктом нового семинарского устава стал пересмотр методики преподавания, которая в предшествующие периоды сводилась к механическому зазубриванию. Кроме того, началось издание новых учебников и пособий.

Власть обер-прокурора в учебных заведениях усилилась посредством учреждения нового надзорного органа для инспекций на местах. Комитет уделил особое внимание ревизии, а ревизор становился чуть ли не важнее ректора, так как проверки проводили очень часто. Ревизор подчинялся Учебному Комитету, а Комитет, в свою очередь, обер-прокурору, так что Учебный Комитет становился инструментом управления духовным образованием в руках обер-прокурора.

Духовенство приняло реформу с беспокойством, ведь в новых уставах оговаривалось точное количество учащихся, и это число было не в пользу духовного сословия. Материальное обеспечение действительно повысили, но только в пяти семинариях[109]109
  В Астраханской, Нижегородской, Костромской, Рязанской и Самарской епархиях.


[Закрыть], так как реформа не была продумана финансово, в остальных же были проведены лишь перемены, не требующие финансовых затрат. Одним из положительных моментов стало устройство общежитий. С их появлением дети духовенства не нуждались более в съеме квартир, где зачастую перенимали пороки от содержащих их хозяев. Будущее духовенство начали готовить также и педагогически, что было выгодно государству в деле народного просвещения.

Перемены коснулись и духовных академий. Ректоров академий позволено было выбирать, благодаря чему в некоторых из них это место заняли представители белого духовенства. После разрушения сословной замкнутости, вопреки ожиданиям, в академии не поступило огромное количество детей из других сословий, хотя их количество и увеличилось. Начался обратный процесс – священнические дети стали покидать школу своего сословия, так что начальством учебных заведений были предприняты в том числе и неофициальные меры по удержанию учеников. Чтобы хоть как-то остановить отток духовной молодежи в университеты, 20 марта 1879 г.[110]110
  Римский С. В. Российская церковь в эпоху великих реформ… С. 512.


[Закрыть] был принят закон о необходимости перед поступлением в университет сдавать выпускной экзамен в гимназиях, что позволило удержать значительную часть духовной молодежи в своем ведомстве.

Несмотря на целый ряд успехов, целью реформ духовного образования являлась подготовка пастырей, являющих своей жизнью пример для прихожан. Данная цель не была достигнута, что видно из нарастающей критики в адрес духовенства, растущего атеизма и учащения правонарушений со стороны духовных лиц[111]111
  Там же. С. 515.


[Закрыть]. Также не в пользу духовного образования говорит и тот факт, что семинаристы активно пополняли революционные партии, например, среди народников выходцев из духовенства было 22 %, и это при том, что их доля среди остального населения составляла 0,9 %[112]112
  Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи… Т. 1. С. 107.


[Закрыть].

Реформы коснулись и церковной администрации, например, было отменено деление епархий на классы. Но одним из самых неудачных проектов, касающихся административных вопросов, можно назвать проект о реформировании церковного суда. Новые гражданские судебные уставы 20 ноября 1864 г.[113]113
  ПСЗ-2. Т. 39. Отд. 2. № 41473.


[Закрыть] не брали в расчет церковные правила и отменили участие в судебном процессе против священства представителя духовного ведомства. Кроме того, теперь светский суд просто ставил в известность духовное ведомство, обязанное дать все необходимые сведения о подсудимом и принять приговор с дальнейшим снятием сана, если это необходимо. Новая судебная система противоречила положениям церковного суда.

Подводя итог, необходимо охарактеризовать два периода истории Российского государства и Русской Церкви. В период правления Николая I очевидно стремление самодержца поднять авторитет Церкви, но вместе с тем он обращает ее в полностью подконтрольное ему ведомство. Николай I не нуждался в сильной и самостоятельной Церкви, скорее, наоборот, для чего и учредил «Ведомство православного исповедания», то есть некое ведомство, контролирующее духовную жизнь верующих[114]114
  Фирсов С. Л. История России: XVIII – начало XX в. М., 2012. С. 138.


[Закрыть]. Светская власть, предлагая Церкви ряд привилегий, существенно ограничивала ее права вплоть до самых сакральных – посвящения в священный сан и канонизации святых. Характерной чертой вмешательства государства в сакральную область Церкви можно назвать и то, что любой священник был обязан доносить о замыслах против монарха или государства, даже если для этого необходимо открыть тайну исповеди[115]115
  ПСЗ-1. Т. VI. № 3718.


[Закрыть]. Епархиальное начальство также не было свободным – ко времени проведения «Великих реформ» архиереи оказались в подчинении не только Св. Синода, но и губернаторов, для чего границы епархий изменили для совпадения с границами губерний[116]116
  Нередко губернаторы самодурствовали, понимая свое главенство над местным владыкой. Они ставили местного архиерея в явное подчинение, обязывали бывать на торжественных вечерах или не допускали к произнесению проповедей без своей рецензии. Священники в отношении к светской власти были еще более унижены, их можно было отчитать, заставить поднести «хлеб да соль» и даже принудить изменить что-либо в богослужении. (Римский С. В. Российская церковь в эпоху великих реформ… С. 72–73).


[Закрыть]. Нельзя обойти стороной и то, что кандидатов на кафедры и для возведения в архиерейский сан утверждал именно император[117]117
  «Положение, когда кандидатуры ставленников в архиерейский сан подбираются светскими чиновниками и утверждаются императором, является каноническим нарушением и попранием апостольских правил» (Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истрийского. М., 1994. Т. 1. С. 91).


[Закрыть].

Переходя ко времени правления Александра II, можно утверждать, что по основным направлениям церковной жизни ситуация только усугубилась. Зависимость Церкви от государства также четко просматривается в политической, финансовой и правовой сферах. Сама Церковь, получая от государства так называемый административный ресурс, постепенно становится неспособной решать свои проблемы собственными силами. В то же время государство не перестает пользоваться церковными деньгами, хранившимися в кредитных учреждениях и считавшимися неприкосновенным капиталом, а сумма, реально используемая Церковью на свои нужды, была ничтожна[118]118
  Римский С. В. Российская церковь в эпоху великих реформ… С. 127–130.


[Закрыть].

К сожалению, большинство реформ не принесло тех плодов, которых ожидало общество, духовенство и государство. Хоть сколько-нибудь положительно можно оценить лишь факт разрушения сословной замкнутости, дарования новых прав и привилегий, а также некоторое улучшение в области профессиональной подготовки духовного юношества. Цель церковных реформ не была достигнута, повысить авторитет духовенства не получилось.

Несмотря на это, есть мнения, что реформы не просто оживили церковную жизнь, но даже смягчили стеснявшие ее бюрократические оковы[119]119
  Федоров В. А. Русская православная церковь и государство… С. 219.


[Закрыть]. А причиной неудач и поверхностности преобразований, по мнению С. В. Римского, явилось то, что все реформы предпринимались для пользы не Церкви и православия, а только лишь самого государства[120]120
  Римский С. В. Российская церковь в эпоху великих реформ… С. 567.


[Закрыть].

Церковно-общественная публицистика и ее главные представители

Церковно-общественная публицистика в том виде, в котором она оказалась способна обсуждать острые церковные проблемы и даже влиять на ход их решения, появляется в конце 1850-х – начале 1860-х гг. Именно в данный период представители духовного сословия начали, пускай нелегально и вопреки цензурным постановлениям[121]121
  Труды свящ. И. С. Белюстина и Д. И. Ростиславова издавались за границей и незаконно распространялись на территории Российской империи.


[Закрыть], резко критически высказываться на страницах сначала книг, а потом и журналов о своих внутрисословных и общецерковных проблемах. Нарастанию недовольства в среде будущих публицистов, как уже было сказано, способствовали тяжелые жизненные обстоятельства, в которых оказалось духовенство, а толчком к действию и более активному развитию гласности в данном вопросе послужил поворот государственной политики навстречу эпохе «Великих реформ». Таким образом, основание и материал для будущей полемики был накоплен уже в период правления Николая I, развитие жанр получил в начале правления Александра II, а период расцвета церковно-общественная публицистика пережила в эпоху «Великих реформ».

Первые годы правления Александра II стали наиболее удачным временем для того, чтобы проблемы духовенства, требующие безотлагательного решения, стали достоянием общественности. Всеобщее ожидание перемен при помощи ряда публикаций коснулось и церковных дел, которые, как ранее казалось представителям всех сословий, помимо духовного, не требуют реорганизации. Однако спровоцировать интерес в обществе оказалось недостаточным для критиков действительного положения Церкви. Своими книгами и статьями в периодической печати они стремились корректировать ход церковных реформ, обсуждая реальные плоды уже вступивших в силу преобразований. Публицисты представляли вниманию читателя не законодательные формулировки и официальные данные, которые всегда звучали правильно, а то реальное положение, в котором оказывалось духовенство после принятия той или иной церковно-государственной меры. В эпоху активных перемен церковно-общественная публицистика получила в свое распоряжение огромное количество материала, который состоял из проектов реформ, правительственных постановлений, разъясняющих реформы статей и пр.

Прежде чем рассмотреть историю возникновения и развития церковно-общественной публицистики, необходимо произвести важное, хотя и условное деление участвовавших в полемике вокруг положения Церкви и духовенства публицистов на две группы. Если охарактеризовать публицистические произведения и статьи по их общей направленности, то в группу критиков современного положения Церкви и духовенства в первую очередь необходимо включить свящ. И. С. Белюстина[122]122
  Необходимо отметить, что фамилия «Белюстин» имеет также вариант написания «Беллюстин». В словарях, энциклопедиях и библиотечных каталогах можно встретить оба варианта, что приводит к путанице относительно вопроса, какой из вариантов имеет больше прав на существование. Современный историк и автор публикации «Священник Иоанн Белюстин: биография в документах» Т. Г. Леонтьева, вопреки устоявшейся традиции, настаивает на написании его фамилии с одной, а не с двумя буквами «л». Нам удалось установить мнение самого Белюстина. В письме М. П. Погодину от 4 января 1866 г. Белюстин среди прочего пишет: «Что до моей фамилии, то дед и прадед (священники только грамотные) мои, документально писались – белл…, их дети в семинариях переиначены на бел… Первое, по-моему, вернее; поэтому я удерживаю его в печати; а второе… употребляю в письмах и в книгах…» (РГАЛИ. Ф. 373. Оп. 1. Д. 79. Л. 1–1 об). Несмотря на утверждение Белюстина, что в письмах и книгах он употребляет одно «л», известна масса случаев, где он не соблюдает данного условия и подавляющее большинство своих писем подписывает фамилией с двумя «л». Впрочем, в контексте данного исследования мы считаем вопрос написания фамилии «Белюстин» второстепенным, и, несмотря на то, что не разделяем мнения Т. Г. Леонтьевой о необходимости ее написания исключительно с одной буквой «л», принимаем данный вариант как возможный по причине того, что его использование допускал сам автор. В данном исследовании фамилия «Белюстин» будет фигурировать с одной буквой «л» (за исключением библиографических ссылок, где фамилия священника будет фигурировать так, как она использовалась автором статьи или монографии).


[Закрыть], Д. И. Ростиславова, А. И. Поповицкого, И. В. Скворцова и свящ. А. И. Розанова. К другой группе, представители которой всеми силами старались опровергнуть критические статьи в адрес Церкви и бедственного положения современного духовенства, относятся Н. В. Елагин, С. И. Ширский, А. Н. Муравьев, свящ. Г. Греков, прот. Г. С. Дебольский, Ф. В. Ливанов, а также другие авторы, анонимно издававшиеся в основном под редакцией Н. В. Елагина.

Важно отметить, что деление публицистов на две группы, которые в свою очередь могут быть разделены на подгруппы, необходимо считать не более чем условностью, которая может помочь исследователю проанализировать и сопоставить различные мнения по целому ряду важных вопросов церковной жизни. В действительности же представители как партии критиков, так и защитников слишком неоднородны и, преследуя одну и ту же цель – критиковать духовенство или защищать его от шквала необоснованных обвинений, могут иметь совершенно противоположные мнения по одному и тому же вопросу. Впрочем, иногда представители противоборствующих сторон достигали согласия по тем или иным вопросам и не вступали по ним в полемику. Например, так произошло по вопросу оценки свершившихся преобразований, которые большей частью публицистов были охарактеризованы как неудачные. Кроме личных интересов конкретных публицистов, в печати сталкиваются мнения не менее четырех, а скорее, и пяти заинтересованных групп: государственной власти, Св. Синода, белого и черного духовенства, а в редких случаях и простого народа. Задача представителей каждой из этих групп – отстоять в печати свои личные интересы и интересы сословия, что и приводит к противоречиям в частностях, при единой направленности их литературной деятельности.

Для историка жанр публицистики является непростым источником по причине того, что публицисты, используя исторический материал, личные опыт и наблюдения, опыт родственников, коллег и респондентов, подают собранный материал с целью сформировать общественное мнение подобное тому, которого придерживается сам публицист. В связи с этим, прежде чем рассматривать данные церковно-общественной публицистики середины XIX в. как исторического источника, необходимо тщательно изучить биографии и мировоззрение главных ее представителей, с обязательным привлечением архивных материалов и личной переписки. Только такой подход может минимизировать количество ошибок исследователя при изучении, анализе и систематизации данных из столь важного, но в тоже время весьма субъективного исторического источника.

Изучение истории возникновения и развития такого жанра, как церковно-общественная публицистика середины XIX в., необходимо начать с личности свящ. Иоанна Белюстина[123]123
  В контексте данного исследования личность родоначальника жанра «церковно-общественная публицистика XIX века» священника Иоанна Степановича Белюстина, чьи труды спровоцировали продолжительную и эмоциональную полемику в официальной и неофициальной церковной печати, необходимо охарактеризовать наиболее подробно.


[Закрыть]. Именно Белюстин задал тон продолжавшейся несколько лет полемике вокруг духовного сословия. Однако, что побудило сельского, а позднее священника уездного городка столь смело высказываться на запрещенные для публичного обсуждения в Церкви темы и восстать против иерархии, а также насколько беспристрастно он представляет окружающую его церковную действительность, предстоит только выяснить. Личность Белюстина слишком сложна и неоднозначна. Несмотря на то, что его жизни и трудам посвящен целый ряд научных публикаций[124]124
  Агафонов П. Н. Священник-публицист И. С. Беллюстин (К вопросу о либеральном движении в Русской Церкви в XIX в.)…; Freeze G. L. Revolt from below: a priest’s manifesto on the crisis in Russian Orthodoxy (1858–1859)…; Idem. The Parish Clergy in Nineteenth-Century Russia: Crisis, Reform, Counter-Reform…; Буртина Е. Ю. Мелочи иерейской жизни. Документальный очерк об И. С. Беллюстине…; Середа В. Н. Иван Степанович Белюстин. 1813–1890 гг…; Леонтьева Т. Г. Из истории провинциального духовенства. И. С. Белюстин. Заметки. 1847–1850…; Леонтьева Т. Г. Священник Иоанн Белюстин: биография в документах…


[Закрыть], необходимо еще раз охарактеризовать его деятельность, и в первую очередь не как деятельность публициста, а как священника-публициста, в чем есть принципиальная разница. По нашему мнению, характеризуя личность Белюстина, необходимо осознать, что священство это не временный атрибут, не специальность и даже не профессия – это образ жизни, поведения, мышления и мироощущения, который неразрывно связан с догматическим и каноническим сознанием пастыря. Сам факт принятия священства нельзя сравнивать со «вступлением в должность», так как церковное воспитание и духовное образование, а после и священническая хиротония формируют в человеке определенное сознание. Ввиду вышесказанного, прежде чем приступать непосредственно к трудам Белюстина-публициста, крайне необходимо охарактеризовать его именно как священника, а не просто как какого-нибудь чиновника ведомства по делам православного исповедания.

Белюстин родился в г. Старица 10 января 1819 г. и был первенцем в многодетной священнической семье. В 1827 г. он поступает в Старицкое духовное училище, а в 1833 г. – в Тверскую духовную семинарию. Учеба в семинарии дается ему легко за счет начального образования, которое он получил в семье стараниями своего отца священника С. И. Белюстина. И. С. Белюстин рано усвоил любовь к чтению и рассуждению о прочитанном, его не занимало общение со сверстниками, которое могло быть заменено книгами. Кроме того, с семинарской скамьи Белюстин начал критиковать церковную действительность, которая казалась ему ненормальной. Уже в юношестве исключительная роль монашества в церковной иерархии и процессе духовного образования казалась ему негативной. Не довольствовался он и состоянием современной богословской науки[125]125
  Леонтьева Т. Г. Из истории провинциального духовенства… С. 89.


[Закрыть]. Для характеристики будущего священника важно отметить, что молодой Белюстин, небезуспешно осваивая семинарский курс и получая похвалы от ректора и ряда профессоров, по всей видимости готовил себя к исключительной роли в жизни Церкви, желая получать награды и признание за свой ум и старание.

По окончании в 1839 г. семинарского курса по первому разряду Белюстину, с его амбициями и самооценкой, правильнее всего было бы поступить в академию, однако этого не происходит, чему есть несколько объяснений. Сам священник объясняет это своим благородством по отношению к сосватанной ему невесте, а также желанием лично, на собственной практике изучить быт сельского духовенства[126]126
  Леонтьева Т. Г. Священник Иоанн Белюстин: биография в документах… С. 356.


[Закрыть]. После получения аттестата, будучи уже сосватанным невесте из священнической семьи Морошкиных, Белюстин оказался перед непростым выбором. Он описывает душевные терзания при выборе между наукой, карьерой, успехом и честным именем. Он сравнивает себя с однокурсниками по семинарии, которые зарабатывали на сватовстве, а после отказывались от своих слов, и считает, что уподобляться таковым ниже его достоинства. Не решил проблемы и ректор архимандрит Макарий (Зимин)[127]127
  Архимандрит Макарий (Михаил Алексеевич Зимин). Ректор Тверской духовной семинарии в период с 1838 по 1845 гг.


[Закрыть], который считал неразумным отказаться от академии ради священнического места в селе. В итоге, как утверждает Белюстин, он решил тянуть жребий, по которому и определилось его будущее служение в селе Васисино и жизнь простого сельского священника[128]128
  Леонтьева Т. Г. Священник Иоанн Белюстин: биография в документах… С. 25–26.


[Закрыть].

Однако необходимо отметить, что история, рассказанная самим священником, в реальности может не иметь ничего общего с действительностью. Белюстин часто пишет о себе возвышенно и хвалебно, подчеркивая свой ум, популярность[129]129
  РГИА. Ф. 797. Оп. 49. Отд. II. Ст. 3. Д. 142. Л. 1–2.


[Закрыть], трудолюбие, авторитет и честное имя, иногда явно противореча самому себе. Так могло быть и в этот раз. К примеру, Г. Фриз, зная объяснение Белюстина по данному вопросу, относится к нему более чем скептически. Фриз утверждает, что Белюстин намеревался поступать в духовную академию, но его планы расстроил архиепископ Тверской Григорий (Постников), который, присутствуя на экзамене в семинарии, поставил ему настолько низкий балл, что это стало препятствием к поступлению в академию[130]130
  Freeze G. L. “Revolt from Below: A Priest’s Manifesto on the Crisis in Russian Orthodoxy (1858–59)…; Russian Orthodoxy under the old regime / ed. by R. L. Nichols, T. G. Stavrou. Minneapolis, 1978. Р. 94.
  Данную точку зрения подтверждает И. И. Завьялов: «Товарищ председателя В. И. Колосов доложил, что покойный ректор Тверской семинарии прот. А. В. Соколов говорил ему: Белюстин учился в семинарии очень хорошо и имел полное основание поступить в духовную академию. Но этому помешал не совсем удачный ответ Белюстина на экзамене по Священному Писанию в присутствии архиепископа Тверского Григория. Архиепископ не раз останавливал Белюстина во время ответа, и сказав ему: «нелепый», поставил двойку (Журнал 112-го заседания Тверской ученой архивной комиссии 25 января 1912 года / под ред. И. А. Виноградова. Тверь, 1912. С. 15–16).


[Закрыть]. Присутствие на окончательных экзаменах владыки Григория подтверждает и сам Белюстин, однако, по словам священника, все предметы были сданы им настолько успешно, что он был назначен для поступления в Санкт-Петербургскую академию[131]131
  Леонтьева Т. Г. Священник Иоанн Белюстин: биография в документах… С. 281.


[Закрыть]. Какой из вариантов является истиной, в настоящее время определить не удалось, но так или иначе, Белюстин вступает в брак с Анной Лукиничной Морошкиной, принимает священный сан и тем самым делает выбор, определивший всю его дальнейшую жизнь. Избрав семейную жизнь, И. С. Белюстин становится сперва сельским священником, а потом и клириком одного из уездных городов Тверской епархии. В период всего священнического служения, вплоть до самой смерти в июне 1890 г., Белюстин стремился быть не таким как все и имел свое мнение на многие темы, что неизбежно приводило к многим проблемам, преодоление которых становилось смыслом его жизни.

Подробности служения Белюстина сначала в селе Васисино, а после и в городе Калязин небезынтересны исследователю, однако в данном конкретном случае в их освещении нет необходимости. Изучая публицистическую деятельность Белюстина, в первую очередь необходимо уделить внимание не столько биографическим фактам, сколько вопросу мироощущения отца Иоанна. Анализируя творческое наследие калязинского публициста, воспринимая его как рядового священнослужителя своего времени, с традиционным взглядом на историю православия, догматическое богословие, а также на роль Церкви в обществе, исследователь рискует получить неверные данные относительно того, о чем писал и чего добивался в многочисленных статьях и публикациях их автор. Белюстин, судя по личной переписке священника, не ограничивал себя привычным для православной традиции взглядом не только на окружающую его действительность, но и на, казалось бы, незыблемые и вековые истины. Отношение отца Иоанна к сектантству, старообрядческому расколу, истории Церкви и государства, а также его мнение о себе самом и том положении, в котором он был вынужден осуществлять свою пастырскую деятельность, во многом определяли его взгляды как церковного публициста. В связи с этим, характеризуя Белюстина как священника и публициста, необходимо, на основании в том числе личной переписки с целым рядом известных и даже выдающихся деятелей XIX в.[132]132
  В процессе ознакомления с личной перепиской И. С. Белюстина удалось изучить его письма к следующим адресатам: Воронов, Андрей Степанович (РГИА. Ф. 845. Оп. 1. Д. 16), Лесков, Николай Семенович (РГАЛИ. Ф. 275. Оп. 4. Д. 12), Погодин, Михаил Петрович (РГАЛИ. Ф. 373. Оп. 1. Д. 79), Суворин, Алексей Сергеевич (РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 307), Мельников-Печерский, Павел Иванович (РНБ ОР. Ф. 37. Д. 703), Корнилов, Петр Иванович (РНБ ОР. Ф. 377. Д. 474), Желтухин, Алексей Дмитриевич (РНБ ОР. Ф. 377. Д. 1430; ИРЛИ ОР. Ф. 616. Д. 6), Краевский, Андрей Александрович (РНБ ОР. Ф. 391. Д. 188), Одоевский, Владимир Федорович (РНБ ОР. Ф. 539. Оп. 2. Д. 237), Мейендорф, Александр Казимирович (РНБ ОР. Ф. 542. Д. 900), Половцов, Виктор Андреевич (РНБ ОР. Ф. 601. Д. 1413), Семевский, Михаил Иванович (ИРЛИ ОР. Ф. 274. Оп. 1. Д. 74), Стасюлевич, Михаил Матвеевич (ИРЛИ ОР. Ф. 293. Оп. 1. Д. 204), Аксаков, Иван Сергеевич (ИРЛИ ОР. Ф. 3. Оп. 4. Д. 35).


[Закрыть], уделить внимание особенностям его мышления и мироощущения, которые, несомненно, формировали систему критических воззрений священника относительно Церкви и государства.

Со студенческой скамьи считая себя интеллектуально и нравственно исключительным, Белюстин, по всей видимости, готовился к блестящей и успешной карьере, мечтам о которой не суждено было сбыться. Вместо всеобщего признания, академического образования и доходного места будущий публицист оказывается в провинции, уклад жизни которой не прибавлял энтузиазма молодому священнику. При анализе дневников и писем Белюстина становится очевидным, что сельская жизнь тяготит его, и, проходя свое служение в селе, он грезит переводом в одну из столиц, более предпочитая Москву[133]133
  Иногда Белюстин лукавит, и на страницах дневника можно найти взаимоисключающие друг друга мысли. Так, например, мы видим в дневнике или в письмах известным особам постоянные хлопоты о переводе на более достойное место (РГАЛИ. Ф. 373. Оп. 1. Д. 79. Л. 28–30 об.), и в то же время встречаем указания на однажды данное самому себе и сдержанное слово не переходить никуда из Калязина, даже если для этого будут все возможности (Леонтьева Т. Г. Священник Иоанн Белюстин: биография в документах… С. 255, 382).


[Закрыть]. Хлопоты о переводе занимали ум священника почти всю его жизнь, и желание покинуть провинциальный Калязин, о котором он часто отзывался самым нелицеприятным образом[134]134
  В письме к А. В. Половцову от 8 февраля 1858 г. И. С. Белюстин выражал желание покинуть место своего служения: «Конечно, и теперь еще сильно желание мое оставить Калязин…», а 6 ноября 1858 г. прибавляет к этому желанию характеристику окружающей его среде: «Одичал совсем в поганом калязинском болоте!» (РНБ ОР. Ф. 601. Д. 1413. Л. 16, 30). Спустя почти два года, в письме к М. И. Семевскому от 9 октября 1960 г., И. С. Белюстин еще более резко выражает свое недовольство относительно обстоятельств жизни и служения в Калязине: «Не в калязинском болоте вонючем и миазмическом дышать свободно; не скованному по рукам и ногам, с тяжким гнетом над головой порываться к деятельности» (ИРЛИ ОР. Ф. 274. Оп. 1. Д. 74. Л. 1). В письме к М. П. Погодину от 26 ноября 1868 г., полный разочарования, он пишет: «Хоть бы наконец то жизни вырваться из этого омута, в котором даже ангел с неба совсем бы одубел» (РГАЛИ. Ф. 373. Оп. 1. Д. 79).


[Закрыть], мотивировалось необходимостью дать образование своим детям[135]135
  В письме к А. В. Половцову от 6 октября 1859 г. И. С. Белюстин указывает на причину своего желания покинуть Калязин: «Оставить Калязин и переселиться в другой город, более удобный для воспитания и устройства детей…» (РНБ ОР. Ф. 601. Д. 1413. Л. 40–40 об.).


[Закрыть], а иногда желанием заниматься наукой и публицистикой без отвлечения на приходскую деятельность[136]136
  Белюстин, ради получения средств, которых оказалось бы достаточно для того, чтобы дать образование детям, готов ехать в любой город, лишь бы храм был без прихода при казенном учреждении, что не мешало бы кабинетной деятельности священника. (РНБ ОР. Ф. 601. Д. 141. Л. 16).


[Закрыть]. Возможно, на мысль служить, не имея прихода, отца Иоанна натолкнуло не только желание уединенности и достатка, но и разочарование в результатах своего пастырства. Белюстин не видел коренных перемен в жизни мирян и считал русский народ безрелигиозным и безнравственным в высшей степени[137]137
  В письме М. И. Семевскому от 12 января 1861 г. И. С. Белюстин пишет: «…тысячи душ открывались во всей полноте предо мною и я знаю настроение народа не по теории, а по самой горькой практике. Народ наш безрелигиозен и безнравственнен в высшей степени…» (ИРЛИ ОР. Ф. 274. Оп. 1. Д. 74. Л. 7–10 об.).


[Закрыть]. Несмотря на желание закрыться от мира в рабочем кабинете и отрицательную оценку народной религиозности, Белюстин часто не без самохвальства пишет о собственных трудах на благо Церкви, о том, что прихожане ценят его и не принимаются за серьезные дела без его благословения[138]138
  Леонтьева Т. Г. Священник Иоанн Белюстин: биография в документах… С. 41.


[Закрыть], о роли горожан в деле его назначения в Калязин и о хлопотах паствы ради его награды саном протоиерея[139]139
  Прихожане действительно ценили Белюстина и просили наградить его за многие заслуги саном протоиерея (РГИА. Ф. 796. Оп. 160. Д. 831. Л. 32–35; Никулин М. В. Православная Церковь в общественной жизни России… С. 93).


[Закрыть].

Очевидно, Белюстин знает себе цену и не стесняется говорить об этом. Что касается отношения к своим собратьям, то, изучив жизнь местного духовенства, Белюстин еще раз убеждается в своей исключительности[140]140
  РНБ ОР. Ф. 377. Д. 474. Л. 1–2 об.; РНБ ОР. Ф. 601. Д. 1413. Л. 16–17 об.; РГАЛИ. Ф. 275 Оп. 4. Д. 12. Л. 34–35 об.; РГАЛИ. Ф. 373. Оп. 1. Д. 79. Л. 10–11 об., 33–34.


[Закрыть] и не входит в близкие отношения не только с соседними причтами, которые, по его мнению, под покровом епископа[141]141
  В письме к И. С. Аксакову от 1 февраля 1868 г. Белюстин характеризует не только правящего архиерея и местное духовенство, но и монашество в целом: «Ар[хи].еп[ископ]. Филофей (Успенский. – свящ. В. М.), яростно отстаивающий монашеские непотребства, вконец развращающие всякую местность, где только существуют эти горнила непотребства, еще яростнее, лишь ультра-иезуитски, казнить тех немногих иереев, которые не всуе носят это название; им, буквально житья нет, тогда как над пьянствующими картежниками – все его благословение» (ИРЛИ ОР. Ф. 3. Оп. 4. Д. 35. Л. 5 об.).


[Закрыть] живут безнравственно и во мраке невежества[142]142
  В письме к А. С. Суворину от 30 марта 1881 г. И. С. Белюстин пишет: «Поповство с чиновничеством совсем изъерничались у нас, завлекая в кутежи и картеж состоятельных юнцов и обделывая всенаглейшим образом. Моя домашняя борьба с этими ерниками не ведет ни к чему, потому что поддержки нет…» (РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 307. Л. 17).


[Закрыть], но даже со священством своего прихода[143]143
  Леонтьева Т. Г. Священник Иоанн Белюстин: биография в документах… С. 37.


[Закрыть]. Чувство исключительности сопровождает его на протяжении всей жизни, а невозможность претворить эту исключительность во что-либо материальное погружает Белюстина в глубокую печаль и уныние, иногда его даже посещают мысли о добровольном сложении священного сана[144]144
  РГАЛИ. Ф. 373. Оп. 1. Д. 79. Л. 23–24 об.


[Закрыть]. Кроме того, постоянный страх наказания[145]145
  В письме к А. Д. Желтухину от 24 февраля 1858 г. И. С. Белюстин делится своими мыслями и опасениями, утверждая, что каждый раз, садясь за написание какой-либо статьи, слышит внутренний голос, шепчущий ему о возможных последствиях его литературной деятельности (ИРЛИ ОР. Ф. 616. Д. 6. Л. 1–2 об.).


[Закрыть] за публикуемые им под псевдонимами[146]146
  Наиболее известные псевдонимы, которые использовал Белюстин: «Бэль» (РНБ ОР. Ф. 37. Д. 703. Л. 1; РНБ ОР. Ф. 37. Д. 89), «Б» и «Б-н» (ИРЛИ ОР. Ф. 293. Оп. 1. Д. 204. Л. 7–8).


[Закрыть] статьи в различных газетах и журналах[147]147
  Список наиболее известных периодических изданий, на страницах которых публиковали статьи И. С. Белюстина: «Церковно-общественный вестник»; «Санкт-Петербургские ведомости» (РГИА. Ф. 796. Оп. 154. Д. 1425); «Русский вестник» и «Русская старина» (ИРЛИ ОР. Ф. 274. Оп. 1. Д. 74. Л. 3–4; РНБ ОР. Ф. 601. Д. 1413. Л. 38–39 об.); «Вестник Европы» (ИРЛИ ОР. Ф. 293. Оп. 1. Д. 204); «Журнал землевладельцев», «Московские ведомости», «Русская газета» и «Журнал Министерства Народного Просвещения» (РНБ ОР. Ф. 601. Д. 1413. Л. 20 об.; 38–39 об.; 74–75); «Голос» (РНБ ОР. Ф. 391. Д. 188); «Москвитянин» (Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина… Т. 12. С. 252); «День» (ИРЛИ ОР. Ф. 3. Оп. 4. Д. 35).


[Закрыть], которые, однако, периодически без согласия Белюстина были подписаны его именем[148]148
  Белюстин в письме к А. А. Краевскому от 29 января 1866 г. возмущается тем, что редактор без дозволения автора поставил его подпись под статьей «Новое миссионерное», и, как следствие, опасается преследования духовных властей не только за содержание статьи, но и за участие в газете «Голос». (РНБ ОР. Ф. 391. Д. 188. Л. 4–5).


[Закрыть], спровоцировал в нем еще большее недоверие не только к презираемому им священноначалию[149]149
  Отношение Белюстина к священноначалию выражено во многих его публикациях, дневнике и письмах. Например, на сообщенную ему А. А. Краевским новость о намерении обер-прокурора А. П. Толстого создать еще два десятка архиерейских мест И. С. Белюстин пишет: «Что значит создание новых 20 архиереев вместо того, чтобы и старых то послать ко всем чертям?» (РНБ ОР. Ф. 391. Д. 188. Л. 11). Еще более резко в адрес епископата Белюстин высказывается в письме к В. А. Половцову от 30 января 1859 г.: «…считал архиереев людьми. Оказалось, мой брат, зверьми более кровожадными, чем звери африканских пустынь…» (РНБ ОР. Ф. 601. Д. 1413. Л. 31).


[Закрыть], но и ко всему окружающему миру. Священник И. С. Белюстин чувствовал себя находящимся под постоянным наблюдением, был уверен, что его письма и корреспонденцию периодически воруют[150]150
  О воровстве его писем он предупреждал И. П. Корнилова (РНБ ОР. Ф. 377. Д. 474. Л. 2–4), В. А. Половцова (РНБ ОР. Ф. 601. Д. 1413. Л. 70–71), А. А. Краевского (РНБ ОР. Ф. 391. Д. 188. Л. 6–7 об.), М. П. Погодина (РГАЛИ. Ф. 373. Оп. 1. Д. 79. Л. 23–24 об.).


[Закрыть], и не уставал напоминать редакторам печатных изданий о невозможности публикации его статей с указанием авторства[151]151
  РНБ ОР. Ф. 37. Д. 703. Л. 1; ИРЛИ ОР. Ф. 293. Оп. 1. Д. 204. Л. 11–12 об.


[Закрыть].

Важным и во многом определяющим событием в жизни свящ. И. С. Белюстина стала его встреча с митрополитом Филаретом (Дроздовым), которая состоялась 20 мая 1848 г. и закончилась крахом надежд священника на перевод в Москву[152]152
  Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина. СПб., 1901. Т. 15. С. 245–248.


[Закрыть]. Белюстин в своем дневнике достаточно эмоционально описывает подробности этой встречи, не скрывая негодования в адрес митрополита. Стараниями своего родственника Белюстин добивается встречи с митрополитом Филаретом и, не сомневаясь в своих интеллектуальных способностях, предоставляет владыке некоторые свои сочинения. Однако, к большому удивлению Белюстина, митрополит, письмом пригласивший священника на аудиенцию, оценил его труды крайне негативно и отказал в просьбе принять его в московский клир[153]153
  Леонтьева Т. Г. Священник Иоанн Белюстин: биография в документах… С. 253–259; Freeze G. L. Revolt from Below: A Priest’s Manifesto on the Crisis in Russian Orthodoxy (1858–59)… Р. 95. В данном случае автор ссылается на письмо И. С. Белюстина М. П. Погодину от 25 февраля 1854 г. (РГБ ОР. Ф. 231/II. Оп. 3. Д. 49/3. II. 1–1 об.); Леонтьева Т. Г. Вера и прогресс: православное сельское духовенство России во второй половине XIX – начале XX вв… С. 151.


[Закрыть]. Белюстин не согласился с московским архиереем и впоследствии затаил злобу на митр. Филарета, обвиняя его в зависти, гордыне, жестокости и многих других пороках[154]154
  Леонтьева Т. Г. Священник Иоанн Белюстин: биография в документах… С. 268, 393–394.


[Закрыть]. Однако это не единственный случай, когда отец Иоанн получал ложную надежду на желаемый им перевод из Калязина. В 1858 г. В. А. Половцов, в переписке с которым отец Иоанн достиг близких и даже дружеских отношений, предпринял попытку добиться перевода Белюстина в Санкт-Петербург. Данная попытка стала не только очередным разочарованием для Белюстина, но и поводом к осуждению сложившейся практики продвижения по карьерной лестнице в Церкви. Отец Иоанн в письме к Половцову от 8 февраля 1858 г. с благодарностью и горечью одновременно, считая себя как минимум не менее достойным места в столице, чем те, кто их занимает, рассуждал об истинных и формальных заслугах перед Церковью, считая, что формальные заслуги в настоящее время берут верх над истинными[155]155
  «Что сделали вы у митрополита петербургского, то же сделал и Морошкин у митрополита Московского (в 1852 г.) [Белюстин указывает 1852 г., однако данная история произошла, по данным Т. Г. Леонтьевой, в 1848 г. (Леонтьева Т. Г. Священник Иоанн Белюстин: биография в документах… С. 44) и точно не позднее 1850 г., о чем есть указание в дневнике священника (Леонтьева Т. Г. Священник Иоанн Белюстин: биография в документах… С. 255–259). – свящ. В. М.]; ответ один: «Знаем, – хорош, да у нас магистры и т. п. …». Не в том дело, способен или нет человек к чему-либо дельному, а в том, принадлежит ли он к нашему началу. Принадлежит – будь он пустейший из пустых, – ему почет и лучшее место; его сочинения печатать. Нет, – не впускать его в наш круг ни за что, ни ради кого; воспретить ему не только печатать написанное, но даже и писать думать. 18 лет честной и чистой службы ничего не значат пред четырехлетним курсом академии, точно академия кладет клеймо гениальности на каждого побывавшего в ней» (РНБ ОР. Ф. 601. Д. 1413. Л. 16).


[Закрыть]. Очередная надежда на перевод появилась в январе 1859 г., когда протопресвитер В. Б. Бажанов предложил Белюстину место в одном из гренадерских полков[156]156
  РНБ ОР. Ф. 601. Д. 1413. Л. 32.


[Закрыть], но которое, несмотря на боязливое согласие священника[157]157
  Белюстин осознавал, что скитание с полком при наличии большой семьи будет мучительным, но неприязнь к местной церковной власти брала верх над данными рассуждениями: «…бежать, бежать немедленно из-под темной адской власти. Хитра она на зло» (РНБ ОР. Ф. 601. Д. 1413. Л. 32).


[Закрыть], так и не состоялось. В дальнейшем о переводе Белюстина радели и другие благодетели Калязинского священника. Из целого ряда писем становится очевидным, что об устройстве его жизни заботились такие люди, как М. П. Погодин[158]158
  В письме от 26 ноября 1868 г. Белюстин с надеждой пишет Погодину о том, чтобы ходатайство последнего перед митрополитом было принято благосклонно (РГАЛИ. Ф. 373. Оп. 1. Д. 79).


[Закрыть], князь Урусов[159]159
  РНБ ОР. Ф. 601. Д. 1413. Л. 53–53 об. Личность кн. Урусова установить не удалось.


[Закрыть], Василькова[160]160
  В письме к Н. С. Лескову от 11 марта 1877 г. И. С. Белюстин среди прочего пишет, что Василькова (личность установить не удалось) в течение долгого времени звала его в Юрбург (современное название Юрбаркас, запад Литвы), но он ответил отказом.


[Закрыть], О. В. Ушинская[161]161
  Ушинская, Ольга Васильевна. О ней мы знаем из письма Белюстина А. К. Мейендорфу от 1 января 1863 г. РНБ ОР. Ф. 542. Д. 900. Л. 2–2 об.


[Закрыть], В. Ф. Одоевский[162]162
  Белюстин в письме от 26 февраля 1868 г. благодарит В. Ф. Одоевского за его участие в жизни «убогого, загнанного и забитого труженика», т. е. самого Белюстина. (РНБ ОР. Ф. 539. Оп. 2. Д. 237. Л. 1–1 об.).


[Закрыть] и М. И. Семевский[163]163
  ИРЛИ ОР. Ф. 274. Оп. 1. Д. 74. Л. 1–2 об.


[Закрыть], однако список не исчерпывается указанными фамилиями, и ходатаев было больше. Несмотря на все хлопоты, Белюстин так и не сменил места служения, хотя иногда одно его согласие могло бы решить данный вопрос[164]164
  В письме М. П. Погодину от 17 февраля 1875 г. Белюстин пишет о том, что имел возможность служить в домовой церкви с окладом 500 р. на Южном берегу Крыма, но ему тяжело покинуть места, где трудился всю жизнь и хоть ничего и не заработал, но заслужил любовь и уважение. Однако необходимо понимать, что причина, по которой Белюстин не принял данного предложения, в реальности может отличаться от той, которую указал сам священник (РГАЛИ. Ф. 373. Оп. 1. Д. 79. Л. 35–36 об.).


[Закрыть].

Многочисленные неудачи, чувство несправедливости, нереализованные амбиции и высокая самооценка провоцировали Белюстина к еще большему порицанию высшего духовенства и монашества, которое доходило до чувства крайней неприязни и даже ненависти. Вскоре ненависть, которая сначала легла крепким основанием для критики устройства Церкви как общественного института, явилась одной из причин, по которым Белюстин начал отрицать православие как истинную христианскую религию. Обращая внимание на данное обстоятельство, для того, чтобы получить более полное и правильное представление о личности Белюстина и его публицистической деятельности, важно привести примеры его догматических суждений, а также взгляд на историю Церкви и государства.

В разгар споров вокруг нашумевшей записки Белюстина «Описание сельского духовенства», подробно о которой будет сказано далее, Н. А. Добролюбов защищал ее автора, утверждая, что тот, обличая недостатки церковной жизни, представителей духовного сословия и иерархии, не касается догматики, не может быть назван хулителем православия[165]165
  Добролюбов Н. А. Заграничные прения о положении русского духовенства. Собрание сочинений: в 9 т. М., 1963. Т. 6. С. 80.


[Закрыть]. Однако Добролюбов был прав только отчасти. В записке «Описание сельского духовенства» действительно нет хулы на Церковь и Православие, но впоследствии назвать хулителем свящ. И. С. Белюстина можно, ведь хула есть в других его статьях[166]166
  Беллюстин И. С. К вопросу о раскольниках // ЦОВ. 1879. № 43–44.


[Закрыть] и особенно в частных письмах. В настоящее время не удалось определить с точной достоверностью, насколько мировоззрение Белюстина на момент написания «Описания…» можно соотнести с его же мировоззрением спустя десять-пятнадцать лет. Однако, при анализе дневниковых записей и имеющихся биографических данных логично предположить, что дух критики в адрес не только институциональной Церкви, но и самого православия появился в публицисте не вдруг и уже развивался в период написания скандальной записки. Кроме того, по нашему убеждению, не имеет принципиального значения, высказывал ли свящ. И. С. Белюстин хульные и еретические мысли публично или таил их исключительно в личной переписке, – в любом случае они иллюстрируют его догматическое сознание и мироощущение, которое, несомненно, влияет на все, что выходит из-под пера священника-публициста.

Вся жизнь Белюстина – это постепенное разочарование в церковной действительности и Церкви вообще. Считая себя обделенным как Церковью, так и государством, Белюстин критикует самые основы веры, имеет свое суждение на церковную и отечественную историю, а также оправдывает старообрядцев и даже сектантов. Чем более подробно Белюстин изучал историю Церкви, тем более он укреплялся во мнении, что официальная история лжива[167]167
  В письме А. С. Суворину от 18 июля 1880 г. И. С. Белюстин пишет, что не желает писать работы по истории Церкви под редакцией духовной цензуры, обосновывая это тем, что не желает повторять официальные мистификации и ложь (РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 307. Л. 12–13 об.). В письме М. М. Семевскому от 25 октября 1860 г. И. С. Белюстин просит доставить ему некоторые документы из архива Св. Синода, указывая на то, что именно в них история такова, какова она есть, а не как о ней пишут (ИРЛИ ОР. Ф. 274. Оп. 1. Д. 74. Л. 3–4). В письме Н. С. Лескову от 7 марта 1879 г. И. С. Белюстин среди прочего пишет: «Чем больше всматриваюсь в историю христианства, тем более убеждаюсь, что с кафедр говорят ложь» (РГАЛИ. Ф. 275. Оп. 4. Д. 12. Л. 32–33).


[Закрыть], а древние историки не более чем панегиристы[168]168
  В письме М. М. Стасюлевичу от 6 января 1876 г. Белюстин пишет: «Писали панегирики бессмысленному политику, всей своей жизнью отрицавшему не только основные начала христианства, но и самую их ортодоксию (покровительство до конца жизни арианам и вручение предсмертного завещания священнику-арианину и пр.)», а год спустя, 5 января 1877 г., добавляет: «История церкви заменена или положительной ложью на основе наглейшего лжеца Евсевия-памфила, епископа цезарейского или риторской трескатней фарисейского фразерства» (ИРЛИ ОР. Ф. 293. Оп. 1. Д. 204. Л. 25–29 об.).


[Закрыть]. По его убеждению, современное православие не имеет ничего общего с христианством и, более того, оно стало нравственно растлевающей силой уже с IV в., со времени издания Миланского эдикта[169]169
  Письмо А. С. Суворину от 10 марта 1879 г. (РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 307. 5–6 об.).


[Закрыть], превратившись в служанку государства[170]170
  В письме М. М. Стасюлевичу от 8 января 1874 г. И. С. Белюстин пишет о том, что православие не должно использоваться в политических целях, как оно используется уже несколько веков. Оно не должно пользоваться опекой и прерогативами государства, представляя из себя исключительно нравственную силу (ИРЛИ ОР. Ф. 293. Оп. 1. Д. 204. Л. 21–22).


[Закрыть]. Порицал он и личность императора Константина Великого, считая его не только не святым, но даже и не православным[171]171
  О личности имп. Константина Великого он пишет редактору журнала «Вестник Европы» М. М. Стасюлевичу в письме, датированном 5 января 1877 г.: «Имп.[ператор] Константин – ловкий интриган… кровожаднейший из язычников для которого придушить зятя, тестя, жену и даже сына наследника не стоило ровно ничего, не говоря уже о тысячах придушенных в цирках… предсмертное крещение его более чем сомнительно» (ИРЛИ ОР. Ф. 293. Оп. 1. Д. 204. Л. 27–29 об.).


[Закрыть]. Христианство периода после имп. Константина Великого Белюстин называет фарисейством, а Первый Вселенский Собор, ссылаясь на слова Григория Богослова[172]172
  Белюстин не дает ссылки на конкретный труд.


[Закрыть], называет собором христопродавцев[173]173
  Именно так характеризует И. С. Белюстин I Вселенский Собор в письме А. С. Суворину от 18 марта 1879 г. (РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 307. Л. 7–8 об.).


[Закрыть], деяния которого привели к узаконению фанатического догматизма, легшего в основу псевдохристианского типа религии – византийского православия и римского католицизма[174]174
  Столь резкое мнение И. С. Белюстин выразил в письме М. М. Стасюлевичу от 5 января 1877 г.: «Первый Вселенский Собор – величайшее зло – укоренен и узаконен фанатический догматизм и то нравственное растление, замаскированные фарисейством, из которых выработались византийское православие и римский католицизм, – лютая гангрена человечества» (ИРЛИ ОР. Ф. 293. Оп. 1. Д. 204. Л. 27–29 об.).


[Закрыть]. Делая вывод о псевдохристианском характере византийской религии, Белюстин вполне логично приходит к еще одному неутешительному выводу – Русь, принимая православие от Византии, становится частью этой псевдохристианской Церкви[175]175
  См.: Письма Н. С. Лескову от 10 сентября 1876 г., 25 сентября 1876 г., 1 декабря 1876 г. (РГАЛИ. Ф. 275. Оп. 4. Д. 12. Л. 12–15 об., 20–21 об.).


[Закрыть], цель которой не сводится к достижению евангельских истин и идеалов[176]176
  В письме к Н. С. Лескову от 19 мая 1879 г. И. С. Белюстин среди прочего пишет о том, что ни Рим, ни Византия не наследуют Царства Божия по причине того, что не искали истины, а использовали христианство в своих целях (РГАЛИ. Ф. 275. Оп. 4. Д. 12. Л. 36–37 об.).


[Закрыть]. В итоге русское духовенство, по словам отца Иоанна, – гангрена, а русское православие – для одних игрушка и посмешище, а для других – пугало, от которого с ужасом и отвращением бегут толпами[177]177
  В письме И. С. Аксакову от 25 декабря 1865 г. И. С. Белюстин в очередной раз достаточно жестко высказывается о русском духовенстве и православии: «Духовенство, ведь это совесть народа, нравственная сила общества, внутренняя связь государства; ведь это душа живая всего общественного организма. А теперь? Ведь это самая страшная гангрена, та самая, которая разъела и задушила Византию (…) так называемое православие – для сильных игрушка, посмех или орудие; для слабых – пугало, от которого с ужасом и отвращением бегут толпами, куда только пришлось… И этой гангрене, на две трети уже разъевшей Русь, никакого ни откуда противодейства! Разъедай, значит, до конца и пусть Россия шаг в шаг пройдет путем своей благодетельницы!» (ИРЛИ ОР. Ф. 3. Оп. 4. Д. 35. Л. 3–3 об.).


[Закрыть]. Нравственное и духовное возрождение человечества он видел не в православии, а в учреждении нового, так называемого Евангельского христианства, которое должно заменить его традиционные формы[178]178
  Письмо А. С. Суворину от 18 марта 1879 г. (РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 307. Л. 7–8 об.).


[Закрыть].

На фоне критики не просто частных недостатков современной ему церковной действительности, но православия как такового Белюстин с особой ревностью берется за осмысление событий старообрядческого раскола и возникновения разного рода сект на территории Российской империи. Появление инакомыслящих отец Иоанн считал реакцией на псевдохристианскую и лживую форму русского православия, а полицейские меры государственной власти, которыми охотно пользовалась Русская Церковь при обращении неверных, свящ. И. С. Белюстин расценивал как вмешательство в ее внутренние дела, что подтверждало его взгляды о восприятии Русью ненавистного им византийского типа православия. Кроме того, притеснение раскольников на государственном уровне и ущемление их гражданских прав воспринималось Белюстиным как неспособность официальной Церкви своим авторитетом и проповедью вернуть заблудших в православие. Неудивительно, что как следствие разочарования в реально существующем, а не идеальном православии и увлечения вопросами свободы совести отец Иоанн не только оправдывает старообрядческий раскол, называя его лучшим явлением в истории русского народа[179]179
  В письме к А. С. Суворину от 28 декабря 1880 г. И. С. Белюстин пишет: «Раскол вообще как протест против всерастлевающего православия – лучшее, что только есть в истории русского народа… между христианством и православием столь общего сколько между светом и тьмою, между жизнью и смертью…» (РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 307. Л. 14–15 об.). Следует отметить, что данное мнение Белюстин высказал уже после того, как принес покаяние за написание статьи «К вопросу о раскольниках» (Беллюстин И. С. К вопросу о раскольниках // ЦОВ. 1879. № 43–44), где высказывал свое мнение гораздо сдержаннее, нежели в личной переписке.


[Закрыть], но и восхваляет современное ему сектантство[180]180
  В письме к А. С. Суворину от 18 марта 1879 г. И. С. Белюстин оправдывает сектантство: «Малоканство? Штундизм? Да это – не продукт православия, а всецелое отрицание его, до которого наш народ своим умом дошел, за что честь и слава ему, каковые я уже не раз воздавал в печати» (РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 307. Л. 7–8 об.).


[Закрыть], признав молоканство более евангельской религией, чем русское православие[181]181
  В письме к А. С. Суворину от 28 декабря 1880 г. И. С. Белюстин среди прочего пишет: «Но зато какая сила вырабатывается в тех, которым судьба поблагоприятствовала вовремя попасть на свет Евангелия, еще столетия нет, как именуемые молокане начисто развязались с православием и отделались от правительственных преследований, к истинному несчастью, далеко не все, и уже честность, абсолютная трезвость, нравственная чистота сделались самым существенным элементом их жизни» (РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 307. Л. 14–15 об.).


[Закрыть].

Белюстин смело высказывался против православия в личной переписке, особенно в письмах А. С. Суворину и Н. С. Лескову и др., где его критика доходила до такой степени, что он даже стеснялся своей принадлежности к священству[182]182
  «Аз есмь просто Иван Степанович, лишь для адресов иерей…» (РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1 Д. 307. Л. 3–4 об.).


[Закрыть]. Резкое мнение об отношении православия к старообрядческому расколу, с осуждением так называемого византизма в Русской Церкви и обществе, свящ. И. С. Белюстин, помимо писем, высказал еще и на страницах «Церковно-общественного вестника» в статье «К вопросу о раскольниках»[183]183
  Беллюстин И. С. К вопросу о раскольниках…


[Закрыть], за что был даже временно запрещен в священнослужении[184]184
  РГИА. Ф. 796. Оп. 160. Д. 831. Л. 8–9.


[Закрыть]. Статья наделала много шума, но именно в ней Белюстин позволил себе наиболее честно выразить в публичном пространстве свое мнение не только относительно бытовой стороны жизни Русской Церкви, но ее истории и основополагающих начал.