Текст книги "Обряд Ворлока"

Глава 3. Загадка Хродгейра

Вода в котле застыла, словно отполированное серебряное зеркало.

Новгородец увидел на ней вначале тени, как на глади пруда. Потом эти тени стали четче и яснее, черты людей приобрели узнаваемость. Хродгейр в потрепанной кожаной куртке, в которой он вступил в битву при Стэмфордабрюгьере, сидел, опираясь подбородком о кулак. Лицо Черного Скальда несло отпечаток усталости – темные круги под глазами, отекшие веки. Но норвежец не был напуган или рассержен. Напротив, на губах его играла легкая улыбка, будто бы он беседует со старым знакомцем.

– Смотри внимательно, ворлок! – звенел откуда-то издалека голос Керидвены. – Смотри! Обманывала я тебя?

Вратко не сопротивлялся. Смотрел.

Злое Жало выпало из пальцев, зазвенело стальной оковкой по камням, а он и не заметил потери.

С кем же разговаривает Хродгейр?

Будто бы послушавшись его мысленного приказа, изображение в чародейском котле сместилось, отодвигаясь вглубь.

Парень хрюкнул, едва не подавившись, наклонился над котлом, а потом опустился на колени, опасаясь упустить хоть малую толику из открывшегося его взору.

Напротив Черного Скальда, сложив ладони перед грудью, сидел отец Бернар. Монах нисколько не изменился с того вечера, когда отправил новгородца в лес на съедение диким зверям. Та же худая шея, выглядывающая из воротника черного одеяния, словно голодный птенец из гнезда. Те же впалые щеки, покрытые седой щетиной – еще бы, в лесу бриться негде, хотя обычай латинских монахов и предписывает срезать лишние волосы с лица. Те же мягкие волосы, светлым венчиком окружающие черную шапочку. Губы святоши шевелились. Молитву читает? А почему же Хродгейр сидит так спокойно? Викинг, хоть и говорил надо и не надо, что крещен по обычаю Римской церкви, любви к священникам не имел ни малейшей. Зато при каждом удобном случае, а в особенности в мгновения опасности или душевного напряжения, поминал урманских асов – Одина, Тора, Ньёрда и Хеймдалля, ругаясь, проклинал йотунов и троллей. То есть вел себя не совсем так, как подобает доброму христианину. А тут улыбается, кивает в такт словам Бернара.

– Не может быть… – прошептал Вратко.

– Волшебный котел не обманывает, – жестко проговорила королева Маб. – Во всяком случае, не обманывал до сих пор.

Новгородец заморгал, пытаясь прогнать наваждение. Ущипнул себя за руку.

Достиг он лишь того, что видение в котле сместилось, показав третьего человека, присутствующего при беседе.

Рыцарь в яркой накидке поверх кольчуги-хауберка. Вышитая красным собака стояла на задних лапах, удерживая в передних маленькую корону. Вратко сразу узнал это герб, как и узнал вытянутое лицо сакса, его темно-русые с проседью волосы и ровно подстриженную бородку. Эдгар Эдвардссон, привезший отцу Бернару священную реликвию – кусочек ногтя Иисуса Христа, остриженный после того, как тело его сняли с креста. Он прибыл в Нортумбрию тайно, скрываясь и от саксов, и от норвежцев. И не зря, ибо служил Вильгельму Бастарду[17]17
  Вильгельм Нормандский (1027–1087), прозванный впоследствии Завоевателем, был незаконным, но единственным сыном герцога Нормандии Роберта Второго Дьявола и Херлевы, дочери кожевника (по другой версии – дочери небогатого рыцаря).


[Закрыть], герцогу Нормандскому. Верой и правдой служил… Хотя, насчет последнего Вратко здорово сомневался. Вот о том, что Эдгар рассчитывает в случае победы нормандцев стать, самое малое, наместником Вильгельма в Англии, он знал наверняка. Слышал из уст самого претендента. Тот, разговаривая с покойным Модольвом Кетильсоном в лесу, на берегу Дервента, настолько разошелся, что даже предложил хевдингу графство Нортумбрию на золоченом блюде.

Позже Эдгар Эдвардссон травил маленький отряд викингов, выручивших из плена Вратко и Марию Харальдовну, словно диких зверей. И неизвестно, чем бы все закончилось, не найди Рианна вход в Полые Холмы. Они спаслись, а Хродгейр остался прикрывать беглецов. Словен мог поклясться хоть кровью Христа, хоть молнией Перуна, хоть молотом Тора, что слышал звон мечей и крики – Черный Скальд не шутил с врагами и, по обыкновению, расправлялся с ними быстро и надежно.

Это по обыкновению…

А тут сидит довольный и благостный. Никакой вражды. Да и Эдгар с отцом Бернаром настроены дружелюбно, словно не скальд-урманин пред ними, а посланник от Папы Римского.

Что же случилось с Хродгейром? Как они умудрились подкупить его, завоевать расположение? Уж не златом-серебром, это точно, не из тех он людей.

А вот обещанием славы могли? Могли…

Посулили подвиги, сражения, победы. Например, пообещали помочь отомстить саксам за гибель норвежского войска. Ну, или что он будет помогать воздать за кровь друзей и соратников другим, более сильным и могущественным мстителям. Тому же герцогу Вильгельму…

Да нет, вряд ли… Вождь викингов слишком хорошо знает предательскую натуру монаха, которому нельзя доверять ни за какие коврижки. А может быть, отец Бернар взял норвежца «на крючок» чем-то другим? Ну, обманом, например, как это водится у латинян… Сказал, что хродгейровы друзья захвачены в плен, и жизнь их теперь зависит от его сговорчивости. Вот это похоже на правду больше всего остального…

– Ты убедился, Вратко из Хольмгарда, что твой друг жив и здоров? – голос королевы оторвал парня от размышлений.

– Достаточно ли? – вторила правительнице Керидвена. – Мои силы не бесконечны. Такое волшебство требует полной отдачи.

Вратко поднялся с колен. Наверное, у него было такое ошарашенное лицо, что королева повторила еще раз:

– Волшебный котел не лжет.

– Он подчинялся тебе. Твоим мыслям, твоей памяти, – пояснила Керидвена. – Я лишь подтолкнула колдовство в нужное русло. Ну, и для начала оживила его. – Добавил она не без самодовольства. – Разожгла волшебство, как разводят костер. Это чтоб тебе было понятнее, ворлок из Гардарики.

– Мне все понятно, – кивнул Вратко. – Я рад, что Хродгейр жив. Знаю, мою радость разделят все мои спутники и друзья. Мне нужно как можно быстрее сообщить им эту новость.

– Новость! – фыркнула колдунья. – Я говорила, что он целехонек, еще при нашей первой встрече!

– И все-таки я должен был убедиться, – твердо ответил парень. – Прости, благородная Керидвена из Ллин Тэдиг, если ты потратила слишком много сил на мою мимолетную прихоть. Я готов был помочь тебе своей волшбой, но ты не захотела…

– Ты мог испортить все, начатое мной, своей топорной работой. Стоит ли молотобойцу заниматься работой златокузнеца?

– Прошу простить меня еще раз…

– Там, где нужен точный укол в самое сердце, ты грозишь обрушить скалу на голову врага!

Вратко скрипнул зубами.

– Я попросил прощения. Я хотел как лучше…

– Ты не знаешь пределов своей силищи, доставшейся тебе не по праву…

– Прекрати, Керидвена! – устало проговорила королева Маб. – Хватит препираться.

С годами ты становишься такой мелочной.

Колдунья тряхнул распущенными волосами, вскинула подбородок.

– Хорошо. Я умолкаю!

– Я не потерплю ссор между союзниками, – продолжала владычица Полых Холмов. – А ведь мы все союзники. Вы согласны?

Новгородец пожал плечами, склонил голову, соглашаясь. Керидвена кивнула так легко, что сторонний наблюдатель мог и не заметить, но Маб предпочла сделать вид, что все хорошо, и ее слова достигли сердец спорщиков.

– Теперь, Вратко из Хольмгарда, когда ты видел живого Хродгейра в нашем волшебном котле, как ты собираешься поступать?

– Я хочу найти его, – просто ответил парень. И добавил, во опасаясь быть неправильно понятым. – Хродгейр нужен нам. Он отличный мечник, опытный вождь, искушенный в воинском ремесле.

– Полно, да захочет ли он якшаться с порождениями Сатаны? Ведь твой викинг так мило беседовал со святошей, чума ему в кровь!

– Не захочет, неволить не стану. – Словен решил стоять на своем до победы. Пускай попробуют переспорить новгородского купца. – Но поговорить с ним хочу. А так же отпустить тех урманов, что попали под ваши холмы со мной. Они – люди Хродгейра, его дружина. Если захотят уйти, то…

– Скатертью дорога, – голосом, наполненным презрением, бросила Керидвена. Опять она вмешивается!

– Да! Скатертью дорога. А еще у нас говорят: вот – Бог, а вот – порог. Они свободные хирдманы[18]18
  Хирдман – дружинник в средневековой Скандинавии. Происходит от «хирд» – дружина; «ман» – человек.


[Закрыть], а не рабы. Имеют право поступать по совей воле.

– Что ж… – задумчиво протянула королева. – Боюсь, тебя не переубедить. – Она грозно глянула на колдунью, которая намеревалась вновь вставить язвительное замечание. Та замолчала, нахмурившись. – Хочешь навестить Хродгейра, иди. Думаю, ты помнишь о клятве. Захочешь распустить всех своих людей – я-то вижу, что они уже больше твои, чем прежнего вождя, – распускай. Мне нужна лишь твоя помощь. И, конечно, девочки-пикты. Вы останетесь у меня, когда все ваши друзья уйдут. Устраивает тебя такое решение, Вратко из Хольмгарда?

– Устраивает.

– Хорошо. Тогда должна предупредить. Ни один воин динни ши не пойдет с вами. Я не буду рисковать верными слугами ради твоей прихоти. Уяснил?

– Уяснил.

– Но если тебе понадобится моя помощь, просто позови. Мы в йоркширских холмах, я услышу.

– Спасибо, великая королева.

– У тебя есть вопросы ко мне или Керидвене?

Вратко задумался на мгновение. По делу-то и спросить нечего. Еды на дорожку попросить, что ли? Или оружия получше для Игни, Гуннара и Олафа? Захотят ли еще викинги чужие мечи в руки брать?

Эх, ладно! Была не была!

Парень махнул рукой и задал вопрос, который мучил его давно, с той поры. как он переступил камень на входе в заклинательный чертог.

– Этот волшебник… друид Мирддин живой?

Керидвена сухо рассмеялась.

Маб отвечала серьезно:

– Это смотря как считать. Он не спит, не ест, не дышит, но видит, слышит, мыслит… Он живой?

– Живой, – сразу выбрал правильный ответ словен. – Раз мыслит, стало быть, живой.

– Мудрец! – буркнула колдунья. – Латиняне таких философами зовут. Вернее звали, когда римляне тут были.

Вратко рассеяно кивнул. Не понять – смеется над ним колдунья или вправду хвалит. Наклонился за копьем.

Неожиданно для парня Злое Жало поползло, словно живое и не далось в руки. Вратко повторил попытку. Копье рванулось, будто наутек.

Обернувшись, новгородец увидел, кто издевается над ним.

Морвран держал в руках Злое Жало и криво усмехался, показывая желтые зубы.

– Отдай! – парень протянул руку.

Военачальник народа Холмов задумался. Или сделал вид, что задумался. Наклонил жало копья в сторону Вратко, но не успел словен сжать пальцы вокруг оковки, отдернул. Зло хихикнул.

– Отдай, я сказал! – словен почувствовал нарастающий гнев.

– Сказал он… – горбун оскалился. – Возьми.

Он слегка подбросил копье вверх и тут же поймал. Взвесил в руках.

– Доброе оружие. На Ассал или Гунгнир, конечно, не тянет, но работа добрая.

– Не тебе его давали…

– Оружие – не застежка на плащ, – возразил Морвран. – Кто сильнее, тот и берет.

Хотя… И застежку тоже возьмет тот, кто сильнее.

– Драться я с тобой не хочу, кеан-киннид, – набычился Вратко.

– Или боишься?

– Морвран! – голос Маб стегнул, подобно бичу.

– Моя королева… – съежился, втянул голову в плечи сын колдуньи.

– Ты тоже решил затеять свару? Не хватает мне тебя еще в довесок к Лохлайну! – Я лишь хотел проверить хольмгардского ворлока.

– Проверил?

– Да, моя королева…

– Отдай копье!

– Оно не для него.

– И не для тебя! Отдай немедленно!

Вратко не оборачивался, глядя в лицо урода-горбуна, а потому не видел королеву, но в ее голоске звучала подлинная властность. Попробуй, ослушайся!

Морвран сник окончательно. Отвел взгляд. Перехватил Злое Жало двумя руками, подал оружие новгородцу на раскрытых ладонях.

– Возьми… ворлок…

Вратко принял копье. Попробовал улыбнуться военачальнику. Зачем зло друг на друга держать? И так врагов хватает, новых находить ни к чему. Улыбка вышла кривоватой. Кеанкиннид не счел нужным отвечать на нее. Боком посунулся в темноту, где стоял и раньше. – Морвран! – остановила его Маб – Слушаю, моя королева.

– Проведешь Вратко из Хольмгарда к его друзьям. Потом покажешь выход из Холмов. – Да, моя королева.

– Они вольны отправиться в верхний мир, как только будут готовы. И в том числе, в каком сочтут нужным.

– Хорошо, моя королева.

– Ты будешь их дожидаться у входа. Сколько воинов взять, решишь сам.

– А если они не вернутся, моя королева? – военачальник пошевелил ноздрями, приподнял верхнюю губу. Он все больше и больше напоминал Вратко дикого зверя. И внешностью, и повадками.

– Мы вернемся! – твердо сказал словен.

– Они вернутся, – подтвердила его слова королева. – Клятва была произнесена. Кости Холмов слышали ее. Великие Боги, следящие за всеми нашими поступками, тоже. Вратко из Хольмгарда – не дурак. Он знает, что нарушивший такую клятву не найдет больше удачи. Поэтому он вернется. Если викинги решат остаться под солнцем, то он вернется один. Не так ли?

– Я вернусь, – парень покрепче перехватил Злое Жало. Повернулся к Маб. – Даже если вернусь один. Нужно ли поклясться в этом еще раз?

– Нет необходимости, – легко отмахнулась королева. – Я верю тебе. Дружбу и союз воинский, а ведь мы собираемся сражаться против общего врага, нельзя начинать со взаимных подозрений.

Вратко стало стыдно. По-настоящему стыдно. До горящих ушей и желания спрятаться и не показываться никому на глаза. Почему он постоянно подозревает королеву и ее приближенных? Из-за дурацких выходок Лохлайна или Морврана? Ну, так их поступки можно объяснить завистью. Любой из попавших в Полые Холмы викингов сильнее каждого из динни ши в несколько раз, да и кеан-киннид, пожалуй, в подметки не годится Гуннару или Олафу. Вот и злобствуют напропалую. А вымещать недовольство стараются на нем, новгородце, ибо чувствуют, что он единственный, кто с оружием в руках им уступит. Не говоря уже о возрасте. Не рано ли, ворлок из Гардарики, зазнаваться начал? Почувствовал себя равным с вождями, волшебниками, воинами, которые не одну сотню лет оттачивали мастерство? А сам ведешься на подначки, не умеешь на чужую шутку своей остротой ответить. Как говаривал кожемяка из посада: мальчишка с грязным пузом, зелень зеленая.

– Прошу простить меня, великая королева, – Вратко поклонился в пояс. С чувством, с душой, со всем возможным уважением. – Я, пожалуй, пойду. В дорогу пора собираться.

Его не задерживали. В глазах королевы Маб промелькнула искорка довольства. Но и только.

Урманы восприняли рассказ Вратко о видении «из котла» по разному.

Игни пожал плечами – мол, всякое бывает. И едва не заработал подзатыльник, поскольку Гуннар наотрез оказался верить услышанному. Что бы его вождь мирно беседовал со святошей Бернаром? Во имя огней Муспелльсхейма[19]19
  Муспелльсхейм – страна, населенная огненными великанами.


[Закрыть], не может такого быть!

Олаф соглашался с ним, но защищал Хродгейра без излишнего запала. И его равнодушие – чего спорить-то? От споров белое черным не станет – выглядело, пожалуй, убедительнее, чем горячность кормщика.

Все еще слабый от ран, полученных в схватке с людьми Модольва-хевдинга, Рагнар Щербатый рассудительно заметил, что хитрость для воина не менее важна, чем отвага и доблесть. А вдруг Черный Скальд решил обмануть, обвести вокруг пальца монаха и Эдгара Эдвардссона? Притвориться овечкой, выжидая удобного случая, чтобы удрать. Раненый викинг напомнил товарищам хитрость, которой прибег Халстейн, друг и соратник Бьорна Железнобокого. Чтобы проникнуть в город латинян, защищенный крепкими стенами, он притворился тяжелобольным и сказал, что желает перед смертью обратиться в христианскую веру. Монахи, заправлявшие всем в том городе, обрадовались и пустили за стены носилки с вождем, которые несли немногочисленные приближенные воины Халстейна. Оказавшись внутри, викинг чудесным образом ожил, его хирдманы перебили охрану ворот, впустив всех остальных. Так вот, что мешает Хродгейру повторить шутку двухсотлетней давности?

Вратко украдкой вздохнул. Слова Рангара бы да Богу в уши.

Мария Харальдовна ни единому слову новгородца не поверила. Вернее, она поставила под сомнение образы, показанные котлом Керидвены.

– Сердце мне подсказывает – в беде Хродгейр, – упрямо твердила королевна. – Не может он сидеть, угощаться с врагами за одним столом, разговаривать с ними, прямо как с родичами. Я чувствую – плохо ему. Быть может, ранен и лежит, теряя силы, в овраге каком-нибудь, а, возможно, и в плен попал, а там пытают его или убивают медленной смертью. Я страдания чувствую…

Ее речи можно было бы приписать душевному расстройству – дроттинг еще не оправилась после смерти отца. Но ведь о ней всегда шли слухи – дочь Харальда Сурового, мол, прорицательница, может будущее прозревать, предчувствует неудачи и несчастья.

Разве не Мария Харальдсдоттир первой заявила о грядущем поражении норвежского войска в походе на Англию? Не многие ей тогда поверили, да и сам конунг в первую голову. Оно конечно, проще объяснить дурные предчувствия девичьими глупостями. А ведь после были другие предзнаменования: у конунгова хирдмана по имени Гюрд, у воина Торда из дружины Эйстейна Тетерева… Даже к самому конунгу Харальду являлся сводный брат его, Олаф Толстый, прозванный Святым, и пожурил младшенького, что нацелился тот на кусок, который ни прожевать, ни проглотить не в силах – не та нынче Англия, что была во времена короля Этельреда[20]20
  Имеется в виду Этельред Второй Безрассудный (968 – 1013), правивший в 978 – 1013 и 1014–1016 гг. Пытался откупиться от викингов-завоевателей, выплатив им 10 тысяч фунтов серебра. Эта дань получила название «датские деньги».


[Закрыть] и датского конунга Свена Вилобородого[21]21
  Свен Первый Вилобородый (около 960 – 1014) – король Дании, Норвегии и Англии. Наследовал (как король Дании и Норвегии) своему отцу Харальду Первому Синезубому. Предпринял в 1013 г. масштабное вторжение в Англию.


[Закрыть].

Заговорив о погибшем отце, Мария не сдержала слез. В последние дни она и так была сама не своя – грустила, уставившись в стену, мало разговаривала, почти не ела. Рианна, находившаяся при королевне неотлучно, очень опасалась за ее жизнь. Ее бабка рассказывала о нередких в прежние времена случаях, когда от тоски чахли, словно деревья без дождя, словно птица в клетке, и, в конце концов, умирали. Конечно, новое поколение не отличалось той чувствительностью, как раньше, но ведь и Мария Харальдсдоттир не такая как все.

Уже не оставалось сомнений, что дроттинг любит Хродгейра. Значит, она должна особо остро чувствовать его: дар прорицательницы, помноженный на любовь, многого стоит.

Желая хоть как-то подбодрить девушку, Вратко пообещал:

– Мы разыщем его, Харальдовна. Во что бы то ни стало, разыщем.

Она вздохнула, едва заметно улыбнулась:

– Я верю тебе. И тебе, и нашим друзьям. Вы будете стараться изо всех сил. Но мой дар… Мой проклятый дар… Как много я бы дала, чтобы не видеть будущего – оно предрекает мне лишь беды и несчастья. Мне и всем, кто мне дорог.

– Разве твоя в том вина?

– А кто знает? Мудрые люди говорят, что прорицатель способен изменять будущее по своему желанию.

– Не знаю. Не слышал никогда. По-моему, изменить будущее по силам лишь очень сильному колдуну. Или богу. Люди могут лишь подстроиться под него, смягчить удар судьбы.

– А потом горько раскаиваться, что совершил ошибку? Я должна была отговорить отца от похода в Англию.

– Кто смог бы отговорить Харальда Сурового от однажды задуманного? Кому по плечу такое дело?

– Я смогла бы. Отец верил мне. Я должна была настоять на своем. Сколько людей, сколько верных сынов Норвегии остались бы живы?

– Ты не должна винить себя, Мария-бан[22]22
  Bàn – ясная (гэльск.).


[Закрыть]! – решительно вмешалась Рианна.

– Ты сделала все, что могла! – поддержал пикту Вратко. – Вряд ли кто-то из норвежского войска приложил больше усилий, чем ты!

– Не утешайте меня… – покачала головой королевна. – Я слишком понадеялась на свое предвидение, думала, что успею найти Чашу и использовать ее для успеха нашего войска, для успеха моего отца… И что получилось в итоге? Что теперь осталось мне? – плечи ее вновь дрогнули.

Словен понял, что Мария сейчас разрыдается. Чем бы отвлечь дочь конунга? – Тебе осталась месть, Мария-бан! – взмахнула кулачком Рианна.

– Кому?

– Мерзкому монаху, который все сделал, чтобы саксы одолели у Стэмфордабрюгьера! Королю Гарольду, торжествующему сейчас! Эдгар Эдвардссону, рассчитывающему обрести выгоды от свары двух великих королей.

«Если Гарольд Годвинссон такой великий, как и его норвежский тезка, то зачем ему мстить? – подумал Вратко. – Он же не знал, что отец Бернар читает молитвы в его поддержку? И уж тем более, не просил монаха о помощи. Он защищал свой край, свой народ и свою корону… Эх, все равно сейчас Марии этого не объяснить. Она даже слушать не захочет».

– Харальдовна, – проговорил парень. – Харальдовна, ты дождись нас. Когда Хродгейр вернется, он сможет ответить на все вопросы сам. А я тебе вместо прощания вису скажу. Хочешь?

– Говори, – Мария смахнула слезинку с ресницы, но расплакаться не позволила себе. Вот что значит – дочь конунга!

– Тогда слушай. Эта виса о великом конунге Харальде Сигурдассоне, которого прозвали Суровым, и об английском короле Гарольде Втором Годвинссоне. Вратко откашлялся и прочитал.

 
– В сече стену саксов
Сек Суровый конунг
Смерть пришла пернатая —
Верно, норны гневались.
Местию отмечена
Смерть на наконечнике
Ясно око выколет
Королю саксонскому.
 

– Око за око, зуб за зуб… – медленно произнесла королевна. – Идите. И возвращайтесь вместе с Хродгейром. Вместе мы придумаем, как отомстить подлому монаху. Не забудем и о короле Англии…