Текст книги "Импровиз. Сердце менестреля"

Владислав Русанов
Импровиз. Сердце менестреля

© Русанов В., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Ouverture

Эти бездонные глаза цвета утренней морской волны Ланс альт Грегор увидел сразу, как только шагнул в зал. Еще не затих голос распорядителя бала, но лица всех до единого гостей его светлости повернулись к нему – величайшему менестрелю, которого только рождала земля. Десятки и сотни взглядов. Любопытные, восхищенные, оценивающие, наполненные завистью… Не было лишь равнодушных.

Ланс любил вызывать всеобщий интерес. Любил внимание, восторженные рукоплескания, шепотки за спиной и даже откровенные сплетни. Ведь он артист, он живет для зрителя и слушателя, а они живут для него, питают его вдохновение. Любовь или ненависть – какая разница? Для артиста смертельно только одно – равнодушие толпы, забвение. Когда тебя перестали замечать, перестали интересоваться, ты умер.

Он покинул карету под проливным дождем. Не заботясь, что тугие струи ливня хлещут в лицо, проследил, как слуги – братья-близнецы Бато и Бето – отстегнули ремни, удерживающие кожаный короб с инструментами, и, кряхтя, поволокли его по парадной лестнице. Конечно же, его здесь ждали. Ждали и волновались – едва ли не половина гостей, собравшихся на бал ко двору герцога Аркайлского, прибыли сюда исключительно, чтобы послушать прославленного менестреля, а он задерживался. Как назло, карета завязла в грязи, и близнецам пришлось потратить немало времени, чтобы вызволить просевшие по ступицу колеса.

Но он все же явился. Ланс всегда держал слово, и это тоже выгодно отличало его от большинства избалованных менестрелей на просторах всех двенадцати держав. В особенности если он дал слово Регнару – своему давнишнему приятелю, придворному магу-музыканту его светлости. Гофмейстер неодобрительно смотрел на лужу, которая натекла с плаща великого менестреля. Ланс ухмыльнулся и сбросил в нее плащ, небрежно потоптавшись по нему, отер желтую глину с сапог, пригладил ладонями волосы и зашагал в главный зал. Близнецы поспешали следом, пыхтя и утирая мокрые лица о плечи.

– Ланс альт Грегор из Дома Багряной Розы! – провозгласил распорядитель.

Менестрель шагнул через порог, купаясь в восхищении, впитывая всеобщую любовь, скользя по волнам восторга.

Покорные взмаху палочки Регнара, валторны и флейты, басы и гобои, клавикорды и литавры смолкли. В наступившей тишине слышно было, как потрескивают фитили сотен свечей белого воска, зажженных слугами герцога по такому случаю.

Ланс всегда воспринимал слушателей как некую обезличенную толпу. Не из-за непомерной гордости, не из презрения к обделенным магическим даром людям, не от осознания собственного величия. Нет. Просто много лет назад юный музыкант, не вышедший еще из возраста, когда другие мальчишки готовятся стать пажами, до одури боялся упирающихся в него пристальных взглядов. Дрожали поджилки, ледяными пальцами пробирался вдоль хребта озноб, и смолкала скрипка, сбиваясь на жалкий кошачий плач. Тогда строгий и мудрый наставник и посоветовал перестать видеть зал. «Не смотри в глаза, скользи поверх голов. Принимай толпу, как лес, как море, как дождь. Нет деревьев, есть лес, нет капель, есть дождь, нет людей, есть толпа». Мальчишка Ланс попробовал, и ему помогло. С тех пор он поступал так всегда. Есть он, его магия, его музыка, и есть слушатель – многоголовый, многоглазый, многоухий…

Так он намеревался поступить и сегодня. Скользнул расфокусированным взглядом вдоль переднего ряда вельмож, отмечая блеск золотого шитья и огненные блики на гранях драгоценных камней… И вдруг. Эти глаза. Огромные, круглые, обрамленные пушистыми ресницами, удивленно-восторженные. Усилием воли Ланс заставил себя продолжить давно отработанный ритуал. Развернулся лицом к середине зала, где под свисающими с потолка боевыми знаменами на кресле из красного дерева сидел герцог Аркайлский. Его он тоже не видел – на время выступления его светлость сольется с толпой, ибо исключений не может быть ни для кого, но прекрасно помнил седую бородку клинышком, тяжелые мешки под блеклыми глазами, подагрические кисти в коричневых старческих пятнах, расслабленно лежащие на подлокотниках. Менестрель прижал кулак к сердцу и коротко поклонился, держа ладонь левой руки на эфесе шпаги. Здесь, в бальном зале, только он оставался при оружии. Просто все правители двенадцати держав прекрасно знали о его чудачествах и не рисковали лишиться превосходного развлечения, настаивая на соблюдении законов, обязательных для толпы.

Его светлость наверняка кивнул в ответ, да и могло ли быть иначе? Ланс не видел его, но Бато и Бето зашевелились у ног хозяина, извлекая из кожаного короба две скрипки – приму и секунду, палисандровый ксилофон, свирель, настолько потемневшую от времени, что поговаривали, будто ее касались руки одного из первосвятителей, и цистру[1]1
  Цистра – старинный струнный щипковый музыкальный инструмент, похожий на современную мандолину. Имеет 5-12 парных струн.


[Закрыть], натертую воском до мягкого блеска. Близнецы ни ухом ни рылом не разбирались в музыке, но за инструментами ухаживали исключительно. И прекрасно готовили выступление.

Вскоре скрипки, свирель и цистра покоились на ажурных резных подставках, а ксилофон занял привычное место у ног менестреля. Толпа затаила дыхание.

Ланс альт Грегор закрыл глаза, набирая полную грудь воздуха…

И едва не зарычал. Он продолжал видеть голубовато-зеленые очи. И черные ресницы, такие длинные, что, попади сюда по праву гордившаяся своей красотой княгиня Зохра с южного острова Айа-Багаан, она повесилась бы на собственной косе.

Что же это за наваждение?!

Тряхнув головой, он заставил себя сосредоточиться на музыке.

Заминка тянулась не дольше двух ударов сердца. Оставалось надеяться, что слушатели ничего не заметили.

Еще один глубокий вдох. Медленный выдох.

Руки альт Грегора взметнулись вверх. В отличие от большинства чародеев-музыкантов он не пользовался палочками. Только пальцы. Обнаженная кожа ладоней, как обнаженная душа менестреля.

Короткая пауза, во время которой установилась такая тишина, что упавший на пол волос загрохотал бы, подобно срубленному столетнему дубу…

Ланс прекрасно понимал, кого сейчас видят гости герцога Аркайлского. Невысокий по меркам северян сорокалетний мужчина в потертом дублете из черной кожи. Без золотого шитья, без серебряного позумента, без галуна – всей этой сверкающей мишуры. Только стальные заклепки в три ряда на манжетах. Тронутые сединой темно-русые волосы менестрель убирал в длинный – ниже лопаток – хвост. Коротко подстриженную бороду украшал серебристый клок под левым уголком рта. На широкой перевязи из воловьей шкуры, которая более приличествовала предводителю наемников, чем прославленному исполнителю, висела старинная шпага. Сейчас таких уже не делали. Ширина клинка – два пальца. Гарда сложная, но невычурная, покрыта благородной зеленью. Деревянные накладки ножен подернуты сетью трещин – холод и жара, проливные дожди и иссушающий зной, морская соль и конский пот. Ланс альт Грегор расставался со шпагой лишь в постели. Да и то не всегда, поговаривали злые языки.

Пора!

Мощный взмах!

Пальцы менестреля рванули незримые магические нити.

Заплакала скрипка-прима. Повела мелодию. Отставая не более чем на кварту, к ней присоединилась секунда. Застонала ниже и чуть гуще. Им ответила цистра злым коротким перебором. Вступил ксилофон.

Покорные магии Ланса альт Грегора, величайшего менестреля двенадцати держав, звуки взмывали, клубились под потолком, сталкивались и разделялись, падали на головы слушателей дождем или, если угодно, праздничным конфетти, закатывались по темным углам, откуда не слишком усердные слуги так и не вымели паутину.

Широкое ларго сменялось привольным адажио, которое переходило в размеренное модерато и, наконец, атаковало огненным аллегро. Трезвучия, семизвучия и девятизвучия. Ноты и паузы. Квинты и октавы, кварты и сексты.

Как всегда, в считаные мгновения Ланс пленил слух собравшейся толпы, заковал в кандалы прихотливой мелодии и повел, подгоняя настойчивыми пиццикато, тремоло, мордентами. Он ощущал власть над людьми, подобно тому крысолову из легенд, очаровавшему детей игрой на дудочке. Прикажи он сейчас гостям герцога, знатным вельможам Аркайла и их семьям, прыгать – запрыгают, как миленькие. Мог заставить смеяться, плакать, петь, танцевать. Взять оружие и свергнуть герцога. Взять оружие и защищать сюзерена до последней капли крови.

Многие менестрели тайком – да и в открытую – завидовали ему, десятки пытались повторить его музыку. Пробирались тайком на выступления альт Грегора, слушали, напрягая память, делали пометки на обрывках пергамента, упражнялись до одури, воспроизводя последовательность звуков. И все тщетно… Второй раз мелодия Ланса на слушателей не действовала. Да и сам он не повторялся никогда, исполняя музыкальную пьесу всегда один раз – первый, он же последний. Всегда экспромт, всегда импровизация.

Пели, сливая голоса, скрипки. Звенели струны цистры, дробной россыпью цокотал ксилофон. Рыдала, надрываясь, свирель.

Струйки пота стекали меж лопаток менестреля. Пальцы дрожали, ребра вздымались и опадали, словно у каторжника в каменоломнях. Настоящему художнику магия музыки не дается легко. Это ремесленники и подмастерья способны ублажать народ в балаганах и на рыночных площадях, даже не вспотев. Для творцов музыка – тяжкий труд, требующий полной самоотдачи. Ведь известны случаи, когда менестрели умирали, надорвавшись, прямо на выступлении. Ланс им завидовал: они умерли счастливыми.

Наконец менестрель сильным движением кистей – аж хрустнули запястья – вздыбил мелодию, словно горячего скакуна. И оборвал…

В гробовой тишине Ланс альт Грегор упал на одно колено, всем весом налегая на шпагу, будто на трость. Со стороны выглядело красиво – исполнитель благодарит слушателей за внимание и правителя за оказанную честь. На самом деле он просто не мог держаться на ногах.

Зал еще молчал. Молчал мгновение, другое… А потом взорвался радостными возгласами, писком восторженных женщин, звоном шпор о гранитные плиты.

Ланс не поднимал головы, вцепившись в оплетенную кожаным ремешком рукоять, как утопающий в брошенную ему веревку. Так уж повелось, старинный клинок впитывал восхищение толпы, возвращая владельцу жизненную силу и истраченную магию. Еще немного, и он сможет стоять на ногах, шутить, танцевать, обмениваться колкостями и принимать благодарности.

Дворяне Аркайла безумствовали. Их ликование не знало границ, разливаясь широким, бурным потоком. Ланс купался в нем, подобно лососю, поднимающемуся на нерест в верховья реки.

Но рано или поздно люди уставали славить менестреля, сколь великолепно бы он ни играл. Так было сто и двести лет назад, так будет через триста лет.

Альт Грегор выпрямился. Еще раз поклонился герцогу, теперь уже внимательно рассматривая правителя. Глаза старика блестели – добрый знак. Выступление удалось на славу, если музыка смогла растрогать дряхлого с виду, но крепкого, как стальной шкворень, прана Лазаля Аркайлского из Дома Черного Единорога.

Его светлость едва заметно шевельнул пальцем.

Командир дворцовой стражи в парадной сюркотте с серебряным шитьем поверх вороненой кольчуги приблизился к менестрелю, протягивая на ладони увесистый замшевый мешочек. Шепнул, чтобы не расслышали остальные:

– Сотня «лошадок». С тебя причитается.

Ланс едва заметно кивнул. С праном Коэлом альт Террилом из Дома Радужной Рыбы их связывала дружба не менее давняя и крепкая, чем с придворным магом-музыкантом Регнаром. И крыть нечем. «Лошадками» в Аркайле называли золотые монеты в отличие от серебряных «башенок». На первых чеканили родовой герб его светлости, а на вторых – дозорную башню, издревле возвышавшуюся на утесе у причала. Сумма огромная. Вдвоем пропивать – несколько лет. Почему же не проставиться? Завтра, когда разъедутся гости, можно завалиться в самую дорогую таверну. И Регнара не забыть, а то обидится…

Тем временем распорядитель бала громогласно объявил первую часть большого балета. Толпа заволновалась. Вельможи постарше потянулись к стенам, молодежь выстраивалась длинной двойной линией посреди зала.

– Участвуешь? – усмехнулся в густые усы пран Коэл.

– Спрашиваешь… – приосанился Ланс, одернул дублет.

– Ну, удачи.

Они оба знали, что менестрель никогда не отказывал себе в удовольствии потанцевать с цветом общества. И не было случая, чтобы он не вскружил голову какой-нибудь красотке, явившейся ко двору с рохлей-мужем из глухого угла герцогства. И хорошо, что альт Грегор не бывал на родине уже больше четырех лет. Пересуды о его последнем приключении наверняка утихли.

Командир стражи вернулся на свое место у трона герцога, а Ланс поспешил занять место в ряду танцоров.

Регнар взмахнул палочкой.

Плавно загудели валторны. Размеренными ударами задали ритм литавры.

Стоящие попарно мужчины и женщины шагнули друг навстречу другу.

Ланс протянул ладонь и взялся за кончики пальцев пухленькой дворянки с такой старомодной копной на голове, что без всяких пояснений делалось ясно – это и есть тот самый глухой угол. Смазливая мордашка разрумянилась так, что почти не видно веснушек. Еще вчера менестрель, не задумываясь, сразил бы ее цветистым комплиментом, а в перерыве между частями балета увлек бы подышать воздухом на крытую галерею. Но сейчас он лишь улыбнулся немножко грустно и устало, отвесил изысканный поклон и повел.

Раз. Два. Три. Поворот.

Раз. Два. Три. Поклон.

Смена партнеров.

Теперь на Ланса глядели синие, как сапфиры, очи. Белоснежная кожа, высокий лоб. Волосы цвета воронова крыла разделены на две косы и уложены в сложные башни. Два-три выбившихся локона – вовсе не небрежность парикмахера, а свидетельство его мастерства.

Баронесса Кларина. Умна, расчетлива, жестока. Фаворитка герцога Лазаля, а поскольку старый конь хоть борозды и не портит, но глубоко не пашет, то заодно любовница наследника – сорокапятилетнего прана Гворра Аркайлского.

Раз. Два. Три. Поворот.

– Вы сегодня превзошли самого себя, – шепнула баронесса, когда во время очередной фигуры танца их лица едва не соприкоснулись.

– Счастлив радовать вашу милость, – поклонился альт Грегор, улыбаясь холодно, как зимний лес.

Интрижка с фавориткой его светлости в планы Ланса не входила. Зачем искать себе врагов среди сильных мира сего?

Раз. Два. Три. Поклон.

Снова смена партнеров.

Ланс натянул на лицо привычную учтивую полуулыбку, поднял взгляд и едва не задохнулся. Сбился с ноги, как если бы окатанный морем до зеркального блеска гранитный голыш попал под его подошву. Не миновать позора, но альт Грегор был не только повесой, танцором и магом-музыкантом, но и фехтовальщиком, каких поискать. Это в бальной зале оступиться значит вызвать насмешки и едкие шуточки. Во время поединка споткнувшегося ждет смерть.

Лансу удалось превратить неловкий шаг в дополнение изысканного поклона.

На него смотрели два глубоких аквамарина.

Бездонные, как море между Браккарскими островами. Чистые и светлые, как родники в горах Карроса. Сверкающие, как блики восходящего солнца на глади бухты Аркайла.

Долгие мгновения менестрель видел только эти глаза, не отпускавшие его во время выступления, и лишь потом заметил высокие темные брови, скулы, будто очерченные резцом умелого скульптора, полные губы, локоны того оттенка и блеска, который имеют спелые плоды каштана, выскочившие из зеленой колючей кожуры.

Осторожно, как берут бабочку, опасаясь стереть пыльцу с прозрачных крыльев, он взял в ладонь тонкие пальцы.

Хотелось что-нибудь сказать, но впервые за много лет слова застряли у Ланса альт Грегора в горле. Как у шестнадцатилетнего юнца, повстречавшего первую в своей жизни любовь. Он мог лишь улыбаться, стараясь хотя бы не выглядеть глупо, и заученными движениями переставлял ноги.

Раз. Два. Три. Поворот.

Девушка скользила по мраморным плитам легко, будто не касаясь их. Так водомерка мчит взад-вперед по глади пруда и не проваливается. Ее лицо не покидало настороженно-испуганное выражение, и только в начале второй фигуры танца почти незаметная улыбка тронула губы в ответ на предупредительный и исполненный почтения взгляд менестреля.

Раз. Два. Три. Поклон.

Смена партнеров?

В этот миг Ланс осознал, что даже не спросил у обладательницы аквамариновых глаз имя, из какого она Дома…

Плавным, но неуловимо-быстрым движением он шагнул в сторону, оказавшись на месте долговязого юнца в смешном, коротком, будто с обрезанными полами пелисе и высоких сапогах с золочеными пряжками. Обиженный сдавленно крякнул, но Лансу было наплевать – ведь перед ним снова плыли очи цвета морской волны в летнее утро, а в его ладони дрожали нежные пальчики.

Раз. Два…

Каштановый локон не коснулся щеки альт Грегора, тонкий, едва уловимый аромат аркайлского ландыша ворвался в ноздри, опьяняя сильнее золота, сильнее власти, даже сильнее музыки.

– Кто вы, прекрасное дитя? – успел шепнуть он в розовое от смущения ушко.

Три. Поворот.

– Реналла из Дома Желтой Луны…

– Вам кто-нибудь говорил, сколь вы восхитительны?

Девушка потупилась и залилась румянцем.

Раз. Два. Три…

Сильная рука, вцепившаяся в плечо Ланса, развернула его, протащив по мраморному полу несколько шагов.

– Каналья!

Тяжелая ладонь наотмашь хлестнула по левой щеке. И тут же по правой, тыльной стороной. Острой болью вспыхнула рассеченная перстнем губа, перед глазами поплыл багровый туман, сквозь который проступила вытянутая физиономия с редкой юношеской бородкой и сведенными к переносице бровями. Надо лбом, главным украшением которого служил багровый прыщ с белой головкой, топорщились напоминающие солому волосы.

Пальцы Ланса сомкнулись на рукояти шпаги. Окружающие лица расплылись, сливаясь в цветастое кольцо, превращаясь в толпу. И только одно выделялось четко и резко, как символ веры, высеченный на алтаре. Лицо юноши в нездешнем пелисе и сапогах с голенищами-раструбами. «Кажется, мода Браккары», – мелькнула отстраненная мысль.

Глубоко вдохнув, менестрель медленно выдохнул.

У плеча его обидчика возникло напряженное лицо Коэла. Командир стражи решительно взял юношу за локоть, но тот стряхнул его руку

– Похоже, у прана возникли кое-какие претензии ко мне? – раздельно произнес Ланс. Слизнул кончиком языка кровь с рассеченной губы.

– Будь ты проклят, скользкий трепанг! – Юнец с рыком шагнул вперед, но его сжали с двух сторон Коэл и седеющий воин в васильковом камзоле с вышитым на груди дельфином – по виду тоже уроженец Браккарских островов. – Я растопчу тебя, как склизкую медузу!

Только сейчас Ланс заметил, что музыка смолкла. Должно быть, Регнар тоже спешит, чтобы принять участие в недоразумении. Этого только не хватало.

– Не слишком ли обязывающее заявление? – прищурился менестрель. – В особенности для малька, еще вчера бывшего икринкой? – Альт Грегор понимал, что делает глупость, но остановиться уже не мог. Он и раньше не слишком-то любил островитян…

– Песчаная акула! Каналья! – Парень рванулся так, что едва не выскользнул из рук схвативших его людей. – Шут! Музыкантишко!

Краем глаза Ланс заметил приблизившегося прана Гворра Аркайлского. Лимонно-желтый дублет с вышитым черным единорогом, на поясе посеребренный охотничий рожок, с которым наследник герцогской короны не расставался никогда. Рядом с ним стояли, с интересом наблюдая за перепалкой, Кларина и ее супруг, барон из Дома Сапфирного Солнца, чье имя менестрель никогда не пытался запомнить.

Он кривовато улыбнулся – кровоточившая губа стремительно вспухала – и вытащил из-за пояса перчатку, все еще мокрую, измазанную в желтой глине местных дорог.

Регнар схватил его за рукав, что-то торопливо зашептал в ухо, но было поздно. Смятая в комок перчатка прицельно ударила задиру-островитянина в лицо, отскочила, оставив грязный след на жидких усах, и шлепнулась на пол.

– Выбор оружия за вами, мой юный пран, – дурашливо поклонился альт Грегор. – Только не предлагайте мне бодаться, хоть я и вижу, что вы отращиваете рог, подобно вашим друзьям-нарвалам.

На миг ему показалось, что соломенноволосый кинется на него с кулаками. Но островитянин, покрасневший до кончиков ушей то ли от ярости, то ли от стыда, прошипел:

– Шпага. Хоть и недостойно мне измарать оружие в твоей рыбьей крови…

– У вас была возможность выбрать поединок на сковородках, – сухо поклонился Ланс. – Время, место и прочие ничего не значащие мелочи, думаю, обсудят секунданты. Пран альт Террил, вы окажете мне честь?

Командир стражи оглянулся на его светлость Гворра. Тот помедлил и кивнул.

– Назначьте своего секунданта, пран Ак-Карр, – проговорил приятель Ланса.

– Капитан Дар-Тан тер Везил из Дома Серебряного Дельфина, – ответил юноша.

– Вот и чудесно, – кивнул альт Грегор, обвел глазами зевак. Поклонился сыну герцога. – Прошу простить, что испортил праздник. – Развернулся на каблуках и зашагал прочь из зала.

В спину летел ворчливый шепоток. Гул и бормотание толпы напомнили менестрелю, как маги, управляющие оркестрами, порой настраивают инструменты. Больше всего ему хотелось обернуться и отыскать в людской мешанине аквамариновые глаза. Но он не мог себе этого позволить: Ак-Карр мог расценить его поступок как слабость. Еще подумает, что альт Грегор, величайший менестрель двенадцати держав и фехтовальщик, каких поискать, его боится. Кстати, «Ак» указывает на весьма знатное происхождение. Как бы не принадлежность к королевской семье…

– Идем ко мне. Быстро! – Регнар догнал друга у первой ступеньки широкой лестницы.

Ланс пожал плечами, кивнул.

– У тебя кувшинчик вина найдется? Горло промочить хочется, – сказал он и, словно оправдываясь, добавил: – У меня такая жажда после выступления всегда.

– Обойдешься! – рявкнул Регнар, решительно хватая Ланса за рукав. – Быстро ко мне, я сказал!

У менестреля глаза на лоб полезли, настолько мягкий и добродушный Регнар стал непохожим на самого себя. Даже округлое лицо, казалось, посуровело, обострились скулы и нос, как в мгновения опасности. Недоумевая в душе, Ланс поплелся за другом, безмолвно перешагивая с одной ступеньки на другую. И лишь когда Регнар втолкнул его в свою комнату, плотно притворив двери, дар речи вернулся к нему.

– Что за болотный демон в тебя вселился? – пробормотал он, одергивая дублет. – Что случилось?

– Это не в меня, это в тебя вселился болотный демон! – воскликнул Регнар, всплеснув пухлыми ладошками. – Или даже горный дух-убийца! Ты хоть понимаешь, что натворил?

– Что я натворил? – Ланс задумчиво почесал бородку. Увидел кувшин с кубком, плеснул на три глотка, отпил и чуть не выплюнул. – Вода?! Что за гадость ты пьешь?

– И тебе советую. Пока последние мозги не пропил. – Придворный маг указал менестрелю на низкий карл, обитый бархатом. Сам садиться не стал. Зашагал из угла в угол. – Ты хоть понимаешь, с кем связался?

– Со щенком, хлыщом и наглецом, – раздельно ответил Ланс. Подумал и налил еще воды. – А что ты так бегаешь? Ну, приткну я его…

– Это – сын посланника Браккарских островов! – Регнар остановился, оперся ладонями о стол.

– Ну и что?

– Вот и видно, что тебя сто лет не было в Аркайле. Мы теперь дружим с браккарцами.

– Против кого?

– Какая разница?!

– Да просто хочу разобраться в хитросплетениях интриг герцога Лазаля.

– Ты бы не о политике его светлости думал, а о том, как выйти сухим из воды!

– Да не кипятись ты. Пран Гворр присутствовал при ссоре и ничего не возразил.

– Пран Гворр не одобряет замысел отца. Он считает, что нам следует дружить с Трагерой. И с Кевиналом. Но все дело в безумном короле Унсалы…

– Бывал я в Унсале. Ничего безумного в его величестве Ронжаре я не увидел.

– Скажи еще Лазалю это! Они с позапрошлого лета как кошка с собакой. Вначале торговыми пошлинами друг друга давили, но, чует мое сердце, скоро и до открытой войны дойдет.

– И вот тогда победоносный флот Браккары блокирует их порты. Так?

– Ну, так предполагалось. Хотя теперь, чует мое сердце…

– Или задница?

– Может, и задница. Знал бы ты, как погрызлись наш герцог и его наследник! Я думал, вот сейчас гражданскую войну устроят. Но Гворр стерпел, покорился отцу. Теперь я понимаю, что для вида. А с какой довольной рожей он смотрел, как ты свару с этим сопляком затеял!

– Ну, во-первых, не я с ним, а он со мной. Или я должен был терпеть и улыбаться, когда меня пощечинами охаживают?

– Ох, да я и тебя тоже понимаю, – шумно выдохнул маг-музыкант. Уселся, упер локти в колени, а подбородок умостил на кулаках. – Гордость, честь и все такое…

– Для меня честь не пустой звук!

– Верю. Только нам сейчас нужно думать, как тебя сухим из воды вывести.

– Из Браккарских проливов? – неудачно пошутил альт Грегор.

– Из твоих собственных! – отрезал Регнар. – Слушай, Ланс. Я же сто лет тебя знаю. Что ты устроил во время балета? Толкаться начал… Не понимаю.

– Да понимаешь… – Начал менестрель и замолчал, не зная, как продолжить.

– Я пойму. Излагай.

– Ты эту девушку видел, Регнар?

– Какую еще девушку?

– С которой я танцевал. Глаза у нее… Ты когда-нибудь смотрел на солнце из-под воды?

– Ну, может быть, в детстве… А при чем тут какие-то глаза?

– Не какие-то, а ее глаза! – Ланс вдруг понял, что рычит, сжимая кулаки. Тряхнул головой, расслабился. – Прости. Если бы ты видел ее глаза… Постой, Регнар! Ты же придворный маг, а она тоже из местных – не провинциалка какая-то, это сразу видно. Вы не могли не встречаться.

– Да мало ли в Аркайле девушек? За всеми не уследить.

– Она не такая, как все. – Ланс опустил веки, вновь вспоминая глаза-аквамарины, каштановые локоны, губы, созданные для улыбки. – Она чудесная.

Приятель долго молчал, а потом стукнул себя кулаком по колену.

– Да ты никак влюбился на старости лет!

– Что? Я? Влюбился? – Менестрель расправил плечи и вдруг сник, принимая правду, которой раньше старался не замечать. – Ну да. Влюбился. С первого взгляда, как мальчишка.

– Это же надо! Ланс альт Грегор, гроза всех юбок от Карроса до Айа-Багаана, влюбился. Ты меня поразил, Ланс.

– Вот только смеяться не нужно, – устало вздохнул менестрель. – Иначе я не посмотрю, друг ты мне или не друг.

– Уж конечно, – сварливо откликнулся Регнар. – Давай и меня на дуэль вызови. А кто будет твою шкуру спасать?

– Зачем меня спасать?

– Затем. Предположим, заколешь ты мальчишку…

– Само собой, заколю. А ты что, сомневаешься?

– В твоем умении фехтовать? Нисколько. А вот в умении головой думать начал сомневаться. Его светлость не простит тебе ссоры с Браккарским королевством.

– Лазаль любит мою музыку.

– Он прекрасно обходился без нее четыре года. Обойдется еще столько же, хотя может помереть гораздо раньше. Тебя схватят, кинут в темницу. А потом или голову отрубят, учитывая, что ты последняя ветвь благородного Дома Багряной Розы, или выдадут браккарцам. И скорее всего выдадут. Не берусь утверждать точно, но этот Ак-Карр то ли племянник, то ли кузен нынешнего короля. А мне бы не хотелось, чтобы мой друг попал в лапы браккарским пиратам.

– Спасибо, – искренне кивнул менестрель, передернувшись. – Только если я не убью его, он убьет меня. Конечно, умирать на родине приятней, чем в садке с миногами у короля Браккары, а конец все равно один.

– Ну, зачем же убивать? – неуверенно пробормотал Регнар. – Можно ранить…

– А можно просто хворостиной отстегать. Чем не выход? Подержишь посланникова отпрыска?

– Тебе бы все шутить! – возмутился маг, и в этот миг дверь отворилась без какого бы там ни было предварительного стука.

– Так и знал, что вы здесь, – сказал хмурый Коэл, перешагивая порог.

– Когда деремся? – вскинул подбородок альт Грегор.

– Эх, Ланс. – Командир стражи прошагал к столу, налил кубок и с наслаждением, дергая кадыком, опрокинул его в себя. – Иногда я жалею, что мы с тобой друзья, пойми меня правильно. Арестовывать друзей очень и очень неприятно.

– А что, уже пора арестовывать? – прищурился менестрель.

– Пока нет. Но завтра утром придется. Дуэль назначена на первую стражу, сразу после рассвета. Оружие, как и договаривались, шпага. Правда, этот капитан настаивал на шпагах и дагах. Не иначе головой об палубу во время шторма приложился…

– Ты видишь? – Ланс повернулся к Регнару. – И что, я теперь должен прощения просить?

– Было бы неплохо, – зло бросил Коэл. – Ведь ты толкнул его первым. Оскорбление особы королевской крови. Только я почему-то уверен, что ты просить не будешь. А значит, завтра утром мне придется тебя арестовать.

– Ты что?

– Что слышал. Распоряжение от прана Гворра я уже получил. Чем ты его разозлил? Опять Кларине глазки строил?

– Что за чушь! Ты же меня знаешь.

– То-то и оно, что знаю. Мальчишка настаивает на схватке на смерть и, похоже, вполне уверен в своих силах.

– Ах, щенок! – Ланс вскочил.

– Сядь. Дуэль, я сказал, завтра утром.

– Неужели нельзя ничего придумать? – подал голос Регнар.

– Может, уговоришь этого удальца подставить грудь под шпагу? – повернулся к нему альт Террил.

– А если предложить им до первой крови?

– Чтобы они подумали, будто я испугался? – выкатил глаза менестрель.

– Ну, видишь… – развел руками Коэл.

В двери тихонько, но решительно постучали.

– Да! – возвысил голос Регнар. – Входите.

Через порог, сильно хромая, шагнул седой браккарец. Рост, вытянутое лицо, продубленное морским ветром с солнцем, не оставляли сомнений – пожаловал сам посланник. Он окинул друзей оценивающим взглядом. Произнес:

– Коэл альт Террил, Регнар альт Варда и Ланс альт Грегор. Теплая компания. О чем беседуем, почтенные праны?

Опережая готового сказать колкость или даже грубость менестреля, ответил Регнар:

– Ищем выход из безвыходного положения, пран Ак-Нарт.

– И как, успешно?

– Пока что безуспешно.

– Прискорбно. Но я пришел сюда, чтобы сделать вам маленькое предложение. В особенности вам, пран Ланс, примите, кстати, мои благодарности за прекрасное выступление.

– Предложение, от которого нельзя отказаться?

– Почему? – пожал плечами браккарец. – Отказаться можно всегда и от чего угодно. Вопрос в том, нужно ли? Ведь всегда можно прийти к соглашению о взаимной выгоде.

Альт Террил скривился, словно вонзил зубы в неспелый лимон.

Регнар открыл было рот, но Ланс опередил всех:

– Я краем уха слыхал, что на островах живут воины, а не торговцы.

– Плох тот моряк, – и бровью не повел посланник, – который не научился совмещать торговлю с войной. Так вы готовы меня выслушать или будем обмениваться колкостями?

– Прошу присаживаться, – наконец взял разговор в свои руки придворный маг.

Ак-Нарт примостился на край карла. Регнар и Коэл уселись на кровать. Альт Грегор остался стоять, подпирая плечом стену и преувеличенно пристально разглядывая гобелен с изображением соколиной охоты. В его душе кипела такая ярость, что он сам себя побаивался.

– Итак, пран Ланс, прославленный фехтовальщик и великий менестрель, вызвал на поединок моего сына, – рассудительно произнес островитянин. – Конечно, мой мальчик тоже недурно владеет шпагой и за исход боя с ровесником я бы не переживал. Но, как говорится, опыт не пропьешь. Пран Ланс из Дома Багряной Розы – соперник очень и очень серьезный. Думаю, не удивлю вас, если скажу, что искренне люблю своего сына. И возлагаю на него большие надежды. Я вовсе не желаю потерять его из-за дурацкой ссоры на балу. Кстати, я не оправдываю горячности Ак-Карра и намерен должным образом наказать его. Но для этого он должен остаться живым.