Текст книги "Импровиз. Сердце менестреля"

Стражники с протазанами в руках оставались стоять, удерживая пустующий коридор, но никто из дворян более не стремился им воспользоваться. Значит, муж Реналлы не из высшей знати. Это плохо… Попробуй разгляди в толпе хрупкую девушку, которую не видел полтора года, да и еще наверняка в капюшоне. Но и уходить на хотелось. А вдруг? Вдруг свершится чудо? Порыв ветра сбросит капюшон или измученное сердце менестреля само подскажет, когда в толпе мелькнет хрупкий силуэт самой прекрасной девушки от Айа-Багаана до Карросских гор.

От нечего делать Ланс развлекался, дергая магией струну скрипки в руках уличного фигляра, который в окружении товарищей по ремеслу стоял в полусотне шагов, притопывая по снегу. Быть раскрытым он не боялся. Заметить использование чужой магии мог музыкант уровня Регнара, а самоучкам из черни это не дано. Скрипач забавно подпрыгивал при каждом пиццикато и прижимал инструмент к груди двумя руками, озираясь по сторонам, будто птенец, ожидающий, что сейчас ему в рот кинут червяка.

Потом альт Грегор увидел Коэла. Пран альт Террил из Дома Радужной Рыбы. Лицо белее полотна, губы сжаты в тонкую линию, над которой темной полоской выделялись усы с подкрученными кончиками. Рука об руку с ним вышагивала, будто цапля, прана Жермина. Как всегда недовольная и подозрительная. За ними семенили старшие дочери – девяти и двенадцати лет. Троих младших детей, по всей видимости, оставили дома на попечение няньки.

Настроение Ланса, и без того далеко не безоблачное, упало ниже не бывает.

Даже шутка со скрипкой перестала казаться забавной, к немалому облегчению изведшегося уже фигляра.

Альт Грегор перестал рассматривать толпу, сосредоточившись на прожженной дыре на поле плаща. Должно быть, искра отлетела от костра во время ночевки под открытым небом.

Время тянулось медленно. Так медленно, что, казалось, снежинки стоят на месте в морозном воздухе. Наконец смолкли последние звуки панихиды, неслышимые большинству собравшихся, но Ланс улавливал их внутренней сущностью и даже поймал несколько ошибок церковного музыканта.

Торжественно пронесли символ Вседержителя. Следом прошли архиепископ Аркайлский и четверо служек, размахивающих кадилами. За ним вынесли гроб, прошагала местная знать, делая постные лица, хотя Ланс готов был биться об заклад – Гворр в душе ликует и едва сдерживается, чтобы не пуститься в пляс.

Катафалк направился в сторону замка. Белые перья, украшавшие сбрую, медленно и печально покачивались. Позвякивали траурные серебряные колокольчики.

«Прощай, пран Лазаль, – подумал менестрель. – Видел я от тебя и добро, и зло. Добра, пожалуй, больше, зато зло дольше помнится».

Когда толпа потянулась с площади, Ланс затерялся в людской толчее. Горожане по большей части не шли за телом, а расходились по своим делам. Только верхушка Аркайла, приглашенная принцем на прощальный пир, расселась по каретам и направилась в замок следом за катафалком. Альт Грегор вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего дня, и заглянул в ближайшую харчевню «Грива единорога». На половину «башенки» заказал тушеной баранины под чесночным соусом и кружку белого вина, оказавшегося ужасной кислятиной. Хотел было отказаться от соуса, вспомнив, что предстоит встреча с неизвестной хозяйкой посланца, но потом передумал. Целоваться он сегодня ни с кем не собирался. Еще чего! А поговорить чеснок не помешает. Даже наоборот, поможет держать дистанцию, если незнакомка окажется слишком навязчивой. В минувшие годы ему немало приходилось с такими сталкиваться. Увидели менестреля и решили приобщить к своим трофеям. Наверняка какая-то избалованная богачка лет пятидесяти от роду…

Подчистив остатки соуса с тарелки куском хлеба и допив вино, от которого скрипели зубы, Ланс вспомнил о монетке и вытащил ее из кошелька. Вдруг памятная вещица и что-то подскажет о личности той, кто так жаждет с ним встречи?

Обычная серебряная «башенка»…

Альт Грегор разочаровано скривился, но, покрутив монетку в пальцах, увидел, что ее не спутать с другими, которые щедрой рукой запускал в оборот еще дед его светлости Лазаля. Не подделка, но ошибка чеканщика. Если на обычных серебряных кругляшках рисунок сторожевой башни Аркайла выбивали лишь с одной стороны, а с другой выдавливали литеру «А». То здесь каменный столб, увенчанный зубцами, оказался с обеих сторон.

Кое-кто из мошенников, играющих в азартные игры по харчевням, отсчитал бы за эту башенку десяток «лошадок».

Ладно, поглядим, не собираются ли его обжулить. Стреляного воробья игрой в «орлянку» не обобрать. Сам кого хочешь перехитрит.

Поразмыслив, Ланс заказал еще кружку вина, твердо дав себе зарок – на сегодня на этом остановиться. Просто не хотелось покидать теплый, хотя и шумный зал «Гривы единорога», но сидящий за пустым столом невольно привлекает внимание. Принесенную смазливой голубоглазой служанкой кислятину цедил по чуть-чуть. Тянул время до третьей стражи. Размышлял о превратностях судьбы и разочаровании влюбленного, который пусть в глубине души, но все же надеялся на взаимность предмета воздыханий, а потом получил от судьбы безжалостный пинок кованым сапогом под зад. Для скорости, как говорится. Лети-ка ты, дружок, из Аркайла куда глаза глядят, да поживее. Помимо воли начал сочинять стихотворение. По привычке зарифмовал «ждать» и «дышать», устыдился убогости поэтических потуг и вышел на мороз.

Тени удлинились. Солнце наверняка клонилось к небокраю. Значит, скоро третья стража. Не дожидаясь колокольного звона с соборной башни, менестрель отправился вдоль по улице Храмов. На встречу его вело исключительно любопытство. Выяснить, каким образом его опознали, и можно распрощаться.

Вот и «Стигматы Святого Трентильяна». Гостиница вполне приличная, для людей немалого достатка. Сюда обычно не пускали бродяг, нищих и матросов. наемник мог получить отдельную комнату и стол в том случае, если по его оружию и одежде вышибалы, стоявшие у двери, опознавали дворянина.

Ланса охватил азарт. А что, если его не допустят пред «светлы очи» хозяина гостиницы? Или незнакомка думает, что он в лепешку расшибется, желая с ней встретиться, и зайдет настолько далеко, что устроит уличную потасовку с двумя простолюдинами одновременно? На крыльцо он взошел развалистой походкой, не снимая капюшона с головы.

Ну-ка, что скажут братцы-вышибалы?

Ему не удалось их обмануть. Ленивый взгляд из-под полуопущенных век старшего из охранников – седого, с дважды сломанным носом и бородой, расчесанной на две стороны по моде унсальских крестьян, – короткий кивок, и младший, черноволосый силач, превосходящий ростом менестреля почти на голову, услужливо распахнул перед ним дверь.

В отличие от «Гривы единорога» в обеденном зале гостиницы царила благопристойная тишина. Посетители чинно ели с посеребренных тарелок, пользовались не только ложками, но и вилками. Наливали вино не из кувшинов, а из бутылок, с которых вышколенная прислуга напоказ вытирала пыль и паутину.

Ланс прошел прямиком к стойке, где стоял хозяин заведения – лысый, круглолицый, в белоснежном переднике. Выложил монету на выскобленное до блеска дерево.

Лысый бросил на менестреля быстрый взгляд, стараясь разглядеть лицо под сенью капюшона, а потом подхватил «башенку». Крутанул ее в пальцах и, не говоря ни слова, пошел к лестнице. Альт Грегор, оставляя мокрые следы от растаявшего снега, потопал следом.

На третьем этаже хозяин гостиницы постучал в дверь и так же молча ушел, кивком головы велев Лансу входить.

Внутри царил полумрак. Горела всего лишь одна свеча из ароматического воска, которые продавали монахи одного-единственного монастыря на всем восточном материке, в горах, опоясывающих Кевинал. Комната оказалась раза в четыре больше, чем та, где ютился Регнар. Кроме широкой кровати под парчовым балдахином здесь стоял столик с зеркалом, умывальник в углу из белого фарфора и два низких карла. Вместо вешалки у входа торчали из стены рога северной серны, похожие на две черные вилки.

– Ланс альт Грегор всегда приходит вовремя, – произнес низкий женский голос. – Даже если опаздывает.

Менестрель склонился в учтивом поклоне, теряясь в догадках и предположениях.

На кровати, закинув ногу за ногу, сидела баронесса Кларина альт Рутена из Дома Сапфирного Солнца. За истекшие полтора года с их последней встречи она стала только красивее. Все та же белая кожа, едва-едва тронутая пуховкой с пудрой, алые губы, пронзительные синие очи, черные как смоль волосы сегодня были просто расчесаны на пробор посреди головы и скручены в узел на затылке, полуволнами спадая на уши, но не скрывая маленьких мочек с золотыми серьгами в виде солнца, раскинувшего в стороны прихотливо извивающиеся лучи. Все верно, в день траура по сюзерену и любовнику нечего кичиться изысками в одежде и прическе. То же мнение подтверждало и простое сиреневое платье без выреза, вышитое на воротнике и узких манжетах серебряной нитью.

– Ваша милость, – пробормотал Ланс. – Прошу простить мой непритязательный внешний вид.

– Насколько я помню, вы и на балах не баловали нас излишней утонченностью в одежде. Чего не скажешь, должна признаться, о вашей музыке.

– Надеюсь, и манерах тоже, – выпрямился менестрель.

– Свои манеры вы уже показали в полной красе. Полтора года назад.

– Не я первый полез в драку.

– Но вы ударили локтем по спине этого смешного мальчишку с прыщом… Как его там? – Кларина пощелкала пальцами.

– Ак-Карр из Дома Жемчужного Нарвала.

– Да-да, именно… Посланник Ак-Нарт тер Веррон был безутешен. Единственный сын. Да еще и племянник короля – пран Ак-Нарт женат на сестре его величества Ак-Орра тер Шейла из Дома Белой Акулы…

– Зачем вы мне это рассказываете, прана Кларина? – довольно неучтиво встрял альт Грегор. – Придворные интриги Браккары меня никогда не интересовали. Пусть он был бы хоть принцем крови – отвесив мне пощечину, дуэли не избежал бы.

– Он был почти принцем крови. У короля Ак-Орра одни лишь дочери. А на островах допускаются браки между двоюродными братьями и сестрами. Пран Ак-Нарт возлагал на сына такие надежды!

– Благодаря этим надеждам и самомнению зарвавшегося юнца, а также обычной браккарской хитрости и лжи я сейчас в бегах, один из моих друзей влачит жалкое полунищенское существование, а второй спит по два-три часа в день, чтобы прокормить семью.

– А может, дело в вашей излишней гордости, пран Ланс? – приподняла бровь Кларина. – Ну, и в неимоверной влюбчивости, я бы добавила.

– Ваша милость, – менестрель расправил плечи, – во-первых, дворянская честь для меня пока что не пустой звук. К счастью, для большинства моих соотечественников тоже. Вам-то это должно быть известно. Во-вторых, моя влюбчивость касается меня, и только меня. Я – свободный человек и свободен в поступках.

Баронесса улыбнулась, покачала острым носком сафьянового сапожка.

– Я ценю ваши понятия о чести, пран. И ни в коем случае не пытаюсь навязать свое мнение, кого, когда и где любить, – улыбнулась она. – Прошу вас присесть. Да! Снимите же наконец свой плащ. От него разит походным костром и вообще солдатней.

Ланс покачал головой, но губы помимо воли растянулись в улыбке. Ну, хоть один человек в этом городе оставляет за ним право определять собственную жизнь. И кто бы мог помыслить, что этим человеком окажется баронесса Кларина, которую он слегка недолюбливал, несмотря на постоянные попытки фаворитки его светлости завязать дружеские отношения.

Накинув плащ на вешалку, альт Грегор одернул дублет, отстегнул шпагу и положил ее на туалетный столик. Уселся на карл напротив баронессы.

– Увы, ваша милость, – развел он руками. – От меня всего разит солдатней, поскольку в настоящее время я и являюсь наемником, сражаясь не за родную державу, как хотел бы, а нанимаясь за презренный металл на службу соседям.

– А еще от вас немилосердно разит чесноком, пран. – Кларина поднесла к носу надушенный кружевной платочек.

– Ну, что поделать, ваша милость! – Ланс развел руками. – Такой уж я стал, неотесанный и грубый, вдали от Аркайла.

– Но вы же знали, пран Ланс, что вас приглашает на встречу женщина благородного происхождения.

– Знал, ваша милость.

– И все равно не отказались от чеснока за обедом? А ведь приглашение могло носить характер…

– Для меня не могло, ваша милость. Я могу любить одновременно не больше одной женщины. Вот такой уж я уродился. Можете отнести это к моим достоинствам или к моим недостаткам, на ваше усмотрение.

– Я бы, скорее, отнесла к достоинствам, – кокетливо протянула баронесса, и в душе Ланса всколыхнулись нехорошие подозрения. Хотя, с другой стороны, зачем он ей? Кларина охотится за богатыми и влиятельными мужчинами.

– Благодарю за честь, ваша милость.

– Не за что. Вы всегда вызывали во мне любопытство, смешанное с восхищением. Великолепный музыкант, но очень мало честолюбия. Ведь вы могли с легкостью занять место Регнара альт Варда, не так ли?

– Регнар был на своем месте. При дворе герцога, я хочу сказать. А я – на своем. Зачем мне занимать его место?

– Вы все шутите. А как же сытая и беззаботная жизнь?

– Это скучно.

– Ну, возможно… А благодаря мастерству фехтовальщика вы могли бы возглавить стражу. Хотя если принять во внимание благородство Дома Багряной Розы, то и гвардию.

– Что вы, что вы, ваша милость! Это тоже не для меня. Подчиняться? Служить? Увольте! – Альт Грегор замахал руками, улыбаясь.

– Но сейчас же вы подчиняетесь кондотьеру?

– У нас договор. Он платит, я подчиняюсь.

– Значит, плату от кондотьера в награду за преданную службу вы готовы принять, а от герцога нет?

– Родине за плату не служат. Родине нужно служить от чистого сердца.

– Я же и говорю, любопытный вы человек, пран Ланс. Не от каждого дворянина подобное услышишь.

– Уж какой есть.

Кларина помолчала, покачивая ногой. При этом ее синие глаза цепко рассматривали менестреля.

– Пран Ланс, – наконец сказала она. – Вы же не станете меня уверять, что вернулись в Аркайл исключительно из любви к родине? Или чтобы попрощаться с прахом его светлости.

– Конечно, нет.

– Я даже не буду спрашивать вас о причинах неожиданного возвращения. Не буду, поскольку совершенно точно знаю, кого вы хотели повидать.

– Я повидал всех, кого хотел.

– Неужели? А я вот точно знаю, что не всех.

– Вы разочаровываете меня, прана Кларина. В начале нашей беседы вы дали понять, что не собираетесь домысливать за меня или приписывать мне поступки, которые я не собирался делать.

– Пран Ланс, – глаза баронессы сверкнули, словно два стальных клинка, – я не достигла бы того положения в обществе, оставаясь красивой игрушкой в руках мужчин, если бы не умела наблюдать за людьми и делать определенные выводы. Сеть моих осведомителей не уступает тайному сыску, и Гвен альт Раст этого никогда не отрицал. О вашем появлении в Аркайле мне донесли сразу же после того, как вы расседлали коня у Тележных Ворот. Я принялась размышлять и рассуждать. Вы вернулись с риском для жизни. Ради встречи с друзьями? Вот уж вряд ли. Перед вашей последней встречей вы не виделись четыре года, если я правильно помню. И не испытывали нравственных страданий.

– А если испытывал?

– Значит, умело скрывали их. Настолько умело, что смогли убедить и пранов Регнара с Коэлом, и себя прежде всего. Нет, в Аркайл вас привела не дружба. В Аркайл вас привела любовь.

– Это лишь предположения.

– Предположения, с одной стороны, подтвержденные женской способностью видеть чувства, а с другой стороны – холодным изучением обстоятельств. Кого прославленный менестрель мог так страстно желать повидать, что пренебрег опасностью? Ну, конечно же, хорошенькую юную девицу из провинциального Дома, которую случайно повстречал на балу. Да-да, на том самом балу, который запомнился всему Аркайлу дуэлью с сыном посланника и ухудшением отношений с Браккарой. Реналла из Дома Желтой Луны. Ну, признайтесь честно, пран Ланс. Я же не ошиблась?

– Если бы у меня была шляпа, прана Кларина, я снял бы ее, – не стал спорить альт Грегор. – Но шляпы у меня нет. Поэтому я просто скажу – да. Вы правы. Хотя… Вынужден вас разочаровать, обстоятельства изменились. Теперь я намерен покинуть Аркайл, не повидав Реналлу.

– И вас совсем не интересуют изменения, которые могут произойти во внутренней и внешней политике герцогства?

– Нисколечко. Они и раньше меня не интересовали.

– Но они могут касаться вас напрямую.

– Каким образом?! – поднял брови менестрель.

– Знаете, как говорят в народе, новая метла по-новому метет.

– Хотите сказать, герцог Гворр будет готов из-за меня и моей музыки окончательно разорвать отношения с Браккарой? Не смешите меня, прана Кларина.

– Просто я подумала, что вы…

– Что я могу так подумать? Напрасно. Мне казалось, вы лучше читаете в людских душах.

– Чтение в людских душах – удел священников. Я же просто наблюдаю и делаю выводы. Значит, мои выводы были ошибочными.

– Мне тоже так кажется. Боюсь, что если у вас были какие-то далекоидущие планы относительно меня, то от них придется отказаться. Я не стану служить герцогу Гворру. Даже если он пригласит меня.

– Вот как? Тогда признаюсь честно, от нашей беседы была хоть какая-то польза.

– Если вам угодно так думать. – Ланс поклонился.

– А если бы я попросила вас оказать поддержку мне?

– Что? – Альт Грегор не сумел сдержать возгласа изумления. – Богатый и могущественный Дом Сапфирного Солнца нуждается в помощи последнего из Дома Багряной Розы – мота, бретера и неудачника?

– Опытного воина, великолепного фехтовальщика и прославленного музыканта.

– О, благодарю вас, прана Кларина. Ваши теплые слова для меня словно чудодейственный бальзам, пролитый на застарелую рану. Но, приняв меня на службу, ваш супруг рискует вызвать неудовольствие правящего Дома. И это в самом лучшем случае.

– Мой супруг? О, теперь я вижу, что вы, в самом деле, не интересовались событиями, происходящими в Аркайле. Уж скоро год, как я – вдова. Грудная жаба. Глава Дома сейчас – я.

– Мои соболезнования, ваша милость.

Она слегка скривилась.

– Мой супруг никогда не мог оправдать моих надежд. Напротив, только палки в колеса ставил всем начинаниям. Дому Сапфирного Солнца пора возродить былое величие. Я думала, вы сумеете мне в этом помочь.

– И навлеку на вас гнев прана Гворра? Мне казалось, ваши отношения с Домом Черного Единорога позволяют…

– Давайте не будем повторять здесь досужие сплетни, пран Ланс. – Кларина нахмурилась. – В случае вашего согласия мы могли бы многое обсудить… Ну, коль не срослось, значит, так тому и быть. И все равно я вам благодарна, что не отказались прийти.

– Что вы, не стоит благодарностей.

– Нет-нет, стоит. Конечно, вам лучше покинуть Аркайл. Клянусь сохранить нашу встречу в тайне. Ни Гвен альт Раст, ни герцог Гворр от меня не узнают ничего.

– Благодарю, ваша милость.

– Не стоит благодарностей. Но услуга за услугу, пран Ланс. Вы хотели повидать Реналлу из Дома Желтой Луны. Кстати, она теперь вошла в другой Дом…

– Я даже не спрашиваю, в какой именно.

– Похвально. Но вы не против повидать ее?

– К чему?

– Не знаю… Возможно, беседа по душам поможет вам побыстрее залечить сердечные раны?

Ланс задумался. Предложение баронессы застало его врасплох. С одной стороны, он решил не вмешиваться в жизнь Реналлы, не мешать ее счастью. А с другой… Вдруг счастья никакого и нет? Коэл сказал, что ее брак удачен, по взаимному согласию и все такое прочее. Но Коэл уже пытался играть им, исходя из собственных соображений, что лучше. Соврал раз – пускай из лучших побуждений, – почему бы ему не соврать еще? Лучше во всем убедиться самому. Удостовериться. Посмотреть своими глазами, услышать своими ушами… Тем более что подвоха в словах Кларины он не чувствовал.

– Я согласен, – кивнул менестрель. – Что я должен делать?

– Я знала, что, поразмыслив, вы согласитесь, – сверкнула ослепительной улыбкой баронесса. – Особо ничего не надо делать. Вы знаете особняк на перекрестке улицы Победы при Вальде и улицы Единорога? Такой, с башенками по углам…

– Знаю. Он принадлежал Дому Лазоревого Кота, если мне не изменяет память. Пран… – Он задумался, пытаясь вспомнить последнего главу Дома.

– В настоящее время его владелец – пран Деррик альт Горран, лейтенант гвардии его светлости.

– Лейтенант гвардии? Кажется, я догадываюсь.

– Зачем догадываться? Блестящий молодой офицер – прекрасная партия для юной девицы из благородного, но небогатого провинциального Дома. Вы не могли его знать. Принят в гвардию пять лет назад, во время вашей долгой отлучки, пран Ланс.

– Мне с ним все ясно. Ссор затевать не желаю. Он ни в чем не виноват. Как мне повидать прану Реналлу из Дома Желтой?.. Ох, простите, ваша милость, из Дома Лазоревого Кота.

– В десяти шагах от главных ворот есть маленькая калитка, укрытая плющом. О ней мало кто знает. Войдя, гость попадает в сад. Пройдете наискось, мимо старой яблони, и окажетесь у стены дома. В начале четвертой стражи из окна второго этажа будет свисать веревочная лестница.

Ланс схватился за голову.

– Я ничего не понимаю, ваша милость. И это меня пугает.

– Вы никогда не лазали в окна к любовницам?

– Почему же? Приходилось. Но здесь совсем другой случай. С какой стати Реналла будет сбрасывать лестницу?

– А кто сказал, что сбросит она? Несколько золотых «лошадок» производят на корыстных слуг неизгладимое впечатление. Даже если они служат Дому из поколения в поколение.

– Но тогда я окажусь в особняке, будто вор. И если меня поймают.

– Кто вас поймает? Лейтенант Деррик будет на службе во дворце. Его давний приятель почувствовал сегодня недомогание, должно быть, съел что-то несвежее. Дом охраняют два сторожа, но они следят за парадным и черным входами, а не за хозяйскими окнами.

– А что я скажу?

– Право слово, пран Ланс, любовь делает из вас желторотого несмышленыша. Что повелит вам сердце, то и скажете. Мне ли вас учить?

– Да нет, учить меня не надо. Просто последние годы я очень боюсь, когда мою жизнь начинают устраивать за меня, – вздохнул альт Грегор.

Кларина пожала плечами.

– Вы вольны отказаться. Я не тяну вас, как быка за кольцо. Хотелось помочь. Я всегда симпатизировала вам. И потом, Дом Сапфирного Солнца продолжает надеяться на поддержку Дома Багряной Розы. Ведь мое предложение остается в силе. Впрочем, вы можете уехать из Аркайла. Возвращайтесь в Кевинал или Трагеру, какому из князей вы сейчас служите? Хотя и это мне неинтересно. Прощайте, пран Ланс. Вы сильно изменились.

Баронесса встала, давая понять, что беседа окончена. Поднялся и менестрель, озираясь, как затравленный зверь. Он заметил, что вцепился до судорог в ножны кинжала и с трудом разжал онемевшие пальцы.

– Постойте, баронесса, – не проговорил, а скорее простонал он сквозь стиснутые зубы. – Я пойду. Но только…

– Вы утомили меня своей нерешительностью, пран Ланс. Перестаю вас узнавать. Прощайте, а может быть, до встречи.

– Прощайте, баронесса, – поклонился альт Грегор. – И спасибо вам за все. Чем бы ни закончилась эта история.

Он накинул плащ и вышел из комнаты, пошатываясь, будто пьяный. Едва сообразил, что, спускаясь в обеденный зал, следует накинуть капюшон. Времени оставалось не так много. Ланс направился прямиком по улице Храмов, пока не добрался до ее пересечения с улицей Победы при Вальде. На его взгляд, название было совершенно надуманным.

Упомянутая битва состоялась у маленькой деревушки Вальде. Полторы сотни кевинальцев, из них сотня пикинеров и полсотни аркебузиров, обороняли брод, рассчитывая на подход основных сил – полутысячи кирасиров великого князя Гозмо и большого отряда пехоты. Отец прана Лазаля и дед нынешнего герцога Гворра кинул в бой имеющихся у него под рукой арбалетчиков и легкую конницу в количестве до четырех сотен клинков. Первая атака захлебнулась кровью. Конские и людские тела запрудили речушку. Дым плыл над строем смертников с наклоненными вперед пиками. Перед второй атакой командовавший арбалетчиками дед Ланса уговорил его светлость чуток задержать конников и позволил своим стрелкам пройтись частым гребнем по рядам кевинальцев. Как он и предполагал, преимущество в скорости заряжания оружия себя показало. Кавалерия топтала отступающих и добивала раненых. А пран Элайа альт Грегор до конца жизни оставался противником мудреных огнестрельных приспособлений. Но в историю Аркайла сия победа при пятикратном превосходстве над обороняющимся противником была гордо вписана, отмечена названием улицы, которая начинала путь у ворот герцогского замка, и памятником – бронзовой конной фигурой, попирающей полого кевинальского аркебузира.

Сейчас плечи и голову кавалериста замело снегом, и он стал похожим на пастуха с плоскогорий Райхема, увлеченного любимой забавой местных скотоводов – забей волка плетью. А кевиналец, роняющий аркебузу и в ужасе вздымающий руки, полностью скрылся в сугробе. У подножья памятника Ланс вспомнил о чесночной подливе и пошел к колодцу. Долго отхлебывал из исходящего паром ведра и полоскал рот ломящей зубы водой. Заодно и умылся – с утра он как-то позабыл привести себя в порядок, уходя от Регнара. Расправил бороду пятерней. В темноте – а зимой в Аркайле смеркалось очень рано, где-то в середине третьей стражи, – он не боялся быть узнанным. Знать, чей путь могли освещать слуги с факелами, поминала герцога Лазаля, а чернь и мещанское сословие привыкли пробираться в полумраке. Редких звезд, что выглядывали в прорехи на одеяле низких туч, хватало, чтобы не расшибить себе лоб о стену или не столкнуться с таким же, как ты, прохожим.

До перекрестка с улицей Единорогов оставалось несколько кварталов. Альт Грегор вдруг ощутил, как ноги стали ватными и отказываются шагать. Такой робости он не испытывал уже лет тридцать. Приходилось заставлять себя поднять ногу, передвинуть ее вперед, поставить на снег. Вот так занятый борьбой с самим собой, менестрель и оказался у особняка «с башенками». Старое здание, построенное лет триста назад, когда еще никого не удивляла кровавая вражда между Домами, приводившая к взаимному истреблению дворянских родов, когда нередко противоборствующие партии штурмовали жилища друг друга, а ни один из наследников по мужской линии Дома не выходил на улицу без охраны из дюжины вооруженных до зубов слуг и наемных бойцов, вырисовывалось смоляной громадой на фоне темно-серого зимнего неба. Отблески свечей угадывались лишь в одном окне. Ланс без труда обнаружил калитку, о которой говорила Кларина. Когда-то они использовались для вылазок, а сейчас могли служить входом для садовника или… Или тайного воздыхателя хозяйки особняка.

Хорошо смазанные петли не скрипнули. Менестрель проскользнул в сад. Снег облепил растопыренные ветки яблонь, груш и слив. Должно быть, весной, когда деревья начинают цвести одно за другим, здесь восхитительно пахнет, а землю устилают розовые и белые лепестки. Сейчас на том же месте расстилалась снежная целина.

Ланс, проваливаясь едва ли не по колено, пошел к дому.

На ходу подумал: «Сторожа тоже подкуплены? А собаки?»

В Аркайле многие богачи правдами и неправдами добывали злых, кудлатых овчарок с плоскогорий Райхема. Сами скотоводы очень недоброжелательно относились к тем, кто пытался покупать у них щенков. Могли перебить лодыжки, бросить посреди степи, если ловили. Так и вышло, что собаки ценились на вес золота – доплата за риск. Те, кто не мог позволить себе подобного охранника, обходились трагерскими боевыми псами и местной охотничьей породой. Ланс любил собак, отлично с ними ладил, но побаивался, что к проникшему в хозяйский сад чужаку четвероногие сторожа со снисхождением не отнесутся. К счастью, ему удалось подобраться к увитой плющом стене незамеченным. Баронесса Кларина обычно если что-то замышляла, то доводила дело до конца. Вот только из каких побуждений она помогает ему и что потребует взамен?

Веревочная лестница, как и было обещано, свисала из окна. Она скрывалась в побуревшем к зиме плюще так хорошо, что менестрель не сразу и обнаружил ее. Тем более что по странному глупому побуждению сперва искал под освещенным окном, а нашел ниже соседнего.

Подергал. Лестница держалась надежно.

Поставил ногу на первую ступеньку, в глубине души все еще ощущая подвох.

Вот и подоконник.

Ланс толкнул ставень. Не заперто. Осторожно заглянул внутрь.

Темно. Никого нет.

Подтянулся, перебросил ногу и спрыгнул на пол уже в комнате.

Огляделся. Вокруг – густая дегтярная тьма. Гораздо хуже, чем снаружи, там хоть звезды, а здесь… Здесь лишь тонкий и слабый лучик под дверь в соседнюю комнату. Альт Грегор сбросил плащ, на ощупь расправил дублет и пригладил волосы, стянутые в «хвост» на затылке.

Толкнул дверь и замер на пороге, прищурившись: свет даже одной свечи показался слишком ярким после темени.

За пяльцами сидела она. Реналла из Дома Желтой Луны… Или из Дома… Нет, разум Ланса отказывался признавать ее принадлежность к Дому супруга.

Менестрель не знал, что ослепило его больше – огонь свечи или красота девушки, за время разлуки распустившаяся, будто роза из бутона. Те же зеленые очи, в полумраке темные и глубокие, как малахит, те же губы, скулы, каштановые волосы, собранные в узел и скрепленные ажурной серебряной диадемой с продолговатым камнем чуть выше лба. Но минувшие полтора года огранили ее привлекательность, как инструмент ювелира придает завершенность найденному старателем алмазу, превращая его в совершенный бриллиант.

Привлеченная движением, она оторвала взгляд от вышивки и застыла с удивленно-испуганно приоткрытым ртом. Будто увидела привидение.

Ланс сделал шаг вперед и преклонил колено, упирая ножны шпаги в пол. Он цеплялся за эфес старинного оружия, как утопающий за соломинку, пытался найти в нем силы, которые позволят сохранять твердость и не утратить рассудок.

– Пран… Пран Ланс… – прошептала Реналла.

– Да, это я… – согласился альт Грегор, чувствуя, как пересохло горло. – Я вернулся…

– Но ведь… – Она поднялась. Пяльцы и игла с ниткой упали к ее ногам. – Я… Я думала… Мне сказали…

– Я вернулся, звезда моя, – продолжал Ланс, не слушая ее лепет. – Вернулся, ведомый светом Северной Королевы…

– Вам нельзя быть в Аркайле, пран Ланс. – Реналла пятилась от него, прижимая руки к груди. На огромные глаза навернулись слезы. – Вам нужно уходить… Уезжайте немедленно!

– Вы гоните меня? – нахмурился альт Грегор. – Но почему?

– Вам нельзя быть здесь, – твердила она, будто не слыша его вопроса. – Молю вас, пран Ланс, бегите из Аркайла…

– Да что же это такое?! Все меня гонят! И вы тоже, Реналла? Вы ничуть не рады меня видеть?

– Пран Ланс… – По щекам девушки потекли слезы.

– Мой вид пугает вас? Вы боитесь моего общества? – Менестрель медленно выпрямился. – А я, признаться, все это время только и думал о вас. Видел вас и во сне, и наяву. Вы украли мой покой, Реналла… Как я мечтал об этой встрече!