Текст книги "Красный тайфун"

В общем-то, так и получалось. Как сказал комфлота, «во Владивостоке вы нафиг не нужны, лишь под ногами путаетесь» – после того, как еще в мирное время, М-12, возвращающаяся в базу, едва не попала под таран крейсера «Каганович». Так что дивизион «малюток» при первой возможности выпихнули в Посьет, ставший передовой базой флота – вместе с торпедниками и ОВРом. Лодки выходили на позиции оборонительной завесы – и с началом войны не изменилось абсолютно ничего, даже атаковывать обнаруженные цели запрещалось, как прежде, еще не дай бог, своих по ошибке потопите. Только завеса теперь протягивалась вдоль берегов Кореи.

М-3 вообще и не должна там быть – планировали послать М-61, тоже «малютку», но более поздней, XII серии. Но у той в последний момент обнаружилась неисправность, и выпихнули М-3, оказавшуюся под рукой. Побудьте там, и возвращайтесь, галочку в журнале отметим.

Последним штрихом стала ошибка штурмана, из-за которой лодка оказалась гораздо дальше в море от назначенной ей позиции. Что обнаружили лишь ночью, уточнив секстаном по звездам. Командир, старший лейтенант Добрушев, отнесся к этому философски, приказав лечь на курс вест, параллельно с зарядкой батареи, «а в журнал координаты не заносить». Поход казался рутинным, «а служба идет». Как в мирное время.

И тут приняли оповещение по флоту – японское линейное соединение обнаружено в квадрате… по всему выходит, могут выскочить прямо на нас! И лучше бы убраться подальше – какой эскорт может быть у линкоров, легко представить! А «малютки» первых серий имели врожденный недостаток: не могли стрелять торпедами из-под перископа, оставаясь незамеченными, их на поверхность выкидывало, показывая не только рубку, но и носовую оконечность! Правда, обнаружено было опытным путем, что этого можно было избежать, если за несколько секунд до залпа открыть кингстон средней цистерны, «поставить на подушку», в момент залпа открыть вентиляцию, быстро заполнив цистерну – и сразу же ее продуть, но не полностью, чтобы на поверхность не вылетел пузырь. Все это мало того что требовало идеальной слаженности экипажа, так еще и командиру в момент атаки надо было не упускать, что там трюмные делают. Так что даже на учениях этот цирковой номер выходил далеко не всегда.

А что будет с лодкой, показавшей свое место перед дивизионом эсминцев? Тем более что на М-3 и цистерны быстрого погружения не было, она появилась лишь на следующей модификации, VI-бис? И скорость полного подводного хода, на разряд батареи – всего пять узлов, когда говорят, что у североморских «белых акул» экономичная, она же подкрадывания, шесть! Предельная глубина погружения теоретически считается полсотни метров, но у М-8 было, что на сорока двух забортным давлением разорвало арматуру, вода пошла в отсек, чудом спастись сумели – после чего приказом было запрещено глубже тридцати погружаться! А у поверхности даже плохие японские сонары нас легко увидят – и конец!

Так что убираемся, пока целы, – это не трусость, а разумная осторожность. Другое дело, что скорость под дизелем у нас даже в молодости была едва в 13 узлов, – а сейчас, считая износ механизмов, и до одиннадцати не дотягиваем. Потому бежим не спеша – к утру будем.

Не убежали – большие корабли по пеленгу 15, быстро идут прямо на нас. Пока еще не заметили, ночь все же, а лодка-«малютка» не линкор. Есть еще время погрузиться и пропустить японцев над собой – идут большим ходом, противолодочный поиск не едут. А после – это тоже в журнал не заносить? Как у фрицев – которые вахтенные документы набело на берегу заполняли, по принципу – «чего начальство изволит»[13]13
  Исторический факт.


[Закрыть].

И если самураи так спешат куда-то – значит, для них это важно? Линкор и крейсера – ведь таких дел могут наворотить! Как на Сахалине было – едва нам разгрузку не сорвали, тылы не перетопили. Но там крейсер один был, и битый, – а тут двух вижу, сколько их там еще? И неповрежденные, судя по ходу!

Так что – долг выполним до конца. А там, двум смертям не бывать! Хотя песчинку в их планы подсыплем.

Вот только – будет трудно. И время погружения у нас полторы минуты (поначалу было две полных, так спасибо инженерам, сумели чуть улучшить). И перископ с малой светосилой, ночью ни черта не видно! Значит, будем стрелять с надводного. И скорее, – а то японцы уже близко!

Прицел был взят хорошо – две торпеды ушли, а больше на «малютке» и не было. И принять балласт, ныряем, авось не заметят!

Эсминец «Новаки», с опытным командиром и еще довоенной выучки экипажем (в иной реальности потопленный у Филиппин еще осенью сорок четвертого), на скорости в тридцать пять узлов протаранил лодку, все еще оставшуюся на поверхности. Вообще-то командир эсминца, капитан 3-го ранга Ямамори, намеревался пройти над погрузившимся врагом, сбрасывая глубинные бомбы, ну кто же знал, что эти гайдзины окажутся столь нерасторопны? И еще, при всем своем опыте охотника за субмаринами, Ямамори совершил главную ошибку, запретив открыть огонь сразу же после обнаружения и опознания цели, чтобы не спугнуть. Забыв, что сейчас он был не охотником, а охранителем, и обязан был прежде всего сорвать атаку лодки, а не увеличивать свой счет. И понял эту ошибку, лишь когда увидел взрыв торпеды у форштевня «Ямато».

Одна торпеда в носовую оконечность линкора – за девятнадцать человек экипажа М-3. Это много или мало? В иной реальности, в бою у Окинавы, «Ямато» выдержал до гибели десяток торпед, не считая авиабомб. Но – в той конкретной обстановке? Форма корпуса японских линкоров была совершенна, там впервые в кораблестроении был применен носовой бульб (в более позднее время ставший привычным для крупнотоннажных судов). Теперь всю эту конструкцию разворотило и свернуло на сторону, резко ухудшив гидродинамику. И не было никакой гарантии, что на большом ходу напор воды выдержит переборка в носовом отсеке. А потому – скорость упала с полных 28 узлов до едва ли двадцати. Что значило – продолжить выполнение задачи, обстрелять порт Вонсан и еще до рассвета отойти под рассчитанный радиус прикрытия палубной авиацией, «Ямато» уже не может.

Повреждение «Ямато» первоначально приписали катерникам. О роли М-3, сначала зачисленной в пропавшие без вести, узнали позже, из показаний пленных японцев.

Ночь на 23 июня 1945 года.

Авианосец «Тайхо», Японское море

Прилетел катапультный разведчик с «Тоне». Просто чудо, что сумел найти эскадру, ночью. И еще большее чудо, что его не сбили свои же зенитчики, стрелявшие в любую воздушную цель. Но связаться с «Ямато» иным способом было невозможно. Контр-адмирал Нобуэй Морисита докладывал, что соединение было атаковано большим числом русских торпедных катеров и понесло тяжелые потери. Кроме флагмана, уцелели лишь крейсер «Тоне» и эсминец «Новаки». Причем «Ямато» получил одно торпедное попадание, и не может развить ход свыше двадцати узлов.

Зачем было это сообщать? Адмирал Тоеда понял – контр-адмирал Морисита, как истинный самурай, не мог даже намеком показать свое сомнение и неуверенность в победе. Но посылал свое донесение в надежде, что ответом будет приказ сворачивать операцию и отходить домой. Поскольку, по трезвой оценке, вероятность поражения слишком велика, а вот надежда на успех – призрачна. Еще не поздно отдать приказ и до рассвета оказаться достаточно далеко от русских авиабаз и от атак подлодок, зато под «зонтиком» авиации из Метрополии.

Но Тоеда знал, что приказа на отступление не будет. Слишком много было поставлено на карту, слишком важна была для Японии хотя бы тень победы в этой битве. Американцы сильнее на море, но плохо воюют на суше. Русские же непобедимы на земле, но в море они должны уступать японцам. Лишь при таком положении возможен для страны Ямато хоть как-то приемлемый мир. И если мы отступим сейчас – да, с большей вероятностью завтра мы сойдем на берег живыми. А послезавтра увидим конец Японии.

А если мы все умрем, до конца выполнив свой долг, но наша гибель будет не напрасной – разве не в том состоит истинный долг самурая?

Наверное, в это верил и адмирал Рожественский, прорываясь через Цусимский пролив? Что даст России шанс если не на победу, то на лучший мир. Только Япония сегодня в намного худшем положении, чем Российская империя в 1905 году, которой все же не грозил полный крах с безоговорочной капитуляцией и оккупацией территории. И если мы сейчас рухнем – подняться нам уже не дадут.

У нас есть лишь одно преимущество – Рожественский не был самураем и не знал кодекса бусидо. Который гласит – жизнь сдавшегося врага не стоит и горсти пыли. Потому капитулировать бесполезно, все равно не пощадят, лишь еще и потеряешь честь. И – долг самурая тягче горы, смерть же легче пера.

Потому ни одно из японских соединений не изменило курс. Делай, что должно, – Аматэрасу рассудит!

Лазарев Михаил Петрович, командующий ТОФ.

Что не вошло в мемуары (и никогда не войдет)

Не учат у нас нигде – на комфлота. Чтобы командовать безупречно и ошибок не допускать.

Причем особенно обидно – что прокол как раз в том, что я считал своей епархией, – в подплаве ТОФ. Казалось бы, раньше на квалификацию не жаловался, раз уж в 2012 году командирский стаж в пять лет имел, и опыт был уже в этом времени, как мы на Севере кое-какие технические новинки и тактические приемы «из будущего» внедряли. И мастер-класс для командиров «белых акул», что мы в Москве устроили, – я ведь не шутил, сказав Видяеву, что «здесь и сейчас вы лучшие подводники этого мира». Но от комфлота – нечто иное и сверх того требуется.

Тут еще и оргвопрос подвел. Есть должность командующего ВВС флота – и Раков Василь Иванович там полностью на своем месте, я на него во всех авиационных вопросах положиться могу. Есть зам по тылу (снабжению и строительству), есть зам по политработе, есть даже зам по немецкому персоналу и зам по импортной технике (отвечает за то, чтобы вся имеющаяся немецкая матчасть работала, расходники и запчасти к ней поступали бесперебойно, а при необходимости и инженерно-техническая поддержка обеспечивалась). Но нет заместителя комфлота – командующего всеми подводными силами ТОФ! А есть бригады и дивизионы подплава, замыкающиеся непосредственно на штаб флота.

Если коротко – вот не хватало мне времени, чтоб заниматься текучкой! Разработать план, включить в него необходимые мероприятия, даже взять на контроль, чтобы не замотали, исполнили, это есть. А убедиться, что ко всему этому отнеслись серьезно, а не для галочки? Вот потому я здесь больше людям с воюющих флотов доверяю – у них за четыре года в подкорку вбито, что разгильдяйство это прямой путь в гроб или в трибунал. А то привыкли тут сачка давить, через пень-колоду, мать их за ногу! Ладно, дисциплину удалось подтянуть. Интенсивность учений в разы возросла – сколько можно было за полтора мирных месяца нагнать, с апреля лишь, как лед сошел. И все равно по уровню подготовки местные «щукари» моим «белым акулам» на голову уступают. А масштабная модернизация, с внедрением на лодки технических новинок, как РЛС и гидролокаторы, приборы управления торпедной стрельбой, системы регенерации воздуха, амортизация механизмов и прочее – по одной электрике был список длинный! – при слабости дальневосточной производственной базы привела бы к полной небоеспособности подводных сил ТОФ во время войны. А ведь поставить все это мало, надо еще личный состав обучить. И командиров – чтобы поняли, какие тактические выгоды открываются. Иначе же – и деньги, и время на ветер.

Ну и ждал я, что основное действие развернется возле Камчатки и Курил, в океане. Потому вся дюжина «акул» и «катюши ПЛО» были первоначально развернуты там. И Котельников там, легенда советского подплава, вот его бы надо моей правой рукой, за подводные силы флота ответственным, сделать! Теперь нельзя – на посту командира Камчатской бригады он полностью на своем месте. Сумел там порядок навести – даже местных подтянуть (забегая вперед, скажу, выходили камчатские «щуки» в походы, правда, побед им не досталось, но и происшествий и потерь избежали, то есть в целом свою задачу выполнили).

А вот во Владивостоке Прибытко, командир Щ-139, о котором я уже рассказывал (десять лет получил за диверсию на своей лодке, а до того чуть не утоп, приказав «срочное погружение» не глуша дизеля) был типичным представителем, не лучше и не хуже прочих! ТОФ три года воюющим флотам все самое лучшее отдавал, и корабли, и людей. И нормальный экипаж подлодки, это такой организм, что на замену отдельных элементов, особенно командирских, реагирует крайне плохо (при смене командира положено весь курс боевой подготовки заново пересдавать). Ладно, дивизион «ленинцев» сумели подтянуть, и в техническом смысле, и тренировками. «Щуки» еще туда-сюда, особенно новье, серия Х (номера с 126 по 134-й, и подорванная 139 там же была), и Х-бис (Щ-135, 136, 137), им тоже кое-что из новинок досталось. А старушки, серий V и V-бис, дюжина здесь, и столько же на Камчатке, с ними что делать? Поскольку никакой модернизации на них не велось со времен постройки, года 1934/1935.

И это еще не край. Поскольку четверть всех подводных сил ТОФ составляли «малютки» самой первой «VI серии». А приплюсовав чуть более поздние «VI-бис», то треть. Или чуть больше половины, если считать только Владивосток, без Камчатки. По уму, их надо списать к чертям, или перевести в учебные, а не посылать в боевые походы, даже в оборонительную завесу у своих берегов. А заменить кем?

– Так десять лет уже ходим, и ничего! Лодки старенькие, но личным составом освоенные хорошо. Вполне справляются.

Заменить и вправду некем. Немецкие лодки «тип XXIII», в этой истории так и не успевшие поднять флаг до капитуляции Рейха, и доставшиеся нам лишь в виде задела на верфях, впервые вышли море уже осенью сорок четвертого. Два месяца испытаний (надо же было оценить, что за кот в мешке нам достался), сейчас строят серию для Балтфлота и Фольксмарине, а вот на Дальний Восток они уже не попали. Потому что перевозка крупногабаритного груза по Транссибу сильно мешает прочему движению (а мы и так пропихивали по нему и «шнелльботы», и БДБ), а надо и армию снабжать. А хорошая была бы замена «малюткам», – но не судьба.

– Михаил Петрович, может соснете пару часиков, – говорит Зозуля, – до рассвета вряд ли что принципиально изменится. Авиация готова, сразу и начнем!

В штабе привычная деловая обстановка. На огромном столе расстелена карта, расчерченная линиями и значками. А еще на ней стоят фигурки, похожие на шахматные (нововведение Зозули, подсмотренное у американцев). Красные мы, синие противник. Каждая фигурка это «юнит», или корабль, или эскадра, или авиачасть на аэродроме. В последнем случае под фигурку кладется карточка, где написано – номер части, число боеготовных самолетов. Циркулем на карте уже проведены круги – радиус действия для разных типов самолетов, от каждой авиабазы. И два синих «утюжка» – последние уточненные авиаразведкой места двух японских соединений, авианосного и линейного.

Авианосцы – координаты, 39 с. ш, 133 в. д. Причем идут на юг – выдерживают расстояние до побережья. «Ямато» с тем, что у него осталось, – 40 с. ш., 131 в. д., сейчас курс на запад. А что есть у нас?

Североморский корпус в расчет не принимаем – 5-я минно-торпедная дивизия, 6-я истребительная – Сахалин, Курилы, Камчатка. И северное направление оголять не хочется, там каша заварилась, на Итуруп высадились, а на Урупе еще самураев добивают. Ладно, управимся и без них.

Балтийский корпус – развернут на побережье, в районе Терней – Рудный – Преображение. 8-я мтад (два минно-торпедных полка, на Ту-2Т, полк пикировщиков Пе-2, истребительный полк на Ла-11). 1-я гвардейская истребительная (три полка на Ла-11), 9-я штурмовая (два полка на Ил-10, два на Як-9). Упрощенно можно принять, истребительный полк 40 машин, прочие по 30.

Черноморский корпус – сосредоточен на аэродромном узле Владивостока. 2-я гвардейская минно-торпедная (три полка, «бостоны»), 13-я пикировщиков (два полка Пе-2, два истребительных, Як-9), 11-я штурмовая (два штурмовых полка, Ил-2, два истребительных, Ла-11), 4-я истребительная (три полка, один на Ла-11, два на Та-152).

Тихоокеанский корпус – разбросан от Посьета до Николаевска. В районе Посьет, Славянка, Владивосток – 10-я бомбардировочная дивизия (33 бап, 34 бап – оба на Пе-2, 19 иап, на Як-9). Остальные – держат побережье (15-я смешанная дивизия), задействованы на севере (12-я штурмовая – на Сахалине, работает над Курилами и проливом Лаперуза, 2-я минно-торпедная, также Сахалин).

И «особый корпус», сведенный в две дивизии, 13-ю и 16-ю. Десять полков носителей управляемого оружия, на Не-177, До-217, Ту-2. Два «снайперских» пикирующих бомбардировочных полка (один из них 12й гвардейский, которым Раков еще на Балтике командовал). А вот Не-277 – только в отдельных эскадрильях, одна разведывательная, вторая постановщики помех. Развертывание севернее Владивостока – Уссурийск, Спасск, Арсеньев.

Еще армейская авиация. Две истребительных дивизии, шесть полков – на Як-9 и Та-152. Сумеют работать над берегом, при отражении японского налета. А вот армейских ударных в расчет не беру, они по кораблям на ходу не обучены.

И – красные утюжки на карте, отряд «акул» Видяева. 42 с. ш., 135 в. д., двигаются на юг. Когда доберутся, придет японцам пушной зверек. Еще показана завеса лодок (семь штук) к северу вдоль побережья. Старые «щуки» или даже «малыши» пусть на подхвате побудут, если только кого добить – в большую драку влезать им категорически противопоказано. Да и не нужно – Видяеву добычу спугнут!

Отряд торпедных катеров – после ночной баталии отходит в Посьет. Шабалину с охотой подпишу на вторую Звезду, которую он в этой версии истории пока не получил, даже неудобно! Два крейсера и пять эсминцев, для торпедников абсолютный рекорд, нигде и никогда еще катера в одном бою столько не топили. Так что – по праву заслужил!

И наш обратный конвой из Вонсана ползет вдоль корейского берега, сейчас в полусотне миль южнее Сейсина. И перехватить его японцы уже не успевают.

Можно и отдохнуть. Тем более что идти недалеко – в соседней комнате кожаный диван. А для отдыхающей смены офицеров штаба (когда аврала нет) дальше по коридору и дверь налево, там койки поставлены. Дверь направо – это столовая – хотя сегодня днем нам вестовые горячий чай с бутербродами и печеньем прямо сюда приносили. Вот победим, тогда и будет отдых, а также победный рапорт, в ожидании чинов и орденов.

Пару часов до рассвета. Чертовы самураи, чтоб вам скорее утопнуть, – выспаться людям не дают, агрессоры проклятые!

Из письма Героя Советского Союза, генерал-майора авиации Калиниченко Андрея Филипповича – А. Сухорукову. В сокращенном виде вошло в кн. А. Ф. Калиниченко «Дальневосточное небо». Л., 2002. (альт-ист.)

Да, я хорошо помню тот день, 23 июня 1945 года.

Звучит пафосно, – но в то утро мы понимали, что настал «момент истины», решающая битва, должная исправить то ненормальное положение, когда Япония, хозяйничавшая в дальневосточных морях, попросту мешала нормальному развитию советского Дальнего Востока – Приморья, Сахалина и Камчатки. Постоянная угроза военного вторжения, неравноправные концессии, пиратство японских браконьеров в наших водах – при все возрастающей агрессивности японского милитаризма, мечтающего о территориях на континенте. Это не было лишь словами – тогда, в сорок пятом, старожилы здесь хорошо помнили, как самураи приходили на нашу землю в Гражданскую, говоря о «Японии до Байкала». Можно спорить про русско-японскую войну, была ли она справедливой, но что японцы забыли у нас в 1918–1922 годах, за что они убивали русских на русской земле?

И в Токио в 1945-м правили те же, кто командовал агрессией тогда. Или их наследники. Или те, кто гордились теми преступлениями. Кто считал доблестью отторжение Южного Сахалина и резню там русского населения. Кто перед этим захватил Корею, Маньчжурию, а теперь пытался проглотить и присоединить Китай. Чье отношение к населению захваченных территорий – весьма напоминало гитлеровское. Японский милитаризм был братом-близнецом германского нацизма, с точно таким же стремлением к мировой Империи путем завоеваний, жестокому ограблению захваченных стран и фактическим стандартом «высшей японской нации». А для нас, только что выдержавших самую страшную войну за само выживание нашей страны и народа, было ясно – с фашистами, любого цвета, коричневого или желтого, нам в этом мире, под этим солнцем места нет – или мы, или они!

Мы не были фанатиками войны. И очень хотели жить, хотя бы затем, чтобы увидеть, какой будет наш победивший социализм, сначала в отдельно взятой стране СССР, а после и во всем мире. Но прав был товарищ Сталин, сказав – если не нам, то нашим детям завтра пришлось бы сразиться с поднявшим голову желтым фашизмом. И никого не обманывал так называемый «пакт о ненападении» 1941 года – 22 июня фашисты показали, как они соблюдают договоры! Но мы уже втянулись в войну, научились, – а кому-то придется «школу молодого бойца» проходить, в боевых условиях, оплачивая кровью. Так что – завершим освобождение мира от фашистской чумы, и чтобы без остатка!

Нас, Особый корпус, берегли, не бросали в бой по мелочи. Готовили для решающего удара – и вот день настал. Утро было тихим и погожим, на Дальнем Востоке «сезон дождей» начинается позже, в июле-августе. Собравшись в центре поселка, мы ждали транспорт на аэродром, наконец, подошли три автобуса, немецких, трофейных, по одному на каждую эскадрилью.

Мы уже знали, что на Вонсан идёт японская эскадра, которую уже атаковал один из полков нашего корпуса. А тактико-технические данные японских кораблей, их внешний вид по фотографиям и ход воздушно-морских сражений Тихоокеанской войны мы заучивали еще два года назад, летом сорок третьего, при тренировках над Ладогой. Мы имели ясное представление о ПВО японской эскадры – помимо истребителей, размещённых на двух уцелевших от предыдущих атак японских авианосцах (а это не менее сотни машин – по-нашему это почти три истребительных авиаполка), огромное количество зенитной артиллерии калибром от 25 мм до 127 мм (правда, системы управления огнем были не на высоте). Только крупнокалиберные зенитки эскадры могли в минуту выпустить до семисот снарядов. А были еще зенитные автоматы и крупнокалиберные пулемёты.

Мы знали, что японцы разделили свои силы, на линейное и авианосное соединение. Наш полк был задействован против второго. В числе десяти полков – пять истребительных, один пикировщиков, три минно-торпедных, и мы, носители управляемых бомб. Хотя тогда нас «по старой памяти» часто называли торпедоносцами, так же как и наши реактивные бомбы «летающими торпедами».

Особо хочу отметить разведчиков, сыгравших огромную роль в нашей победе. Нет, не «рыцарей плаща и кинжала», героев плохих детективов, а экипажи отдельных разведывательных эскадрилий. Вопреки расхожему мнению и кинофильмам, в ту войну бомбардировщики Хе-277 были лишь в составе авиации дальнего действия, флот имел только разведчики и самолеты РЭБ – впрочем, на практике эти роли часто пересекались, сначала обнаружить противника, а затем постоянно висеть над ним, круглосуточно, на недосягаемой для зениток и истребителей высоте, выдавая целеуказание своим силам и заглушая врагу радары и связь. Именно это было и сейчас – именно потому наш удар был для японцев внезапным, самураям пришлось поднимать свои истребители, когда наши головные эскадрильи уже ложились на боевой курс. А дальше – все шло по строго рассчитанному графику.

Операция готовилась под руководством штаба ВВС Тихоокеанского флота, с задачей, максимальной по амбициозности, «ни один японский корабль не должен уцелеть – абсолютная “Цусима” и никак иначе!». Накануне вечером, 22 июня, когда состав японской эскадры уже был известен и план удара вчерне готов, весь командный состав задействованных полков, вплоть до комэсков, отрабатывал взаимодействие в штабе авиации Тихоокеанского флота во Владивостоке, под личным руководством самого Ракова. Каждый полк, а при необходимости, и эскадрилья, имели конкретное боевое задание. Была расчерчена площадка, стояли макеты – и «пешим по-лётному», с часами и секундомерами. Благо что все полки были или из Черноморского, или из нашего «Особого» корпусов, базирующихся недалеко от Владивостока, особенно если добираться на У-2, – так что проблем со сбором и отправкой назад командиров не возникло. Я, как командир 2-й эскадрильи, участвовал тоже, вместе с бывшими сослуживцами по 12-му гвардейскому (Барским, Аносовым), познакомился и с другими уникальными ребятами, такими как Василий Иванович Минаков (глыба-человечище!).

Сначала истребители Ла-11, Як-9УД и Як-9П пяти истребительных авиаполков (три на «ла» и два на «яках» – 200 машин!) должны были «расчистить нам воздух», добившись полной нейтрализации палубных японских истребителей, – а по уничтожению воздушного противника – подавлять пушечно-пулеметным огнем ПВО кораблей эскорта. Второе не было выполнено из-за ожесточенного сопротивления японцев, а главное, подхода с берега свежих сил. Но прикрыть бомбардировщики наши истребители сумели – не зафиксировано ни одного «бостона» или Пе-2, сбитого «зеро». Оказалось оправданным решение, все истребители выделить для «расчистки воздуха», не оставив никого для непосредственной поддержки ударных машин – вопреки опыту войны с немцами, гласящему, что прикрытие у бомбардировщиков должно быть всегда! Но предварительный расчёт хода сражения показывал, что у японцев не останется не связанных боем истребителей. К тому же Пе-2И были бы далеко не легкой целью даже для «фокке-вульфов», не то что для «зеро».

Затем по эскорту должны были ударить «бостоны» двух минно-торпедных полков, в топмачтовом варианте, – а после израсходования крупнокалиберных бомб атаковать как штурмовики, кроме пулемётного огня (6 курсовых 12,7-мм пулемётов и не меньше трех таких же у бортовых стрелков), сбрасывая осколочные бомбы, весом от 5 кг до 50 кг. Японских зенитчиков с палуб просто сметало – да 50 кг уже и эсминцу ощутимо, доставалось не только людям, но и механизмам. Решение себя оправдало – в опросе после боя (стандартная процедура для накопления опыта) было записано со слов многих, что огонь вражеских зениток слабел буквально на глазах, и это при увеличении числа наших самолетов над целью! В этой же фазе пикировщики Пе-2И должны были нанести удар по наиболее крупным японским кораблям – авианосцам и линкору, а по линкору ещё и топмачтовики с тяжёлыми тысячекилограммовыми бронебойными бомбами. Причем удар по линкору особо выделенной эскадрильи «бостонов» должен был быть строго согласован с атакой пикировщиков. И в завершение авианосцы должны были быть атакованы двумя эскадрильями торпедоносцев – 18 машин.

Это была самая спорная часть операции. Даже Раков сомневался, стоит ли – и личный состав этих эскадрилий был далеко не самой лучшей выучки (больше других разбавлен не воевавшими лётчиками), да и наши авиационные торпеды были не самыми мощными и не самыми надёжными. Но Минаков (фанат торпед!) всех убедил, что даже если будет хотя бы одно попадание, то и это успех, поскольку противоторпедная защита японских авианосцев далеко не самая лучшая в мире. А главное, не воевавшие лётчики получат реальный боевой опыт – где его еще добыть, как не на войне? Даже если в этом бою большинство промажут – попадут в следующем, потому что уже будут ученые. Он сумел убедить всех, и даже хотел лично возглавить атаку торпедоносцев, но тут уже Раков его уговорил вести топмачтовиков – попадут торпеды в авианосцы или нет, не столь важно, добьем бомбами, а вот линкор, у которого, в отличие от авианосца, и с бронёй, и с противоторпедной защитой всё в порядке, надо было бить наверняка. И получил в итоге Минаков звание Героя Советского Союза – заслужил! Хотя, повторюсь, что ему топмачтовые атаки не нравились совершенно.

Наконец, третьей фазой операции по авианосцам и оставшимся кораблям эскорта наносит удар полк Хе-177. Считалось, что к этому времени зенитный огонь японских кораблей будет ослаблен, а полученные повреждения помешают уклоняться от управляемых бомб. И если противник еще останется боеспособен, то наступала четвертая фаза, в реальности оставшаяся за кадром, удар резерва, полка До-217 (носителей УАБ) под прикрытием ещё одного полка истребителей.

Также не стали чрезмерно увеличивать количество ударных самолётов – качество лучше и важнее количества. Хотели сначала задействовать два пикировочных полка, но затем ограничились одним (зато каким! 12-й гвардейский, это легенда! Самураи хвалились, что их перл-харборские ударники добивались эскадрильей девяти попаданий из девяти, в корабль-цель «Сетсу», бывший линкор. А те же девять попаданий в круг диаметром пятнадцать метров не хотите?). Так что Раков сам сказал, эти справятся за двоих! И решили число пикировщиков сократить, а «бостонов» увеличить.

Причем был предусмотрен даже такой момент, как отдельное «киносъемочное» звено. Три До-217 не несли никакой боевой нагрузки, но в носовой турели пулемет был заменен кинокамерой на амортизированном станке. Так как это сильно снижало оборонительные возможности, то им единственным Раков выделил персональную охрану, по звену истребителей на каждого (хватило бы и пары, но – «головой отвечаете, чтобы с товарищами ничего не случилось»). Причем старшим из операторов был Владислав Владиславович Микоша, я тогда с ним знаком не был, а черноморцы с ним с уважением здоровались – после и я проникся, биографию его узнав. Как мне сказали по секрету, он в Харбинском десанте был, – а теперь и на нашу операцию сам вызвался, добровольно. И кадры, снятые им и его напарниками, в том сражении, сейчас широко известны, во многие документальные и даже художественные фильмы вошли!

Скажу еще о боеприпасах. ФАБ-500, какие несло большинство топмачтовиков, были самые обычные. Пе-2 имели одну бронебойную авиабомбу БРАБ-1000 «старого типа» на внутренней подвеске (благо что у этой «пешки» имелся механизм вывода бомбы из бомболюка на пикировании). Без анекдота не обошлось – БРАБ-1000 «нового типа» в бомболюк Пе-2 не влезала по длине. Укоротить стабилизатор нельзя, он и так короткий. Тут выяснилось, что на складах Тихоокеанского флота до сих пор хранятся БРАБы старого образца, у них стабилизатор длиннее, подрезать можно. Поскольку дело было еще весной, то успели не только бомбы под размер бомболюка подогнать, но и перезалить тол на ТГА. По сравнению с «новым типом», бронепробиваемость поменьше, – но авианосцам хватило и того. Как показали пленные – бомбы пробивали по две бронепалубы, а в близких взрывах у бортов вызывали сотрясение механизмов. Ну а топмачтовики Минакова несли БРАБ новые, но и в них сменили тол на ТГА. А торпеды, насколько помню, обычные – 45-36АН с контактными взрывателями.