Текст книги "Звездная Империя"

То есть всеобщее равенство невозможно – как армия из одних рядовых. Тогда не может быть и всеобщего братства – между теми, кто не равен. И всеобщей свободы – как может быть свободен нижестоящий от воли вышестоящего? В старой доброй Англии это поняли давно – без опаски привечая такие фигуры, как Мадзини, Маркс, Бакунин, – сугубо для внешнего, а не внутреннего употребления: «либерте, франсите, эгалите» оказалось просто идеальным орудием против континентальных конкурентов. И только русские большевики приняли это всерьез!

Да, можно признать, что «все люди созданы равными», как записано в Конституции США. Допустить, что каждому изначально дается одинаковое наследство. Но – вы ведь не станете спорить, что править должны лучшие? Оттого, чтобы элита была эффективна, в ней должен быть закон волчьей стаи – если «Акела промахнется», то горе ему! Именно так возникало европейское дворянство века назад, когда самые достойные, сильные, умные становились королями, герцогами, графами – это называлось «дворянство по праву меча». В Америке это сделали перманентным: «американская мечта», что чистильщик обуви при усердии может стать миллиардером, но верно и обратное, что даже Рокфеллер разорится и станет никем, если потеряет хватку и чутье. В старой доброй Англии же, где наследственные традиции это святое, приходится идти другим путем – воспитывая будущих хозяев жизни без слюнявого гуманизма, крайне жестко, даже жестоко, но ради их же блага. Подобно Королевскому Флоту, где будущие адмиралы Нельсоны начинали с простых матросов, даже юнг (ну разве что дети высшей аристократии могли – с чина мичмана), и участь слабака была вовсе незавидна – Елизавета воспитывалась в высоконравственной манере, но в отличие от викторианских леди, знала, как обходились на флоте без женщин на кораблях (тоже давняя английская традиция, что поделать?). Бедная Лазарева, возмущенная таким «зверством», – если ее дети или внуки, воспитанные в беззубом «все люди братья», и правда попадут на учебу в приличное британское заведение, подобное Итону, это будет зрелище овечек, забредших в лес, полный волков! Забавно, что сами русские большевики поднялись именно на этом принципе конкуренции – любая революция, это прежде всего слабость власти, обросшей жиром, когда ее сбрасывают с трона те, кто более силен, решителен, энергичен. Франция 1789 год, Россия 1917-й – и СССР там. И так же будет здесь – ведь советская верхушка тоже наличествует, и неважно, как она зовется, «красные директоры», наркомы, генералы. Которые, строго по Марксу, осознают свой интерес – о нет, пока не помышляя о реставрации капитализма, но хотя бы наследство детям оставить? Ведь не захочет Анна Лазарева, чтобы ее дети шли работать в колхоз?

Так что Джек Райан прав – разложение советской верхушки и появление «горбачевых» неизбежно. Слабость русских коммунистов вовсе не в научно-технической сфере – как раз там они могут удивлять мир успехами. Но техник, инженер управляет природой. А гуманитарий – людьми. И этого не поняли большевики, вознося техническое образование в ущерб классическому. Что ж – и с ними случится то же самое, как в Российской империи представители интеллигенции посылали поздравления японскому микадо по случаю побед его армии над своей, российской! Да, это случится не скоро – через тридцать, сорок, пятьдесят лет – но Британия умеет ждать.

Но ведь и «задверцы» знают о таком будущем, подумала Елизавета. И наверняка предусмотрели контригру. Самое простое – избавить соотечественников здесь от культурного преклонения перед Европой. Которое казалось незыблемым – ведь даже когда русские войска в 1814 году взяли Париж (обогатив французский язык словом «бистро»), это нисколько не уменьшило восторг русской же элиты перед всем французским, а скорее даже наоборот. А здесь – среди советского общества (по крайней мере, в Москве) преобладает презрительное «вертели мы на штыке эту Европу!».

Что показал совсем недавний случай – когда в Москву этим летом приезжала делегация датского Красного Креста, с просьбой вернуть домой датских военнопленных, уже одиннадцать лет после заключения мира все томящихся в сибирских лагерях. На что был советский ответ, что СССР, в соответствии с международным правом, считает комбатантами исключительно граждан тех стран, с которыми официально состоял в состоянии войны – и потому не может признать таковыми военных преступников, к которым безусловно относятся легионеры-добровольцы Ваффен СС. Виновные в наиболее тяжких преступлениях уже понесли самое суровое наказание – ну а оставшиеся отбывают свой срок согласно советскому закону.

– Но эти люди попали на Восточный фронт вовсе не по своей воле, а будучи мобилизованными в армию Еврорейха, с ведома и согласия нашего короля, то есть законной власти!

– Европейский Рейхсоюз не был признан ни одной из держав-победительниц, включая СССР. И потому указания его властных структур не могут считаться законными – с точки зрения международного права!

Газеты Дании (а также Бельгии, Франции, Голландии и даже Швеции) публиковали душераздирающие истории о несчастных, служивших в частях СС всего лишь писарями или ездовыми – и приговоренных за это к двадцати пяти годам страшной сибирской каторги, где за колючей проволокой рычат голодные сторожевые медведи (которым скармливают провинившихся узников). Публика ужасалась, читая, но Сталин ответил:

– Напомню вам, что для германских военнопленных (безусловно, комбатантов!) по указанию Эйзенхауэра был придуман особый статус DEF, «разоруженные вражеские войска», на который не распространяются никакие конвенции. Отчего мы должны быть более гуманны к тем, кто добровольно явился на нашу землю, чтобы убивать и грабить? Хорошо, мы можем проявить милосердие и позволить вашим гражданам вернуться домой, к семьям – при условии, что ваша страна возместит убыток, причиненный нашей стране этими людьми, равно как и наши расходы по их содержанию.

Это было изощренным издевательством – когда датская делегация ознакомилась с предъявленными расценками. Каждый советский гражданин, убитый датскими эсэсовцами, оценивался в сто тысяч инвалютных рублей (двадцать кило золота). Сожженные избы шли по цене особняков миллионеров. Каждый снаряд, выпущенный Советской армией по датским окопам, был отлит из серебра и доставлен на фронт с помощью паровозов, которые топили стодолларовыми купюрами. А ежедневное содержание каждого из датских пленных обходилось советской казне, как номер-люкс в «Метрополе», включая ресторанный обед. Впрочем, Сталин соглашался принять оплату долга – датскими товарами (продовольствием, дизелями «Бурмейстер», судами торгового флота). И как только заплатите – то ваши пленные (конечно, лишь те, кто не совершил военных преступлений) будут тотчас возвращены.

Ирония (и издевательство) были в том, что некоторые пленные уже вернулись. Те, кто больше не могли работать, получив травму или подорвав здоровье – и были безжалостно вышвырнуты (или милосердно отпущены, как написать) домой, чтобы Сталину не кормить калек. Услышав заявление своего же правительства, они (уже у себя дома) стали требовать пенсии и компенсации, «если мы шли на русский фронт не по своей воле, а по указу своего короля». И датское правительство оказалось в дурацком положении – ибо Дания вовсе не была богатой страной, в экономике дела шли далеко не блестяще, удовлетворить эти справедливые (на взгляд общества) требования было бы финансовой катастрофой, а отказать – чревато социальным взрывом. В соседних странах, прикинув последствия, предпочли больше не дразнить русского медведя сказками о несчастных узниках, томящихся в глубине сибирских руд – политически выгоднее оказалось забыть об этих людях, будто их и не было. А Сталин посмеивался в усы – над очередной победой.

Но тогда – через полвека русские и вовсе не будут испытывать никакого пиетета перед свободным миром! И даже если случится «перестройка» – коммунистов сменят капиталисты-прагматики, сохранившие прежний курс, «Россия превыше всех». Что с этого получит Британия?

А что получит Британия, даже если через пятьдесят лет в СССР будет править «горбачев» (неважно, как будет его фамилия)? Кстати, это не гарантия победы Запада – в том мире ведь не получилось загнать русских в статус «вечно кающихся и платящих», даже посадив в Москве аналог туземного царька, как его звали, Ельцин? Не будем упоминать, что тогда здесь «задверцы» вмешаются немедленно и радикально! Даже допустим, что не вмешаются или что Райан ошибся и Двери нет – но и тогда все сливки снимут США, а Британии останутся лишь ошметки!

Или же… вести ту же самую игру и против США тоже? Если и правда то, что мне показали уже в Москве о мире будущего, где то, что вполне допустимо для Королевского Флота и тюрем, на все общество распространено? Где даже добропорядочная семья уже не приветствуется – вместо «муж» и «жена» положено говорить «супруг один», «супруг два», а вместо «отец» и «мать», «родитель один» и «родитель два»! Если там население выросло так, что стало неподъемным для планеты, и его надо сократить – то белым людям такое впаривать зачем? Учили бы этому всяких там цветных!

И Римская Церковь в этом может стать нам союзником! Ради борьбы за нравственный облик человечества. Конечно, прежде всего здесь, в Европе. И мы еще посмеемся, глядя, как за океаном проповедуют «новые ценности».

А для советских – иное блюдо. Вместо «европейских ценностей» (хотя и этот товар может быть, для какой-то части их электората) – играть на их стремлении к коммунизму. Принцип дзюдо – не противиться силой, а увести силу противника в сторону. А в жизни – увлечь в крайность, довести до абсурда. Если коммунизм это утопия – то заставить русских надорваться, не обращая внимания на внутренние противоречия, на нехватку ресурсов. «Никто не сможет помешать победе коммунизма – если сами коммунисты этому не помешают», это фраза из какого-то спектакля, идущего на сценах советских театров, и говорит ее актер, играющий Ленина[13]13
  Шатров М. «Синие кони на красной траве». В нашей истории написана в 1979 году. Но в альт-истории могла она понравиться Сталину и выпущена гораздо раньше?


[Закрыть]. Сила технического образования – управлять машинами, сила гуманитария – управлять людьми. Кто помнит, что у Дзигоро Кано, «отца дзюдо», в помощниках и советниках был некий европейский доктор?

И ведь есть уже одна кандидатура на примете – в памяти Елизаветы, как в сети, иногда застревали факты, казалось бы, бесполезные, но могущие после оказаться очень к месту. Да ведь и американцы тоже движутся в том направлении – это ведь их креатура, бешеный Пол Пот (который в иной истории развернулся двумя десятилетиями позже)? Однако это продукт для диких азиатов, мотыгой по голове всех несогласных, грязная работа! Для русских же подойдет что-то более идейное и чистое.

Итак, кто на роль нового «Ленина» – борца за истинный коммунизм? И к такому ходу «задверцы» явно не готовы!

И. Сталин. Путь русского коммунизма

Коммунизм – это учение пролетариата. Так утверждали Маркс и Энгельс.

Русский социализм – может вырасти из русской крестьянской общины, минуя этап капитализма. Так учили российские ученые «социалисты» девятнадцатого века, как, например, Бердяев, или народники.

Кто же был прав? Теперь, по прошествии без малого сорока лет практического строительства социализма, мы можем ответить на этот вопрос.

Маркс видел переход к коммунизму – через сверх-концентрацию капитализма (то, что после описал Джек Лондон в «Железной пяте»). Когда есть лишь малая кучка богачей-хозяев, а все прочие по сути пролетарии, работающие по найму. Тенденция к такому наблюдалась в нашем мире – но ситуация «Железной пяты» так и не была достигнута. То есть, строго по Марксу, коммунистическая революция в 1917 году была преждевременна?

Идеологию русской общины лучше всего (на мой взгляд) выразили даже не ученые-мыслители, вроде Бердяева или Соловьева, а поэт Некрасов, в стихах про вымышленную деревню Тарбагатай «где-то за Байкалом»:

 
Так постепенно в полвека
Вырос огромный посад —
Воля и труд человека
Дивные дивы творят!
Все принялось, раздобрело!
Сколько там, Саша, свиней,
Перед селением бело
На полверсты от гусей;
Как там возделаны нивы,
Как там обильны стада!
Высокорослы, красивы
Жители, бодры всегда,
Взросшие в нравах суровых,
Сами творят они суд,
Рекрутов ставят здоровых,
Трезво и честно живут,
Подати платят до срока,
Только ты им не мешай.
«Где ж та деревня?» – «Далеко,
Имя ей: Тарбагатай».
 

Казалось бы, утопия, не имеющая отношения к реальности? Любой марксист скажет, что «подати до срока», это первый сигнал для помещика (и царской власти) эти подати поднять! И что сибирские деревни, даже без помещиков, вовсе не были «мужицким раем», капитализм проникал и туда. Но в эту утопию верили русские крестьяне – не только составлявшие подавляющее большинство российского населения в начале ХХ века, но также в массе поставляющие и кадры пролетариата.

Большевизм же стал идеологией российского слободского пролетариата (который мировоззрением близок именно к русской крестьянской общине). Ленин употреблял термин «сознательный» пролетариат, но это не совсем точно – сознательность это категория субъективная. Также неправильно отождествлять его и с квалифицированным пролетариатом («рабочей аристократией» в западной терминологии) – поскольку большевизм был близок и самым неквалифицированным рабочим. Слободской пролетариат – это те, кто работает на крупном предприятии и компактно живет поблизости, по сути сохраняя жизненный уклад крестьянской общины – «наш завод» для них это то же самое, что «мир» родной деревни, из которой эти рабочие (или их отцы) вышли. В этом отличие от, например, подручного в кузнице или полового в трактире – у тех ни с кем общности нет. И в психологии – половой может мечтать скопить по копеечке и самому выбиться в хозяева, ну а слободской рабочий даже не мечтает стать фабрикантом. В слободе общепринят коллективизм – ведь от общего взора и осуждения не спрячешься, вся жизнь (а не только работа) проходит у всех на виду. И отношение к собственности скорее философское – да, это очень круто, в воскресенье пройти по улице с собственной гармошкой, и чтоб сапоги со скрипом, но и утрата этих предметов не станет трагедией, если надо завтра на фронт. Кстати, в этом и отличие слободских от крестьянства – субэтноса наиболее близкого. В крестьянине все ж сидит гвоздем – выбиться в «крепкие», чтоб дом полная чаша, – а если кто-то попробует отнять, я обрез достану.

Уникальность России до 1917 года в том, что в ней, в сравнении с развитыми капиталистическими странами Запада, была высокая концентрация промышленности в сочетании с ее ускоренным развитием. Что вызвало, при меньшей общей численности пролетариата, непомерно высокую долю занятых на крупных предприятиях, однако сохраняющих общинно-крестьянское мышление. Этого не было в Европе или США – где наличествовал гораздо больший процент занятых в мелких фирмах (с мечтой самим открыть «свое дело»), при более индивидуалистической психологии (привет протестантизму!). Также европейскому пролетариату крайне не хватало интеллектуальной составляющей (которую в России привнесли в коммунистическое движение представители прогрессивной интеллигенции) – без чего, как верно указал Ленин, «пролетариат способен выработать лишь тред-юнионистское сознание». В итоге в мировом коммунистическом движении Россия в 1917 году оказалась авангардом, за которым армия не пошла.

Обещанной мировой революции не совершилось – а мы оказались под огнем и злобой всего мира капитала. И не погибли, не превратились в еще одну «Индию» в самом начале, оттого что мировой капитал был обескровлен внутренней грызней Первой Великой войны. Ну а после – исключительно благодаря боевому и трудовому подвигу нашего народа. Хотя субэтнос слободского пролетариата не составлял большинства – его пассионарности, собранной и направленной к цели большевистской идеей, хватило, чтобы увлечь за собой крестьянство к великой цели – победить в революции, и Гражданской, провести индустриализацию и коллективизацию, выиграть Отечественную и восстановить страну после Победы. Когда народ един – он непобедим. Мы доказали это всему миру – раздавив Еврорейх в самой страшной войне, какую знало человечество.

Но – закон отрицания отрицания! – все в своем развитии несет в себе свою гибель. Мы поставили задачу поднять жизненный уровень наших советских людей – и добились в том явных успехов. Но уже явно заметны тенденции, что современный советский рабочий это уже не слободской пролетарий начала века. Он уже живет не в общежитии, а (все чаще) в отдельной квартире, расположенной вдали от проживания своих товарищей по цеху. Имеет гораздо больше свободного времени, намного более разнообразный досуг, культурные увлечения. И потребности, что тоже очевидно. И даже в собственности у него может быть сейчас и загородная дача в садоводческом товариществе, и мотоцикл, и даже автомобиль. В итоге – мотивацией для такого рабочего должна быть уже другая Идея, сохраняющая коммунистическую суть, но по форме отличная от прежнего, привычного – «надо»!

Мы – авангард, выросший до армии всемирного коммунизма, но не переставший быть авангардом. Своим трудом и борьбой приближая установление этого высшего, самого справедливого общественного строя – осознавая, что в этом наше историческое предназначение.

Квартира ответственного товарища в Москве

– Ну что, доигралась, дочка? В милицейскую камеру угодила, вместе с хулиганьем!

– Ипполит, не пугай ребенка! Ты что, не видишь, на ней лица нет? Она слова сказать не может!

– А ты вообще молчи, мать-защитница! Лицо на ней есть, просто не видно под штукатуркой. Я в командировках постоянно – а ты куда смотрела? Не видела, с кем она гуляет, чьему дурному влиянию поддалась?

– Ипполит, опомнись! Коля ведь сын Антона Степановича. Твоего же друга. И сам он мальчик вполне приличный, положительный – комсомолец, студент МГУ!

– Комсомольцы – в попугайских одеждах не ходят. И драк на улице, да еще с дружинниками – не устраивают!

– Папа! Все было не так! Мы мирно шли и никого не трогали! А красноповязочные сами к нам пристали и начали оскорблять!

– А вот врать не надо, дочка! Москва это не какой-то Львов, где всякие уклоны когда-то имели место[14]14
  См. «Красные камни».


[Закрыть]. И сочинить не получится – свидетелей полно, и протокол составлен.

– Папа! Ну не было ничего такого! Ну, собрались мы у Джона на квартире, музыку послушали, потанцевали, ну дринкнули немного. А в восемь захотели на Красную площадь прошвырнуться, посмотреть киношоу про спутник.

– Так, я смотрю, вы уже имена на английские поменяли – по-нашему зваться не хотите? И всякие иностранные словечки вставляете без дела?

– Папа, ну нравится нам так! Коль много – а Ник или Николя звучит красивей! Без всякой политики и «низкопоклонства» – а просто приятно слышать, Николя, это так аристократично! Мы что, какую-то банду организовали – нет, всего лишь приятно время проводили вместе. Как нам нравится – а не как заставляют!

– Аристократов мы в семнадцатом упразднили. Так была драка или нет?!

– Пап, ну дай досказать! Идем мы, значит, по Горького, все переоделись как положено, а Ник не стал, потому что я ему сказала, он так классно выглядит в этом зеленом пиджаке с ярко-оранжевым галстуком. Я с ним под руку, как на Бродвее! И тут эти, с красными повязками! Подошли и стали громко говорить: «Смотрите, чувак и чувиха идут. А это правда, что чувак, это кастрированный баран по-цыгански, или еще на каком-то языке? Ну а чувиха, это подстилка в хлеву – или же, на воровском жаргоне, самая дешевая проститутка». Ник ответил, с достоинством: «Хам и ничтожество, уйди с дороги». Тогда этот с повязкой целую клоунаду закатил: «О чудо, баран разговаривает! Граждане, спешите посмотреть на цирк». Ник не стерпел, только лишь замахнулся, даже ударить не успел – эти держиморды приемам обучены, ему руки за спину и лицом вниз, на грязный тротуар, в чистом пиджаке! Все остальные из нашей компании сразу в толпу, ну кому охота в отделение, и чтоб после характеристику в институт? Я одна лишь вступилась, кричу: да что ж вы делаете, ироды, и сумочкой колочу кого-то по башке. Ну и мне: «Гражданочка, пройдемте», дальше неинтересно.

– Ты объясни мне сначала, зачем вы наряжаетесь, как клоуны? Помню нэпманских сынков в чистеньких костюмчиках, кто на нас, фабричную комсу, смотрели свысока – так даже они все ж не выглядели, как в цирк на арену! И были детьми своего класса, эксплуататоров. А у вас это откуда и зачем? Я тебя, дочка, такому учил?!

– Папа, ну ты не понимаешь, это же европейская клубная мода! Ну надоело нам выглядеть, как толпа! Хочется – по-особому. Как личности, а не безликое стадо!

– Это кого ты считаешь «стадом»? Тех, кто честно трудится, учится, творит, строит – кто коммунизм приближает своим делом? А ты, как школу закончила, второй год уже «определяешься», сама ни копейки не заработала – и себя считаешь «личностью» выше их?

– Папа, я не пойму, что ты орешь? Что вообще случилось? Это что, противозаконно – одеться как хочется, если это никому не мешает? Мы же не трогали никого, просто по улице шли!

– Знаешь, а ведь те нэпманские сынки были и то честнее. У них хоть что-то было, кроме костюмов с галстуками. А у вас что за душой, кроме этого дурацкого антуража? Ты на себя посмотри – так намалевалась, что лица не видать! Губы накрасила – как будто съела кого-то в сыром виде. Вместо прически какая-то копна бесформенная, как у молодой бабы-яги. Блузка с вырезом – так что сиськи едва не наружу. Юбка в обтяжку, так и хочется за попу ущипнуть – и как ты в ней ходишь, будто обе ноги в одну штанину всунув, да еще на таких каблучищах, искренне не пойму? И расцветка всего этого – африканский попугай позавидует! Будь ты хулиганкой – я бы и то как-то понял. Но пустышкой в оболочке, за которой ничего нет?! Или я ошибаюсь, и ты чем-то еще интересуешься, кроме тряпья?

– Ипполит, опомнись! Ты ведь сам Ликуше все эти вещи из Парижа привозил!

– Дурак был, оттого и привозил! Думал, просто ради любопытства, «что там носят». А теперь увидел, кого мы вырастили. Так чем ты еще интересуешься, кроме мишуры?

– Музыкой интересуюсь – вчера буги-вуги танцевали, Джон пластинки достал, прямо из Парижа! Фильмами интересуюсь – Николя говорил, я в этой юбке и с этой прической на киногероиню «Хозяйки двух сердец» похожа, которая на красном «форд-мустанге» гоняла.

– Это про то, как жена миллионера влюбляется в другого миллионера, в душевных терзаниях полфильма ездит на своем кабриолете и в итоге намеренно разбивается, чтобы выбор не делать? Вот интересно, что это у них все фильмы если не про бандитов, так про шлюх? И чему такое кино учит нашу молодежь?

– Ипполит, ты что? В титрах ведь было, что фильм по роману Джека Лондона, прогрессивного писателя! Просто действие перенесли в наши дни. Мы ж все вместе на тот просмотр ходили, ты забыл?

– Папа! Ну скучно же, когда вся жизнь как по нитке – школа, институт, работа, доска Почета, пенсия, кладбище! И внешне, когда все вокруг похоже одеты – девчонки «под Лючию», платья-тюльпанчики, а поверх развеванчики, а если еще и вуалетка, то как твой любимый Райкин, только по росту и различишь. Хочется быть не как все, чего-то яркого, красочного – после серых будней, что окружают.

– Это ж какие будни тебя окружают, дочка? Ты даже посуду не моешь и пыль не убираешь – все домработница Нюра делает. А до того тебя в школу за два квартала отвозили на казенной машине – когда я, чтобы грамоте выучиться, бегал в соседнее село через лес, за три версты! Босиком – поскольку из обувки у меня лишь старые валенки были на зиму, а летом вот так. Из одежи, донашивал что за старшим братом осталось – а у тебя уже шкафы не закрываются, тряпье некуда класть! Когда я был комсомольцем и селькором, меня кулаки чуть не убили – а ты из школы прибегала в слезах: «мама, папа, меня Петька сегодня толкнул и обозвал». И даже в эвакуации в Ташкенте ты ела досыта – ну а у нас бывало, ты помнишь, Маша, как в столовой хлеб бесплатный с подсолнечным маслом, вот и весь обед? А когда мы расписались, то поначалу у нас не то что квартиры, даже комнаты своей не было, в общажной угол отгородили занавеской – но и тогда у нас мечта была, не свое жилье полная чаша, как персонажу Маяковского, а чтоб коммунизм по всей планете. За четыре года до войны лишь стало получше – когда я должность получил и ты у нас родилась.

– Ипполит, ну ты что? Ну да, жили мы впроголодь, ходили разутые и раздетые – так пусть хоть Лика поживет как человек! А ты, доченька, тоже хороша – ну собирались бы, двери закрыв, музыку слушали, танцевали – зачем на улице показываться в таком виде, зная, что ловят? Одевалась бы на людях, как все – или поверх бы что накинула, и вуаль на лицо. А когда Николай вспылил, ты бы в сторонку отошла, «я ни при чем». Зачем же дурой быть, гусей дразнить напрасно?

– Машка! Ты чему ее учишь – вранью? Чтоб внешне ура-ура, а внутри гниль?!

– Ипполит, а ты забыл, как сам, в тот самый год мне говорил? «Свое мнение оставь для нас наедине, – а партия всегда права»?

– А ты с тем временем не ровняй, там было другое, за четыре года до войны! Ладно, с тобой о том после еще поговорим!

– Мама! А мне как раз врать и притворяться надоело! Чтобы на улице как все, а двери закрыв, и как хочу! Тем более что сейчас инакомыслие дозволено, за него не сажают! Папа, ну ты ведь сам рассказывал – про «мы голодали, мерзли, и воевали – за то, чтобы наши дети жили счастливо»! И что – сам запрещаешь жить, как мне хочется?

– А ты это называешь жизнью? Без профессии, без дела, полезного для страны, для народа – а лишь как попрыгунья-стрекоза, плясать и веселиться? Да, трудящийся человек на все это имеет право – но лишь после того, как нашей Советской стране свой трудовой или боевой долг отдал!

– Папа, ну ладно, обещаю, вот честное-честное слово, в следующем году я обязательно в институт поступлю! Ну что делать – если в этот год экзамены во все вузы уже прошли?

– Да нет, дочка, поздно уже пить боржоми… С Колечкой все ясно – армия и не таких исправляет! С Антоном я разговаривал, он все решил и уже оформил – осенний призыв еще не закончился, так что отслужит твой Николя и вернется нормальным человеком. А с тобой будет по-иному, раз у нас в СССР по закону равноправие, а на практике если парню после школы только вуз или работа или армия, и никаких других вариантов, чьим бы сыном ни был, то на девиц обычно сквозь пальцы смотрят, если дома сидишь, а после замуж. Как таких Райкин назвал – «мужеловки»? И замужем то же безделье, «муж работает, я красивая». Хватит, дочка, нагулялась, поплясала! Хотела американской или европейской мечты – так ты ее получишь. Вещи собирай!

– Ипполит, ты что?! Как можно так с ребенком?!

– Цыц! Да, дочка, я тебе не так много тряпья привозил, сколько у тебя в шкафах. А остальное откуда?

– Пап, ну ты знаешь, если есть спрос… Есть такой Павел Степанович, он сошьет все, что закажешь. Еще в театрах те, кто костюмы шьют, этим подрабатывают.

– Ну вот и отлично. Возьмешь с собой, что сможешь унести – а остальное на помойку! Фильмов насмотрелась – а знаешь, что в мире капитала не принято родителям содержать своих совершеннолетних детей? А как исполнилось тебе столько-то – то пинком под зад, и сама как можешь зарабатывай себе на житье. Все это я тебе рассказывал уже, а ты вполуха слушала – конечно, в цвете на экране куда красивее, чем отец за обедом нудит. Так повторю – там все жестоко: сумеешь «честным» трудом нажить себе особняк с прислугой, пару лимузинов, сад с бассейном, добро пожаловать в мир «американской» (или французской, или еще какой) мечты. Нет – иди в ночлежку, или вообще под мост, это твое свободное право. Хочешь в вуз поступить – плати, даже за экзамены, это у нас в СССР они бесплатные, и за обучение плата чисто символическая, за весь год меньше месячной зарплаты хорошего рабочего, и куча льгот, кто отслужил или отработал по профессии, и отличникам тоже освобождение от платы, да еще и стипендия. А у них обучение стоит бешеных денег – а если у тебя нет, можешь взять кредит и выплачивать после еще лет двадцать.

– Ты в своем уме? Ребенка из дома гнать на улицу!

– Папа! Я никуда не пойду!!

– Что, американская мечта сдулась, не успев родиться? Так тебя не под мост гонят, как в Париже – нельзя в СССР бродяжничать, не иметь работы и жилья, такая вот у нас несвобода. На завод пойдешь, я уже договорился. И отсюда съедешь в общежитие – бесплатное, в отличие от парижской ночлежки.

– Ипполит, ты что, сдурел? Или пьяный?

– Цыц! Мы с тобой сколько там прожили? А ты, дочка, в выходные можешь приходить, чтобы доложить о своих успехах – а так, учись сама зарабатывать! Отработаешь годик, а там посмотрим.

– Я никуда не пойду! Я не хочу!!

– А куда ты денешься? Закон о тунеядцах – к барышням применяется редко, но никто его не отменял. Откажешься, тебя с милицией трудоустроят, уборщицей или санитаркой. Кто не работает, тот не ест – вот такие мы нехорошие коммунисты, лишаем людей свободы умереть голодной смертью. Да не бойся – завод особый: не детали точить, а электронику монтировать, дело передовое, чистое, и платят хорошо. Передний край науки и техники, туда берут лишь после техникума как минимум, но Сеню Гольцмана, кто там директорствует, я с тридцать восьмого года знаю, упросил помочь по старой дружбе, так что ты меня не подведи!

– Папа! Я же не умею!

– Ничего, научат – было бы желание! У нас не мир капитала, где «ты нам не подходишь – пшел вон, за воротами толпа желающих на твое место», а по-коммунистически, «не умеешь – научим». И если там даже те, кто только из деревни, работать могут – то и ты сумеешь, коль не полная дура. Будешь передовиком производства – через год тебе льгота на поступление в вуз по специальности: человеком станешь, инженером. А окажешься лентяйкой, вылетишь оттуда – пойдешь уже по разнарядке и на работу, к которой хулиганье приговаривают на пятнадцать суток. Даже тогда под мостом не поселят, у нас не Париж, а вот бараки с печным отоплением и удобствами на улице в Москве еще не все снесли, что-то оставили как раз для такого контингента лодырей и алкашей.

– Доченька, ну ты не реви! Вот, платок возьми, вытри слезы. И шшшш! – когда отец уедет, мы что-нибудь придумаем. Я тоже попросить за тебя могу, хоть Ивана Сергеевича, хоть Ревмиру Андреевну – думаю, не забыли еще, бывшие соратники. А пока – уж как-нибудь потерпи, перекантуйся. Да, и вещи твои я все сохраню, среди своих спрячу – а отцу мы с Нюрой скажем, что выбросили, как он велел.

Карикатура в журнале «Крокодил»

«Поганки». Изображены молодые люди в «стиляжных» нарядах – корчат рожи и кривляются, принимая непристойные позы.