Текст книги "Воин аквилы"

Владислав Шмыглёв
Воин аквилы

© Шмыглёв В. В., 2023

Пролог

Римская империя, римский мир и как символ закалённой ещё с самой колыбели в столетиях славной цивилизации собственно сам вечный город Рим! Как много всего чарующе-возвеличенного сразу же приходит на ум от прочтения и немедленного осознания данных священных слов, ярчайшей красочною гаммою впитавшихся в многострадальную историю человечества. Как многогранно и завораживающе предстаёт в пылком воображении вся внутренняя суть громадного и воинственного колосса латыни. Колосса могущественного и, что самое главное, долгого и протяжённого, в отличие от предшествующих многих иных, не менее великих империй. И вот здесь невольно, но возникает вопрос: а чему, собственно, Рим был обязан столь долгому нахождению в горниле жизненной славы сменяющихся столетий? Благодаря неуёмным и хитрым царям, народным сердобольным сенаторам, мудрым, великодушным и порою чересчур артистичным и деспотичным императорам, привыкшим в руках своих держать победоносные знамения прочно расположившихся на трёх частях земли двадцати восьми верных аквил. Или же благодаря бесплатному и безропотному труду миллионов несчастных рабов и овеянных, напротив, жизненными благами, дивными кровавыми зрелищами амфитеатров и культами разношёрстной религии всевозможных провинциальных многоликих плебеев и патрициев. Дилемма?! А знаете, мои многоуважаемые и дорогие читатели, в этой всей имперской среде, привыкшей жизненно властвовать по своим священным законам, ведь не то что могла быть, а я смею твёрдо предположить, что на самом деле была ещё и третья сила. Сила, заключавшаяся не в каких-либо конкретных религиозных, социальных и военных должностях, званиях и регалиях, занимаемых в системе. Нет. Сила сия, как мне видится, всецело отображавшаяся собственно в самой истинной грани человеческого естества как такового. Живого и пылкого естества, принадлежавшего настоящим воинам в широком смысле этого слова. Воинам, в должной мере наделённым светом любви, веры и чести и не зависящим как от изначального, так и последующего жизненного статуса избранной свыше человеческой души. Я думаю, не будь у Рима уж совсем таких людей, то империя как таковая вряд ли смогла бы так долго просуществовать. Да, у великой античной глыбы были выдающиеся и не очень властители, славные военачальники, храбрые легионы, умелые инженеры и строители, а также провинциальные сенаторские умы. Это всё было. Но бывает ведь, что цари и принцепсы умирают, погибают, сходят от власти с ума, простой люд, развращаясь излишками и трудностями, бунтует и деградирует, расшатывая и без того едва держащееся на волнах погибели царство-судёнышко. И вот здесь, как мне истинно видится, как раз и нужны, просто необходимы, выступая этаким склеивающим элементом, те самые упомянутые мною чуть ранее люди-воины, не всегда особо выделяющиеся внешне до поры, но зато в сердце своём удерживающие настоящий жизненный фонтан праведной истинности. Мне также кажется, что эти самые воины остаются актуальными и в наши дни. Их сущность по-хорошему важна как в благоухающем прекрасном мире, так и, напротив, в полной трудностей и мрака среде. История это уже неоднократно продемонстрировала. Уважаемые читатели, в своей книге я как раз всецело и постарался с художественной составляющей описать и рассказать о необыкновенном, интригующем жизненном пути одного из таких вот воинов! Пути, берущем своё начало, я думаю, как вы уже многие догадались, в эпоху славного и великого могущества Рима. Мог ли быть у моего персонажа реальный прототип?! Хм, я верю, что мог быть, и не один. Ведь иначе тогда к чему все мои ранние размышления. Кто-то, конечно, ещё даже не читая самого романа, может не согласиться с моими помыслами. На это будет ваше личное право. Но горячо надеюсь, что моя книга всё же каждому её прочитавшему привнесёт в душу свой определённый отпечаток ясного и радужного осмысления. И в заключение я, со своей же стороны, предлагаю всем заинтересовавшимся более не утопать в многогранной трясине философии, а наоборот, мысленно расслабиться, удобнее расположиться и приготовиться узреть удивительный, красочный, интересный и непредсказуемый мир римской античности. Ох, чую, как неистовой четвёрке лихих жеребцов, запряжённой в изысканную колесницу, уже не терпится прильнувшего читателя отнести в далёкое и несказанное путешествие! Но что же, тогда поехали!!!

Часть I. Закаляющая юность

Глава I

 
Полмира храбро покорил,
Заветы Августа хранил,
Эллады свет собой затмил,
Дух аквилы в века вонзил,
О вечный, славный Рим!
 

Шёл восьмидесятый год от Рождества Христова. В Великой Римской империи царили мир и спокойствие. Но они наступили не сразу. Ещё ощущались дотлевающие огоньки от пожаров очередной кровавой гражданской войны четырёх императоров, принёсшей множество бед и страданий мирным гражданам. Далёко на востоке в римской провинции Иудея после ярого восстания местного населения, по большей части подавленного с большим трудом и ожесточением, также пока чувствовались всеобщая настороженность и тяжесть. И ко всему прочему точно третьей по счёту напастью, не дававшей полноценно и свободно вздохнуть римским патрициям и плебеям, была и сплоченная активизация пусть не частых, но очень разрушительных набегов варварских племён, из которых особо выделялись даки. Они принадлежали к группе фракийских племён, обитавших севернее нижнего течения Данувия. Это были очень сильные, свирепые и умелые воины. По большей части они не были разобщены, как многие остальные племена варваров, а наоборот, были сплочёны в единое целое благодаря умениям и навыкам их хитрого и энергичного царя Децебала. Без преувеличения даки являли собой очень серьёзную угрозу всем северным дунайским границам Рима. Являли, но напасть полномасштабно первыми всё же не могли, опасаясь доброй дюжины крепких римских легионов, стоящих на дунайских рубежах и зорко обеспечивающих в регионе мир, закон, охрану и порядок. И всё же, несмотря на всё это изобилие сущих внутренних и внешних тревог, римляне радовались с таким трудом устоявшемуся спокойствию. Благоволили ему и подчас глубоко ностальгировали по, как многим тогда казалось, павшим в небытие золотым временам, обрамлением которых выступали такие выдающиеся личности, как Гай Юлий Цезарь, Гай Юлий Цезарь Октавиан Август или же Тиберий Цезарь Юлий Август. Люди любили и ценили оставшиеся в веках истории былые славу и величие, спокойствие и могущество той необъятной империи предков. Но следовало жить дальше, и посему многие простые граждане и видные сенаторы пусть с некой опаской, но продолжали теперь уже верить и служить сыну основателя новой династии, ранее выигравшему в гражданской вой не и при происшествии десяти лет довольно безмятежного и мудрого правления мирно почившему Титу Флавию Веспасиану младшему. Тит Флавий Веспасиан был молод, в меру рассудителен. Интересно, каков из него виделся правитель?! Не второй ли Август? А может быть, Нерон? Всё это ещё предстояло оценить в должной мере всему римскому обществу, тем более что вызовов для молодого правителя на горизонте властного олимпа виделось предостаточно. Всему было необходимо своё время. И пока император Тит, полноценно взвалив на свои плечи всю тяжесть управления империей, планомерно рассчитывал свои первые действенные шаги в политике, в это же самое время в далёкой римской провинции Британия в городе-колонии Линдум в семье римлянина Ливерия Рутилия и его жены Туллии родился мальчик. Ливерий из патрицианского рода Рутилиев благодаря давним деяниям и заслугам прославленных предков, частицею которого ему посчастливилось стать, вот уже как почти двадцать лет верой и правдой служил в рядах прославленной и непоколебимой римской армии. Начав свой боевой путь с легионера IX легиона, Ливерий спустя долгую и трудную вереницу пройденных боевых лет посредством собственных приобретённых и приумноженных выдающихся воинских качеств и знаний, а также овеянной в душе личной храбростью, преданностью и честью сумел достичь почётного звания префекта лагеря. Префекта лагеря, только теперь уже XX Победоносного Валериевого легиона, с коим, более не расставаясь, успел где только ни побывать, в каких только сражениях и боях ни поучаствовать. Возможно, Ливерию, обладавшему столь умелыми воинскими качествами и званиями, в будущем хотелось бы дослужиться до звания самого легата, то есть командующего легионом?.. Вероятно, где-то в глубине души об этом, может, и мечтал сам Ливерий, но в сущий же момент, когда он сидел перед новорождённой крохой, в глазах уже довольно-таки прикипевшего всем сердцем к постоянной служебной стезе воителя виднелась, напротив, совсем иная и такая далёкая картина. Картина, отображающаяся счастливым окончанием службы, выплатой по чести заработанных наделов земли и других вознаграждений и, как финал всего мечтания, долгожданной поездкой со своей дорогой и любимой семьёй на родину предков в прекрасный славный Рим. Только при одном даже мимолётном воспоминании об этом родимом солнечном клочке земли у Ливерия страстно и болезненно начинало биться сердце. Да и как иначе, ведь у префекта в главной имперской артерии остались отец с матерью и брат. Иногда перед очередным сражением, чтобы хоть как-то успокоить одичавшую от нескончаемых кровавых битв душу, Ливерий вспоминал цветущие виноградники, рощи оливковых деревьев, раскинувшихся далеко за горизонт, жаркое палящее солнце и чистый, родной, точно с въевшимися морскими крупинками, одурманивающий сознание воздух. Да, префекту лагеря очень не хватало всего этого, зато воочию в сгустке однобоких дней перед храбрыми глазами, наоборот, с достатком постоянно мелькали промозглые и затяжные дожди, нескончаемая сырость и долгие густые туманы, обрамляющие своей сединой все раскинувшиеся в далёком и суровом краю земли. Земли, принадлежащие римской провинции Британия. Воинственный холодный остров Британия всё ещё был дик и негостеприимен, хотя колонистов как из самого Рима, так, собственно, и со всей остальной империи прибывало на него с каждым новым годом всё больше и больше. Была колонисткой и жена Ливерия Туллия. Она вместе с родителями переехала в Британию из другой римской провинции, из Галии. В отличие от мужа, Туллия происходила пусть и из довольно знатной, но более обедневшей семьи. Однако по воле случая в Британии молодые римляне познакомились, страстно друг в друга влюбились, и, несмотря ни на что, через год им разрешили как с родственного, так и с особого легионного повеления пожениться. О ребёнке молодые сердца начали мечтать ещё с самого первого пылкого порыва их безудержной любви. Но боги, словно притворившись глухими, долго не хотели слышать их просьбы. И только по прошествием непростых восьми лет Туллия наконец смогла забеременеть и в мае восьмидесятого года н. э. родить вожделенного малыша. И вот теперь, видя, с какой радостью, теплотою и нежностью муж смотрит на трепыхающееся маленькое тельце сына, римлянка в смирении и наслаждении выждала ещё несколько мимолётных мгновений и тихим, убаюкивающим тоном вымолвила:

– Любимый, как назовём нашего сына?

Ливерий, продолжая пылко глядеть на тельце ещё совсем маленького человечка, вдруг вспомнив о чём-то былом, недвижимо замер, точно погрузившись в мысленное небытие. Но, благо, ненадолго. Сквозь лёгкое веяние, почувствовав вернувшееся озарение, префект вновь горячо взглянул на чёрные блестящие угольки-глазки малютки и в ответ уверенным голосом изрёк:

– Имя его будет Владиус!

И тут же неожиданно раздался настойчивый стук в дверь. Ливерий быстро, дабы не разбудить кроху, кинулся к порогу жилища. В два могучих шага преодолев разделяемое расстояние, римлянин, нащупав засов, не медля его отворил и, завидев двух ранее не знакомых всплывших перед самым взором легионных вестников, растерянно поник, поддавшись неожиданно вспыхнувшему в душе недоброму предчувствию. Посланцы же, в свою очередь, не обращая должного внимания на растерянность застывшего в дверном проёме обитателя жилища, выпрямились, ещё зорче взглянули на поникший в тёмном отдалении силуэт и, не мешкая, в унисон чётко выпалили:

– Ливерий Рутилий, префект лагеря XX легиона «Валерия Виктрикс»?

– Да, это я. Что такое? Что-то случилось?

– Тебя командир вызывает, легат легиона, срочно! Все подробности ожидают в лагере.

– Хорошо! Я только попрощаюсь с женой и сыном. Ожидайте меня у дома.

– Слушаемся, командир! – вновь точно хором промолвили вестники и, мигом исполняя указание, данное Ливерием, тихонечко направились к расположенному в основании жилища небольшому, но уютному саду.

Префект, зайдя обратно в наполненную тусклым светом догорающей масляной лампы комнату, внутренне ощущая болезненную тяжесть, встревоженным взглядом окинул мирно посапывающего рядышком с застывшей, точно в онемении, матерью милого малыша. Тотчас от ударивших в голову новых эмоций немного поразмыслил и, медленно переместив взор на также слегка встревоженную, но не показывающую чересчур заметного волнения жену, грустно произнёс:

– Туллия, милая моя, ты только, прошу, не волнуйся. Слышишь, тебе ведь сейчас нельзя. За мной пришли вестники от легата. Вызывает меня к себе срочно, наверное, опять восстание какое-то или же варвары где-то разбойничают. Я уверен, ничего страшного не произошло, так, обычная рутинная служба в приграничной провинции. Посему прошу тебя, любимая, ты сильно уж не переживай и не печалься. Всё будет хорошо, я скоро вернусь. Обязательно вернусь! Ты даже, радость моя, и соскучиться по мне не успеешь, вернее, вы оба.

Мудрым и живым взором пристально посмотрев на мужа, Туллия ласково, с внутренней надеждою в голосе, в ответ промолвила:

– Любимый, обещаю, волноваться излишне не стану, а вот скучать я и маленький наш Владиус по тебе обязательно будем. Ты уж береги себя там, мой воитель. Береги не только ради меня, но и ради нашего сына.

Нежно поцеловав Туллию и кроху Владиуса, Ливерий, более не говоря ни слова, проверил быстро свои чешуйчатые доспехи, оружие и, напоследок ещё раз запечатлев в ясной памяти образы таких дорогих и любимых ребёнка и жены, с поникшим тоскливым взглядом направился к входному порогу. Ступая уверенными шагами навстречу вызову легата, префект лагеря ещё не знал, что домой он вернётся только спустя долгие десять лет.

Глава II

Минуло десять лет. Шла весна девяностого года от Р./Х. В римской империи, как и прежде, повсеместно поддерживались закон и порядок. Однако же внешний мир с многочисленными соседними варварскими племенами с каждым пройденным годом становился всё хрупче. Самой ожесточённой и опасной, как и виделось многими годами ранее, стала дунайская граница. Даки после нескольких успешных разведывательных вылазок вплотную готовились уже к открытой вой не с Римом. Императору Титу Флавию Домициану из династии Флавиев, преемнику умершего ещё в восемьдесят первом году н. э. принцепса Тита Флавия Веспасиана, приходилось очень непросто на августовском троне, потому что Домициан, как оказалось, не обладал такими выдающимися организаторскими, полководческими и управленческими качествами, как его былые предшественники. Это повсеместно чувствовали народ и сенат, посему популярность у императора была крайне низкой. Но как бы то ни было, а жизнь в великой империи продолжалась, медленно, но верно основывались новые города и селения, прокладывались великолепные дороги, строились публичные бани, амфитеатры. Да, худо-бедно, а временное течение как в самом Риме, так и во множестве провинций текло. И вот в одной из таких многоликих и далёких земель, а именно в провинции Британия, неподалёку от города-колонии Линдум на возвышенности, утопая в весенних травах и луговых цветах, разбавленных лёгкой прохладою, чуть в отдалении мирно текущей реки Витам сидел и тихо глядел в безоблачную даль мальчик. Мальчик по имени Владиус! Он, наслаждаясь редким недождливым солнечным утром, пристально всматривался далеко за горизонт, где виднелись грозные и непроходимые суровые леса. Владиус часто слышал страшные истории о тех лесах от бывших военных, которые, по окончании службы поселившись в Линдуме, стали мирными ремесленниками – торговцами и гончарами. Истории, рассказывающие не столько о самих лесах, сколько о населявших их неуступчивых и свободолюбивых племенах пиктов и каледонцев, ненавидящих и презирающих всё римское. И вот так, смотря в северную даль, мальчик представлял, что, возможно, в тех опасных и диких лесах всё ещё сражается за своё правое дело и его отец, которого Владиус совершенно не помнил, но по давним рассказам мамы хорошо видел в своём пламенном и живом воображении человеком честным, благородным и мужественным. Мальчик очень хотел и мечтал хоть на мгновение, но увидеть живым своего отца, на которого, опять же по сказанию мудрой матери, был как внешне, так и внутреннее похож. Владиус от приятных мысленных веяний так замечтался, что только в самый последний момент и услышал, как кто-то позади едва слышно тихонечко подкрался, сквозь миг рассеяв тишину звучным и нетерпеливым возгласом:

– Ты опять здесь сидишь один?! Владиус, друг мой, ты почти каждый день в свободное от занятий время сюда приходишь. А ну признавайся, ты, что ли, клад здесь нашёл и теперь его охраняешь? А? Ха-ха!

Оглянувшись и узнав в нарушителе спокойствия своего самого первого в жизни друга Максиана, Владиус, облегчённо выдохнув, в ответ произнёс:

– Ох, Максиан, ты меня до дрожи напугал. Нельзя так искусно подкрадываться. Я так замечтался. Просто в этом месте моя душа успокаивается. Здесь я себя ощущаю наедине с природой – это ли не клад! Ха-ха! Ты же знаешь, я очень люблю тишину и покой. А в Линдуме разве они возможны?

– Да знаю я всё это, Владиус, мы же лучшие друзья. Просто мама твоя очень волнуется за тебя, особенно когда ты подолгу пропадаешь. Вот она меня и попросила, чтобы я тебя отыскал. Тем более, ты разве не знаешь, что сегодня в городе какое-то представление будет. Говорят, из Лондиниума приедут какие-то талантливые артисты-акробаты. Пойдём, мой друг, лучше посмотрим на их представление, нечего здесь одному прозябать, да и к тому же Юлий и Корнелия тоже там будут.

– Ладно, если только ради очень интересного представления, а также ради тебя, Юлия и Корнелии. Ха-ха! Хорошо, тогда пойдём поскорее! – улыбнувшись, промолвил Владиус и с увлечённой прытью, точно наперегонки, с не менее разгорячённым другом бросился в сторону лежащего чуть в отдалении, за пригорком городка Линдума.

И пока перед глазами мальчишек всплывали меняющие друг друга неброские очертания пейзажа, в осознании Владиуса попутно невольно, но ярко вспыхнула мысленная частичка, отобразившая в пусть ещё и такой молодой и ранней памяти близких по духу и детству друзей. Четверых хороших и добрых друзей, особняком из которых выделялся Максиан. Максиан так же, как и Владиус, жил с матерью в доме напротив. Отца убили варвары в одном из северных походов. Наделённый буйным нравом мальчик, иногда разговаривая на эту скользкую и больную тему со своим лучшим другом, часто повторял:

– Я, Владиус, когда вырасту, обязательно пойду по стопам своего отца. Буду верно служить Риму. Всем дикарям от меня не будет пощады, а будет только моя месть.

Максиан из-за излишней озлобленности испытывал ещё с ранних лет довольно-таки уже крепкую взрослую неприязнь и ненависть к своим будущим врагам. Но что касаемо дружбы, в этом деле он был очень хорошим, преданным и верным соратником. Владиус это хорошо чувствовал и видел. И как раз благодаря Максиану, собственно, и сам, пусть ещё и где-то в глубине своей души, но уже загорелся жгучей идеей и мечтой о славной, храброй и, главное, во многом праведной будущей службе великой империи. Такой же службе, что нёс и его отец. Ещё один друг Юлий жил на соседней, более богатой и роскошной улице. А всё потому, что Юлий происходил из более влиятельной, знатной и обеспеченной семьи. Отец его, бывший военный, дослужился до почётного сословия всадников и в городе занимал видную публичную должность. И хотя семья Юлия и была побогаче и известней, это ему совсем не мешало водить дружбу как с Владиусом, так и с Максианом. Юлий горячо мечтал построить карьеру видного сенатора для начала где-нибудь этак в Лондиниуме, а затем постепенно перебраться в столицу, в сам Рим. Ему безмерно нравилась Корнелия. Ах, эта жгучая римлянка, коей было всего тринадцать лет, но что по годам, что по телу и душе она, как прекрасная вполне взрослая дама, уже знала себе истинную цену. Корнелия с родителями переехала в Британию из далёкой провинции Верхняя Мезия. Её отец занимался торговлей, надо признать, весьма прибыльным ремеслом, но из-за частых боевых действий и всеобщей непрекращающейся напряжённости на всей дунайской границе глава семейства не стал чересчур рисковать своими домочадцами и решил переехать пусть также в не блещущую излишним спокойствием, но довольно-таки перспективную и заманчивую северную провинцию. Бывало, когда Корнелия приглашала своих друзей к себе в гости, её отец подолгу рассказывал им всем о даках. О диких, сильных северных воинах, которых ему доводилось не раз видеть лично и с которыми, к слову, Риму было очень непросто воевать. А тем временем мысленные частички пламенных памятных очертаний в голове мальчишки, потихонечку догорев, утихли, одновременно пропустив ещё и через себя всё яркое обозрение городского представления. Вечер неумолимо приближался, а вместе с ним уже яро виделся и обратный путь домой, которому Владиус и Максиан, вполне насытившись увиденным праздничным действом, и не думали перечить. Попрощавшись с Юлием и Корнелией, решившими остаться на празднике ещё на какое-то время, два верных друга, недолго думая, в обход шумной и многолюдной толпы направились прямиком к раскинувшимся на окраине крепости-поселения полям и нагорьям, тем самым пусть и ненамного удлиняя свой путь, но зато двигаясь в благой тишине. С юрким порывом и душевной весёлой лёгкостью преодолев необходимое расстояние, Владиус и Максиан, подходя к своим домам, уже начали было потихонечку прощаться, как вдруг позади отчётливо и едновременно услышали шум, доносящийся от трения и лязганья доспехов, разбавленный лошадиным ржанием и топотом. С мгновенно подступившим в юные сердца диким захватывающим интересом мальчишки быстро повернулись, тотчас узрели перед своими видавшими ещё не столь много живого разнообразия глазами мирно шагающую небольшую колонну солдат и чуть в отдалении – дюжину спешившихся всадников. Пристально вглядываясь в очертания воинов, Владиус вдруг заметил, как вдалеке один конник из той доброй дюжины спешившихся кавалеристов что-то очень громко скомандовал всем остальным и затем, выйдя из отряда и медленно увлекая за собой запыхавшегося коня, направился в ту самую сторону, где находился сам юноша вместе с другом. За то время, пока шёл навстречу мальчишкам спешившийся конник, Владиус хорошенечко смог его рассмотреть. Это был одетый в мускулистый панцирь и венчающий голову аттический шлем с изящным гребнем воин чуть выше среднего роста, широкоплечий, с прямой властной осанкой. Умеренные шаги выдавали в нём долгую военную римскую выучку. По мере приближения всадника Владиус также заметил, что тело воина было покрыто многочисленными шрамами, явно оставленными от глубоких ран. Лицо виделось загорелым и уставшим от тягот. А вот глаза?! Наконец посмотрев в глаза мирно шагающему мужчине, мальчик, сам от себя не ожидая, точно на мгновение замер, почувствовав в них такое горячее, болезненно-родное веяние. Поняв, кому именно могут принадлежать сии схожие внешне очи, Владиус, очнувшись и более не сдерживая себя, мигом кинулся навстречу также явно почувствовавшему что-то резкое и пылкое от себя воину. Мгновение – и хрупкое, ещё мальчишечье тело надёжно и крепко очутилось в объятиях своего отца. А как иначе? Владиус сразу понял: ведь только по-настоящему родной и сильно любящий человек мог так нежно обнимать. Побыв недолго в искрящей безмятежности, мальчик, слегка отстранившись, поднял голову. Владиус искренне хотел ещё раз посмотреть в такие родные для сердца глаза. И вот когда в очередной раз он в них взглянул, то заметил раскинувшиеся повсеместно на веках и щеках, будто крошечные озёрца, капельки слёз, выступивших от радости и счастья, не иначе. Не переставая глядеть на блестящие тёмные огоньки воспалённых глаз, Владиус одновременно правой рукой нежно погладил затвердевшую на щеке мужскую щетину и, не сдерживая своего внутреннего порыва, воскликнул:

– Отец, я так рад, что ты вернулся с войны живым. Я так рад тебе! Так рад! Отец, ты же ведь ко мне и маме навсегда вернулся?! И больше не оставишь нас одних? Ведь так?

Ещё раз пустив невольно полную надежды и счастья капельку слёз из своих глаз, мужчина чуть трясущимися губами в ответ выдавил:

– Ах, сынок мой дорогой и любимый, ты не представляешь, как я рад нашей встрече. О боги, как же долго я ждал этого сладостного момента. Ты уже так вырос, мальчик мой. Прости, что меня так долго не было рядом, но теперь обещаю, что я ни тебя, ни маму больше одних не оставлю. Слышишь меня, Владиус, не оставлю вас больше теперь никогда. Моя священная миссия, полная воинских тяжб перед Римом, полностью исполнена. Так что более не бойся, мой мальчик. Те легионеры, по большей части ещё являющиеся новобранцами, немного передохнув в Линдуме, далее уже отправятся в свой лагерь без меня. А мой путь теперь, сугубо семейный и тихий, продолжится здесь!

Промолвив это, Ливерий крепко обнял повеселевшего сына и тотчас поцеловал его. Возбуждённый от радости мальчик хотел было уже ответить отцу, как вдруг в разговор резво вмешался доселе стоявший в задумчивости Максиан, пылко вымолвивший:

– Прости меня, воитель, а ты и правда отец Владиуса?

Заметно подобрев и разразившись открытой и доброй улыбкой, Ливерий бодро произнёс в ответ:

– Да, юноша! Я отец Владиуса. Это так. Меня зовут Ливерий Рутилий. Позволь-ка полюбопытствовать, а как твоё имя?

– А меня зовут Максиан. Я сын римского воина Ариеса Атия, когда-то жившего в здешних местах.

– Постой-ка… Ариес Атий?! О боги, так я ведь знал твоего отца, малыш. Ох, и храбрым же был он воякой. Ты можешь смело им гордиться. Жаль вот только, бесконечная вой на, ведомая с северными варварами, не пощадила его.

– Спасибо. Знаешь, воитель, я ведь им уже горжусь и впредь буду гордиться. Вы уж оба простите меня, что, возможно, помешал вам. Эх, просто я… А, ладно, мне нужно идти. Владиус, друг мой, до завтра.

– Эй, Максиан, погоди, не нужно извиняться, всё хорошо. Так ты, значит, друг моего сына?! Что же, меня это радует. Настоящая детская дружба во взрослой жизни особенно ценна. Ты, сынок, если что, без боязни и стеснений приходи к нам в дом. Заходи почаще. Я всегда буду рад тебе. Хорошо?!

– Хорошо, дядя Ливерий, договорились!

– Вот и славно! А теперь ступай домой, – мягко похлопав по плечу Максиана, проговорил Ливерий и затем, пламенно взглянув на провожающего пристальным взглядом своего друга сына, тихонько добавил: – Ну что, Владиус, видимо, и нам тоже пора идти домой. А то мама, наверное, тебя уж хватилась. Давай не будем её излишне печалить. А лучше, наоборот, порадуем вместе! Ох, как же это хорошо – вернуться живым домой, к своей любимой и дорогой семье! Как же это приятно и сладостно!!!