Текст книги "Полный форс-мажор"

21

Отбор талантов по-армейски

А клуб воинской части гвардейского ракетно-артиллерийского полка дивизии особого назначения – именно в этот момент, едва не лопался от набившихся солдат. «Горел» тайной надеждой, любопытством, восторгом, гордостью и азартом солдат, готовых болеть за своих ребят. От ожидания встречи с кастингом. Да и развлечение как-никак в скучной солдатской службе. Уже – время! Объявлено было ещё вчера, а сегодня комиссия почему-то запаздывает. Шумно в зрительном зале, весело, как перед просмотром кинофильма в субботу. Наконец на сцене появляется зам по воспитательной работе полка полковник Ульяшов, с ним начальник клуба майор Фефелов, и дирижёр оркестра, лейтенант Фомичёв. «Болельщики» их встретили бурными аплодисментами (Заждались!). «Тихо-тихо», поднял руку полковник, отодвигая стул и присаживаясь в середине длинного стола, «Успокойтесь не цирк здесь». Начальник клуба положил перед ним несколько листов бумаги. «Болельщики» тянули шеи, переглядывались: списки, наверное, кандидаты! О!

Столы выставлены сбоку, сцена свободна, на заднике – киноэкран.

– А ну-ка, тихо там! Успокоились! А то сейчас всех удалим! – прикрикнув, пригрозил начальник клуба, майор. На него внимания не обратили, но притихли, потому что полковник список к глазам приблизил…

– Кто первый? – наконец громко спросил он. Из-за кулис смело шагнул первый конкурсант, Валька Фёдоров, ефрейтор. Командир третьего отделения, из второй роты. Его знали. Валька весельчак и хохмач, артист, одним словом, салага.

Но неудачно…

Не успел ефрейтор до центра сцены дойти, как на него начальственно вскричал товарищ полковник.

– Что такое?! Что за вид? Вы куда пришли, товарищ ефрейтор? Кр-ру-гом! Шагом марш переодеваться. – И громко сообщил присутствующим. – Только в парадной одежде, но без оружия. Всё!

Болельщики недовольно зашумели. Некоторые стали покидать зал. Просмотр срывался. А вот не срывался, а откладывался. Начклуба – молоток! – нашёл выход. Махнул рукой в сторону кинобудки, там салабон Малышкин заправлял, ефрейтор: «Киножурнал давай, киножурнал», потребовал зал. Малышкин и дал. Немедленно погасил свет в зале и включил киноустановку. Полился экранный свет, взревели динамики, пошли первые кадры киножурнала «Воин России».

Но тоже не долго. Даже до середины киножурнал недосмотрели. А жаль, вполне можно было солдатам вздремнуть. Малышкин кино вырубил. Приказали, наверное. Ну понятно, ефрейтор! Салага! Протестуя, «зрители» зашумели. Но на сцену вновь вышла комиссия… И вновь «стоп!», да что такое?

– Что за вид? – Председатель комиссии во все глаза смотрел на солдата. Явно что солдат, потому что лысый, откуда здесь быть другому, но он в чёрных «женских?!» колготах, и такой же облегающей чёрной майке-безрукавке. Полковник Ульяшов от удивления почти дар речи потерял. Глядя на начклуба, пальцем на конкурсанта вопросительно указывал. Майор на всякий случай изобразил на лице недоумение.

Конкурсант, стоя в балетной позиции (пятки вместе носки врозь), приготовился к исполнению, сейчас стушевался, пряча обиду ответил:

– Номер такой! Для создания образа, товарищ полковник… Ульяшов не слушал.

– Чего? Кр-ру-угом! Марш отсюда! – взревел он. – Я покажу тебе для чего такой образ годится… Ишь, членам жюри, понимаешь, цирк здесь устраивают… Кто у него командир? Марш-марш я сказал… – Конкурсанта как ветром сдуло. Зал отреагировал аплодисментами.

Полковник это принял на свой счёт. Громко сообщил залу. – Только в уставной форме… начищенные и наглаженные… Как положено. Чтоб понятно было что за солдат и чей. Всё! Точка! Ишь, понимаешь, попсу нам хотят навязать… Не выйдет! Правильно я говорю, товарищ дирижёр, да? – Ни дирижёр, ни начклуба отвечать не стали, потому что знали ответ. Полковник его и озвучил. – Правильно! Следующий…

За кулисами произошла заминка…

Заполняя паузу, лейтенант Фомичёв наклонился к полковнику и тихо спросил. Давно, кстати, хотел спросить.

– Товарищ полковник, а что если вертолётчики к нам на своих вертолётах прилетят, по полной боевой, а? Чтобы внушительнее.

Полковник слегка задумался, но ответил определённо:

– Я думаю до этого не дойдёт. Мы их в первом туре срежем… На взлёте.

Дирижёр, косясь на пустые ещё кулисы, не отставал, заполнял паузу.

– У них тоже боевые ракеты есть, товарищ полковник, на подвесках. Самонаводящиеся, с электронным управлением.

Ульяшов небрежно отмахнулся, отстань, лейтенант, глупости говоришь, сейчас не время…

– Я знаю, – сказал он, и спросил в свою очередь. – А для чего тогда у нас в полку особый отдел, разведка, система оповещения, передовые ударные силы, а? Во-от! Пусть работают. Майор Суслов, я знаю, уже включился… Но это секрет. Это между нами… Никому… Ни-ни… Тайна! Понятно?

Дирижёр ответил:

– Так точно.

Ульяшов, кивнул головой, выпрямляясь, крикнул в сторону кулис.

– Следующий! Что вы там мнётесь? Смелее, смелее… Проходите, товарищ солдат. Мы не кусаемся.

Начклуба поддакнул.

– А если укусим, то не больно.

Ульяшов продолжил.

– Ага, именно. Ха-ха… Шутка!

22

Юрий Михайлович

Дальнейшими, возможно странными для кого-то действиями, генералом Золотарёвым вначале руководил инстинкт охотника, некий мужской азарт, к этому профессиональные навыки обученного военного. Короче, любопытство. Он сейчас на отдыхе, мы помним, в военном санатории. Случайно брошенная фраза тенором Михаилом Юрьевичем о местной бабе Яге, вернее Джомолунгме, сразу определили смысл его пребывания в этом санатории. Нацелили. Золотарёву немедленно нужно было установить причину, выяснить (кто такая и почему?), неприступный забор преодолеть, и прямо спросить хозяйку, а чем ей генералы, например, насолили, а? Грозно спросить, требовательно. А потом можно и в санаторий вернуться. Процедуры плановые принимать, воздушные ванны, кислородные коктейли.

Обойдя прилегающее озеро и забор, Золотарёв наткнулся на ворота. Он их определил только по одному характерному признаку: асфальтированная дорога упиралась в забор. Как некий перпендикуляр. Потом только разглядел признаки ворот. В том же цвете, добротно изготовленные, железные, без единой щелочки… И кнопку звонка. Сбоку, на уровне человеческого лица. Ни ламп, ни козырьков, ни датчиков контроля и слежения. Если и были последние, то установлены профессионально, спрятаны. «Не база боевиков, надеюсь», мелькнула тревожная мысль, но генерал отогнал её, уже давил кнопку пальцем.

Было тихо…

Вокруг всё так же шумел плотный лес, мирно чирикали невидимые пернатые, далеко-далеко где-то ухал филин.

Или сончас, или нет никого, подумал Золотарёв и надавил на кнопку ещё раз, теперь уже дольше. Ответа вновь не последовало. Золотарёв собрался было уже идти дальше по периметру, в поисках другой какой лазейки, как вдруг, сбоку бесшумно отворилась калитка, как в сейфе, отметил Золотарёв. В проёме, заслоняя собой, возник охранник. Что именно охранник, сомнения не было. Лет за тридцать парень, с микрофонной гарнитурой у подбородка, в лёгком летнем камуфляже (без отличительных знаков), в штурмовых десантных ботинках, с десантным автоматом на животе, краповым беретом на голове, заломленным на затылок, напряжённым взглядом и скучным вопросом на широком лице. Охранник тоже в свою очередь оглядывал пришельца. Мужик. За сорок. В спортивном летнем трико. Кроссовках. Бейсболке. Лицо и кисти рук загорелые. Колхозник или обыватель. Скорее маргинал. На лице безмятежная, скорее идиотская улыбка… Бич или бомж, не иначе.

– Ну, чего надо? – насторожённо при этом оглядывая подходы к воротам и по сторонам, лениво и сухо спросил он.

– Зд…зд…зд…равствуйте. – Сильно заикаясь, ответил «маргинал». Не от испуга, нет. Само собой так сработало, на язык вытолкнуло, генерал вспомнил свою школьную шутку, заикаясь, «доставать» учителей. Ну и веселился же тогда класс!

Охранник криво усмехнулся…

– Ну здравствуй… Чего тебе? Чё трезвонишь? – спросил он, но в наушник его видимо о чём-то спросили, он, ещё раз заглянул за спину «гостя» и по сторонам, ответил. – Да нет тут никого, пусто… Заика какой-то… один. На работу, наверное, устраиваться… – изучающее окинув прищуренным глазом пришельца, сообщил в микрофон. – Типа бич вроде… Нет, стоит ещё… – И теперь уже посетителю. – На работу что ли?

– Д…да. – Радуясь подсказке и тому, что хорошо заикается, не забыл, правдоподобно получается, ответил Золотарёв.

Охранник и эти данные повторил в микрофон гарнитуры.

– Говорит «да». Что? Понял… – Спросил гостя. – На какую работу?

– А ка… ка… ка… кая есть? – ответил Золотарёв:

Охранник, повторяя вопрос невидимому слушателю неожиданно для себя тоже запнулся, как под гипноз попал.

– Спрашивает ка… ка… ка… Тьфу, ты… – ругнулся, избавляясь от заикания, сердито дёрнул головой, чётко выговаривая слова, повторил в микрофон. – Спрашивает, какая есть… Что? Понял… – И гостю. – А что умеешь делать?

– Всё! – ответил заика.

Холодно вглядываясь в глаза гостя (чего улыбается, придурок), охранник и это с ухмылкой сообщил в гарнитуру переговорного устройства.

– Говорит – всё… – выслушал ответ. – Угу. Понял… – Спросил. – Как фамилия?

– Мо-оя? Ко… Ко-онев Михаил! – всё так же с улыбкой и на распев, не задумываясь, ответил Золотарёв. В академии у него был руководитель курса с такой фамилией, генерал-лейтенант Конев. Хороший руководитель, любимый. Созванивались. Поздравляли друг друга с праздниками…

– Конев, говорит… Ага… – охранник чему-то хохотнул в микрофон, выслушал ответ, сообщил «Коневу». – В общем, подожди…те. Вас проводят.

Ещё раз окинув насторожённым взглядом прилегающую территорию, охранник скрылся за дверью ворот. Калитка за ним бесшумно закрылась. Молодцы, отметил Золотарёв-Конев, продумано.

Вокруг так же шумел плотный лес, мирно чирикали невидимые пернатые, далеко-далеко ухал филин…

Покой и тишина.

Правда не совсем покой и тишина… Всё подозрительно как-то, оглядываясь, отметил генерал, и подумал, не зря ли он так активно любопытствует, может нужно было оглядеться, прежде чем… на Джомолунгму взбираться. Далась ему эта баба-Яга со своим Кощеем Бессмертный, братцем Змеем Горыныч либо кем ещё похуже. Но дверь калитки вновь бесшумно открылась, решив таким образом дальнейшие сомнения. Вперёд!

«Конев» шёл уже вместе с тем самым охранником по аккуратно выложенной мозаичным плитками пешеходной дорожке внутри «закрытой» территории. Шёл, мысленно проводя рекогносцировку на местности. Как он будет спешно преодолевать пространство в обратном, например, направлении. Охранник вёл гостя профессионально, чуть сзади и справа, краем глаза держа посетителя в поле зрения. Ствол автомата чуть вниз, палец охранника на спусковом крючке, предохранитель в боевом положении. «Серьёзно, пожалуй! Школа!», отметил «Конев». Слева, от ворот и вглубь, тянулась ровная неширокая асфальтированная дорога, по бокам плотной стеной высились сосны.

На территории ничего не напоминало боевой укрепрайон, либо военную базу, наоборот… В нескольких местах выглядывали ровные прямоугольники теннисных кортов, баскетбольная и волейбольная площадки. В стороне, под цветным шатром в тени, стояли несколько легковых автомобилей, с другой стороны, в отдалении, угадывался открытый плавательный бассейн. Возле него крытое сооружение – зимний бассейн или спортзал… И живописные корпуса гостевых домиков, деревянных, как сказочные теремки. Пока их было… с десяток. Разных размеров, и разной архитектуры. Значит, где-то здесь должна быть и избушка бабы-Яги, как её назвал Михаил Юрьевич, новый знакомый генерала, тенор. К гостевым теремкам вели неширокие, цветными плитками выложенные пешеходные дорожки, и цветы. Много цветов, множество и разных. Далеко впереди угадывалось ещё какое-то сооружение, но находилось в глубине территории, скрыто деревьями.

Подошли к одному из домиков, двухэтажным, с мансардой, с резными наличниками, высоким резным крыльцом и террасой по боковой стене, похоже административным. Он был несколько крупнее и выделялся. На открытой террасе, за столиком, сидела молодая девушка, в светлом платье, с пышным, тёмным волнистым волосом на голове, плавно спадающими на плечи, чистым без макияжа лицом, большими тёмными глазами, прямым аккуратным носом, чётко очерченными губами, плавными линиями рук и маленькими серёжками в ушах. Девушка внимательно смотрела на приближающегося гостя. «Конев» подошёл, девушка молча указала рукой на кресло… Охранник остался чуть в стороне, не спуская с посетителя напряжённо-ленивого взгляда.

А «Конев» смотрел на девушку и улыбался, какой же, наверное, чудесной должна быть баба-Яга, если у неё такая красивая дочь… или это Золушка? Об этом очень хотелось спросить, но он удержался.

Выдержав некоторую паузу, девушка представилась.

– Меня зовут Анна.

– А ме-еня Ми… Михаил. О…о…очень при…при… Девушка понимающе кивнув головой, перебила.

– И мне тоже. У вас, Михаил, извините, это наследственное или… «Конев» словно не понял вопрос, переспросил.

– За… заа… Анна уточнила.

– Да, заикание…

– Нет! Ка…ка…ка-антузия. – Небрежно отмахнулся он.

Хоть и спокойно, но изучающее, Анна смотрела на «гостя», и не понятно было, сочувствует или ей что-то не нравится.

– Воевали, значит! Понятно. – Заметила она. – И долго? – В вопросе звучало уже участие… или так показалось «Коневу».

– Что до…до…до-о-олго?

– Воевали.

– Ааа… Ннне-ет… р-раз так, и… м-мама н-не го-го-горюй.

Охранник уже не так насторожённо наблюдал за посетителем. Едва заметная усмешка слегка кривила его лицо.

– Понятно, – Анна вздохнула, о чём-то подумав, спросила гостя. – А родственники у вас есть, остались?

«Конев» округлил глаза.

– О…о… откуда? Же-же-жена б-бро-осила, де-де-детей нет. Весь здесь.

– Ну и глупая.

– Же…же…же…

– Да, жена, конечно, – чуть нервничая, тяжело разговаривать с заикой, Анна уже приходила ему на помощь. – Кстати, Михаил, к логопеду не обращались? Так же трудно… жить, работать, семью строить.

«Конев» обречённо рукой махнул.

– Бе… бе…с… по… по…

– Бесполезно? – снова пришла на помощь Анна. – Я поняла. Жалко, конечно, но… И работы нету?

Всё так же улыбаясь, «Конев» пожал плечами. Кстати, улыбался он уже не механически, а от души. Девушка ему нравилась, очень нравилась, и он очень хотел ей понравиться, хотя и не осознавал это.

– Се… сее… йчас нету. – Признался он.

Анна выразительно глянула на охранника, словно призывая в свидетели.

– Такой не старый ещё, сильный, наверное и… – вздохнула она, отчего грудь её приподнялась, на шее высветилась тоненькая, нежная жилка. – Что война с людьми делает… – заметила она. – Жаль. Даже не знаю, что и предложить.

Это «Конева» сильно испугало, очень даже. Он уже не хотел, чтобы разговор на этом закончился. Понимал, второго разговора с девушкой не будет, его просто не пустят на территорию. А штурмом брать… только с применением сил полка. Девушку напугают, цветы помнут, фонари потопчут. Нет-нет-нет, такого он не хотел. Не хотел, чтобы разговор на этом закончился.

– Я с… с… вами…. Уууу…у вас хо…хочу быть. – С чувством произнёс он.

Анна посмотрела на него более внимательно, не поверила или сомневалась…

– Вы на работу устраиваться пришли, – спросила она, – или…

Да-да, именно про это «или» Золотарёв и хотел ей сказать, конечно «или», «или», но вовремя удержался, не высказал. Заметил в её глаза некоторую отстранённость, и тонкую ухмылку на лице охранника, как предостережение.

– Н-на работу… И и…и… Анна перебила.

– Кстати, вы лошадей… Михаил, любите?

Золотарёв-Конев несказанно обрадовался подсказке.

– Ка… ка… как раз на них… па… па-атроны и возил! Очень лю… лю… люблю!

Услышав ответ или что в голосе уловила, Анна улыбнулась… Ему! Первый раз.

Золотарёв-Конев чуть с ума от её улыбки не сошёл, от нахлынувшей радости. Такое с ним было впервые. И если раньше, когда-то и были у него какие-то чувства к бывшей жене, к другим женщинам, такую нежность, такой огонь в груди он почувствовал впервые.

– Значит, вам повезло, – глядя на его счастливое, улыбающееся лицо, произнесла она, как пропела. – Есть для вас работа. А дальше посмотрим. Пойдёмте, я вам ваше рабочее место покажу. Если не боитесь работы, конечно.

– Я?! – искренне изумился Золотарёв-Конев. – Я не… не…

– Вот и хорошо. Пойдёмте!

23

Старший прапорщик Хайченко

Снижая на подходе скорость, замедляя и останавливаясь, скорый пассажирский фирменный поезд «Байкал», тяжёлый, лобастый, с сине-белым хвостом из вагонов, подошёл к большой железнодорожной станции. Звучно клацнув сцепками, выдохнув, остановился. Проводники дружно щёлкали рычагами площадок над ступенями, протирали дверные ручки, вагонные поручни от дорожной грязи и пыли, спускались на перрон. Яркая светящаяся надпись из огромных букв на фронтоне здания гласила – «Красноярск». По перрону сновали люди. Из окна седьмого купе это хорошо видно было. Встречали люди, спешили. Много людей. С вещами, без вещей, с цветами, улыбками, находили глазами нужные им лица, где и со слезами, по случаю встречи, либо расставания с родными, или близкими. Спешили и носильщики, толкающие где гружёные, где пустые ещё тележки, в голову поезда катилась вереница тележек нагруженных почтовыми коробками, ящиками и мешками. Пассажиры поезда, как и пассажиры шестого вагона один за другим на ходу потягиваясь, надевая кто обувь, кто кофты, кто фуражки, из своих купе потянулись на выход, по торговым точкам пробежаться, газет свежих купить, газированной или минеральной воды, мороженого.

Засобирался и Константин Саныч, а с ним и дочери. Клавдия Ивановна, оставив вязание, с тревогой и любовью наблюдала, как её девочки и муж собираются. Не опоздали бы!

Не видели и не догадывались, как их уже ждут на этой станции. Кто?

Кто-кто… Да вон они идут, слышите?

Действительно, по проходу вагона, навстречу течению, с трудом пробираются трое встречающих или провожающих, пока не понятно. Мужчина и две женщины. Судя по «деловым» лицам, всё же встречающих. Глазами найдя на двери цифру «7», чуть задержавшись, одна из женщин коротко стучит, и дёргает ручку двери вправо. Дверь отъезжает… Встречающие нос к носу сталкиваются с выходящими из купе Константином и его дочерьми. Правда выйти пассажиры не смогли, потому что «гости» путь преградили. Стеной. И удивительным было не только это, со многими наверное случалось, когда люди друг другу дорогу преграждали, разбирались потом, со смехом часто, в данном случае, было что-то другое: на рукавах вошедших красовались красные нарукавные повязки «дружинник». И лица соответствовали, были сугубо официальными, отстранёнными, как закрашенные окна в вагонном туалете.

– Здравствуйте, товарищи пассажиры, с приездом, – громко, низким голосом поздоровалась самая крупная из них, невысокая, с большим лицом, такими же щеками, маленьким курносым носом и маленькими глазками, прятавшимися в складках лица. – Проверка документов. – Объявила она строгим тоном и замерла с протянутой рукой.

Семья Хайченко дружно переглянулась. Какая ещё проверка, зачем, читалось на их недоумённых лицах.

Первой в себя пришла жена Константина Александровича, Клавдия Ивановна.

– Какие документы? Мы ж в России! – Воскликнула она. – Билеты что ли? Они у проводника. А что случилось?

– Ничего страшного, женщина, – в том же тоне парировала щекастая тётя с повязкой и предупредила, как пригрозила. – Себя не пугайте, вам вредно и детям тоже.

Девочки действительно уже испуганно сверкали глазами, шмыгали носами. Смотрели расстроено, растерянно, не понимали. Не столько на вопрос обиделись, как на тон… Они уже слышали в нём угрозу.

В купе протиснулся мужчина. Стало тесно. Константин Александрович рядом с женой опустился, действительно…

– Да в чём дело? – спросил он.

– Ну сказали же вам – ни в чём. Не понимают ещё! – из вагонного прохода, хмыкнула вторая женщина, несколько моложе первой, но выше, потому и сутулая, с короткой причёской, шпильками-невидимками прижатой с боков.

– Билеты ваши нам не надо, – неожиданно тонким голосом пояснил мужчина, протягивая руку за документами. – Нам – кто есть кто – удостоверяющий документ, пожалуйста. Вы, например, товарищ, что здесь, в России делаете? – мужчина пальцем ткнул в сторону Хайченко. – Эмигрант, гастарбайтер?

– Я?! Ты что, ослеп? Обижаешь! Я русский. Я музыкант. – Обидчиво воскликнул Константин Саныч.

– Понятно, – мгновенно отдёргивая руку, писклявым голосом заметил мужчина с повязкой. – Я так и думал. Грубит. Оскорбляет при исполнении. – И указал пальцем на свою нарукавную повязку. – Видите? Мы при исполнении.

Желая участвовать, в купе просунула голову и та, которая сутулая и худая. Голос у неё был хриплым. Или курит, или без микрофона связки на митингах надрывает, машинально отметил Константин Саныч.

– Ага, у нас все так по началу представляются: плотниками-каменщиками или певцами-сантехниками… – сказала худая и поджала губы. – Мы учёные. Вас же сразу по носу видно – хохлов-молдаван армянского разлива. На заработки в Россию приехал, да, господин-гражданин? У нас много таких… в крае было…

Щекастая поддакнула.

– Точно, нас не обманешь. Вас внешность ваша, гражданин, выдаёт.

– Да вы что, смеётесь что ли?! – Константин Саныч растерянно оглядывал их, привычно стараясь уловить скрытую шутку, хохму в глазах, но лица спецгруппы выражали обратное, отталкивали, как теннисная ракетка упругий мячик. – Вот моё удостоверение, вот отпускное свидетельство. Я военнослужащий.

– И такие были, – отмахнувшись, многозначительно заметил мужчина, передавая документы щекастой…

Щекастая, принимая документы заметила.

– А подтяжки у вас красивые, я вижу. Американские. Мне не нравятся. У нас таких на всех ларьках, у торгашей. Рупь пучок. Ага.

Хайченки от такой неожиданной оценки просто онемели…

Она же, раскрыла документы… Полистала туда-сюда обратно… Руки у неё были большими, пальцы толстыми, в нескольких перстнях.

– А документы – я вижу! – поддельные… – Оглядываясь на своих спутников, обрадовано воскликнула она. – Во! И во!

Клавдия Ивановна ахнула, не выдержала.

– Вы с ума сошли?! Костя, девочки, не слушайте их. Люди! Документы настоящие! Это бандиты! Мафия! Мили-иция-я-я… – высоким голосом, истерично вскричала она на всё купе. – Пожар! Грабят.

Худая и сутулая, ещё выше приподнялась, заслоняя собой проём.

– Тихо-тихо, не кричите! Пожара никакого нет, а мы уже здесь. Мы – народная милиция. Видите, вот! – заявила она, выставляя локоть с повязкой.

Мужчина пискляво подтвердил.

– Да! Так что – пройдемте, товарищ… Мы при исполнении! Тут недалеко.

А щекастая предупредила Клавдию Ивановну.

– А вы, гражданка, подождите здесь… в вашем положении… с детьми побудьте… Дети ваши?

Клавдия Ивановна вконец растерялась.

– Дети? Какие дети? А-а-а… дети! Мои, конечно, вернее – наши… Я не понимаю… Почему это вы… Я никуда его не пущу…

«Дружинники» уже показывали «гастарбайтеру» дорогу на выход.

– Не сопротивляйтесь. Пройдёмте, пройдёмте.

Растерянно оглядываясь на взрослых, девочки уже рыдали, Клавдия Ивановна за рукав мужа держала, Константин Саныч вырывался.

– Хорошо-хорошо… Вы извиняться у меня сейчас будете… Клава, побудь здесь, не волнуйся, ты только не волнуйся, я сейчас… Они у меня… сейчас-сейчас… Пойдёмте-пойдёмте… Разберёмся сейчас, кто здесь гастарбайтер, а кто русский. Пошли.

Щекастая, невысокая и крупная, с повязкой, одобрила порыв «гастарбайтера».

– Ну вот, сразу бы так… дошло. Пошли. Молодец.

А вторая, худая и сутулая, с хриплым голосом, успокоила женщину в купе.

– А вы, гражданка, сильно не переживайте… в вашем-то положении… Если что – поездов много… На попутный вашего мужа подсадим… Ага… А дочки у вас – у-тю-тю! – очень хорошие… Как одна на папку похожие… Рыжие… Вот повезло…