Текст книги "Чудо победы. Как я разгромил Америку"

На последующих встречах перед отъездом в Енань дядя снова и снова просил нас также изучать военную технику.

Так мы втроем – Фам Ван Донг, Цао Хонг Лань и я – выехали из Куньмина в Квеян. Путь занял три дня под жарким солнцем. В Квеяне нам пришлось ждать автобуса до Енаня.

В Квеянге мы остановились в офисе Восьмой армии пути. После приезда в Китай я все яснее осознавал, насколько тесно связаны между собой китайская и вьетнамская революции. Особенно я осознал, какую сердечную заботу проявляет китайская компартия о вьетнамской революции. Наши китайские товарищи были очень отзывчивы. Куда бы мы ни приезжали, к нам относились как к родным братьям. В Квеянском отделении Восьмой армии я впервые получил возможность прочитать газету «Освобождение» и узнать о положении в Енане. Еще одним моментом, на который мы обратили внимание, было высокое уважение, которое наши китайские товарищи оказывали дяде. Мы не знали, сколько раз он приезжал в Квеян, но там все, от начальника канцелярии до тех, кто готовил еду, хорошо знали Хо Куанга. (Каждый из них говорил о Хо Куанге по-своему, но все его любили. Многие мечтали, чтобы Хо Куанг почаще приходил к ним в офис на работу и учил их русскому и английскому языкам.

Поскольку в таком глубинном регионе, как Квеян, было очень трудно найти продовольствие, а средства партии были ограничены, нам приходилось самим выращивать овощи. Мясо было очень дефицитным. Но наибольшие трудности вызывал вопрос транспортировки. Нам приходилось довольно долго ждать автобуса.

Когда мы уже собирались уезжать в Енань, пришло сообщение от Хо Куанга с просьбой подождать его. В это время пал Париж, немецкие фашисты уже оккупировали Францию, и мы подумали, что в связи с этим новым событием было принято новое решение. Через несколько дней в Квеян приехали Фунг Чи Кьен и Ву Анх. Они сказали, что в связи с новой ситуацией приехали по поручению дяди, чтобы отправиться с нами в Квейлин и оттуда попытаться вернуться во Вьетнам. Поскольку Франция капитулировала, добавили они, то в Индокитае должно произойти новое развитие ситуации.

Поэтому мы поехали не в Енань, а в Квейлин.

В Квейлине мы связались с офисом Восьмой маршрутной армии. Как и в Квайлине, наши китайские товарищи оказали нам большую помощь. Они часто организовывали встречи с представителями прессы, которым мы должны были давать информацию о ситуации во Вьетнаме и о вьетнамском революционном движении. Как вьетнамские революционеры, мы установили контакт с генералом Ли Цзи-шэнем, начальником Юго-Западного штаба Чан Кай-ши. В ходе беседы Ли Чжи-шень поставил вопрос о вступлении союзных войск в Индокитай и попросил нашей помощи в разработке планов ввода китайских войск во Вьетнам.

Когда дядя приехал в Квейлин и после того, как мы сообщили ему об этой просьбе, он сказал: «Мы должны иметь четкое понимание по этому вопросу. Только Советская Красная Армия и Китайская Красная Армия являются для нас братскими, действительно нашими союзниками. Мы их очень приветствуем. Что касается войск Чан Кайши, то, хотя они тоже в какой-то степени антияпонские, их природа реакционна. Во время националистическо-коммунистического сотрудничества они говорили о борьбе с японцами, а на самом деле стремились всеми возможными способами уничтожить коммунистов. Мы должны осознать их реакционный характер, иначе это будет опасно».

В тот момент, если бы мы все долго оставались в Квейлине, нас бы обнаружили гоминьдановские власти. Более того, произошел «киангнанский инцидент», когда войска Чан Кайши внезапно напали на отряд Новой четвертой армии под командованием Сэн Яна прямо в городе Квейлине. Они нагло конфисковали и запретили все книги и газеты в местных библиотеках. Воцарился ужас. Ситуация была напряженной. Мы находились в затруднительном положении. В любой момент нас могли арестовать, если гоминьдановцы выйдут на наш след.

Дядя предложил нам перебраться поближе к границе Вьетнама и продолжать революционную работу там. Таким образом, мы могли бы выйти из затруднительного положения. Но главная причина, оправдывающая это решение, заключалась в том, что этого требовала ситуация внутри страны.

Генерал Чан Кай-ши Чан Фа-квей уже создал пограничную рабочую группу под руководством Чыонг Бой Конга, которому было поручено подготовить почву для проникновения гоминьдановских войск во Вьетнам по приказу союзных держав. Мы прекрасно знали эту клику и прекрасно понимали, что ни на что хорошее она не способна. Тем не менее мы воспользовались своими знакомствами и попросили транспорт, чтобы беспрепятственно добраться до вьетнамской границы. Прибыв в Цинси, мы открыли там офис Лиги освобождения Вьетнама и поддерживали контакты с гоминьдановцами. Позже, когда Нгуен Хай Тхань, также приехавший в Цинси, сообщил гоминьдановцам, что мы коммунисты, гоминьдановцы в Цинси сразу же изменили свое отношение к нам.

Когда мы были в Квейлине, дядя приезжал и обсуждал с нами подготовку к предстоящей работе по возвращении в страну.

Наши встречи с ним обычно проходили на окраине Квейлина. В каждый свой приезд он останавливался в одном из домов местного отделения Коммунистической партии Китая. Переодевшись в неторопливую прогулочную форму, мы рассаживались на траве в тени дерева. Дядя выслушивал наш отчет о проделанной работе, высказывал свои мнения и предложения. Однажды, когда я встретился с ним вместе с Фунг Чи Киеном и Ву Анхом, он сказал: «В новой ситуации национальное единство становится все более важным, мы должны подумать об организации широкого национального объединенного фронта, с соответствующей формой и названием. Должен ли он называться Лигой освобождения Вьетнама? Или Антиимпериалистической лигой Вьетнама? Или Лигой независимости Вьетнама? Я думаю, что лучше назвать его Лигой независимости Вьетнама. Но это слишком длинное название, поэтому мы его сократим и назовем „Вьетминь“. Люди легко запомнят его».

Позднее этот обмен мнениями обсуждался на восьмой сессии ЦК партии, проходившей в Пак Бо, где было принято решение о создании Лиги независимости Вьетнама, или сокращенно Вьетминь.

Через несколько дней после нашего приезда в Квейлин газеты пестрели новостями о восстании во Вьетнаме в честь Нам Ки. Не имея пока никакой связи с нашей страной, мы чувствовали себя очень нетерпеливо.

Как раз в это время пришел дядя, собрал нас и рассказал о своей точке зрения на происходящее следующим образом: «Общая ситуация в мире и в Индокитае становится все более и более благоприятной для нас, но время еще не пришло, восстание не должно было разразиться. Но раз уж оно возникло, то отступать надо умно, чтобы сохранить движение». Он написал соответствующее послание, но, к сожалению, наши усилия по его отправке на родину не увенчались успехом.

Взволнованные новостями о движении, происходящем в нашей стране, мы пытались всеми возможными способами связаться с Центральным Комитетом на родине.

Тем временем до нас дошли вести о том, что французские империалисты терроризируют революционные организации в Као Банге. Многие молодые люди разных национальностей в Као Банге перешли границу в поисках безопасности и пришли к Чыонг Бой Конгу. Дядя сказал: «Мы организуем для них курс обучения. Когда они вернутся в Цао Банг, то будут укреплять и развивать движение, организовывать связь с заграницей». Его предложение использовать Као Банг в качестве революционной базы открывало перед вьетнамской революцией радужные перспективы, поскольку Као Банг уже давно имел устойчивое революционное движение, находился недалеко от границы и поэтому благоприятствовал поддержанию связей с зарубежными странами. Но необходимо было также распространить движение оттуда на Тхай Нгуен и еще дальше на юг, чтобы установить связь с движением по всей стране. Только добившись этого, можно было бы начать вооруженную борьбу и при благоприятных условиях перейти в наступление, а при неблагоприятных – удержаться.

Эти предложения, сделанные еще до нашего вступления в Као Банг, очень ярко подчеркнули важность той территории, которая впоследствии стала освобожденной Вьетбаком.

Нам удалось вывести из-под контроля Чыонг Бой Конга всех этих товарищей из Као Банга. Изначально это были партийные кадры и партизаны, которые после перехода границы оказались в растерянности и вынуждены были временно положиться на Чыонг Бой Конга, получив информацию о его пограничной рабочей группе. Мы собрали их, всего сорок человек, среди которых были Ле Куанг Ба, Хоанг Сам, Банг Гианг и другие, и вместе с ними перебрались в Цинси. Планировалось организовать учебный курс в районе проживания народности нунг, который находился под влиянием китайской Красной армии. Район Лонгчоу в свое время был оккупирован китайскими коммунистическими войсками, и местные жители, принадлежащие к народности нунг, с большим сочувствием относились к вьетнамской революции. Мы остались там, расселившись по двум деревням.

При организации учебного курса возникли две важные и сложные проблемы – обеспечение продовольствием и программа обучения, которые необходимо было решить в первую очередь. В этих приграничных, малонаселенных и бедных деревнях обеспечить питанием сразу пятьдесят человек на пятнадцать дней было далеко не просто, несмотря на то, что местные жители имели и революционный дух, и симпатии к революционерам. Товарищу Кэпу поручили эту работу, и каждое утро мы все вместе носили рис и кукурузу в кварталы, лущили рис, мололи кукурузу, заготавливали дрова. Дядя тоже был очень активным. Он очень много занимался раскалыванием дров.

Фунг Чи Киен, Ву Ань, Фам Ван Донг и я под руководством дяди разработали программу обучения. Каждый из нас должен был разработать свою программу: пропаганды, организации, обучения или борьбы. Наметив основные моменты, мы собрались вместе, чтобы утвердить план, а затем приступили к его написанию. Закончив писать, мы снова собирались для проверки. Дядя работал с большим терпением и тщательностью. Он уделял большое внимание политическому содержанию, а также ясности, краткости и доходчивости изложения материала. К любой работе, к любому нашему сочинению он задавал вопросы и перекрестные вопросы, особое внимание уделял практической работе. «Только в комплексе с практической работой обучение может стать эффективным», – сказал он. Каждый пункт заканчивался вопросом: «Что вы будете делать в своей местности после обучения?» или «Что вы должны делать дальше после этого первого шага?». Если этот второй шаг не был четко определен, его нужно было написать или обсудить еще раз. С самого начала работы с ним на меня произвели сильное впечатление его методы: конкретные и осторожные до конца. Этот стиль работы в том небольшом учебном курсе оказал на меня большое влияние и служил мне ориентиром в моей военной работе на протяжении всей войны сопротивления. Из этого курса я вынес и то, что только понятными словами, только созвучными чаяниям масс, можно разбудить их дух. Именно благодаря этому духу, благодаря тому опыту, который я получил от работы на тех первых курсах, предназначенных для этих сорока товарищей, да и для себя тоже, я впоследствии смог добиться успеха в своей практической работе на освобожденной территории.

По окончании курса все сорок товарищей испытывали огромное воодушевление. С большим воодушевлением в день закрытия курсов все мы встали вокруг Дяди и с большим оживлением приступили к церемонии поднятия флага.

Сразу же после этого все сорок товарищей вернулись в Као Банг, на свою прежнюю базу. Что касается нас, то мы остались, чтобы насладиться праздником Лунного Нового года и продолжить подготовку к предстоящей работе. По обычаю нунгов, каждый из нас навестил несколько семей в деревне. Поскольку они уже симпатизировали вьетнамской революции, а мы правильно соблюдали правила взаимоотношений с народными массами, они тем более уважали нас, когда мы жили рядом с ними.

Кроме того, по обычаю, новогодние гости должны были разделять большие трапезы с семьями, которые они посещали. Дядя тоже был одним из новогодних гостей, он бодро шагал с палкой в руке, одетый в простой синий костюм народа нунг с закатанными до колен брюками. Я вспомнил тот день, когда он был в Куньмине в европейской одежде, с жестким воротником, с фетровой шляпой на голове, и понял, что он легко и естественно приспособился к местному образу жизни. В каждом доме, куда он заходил, его приглашали на трапезу, и он предлагал красную бумажку с традиционным «Лучшим пожеланием на Новый год», написанным им самим.

По окончании праздника мы разделились на две группы. Первая группа в составе Фунг Чи Киена и Ву Анха с Ле Куанг Ба отправилась в Као Банг с заданием связаться с революционными организациями и создать там партийный штаб. Дядя присоединится к ним позже. Это было в районе Пак Бо, округ Ха Куанг. Вторая группа в составе Фам Ван Донга, Хоанг Ван Хоана и меня осталась работать в Цинси.

Дядя приехал в Пакбо. Район Пакбо с его высокими вершинами был не только отправной точкой революционной базы Као-Бак-Ланг, но и местом проведения Восьмой расширенной сессии ЦК Компартии Индокитая. Состоявшийся в мае 1941 г. под председательством Дядюшки, пленум 19 мая 1941 г. принял решение об основании фронта под названием Лига независимости Вьетнама и наметил новую политику партии. Также было принято решение о том, что национальное освобождение должно стать центральной и неотложной задачей всего народа и что необходимо вести подготовку к вооруженному восстанию.

На этом же заседании ЦК принял решение о сохранении и расширении партизанских баз Бакшон и Ву Нхай одновременно с укреплением и расширением базы Као Банг, а также о превращении этих двух баз в центры подготовки вооруженного восстания во Вьетбаке.

Из Китая мы направились к вьетнамской границе и, пройдя длинный участок кукурузы и спустившись по склону, наткнулись на каменный ориентир. Это вьетнамо-китайская граница, причем граница рукотворная, поскольку люди по обе стороны имеют одну и ту же национальность нунг. Сразу после пересечения границы мы попали в район Ха Куанг провинции Као Банг. Район Пак Бо, изобилующий горами и холмами, малонаселен народностью нунг. Это добродушный народ, издавна симпатизировавший революции и поддерживавший с ней отношения. Поэтому мы смогли связаться с ними сразу же после прибытия в этот район. Несмотря на то, что Пак Бо находился так далеко, его довольно часто посещали французы и их войска, приезжавшие со своих постов в деревне Сок Гианг для ареста бутлегеров и поиска революционеров.

Мы жили в пещере на горе. Таких пещер на этих скалистых горах было очень много, воздух в них был очень холодный. Эти пещеры было нелегко обнаружить. Из той, в которой мы жили, то тут, то там виднелись листы с прозрачной водой и ручей, огибающий основание горы. Дядя называл его Ленинским ручьем.

Каждый день он просыпался очень рано и будил всех нас. После физических упражнений, несмотря на холодную погоду, он обычно купался в ручье, а затем принимался за работу. (Эта его привычка ничуть не изменилась и сейчас, когда он находится в Ханое). Он всегда был очень активен, всегда чем-то занят: ходил на работу, проводил собрания, учился, заготавливал дрова, навещал стариков и маленьких племянников в деревне в долине. Иногда он организовывал курсы политической подготовки для стариков или учил детей читать и писать. Если он не выходил из дома, то целыми днями работал за своим столом – плоским камнем у ручья – и останавливался только для того, чтобы поесть. Ночью все спали на кровати из веток, собранных самым простым способом, которая, конечно, не была ни мягкой, ни теплой! Ночью было очень холодно. Приходилось разводить костер и сидеть вокруг него, чтобы согреться до рассвета. В эти часы дядя рассказывал нам историю народов мира, которые за время своего существования пережили множество войн и революций. Он предсказывал, что через четыре-пять лет война в нашей стране войдет в решающую фазу, и это будет очень благоприятное время для нашей революции. Об этом он рассказывал нам снова и снова, как народные сказки, когда мы сидели ночью у костра в нашей пещере.

Пограничные районы часто прочесывались империалистическими войсками. Когда мы оказывались не в безопасности, то переходили на другое место, иногда даже на место, расположенное посреди водопада, к которому было очень трудно подойти. Приходилось переходить ручей вброд, карабкаться по скалам и, наконец, по веревочной лестнице подниматься на вершину отвесной скалы. Там были оборудованы наши помещения. Темно и сыро, скрыто под навесом из широколиственных ротанговых растений. Иногда, чувствуя, что враг идет по нашему следу, а жилье еще не было обустроено, приходилось работать и жить отдельно в разных пещерах. Однажды, вернувшись с работы в другом районе, я увидел, что в нашу пещеру забрались змеи и насекомые. Дядю это мало волновало, и он продолжал жить как ни в чем не бывало. Он говорил: «Борьба между нами и врагом – это борьба на жизнь и смерть, мы должны мужественно переносить все трудности, преодолевать их и вести борьбу до конца».

Какой бы сложной ни была ситуация, его простой образ жизни не менялся. Его питание было экономным, он ел рис с кусочком соленого мяса или только что пойманной в ручье рыбой. Для него революционная работа должна быть превыше всего. Его нисколько не волновало, где ему придется жить и чем его будут кормить.

После приезда в Као Банг он прежде всего занялся изданием газеты «Вьет Лап», сокращенно «Вьет Док Лап» («Независимый Вьетнам») – задачей первостепенной важности, тесно связанной с укреплением Као Банга как базы. Все материалы для печати составляли лишь плоский кусок камня, бутылка с чернилами и немного бумаги. Несмотря на небольшие размеры, эффект был очень велик. Вьетлап был как кадр, который наиболее эффективно и быстро проводил пропагандистскую и организационную работу, боролся за революцию и усиливал ее влияние. После возвращения из Цинси и в течение всего времени, пока я оставался в конторе, мне поручали то писать новости для газеты, то трактаты по самообороне, по женской работе, то писать о преступлениях, совершенных французами и японцами. Дядя дал мне лимит на каждую из этих статей: пятьдесят слов, сто слов, и не больше. Конечно, добиться этого было нелегко. Не раз я оказывался в растерянности. Во время пребывания в Цинси мы также издавали литографированную газету. Тираж был небольшой, но бумага большая. Когда я вернулся к Цао Бангу на работу, он улыбнулся и сказал: «Мы получали ваши статьи, но я их не читал, как и другие товарищи. Обычно они были длинными и непонятными. Вьетлап, хотя и написан простым языком, но разборчив, и его легко понять». Позже, приезжая по работе в различные населенные пункты, я сам убедился, что «Вьет Лап» был принят широкими массами. Дядя решил, что газету нужно не раздавать бесплатно, а продавать. «Кто платит за нее, тот ее полюбит», – сказал он. Постепенно газета «Вьет Лап» стала очень эффективным пропагандистом, агитатором и организатором. Ее регулярно читали в каждой деревне, в каждой группе национального спасения.

Рост Вьет Лапа означал и рост революции. Движение Вьетминь уже охватило многие районы как горного региона, так и дельты. В каждой деревне возникали ассоциации национального спасения. Там, где развивалось движение, организовывались партийные ячейки. В горном районе существовали целые деревни, целые кантоны, целые районы, где каждый человек был членом организации национального спасения. Практически во всех населенных пунктах, где были отделения партии, возникло двоевластие. Сельские власти вставали на сторону революции, становились членами организаций национального спасения и во всем, что они делали, предварительно советовались с комитетами Вьетминя. На самом деле почти всеми делами населения занималась уже наша администрация. Жители обращались к нам за регистрацией брака, за разрешением земельных споров. Французские провинциальные и уездные военные власти отдавали приказы о создании в каждой деревне постов для защиты от революционных действий. Но, к несчастью для них, прямо в деревне находились революционеры, которым симпатизировали и милиционеры, и жители. В результате большинство этих постов не принесли их авторам ожидаемых результатов. Во многих населенных пунктах они были превращены в наши собственные узлы связи или посты охраны.

Одновременно с расширением организации национального спасения мы организовывали отряды самообороны, стремились снабдить их оружием. В конце 1941 года, спустя чуть более полугода после Восьмой сессии ЦК и создания Фронта Вьетминь, в провинции Цао Банг было создано множество баз для вооруженных отрядов самообороны. Первая из них, созданная в Као Банге, была размером с участок.

С целью пропаганды военных знаний в народе дядькой было написано и отпечатано множество брошюр, таких как «Партизанская тактика», «Опыт партизанской войны в России», «Опыт партизанской войны в Китае». Их с удовольствием читали члены отрядов самообороны и объединений национального спасения.

Движение ширилось. По решению Восьмой сессии ЦК, вместе с расширением движения на юг, наш штаб постепенно перемещался в дельту.

Мы переехали в Ламшон.

Ламшон – это район, покрытый латеритовыми горами. Именно в этом «красноблочном» районе, как мы его называли, был создан штаб нашего первого Межпровинциального комитета партии. В провинциях Цао Банг, Ланг Сон и Бак Кан были свои руководящие органы, для которых мы стали консультативным комитетом, назначенным ЦК с задачей помогать Межпровинциальному комитету партии. Мы находились в густом лесу на границе между районами Хоа Ан и Нгуен Бинь. С нами был и дядя. Сначала мы жили в доме, построенном на столбах на склоне горы. Это было для нас улучшением, гораздо лучше, чем Пак Бо.

Трагедия деревни Сонгми

Но чем больше росло движение, тем больше империалисты усиливали свой террор, особенно когда мы приблизились к их высшему провинциальному органу. Их патрули подходили к нам довольно близко и арестовывали многих людей. Много раз нам приходилось перебираться в район проживания народа ман-транг, в обширный и густой лес, до тех пор не тронутый человеком, где то и дело падали от старости и гниения вековые деревья. Воду мы пили из ручьев. С продовольствием было очень трудно. Мы питались маисом или кукурузной кашей. Однажды мы нашли немного риса и решили дать его дяде, но он отказался. Он никогда не считал себя старым и немощным и с удовольствием делил с нами трудности. Иногда кукуруза и стволы диких бананов были нашей единственной пищей на целый месяц.

Чем больше враг усиливал свой террор, тем больше дядя уделял минутное внимание движению. Это проявлялось не только в каждой его мысли о революционной работе, но и в особой заботе о ней. Когда из разных регионов приезжали кадры, он подробно расспрашивал их о работе, об условиях жизни, о трудностях, с которыми им приходится сталкиваться, и вместе с ними обсуждал пути их решения, будь они более или менее важными.

Когда движение поднималось, все мы были счастливы, разделяя энтузиазм людей. Он тоже был весел, но сохранял спокойствие, как это было свойственно ему, и часто в такие моменты предвидел предстоящие трудности.

Он постоянно напоминал нам: революционер должен быть всегда терпелив, спокоен и бдителен.

Помню, однажды, когда мы были в Кванси, у нас была назначена встреча в Цинси со связным из Центрального Комитета дома. Встреча состоялась на рынке Лу Сунг, в базарный день. Мы были одеты как народ нунг. Дядя был на сто процентов похож на старого нунга: синяя одежда, брюки, закатанные выше колен, и палка в руке. Не успел связной увидеть дядю, как он торопливо сообщил: «Товарищ Т. арестован». Но дядя спокойно отвел нас в ближайший трактир, чтобы немного отдохнуть, как это обычно делали местные жители. После вермишелевого супа мы неторопливо попили чаю, а потом он сказал: «Ну, рассказывайте, что у вас дома произошло. Не торопитесь».

В другой раз, когда мы вернулись в Као Банг после Восьмой сессии ЦК, Фунг Чи Кьен и еще несколько товарищей были направлены ЦК в Бак Сон, чтобы помочь укрепить и расширить партизанскую базу. Он организовал курсы военной подготовки, которые только что закончились, когда империалисты начали ожесточенную операцию по зачистке этого населенного пункта. Часть взвода Бак Сон Армии национального спасения, отступая в Као Банг, была атакована противником в Бак Кан, а Фунг Чи Киен попал во вражескую засаду в Лунг Сао, район Нган Сон. Душераздирающее известие о его гибели пришло к нам, когда мы ехали на конференцию. Дядя внезапно остановился, и по его щекам потекли слезы. Только через некоторое время он смог продолжить путь.

Каждый раз, возвращаясь в штаб и видя его, мы чувствовали себя так, словно вернулись в свой дом, в дом, где революционеры жили вместе, как родные братья, помня о том, что им предстоит пережить все трудности и что революционная работа должна быть долгой. Он часто говорил: «Во всем мы должны руководствоваться интересами партии. Партия – это как родная семья». Мы многому научились у него терпению, спокойствию. Теплое чувство солидарности, когда мы были вместе, вселяло в нас уверенность в исходе революции, пронизывало все наши мысли, слова, дела.

Мы приехали в Ламшон как раз тогда, когда народное движение получило мощное развитие. На каждый ежемесячный курс военной подготовки, организованный Межпровинциальным комитетом, собиралось от пятидесяти до шестидесяти человек. Третьи курсы, проходившие сначала в районе Ким Ма, пришлось перенести в другое место, пока они не были уничтожены противником. Приехав на место, враги не могли скрыть своего удивления, увидев, что здесь, в глубине леса, есть все: лекционный зал, столовые, общежитие, тренировочная площадка, рассчитанная на сотни человек.

Поскольку движение нарастало, его консолидация была задачей первостепенной важности. Сначала мы организовывали учебные курсы только при районных или губернских штабах, объединяя слушателей из разных населенных пунктов. Позже дяди сочли необходимым организовать мобильные учебные группы, переезжающие из одного населенного пункта в другой, – краткосрочные курсы, рассчитанные на несколько дней, даже на двух-трех человек. Для этого они объединялись в группы или могли приезжать в перерывах между своей повседневной работой. Таким образом, один за другим могли обучаться члены организаций национального спасения и сельских отрядов самообороны. Поскольку мы приехали из других регионов страны, дядя всегда настаивал на том, чтобы мы уделяли особое внимание вопросу национального единства. Такой великий вопрос он описывал в виде конкретных, эффективных и простых задач. Например, он говорил: «Будь практичен в работе, будь в гармонии с массами в своем образе жизни и социальных контактах». Что касается меня самого, то я старался изучать языки тхо, ман-транг и ман-тьен на курсах у самих студентов и мог немного говорить на каждом из этих языков. Таким образом, под непосредственным руководством дяди кадровые и массовые представители различных национальностей провинции Цао Банг поддерживали дух единства в борьбе.

Когда движение расширялось, он уделял особое внимание организационной работе и внимательно следил за активистами и кадрами. «Движение подобно приливу, – часто говорил он, – активисты подобны сваям, вбитым в землю, только с помощью этих свай можно удержать ил, когда прилив отступает». Как правило, почти каждый раз, когда он слышал отчет о движении, он спрашивал: «Сколько кадров было подготовлено? Сколько активистов вышло на первый план? Сколько человек было отобрано для приема в партию?». Затем он напоминал нам о необходимости соблюдать конспирацию и о том, как это делать. Это позволило нам осознать, какую важную роль играют активисты партийных ячеек. Каждый его вопрос или совет приносил новые задачи с новыми решениями, так как он не придерживался старой рутины и учитывал новую ситуацию.

Все задачи, поставленные на Восьмом заседании ЦК, выполнялись одна за другой по мере развития движения. На первый план был выдвинут вопрос о походе на юг. Помимо поддержания контактов через обычные тайные связи, мы считали необходимым организовать связь на юг от Цао Банга через широкие массы.

Мы приступили к работе. Дядя уехал за границу. Время шло быстро, мы отдавали все силы работе.

Однажды, когда мы уже пробились в район Нганшон и организовывали курс обучения для местных кадров, мы получили срочное письмо от Фам Ван Донга с просьбой немедленно вернуться в Као Банг. По прибытии мы узнали, что дядя был арестован в Китае войсками Чан Кай-ши и умер в тюрьме. Я упал в обморок. Мы очень страдали и были в растерянности. Мы решили сообщить об этом в ЦК и запланировали провести по нему панихиду. Фам Ван Донгу было поручено написать заупокойную речь. Мы открыли его ротанговый портмоне, чтобы посмотреть, что у него осталось, что можно оставить на память. Тем не менее, мы хотели послать кого-нибудь в Китай, чтобы получить подтверждение этой новости и узнать место его захоронения. Все это до сих пор свежо в моей памяти. После нескольких дней переживаний я снова отправился в район Нганшон в сопровождении товарища из группы «Южный марш». Мы шли ночью по склонам пустынных гор, покрытых тигровой травой, в пронизывающий холод под безмятежным небом. Грусть охватила меня. Слезы текли по щекам. Через некоторое время мы неожиданно получили газету из Китая. На обложке были написаны такие слова, которые мы сразу же узнали в письме дяди: «Желаю всем братьям на родине крепкого здоровья. Надеюсь, что вы успешно работаете. Я вполне здоров». Далее следовало его стихотворение:

 
Облака обнимают вершины, вершины обнимают облака,
Река внизу блестит, как зеркало, безупречно и чисто.
На гребне Западных гор сердце трепещет, когда я брожу
Смотрю на южное небо и мечтаю о старых друзьях.
 

Мы были счастливы, но в то же время крайне удивлены. Мы смотрели друг на друга и спрашивали: «Почему так? Что это значит?» Мы собрались вокруг Кэпа, человека, который принес нам весть о смерти дяди в Китае, и попросили у него объяснений. Кэп сказал: «Я сам не знаю, что произошло. Это мне сказал гоминьдановский офицер».

Мы попросили его повторить, что именно сказал гоминьдановец. Он повторил. Возможно, подумали мы, он перепутал слова su lo, su lo, что означает «да, да», со словами su la, su la, что означает «уже мертв». В результате мы несколько месяцев мучились от боли и тоски.

Наш марш на юг неуклонно продвигался вперед. В нем участвовало все большее количество кадров, и все более мощный отклик находила молодежь. Сотни юношей и девушек в провинции Као Банг покидали свои семьи и вступали в различные вооруженные ударно-оперативные группы. К тому времени дорога была пройдена с боями от горы Пхиа Биоок на юг до пределов Чо Чу. Мы прибыли в деревню Нгиа Та района Чо Дон. Из Нгиа Та мы направились прямо к подножию холма Ланг Кок и вышли на выжженную поляну в глубине леса, где встретили Чу Ван Тана и нескольких бойцов Армии национального спасения из Бак Сона. Таким образом, были открыты две дороги, вдоль которых создавались местные организации и организовывались вооруженные силы. Наконец мы встретились, соединив дорогу, огибающую провинции Као Банг, Бак Кан и Ланг Сон, что было решено на Пленуме ЦК, а именно: открыть путь для расширения на юг, для связи с ЦК и общенациональным движением. На этом историческом перекрестке мы провели встречу с сотрудниками Бакшона, работающими в этом регионе, и сотрудниками группы «Марш на юг» для обмена опытом. После встречи состоялся небольшой праздник. Мы пели от радости. Так Нгиа Та стала называться «деревней Победы».