Текст книги "Сияние славы самурайского сословия"

Глава сирийского филиала секты ассасинов, именовавшийся «Горным Старцем», «Стариком с Горы» или «Старцем Горы» («Горным Шейхом», по-арабски: «Шейх-аль-Джебейль»), имел обширный дворец, расположенный высоко в горах, где и воспитывал похищенных у родителей юношей-фидаинов, считавших себя его сыновьями, в слепом повиновении своей воле. В нужный момент их, по его приказу, усыпляли и переносили в «сады Джиннат» («райские сады»), где они могли предаваться всевозможным наслаждениям, обещанным Магометом в Коране правоверным мусульманам за гробом. Дивные благовония, самые лучшие вина и яства, мелодичная музыка, красивейшие женщины под видом райских гурий опьяняли чувства юных неофитов, разжигая в их душах сильнейшие страсти.

Засим он вручал шахидам кинжалы и посылал убивать. Дабы втереться в доверие к будущим жертвам, фидаинам дозволялось для виду даже менять веру. Поступая в телохранители государя, обреченного «Старцем Горы» на физическое уничтожение, они, после многолетней верной службы, дослужившись до самых высоких должностей и нередко войдя в число приближенных, пользовавшихся полным доверием «предназначенного к ликвидации объекта», получив соответствующий сигнал, в нужный момент убивали своего подопечного, не боясь при этом смерти – ведь, успев вкусить еще в этой, земной жизни «загробное блаженство», фидаины нисколько не сомневались в том, что рай за гробом, молитвами «Горного Старца», им обеспечен.

О том, насколько слепо ассасины, проникшие в Палестину практически одновременно с первыми крестоносцами и укрепившиеся в сирийских горах, повиновались своим начальникам, наглядно демонстрирует следующий исторический анекдот эпохи Крестовых походов.

Генрих, граф Шампанский и король Иерусалимский, посетил однажды «Горного Старца» в одной из его крепостей, где на каждой башне нес охрану ассасин в белом одеянии. «Государь, – обратился «Горный Старец» к королю Иерусалимскому, – я готов побиться об заклад, что Ваши люди ни за что не сделают для Вас того, что мои люди охотно сделают для меня». Произнеся эти слова, шейх подал знак рукой, и тотчас же двое из несших караул на башнях фидаинов в белых одеяниях бросились вниз и разбились насмерть о камни у основания крепости. Войдя в крепость, король Иерусалимский обратил внимание на торчавшее из стены железное острие. «Я покажу Вам, Государь, как здесь исполняют мою волю, – сказал «Горный Старец». По его знаку несколько ассасинов один за другим бросились на это острие и погибли на глазах короля крестоносцев, который, наконец (хотя этот лихой рубака, уж конечно, не был слабонервной барышней и в своей жизни насмотрелся всякого!), не выдержав этого зрелища, попросил «Горного Старца» прекратить дальнейшие «опыты».

Но, как говорится, «пришли несущие смерть Чингисхана сыны и прекратили эти ассасинские безобразия»…

Татаро-монголы взяли штурмом (а по некоторым сведениям – измором) главную карматскую крепость Аламут («Орлиное Гнездо»). Ассасинов, под предлогом переписи, согнали в кучу и всех перерезали. Говорят, что при этом погибли тысячи ассасинов. Сына последнего шейха ассасинов («Горного Старца»), Рукн-эд-Дина (пришедшего к власти, перешагнув через труп родного отца), держали в ставке хана Хулагу, пока монголы, силой или хитростью, не завладели остальными ассасинскими твердынями в Иране, Ираке и Сирии, а затем отправили в ставку Великого хана монголо-татар, но по дороге убили (согласно некоторым источникам, Рукн-эд-Дин все-таки был доставлен в каанскую ставку, однако Великий хан Менгу не пожелал его принять, и отцеубийцу-ассасина прикончили уже на обратном пути).

Следующей целью монгольских завоевателей была столица аббасидских халифов – сказочно богатый город Багдад (название которого означает, в переводе с персидского языка, «Богом данный» или «Дар Бога»), который «сыны Чингисхана» уже пытались взять в 1238 году, но безуспешно. К описываемому времени халифы багдадские практически утратили всякую реальную власть, кроме духовной, над мусульманским миром, выполняя сначала при сельджукских султанах и азербайджанских атабеках, а позднее – при египетских султанах – роль, сравнимую с ролью средневековых японских Микадо-Тэнно при «сёгунах» – носителях реальной власти.

Тем не менее, халиф багдадский Мустасим (подобно папе римскому в Италии) по-прежнему владел своей собственной территорией, защищать которую от татаро-монголов – (к священной войне – «джихаду» или «газавату» – с которыми, как с нечестивыми «Яджуджами и Маджуджами», то есть демоническими «Гогами и Магогами» – предшественниками наступления конца света, – он призвал всех правоверных мусульман) и от поддерживавших татаромонголов вспомогательных христианских (армянских и грузинских) военных контингентов – даже послом к халифу хан Хулагу направил не монгола и не татарина, а своего союзника – армянского князя! – не решился встать во главе своего собственного войска, попавшего в искусно расставленную татаро-монголами ловушку и практически уничтоженного до последнего человека.

Сам аббасидский халиф – «Тень Бога на Земле», – не осмелившийся выйти на бой с врагами ислама (к войне с которыми неустанно призывал своих правоверных подданных), был, по приказу хана Хулагу, по одной версии, зашит в мешок и забит до смерти палками; по другой версии – плотно завернут в ковер и затоптан до смерти монгольскими лошадьми; по третьей – привязан к хвостам четырех диких коней и разорван ими на части; по четвертой – брошен живым в огромную полую башню, доверху заполненную пеплом, в котором задохнулся; по пятой (приведенной в книге венецианского купца и путешественника – «земли разведчика» – Марко Поло, много лет служившего каану монголов Хубилаю в далеком Китае и объездившего все татаро-монгольские владения – о нем у нас еще будет подробно рассказано далее) – заточен ханом Хулагу в своей собственной сокровищнице, богатства которой пожалел потратить на наемное войско, достаточное для отражения монгольского нашествия, и уморен голодом среди бесчисленных сокровищ – и все это лишь для того, «чтобы не проливать публично кровь владыки правоверных»! Казнены были и все сыновья халифа. Правоверный (суннитский) исламский мир остался без духовного главы.

В 1261 году султан Египта Бейбарс (поднявшийся на вершину власти выходец из среды воинов не арабского происхождения, известных в «стране пирамид» под именем «мамелюков») пригласил единственного уцелевшего после разорения Багдада монголами Аббасида – дядю (по другой версии – не дядю, а брата, или самозванца, выдававшего себя за такового) убитого монголо-татарами халифа Мустасима – к себе в Каир, где и провозгласил его халифом всех правоверных. С тех пор мамелюкские султаны Египта рассматривали присутствие в египетской столице Каире (Аль-Кахире) аббасидских халифов как гарантию законности своей собственной власти. После разгрома мамелюков и завоевания Египта турками-османами в 1517 году последний аббасидский халиф был вывезен в Стамбул (так турки называли Константинополь), где и отказался от своего халифского титула в пользу турецкого султана Селима I, считавшегося с тех пор (по крайней мере, формально) не только светским, но и духовным владыкой почти всех мусульман мира (придерживающихся суннитского толка ислама). Его власть не признавали только шииты, считавшие своим главой персидского шаха, да уцелевшие измаилиты, считавшие (да и по сей день продолжающие считать) таковым Ага-Хана, потомка последнего «Горного Старца».

Взятие столицы багдадских халифов татаро-монголами вселило страх в сердца всех мусульман тогдашнего мира (кроме, разве что, измаилитов и других шиитов) и радость – в сердца азиатских христиан. Торжествуя, они неустанно восхваляли падение «Второго Вавилона» (так христиане называли Багдад, в отличие от «Первого Вавилона», то есть Каира), и даже величали монголо-татарского хана Хулагу (превратившего дворец казненного им халифа в резиденцию Католикоса-Патриарха несториан) «Вторым Константином», жестоко отомстившим врагам Христовым за унижения и слезы христиан. Следует заметить, что к описываемому времени татаро-монголы уже захватили два крупнейших города тогдашней «ойкумены», принадлежавшие мусульманам и не уступавшие по размеру и богатству самому Константинополю – Самарканд и Бухару. Теперь, после падения Багдада, в руках мусульман остались только три сравнимых по размеру и богатству города – Дамаск (в Сирии), Каир (в Египте) и Кордова (в Испании). Все эти города входили в «первую пятерку» мегаполисов, известных тогдашнему христианскому миру, в то время как крупнейшие города «франкской» («латинской») Европы – Париж, Венеция и даже Первый (Ветхий) Рим на Тибре! – значительно уступали им во всех отношениях, входя, по мнению Л.Н. Гумилева, разве что в «третью десятку»…

Первым среди государств, расположенных на восточном побережья Средиземного моря, в полной мере осознало важность вторжения татаро-монголов на Передний Восток (Левант) для борьбы с исламом армянское христианское царство (королевство), расположенное в Киликии, давно тесно связанное с левантийскими государствами крестоносцев. Царь Хетум (Гетум) Армянский по собственной инициативе отправился с богатыми дарами ко двору каана монголов Менгу. Хетум получил от Менгухана ярлык (жалованную грамоту), утвердивший его во владении Киликийским королевством и одновременно провозгласивший его главным представителем христиан всей Западной Азии. Наряду с гарантией неприкосновенности жизни и имущества населения Киликийского царства, армянскому Царю были выданы татаро-монголами тарханные (охранные) грамоты для церквей и монастырей, освобождавшие их от уплаты налогов и податей. В результате татаро-монгольских «желтых крестоносцев» благословил на Крестовый поход против мусульман не только несторианский Патриарх-Католикос, но и другой Католикос – Патриарх армян-монофизитов.

Попытка армяно-киликийского царя Хетума заключить союз с татаро-монголами, с целью окончательного предотвращения исламской угрозы христианским государствам Переднего Востока, нашла положительный отклик у всех тамошних христиан. Зять царя Хетума, князь Боэмунд Антиохийский, первым из правителей «франкских» государств присоединился к армяно-монгольскому военному союзу. Оба христианских государя со своими войсками (а также православные грузинские воинские контингенты) влились в ряды татаро-монгольской армии вторжения и приняли участие в походе хана Хулагу на мусульман. В качестве награды за верность татаро-монголы возвратили Боэмунду Антиохийскому целый ряд отнятых у него прежде сарацинами городов и замков, в том числе Латакию (Лаодикею), со времен султана Саладина находившуюся под властью мусульман.

Совместный поход христиан (крестоносцев-католиков, армян-монофизитов и православных грузин) в союзе с монголами-несторианами против мусульманской Северной Сирии начался в сентябре 1259 года. После недолгого сопротивления ими был взят город Халеб (Алеппо). В соответствии с монгольской практикой, весь гарнизон и все мусульманское население города были вырезаны (впрочем, согласно некоторым источникам, татаро-монголы, верные своей обычной практике разделять и властвовать, натравливая одну часть своих противников на другую, из мусульман перебили только суннитов, а шиитов пощадили). После алеппской резни по всей магометанской Сирии распространились страх и ужас. Султан Дамаска даже не осмелился защищать свой город от татаро-монголов и в панике бежал в Египет, а перепуганные горожане 1 марта 1260 года без боя (по авторитетному мнению Л.Н. Гумилева – не без боя, а после героического, хотя и непродолжительного, сопротивления) открыли ворота завоевателям. Начиная с 635 года, когда халиф Омар, друг основателя ислама пророка Мухаммеда (Магомета), отвоевал этот город у православной Византийской Империи для мусульман, прошло более шестисот лет, в течение которых ни один христианский государь еще не вступал в Дамаск победителем. Казалось, все татаро-монголы вот-вот примут христианскую веру, как это уже случилось в прошлом с другими воинственными кочевыми народами тюркско-алтайско-монгольского корня – например, венграми (уграми, оногурами, мадьярами), булгарами (праболгарами, протоболгарами) и (в значительной степени) половцами (куманами, кипчаками). Такое знаковое событие, как падение Дамаска, как бы предвещало конец власти ислама над Азией. В Дамаске, как и повсюду в Западной Азии, татаромонгольское завоевание ознаменовало собой начало восстановление позиций местного христианства. Начавшийся процесс возрождения был, однако, прерван и обращен вспять тремя событиями чрезвычайной важности.

Первым из них была последовавшая в 1259 году внезапная смерть каана монголов Менгу, вторым – военное столкновение между татаро-монголами и мамелюкским Египтом, неудачное для татаро-монголов, третьим – головокружительный взлет египетского военачальника Бейбарса, ставшего в скором времени, перешагнув через труп своего предшественника Котуза, новым султаном «страны пирамид». После падения Дамаска татаро-монголы направили в Каир посланника с требованием беспрекословно подчиниться власти своего Великого хана. Однако султан Котуз, выслушав татаро-монгольского посланника, велел, недолго думая, обезглавить его вместе со свитой «за дерзкие речи, не подобающие послу ко двору великого государя». Незадолго перед тем аналогичный поступок с татаро-монгольским посольством стоил царства и головы куда более могущественному мусульманскому государю, сломившему в свое время в Средней Азии власть сельджуков – Хорезмшаху Мухаммеду (знакомому людям моего поколения, прежде всего, по одному из любимых исторических произведений нашего детства – уже цитировавшемуся нами выше историческому роману В.Г. Яна «Чингиз-Хан»). Отныне война татаро-монголов с последней еще не покорившейся им великой исламской державой стала совершенно неизбежной.

Если бы не внезапная смерть каана Менгу, татаро-монгольская конница, насчитывавшая (по сведениям современников, как всегда, несколько преувеличенным) не меньше ста тысяч сабель, при поддержке крестоносцев-католиков, монофизитского армянского войска, православных грузинских отрядов и практически всех христиан Востока, воспрянувших духом в ожидании скорого крушения господства исламского Полумесяца, в короткий срок захватила бы Египет и подавила там всякое сопротивление власти татаро-монголов. Однако смерть каана всех татаро-монголов в корне изменила ситуацию, и Хулагу отреагировал на нее, как в свое время хан Бату, полководец бывшего каана Угедея и покоритель Восточной Европы. Когда Батухан в 1241 году, опустошив Польшу и Нижнюю Силезию, получил известие о смерти каана Кеке Монгол Улуса в далеком Каракоруме-Харахорине и о созыве курултая (Курултай (курилтай, хурал) – совет ханов всех монголо-татарских племен (созывавшийся, в частности, для выборов нового Верховного хана – каана – Кеке Монгол Улуса), он немедленно повернул со своим войском назад в Монголию, чтобы успеть на совете ханов закрепить за свои завоевания за собой и своим родом в качестве удела. Так и Хулагу после смерти Менгухана, также опасаясь за свою власть, с большей частью своих войск отступил на Восток.

Оставшаяся в Сирии часть татаро-монголов, во главе с отважным полководцем Китбугой (найманом, то есть киданем, или кара-китаем, по происхождению), исповедовавшим христианство, сражавшимся под знаменем с изображением Святого Креста (который многие монголы-христиане носили и на шлемах) и повсюду возившим за собой несторианских священников, выступив в так называемый «Желтый Крестовый поход» для освобождения от мусульман Иерусалима, сошлась с мамелюками султана Котуза (которыми командовал его будущий преемник Бейбарс) в битве под Айн-Джалутой (этот топоним означает буквально источник Голиафа – по легенде, именно там филистимский богатырь Голиаф-Джалут был сражен камнем из пращи Давида-Дауда), неподалеку от Наблуса – древнего Сихема (3 сентября 1260 года). Численное превосходство мусульман сыграло на руку мамелюкам. Монгольский военачальник Китбуга был взят сарацинами в плен и, после категорического отказа отречься от Христа, обезглавлен. Вторая битва Бейбарса – уже в качестве султана Египта (за прошедшее время он успел устранить утратившего бдительность Котуза) – с «желтыми крестоносцами», при Хомсе (10 декабря 1260 года), также окончившаяся поражением монголо-татар, лишила их власти над Сирией. Из отрубленных мамелюками голов монгольских батыров Бейбарс велел сложить высокую пирамиду (видимо, в знак уважения к своей новой египетской родине и памятуя о имевшей хождение среди египтян с древнейших времен пословице: «Все на свете боится времени, но время боится пирамид»). Впоследствии, в подражание Бейбарсу, аналогичные пирамиды из отрубленных голов своих побежденных противников возводил в разных частях своей державы отдаленный потомок Чингисхана – другой «Потрясатель Вселенной» (хотя и являвшийся, в отличие своего знаменитого предка, ревностным исповедником суннитской версии ислама) среднеазиатский завоеватель Темир-Аксак-Хан (Тимур, Тамерлан, Тимур-Ленг, Ленк-Тимур то есть «Железный Хромец»). По одной из легенд, Тамерлан (так его преимущественно именовали «франки»), в годы юности был разбит со своим небольшим отрядом врагами (узбеками) и брошен ими в глубокую яму. При этом он сломал ногу. Извлеченный из ямы на свет Божий друзьями, Тамерлан затем хромал всю жизнь (сломанные кости ноги неправильно срослись) и велел оковать себе изувеченную ногу железом (от этого, якобы, и произошло его прозвище – «Железный Хромец»).

Мамелюки, победе которых способствовали и происходившие во многих случаях нападения рыцарей Ордена Храма (храмовниковтамплиеров) на отдельные татаро-монгольские отряды (чем при этом руководствовались ближневосточные тамплиеры, нам неведомо – возможно, желанием отомстить за гибель своих среднеевропейских собратьев по Ордену в битве с татаро-монголами под Лигницей в 1241 году?), окончательно присоединили Сирию к Египту, что ознаменовало начало конца существования не только «франкских» («латинских»), но и вообще всех христианских (например, киликийского Армянского Царства и православной Ромейской Империи) государств на Переднем Востоке. Впрочем, некоторые современники событий и позднейшие историки высказывали сомнения в справедливости выдвигавшихся против сирийского филиала Ордена тамплиеров обвинений в нападении на татаро-монгольских крестоносцев (в общем контексте приписывания рыцарям Храма тайного сговора с мусульманами и измене делу Креста), поскольку как король Иерусалимский, так и папский престол, которому подчинялся весь Орден тамплиеров в целом, был жизненно заинтересован как раз в скорейшем установлении военно-политического союза с татаромонголами.

Особенно усердствовал во всевозможных обвинениях по адресу тамплиеров, как изменников христианскому делу и заклятых врагов всех татаро-монголов – при всем уважении! – Л.Н. Гумилев. Правда, он же указывал, что плененный чехами, разбившими татаро-монголов в сражении при Ольмюце (Оломоуце) в 1241 году монгольский предводитель оказался… рыцарем Ордена тамплиеров по имени Питер, то есть, по-нашему, Петр (или, по-монгольски, «Пета»)! А уж советский исторический романист А.К. Югов в своей любимой всеми нами в детстве дилогии «Ратоборцы» раздул данный эпизод до размеров целой зловещий эпической саги о коварном рыцаре-тамплиере Джоне Урдюе Пете, втершемся по поручению Ордена Храма в доверие к золотоордынскому хану Берке и постоянно настраивавшем хана против благоверного князя Александра Невского (пока князь его не придушил). Чему тут верить? Как говорят, «темна вода во облацех…»

В 1287 году ильхан Аргун, татаро-монгольский хан Персидской орды (потомок Чингисхана и Хулагухана), предпринял еще одну попытку заключить военный союз с «франками» против мусульман. Бар Савма, наместник Католикоса-Патриарха несторианской «Церкви Востока», снабженный ярлыком (грамотой) ильхана Аргуна как его полномочный представитель, был направлен в «земли ромеев» – к французскому королю Филиппу IV Красивому, английскому королю Эдуарду I и к папе римскому Николаю IV – с поручением договориться об организации нового Крестового похода с целью вытеснения мусульман из Палестины и Сирии. Попытки создания антимусульманской коалиции между европейским «Христианским миром» и тататро-монголами, известными своим сочувствием христианам, и угроза нового «Желтого Крестового похода» не замедлили вызвать ответную реакцию со стороны мусульман.

Еще в 1281 году, после смерти хана Абагана, право его сына Аргуна на престол ильханов было оспорено братом покойного Абагана, ханом Тегудером, ставшим орудием в руках мусульман. Тегудер принял ислам под именем Ахмеда и воцарился в 1281 году. Он сразу же обрушил репрессии на своих подданных-христиан, как сторонников Аргуна. А в 1291 году (в который под натиском египетских мамелюков пал последний оплот западных крестоносцев в Земле Воплощения – Акра), после смерти Аргуна, в Персидской орде разгорелась новая междоусобица, в ходе которой погибли ханы-хулагуиды Гейхату и Байду и правители сменяли друг друга со скоростью разноцветных стеклышек в калейдоскопе. Особенно враждебен христианам был эмир Навруз. Несториан грабили и всячески притесняли, превратив немало христианских храмов в мусульманские мечети (подобно тому, как при хане Хулагу в христианские церкви превращали, окропив их предварительно святой водой, мечети Багдада, Дамаска, Халеба и Хомса). В 1295 году воцарился сын Аргуна, Газанхан (бывший правитель Хорасана), безуспешно пытавшийся нормализовать ситуацию, но вынужденный, в конце концов, принять ислам. Христианская «Церковь Востока», пользовавшаяся дотоле покровительством татаро-монголов, известных своей враждебностью к мусульманам, сама стала объектом их вражды. Так оказался упущенным уникальный исторический шанс…

Если бы татаро-монголам удалось прорваться в Египет, то восточнее Марокко очень скоро не осталось бы крупных исламских государств. Мусульмане Азии были слишком многочисленны, чтобы, при тогдашнем уровне развития техники массового уничтожения (несмотря на имевшийся, в частности, у татаро-монголов, хотя и не только у них, богатый опыт в этой области!), быть истребленными поголовно, но, потерпев поражение от тататро-монголов, они наверняка утратили бы свое господствующее положение на Востоке навсегда (или, во всяком случае, надолго). Победа христианина Китбуги послужила бы мощным стимулом развития симпатий всех монголов и татар к христианству. Победа мамелюков над монгольско-христианским войском при Айн-Джалуте превратила их Египетский султанат в сильнейшее государство Ближнего Востока на целых два столетия, вплоть до нашествия упоминавшегося выше среднеазиатского завоевателя и отдаленного потомка монгольского «Священного Воителя» – Тимура (Тамерлана, или Темир-Аксак-Хана) и возникновения турецкой Османской (Оттоманской) Империи. Она положила конец влиянию местных азиатских христиан, усилила позиции мусульманской части населения, ослабила позиции его христианской части (павшей жертвой массовых репрессий со стороны воспрянувших духом мусульман), и тем самым побудила осевших в Западной Азии монголо-татар к принятию ислама.

В данной связи нам представляется не лишенным интереса упомянуть эссе французского историка и исследователя эзотерических учений Филиппа Паруа, посвященное путешествию венецианских купцов из семейства Поло (наиболее известным представителем которого стал Марко Поло) в Центральную Азию, ко двору каана всех монголов Хубилая, в связи с легендой о таинственном царстве пресвитера Иоанна. По авторитетному мнению Филиппа Паруа, высказанному им впервые в эссе «Путешествие семьи Поло и Царство Пресвитера Иоанна» (впервые опубликованном…" на французском языке в журнале «La Regle d‘Abraham», № 1. Avril 1996, а на русском – в альманахе «Волшебная Гора» № IX, М., 2004 (в переводе с французского Виктории Ванюшкиной), в большинстве исторических исследований Царство Пресвитера Иоанна и личность самого Пресвитера Иоанна нередко сводится к некоему мифу или легенде, или даже к простой выдумке. Однако вопрос об этом Царстве и его Царе-Первосвященнике куда важнее, чем это представляется отдельным исследователям (и отдельными исследователями). С традиционной точки зрения, он обретает еще большую значимость, поскольку связан с проблемой Верховного Центра Управления Миром, о котором говорит Рене Генон в своей книге «Царь Мира». Царство Пресвитера Иоанна – это идея, которая владела средневековым Западом на протяжении XII и XIII вв. и сохранялась в умах вплоть до XVII века. Она получила широкое распространение в средневековой Европе благодаря уже упоминавшемуся выше анонимному сочинению, вошедшему в историю под названием «Письма Пресвитера Иоанна», известному во многих версиях на различных языках. Французский хронист Обри де Труа Фонтен датировал появление этого текста 1166 годом, и писал о нем следующее:

«В те времена Иоанн, Царь Индии, обратился к нескольким христианским государям, к Мануилу, Императору Константинополя (имеется в виду восточно-римский (византийский) Император (Василевс) Мануил I Комнин – самый «западный» из православных «ромейских» Самодержцев (Автократоров), и Императору Фридриху (имеется в виду Император (Кайзер) «Священной Римской Империи (германской нации)» Фридрих II Гогенштауфен (Штауфен), прозванный cвоими сторонниками и обожателями (гибеллинами) «чудом мира» (лат.: «ступор мунди», stupor mundi), а своими военно-политическими противниками гвельфами (во главе с папой римским) – «сицилийским султаном» (за терпимое отношение Кайзера Фридриха к мусульманам; гвардия этого римско-германского Императора состояла из пяти тысяч сарацинских конников, для которых он – в самый разгар эпохи Крестовых походов и религиозной нетерпимости! – даже повелел построить мусульманскую мечеть (!) на христианской земле – в итальянском городе Лучеро, в котором его служилые сарацины были расквартированы, с совершенно удивительными посланиями».

Попробуем, на основании нескольких известных нам версий этого письма, дать характеристику Царю-Первосвященнику и его Царству. Прежде всего, Пресвитер Иоанн был Священником (Sacerdos) и Царем (Rex), то есть объединял две функции, жреческую и царскую, в одних руках. Вдобавок, его Царство по описанию напоминает Рай, поскольку в нем течет райская река. Там имеется бесчисленное множество различных животных, съедобных растений, целебных источников, драгоценных камней. Население Царства живет в богатстве и процветании, в гармонии и совершенной чистоте. Пресвитер Иоанн превосходит всех владык мира добродетелью и могуществом, и его величают «potentia e virtute Dei et Domini nostri Jesus Christus dominus dominantium» (искаж. лат.: «Всемогуществом Божьим и властью Господа нашего Иисуса Христа повелитель повелителей»).

В XIII веке было предпринято связанное с этим Царством путешествие, которое заслуживает того, чтобы взглянуть на него поновому.

Речь идет о дальних странствиях венецианского купца и в то же время дворянина (обладавшего даже фамильным гербом с изображением трех лазурных галок на золотом поле), а по некоторым данным – «благородного рыцаря» (хотя неизвестно кем и когда посвященного в рыцари) Марко Поло, его отца и дяди. Поначалу именно Николо, отец Марко – и брат Николо Поло – Маттео (или Маффео) Поло – отправились в путешествие в далекую Азию. Это первое дальнее странствие началось в 1261 году. В 1271 году к своему отцу и дяде присоединился молодой Марко Поло. В 1295 году, спустя приблизительно двадцать четыре года, все три представителя семейства Поло целыми и невредимыми вернулись в Венецию. В 1271 году, когда Поло отправились в свое путешествие, бескрайняя Монгольская Империя простиралась от русских границ до китайского моря. Эта Империя к описываемому времени была формально единой, представляя собой в действительности своеобразную федерацию, состоявшую из четырех царств, или ханств:

1) Персидского ханства (Персидской Орды – государства ильханов-хулагуидов),

2) ханства Золотой Орды (основанного внуком Чингисхана – ханом Батыем, или Батуханом – и расположенного в Поволжье, на юге нынешней России),

3) Туркестанского ханства (Джагатайского, или Чагатайского улуса) и

4) Китайского ханства (Империи Юань).

Владыкой последнего ханства, которому в описываемое время подчинялись все остальные, был Великий хан (каан) Пекина-Ханбалыка Хубилай (Кубилай, Кубилайхан, Кублахан или Кублайхан).

Первое путешествие Маттео и Николо Поло (1261–1265) представляет для нас особый интерес. Прежде всего, стоит обратить внимание на то, что избранный ими маршрут пролегал далеко на север от китайского торгового пути. Поначалу они направились в сторону Булгара на Волге, в новый город Сарай, основанный монгольским ханом Берке, затем двинулись на юг в персидский город Бухару (основанный в глубокой древности на месте буддийского монастыря – «бихары» или «вихары» – и входящий ныне в состав Узбекистана). Там венецианские любители дальних странствий оставались целых три года, занимаясь неизвестно чем (во всяком случае, до нас никаких сведений о цели их пребывания в далекой Бухаре не дошло). И, наконец, объявились у Великого хана!

Удивительной кажется и продолжительность этого путешествия – целых пять лет, затраченных венецианцами на путь, который, согласно торговым путеводителям того времени, караван с вьючными повозками и животными преодолевал самое большее за десять месяцев. Имеет смысл упомянуть и необычную просьбу, с которой каан Хубилай обратился к братьям Поло, попросив их привезти ему… лампадное масло с Иерусалимского Святого Гроба Господня.

Верные взятым на себя обязательствам, братья Поло, по возвращении на Запад, встретившись с папским легатом Гильомом д' Ажаном в Акре и узнав о кончине папы римского Климента, отправились сначала в Венецию, а затем в паломничество в Иерусалим, откуда вернулись с маслом от лампады от Гроба Господня. Перейдем теперь к великому путешествию, совершенному Марко, Николо и Маттео (1271–1295), которое привело их в Пекин (Дада, Ханбалык, Кабалык, Камбалу), ко двору каана Хубилая. В этом случае они также почемуто избрали сложный маршрут, пролегавший через горы и пустыни; причины этого выбора так и остались неизвестными.

Прибыв в каанский стольный град Пекин, Марко Поло и его родственники на протяжении почти двадцати лет служили крупными чиновниками Империи Юань, «missi dominici», в обязанности которых входил надзор за предствителями местной администрации (губернаторами провинций) монгольско-китайской державы Хубилая. Новая миссия, доверенная им кааном Хубилаем, заставила их вновь отправиться на Запад. Венецианцам было поручено сопровождать шестнадцатилетнюю принцессу Кокачин ко двору упоминавшегося нами выше персидского ильхана (хана-хулагуида) Аргуна для заключения брака, что должно было укрепить влияние каана Хубилая на Персидскую орду. Они отправились морским путем из Индии в Ормуз. Выполнив задание, неугомонные венецианцы двинулись в портовый город Трапезунд (Требизон, Трабзон), расположенный на южном берегу Черного моря (являвшийся столицей отдельной, находившейся под правлением потомков византийской Императорской династии Комнинов – или, как они сами без ложной скромности именовали себя – «Великих Комнинов»! – православной греко-кафолической Империи, отделившейся от Восточной Римской Империи после взятия «франками» Константинополя в 1204 году, и с тех пор зависимой не от Царьграда, а от православного Грузинского Царства), затем в Константинополь (столицу восстановленной, хотя и в сильно урезанном виде Византийской Империи под скипетром новой династии Палеологов – или, как их именовали древнерусские летописцы и книжники, «Ветхословцев») и, наконец, в 1295 году прибыли в родную Венецию. Пока Поло путешествовали, в далеком Ханбалыке скончался каан Хубилай. Здесь нам представляется важным подчеркнуть, что маршрут обратного путешествия на Запад, предпринятое братьями Поло через Азию, также отклонялось от Шелкового пути, которым обычно двигались не только венецианские, но и другие итальянские (да и не только итальянские) купцы.