Текст книги "Европейский фашизм в сравнении: 1922-1982"

Поскольку Швеция, некогда бывшая великой державой, после мирного урегулирования спора об Аландских островах не имела каких-либо реваншистских целей, шведские фашисты с их националистической агитацией старались впустую. В Швеции не было также проблемы меньшинств, поскольку саами (лопари) в то время еще не ощущали своей национальной особенности, а евреев – притом полностью ассимилированных – в Швеции было очень мало. И все же антисемитская агитация фашистов имела некоторые последствия.

Начиная с 1929 года в университетских городах возникали демонстрации, в которых принимали участие от 12 000 до 15 000 человек, главным образом студентов. Эти студенты требовали резкого сокращения иммиграции иностранцев, и особенно – с 1933 года – лиц еврейского происхождения, претендовавших в Швеции на академические должности. Эти лозунги, направленные против иностранцев и евреев, были первоначально выдвинуты фашистами, но затем переняты также Юношеской организацией консервативной партии (ЮНСШ, «Sveriges Nationella Ungdomsforbund»), требовавшей, кроме того, запрета всех коммунистических организаций и учреждения сильного корпоративно организованного государства.

Впрочем, далеко не все студенты, протестовавшие по антисемитским и экономическим мотивам против приема еврейских беженцев из Германии, голосовали за фашистские партии. Юношеская организация консервативной партии тоже не была фашистской, хотя в значительной степени ориентировалась на фашистские образцы. И все же эти явления показывают, что идеологическое влияние фашизма в Швеции было несомненно сильнее, чем об этом свидетельствуют число членов фашистских партий и результаты их участия в выборах. Хотя демократический консенсус между шведскими партиями и общественными группировками остался прочным и незыблемым, Швеция не только согласна была вести с «третьим рейхом» активную и выгодную для обеих сторон торговлю, но и занимала ограничительную позицию в вопросе об иммиграции. Когда власти «третьего рейха» изъяли 5 октября 1938 года заграничные паспорта немецких евреев, чтобы пометить их красным знаком «J» [От Jude (нем.) – «еврей». – Прим. перев.], это было сделано лишь после дипломатических переговоров со шведским и швейцарским правительствами. Таким образом, за сохранение демократического консенсуса и за успешное сопротивление фашистской опасности во внутриполитической области шведам пришлось уплатить во внешнеполитическом отношении очень высокую и морально сомнительную цену.

Подобным образом обстояло дело и в Швейцарии. Она тоже соглашалась на сотрудничество с «третьим рейхом», пропуская через страну немецкий военный транспорт и проводя все более ограничительную иммиграционную политику, особенно затрагивавшую еврейских беженцев, часть из которых высылалась обратно в Германию[175]175
  Общие работы по истории Швейцарии: H. von Greyerz. Der Bundesstaat seit 1848 // Handbuch der Schweizer Geschichte. II. Zurich, 19802, 1019—246; E. Bonjour. Geschichte der schweizerischen Neutralitat. Bde. 3-6. Basel, 1967-70; E. Gruner. Die Parteien in der Schweiz. Bern, 19772. К истории фронтов: W. Wolf. Faschismus in der Schweiz. Die Geschichte der Frontenbewegung in der deutschen Schweiz, 1930—1945. Zurich, 1969; B. Glaus. Die Nationale Front. Eine Schweizer faschistische Bewegung 1930—1940. Zurich, 1969; K. – D. Zoberlein. Die Anfange des deutsch-schweizerischen Frontismus. Meisenheim, 1970; B. Glaus. The National Front in Switzerland // Larsen et al. (Eds.). Who Were the Fascists, 467-78.


[Закрыть]. Этот курс частичного приспособления, проводимый, впрочем, параллельно усилиям по вооружению швейцарской армии и усилению обороноспособности страны против угрозы немецкого нападения, соединялся, как и в Швеции, с внутриполитическими мотивами. Правительство Швейцарии пыталось противостоять националистической и антисемитской агитации швейцарских фашистов, влияние которых оно ограничивало энергичными и успешными политическими и административными мерами. В целом ни существование фашистских группировок, ни указанные защитные меры не представляли серьезной угрозы для старой и прочно сложившейся демократической системы Швейцарии. Но, с другой стороны, заслуживает внимания тот факт, что фашизм мог найти сторонников и в такой стране, которая по праву считалась оплотом свободы и демократии в Европе.

После начала мирового экономического кризиса, сильно затронувшего также Швейцарию – безработица дошла в январе 1936 года до 124 000, – здесь также возникла критика демократических учреждений и традиций. При этом вопрос о меньшинствах и национальностях в многоязычной Швейцарии вообще не играл роли. Напротив, в 1938 году в результате референдума ретороманский язык был признан четвертым официальным языком страны. Поскольку в то же время были расширены и защищены языковые и культурные права итальянцев Тессина, Швейцария могла по праву гордиться, как европейская страна, где вопрос о языках и вопрос о меньшинствах были гармонично и образцово решены. Противоречия между буржуазными партиями и социал-демократами тоже были в Швейцарии не столь резко выражены, как в других странах (в то время как коммунистическая партия была небольшой и почти не имела влияния). И все же, несмотря на такое относительное спокойствие во внутриполитической области, даже в Швейцарии обсуждался вопрос, нельзя ли и не следует ли разрешить кризис авторитарными и фашистскими методами.

Во всяком случае, к таким выводам приходили некоторые студенты и преподаватели Цюрихского университета, собиравшиеся с 1930 года в дискуссионном клубе под названием «Новый фронт». Для политического воплощения и осуществления этих выводов один из членов «Нового фронта» по имени Ганс Фонви основал осенью 1930 года политическую организацию «Национальный фронт», издававшую свою газету, где проводились националистические, антидемократические и антисемитские тенденции и установки. Из статей этой газеты, носившей название «Железная метла», видно, что члены «Национального фронта» все более разделяли фашистские и национал-социалистские представления. Когда и в других городах немецкой Швейцарии весной 1933 года возникли различные «фронты», в апреле 1933 года «Новый фронт» и «Национальный фронт» объединились в политическую партию, отчетливо отражавшую в своей идеологии и организации влияние национал-социалистского образца.

Швейцарский «фронтизм» выдвигал антибольшевистские, антисемитские, антисоциалистические и антидемократические цели, призывая возродить идеализированное средневековье и прославляя в романтическом и реакционном духе такие понятия и ценности, как «народ», «отечество», «сословие» и «родная земля». Точно так же «фронтовое движение» следовало немецкому образцу и в организационном отношении. «Фронты» имели обмундированные подразделения, носившие название Harst [«Отряд» (швейцарский диалект немецкого языка). – Прим. перев.] и состоявшие из членов арийского происхождения, приветствовавших друг друга старошвейцарским возгласом «Haarus». В различных предприятиях устраивались ячейки, и был даже учрежден партийный суд. Но, несмотря на официальное провозглашение «принципа фюрерства», этой партии, разделенной на местные и окружные группы, так и не удалось преодолеть повторявшиеся конфликты в ее верхушке. Вначале ее возглавляли целых три фюрера, два из которых происходили из «Нового фронта», а третий – из «Национального фронта».

В области пропаганды партия также переняла фашистский стиль. Это относилось к «окружным партийным съездам», сопровождаемым массовыми собраниями и демонстрациями, и к насильственным столкновениям с политическими противниками. Такая пропаганда привела вначале к некоторым, хотя и небольшим, успехам. На коммунальных выборах в Цюрихе в сентябре 1933 года «Национальный фронт» получил 10 из 125 мест в городском парламенте. В апреле 1935 года он получил на цюрихских кантональных выборах 6 мест из 180. В это время «Национальный фронт» насчитывал, по-видимому, 10 000 членов, происходивших почти исключительно из буржуазии. Если принять во внимание, что социал-демократическая партия Швейцарии, ставшая на выборах осенью 1935 года важнейшей политической силой страны, насчитывала около 50 000 членов, то отсюда видно, что «фронты» превратились в серьезное политическое движение.

Впрочем, с лета 1935 года можно было заметить некоторое обратное развитие. После ряда насильственных столкновений в рабочих округах некоторых городов Немецкой Швейцарии полиция энергично выступила против «Нового фронта». Правительство запретило его юношеской организации и «отрядам» («Нагst») носить мундиры, в том числе принятую движением серую рубашку. В феврале 1934 года в Цюрихском кантоне швейцарский аналог СА был даже полностью запрещен и распущен. Швейцарская общественность также все более отрицательно относилась к «фронтизму», считая его «нешвейцарским», импортированным из-за границы явлением. «Фронты» напрасно пытались задержать отчетливо наметившийся упадок, взбадривая свои организации и заключив соглашение с действовавшим во Французской Швейцарии «Национальным союзом» («Union Nationale»), в котором они обязывались ограничить свои операции немецкоязычными регионами Швейцарии. Но все усилия по разграничению и реорганизации ни к чему не привели. На национальных выборах 1935 года «фронты» получили только одно место – в Цюрихе. На коммунальных выборах в Цюрихе в марте 1938 года и на цюрихских кантональных выборах в марте 1939 года «Национальный фронт» потерял все до тех пор полученные места. Кроме того, с 1936 года в нем возникли резкие внутренние столкновения, которые привели к его расколу на умеренную Швейцарскую социальную рабочую партию («Eidgenossische Soziale Arbeiter-Partei») и радикальный «Союз верных швейцарцев национал-социалистского мировоззрения» («Bund treuer Eidgenossen nationalsozialistischer Weltanschauung»). Впрочем, обе группировки остались совершенно незначительными. После ареста в феврале 1940 года Роберта Тоблера, добившегося тем временем отнюдь не бесспорного руководящего положения во «фронтовом движении», партия большей частью распалась. Наследовавшие ей организации «Швейцарское собрание» («Eidgenossische Sammlung») и «Национальное сообщество» («Nationale Gemeinschaft») остались незначительными сектантскими кружками с общим числом членов не более 3 000. Все же «Национальному сообществу» удалось привлечь к себе также некоторое число рабочих, чего никогда не могли добиться «фронты». Осенью 1943 года мелкие организации, оставшиеся от «фронтового движения», были окончательно запрещены и распущены правительством.

Таким образом, «весна фронтов», ожидавшаяся и внушавшая опасения многим наблюдателям в 1933 году, не состоялась. Подъем «фронтового движения», казавшийся в то время возможным, был предотвращен решительным отпором демократических сил, в частности социал-демократов, и правительства, запретившего швейцарским фашистам шествия в мундирах и собрания, вызывавшие все более резкую критику швейцарской общественности. В этом сыграли роль не только демократические, но и некоторые национальные моменты, поскольку «фронтистов» упрекали прежде всего в «нешвейцарском» подражании иностранным образцам. Такая же судьба постигла и другие, еще менее значительные фашистские движения в междувоенной Европе.

Норвежское «Национальное единение» – между сектой и коллаборационистской партией

Фашистская партия Норвегии никогда не получала на выборах больше 2% поданных голосов». До немецкого нападения на Норвегию «Национальное единение» («Nasjonal Samling») оставалась совсем незначительной фашистской сектой. Положение изменилось, когда немецкий рейхскомиссар Тербовен 25 сентября 1940 года объявил «Национальное единение» единственной законной политической партией Норвегии. Под руководством Видкуна Квислинга «Национальное единение», насчитывавшее в тот момент 57 000 членов – больше, чем было когда-либо голосовавших за нее избирателей, – стало ведущей коллаборационистской партией страны, впрочем, остававшейся в зависимости от немецких оккупационных властей. Таким образом, норвежское «Национальное единение» можно причислить и к фашистским сектам, и к тем крайне трудным для классификации пограничным случаям, о которых пойдет речь в следующем разделе.

В то время как большинство других фашистских движений было основано людьми, почти неизвестными в политической жизни своей страны, – в этом отношении Муссолини, Примо де Ривера, Дорио и Мосли были исключениями – Видкун Квислинг, создавший свое фашистское «Единение», был уже известный, хотя и весьма критикуемый политик. Квислинг провел много времени в России – сначала в качестве норвежского военного атташе, а затем был сотрудником Нансена в программе помощи Красного Креста. По возвращении в Норвегию он присоединился к основанной в 1921 году Крестьянской партии («Bondepartiet»). С мая 1931 до марта 1933 года, когда Крестьянская партия составила правительство меньшинства, он был министром обороны, но должен был уйти в отставку после победы Норвежской рабочей партии на выборах 1933 года.

Затем Квислинг, прежде резко нападавший на Рабочую партию, пытался использовать Крестьянскую партию или хотя бы ее часть в качестве базы для своего «Национального единения». Но эти усилия не имели успеха. Вместо этого Крестьянская партия сблизилась с Рабочей партией и в конечном счете образовала с ней в 1935 году коалиционное правительство. Точно так же не удались Квислингу и попытки привлечь на свою сторону национал-либералов («Frisennede Folkspartiet») и крайне правую, находившуюся под влиянием итальянского фашизма «Отечественную лигу» («Fedrelands-laget»). Когда переговоры с «Организацией крестьянской помощи» («Bygdefolkets Krisehjelp») также не привели к успеху, Квислинг смог принять в свое «Национальное единение» лишь три небольших фашистских группировки, состоявших почти исключительно из студентов. Таким образом, усилия Квислинга создать широкое антисоциалистическое объединение потерпели неудачу.

Его идеология была странной попыткой синтеза демократии, национал-социализма и коммунизма, и в дальнейшем она также находила мало сочувствия. И хотя Квислинг неустанно пропагандировал свою излюбленную идею («Советы без коммунизма»), он все более отчетливо сближался с фашизмом: «Национальное единение» создало, по немецкому образцу, военизированную организацию под названием «Отряды» («Hird») с юношеским подразделением «Молодые отряды» («Smahird»). Проект создания рабочих групп не удался, поскольку «Национальное единение» в значительной степени отказалось от своих мнимо-социалистических требований. Также и другие цели «Национального единства» – националистические, антидемократические, антисоциалистические и – вначале умеренные – антисемитские – не имели у норвежских избирателей почти никакого успеха.

После того как на парламентских выборах в октябре 1933 года «Национальное единение» получило 2,2% поданных голосов – чего не хватило даже на одно место, – на коммунальных выборах 1934 года его доля снизилась до 1,5%, а на парламентских выборах 1936 года до 1,8%. Наконец, на коммунальных выборах 1937 года она составила лишь 0,06%.

Подробный анализ выборов 1933 года, когда «Национальное единение» выставило своих кандидатов в 17 из общего числа 29 избирательных округов, показал, что эта партия получила наибольшую поддержку в северных областях, граничащих с Советским Союзом, а также в сельских регионах Восточной Норвегии. Этот – впрочем, относительный – успех в Восточной Норвегии объясняли тем, что в этих местах с вековой крестьянской культурой и традицией нашла некоторый отклик норвежская версия лозунга «Кровь и почва» – «Дом и семья» (heim og oett). Сверх того, на этом регионе, в значительной степени жившем за счет экспорта, особенно тяжело отразился экономический кризис. Далее, «Национальное единение» могло использовать здесь социальные конфликты между богатыми и бедными крестьянами, а также сельскохозяйственными рабочими, вследствие которых крестьяне отвергали деятельность относительно сильных профсоюзов, находившихся под влиянием коммунистов. Напротив, в западных областях Норвегии «Национальное единение» было крайне слабым, а местами не имело вовсе никакой поддержки, так как здесь не было значительных социальных противоречий, а изолированно жившие весьма религиозно настроенные крестьяне отвергали националистическую пропаганду с «культом викингов», рассматривая его как языческое учение. К этому добавлялось традиционное, но демократически окрашенное недоверие к вмешательству центрального правительства в Осло, переходившее на агитаторов партии, большей частью приезжавших из столицы.

В целом, почти полную неудачу «Национального единения» с его расистской идеологией можно свести к следующим причинам. Хотя Норвегия лишь в 1905 году добилась независимости, разорвав унию со Швецией, то есть национальное государство образовалось здесь очень поздно, это все же не привело к возникновению агрессивного национализма, на который мог бы опереться Квислинг с его пропагандой. Пограничные проблемы со Швецией и спор с Данией по поводу суверенитета над Гренландией были вскоре улажены. Не было и проблемы национальных меньшинств, поскольку у лапландцев (саами) еще не развилось специфическое национальное сознание. А поскольку в 1930 году во всей Швеции было лишь 1 359 евреев и до 1940 года было принято лишь 500 еврейских беженцев, то антисемитизм «Национального единения» также не находил отклика. Точно так же не находили опоры и антидемократические цели норвежской фашистской партии. Парламентская система была введена в Норвегии уже в 80-е годы 19-го столетия. В 1898 году норвежцы получили всеобщее избирательное право для мужчин, а в 1913 году – также для женщин.

Далее, Норвежская рабочая партия стала неотделимой частью общепризнанной парламентской системы. В начале 20-х годов норвежские социалисты были еще весьма радикальны и вследствие этого примкнули к Коммунистическому Интернационалу. Но в 1927 году левое большинство соединилось с меньшинством социалистов, образовавшим еще в 1921 году свою собственную норвежскую социал-демократическую партию. Возникшая таким образом Норвежская социал-демократическая рабочая партия проводила отчетливо выраженную реформистскую политику, между тем как коммунистическая партия осталась слабой и незначительной. Уже в 1928 году Норвежская рабочая партия смогла образовать правительство, впрочем, потерявшее власть в 1931 году. Но в 1935 году был заключен уже упомянутый союз с Крестьянской партией. Этой коалиции удалось преодолеть последствия мирового экономического кризиса (когда 42% организованных трудящихся потеряли работу) и вместе с тем приступить к построению социального государства. Хотя это неизбежно вело к повышению налогов, находившиеся в оппозиции консерваторы (Hoire) по-прежнему не хотели сотрудничать с Квислингом.

Такое положение не изменилось и после оккупации страны немецкими войсками. Напротив, «Национальное единение», сотрудничавшее с немецкими оккупационными властями, было почти единодушно отвергнуто подавляющим большинством норвежского народа, хотя фашистской партии удалось все же привлечь к себе 57 000 членов, что составляло 1,8% населения. Это были главным образом служащие и чиновники, вступавшие в партию по корыстным мотивам, но отчасти полагавшие, что они только таким образом могут воспрепятствовать полному господству немцев в стране. Впрочем, если до 1940 года это была чисто буржуазная партия, то затем число рабочих в ней выросло на 30%, так что за время немецкой оккупации «Национальное единение» превратилось во «внеклассовую» партию. Но такая социальная структура и численность, заметно снизившаяся с 1943 года, не дают ясного представления о характере «Национального единения». Эта партия стала в значительной степени органом немецких оккупационных властей. Возникает вопрос, можно ли вообще причислить такую партию, существенно изменившую свою политическую функцию с 1940 года, к группе фашистских партий, поскольку все они занимали самостоятельное положение. Эта дифференциация между «партией коллаборационистов» и в основном независимой фашистской партией не связана с какими-либо моральными суждениями. Если даже речь идет «только» о партии коллаборантов, то неуместно никакое сочувствие Квислингу, казненному еще в 1945 году, и его последователям, приговоренным к длительным срокам заключения. То же относится к суждениям о «пограничных случаях», рассматриваемых в следующем разделе. Необходимую в таких случаях дифференциацию не следует понимать как стремление в каком-то смысле «улучшить» репутацию режимов, о которых пойдет речь.

Пограничные случаи: Словакия, Польша и Португалия

Словацкую республику, возникшую в марте 1939 года и зависевшую от «защиты» Германии, многие наблюдатели того времени и некоторые исследователи рассматривали как «клерикально-фашистскую диктатуру», сравнивая и отождествляя ее с режимом Дольфуса – фон Шушнига или с хорватским государством усташей[176]176
  О «Словацкой народной партии» и режиме Тисо: У. Jelinek. Hlinka's Slovak People's Party 1933-45. Bloomington, 1966; Id. Clergy and Fascism: The Hlinka Party in Slovakia and the Croatian Ustasha Movement // Larsen et al. (Eds.). Who Were the Fascists, 367-78. Вообще об истории Чехословакии: J. Hoensch. Geschichte der Tschechoslowakischen Republik 1918 bis 1965. Stuttgart, 19782; H. Dress. Slowakei und die faschistische Neuordnung Europas. Berlin, 1972; G. Rhode. Die Tschechoslowakei von der Unabhangigkeitserklarung bis zum «Prager Fruhling» 1918—1968 // Schieder (Hg.). Handbuch. Bd. 7, 920-77, особенно 922^4.


[Закрыть]. Чтобы проверить этот тезис, надо начать с краткого очерка истории Чехословацкой республики начиная с 1918 года, и в частности, ее словацкой части.

Чехословацкая республика, провозглашенная в октябре 1918 года, была государством, составленным из нескольких наций. Наряду с меньшинствами венгров, немцев и поляков словаки также занимали по отношению к центральному правительству неприязненную позицию, поскольку не получили требуемой ими автономии. Но все же Словацкая народная партия, основанная в декабре 1918 года католическим священником Андреем Глинкой, носившая подчеркнуто католический характер и поддерживаемая на выборах более чем 50% словаков, вошла в 1926 году в «общенациональную коалицию», в которой участвовали вместе с чешскими партиями и партии немецкого меньшинства.

Но когда один из лидеров Словацкой народной партии Войтех Тука, создавший военизированный «хеймвер» («Rodobrana»), был осужден на 5 лет заключения за государственную измену, Словацкая народная партия вышла из этой «общенациональной коалиции». Далее, когда в августе 1933 года патер Глинка воспользовался празднованием 1100-й годовщины крещения словаков (на век раньше чехов!), чтобы энергично выступить за автономию Словакии, чешские партии уже не были готовы к компромиссу. При этом ведущие чешские партии – национал-демократы и аграрии, – по-видимому, в некоторой степени считались и с «Фашистской общиной», партией, основанной в 1925 году генералом Гайдой, выражавшей крайне националистические, антинемецкие и антисемитские установки, хотя и получавшей на выборах не больше б мест.

В дальнейшем возникло прямое и косвенное сотрудничество Словацкой народной партии с Судетско-немецкой партией (ранее называвшейся Судетско-немецким Отечественным фронтом), которая под руководством Конрада Генлейна фактически стала составной частью НСДАП. После аннексии Судетской области «третьим рейхом» чехи и словаки все же готовы были к компромиссу. «Остаточная Чехословакия» была преобразована в федеративное государство. Поскольку в ведении пражского центрального правительства оставались только внешняя политика, оборона и финансы, Йозеф Тисо, занявший в 1938 году место умершего Глинки, фактически мог управлять словацкой частью страны как независимый словацкий премьер-министр. Но 9 марта 1939 года чехословацкий президент Гаха приказал сместить правительство Тисо и распустить «Гвардию Глинки», занявшую место «Родобраны» (хеймвера). После этого Тисо был вызван в Берлин, и Гитлер потребовал от него провозгласить независимую Словакию. За этим последовал разгром «остаточной Чехии», превращенной 16 марта 1939 года в «протекторат Богемия и Моравия». Возникшая по милости Гитлера Словацкая республика должна была заключить 18 марта 1939 года «договор о защите» с Германской империей. Хотя некоторые страны, в том числе Швейцария, Польша и Советский Союз, признали это новое «государство», Словацкая республика была и осталась зависимым от Германии государством-сателлитом. Хотя она и не была вначале оккупирована немецкими войсками, ее внешнюю и внутреннюю политику, по существу, определял Гитлер, а формировали ее немецкие «советники». Тисо, оставшийся главой государства, имел, правда, больше власти, чем Квислинг, но Словакия настолько зависела от Германии, что уже по этой причине установленный в ней авторитарный режим вряд ли можно рассматривать как самостоятельную «клерикально-фашистскую» диктатуру. Впрочем, против такой характеристики говорят и другие внутриполитические условия.

Бесспорно, что устроенная Тукой и Сано Махом «Гвардия Глинки», ставшая после запрещения и роспуска всех других партий единственной политической организацией страны, носила фашистский характер. «Гвардия Глинки», куда входили, кроме интеллигентов и деклассированных элементов словацкого общества, также некоторые молодые священники, выдвигала радикальные националистические и антисемитские цели. По инициативе руководителя ее пропаганды Сано Маха уже 18 апреля 1939 года был издан по немецкому образцу весьма ограничительный закон о евреях, впрочем, не применявшийся к евреям, обращенным в христианство. Но хотя Тука стал в конце концов премьер-министром, а Мах – министром внутренних дел, Тисо мог в качестве президента оказывать некоторое влияние в направлении умеренности. Он опирался во внутренней политике на католическую церковь, оказывавшую сильнейшее влияние на воспитание и законодательство. И хотя радикальная «Гвардия Глинки» неоднократно выступала при поддержке СС против могущества и влияния католической церкви, Гитлер все же из политических соображений держал сторону Тисо. Жесткая авторитарная политика Тисо была направлена не только против евреев, которые подвергались преследованиям и в конце концов были депортированы, но также против протестантов, православных и христианских сектантов. Поскольку «Гвардия Глинки», при всем ее влиянии, не допускалась к власти, режим Тисо можно рассматривать как тоталитарную диктатуру клерикального толка, в значительной степени зависевшую от Германии.

Поэтому словацкий режим сателлита Германии нельзя считать фашистской диктатурой, в отличие от хорватского государства усташей. В то время как в Хорватии с согласия Германии и католической церкви управляла фашистская партия, Тисо, опираясь на поддержку «третьего рейха» и католической церкви, сумел не допустить к власти фашистскую «Гвардию Глинки».

После словацкого национального восстания, вспыхнувшего 28 августа 1944 года и окончательно подавленного лишь 28 октября вмешательством немецкой армии, Словакия была оккупирована и находилась под полным господством Германии. Хотя в восстании участвовало 20 000 солдат и 2 500 партизан, словаки в конечном счете не смогли свергнуть авторитарный «спутниковый» режим Тисо без помощи извне.

Польский режим Пилсудского также рассматривался некоторыми исследователями и многими современниками как фашистский[177]177
  Общие работы о польской истории в межвоенное время: H. Roos. Geschichte der polnischen Nation 1916—1960. Stuttgart, 19642; G. Rhode. Geschichte Polens. Darmstadt, 19793; E. D. Wynot. Polish Politics in Transition. The Camp of National Unity and the Struggle of Power 1935—1939. Athens, 1974; N. Davies. God's Playground. A History of Poland. Vol. 2. Oxford, 1981. О националистических течениях: F. Golczewski. Das Deutschlandbild der Polen 1918—1939. Dusseldorf, 1974. О проблеме фашизма: H. Wereszycki. Fascism and Poland // Sugar (Ed.). Fascism, 85-91; P. S. Wandycz. Fascism in Poland // Ibid., 92-98. О польском сопротивлении немецкой оккупации: M. Broszat. Nationalsozialistische Polenpolitik. Stuttgart, 1961; Ch. Kle?mann. Die Selbstbehauptung einer Nation. Nationalsozialistische Kulturpolitik und polnische Widerstandsbewegung im Generalgouvernement (1939—1945). Dusseldorf, 1971.


[Закрыть]. В этом вопросе коминтерновские теоретики сходились с Троцким, с такими оппозиционными коммунистами, как Тальгей-мер, и даже с такими социал-демократами, как Боркенау и Гур-ланд. При этом коммунисты ссылались на режим Пилсудского для обоснования своего тезиса о «социал-фашизме», поскольку этот «фашист» раньше был социалистом и поскольку польские социалисты поддержали его государственный переворот в мае 1926 года. После 1945 года эта официальная партийная доктрина не пересматривалась ни в Советском Союзе, ни в Польше, а попросту замалчивалась. При этом сыграло свою роль еще и то обстоятельство, что вождь той польской политической партии, которую можно однозначно считать фашистской, после 1945 года занял видное место в польском партийном и государственном аппарате. Это был руководитель верной режиму католической организации «Pax»[178]178
  «Мир» (лат.). – Прим. перев.


[Закрыть] Болеслав Пясецкий. Но прежде чем перейти к нему и к его «Национально-радикальному лагерю Фаланга», надо решить, действительно ли режим Пилсудского можно рассматривать как фашистский.

Польская республика, возникшая уже 16 октября 1918 года, то есть еще до окончательного поражения Германии, обязана была своим существованием тому «счастливому случаю», что все три державы, делившие между собой Польшу – Германия, Австрия и Россия, – оказались втянутыми в войну, которую они в конце концов проиграли. Границы нового польского государства были установлены не только Версальской мирной конференцией. В действительности они становились «свершившимся фактом» и до, и после подписания Версальского договора 28 июня 1919 года благодаря успешным действиям вновь возникшей польской армии. Так обстояло дело с Верхней Силезией, которая после трех польских восстаний была разделена 21 октября 1921 года, несмотря на то, что в плебисците 20 марта 1920 года 60% ее населения высказалось за Германию. Далее, была аннексирована столица Литвы Вильно, и были присоединены украинские и белорусские территории на востоке, от которых Советский Союз отказался по Рижскому миру 18 марта 1921 года. Этому предшествовала русско-польская война, начавшаяся маршем польской армии на Киев в апреле 1920 года и завершившаяся сокрушительным поражением Красной Армии у ворот Варшавы в августе 1920 года.

Эта победа была заслугой Юзефа Пилсудского, ставшего 20 февраля 1919 года главнокомандующим армии и главой государства. После того как выборы 5 ноября 1922 года выиграла Национально-демократическая партия его конкурента Романа Дмовско-го, Пилсудский вначале отошел от политической жизни. Но неустойчивая парламентская система Польши не в состоянии была справиться с экономическими и внутриполитическими проблемами нового государства – с сентября 1921 до октября 1922 года сменилось не менее четырех правительств. К этим проблемам относился прежде всего настоятельно важный аграрный вопрос, который не был решен, поскольку провозглашенная земельная реформа по существу была проведена лишь в центральных и западных регионах Польши, тогда как в восточных областях земли польских крупных землевладельцев, господствовавших над украинскими и белорусскими крестьянами, не были отчуждены. Это было связано главным образом с проблемой национальностей, поскольку население Польши более чем на 31% (а предположительно даже на 40%) состояло из других наций: украинцы и белорусы составляли 25%, евреи – 12% и немцы – 3% населения. Хотя на Версальской мирной конференции Польша обязалась гарантировать каждому меньшинству его права, она осуществляла по отношению к немцам, евреям, украинцам и белорусам все более жесткую политику полонизации.

12 мая 1926 года произошел государственный переворот Пилсудского, стоивший многочисленных жертв, но поддержанный польскими социалистами, при терпимом отношении небольшой Коммунистической партии Польши. Пилсудский выступил с притязанием провести «оздоровление» (sanacja) демократической системы Польши, поскольку бескомпромиссная позиция отдельных партий сделала ее функционирование неэффективным. Пилсудский учредил «моральную диктатуру», на первых порах умеренную. Партии не были запрещены, и в 1928 году состоялись еще свободные выборы, принесшие тяжкое поражение национал-демократам: они получили 37 мест вместо прежних 100, тогда как Крестьянская партия получила 21 место вместо 53; социалисты же смогли увеличить свое представительство с 41 до 63 мест. В октябре 1929 года левые партии и центр заключили союз под названием «Центролев», располагавший 180 местами, и тем самым стали в Сейме относительным большинством. Возникла борьба между исполнительной властью и оппозиционными партиями, овладевшими парламентом. Пилсудский разрешил этот конфликт, арестовав 88 депутатов сейма от «Центролева» и заключив их в Брест-Литовскую крепость, где они были подвергнуты унижениям и пыткам. Эта политика устрашения привела к цели. На «выборах» 16 ноября 1930 года, где многие оппозиционные депутаты не могли выставить свою кандидатуру или были ограничены в своей деятельности, правительственный блок получил 243 места из общего числа 444. Наконец, в январе 1935 года была издана новая конституция, полностью отменявшая парламентско-демократическую систему. Вместо нее была установлена авторитарная военная диктатура, скроенная по мерке Пилсудского, но все же не фашистская.