Текст книги "Циян. Сказки тени"

Ида отпрянула от цепи, спрыгнув с колен Цена, и поймала кусок сырого мяса, тут же сунув его в зубы и довольно мурлыкнув. Кажется, она проглотила его даже не жуя.

– Сам не мог, братец? Теперь не улетит, пока на нём эта цепь.

– Это… это тёмное колдовство… – беспомощно залепетал Тао, обнимая себя, но его никто не слушал.

– Да разве я так сумею? – Цен взъерошил гриву рыжих волос. – Хитрости, узлы и перекрестья – это по твоей части. Что ж… – Он отпустил цепь и покосился на Тао. Тот тут же попытался взмахнуть крыльями, но не смог. Что-то действительно тянуло его к земле, перехватывало горло удавкой, и он захрипел, прекращая попытки. Тао призвал на помощь ветер, но в ушах тут же зазвенели слова Иды, потусторонним эхом повторяя странную историю всё громче и громче, пока Тао не схватился за уши и не осел на землю, оглушённый голосом, который переходил на крик и слышен был только ему одному. Стоило Тао прекратить, как и шум стал затихать. Тяжело дыша, он устало посмотрел на Иду.

– Кто ты такая?

– Первая. – Ида подобралась к нему, где-то уже подхватив второй кусок мяса, и затолкала его Тао прямо в рот. – Ешь, дэв. Другой еды нет, голодать – плохо. Ты забавный. – Ида оглянулась на Цена. – Можно мы будем дружить?

– Ты у него спроси, – хохотнул Цен и поднялся, разминая руки. – Раз уж ты вернулась, пора отправляться в Сораан.

– Соскучился по Заану?

– Если бы. Порой мне кажется, что я слышу его чаще, чем себя. – Отмахнулся Цен. – Домой хочу. Я этими плясками вдоль границы сыт по горло, поохотились – и довольно, пора бы и честь знать. Тебе тоже стоит отдыхать, знаешь ли.

– Я тебя старше, между прочим.

– И до сих пор не выросла. – Цен улыбнулся во все клыки, запутал чёрные когти в волосах Иды. – Это чтобы я тебя на плечах носил, да?

– Ну, такой здоровяк точно не развалится… – Ида задумчиво смотрела, как Тао пытается не задохнуться от куска мяса, и держала холодную ладошку у его рта, чтобы тот не выплюнул угощение. Когда Тао наконец проглотил, у него даже слёзы на глазах выступили, но Ида лишь безучастно наблюдала за ним. Она схватила мальчика за руку и потащила куда-то в сторону.

– Пойдём, послушаешь сказки.

– Какие сказки? – Тао уже ничего не понимал и устал возмущаться.

– Сказки Тени. Мы всегда рассказываем сказки о добыче, которую нам довелось поймать. Может, когда-нибудь и о тебе расскажем. – Ида уже тянула его в один из шатров. – Люди погибают не просто так. Мы вспоминаем тень, что прорастает в них, толкая в пропасть. Лучше всего, кстати, получается у Цена. Мы даже лица собираем.

– Лица?

– Ага. Самые разные. – Ида заулыбалась. – Старшим не любая добыча подходит, слабая душа не насытит. Хотя Раал тоже интересно рассказывает, а ведь ему много не надо. Впрочем, он тоже умеет находить в простых людях любопытные вещи. Может, ему стоит научить и тебя?

Тао казалось, Первая сделала что-то большее, чем заговор на цепи. Его чувства словно померкли, её слова не отзывались болью в душе, хотя она называла добычей живых существ. Он невольно вспомнил о колдовстве Юнсана в чайном домике, когда тот погасил истерику Тао. Это было… очень похоже, но по-другому. Страшно.

– И что же нужно Старшим?

В конце концов, он может узнать что-то новое.

– Особенные. Яркие и важные, те, кто сгорит красиво и медленно. Ты сам поймёшь. – Ида затащила его в шатёр и упала на цветастый настил из узорчатого расписного шёлка.

– А как же сборы?

– Одно другому не мешает. Братья будут собираться и рассказывать. Ты не слышишь наших голосов – ты же не асура. Но я перескажу. И это будет ещё одна тайна. – Ида как-то странно оскалилась. Цепь, которую накинули на Тао, волочилась по земле, и дэву показалось, что от слов Иды она стала ещё тяжелее.

И он вовсе не был уверен, что хочет узнать тайны Первой.

11. Ласточка и мышь

Дэмин упёрся лбом в стену и жалобно заскулил.

Зачем цзюэ[5]5
  Цзюэ – знать; определялась исключительно происхождением, кроме тех случаев, когда император возводил представителя какого-либо рода в титул.


[Закрыть] – высшей знати – сдалось его имя, он совершенно не понимал. Но слова этот Кан говорил опасные, ещё и громко, хотя переулок и казался пустым. Дэмин не хотел наживать лишних проблем, его жизнь и без того была ими переполнена. Но что ты сделаешь, когда сам ростом с десятилетнего, а к твоему горлу приставлен острый кинжал?

– Господин… О чём вы, господин? – опустив голову, едва слышно зашептал он. – Помилуйте, умоляю вас, помилуйте, цзюэ всегда были благосклонны…

О, он прекрасно умел реветь и изображать несчастного сироту. А ещё бить в спину, отнимать еду у соседа по переулку и драться за последнюю корку хлеба, сжимая самодельный нож тонкими детскими пальцами. Этот Цинь вёл себя, говорил и выглядел, как очередной лощёный холуй. Дэмину же просто нужен был кошель. Дэмин не чувствовал ужаса, страха или трепета перед гостем их квартала, только отстранённо вспоминал, что фамилию, которую назвал знатный выродок, мать приписывала его отцу.

По крайней мере одному из первой десятки предполагаемых. Ну приписывала и приписывала, от её пьяных бредней никогда не было толку.

Чего этот Цинь хочет? Отрубить ему руку, как вору? Стража даже внимания не обратит, разве что похвалит за бдительность. Сжечь, как проклятого? Если он – сын шэнми, можно сыграть на том, что его отец тоже проклят, разжалобить…

Так что же? Что?

Цинь держал его крепко. Но Дэмин почувствовал ту секунду, когда хватка должна была ослабнуть. Он уже готов был вырваться, но сдержал себя. Бездна! И что же ему есть, если он выживет? Отрубят руку – калекой тоже не протянуть. Плохо.

Пока он размышлял, цзюэ вдруг схватил его за волосы и приложил об стену так, что боль оглушила Дэмина, а зрение опасно поплыло. Он не успел рвануться в сторону, хотя и почувствовал: его отпустили. Убьёт. Точно убьёт.

Но вместо следующего удара в него полетело что-то небольшое, размером с камень, стукнуло в бок. Цинь отступил на шаг, внимательно следя за Дэмином и не убирая кинжала. Не настолько туп, чтобы опустить оружие. Играет с ним?

– Тебя никто не любит. И никогда не будет, – сказал Цинь холодным, задумчивым голосом, наблюдая, как Дэмин подхватывает с земли кисет. Не тот кошель, что он пытался своровать, а второй, с личными деньгами. Там было не так уж и много, но…

– Скорее всего, ты умрёшь в этой дыре. Бездна заставит людей отвернуться от тебя. Проваливай и помни, что знать милосердна.

Дважды повторять не потребовалось.

Кан мог поклясться, что оборванец растворился в воздухе вместе с подачкой, хотя и приложил он его сильно. На самом деле Кан не хотел его бить, но ещё больше не хотел получить укус или ответный удар – от такого вполне стоило ожидать. Мда…

Он потёр затылок и оглянулся, пытаясь вспомнить, где та лавка, куда просил заглянуть отец. Ну и дыра! И этот… В любой другой ситуации он бы отрубил ему руку, даже не задумываясь, но в незнакомом мальчишке – брошенном, голодном и нищем – Кан на секунду увидел себя. Он как никто знал, что ждёт проклятого, а это Небом забытое место совсем не похоже на уютный дом семьи Цинь. Здесь и спрятаться-то негде, а Дэмина будут ненавидеть, не зная, почему; могут и вовсе сжечь народным судом, если он себя выдаст.

Долго он не проживёт – и это почему-то тронуло Кана. Такая судьба ждала бы отца, если бы ему не посчастливилось родиться в знатной семье?

Кан ускорил шаг, задумавшись над одной очень странной идей.

* * *

Дэмин не поверил своим глазам.

Спустя несколько дней Цинь вернулся. Это был всё тот же цзюэ, которому хватило ума, чтобы поймать его за руку, а затем хватило глупости, чтобы швырнуть кошелёк. Причин такого поступка Дэмин так и не понял, но, честно говоря, это его совершенно не беспокоило. Гораздо важнее принести добычу старшим и преподнести её должным образом. Теперь у него была работа и защита, а значит, голодная смерть откладывалась на неопределённый срок.

Но Цинь пришёл в тот же квартал, в то же время и явно кого-то искал. Дэмин наблюдал за ним издалека, прячась в тенях, и чуть не выругался, когда они встретились взглядами. Если Цинь пришёл поймать его, то теперь точно сдаст патрулю стражи. Дэмин перелез через узкий пролом в стене, стремительно бросился в соседний переулок и не выглядывал оттуда до тех пор, пока цзюэ не ушёл. Однако на том месте, где Цинь его заметил, Дэмин обнаружил свёрток.

Быстро схватив его и утащив подальше от опасного места, под льняной тканью и мотком бечевы он нашёл хлеб: свежий, белый, пахнущий так невероятно, что сомнений не оставалось – приготовили его только сегодня. Когда Дэмин приоткрыл разломленный пополам хлеб, то так и сел на пол в своей конуре: внутри пряталось самое настоящее мясо. Хвала Небу, матери больше нет, потому что делиться таким сокровищем он не хотел.

Ни с кем. Никогда в жизни.

У него чуть рассудок не помутился. Рот тут же наполнился слюной: так сладко, так вкусно и маняще пахло мясо – просто невыносимо. Но Дэмин сдержался, завернул угощение обратно в лён и затянул бечеву покрепче.

Нельзя.

Никому нельзя верить.

Нельзя брать из чужой руки, нельзя есть всё, что подбираешь с пола. Нельзя, даже когда умираешь с голоду. У Дэмина не было наставников. Он на своей шкуре испытывал правила, которые нужно соблюдать, чтобы выжить на улице, и усвоил их очень хорошо.

Дэмин стиснул зубы, в последний раз взглянул на свёрток и спрятал его подальше – спрятал до тех пор, пока запах не выветрится, чтобы никто не пришёл разузнать, каким богатством он разжился. Мясо он достанет и продаст, а свежий хлеб можно обменять на целую меру риса.

Дэмин даже не знал, когда родился. Но не будь он так осторожен, сегодня был бы прекрасный день, чтобы назначить его своим днём рождения.

* * *

Вернувшись из бедняцкого района, Кан заглянул к Вэю на постоялый двор – своей резиденции у Чжанов в столице не было, да и нужна ли она тем, кто круглый год живёт на юге и не собирается переезжать из родного дома на лето? Цинь помнил их последний разговор, но он обещал Сюин познакомить её с новым другом (правда, мнения этого самого друга никто не спрашивал). Впрочем, судя по тому, как безучастно Вэй валялся на кровати и курил трубку, Кан не отвлекал его от важных дел.

Вздохнув, Кан опёрся о дверной косяк и помахал рукой.

– И долго ты собираешься здесь разлагаться?

– До тех пор, пока не придёт какой-нибудь надоедливый столичный. – Вэй выдохнул клуб дыма и покосился на Кана. – Какая часть фразы «дай времени время» тебе не понятна?

– Сестре моей скажи. – Кан тяжело вздохнул. – Слушай, пойдём, заглянешь к нам в гости? Она меня сожрёт, если я тебя не приведу.

– С чего это?

– Ну… Не то чтобы у неё было больше друзей, чем у меня. Да и не дело тебе тут одному пропадать. Почему домой не собираешься?

– Не хочу.

– Видеться с братьями?

– Говорить о Дэлуне. – Вэй сделал ещё один вдох и выпустил колечко дыма. – Нас всегда было много, но он для нас с Цзяном был по-настоящему старшим братом. Вроде как союз неудачников: дети, которым ничего не достанется. Всегда в стороне. Понимаешь?

– Да… Вэй… – Кан подошёл поближе и навис над ним. – Я не Дэлун, но он точно был бы недоволен, если бы ты сидел и хоронил себя здесь. Пойдём. Ты же хотел посмотреть, как живёт семья шэнми.

– Уже насмотрелся при Хунха, спасибо.

– Обещаю, там не будет никаких демонов. Если только не считать Сюин – она вечно меня по дому за уши таскает.

– Подкупаешь представлением «Цинь-младший унижается перед девочкой»?

– Вроде того. Пойдём, хватит.

– А, Бездна с тобой, не отстанешь же!

К счастью для Кана, по дороге они не наткнулись ни на кого из его «друзей» детства, а дом встретил гостей тишиной и уютом: отец снова растворился в череде придворных интриг и специальных поручений Императора, а матушка что-то вышивала. В первые мгновения Вэю могло показаться, что резиденция рода Цинь ничем не отличается от любого другого дома высокопоставленной столичной семьи – те же стражники, ворота, слуги, резьба по дереву и дорогая черепица на крыше. Но стоило зайти во двор, как…

Увлечение Сюин модой Калирама переходило всякие приличные границы. Сестра выбежала навстречу, и Кан закатил глаза: ещё бы глаза выкрасила каким-нибудь тёмным порошком из тех, что используют девочки, чтобы казаться красивее, честное слово! Зелёный шёлковый наряд из шаровар и туники, подобранный в цвета Империи Хань, дополняла накидка, наброшенная на плечи, и несколько десятков браслетов на руках. Длинные волосы Сюин заплела во множество косичек, собрав почти все в хвост. Скоро она так и в люди начнёт выходить, если отец её не остановит, а могла бы и сари выбрать для разнообразия, раз уж так увлекается западными странами. Но Вэя, кажется, Сюин уже впечатлила – он замер, переводя взгляд с брата на сестру.

– Сюин, это…

– Вэй, верно? Ты – тот, кого брат обыграл и заставил быть слугой на неделю!

Вэй недовольно покосился на Кана, но тот примирительно поднял руки вверх:

– Ну было же.

– Мог бы и не рассказ… – Вэй замялся, но решил начать сначала и поклонился Сюин. – Да, я Чжан Вэй, младший из…

– Ой, оставь это отцу, если его каким-то чудом занесёт домой. – Сюин подскочила к гостю, бесцеремонно схватила его за руку и потянула за собой вглубь двора. – Пойдём, великий воин, спорим, что я тебя тоже обыграю?

– Я не… Что она… Кан?

– Ничего не знаю. Страдай.

Лицо Кана выражало искреннее, непередаваемое облегчение, что сегодня на его месте оказался кто-то другой. Но долг старшего брата обязывал его следовать за этими двумя.

– Матушка! Матушка, у нас гость! Кан привёл того мальчишку, что напился перед боем!

– Кан!

– Ну было же…

* * *

Они провели время вместе до заката, и это было… забавно.

Кан и Сюин посмеивались над Вэем, который шарахался от самых безобидных, на их взгляд, вещей. Он не был привычен ни к мётлам, что убираются сами по себе, ни к летающим блюдам, любезно поданным к ужину самой госпожой Цинь.

Сюин, как и обещала, обыграла Вэя в сянци – с разгромом и победным кличем. Она болтала с мальчишками обо всём: от слухов, что Кан пропустил в кругу детей придворных сановников, пока был в походе, до рассуждений о последней военной кампании, в которой участвовал её отец. Сюин заставила Вэя съесть несколько столичных деликатесов и пообещала в следующий раз положить его на лопатки на тренировке, если, конечно, у него хватит мужества драться с ней. Вэй краснел, отвечал невпопад и, кажется, совсем не старался выигрывать, но, к облегчению Кана, хоть немного повеселел. Чтобы закрепить результат, Кан расстарался влить в него столько байцзю, сколько смог. Их гость не сопротивлялся, а через пару пиал уже Кан и Сюин, раскрыв рты, слушали болтовню Вэя о южных ящерах, лавролистных лесах и папоротниках, вязкой хурме и бумажных деревьях. Сюин попробовала раскурить трубку, к которой братья Чжан приучили Кана, закашлялась и обозвала их обоих дураками, ничего не понимающими в том, как нужно себя травить.

Близилась ночь, и Кан повёл Вэя к постоялому двору, категорически не приняв уверений в том, что тот сможет сам добраться до дома, будь он хоть трижды пьян.

Вэй шагал по улице, вымощенной гранитными плитами, и зачарованно смотрел на закатное небо.

– Она точно летящая ласточка!

– Что?

– Сюин. Ты не замечал? Живёшь с ней под одной крышей.

– Вэй…

Кану стало как-то неловко.

– А зубы? Ты видел, какие у неё зубы? Точно белая морская раковина!

– Скорее, как у акулы, один раз она меня укусила в детстве, и…

– А её наряды! Ей так идёт этот западный шик!

– Ты в порядке?

– Она затмит луну и посрамит цветы, Кан…

– Я даже не знаю, должен ли я тебе врезать или отвести к лекарю. Ты слишком долго пробыл у нас дома – может, проклятье отца на тебя подействовало, и…

– Даже страх перед шэнми не остановит меня от того, чтобы увидеть её ещё хотя бы один раз!

– … и высосало остатки мозгов. Ну, или это байцзю.

– Ничего ты не понимаешь.

– Я понимаю, что мне стыдно идти с тобой по одной улице, но ты слишком пьян, южанин.

Это была худшая идея из всех, что приходили ему в голову, но Кан об этом даже не задумывался.

Сколько он себя помнил, отец твердил, что люди не должны сами выбирать себе супругов. Любовь, как сама природа, изменчива, недолговечна и безрассудна, а правильный брак мог спасти их семью.

* * *

Время шло, а Цинь появлялся в бедняцком квартале всё чаще и чаще…

Каждый раз он приносил свёртки, оставляя их в одно и то же время в одном и том же месте. Дэмин дары подбирал и, конечно, благодарил Небо, пославшее ему доброго идиота, но о причинах внезапной щедрости не мог и гадать. Однако спустя несколько дней он заметил, что Цинь не ушёл, а остался на месте.

Дэмин даже не шелохнулся. Тогда цзюэ тяжело вздохнул и поднял руки вверх.

– Если выйдешь поговорить, обещаю оставить денег.

Опасно. Он должен был что-то задумать, этот Цинь.

С другой стороны, он отличался полным отсутствием мозга – возможно, тот заплыл жиром, пока он поглощал яства с господской кухни. Если Цинь снова швырнёт в него кошелёк, то Дэмин сохранит добычу до худших времён… К тому же всегда можно скрыться, главное – не подходить на расстояние вытянутой руки.

Взвесив все за и против, Дэмин решился.

– Зачем? – вполголоса спросил он, выглянув из переулка.

Маленький, тощий и костлявый, Дэмин наверняка казался бледной мышью с подозрительным взглядом, но от той пустоты, что отражалась в глазах мальчишки, становилось как-то не по себе.

– Прихоть, – честно признался Кан, не опуская рук, но и не отводя взгляда. – Тебе известно, кто мой отец?

– Всем известно. Придворный шэнми.

Дэмин сделал шаг вперёд и остановился у невидимой границы, которую не собирался переступать.

– Именно. Знаешь, что общего между ним и тобой?

– Ничего.

– Неверно. – Цинь вздохнул, оглянувшись. – Здесь можно говорить?

– Господин обеспокоен безопасностью? – Дэмин нахмурился, тщательно подбирая слова.

– Твоей безопасностью.

– Знать милосердна. Я помню. – В тихом голосе не было и тени иронии, но Дэмин мысленно закатил глаза, думая о том, что этот болван уже сделал всё, чтобы их заметили. Стоило разжалобить его на милостыню хотя бы затем, чтобы эта авантюра окупилась. – Если господин взволнован, то может оставить что-нибудь, чтобы раб объяснил, зачем говорит с ним.

– То есть предыдущего подарка тебе было мало?

– Раб не смеет требовать.

Цинь вздохнул и кивнул, последовав за Дэмином, который тут же перескочил через гниющие дощатые мостки и свернул в другой переулок, ещё темнее предыдущего. Солнце почти не проникало в эту часть города – извилистые улицы были настолько узки, что преграждали путь свету, а в летний сезон местные жители укрывали их холстами, циновками и тонкими досками, спасаясь от дождя и жары.

Они всё так же держались на расстоянии друг от друга, но, остановившись, Дэмин поймал несколько монет и остановился, внимательно рассматривая Циня.

– Ты знаешь, что ты проклят?

– Мать часто называла меня проклятьем, господин.

– И всё же… – Цинь присел, чтобы не смотреть на него сверху вниз. – Ты ведь видишь их? Тени? Люди чаще хотят ударить тебя, чем пройти мимо, в Ночь голодных духов что-то следит за тобой из темноты и ты цепенеешь, не в силах пошевелиться… Было же?

Тишина.

Дэмин не сказал «да». Дэмин не сказал «нет». Он следил за Цинем пустым, внимательным взглядом, а тот прикусил губу, на что-то окончательно решившись.

– Послушай, через неделю я уезжаю. Но, когда будет отпуск, приеду сюда снова. Если хочешь, я могу больше рассказать тебе о проклятых и шэнми. И о том, кто ты такой. Ты умеешь читать и писать?

– Нет, господин.

– Могу научить. Просто так.

Дэмин не задавал вопросов, и Кан кое-что добавил:

– Я не проклят. Но я знаю, как относятся к таким, как ты. Раз уж я встретил тебя, то мне хочется… скажем так, дать тебе шанс выжить.

Дэмин выгнул бровь.

Вот в чём дело. Разве не забавно – кинуть монетку нищему?

Возможно, Цинь даже чувствовал себя настоящим героем. Это могло быть опасно, но не так опасно, как сразу получить удар сапогом. У знати свои причуды – не предскажешь, в какой момент он разочаруется в новой игрушке и передумает, но дармовой хлеб стоил того, чтобы не давать ему повода сменить милость на гнев. Дэмин был вполне в состоянии изображать благодарного слушателя. Подумав, он медленно кивнул, даже напустил на себя маску усталости и испуга. Цинь слабо улыбнулся.

– Тогда я приду послезавтра. Хорошо?

– Раб будет благодарен вам до конца своих дней, господин.

На том и попрощались.

Цинь развернулся и пошёл прочь, а Дэмин поспешил юркнуть в тени.

Дэмина цзюэ больше не видел, но наверняка всё ещё чувствовал на себе его холодный взгляд.

Кан сам не до конца понимал, зачем ему сдался этот оборванец. С одной стороны, у него не занимало много времени его подкармливать. С другой, что-то подсказывало: об этой прихоти не следует знать ни Сюин, ни отцу.

Он решил оставить встречу с Дэмином в секрете, а мысли о нём – на откуп собственной боли. Никогда в жизни Кан не признался бы в том, что ему хотелось нормального детства: с друзьями, дурацкими проблемами, без невидимой и непреодолимой стены между их семьёй и окружающим миром. Ему было очень нужно выкупить у судьбы немного хорошего – если не для себя, то для Дэмина, вынужденного, как мышь, скрываться в самых тёмных углах.

И пусть что-то внутри нашёптывало Кану, что подобная выходка – лишь дань его самолюбию, он старался думать о другом. Вэя с Сюин он познакомил, с мальчишкой разобрался – дела в столице закончены. На столе в его комнате ждал приказ о перенаправлении в форт на северной границе с Линьцаном.

И что-то подсказывало Кану, что отец, без которого это решение никогда бы не увидело свет, не просто так выбрал ему новое место службы.