Текст книги "Московская живодерня (сборник)"

– Можешь взять в ремонт?

– А то!

Решили дать девке пулемет на пробу. Не одна она фильм про Чапаева смотрела. Помогли довезти до дому, снабдили машинным маслом, ветошью.

Тем временем немцы сочинили распоряжение: силами полиции ликвидировать всех заключенных в связи с поступлением новой партии.

Рядом со зданием полиции помещалась тюрьма. Сильно сказано – тюрьма: три камеры по девять нар в каждой. Обычно полные. Уголовники, мародеры, попадались политруки и партизаны, а также сочувствующие партизанам. Когда поступал новый заключенный, шли в комендатуру, чтобы согласовать, кого можно «попросить освободить место». Его выводили к яме и расстреливали. Но охотников расстреливать никогда не находилось. А тут предстоял массовый расстрел.

Пытались отбиться от такого заказа, и так и эдак крутили. Не поднималась рука у бедовых парней. Злых по-настоящему не хватало. Самогон дела не решал: по пьяни парни, наоборот, обниматься лезли, слеза выступала.

Немцы помочь обещали, но что-то и у них забуксовало. Уже гестаповский начальник стал присматриваться к ситуации. Даже немецкому коменданту неуютно сделалось, но отступать он не собирался. Вот тут-то судьба-дороженька и привела к воротам нашу Анку-пулеметчицу.

Пулемет было не узнать, блестел, что твой самовар. Антонина тоже вся сияла. Однако сейчас не до нее было. Увидев озабоченных полицейских, она смутилась. Когда же ей растолковали задачку, не раздумывая рубанула:

– Посечь всех из пулемета!

Сначала, конечно, посмеялись, а затем пораскинули мозгами, но недолго.

– Вот ты и секи! Заодно и пулемет проверим.

Немцы подивились, но сказали «гут».

Как это было, она помнила плохо. Все происходило как в горячке. Не крови боялась, не убийства, боялась, как бы техника не подвела, как бы не опозориться на виду у всех, мол, взялась, а не смогла. Ее лихорадило: кто кричал, кто на колени падал, она не заметила, но когда взялась за рукоятки, нажала на спусковую клавишу и пулемет забился в руках, выплевывая смертоносный свинец, успокоилась и повела стволом, как в кино. И как в кино, люди повалились в снег.

Она запомнила только четкость фигур в предвечернем свете, ясность закатного дня да скрип прихваченного морозцем снега во внезапно наступившей тишине.

Акция проводилась на исходе дня. Вместо слепых сумерек вдруг высоко засветилось лазоревое небо, окрашенное по краю брусничным закатом. На снег легли длинные лиловые тени. А кровь была цвета фиолетовых чернил. Пролившихся, бездарно пошедших на кляксы. А ведь могли сложиться в несущие смысл строки…

Думал ли кто-нибудь об этом? Иные отвернулись, иные молились, иные философически вздыхали, иные смотрели, набираясь опыта хищника или стервятника, в зависимости от склонности характера.

Медсестру кровью не испугаешь. И мертвые, и раненые для нее привычны. Убитых и умирающих она насмотрелась столько от Вязьмы до Спас-Деменска, что и не сосчитать. Сама, правда, никого не убивала, но ничего исключительного в смерти уже не видела.

Ноздри ее раздувались, как у победителя, щеки стали ярче зари, глаза сверкали, копна волос все время выбивалась из-под платка. Присутствующие немцы смотрели на нее как на валькирию. Шарфюрер СС одобрительно покивал и сам прошел, поскрипывая сапогами, между упавшими с пистолетом в руке. Несколько раз выстрелил. Сказал, что вообще-то достреливать раненых – ее обязанность.

Каждый знает: первый раз не считается. В горячке, с перепугу, в состоянии аффекта, в экстазе многое можно сделать. Первый раз получилось – еще не мастер. Мастер тот, на кого положиться можно. Поэтому немцы во второй раз тоже пришли. Во второй раз добиться успеха куда как сложнее! Здесь все глаза на тебя. Хватит ли способности, не обманулись ли в тебе? Недоброжелатели уже появились, но есть и болельщики: давай, мол, мы в тебя верим.

Второй раз трудно было, но справилась. Германец тот, эсэсовец, дал ей пистолет. Она стреляла с закрытыми глазами, кажется, попала, но он потом продублировал, однако не рассердился, фыркнул только. Хоть и немчура, а башка на месте: понимает, что она тоже человек. А человеку все сразу не дается.

Статная, как Брунгильда, она понравилась немцам. Стала палачом. И пошло, и поехало. Платили за это хорошо. Одежда и вещички казненных, если хороши были, ей переходили. Сам оберштурмфюрер СС вальтер подарил. Теперь у нее и комната своя образовалась. Все местные выказывали уважение, побаивались вернее. Ну, так что ж? Русский человек если хоть капельки страха не имеет, то и не уважает.

Списки вела немецкая комендатура. Женщины, подростки, не только мужчины. Сколько их было, она не считала, расписывалась не глядя.

Яма. Всех выстраивают. Она видит только спины. Стоят, ждут, покрываясь холодным потом. Большинство мужчин и мальчишек умирали с честью. Никому из них не хотелось позориться перед бабой. Последнее лицо, которое они видели перед смертью, было ее – женское лицо.

Поглаживает пулемет. 600 выстрелов в минуту. Так много и не нужно. Но и экономить не экономила. Бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу! Все! Она встает, шагает к яме, достает вальтер. Тому, кто шевелится, выстрел в голову. Теперь дело за похоронной командой.

Как-то в тюрьму попало несколько красноармейцев. Их никто расстреливать не собирался, их этапировали в Винницкий концентрационный лагерь. Один привлек внимание, Мельник Олег. Чем привлек? Во-первых, тоже из Москвы, а она считала себя москвичкой, хотя выросла за заставами в подмосковном Кусково. Еще? Еще улыбка хорошая. Не злая. Немного смущенная. Такая была у одного мальчика из ее класса. Сто лет назад. В другой жизни.

* * *

В тюрьму Олег Мельник угодил по-дурацки. Нет, красноармейцем он был настоящим, и даже в плен попал, еще летом, в начале войны. Попал в знаменитую Уманскую яму, концлагерь на Украине. Но бежал. Немцы такого количества пленных тогда не ожидали. Окружали сотни тысяч солдат. Не то что кормить-поить, но и сторожить сил не хватало.

Вернулся в строй, влип в Вяземский котел. Оказался в немецком тылу, переоделся, махнул на войну рукой, устроился в селе учителем алгебры и геометрии, благо сохранил при себе справку, что окончил два курса Московского университета.

В 41-м из-за этой справки райвоенкомат приписал его к артиллерии. А он хотел в кавалерию. Но артиллерия – та же кавалерия, только сзади пушка тащится. Кони в орудийной запряжке крепкие, широкотелые. В конце весны от них кожа на ляжках у Олега стала гладкой и упругой, как у женщины, все волосы с внутренней стороны бедра вытерлись о седло. Он хотел сдать на значок «Ворошиловский всадник», но не успел. В плену волосы снова начали отрастать, как у какого-нибудь пехотинца.

Зрение со школы было так себе, а после всех приключений вообще испортилось. Какой из него теперь воин? Аусвайс у него был настоящий, как в справке написано, на имя Мельника Олега Игоревича. Немцы то оставляли их село, то опять занимали, наконец, обосновались и власть назначили. А он ходил в школу-семилетку в Локтево учить детей решать уравнения и вписывать прямоугольный треугольник в окружность.

К концу зимы с запросом из школы он отправился к бургомистру за дровами. Учителю полагался свой кубометр дров.

– Э, нет! – сказал бургомистр. – У тебя в запросе что написано? Мельник Олег Игорьевич. Так? Так. А в твоем удостоверении что написано? Олег Игоревич. Видишь? Без мягкого знака. Неувязочка! Ты не Игорьевич, а Игоревич. Понял? И дров тебе, стало быть, не положено. Вот придет Игорьевич, ему дам. А ты – не он!

Что тут возразишь? Логично. Поморгал наш математик глазами, да и пошел в школу новую заявку оформлять. Но это не беда. Беда позже пришла. Местное гестапо разбирало захваченные у Красной армии архивы и натолкнулось на документы нашего героя. Выписали бумагу на арест. Сам бургомистр привел оберштурмфюрера СС и двух полицейских-украинцев из батальона шуцманшафтен на квартиру учителя. Оберштурмфюрер в дело не вмешивался, смотрел по сторонам, будто его ничто не касается. Бургомистр бумагу учителю под нос сунул: давай, собирайся. Олег посмотрел в бумагу, прищурился и присвистнул. Там отчество написано: Игорьевич.

– Здрассьте пожалуйста! – говорит. – Не к тому пришел, дядя. Я – Игоревич, видишь?

Бургомистр побагровел, а шуцманы выругались и винтовки с плеч поснимали. Немец даже от настенных фотографий оторвался, обвел всех глазами. Лицо его не украшал, но и не портил дуэльный шрам, полученный в университете.

– Что такое? – спрашивает по-русски. – Почему шум?

Бургомистр сдержался, пояснил немцу, в чем повестка дня. У немца глаза повеселели. Смотрит он внимательно то на Олега, то на бургомистра. Видно, и до него дошел тогда анекдот с дровами. «Кви про кво», что означает на латыни «одно вместо другого».

Полицаи присмирели. Во дает германец! И то! Порядок превыше всего!

Отряхнул немец фуражку, нацепил ее на голову и приказал бургомистру и шуцманам бисовым выкатываться из избы. «Дура лекс сэд лекс» – закон суров, но это закон. А также «литтера скрипта манет» – что написано пером, не вырубишь топором.

А глазки щурятся, шрам дуэльный подрагивает. Есть чувство юмора, не смотри, что немец: «сэ нон э вэро, э бэн тровато» – если это и не верно, то все же хорошо придумано.

Полбеды, а вот и беда! Поманил оберштурмфюрер Олега на прощание и попросил (ласково так) через час к нему зайти. В гехайместатсполицай – гестапо, то есть в тайную государственную полицию. Без вещей, конечно. Так, в гости.

А фамилия у оберштурмфюрера, ну просто насмешка судьбы, Мюллер оказалась. Отто Мюллер, однофамилец Олега.

…Это называется вербовка. Хочешь не сейчас помереть, хочешь от старости помереть, соглашайся работать. Нет… ничего особенного. Поедешь в лагерь военнопленных, будешь для гестапо глазами и ушами. Важно знать, можно ли из бывших красноармейцев создать воинские подразделения в помощь вермахту. Так Олег очутился в локтевской тюрьме в качестве пленного красноармейца, чтобы затем отправиться в Винницкий лагерь.

Антонина и Олег потянулись друг к другу, как два электрических полюса, между которыми проскакивает искра. Такие разные. Она, поднявшаяся подобно адскому пламени из бездны, куда бросила ее война, и сама мечущая теперь огонь в самом прямом смысле, и он, вчерашний московский студент, не терпящий конфликтов, хотя уже далеко не робкий, решивший было показать войне кукиш, но уважающий правила и чтящий инстинкт самосохранения. Природа жаждет равновесия.

Ее внимание приподняло его над этой роковой колеей, над этим холодным болотом, куда он попал. Лучше страшно, чем пошло. Запах серы лучше, чем запах сероводорода. Он понял, что сорвал банк. Как будто женился на леди Макбет. На фронте он с волнением и опаской посматривал на одну снайпершу, прикомандированную к их артиллерийской разведке. Говорили, что она лично не один десяток фрицев положила. Красивая. Ордена еще за финскую. Но на него она и не смотрела даже. Только на офицеров. Болтали, что приписывали ей убитых, что больше в блиндаже пропадала, чем на позициях. Но это скорее подтверждало ее привлекательность: врагов не бывает только у совсем никчемных.

Вихрь поднял его, даже дух захватило. Не разбиться бы. А ну как завтра сам под пулемет попадешь?

Но нет. Когда гестаповцу донесли о видимой симпатии между их валькирией и молодым математиком, он решил эту симпатию поощрить, чтобы покрепче привязать парня к локтевскому гестапо. Что мы, звери, что ли? Пригласили бургомистра и зарегистрировали брак. И пулеметчица Антонина Макарская стала Антониной Мельник. «Мельничиха всех перемелет!» – говорили теперь в поселке.

Стоял март. Им дали три дня, а потом отправили Олега с другими пленными красноармейцами в Винницу.

Парень не глупый, образованный, справится. Кого же посылать-то, как не бывшего солдата? Не шуцманов же из двухсотого бис. Если по секрету, то немцы вообще мало доверяли украинским шуцманшафтенам и вечно путали бойцов из бывшего бандеровского «Нахтигаль» и «Буковинского куреня», который ходил под рукой Андрея Мельника.

* * *

Мельник Андрей Атанасович стал руководителем Организации украинских националистов после убийства чекистами Евгения Коновальца. Ровесники, Мельник и Коновалец когда-то служили старшими офицерами у Симона Петлюры. Были женаты на сестрах. Когда Петлюру убили, а случилось это в Париже в 1926 году, движение за украинскую независимость возглавил Евгений Коновалец. Но и до него дотянулись в 38-м в Роттердаме. Мина была заложена в коробку шоколадных конфет. Пока коробка покоилась в кармане в вертикальном положении, она была безопасна. Но когда коробку положили перед Коновальцем на стол, начался отсчет времени.

Андрей Мельник родился в Австро-Венгрии недалеко от Дрогобыча. Почти всю жизнь прожил в Европе. Не то чтобы он был профессиональным революционером. Нет. Имел высшее образование. Окончил земельную академию в Вене. При историческом затишье работал инженером. Вращался в обществе. Был на короткой ноге с герцогом Люксембурга. Проживал в Бельгии. В 41-м переехал в Берлин.

Мельник и Коновалец с самого начала приняли сторону Гитлера. В отличие от радикала Степана Бандеры. Вот кто был профессиональным революционером. Десять лет сидел в Польской тюрьме. Был выпущен немцами, чтобы Мельник не дремал. Немцы во всем следовали заведенному порядку. А в максиме «разделяй и властвуй» никто из них не сомневался.

Когда тридцатилетний Бандера в начале Второй мировой войны вышел из тюрьмы, Андрею Мельнику пришлось бороться еще и с этим изголодавшимся по делу радикалом: Бандера сразу стал противником Мельника.

4 августа 1937 года Мельник встретился с Коновальцем.

Никаких явных признаков войны и осени еще не было. Разгар лета. Над гладким озером туман совершал свой утренний моцион. Вслед за ним мелкими шажками выкатывал свой живот в парчовом жилете ювелир-солнце и украшал туман золотой пудрой. Довольный туман степенно удалялся, и воздух становился прозрачным, как чисто вымытое стекло. Такое чистое, что кажется, что через него видно даже лучше, чем если бы его вообще не было. Туман с золотом – отличный стеклоочиститель. Васильковое небо простиралось на немыслимой высоте от горизонта до горизонта, но стоило только взглянуть на него из-под зеленых буковых веток, и оно не задумываясь охотно приближалось и густело.

Мельник и Коновалец сидели за столиком, сняв шляпы, в светлых костюмах, пили кофе по-венски и тихо разговаривали о делах.

С приходом Гитлера к власти появились и надежды и мечты. В каждой стране, поставленной на колени, рождается свой Гитлер. Германия была унижена Версальским договором и жаждала реванша. От нее откололись территории, которые она считала своими. Часть немцев оказалась за ее границами, в других государствах.

Старый Гинденбург передал всю власть молодому Гитлеру, а сам взял да умер. Гитлер поднял Германию с колен. Правда, немного не хватало опыта. Подъем произошел быстро и слишком дерзко. Не путать дерзость с храбростью. Дерзость не порождает уважения, дерзость порождает врагов на пустом месте.

Коновалец видел в задиристом Гитлере силу, которая в пылу территориальных претензий может вспомнить, что двадцать лет назад немецкие войска гарантировали независимость Украины от Москвы.

Рассудочный Мельник еще не знал будущего Германии, но высказал свои опасения по поводу, как бы сказать, некоторой неумеренности и торопливости Гитлера и его соратников, видя в этих качествах зерно поражения. Коновалец был более прямолинеен и оптимистичен. Тем не менее он не стал спорить.

– Риск, конечно, есть, – отреагировал он. – Однако взгляни на Россию. Там тоже никакой умеренности. Ридна Украина между Германией и Россией. Понимаешь? Две неумеренности дают шанс.

– Есть разница. Германии все равно, что там с Украиной, а России – нет. В чем сходство? В том, что и Германия и Россия не признают потерю территорий. Если Россия потеряет Украину, то не успокоится, пока ее не вернет.

– Прости, не могу понять, к чему ты клонишь?

– Я хочу сказать. – пояснил Мельник, – что никаких паллиативов здесь быть не может. Только полный разгром Совдепии. А затем – основание на ее обломках каких-то новых государств. Под полным контролем победителя. Но тогда война. Так?

– А что? Разве это исключено? Германия полна амбиций, – настаивал Коновалец.

– Это авантюризм. Но даже если мы предположим, что эта авантюра удалась… Хорошо, я говорю, предположим. Мы поможем Германии освободить Украину от московского ига, а дальше? На этом наша роль, я имею в виду самостоятельная роль, кончается. Зачем Германии самостийная Украина? Тут наши интересы расходятся. Друзья, знаешь ли, которые требуют своей доли после победы, – самая большая помеха. – Мельник сделал паузу. – В шахматах есть такое положение, когда каждый ход только ухудшает твои шансы.

– Цугцванг.

– Да.

– Пусть, – сказал Коновалец. – Порочный круг говоришь? Возможно. Но наше дело не пропадет. Сеанс игры на этом не заканчивается. Пусть не завтра, пусть через десять, двадцать, пятьдесят лет… первое дело – расшатать Россию. А кому это под силу, как не нынешней Германии?

– Значит, все-таки союз с Гитлером?

– Хоть с самим князем тьмы! В одиночку ее не расшатаешь. Но это необходимо.

– Lustum enim est bellum quibus necessarium, et pia arma ibi nulla nisi in armis spes est – ибо та война справедлива, которая необходима, и то оружие священно, на которое единственная надежда.

– Аминь, – сказал Коновалец. – Но нужна еще тонкая дипломатия. Демонстрируем лояльность, но шаг за шагом двигаемся к своей цели. Поменьше национализма. Это временная карта. Давно не в феодальном обществе живем. Побольше экономики, здорового буржуазного практицизма, респектабельности. Люди всегда больше заняты сегодняшним днем, и если довольны сегодня, то не будут искать ничего другого.

Спустя десять месяцев Коновалец был убит. 11 ноября 1938 года Андрей Мельник в Вене возглавил Организацию украинских националистов, а в 39-м – провозглашен вождем ОУН. Тут немцы, заняв Польшу, выпустили из тюрьмы Бандеру, и Бандера пришел, увидел и всем крепко насолил, вызвав устойчивое неприятие к украинским националистам, повоевав и с москалями, и с украинцами, и с немцами тоже.

Немцы позже пожалели, что выпустили его: он воевал и вместе с ними, и против них. Когда Красная армия набрала ход и начала вышибать германскую с русской земли, бандеровцы случайно в районе г. Славуты обстреляли машину командующего 1-м Украинским фронтом Ватутина. Ранение генерала армии оказалось смертельным. Место командующего фронтом занял Жуков. Еще бандеровцы вроде бы причастны к гибели нашего выдающегося разведчика Николая Кузнецова. Вот и вся корысть для вермахта!

Хрущев до, во время и после войны, вообще по жизни связанный с Украиной, вряд ли равнодушно относился к Бандере. В 1959 году в Мюнхене Бандеру убили.

В отличие от Бандеры, Мельник всегда сохранял к гитлеровской Германии лояльность и потому после ее разгрома утратил былой авторитет. Он никогда не был по-настоящему одиозной фигурой и умер своей смертью.

В конце зимы 42-го Мельник выехал во Владимир-Волынский, а затем и в Винницкий лагерь военнопленных. Ему самому хотелось убедиться, что из пленных украинцев можно набрать добровольцев в «походные группы» ОУН. Правда, к этому времени вермахт уже отказался от военных частей ОУН и остановился на полицейских батальонах шуцманшафтен. Но дело, в конце концов, не в названии. Дело в том, что 23 февраля 1942 года в адрес германского командования поступило письмо из Винницкого лагеря с предложением сформировать из пленных казачьи сотни и поставить их на службу вермахту. А отдавать в «казаки» своих украинцев Мельник не хотел.

* * *

Яков Иванович Мельник прибыл в отдел кадров НКВД 20 мая 1942 года, получил назначение на фронт и 25 мая в ночь отбыл в Ворошиловград в распоряжение НКВД Украинской ССР.

Вот так Яков Иванович оказался в поезде под бомбами. Дома остались жена и две дочки. Дочек звали, как и должны зваться дочки старого большевика: старшая – Ленина, младшая – Сталина.

Когда, несмотря на бомбежки, он добрался до места, обстановка на фронте сильно осложнилась. Случилось то, о чем мы говорили. Паулюс форсировал Северский Донец и завершил окружение группы армий под командованием Костенко. Юго-Западный фронт во главе с Тимошенко и Хрущевым потерял 20 дивизий. Освобождение Украины провалилось. Началось отступление Красной армии на юге.

Якова Ивановича зачислили на должность начальника управления и приказали ждать, пока не прояснится обстановка. Чего ждать? А вот чего – создания Украинского штаба партизанского движения. Первая задача – двинуть партизанские отряды на Правобережную Украину.

Как уже было сказано, Сталин думал, что в 42-м выбьет из Гитлера дух. Гитлер думал, что еще в 41-м выбьет дух из Сталина. Не получилось ни у того, ни у другого. Время обращаться за помощью ко всем, и к тем, кем раньше пренебрегали. Любая помощь сгодится.

Первое слово, понятно, за Гитлером: блицкриг не получился.

Итак.

2 марта 1942 года заявление из Винницкого лагеря о создании казачьих сотен передано представителю высшего немецкого командования.

25 марта создается первый казачий отряд.

15 апреля фюрер разрешает немецкому командованию использовать казачьи части. Идет формирование частей.

27 мая в Винницкий лагерь прибывает представитель штаба командующего лагерями военнопленных и оглашает приказ о формировании трех отрядов для несения вспомогательной службы. Яков Иванович Мельник прибывает в Украинский НКВД и ждет.

6 июня два первых батальона казаков, а 7 июня еще один отправляются из лагеря по местам назначения. Яков Иванович ждет.

9 и 10 июня проводится новый набор в казачьи части. Я. И. Мельник, наконец, направлен в Управление НКВД по партизанскому движению.

20 июня в г. Славута немецким командованием организован центр формирования казачьих частей на Украине (из лагерей Ковеля, Белой Церкви, Дарницы и др.). В НКВД Украины объявлен приказ о создании Украинского штаба партизанского движения: начальник – Строкач, заместитель – Спивак, Мельник – начальник 3-го отдела.

28 июня в г. Славута общее количество казаков, поставленных на службу вермахту, достигло 6 тысяч человек. Мельник изучает обстановку и готовит предложения.

7 августа казачьи части вермахта переводятся в специально предназначенные для них казармы в г. Шепетовке. В поселке Ахтуба Сталинградской области состоялось совещание Украинского штаба партизанского движения по созданию оперативной группы под началом Мельника и направлению ее в район действий соединений Ковпака и Сабурова.

18 августа Верховным командованием вермахта выпущены «Руководящие указания по усилению борьбы с бандитизмом на Востоке», касающиеся партизан в тылу у немцев. Группа Мельника была готова к вылету в заданный район, но выяснилось, что самолет поврежден. Вылет отложили. Запросили самолет из Москвы.

24 августа вылет отложен на неопределенный срок, так как оказалось, что самолет не в состоянии покрыть необходимое расстояние.

6 сентября в связи с переводом Украинского штаба партизанского движения в Саратов туда же отправлена группа Мельника.

1 октября в связи с переездом Украинского штаба партизанского движения в Москву туда же отправлена группа Мельника.

8 октября начальник штаба Украинского партизанского движения Т. А. Строкач зачитал Я. И. Мельнику боевой приказ № 25 от 8 октября 1942 года о задачах группы и ее полномочиях. Всем командирам партизанских отрядов предписывалось указания Мельника по боевой деятельности и мест дислокации выполнять немедленно и безоговорочно.

9 октября группа Мельника прибыла на аэродром Чкалова под Москвой. Вылет отложили из-за отсутствия летной погоды.

14 октября долгожданный вылет состоялся.

15 октября самолет приземлился в двух километрах западнее села Смелиж на южной оконечности Брянской области. Уф!

К этому времени казачьи части давно использовались немцами для охранной службы, борьбы с партизанами и вспомогательных работ. Было создано юнкерское училище для подготовки казачьих офицеров. Формально было сделано все правильно, однако немцы не очень-то доверяли этим полувоинам в папахах: многие из военнопленных шли в казаки, чтобы избежать голодной смерти в лагере и при удобном случае перебежать к партизанам. Потому обычно казачьи части имели только холодное оружие или же оснащались исключительно немецким оружием для предотвращения передачи его партизанам.

Группа Мельника, а кроме него в ней было еще семь человек, сойдя с самолета, на подводах двинулась к границе Брянской и Сумской областей. Там рядом со станцией Знобь располагалось соединение Сабурова. Немцев из местного населения пока никто не видел, говорили о партизанах Ковпака, о Сабурове не слышали. Вот тебе раз!

Однако вот он, Сабуров, рослый, с зачесанными назад волосами, в военной форме. Прибытие Мельника ему не понравилось. Еще командовать тут будет. А ведь он, Сабуров, с самим Сталиным здоровкался.

На следующий день собрались на совещание у Ковпака в селе Старая Гута. Это уже Сумская область. Ковпаку с Сабуровым предстоял рейд на Правобережную Украину, а Мельнику – рейд по Сумской области.

Мельнику оставили подпольщиков и еще два партизанских отряда: «Смерть фашизму» от Ковпака и «За Родину» от Сабурова.

Сабуров, «великий комбинатор», как прозвали его партизаны, сумел забрать оружие своего бывшего отряда. Хотел взять и обувь, но остающийся отряд разуть себя не дал.

Вот и родилось Винницко-Сумское соединение Якова Мельника, прошедшее с боями по девяти областям. Ничто не могло остановить полковника Мельника: ни регулярные части вермахта, ни немецкие патрули, ни румынские, венгерские, чешские гарнизоны, ни батальоны шуцманшафтен, ни казачьи сотни, ни вражеская агентура, ни отсутствие нужного оружия и продовольствия, ни отстающие обозы и падающие лошади, ни реки Десна, Припять, Южный Буг и другие, ни ледяная вода Днепра, ни катера противника, ни степные районы Винницкой области близ Верховной ставки Гитлера, ни нерешительность соратников, ни противоречивые приказы начальства, ни пьянство подчиненных, ни доносы, ни интриги, ни соображения гуманизма, ни чрезмерная жестокость.

25 октября соединение Мельника выдвинулось к границе с Брянской областью в район Хинельского леса. По пути следования колонна не раз попадала под ружейный огонь.

У села Белицы ее обстреляли полицаи. Выслали боевые дружины. Взяли в плен трех полицаев и старосту. Расстреляли.

В селе Степановка забрали 20 подвод хлеба, сколько могли, остальное осталось: население, боясь немцев, отказалось его брать. Уничтожили пятнадцать полицаев. Шесть сдались в плен. Расстреляли.

В селе Кучеровка забрали с собой 7 тонн муки, 250 тонн раздали населению. Гарнизон из 60 полицаев засел в деревянной школе. Сожгли всех.

В село Барановка зашли мадьяры и полицаи и сожгли 11 дворов. Партизаны устроили засаду. 68 трупов осталось на дороге. Партизаны потерь не имели.

В селе Томашгород нашли догорающие дома. Старик из местных объяснил, что два дня назад село подожгли партизаны Шитова: кто-то в селе в них выстрелил.

В селе Божиковцы раздали населению несколько тонн крахмала и больше тонны соли. К Якову Ивановичу привели дезертира, работавшего на немцев, по фамилии тоже Мельник. Расстреляли. Его выдал родственник из местных. Он запросился в отряд. Предъявил партбилет. Взяли.

В селе Боруск командир отряда Федоров задержал бургомистра. Вообще-то тот работал писарем, но немцы расстреляли настоящего бургомистра, сожгли при этом восемь сел и бургомистром поставили писаря. Федоров набрал в чайник кипятку и стал поливать ему на лысину – «чайком баловаться». Потом пристрелил.

Когда достигли леса, хвост колонны столкнулся с автомашинами немцев. Испугались друг друга и разбежались в разные стороны. Потом опомнились, догнали немцев и захватили у них тяжелую пушку. Однако немцы развернулись и открыли артиллерийский огонь. Пришлось пушку бросить и отступить в лес.

* * *

Еще один Мельник, Марьян Казимирович, был сапожником в бывшей слободе, а теперь поселке Ломленка на самой границе Сумской и Брянской областей. Как странно, как причудливо возникают невидимые, не родственные связи между людьми! Однофамильцы! Случай, война, судьба? Удивлены совпадением? Но здесь нет места фантазии. Вот такая это быль! Перед нами будто бы случайно извивающиеся независимые нити, есть в них кое-что общее, и вдруг они образуют вполне определенный фрагмент узора. Выхватывая только этот бесконечно малый фрагмент, мы в какой-то мере приобщаемся к узору во всей его многоликости, во всех его красках, во всем его многообразии. Почему сошлись Мельники-Мюллеры на одном пятачке во времени и пространстве? Не знаю. Были ли другие однофамильцы? Возможно. Наверняка были в другое время и в другом месте. Надо просто внимательно смотреть. Внимательно. И тогда видны и узелки на узоре, и его изнанка.

Мельник Марьян Казимирович был связан с партизанами. Сапожник для партизан – первый человек. Будет обувь – будет и пища. Однажды под вечер к нему постучали. Стояла глубокая осень, поэтому уже стемнело. А произошло вот что.

Надю Полищук, радистку, провожая, похлопали по плечу и столкнули в хлещущую ветром темноту. Под раскрывшимся парашютом Надя видела только густую массу леса. Самолет улетел, и девушка в одиночестве медленно приближалась к земле. Земля казалась даже более неуютной, чем небо. Наконец под ногами Нади зашумели вершины деревьев, все помчалось на нее, как обезумевшее стадо животных, и она с шумом вошла в вязкую ненадежную лесную массу. Парашют зацепился за ветки, и Надя повисла вниз головой. Пришлось достать нож и осторожно разрезать стропы. Вещмешок она оставила на дереве, а сама сорвалась и упала на землю. Полежала, свернувшись, в позе эмбриона, чувствуя боль в спине. Вставать не хотелось. Сколько лежала, не знает, наверное, долго, потому что начало светать. Встала, захромала к стволу, полезла на дерево. Зарыла в землю парашют и поклажу, прислушалась и пошла на запад.

Она блуждала по лесу два дня, пока не набрела на лесную дорогу. Снег, выпавший неделю назад, весь растаял. В колеях отражалось серое небо. Изредка начинал накрапывать дождик, но ветер вытеснял его в перелески, поля, овраги, все дальше, дальше. Клочковатые облака уносились вслед за дождем, небо прояснялось, лужи поднимали серые под каплями дождя веки и неожиданно открывали яркие голубые глаза. Но тут ветер, приободрившись, сметал на дорогу желтую листву и всякий мелковеточный мусор, и тогда глаза снова закрывались.

К вечеру ветер остепенился, и небо решительно прояснилось. В тишине послышалось фырканье лошади и тележный скрип. Какой-то крестьянин ехал в пустой телеге. Надя достала ТТ и вышла на дорогу. Чтобы принять в своем комбинезоне человеческий вид, она сняла летный шлем.