Текст книги "Смерти нет"

Всеволод ГЛУХОВЦЕВ, Андрей САМОЙЛОВ
СМЕРТИ НЕТ

Авторы выражают свою благодарность Лиле Баимбетовой, Денису «Wiskas Y», Диме Семенову, Яне Самойловой – за помощь в работе над книгой.

Глава 1
ОСЕННИЙ БОЙ

Пару недель назад Муха со своим друганом Кочергой возвращались «домой» – в подвал разрушенного дома на бывшем проспекте Вернадского. Целый день они провели, обшаривая развалины на предмет хоть чего-нибудь полезного, что можно было променять на еду, лекарства и боеприпасы.

Патроны и еда катастрофически подходили к концу, гранаты и медикаменты первой необходимости кончились уже давно.

Ошалев от недоедания и бесплодности многодневных поисков, ребята потеряли бдительность, и судьба-злодейка тут же наглядно продемонстрировала, что расслабляться нельзя ни в коем разе. Пацаны нарвались на свору взбесившихся от первых холодов упырей, в общем, ребятам круто не повезло. Кочерга погиб, а Муху отбили проезжающие мимо по своим делам Данька и Немо.

Октябрь в Москве – самое скверное время. Сплошные непогоды, день за днем, низкие облака, дождь, ветер... Федька, правда, про «октябрь» слыхал краем уха – он был дитя своей эпохи, родился уже на опустошенной Земле, и вся жизнь его прошла в развалинах, скитаниях и боях. В дальнем, дальнем детстве мать начала было ему рассказывать о временах года, о месяцах и днях недели... но как раз тогда на их лагерь налетели гоблины, в неравном бою перебили почти всех, лишь нескольким, в том числе и Фединому отцу, успевшему захватить малыша с собой, удалось спастись. Мама так и осталась там навсегда. А через год погиб отец.

1

И вот Федька Муха, новый боец команды генерала Дани, сидел на четвертом этаже пустого дома, дрожал от холода, шмыгал сопливым носом и в глубине души думал, что ни черта у них не получится. Но ничего не говорил – приказ есть приказ. А Федька пацан дисциплинированный.

Хотя в Фединой памяти остались самые смутные понятия о словах «январь» там, «октябрь» или «июль» – времена года он себе представлял отлично. Он знал твердо, что весна и лето – хорошо, а осень и зима – хреново.

И что его настоящее боевое крещение пришлось на осень, казалось ему дурным знаком. Лучше бы весной, когда так весело, все цветет и с каждым днем теплей... Но с другой стороны, ждать до весны тоже фигня. Что жрать зимой? С голоду подыхать?.. Нет уж. Лучше в бою погибнуть, как настоящему мужику. Повезло в команду попасть, так теперь только держись.

Федька зажал пальцем левую ноздрю и сморкнулся на полусгнивший линолеум. Вытер грязную ладонь о штаны и любовно погладил ею ствол оружия. В руках у парня был автоматический карабин «Сайга».

Федька не знал, что улица, на которую смотрят выбитые окна этого дома, называлась когда-то Профсоюзная, что та большая широкая дорога неподалеку – Московская кольцевая... ничего этого Федя не знал и знать не мог.

В настоящем бою Муха еще не был – как боец не был. Схватки, кровь и смерть он видел ровно столько, сколько помнил себя, он чудом спасся, на его глазах геройски пал отец. И он не боялся смерти, потому что смерть была спутницей всей его жизни. Но ему казалось обидным помереть, не угробив ни одной сволочи из тех, что такой напастью заполонили Землю. Он очень ждал своего первого боя, даже если этот бой кончится поражением. Но уж кого-то из гадов он, Федя, отправит на тот свет – их поганый гоблинский тот свет... И он презрительно плюнул в окно.

Что такое «тот свет», Федя тоже не знал. Слышал просто эти слова. И есть ли он у гоблинов, никак не представлял.

Зато Даня Уваров, «генерал» команды, знал это на все сто, хотя не смог бы объяснить, как он это знает. Видел – и все тут. Видел, что у гоблинов нет духа, как у людей, а значит, того света нет и быть не может. Только ад.

Но это Даню меньше всего волновало, а особенно сейчас, перед боем. С духом они или без духа, но они могут мыслить, двигаться, сражаться и убивать. Убивать, убивать, убивать! – вот что они могут, твари.

Щурясь, Даня в который раз оглядел сверху место засады. Вроде бы все гладко. Никаких подозрений. Пустая улица, мусор, бетонные обломки, ржавые остовы машин... Все точно так же, как по всей Москве. А то, что блоки раскиданы, остовы сдвинуты так, что путь колонны обязательно должен пройти над люком, аккуратно прикрытым чугунной крышкой... ну так что ж из того. Подобных люков по дорогам сотни.

Шаги за спиной Дани не зазвучали, но он почувствовал их. Он научился видеть спиной, потому и не обернулся. В шагах не было ничего опасного – по остаткам ковролина бесшумно ступал Гром, шустрый малец, некогда дружинник Братцевского замка, а ныне один из Даниной команды.

Он остановился в полушаге от правого плеча генерала. Молча.

– Ну что? – спросил Даня.

– Все готово, – сказал Гром.

– Вижу. – Даня кивнул.

Помолчали. Гром молчал из учтивости, Даня – потому, что думал. Вернее, не думы были это, а особая сосредоточенность, «предбоевая», так сказать. Он знал: все необходимое сделано и что-то добавлять еще – бессмысленно. Остается только ждать.

Но он старался «проинтуичить» будущее, как повернется этот предстоящий бой. И как-то это у него не получалось, и от тревоги никуда не деться, потому что никуда не денешься от самого себя...

– Все будет как надо, – сказал Гром сочувственно.

– Знаю, – ответил Даня негромко.

За выбитым окном засвистел ветер. Капли дождя брызнули Дане в лицо. Он стер их ладонью.

2

Дане Уварову шел шестнадцатый год, и он был опытным командиром.

В его команде были люди и постарше, были и такие, кто уже имел боевой опыт, повоевав в команде погибшего генерала Крохи. Но все они признавали лидерство Дани. Не потому, что боялись его или не было у них самолюбия никакого. Нет, конечно. Просто лучшего командира для них не существовало.

Данька один стоил десятка любых бойцов, благодаря его способности проводить операции, его команда даже в самых, казалось бы, безнадежных схватках не потеряла ни одного человека.

Данино преимущество видели сразу. Он был прирожденный лидер. Чувствовал опасность до того, как она появлялась рядом. Умело вычислял, где средь руин, в заброшенных складах, хранилищах, подвалах можно найти оружие, продукты или топливо. Он «видел спиной». Он мог найти вернейшее решение изо всех возможных за один миг. И конечно, только с таким командиром можно было здесь выжить.

С тех пор как опустел мир, как поселилась в нем мерзкая нечисть, людская жизнь едва теплилась в развалинах городов. А уж после «чумы тридцатилетних», казалось, людям и вовсе кранты. Но люди выжили. Жить стали меньше, это да. А впрочем, сколько жизни ни есть, вся твоя, как говорится – живи дольше сегодня. Повоюем еще!

В разных городах, на разных краях их, не зная друг о друге, возникали стаи юных беспризорников, промышлявших кто чем может. Хотя, в сущности, оставалось лишь воровать у гоблинов жратву либо же гробить их, отбивая все, что придется. И это было!

Ребята гибли в боях десятками, но выжившие закалялись, мужали, становились жесткими и сильными бойцами. Их не брали болезни, не страшили холода. Они владели всеми видами оружия – холодного, огнестрельного, магического или энергоимпульсного, умели ремонтировать технику; могли собрать из взрывчатки, радиосхем и передатчиков такую адскую машину, что любо-дорого. Они научились военной медицине, вплоть до ампутаций в полевых условиях... Да, то была жестокая, суровая жизнь, она делала из детей взрослых в двенадцать лет – но она же очищала юные души от вздорного, слабого и мелкого. Эти молодые бойцы на себе познавали принцип «один за всех и все за одного» – хотя, конечно, ничего не слыхали ни о мушкетерах, ни о Дюма. Они становились друзьями на всю жизнь, совсем не думая об этом – да и не зная, сколько она продлится, их жизнь...

Даня понимал, что ему дано поболее, чем другим; в нем что-то есть. Это «что-то» не дало ему, пацану, пропасть в этой пустыне, привело к другим, соединило их, а затем и поставило его во главе нарождающейся команды.

Сколько всего уже было пройдено! Вылазки в другие районы, встречи с другими командами, стычки с гоблинами, потери друзей и обретение новых... зимы, весны, снега, ливни, закаты и рассветы – все прошло так, словно не годы, а пустяк какой-то, пара дней. Только вот не казалось, что это было вчера.

Наоборот! Теперь уже не вспомнить, где и когда это было.

У Дани не было возможности развивать абстрактное мышление, но жизнь сама заставила его развиваться. Не зная ровным счетом ничего о законах и правилах логики, он успешно мыслил как раз по ним и не мог потому не подметить одну важную закономерность жизни.

Все в ней сбалансировано. Если чего-то не хватает, то другого будет избыток, и напротив. Даня был наделен даром мыслить серьезно, мощно, чувствовать, соображать и принимать точные решения в один миг – это абсолютно так. Судьба хранила его.

Но она же сделала до крайности нечувствительной его память.

Нельзя сказать, конечно, чтобы он все забывал. Что считал важным, он помнил превосходно. Но вот общий ход событий, лица людей, дни, разговоры, встречи и разлуки... Это уходило от него сразу, как бы терялось в дымке. Даня не жалел об этом, но иной раз становилось грустно. Ненадолго, понятное дело – взгрустнул, и будет. Долго грустить в этом мире было вредно для здоровья.

Что же касается судьбы, то Даня, кажется, догадывался, откуда это. Всего вернее, как-то связано с маленьким серебряным крестиком, висевшим на его шее. Крестик когда-то был надет мамиными руками – вот это он помнил прекрасно. Из памяти улетучилось лицо мамы, но руки ее, их бережное и ласковое движение, голос: «Носи, Даня, не снимай...» – забыть нельзя.

Он и не забыл. И не снимал. Он не понимал до конца, в чем сила этого маленького предмета, но надеялся понять когда-нибудь. Иногда он рассматривал его. Видел, что там в странной позе – раскинув руки в стороны – изображен человек. Может, в том-то и сила?.. Человек как будто хотел обнять Даню, что-то очень дружественное, доброе было в этом жесте. Дане хотелось думать, что этот человек и его сила ведут его именно туда, куда надо. Правда, куда – этого никто не знал.

Привычным движением Даня сунул руку под рубаху. На месте. Не делся никуда. Да и не денется! Просто хотелось прикоснуться. Даня даже улыбнулся, сам того не заметив.

Гром шмыгнул носом.

Тихо пока, – сказал Даня.

Гром шмыгнул еще раз, но с какой-то другой интонацией. Появятся, не сомневайся – расшифровал этот звук Даня. Он кивнул молча – сам думал так.

Вновь обвел взглядом дождевой, туманный горизонт. Пусто – если не считать стаи ворон, с ленивым карканьем кружившейся где-то по ту сторону кольцевой. Кружиться они могли так по любому поводу, и к цели засады это вряд ли имело отношение... Даня сощурился, пытаясь разглядеть, но не смог.

– У тебя бинокль с собой?

– А то. – Гром протянул двенадцатикратный «цейс».

Даня поднес бинокль к глазам, пошарил по горизонту вооруженным взором. Серое полотно асфальта растворялось в тумане, и что там за туманом... Гром рядом сопел, вытягивал шею, как будто мог чем-то помочь.

– Гром, не пыхти, – сказал Даня. – Мешаешь. Тот затих. Даня отнял бинокль от глаз. Показалось?..

Ветер доносил шелест листьев, шорох капель дождя, карканье ворон. Где-то хлопал полуоторванный железный лист. Это все было обычно, но слух генерала вроде бы еще ловил что-то именно там, в дали, сокрытой туманом. Что-то там двигалось... или нет? Черт! Если б хоть чуть-чуть поотчетливее, на ползвука больше!..

Хриплый гудок прорвал туман. Есть! – вскрикнул Гром.

Даня стиснул бинокль так, что пальцам стало больно. Есть! – прав малец. И есть кто-то ТАМ, наверху, кто услышал Даню. Конечно, есть.

– К бою! – приказал он.

3

– К бою! К бою! К бою! – мгновенно разнесли голоса.

Где-то клацнули затворы. Где-то чумазые руки торопливо нащупали гранаты. На четвертом этаже засуетился Муха, прищелкивая магазин к «Сайге». На первом Немо взялся за токер, проверил настройку на волну.

– Норма, – доложил он, и тут же цепь голосов понесла: «Норма! Норма! Норма!» – навстречу Дане с Громом, мчавшимся со всех ног вниз по лестнице.

Командный пункт у Дани был на пятом этаже – и видно хорошо, и к месту боя близко. Сверху, конечно, наблюдать лучше, но поди-ка оттуда покомандуй, не доорешься.

Здесь ждала Лизавета.

– Гром, на связь, – бросил Даня, – Лиза, давай вниз...

– Ага. – Лиза ринулась дальше, завизжало под башмаками битое стекло.

Даня быстро прошел к балкону. Порядок! В доме на той стороне на балконе третьего этажа болталось грязное полотенце. Все шло по плану.

Полотенце – знак. Наблюдателю в той комнате отлично был виден заминированный люк, и за секунду до того, как первая машина гоблинов наедет на него, полотенце должно слететь – тогда-то Немо и нажмет на контакт. Ему самому не видно, когда бампер грузовика накроет люк. А радиосигнал в той точке, где он сидел, был наибольший. Они с Даней все окрестности излазили, приноравливаясь и так и эдак, – лучше того места не нашли. Потому пришлось усложнять план, с наблюдателем, с полотенцем.

Шум моторов был слышен явно. Даня всмотрелся в туман, но бинокль поднимать не стал – хоть и ничтожна вероятность, что блеснет стекло, но не стоит и ее создавать. Да и без того видно, пусть и нечетко: ползут, движутся в тумане тени, приближаясь сюда.

– Вижу цель, – негромко сказал Даня.

– Вижу... – подхватил за спиной Гром и запнулся. – Команда это или нет?.. – Он помолчал, соображая, так и не сообразил.

– Готовность номер один, – подсказал Даня.

– Готовность номер один! – радостно воскликнул парень – это было знакомо. Он повернулся, выбежал на лестничную площадку. – Готовность номер один!.. – донесся оттуда его голос.

Тишина изменилась – так показалось Дане. Стала напряженной. Впрочем, не совсем уж она была и тишина, моторы звучали отчетливо. Даня различил знакомый гул камазовских дизелей и среди них какой-то незнакомый рев, более грубый и надсадный... Командир слегка приподнял бровь: посмотрим, что там такое.

... Первый КамАЗ выплыл из тумана, как корабль, уверенно и важно. Над кабиной высились две безобразные шишковатые головы, мерно покачиваясь в ритм движения машины. Следом показался еще один грузовик, еще один... а за ними из тумана вырулило незнакомое чудище – какой-то, видно, старинный агрегат, вроде тех, какие Даня видел однажды на заброшенной армейской базе. Только те были так раскурочены, что их использовать было нельзя, разве что открутить еще что-нибудь – а этот катил, и весьма бодро.

Это был древний, мощный грузовик КрАЗ, наверное, еще в прошлом веке сделанный. Те, что Даня видел на базе, были «Уралы», но сейчас ему было не до сравнений, он смотрел, и сердце его отчаянно билось.

Гоблины – огромные мерзкие твари, метра под три ростом, в кабинах человеческих машин они не умещались, поэтому срезали крыши и ездили так, как если бы взрослый балбес вздумал прокатиться в детском автомобильчике. Дождь, пекло, вьюга и мороз этим уродам были нипочем. В диапазоне температур от минус до плюс семидесяти гоблины чувствовали себя как рыба в воде.

«Ладно, паскуды, – сказал Даня про себя. – Счас мы вам устроим диапазон невыживания»... Еще чуть-чуть! Лишь бы не заподозрили чего-то.

Машины шли со скоростью километров шестьдесят. Первый КамАЗ правым колесом шел на здоровенную выбоину, но притормозить и не подумал – так и налетел, и тряхнуло его, едва не развернув поперек. Второй почти ткнулся ему в задний борт.

Видно было, как жуткие маски двух гоблинов в передней кабине повернулись друг к другу, – похоже, один ругал другого, того, что за рулем, за тупорылость. Колонна встала на несколько секунд, какой-то из автомобилей злобно загудел воздушной сиреной, но тут первый тронулся, сирена смолкла. Тронулись и остальные. Теперь медленнее – да и препятствия начались: сперва пришлось объезжать кучу кирпича, затем бетонный блок...

Федьке с четвертого этажа люк был как на ладони, в знаке нужды не было, хотя, скосив глаза, можно было заметить и полотенце. Но хрен с ним! Главное – точнее лупануть по второму КамАЗу. Лучше – в мотор. Федька поудобнее перехватил карабин, прижался щекой к прикладу. «А может, в колесо!» – вдруг осенила его мысль.

Патроны «Сайги» были снабжены особыми пулями. Их отливал из свинца Кочерга. Он, как и Гвоздь, был помешан на технике, особенно военной. Он умел читать! – редкость для людей мертвой Земли. Федька вот грамоту так и не узнал. А у Кочерги были книжки с картинками, со всякими там схемами... Он как-то раз показывал их Федьке – интересно страх как! Только ни хрена не понять.

Кочерга возился со всякой техникой, какая в руки попадалась. Свинец для пуль брал из старых аккумуляторов, сам делал деревянные макеты, делал оттиски в глине, а когда глина засыхала, вливал расплавленный свинец. Пули получались чудные, вроде как витые купола храма Василия Блаженного – Федя знал, что есть такой в самом центре, где окопалась всякая нечисть. В натуре не видал, конечно, никогда, но на картинке Даня показывал. Храм этот, здоровую стену с башнями – Кремль и еще странное какое-то, приземистое здание... Музей, что ли? Или Музолей?.. Даня говорил, но Муха не запомнил.

Ну так вот, Кочерга такие хитрые пули отливал и называл их «пули Шена», по имени, говорил, изобретателя. Мол, в полете они винтом вращаются, потому полет устойчивый. Стреляли ими, было дело, и Муха стрелял – железный таз они дырявили и плющили как блин, но вот в бою...

Прицелом Федя поймал моторный отсек второй машины. Подержал. Вроде в норме. Указательный палец осторожно лег на спуск. Большим пальцем Муха убрал предохранитель. Затвор уже был взведен.

Первый грузовик почти остановился – надо было сманеврировать между блоком и железным корпусом легковушки. Гоблин дернул рычаг, неуклюже стал ворочать руль. Мотор взревел громче.

Феде показалось, что в этот миг он чувствует всех ребят, что затаились по обе стороны улицы. Вернее – что все они стали одним целым. Один за всех и все за одного! Только так! Так и будет. Будем жить!

КамАЗ наехал на люк.

4

Из окна первого этажа Немо не было видно, когда цель достигнет точки контакта. Но сигнал тут и вправду был наилучшим, можно было не бояться, разве что батарейки вдруг отвалятся. Но это исключено.

Приемно-передающее устройство Гвоздь слудил из остатков мобильного телефона и транзистора. Получилось не очень эстетично, зато надежно. Даня, когда увидел конструкцию, лишь головой покачал.

– Ну, мужик... – сказал он. – Цены тебе нет.

Шум стал совсем близким, цель замаячила на периферии зрения, вот-вот... Немо надавил на кнопку.

Полотенце птицей вспорхнуло вверх.

5

Грохнул взрыв!

Рвануло так, что пламя и пыль взметнулись вверх, как из вулкана.

Дом тряхнуло. Вылетели уцелевшие стекла. Федька чуть не упал, разинул рот – и глотнул добрый клуб пыли.

Залп врезал с двух сторон. Шаровой молнией пролетела ракета из гранатомета «Шмель». Термобарический заряд ударил в дверь кабины КрАЗа – громыхнуло, и тут же сдетонировал бак с соляркой.

– Ух ты! Федька опомнился.

Он поймал в прицел решетку над бампером КамАЗа. Не дышать! Палец сжал крючок. Не дергать! Ну...

Хлопнул выстрел, отдача толкнула плечо. Попал!!

Федька чуть не завопил от счастья. «Пуля Шена» пробила радиатор, проделав в нем огромную дыру, – пар хлынул толстой струей, как из чайника. А ну-ка! Муха заспешил, восторг распирал его. Он с силой дернул спуск и промазал.

В горячке Федя видел только свою цель. Даня же с КП видел весь бой. Он видел, что вышло все по плану. Единственный заряд «Шмеля», который берегли как святыню, сработал на все сто. Теперь гоблины – те, которые не перебиты, – оказались в ловушке. И надо кончать их как можно скорее А это совсем не просто!

– Огонь плотней! – крикнул Даня.

– Огонь плотней! – во все горло завопил связной. Выстрелы застучали чаше. Дым взрыва оседал.

От КамАЗа остался кузов и задний мост. Кабины не было. Обломки расшвыряло черт-те куда. На дороге в луже вонючей жижи валялся разорванный пополам гоблин – башка, грудь, руки. Ими он скреб по асфальту, ворочался, скрежетал зубами.

Но воевать эти уроды умели! Они сразу заняли оборону. У одного в лапах Даня заметил энергоимпульсный генератор.

– Берегись! – гаркнул он.

– Берегись!.. – истошно завопил Гром, но без толку – чего беречься, поди разбери.

Даня стремглав кинулся вниз.

– Оставайся здесь! – крикнул он связному. – Стреляй!

Он обругал себя за оплошность. Дурак! Надо было сразу вниз, после взрыва!..

Но на счастье у них был такой боец, как Немо. Все он мигом сообразил, понял, что генератор сейчас самая страшная вещь, – и всадил короткую очередь в грудь урода.

Пули с чавканьем вошли в тело гоблина, и черная поверхность косо лопнула, из нее плеснула черная жижа. Сам гоблин пошатнулся, но не упал.

– Получи! – Немо метко добавил еще одну короткую очередь.

Грудной щит раскололся, и ошметки гоблина полетели в разные стороны.

Огромный монстр – такой может привидеться разве что в бреду, с дичайшего бодуна – нелепо взмахнул конечностями и дико заревел.

Это был страшный вой. Не человечий, не звериный – рев существа из преисподней. Но всякий – даже слыша это в первый раз, отчего б мороз подрал по коже, – всякий понял бы, что это вой предсмертный, перед тем как смрадный гость из тьмы опять провалится туда, в ту тьму, откуда ему больше не вернуться.

Вой оборвался. Гоблин качнулся и, как башня, плашмя рухнул на асфальт.

– Молодец, Немо!! – заорал Даня. – Гаси их дальше! Живей! Гранаты давай!

Даже в азарте Даня не терял головы. Он понял, что удача улыбнулась им. И нельзя было терять ни секунды! Вся их сила была во внезапности. Упустишь момент – и труба! Гоблины-солдаты, конечно, твари тупые, нечего и говорить, но бойцы они мощные и противники смертельно опасные. Дерутся до последнего – никогда не отступают и не сдаются – на это у них просто не хватает мозгов! Муха, как молодой боец, этого еще не понимал. Но он ругал себя за промах последними словами. Приложился зло к карабину. Замер. Потянул крючок...

И не нажал. Он вдруг увидел на асфальте странный предмет размером с подушку.

Это было нечто живое, крайне гадкое. Темное, цвета кала, оно было вроде гигантской мокрицы или толстого червя. Оно извивалось, вздрагивало, ежилось... Но не это было в нем главное.

Федор видел прекрасно. Зрение – сто процентов из ста возможных. И сейчас он увидел, что над этой дрянью странно дрожит, переливается воздух, каким-то неуловимо-перламутровым свечением. Федя, конечно, и понятия не имел о свойствах, а тем более теориях пространства-времени, да и подумать ничего он не успел – крайнее омерзение, до рвоты, ощутил он и навел прицел на эту мразь.

Хлопнул выстрел...

6

Даня не понял, что случилось. И никто не понял.

Метать гранаты у них должны были двое самых длинноруких – Немо и Тэйки. Они, пригибаясь, прячась за укрытия, побежали вперед. Немо взялся за кольцо лимонки...

И тут как будто дрогнуло все вокруг: дома, машины, дым, земля и небо. Никто не успел бросить гранату. Немо резко присел, Тэйки и вовсе упала на задницу.

– Ни хрена себе! – донеслось до Дани.

Даня думал, что он видел на этом свете все и ничему уже не удивится. Но он ошибся.

Прочие так не думали, но изумление пробило и их.

Да и было отчего!

Дрогнув, пространство вбросило в самую гущу схватки людей – человек семь, таких же пацанов, грязных, лохматых... и вооруженных.

– Атас!.. – пронзительно заверещал малой, клоп лет восьми.

– Гоблины! – рявкнул рослый раскосый парень, Кате чем-то напомнивший индейца из комиксов о Чингачгуке, которые она видела в детстве.

На груди у него висела массивная, с коротким стволом штука – ручной автоматический гранатомет «Зорро», одно из последних перед коллапсом достижений земной военной техники.

– А! – заорал Чингачгук так, что раскосые глаза стали круглыми. – Вон что! Лупи, братва!

И «Зорро» харкнул огневым залпом. Его выстрел не пуля «пять – сорок пять» – у ближнего гоблина оторвало руку и полгруди, а самого швырнуло на асфальт. Другие парни тоже похватали кто что – автоматы, пистолеты – и, открыв огонь, кинулись отходить, причем задние прикрывали передних, фиксируя сектора обстрела.

Даня восхитился при виде такого тактического искусства.

– Пацаны, сюда! Гвоздь, поддержи огнем! Гранаты отставить!

Ребята сыпанули очередями, и это было неплохо – но в сравнении с гранатометом все ж не то. Он один создавал такой фронт огня, какой все остальные, – только б выстрелов хватило до конца боя!

Услышали пришельцы Данин крик, или само так вышло – но отбежали они прямо к Немо и Кате, прятавшимися за обгорелым остовом троллейбуса. Кто-то налетел спиной прямо на Немо.

– А! – вскрикнул этот налетевший тонким голосом. – Люди!

– Свои! – Даня бросился вперед. – Ребята, мы здесь! Катя, чего рот разинула?! Гранаты давай!

Немо подгонять не надо было. Он швырнул одну за другой две лимонки.

– Ложись! – гаркнул так страшно, что все попадали. Попадали умело, за укрытия. Даня еще успел послать очередь, прежде чем прыгнул за бетонный обломок.

Хлоп! Хлоп! – два взрыва лопнули легко, игрушечно.

И хлестнул залп из «Зорро».

– Огонь! – Даня чуть не сорвал голос. – Дожимай! Не давай очухаться!..

Да! Он был прав. Яростный порыв охватил всех. Все стали как один. Страх пропал! Бешеный огонь не дал гоблинам прийти в себя. Гнев и задор успели сделать дело до того, как включилась мощь и злоба этих динозавров. Через пять минут все было кончено.

7

Последний выстрел был контрольным. Верней, сразу два. Парень из пришлых очередью добил еще дергавшегося на земле гоблина. В шею – самое незащищенное место. Бах-бах! – две гильзы звонко скакнули по асфальту.

И – тишина.

После боя она всегда кажется потрясающей.

Слышно, как шуршит невесомый дождик по брезенту кузова. Другими кажутся предметы. И воздух другой. Всю пороховую кислятину точно ветром унесло.

Даня хлебнул его, этот сырой осенний воздух, как глоток чистейшей ключевой воды. Взор его прояснился, словно кто-то вдруг усилил в нем резкость. Он огляделся, увидел, что все живы, здесь, – даже Муха, который находился на верхней позиции, и тот здесь.

Все глазели на невесть откуда взявшихся гостей, а те – на них. Ясным взглядом Даня увидел, что парень, столкнувшийся c Немо, вовсе не парень, а девчонка. Надо было что-то говорить, и Даня сказал дружески:

– Ну что? Здорово, что ли, союзнички!

Тот, раскосый, с гранатометом, тряхнул головой:

– Здорово, братва!

Он был постарше Дани, лет семнадцати, ростом повыше, худощавый, крепкий. Ясно – вожак этой стаи.

Два лидера крепко стиснули руки друг другу.

Прочие гости озирались с крайним изумлением на лицах. Лишь сейчас, после боя, до них начало доходить, что с ними случилось нечто необычайное.

– ... твою мать! – так просто выразил свои чувства светловолосый лопоухий парень. – Это вы только гляньте, чуваки!..

Чингачгук бегло оглянулся.

– Да, – выговорил он. – Сурово... А вас как сюда кинуло?

Даня удивился, но не очень.

– То есть? – сказал он. – Как это – кинуло? Мы тут как были, так и есть. Живем здесь!

Парень приподнял брови, но тоже без большого удивления. Похоже, повидал он всяких видов.

– Вот как. Значит, это нас к вам в гости?

– Выходит, так.

– Так, так... – Юноша снова огляделся. – А здоровый город! Побольше нашего будет. Как называется?

– Москва. Как?!

Это не он вскрикнул, не вожак гостей. Другой парнишка – худенький, голубоглазый, с компактным автоматом АКСУ.

И Даня, и его коллега воззрились на паренька с недоумением – что, мол, это он так?.. Ты что, Гром? – нахмурился вожак.

– Да ведь... – обладатель АКСУ аж захлебнулся. – Это же... Москва! Это же от нас знаешь сколько километров? Полторы тыщи!

– Да иди ты!

– Ну, я тебе говорю!..

– Погодите, погодите, – вмешался Даня. – Так вы сами откуда?

– Из Уфы, – сказал высокий. – Слыхал?

– Нет, – искренне сознался Даня. – Как ты говоришь? Уфа?

– Ну да. Город такой. Слыхали? Москвичи переглянулись, напрягли свою географическую эрудицию.

– Н-нет... Подольск – слыхали. Серпухов... Потом вот еще Коломна где-то есть...

– Тула, – сказал кто-то.

– А я про вашу Москву слышал. – Рослый снял гранатомет, прислонил к фонарному столбу.

– И я! – высунулся самый мелкий. – Очкарик говорил, помню.

Тихо! – цыкнул на малого вожак. – Только не думал, что так далеко. Костя! Ты откуда знаешь, что полторы тыщи?

– По карте смотрел. – Тот, кого раньше назвали Громом, а теперь почему-то Костей, тоже стянул автомат. – Я что думаю... Это нас этой хренью кинуло, точно. Она лопнула – и вот... Я же говорил – энергетика.

– Какой такой хренью? – любопытный Муха был тут как тут.

– Ну, это...

– Так, – перебил Даня. – Давайте для начала познакомимся. И вообще, надо пошустрей. Немо! Давай-ка возьми Грома, Муху и Лизавету, пошарьте по грузовикам, что там есть. Оружие все соберите! У одного там импульсник был, куда-то улетел. Мне отдадите.

– Обижаешь, генерал. – Лиза ухмыльнулась. – Пошли!

– Погоди, – Даня спохватился. – Тебя как звать?

– Бабай, – рослый еще раз протянул руку.

– Генерал Даня, московский юг. – Уваров ответил крепким рукопожатием. – Я что хотел сказать: твои ребята пусть тоже трофеи соберут. Пополам! Думаю, это справедливо.

– Лады.

– Отлично! Ну, ребята, давайте знакомиться.

Уфимцы по одному стали подходить, представляться:

– Кишка.

– Гондурас.

– Костя Гром...

– Тоже Гром, – удивился десятилетний дружинник павшего Братцевского замка. – Ты, это, брат, Костей, что ли, пока побудь.

И так далее. У одного оказалось удивительное имя: Оооо.

– Как?! – поразились москвичи. Тот рассмеялся:

– Оооо! Можно так: О-о-о-о. Или короче: О-о.

– Ну ты даешь, брат, – с удивлением сказал Даня. – Прямо китаец какой-то.

Про китайцев он читал.

Всего пришлых оказалось восемь. Две девчонки: Гулька Конопатая и Бешеная Тумбочка. Самого маленького звали Шуруп.

– Ну, – сказал Даня после того, как все перезнакомились, – давайте живо по машинам, выгребайте, а мы с тобой давай-ка отойдем в сторону. Разберемся, что к чему.

– Айда, – кивнул Бабай. Отошли.

– Ну, рассказывай.

Тот откашлялся, сплюнул.

– Все рассказывать – дня не хватит, в двух словах не расскажешь, а в трех – ты слушать зае... ся!

– Тогда самое главное...