Электронная библиотека » Всеволод Крестовский » » онлайн чтение - страница 11

Текст книги "Деды"


  • Текст добавлен: 29 сентября 2014, 02:04


Автор книги: Всеволод Крестовский


Жанр: Историческая литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Шрифт:
- 100% +
XV. Коронация императора Павла

Еще с января месяца 1798 года стали делать приготовления к коронации. Двор собирался в Москву. Отряды гвардейских войск выступили туда же отдельными эшелонами. Вся придворная свита разделена была на несколько групп, из которых каждая должна была отправиться в первопрестольную столицу по особому расписанию. Еще ранее этого времени император купил у графа Безбородки его обширный и великолепный дом, против Головинского сада, и назвал его Слободским дворцом[263]263
  Дом этот сгорел в 1812 г., во время занятия Москвы французами.


[Закрыть]
. К этому дому приказано было пристроить по бокам две большие деревянные залы и домовую церковь. Свита великих князей, приехавшая в Москву ранее большого двора, разместилась против Слободского дворца, в здании Старого Сената, где была назначена квартира и великим князьям.

Сам император, прибывший с супругой после всех в сопровождении нескольких из приближенных лиц, остановился, по принятому обыкновению, в Петровском дворце.

Вскоре назначен был день торжественного вшествия в древнюю столицу. На протяжении всего пути от Петровского до Слободского дворца расставлены были полки гвардии и армии: пехота, конница и артиллерия. К участию в церемонии наряжены были камергеры и камер-юнкеры, а так как день был холодный, то им приказано надеть супперроки, то есть род широких кафтанов из пунцового бархата. Один из военных участников этого парадного въезда[264]264
  Граф Е. Ф. Комаровский.


[Закрыть]
замечает, что «ничего не было смешнее, как видеть этих придворных (привыкших ходить по паркету в тонких башмаках и шелковых чулках) верхом бог знает на каких лошадях, и на тех не умеющих держаться и ими управлять: многих лошади завозили куда хотели, и оттого эти царедворцы потеряли свои ряды и наделали большую конфузию». Между ними в особенности была замечательна фигура графа Хвостова, бывшего тогда камергером[265]265
  Известный плохой стихотворец, «певец Кубры», но очень добрый и прекраснейший человек, служивший постоянной потехой для литературных знаменитостей своего времени.
  «Пéвец Кýбры». – Граф Хвостов владел имением Слободкой на реке Кубре и воспел эту реку в одах, за что и получил это прозвище.


[Закрыть]
. Но в особенности странное впечатление на москвичей делали новые военные и гражданские мундиры участников церемонии, казавшиеся им с непривычки, после екатерининской роскоши, карикатурными. Все эти чиновники, военные и статские, следовали по два в ряд, младшие впереди, что составляло «предлинную линию в виде протянутой веревки», как замечает участник[266]266
  Граф Е. Ф. Комаровский.


[Закрыть]
. После этих придворных ехал верхом император, один, и несколько позади него – два великих князя: Александр и Константин.

В Кремле государь остановился на несколько минут для того только, чтобы приложиться к святым мощам и иконам, после чего, сев опять на лошадь, продолжал шествие свое до Слободского дворца. Уже начинало смеркаться, когда прибыл он к этому дворцу, и здесь, остановясь перед крыльцом, пропустил мимо себя церемониальным маршем все войска, участвовавшие в параде. Несчастные камергеры и гражданские чины должны были все это время оставаться верхом и до такой степени замерзли, что некоторых из них принуждены были снимать с седел почти в бесчувственном состоянии.

День своего коронования назначил император на 5 апреля, в самое Светлое Христово воскресенье.

На Страстной неделе вся императорская фамилия говела и в Великий четверг приобщалась Святых Тайн (кроме императора) в церкви Спаса за золотой решеткой. Обедня совершаема была митрополитом Платоном. Императрица Мария Федоровна, в полном блеске и цвете лет, великие княгини Елизавета Алексеевна и Анна Федоровна, великие княжны Александра, Елена, Мария и Екатерина Павловны, все одетые в белые платья, поражали взоры своей красотой и скромным величием. Митрополит Платон сумел выразить впечатление, производимое ими в ту минуту, как они предстояли пред алтарем в ожидании святого причащения. Когда торжественно растворились Царские врата, то, прежде нежели дьякон вынес сосуд с дарами, Платон вышел из алтаря и, как будто пораженный блеском августейших красавиц, отступил назад, а потом, обратясь к императору, сказал:

– Всемилостивейший государь! Воззри на вертоград[267]267
  Вертогрáд – сад, виноградник.


[Закрыть]
сей! – И повел рукой, показывая на предстоявших.

У императора приметны были на глазах слезы.

Священный обряд коронования происходил, как обыкновенно, в Успенском соборе. Зрелище было исполнено величия в ту минуту, когда государь, самолично возложивший на себя императорскую корону, подал знак своей супруге приблизиться и короновал императрицу, преклонившую пред ним колена. Но замечательнее всего в этом обряде был момент, когда при возглашении "со страхом Божиим и верою приступите" Павел I вошел в алтарь через Царские врата, взял с престола чашу и как глава церкви сам причастился Святых Тайн. Это зрелище представлялось для присутствовавших особенно редким, потому что с самого 1728 года в России не было коронования государя. Причастясь в алтаре, император в короне и порфире[268]268
  Порфи́ра – длинная, пурпурного цвета мантия, надеваемая монархами в торжественных случаях (гр.).


[Закрыть]
снова взошел на возвышенное тронное место и с высоты его сам прочитал во всеуслышание составленный им «Фамильный акт о порядке престолонаследия»[269]269
  Акт составлен был домашним образом еще в 1787 г.


[Закрыть]
и повелел акт сей на вечные времена хранить в алтаре Успенского собора, в нарочно устроенном для того серебряном ковчеге[270]270
  Ковчéг – окованный сундук для хранения чего-либо.


[Закрыть]
.

Из Успенского собора коронованная чета в царских облачениях прошествовала под золотисто-глазетовыми балдахинами вокруг деревянного Кремля в древний дворец российских государей; гром пушек, колокольный звон с Ивана Великого и со всех сорока сороков колоколен Москвы, звуки военной музыки и несмолкаемый гул восклицаний войска и бесчисленного народа сопровождали это торжественное шествие. Император милостиво и приветливо кланялся своему народу.

В этот день государь щедрой рукой осыпал многих наградами и отличиями. Весь штаб и обер-офицеры, служившие в гатчинских войсках, получили земли и деревни, смотря по чинам, от стадо двухсотпятидесяти душ, а некоторые, как Аракчеев, Кологривов, Донауров, Кушелев, по две тысячи душ. Кроме того, Аракчееву дано было баронское достоинство. Аркадий Иванович Нелидов – родной брат фрейлины Екатерины Ивановны Нелидовой, который при восшествии Павла Петровича на престол только что был выпущен из камер-пажей в поручики гвардии, а в марте 1797 года произведен в генерал-майоры и назначен генерал-адъютантом, – получил теперь Аннинскую ленту[271]271
  Áннинская лента – один из знаков ордена Святой Анны 1-й степени; ее носили через плечо.


[Закрыть]
и тысячу душ через пять месяцев своей действительной службы.

Из прежних екатерининских деятелей пожалованы: генерал-фельдмаршал граф Салтыков 1-й – крестом и звездой ордена Святого апостола Андрея Первозванного с алмазами, генерал-фельдмаршал князь Репнин – шестью тысячами душ крестьян; граф Безбородко – вотчиной, поступившей в казну после умершего бригадира Кантемира, и тридцатью тысячами десятин[272]272
  Десяти́на – старая русская мера площади, равная 1,45 га.


[Закрыть]
земли в Воронежской губернии; сверх того, возведен в княжеское Всероссийской империи достоинство, с титулом светлости, и предоставлено ему на выбор шесть тысяч душ где угодно; Каменскому и Гудовичу 2-му – графское достоинство; вице-канцлеру Куракину – 4300 душ в Псковской и Петербургской губерниях; Ростопчину – орден Святого Александра Невского и 473 души в Орловской губернии; гардеробмейстер Кутайсов произведен в обер-гардеробмейстеры 4-го класса, граф Илия получил орден Святого Александра Невского. Много было и других наград; но при этом всеми замечено, что государственные деятели Екатерининского времени, сравнительно с новыми, личными любимцами государя, награждены были гораздо щедрее. Впрочем, эти последние не роптали: для них впереди было еще будущее.

На другой день утром в Кремлевском дворце происходило торжественное "без-мен" (baise-maine). Император и императрица на троне в Грановитой палате принимали поздравления от духовенства, высших сановников государства, сенаторов, придворных, военных, представителей дворянства и городских сословий. Рука императрицы покоилась на бархатной пунцовой подушке, и все мужчины, за исключением духовных особ, отдав поклон царственной чете, подходили к руке Марии Федоровны; дамы же ограничивались одним глубоким реверансом. Между духовенством всеобщее внимание обращали на себя несколько высших сановников церкви, украшенных орденскими лентами и знаками, что для москвичей составляло совершенную новость. Митрополит Платон, бывший некогда законоучителем Павла, присутствовал здесь в своем белом клобуке[273]273
  Клобýк – головной убор монахов, представляющий собой камилавку (шапочку-колпак), прикрытую покрывалом, нижняя часть которого спускается на спину (гр.).


[Закрыть]
и в фиолетовой бархатной рясе, поверх которой красовалась орденская цепь Святого апостола Андрея Первозванного.

После "без-мена" был читан список вчерашних награжденных и пожалований им: всем крестьян роздано было более ста тысяч и надел землей по пятидесяти тысяч десятин каждому. Не забыты были и самые крестьяне: высочайший манифест, данный в самый день коронования, возвещал, что, удостоившись принять священное миропомазание и венчание на прародительском престоле, император Павел почитает долгом своим перед Творцом повелеть, чтобы "никто и ни под каким видом не дерзал в воскресные дни принуждать крестьян к работам" и чтобы оные только три дня в неделю работали на помещика, а остальное время на себя, потому что "для сельских изделиев остающиеся на неделе шесть дней по ровному счету вообще разделяемы, при добром распоряжении, достаточны на удовлетворение всяким хозяйственным надобностям".

Этот манифест по всем церквам был читан народу, и когда по окончании "без-мена" государь выехал верхом прогуляться по городу в сопровождении дежурного генерал-адъютанта и московского главнокомандующего графа Салтыкова, то громадные толпы простого народа со всех сторон окружили Павла, оглашая воздух криками "ура!". Тысячи шапок полетели вверх. Император с улыбкой милости и благоволения медленно двигался среди этого живого моря обнаженных голов. Какой-то мужичонка долго шел подле его стремени, все любуясь на своего царя. И вдруг он обтер пыль с сапога его величества, перекрестился и поцеловал его сапог. Это было как бы сигналом для толпы, которая таким же образом принялась целовать сапоги императора.

– Спасибо тебе, батюшка, ваше величество, за милости к нам, к серочи твоей! – раздавались голоса в ближайшей толпе народа. – Спасибо за то, что хлебушко нам удешевил! Войну пошабашил! Спасибо, что рекрутиков наших по домам вернул, воскресный праздничек подарил нам, три дня барщины[274]274
  Бáрщина – при крепостном праве даровой принудительный труд крестьян на помещичьей земле.


[Закрыть]
прочь скостил! За все спасибо, милостивец! Ты нам как легче сделал!.. Чувствуем!

Государь отвечал, что прямо из Москвы намерен сам поехать по России, чтобы собственными глазами видеть обыкновенный, повседневный быт своего народа, его нужды и потребности, и для того воспретил начальникам какие бы то ни было особые приготовления к его встрече.

Эта весть еще более усилила восторг простого народа.

Вечером был большой бал в залах Кремлевского дворца. Дамы съезжались в черных бархатных робах русского фасона, которые при блеске брильянтовых колье и брошей на белых куафюрах были необычайно эффектны. Мужчины – и военные, и статские – все были в самых простых форменных мундирах нового образца, в черных чулках и башмаках, в пудреной прическе с тупеем[275]275
  Тупéй – косица, часть парика (фр.).


[Закрыть]
, с треугольниками под мышкой и при шпагах.



Между всем этим отборным обществом делал сильную сенсацию слух, передаваемый шепотом, что трем дамам из высшего московского света было отказано в приезде ко двору, несмотря на то что, по положению мужей своих, они имели к тому полное право.

– Как?! Что?! Почему? – шепотом перелетали вопросы, обращенные друг к другу хорошими знакомыми из москвичей.

– А это надо понимать так, что сей акцией он торжественно обнаружил нетерпимость свою к вольной жизни.

– Которая весьма уже, и до самого высокого градуса, у нас усилилась, – подхватывали при этом в пояснение те, которые имели причины быть особенно довольными этим распоряжением.

– Положим, и так, но… Кому какое дело, что кума с кумом сидела! – возражали им защитники фривольных нравов.

– Ну, нет, монарх должен держать камертон всем нравам и порядкам своего государства, – оспаривали защитники нового павловского режима.

– Положим, и так, – продолжали оппоненты, – но это можно было бы выразить инаким способом, не столь компрометантным для особ знатных фамилий.

– Э, нет, – настаивали защитники, – не говорите! Напротив! Он потому-то так и учинил, чтобы доказать самым делом свою антипатию к фривольству. Будь это незнатные госпожи, ославившиеся слишком своевольной жизнью, мера не имела бы своего предостерегательного значения. То не была бы мера наказующая. А потому-то она и мера, что он учинил так, не уважив нимало, что эти три госпожи суть именитых фамилий.

– Совершенно истинно! – утверждали другие защитники новых порядков и взглядов. – Совершенно так и надлежало, потому что молва о сем наверное разнесется повсюду, и для того многие наши барыни в тот же час начнут воздерживаться и привыкать к жизни порядочной.

– Тсс… Смотрите, смотрите!.. Кто такова?… Чья?… Какая прелесть!.. Видите? Видите? – пробежал по зале гул замечаний и вопросов, и все глаза с любопытством и вниманием устремились в одну сторону.

По зале проходил граф Илия Харитонов-Трофимьев под руку со своей дочерью.

Она была действительно прекрасна. Роскошь естественных волос, красиво подобранных и взбитых в высокую прическу искусной рукой лучшего парикмахера; чу́дная белизна роскошных плеч, выделяемая еще рельефнее из-под черного бархата; ясность и сила искристого взгляда выразительных глаз; радостная улыбка, в которой так ясно выражалось все удовольствие, вся чистая полудетская радость, все бессмертное счастие, ощущаемое в эту минуту молодой девушкой, вывозимой еще впервые в большой свет и на такой бал, – все это в совокупности придавало графине Елизавете такую восхитительную прелесть, такую детскую наивную чистоту, не умеющую маскировать своих внутренних ощущений, что на нее невольно устремились внимательные взгляды старых и молодых ловеласов, давно уже отвыкших в своей придворной и светской жизни, среди любовных интриг и похождений, от созерцания подобной нравственной чистоты, свежести и, так сказать, девически детского величия. Такая неиспорченная прелесть – и физически, и нравственно – только и могла создаться в уединенной, почти глухой деревне, при помощи всех тех средств, которые были в распоряжении умного и честного опального вельможи. И этот контраст нравственной чистоты и обаятельной прелести молодой девушки с этими великосветскими искушенными модницами и кокетками петербургского и московского света невольно, сам собой, с первого взгляда бросился в глаза всем и каждому.

– Какая дивная особа! – глядя сквозь лорнет на графиню Елизавету, сказал Безбородко, стоявший рядом с престарелым Херасковым, которого перед этим он только что "удостоил" своего особого внимания и разговора как старейшего представителя нашей литературы и поэзии.

– Российская Цирцея[276]276
  Цирцéя – в греческой мифологии волшебница с о. Эя; коварная обольстительница.


[Закрыть]
! – с видом старческого восторга сказал Херасков, отправив в нос добрую понюшку французского рапе[277]277
  Рапé – сорт нюхательного табака (фр.).


[Закрыть]
из тяжеловесной золотой жалованной табакерки.

– Нет, ваше превосходительство! Нет, не Цирцея! – с живостью перебил его Безбородко. – Цирцея – это слишком низменно, слишком плотски для нее!.. По-моему, скорей уже Мадонна, если нам нужны боготворения.

– Ваша светлость, позвольте согласить мое определение с вашим, – с почтительно-любезным видом, сквозь который, однако, проглядывала внутренняя независимость, сказал Херасков. – Цирцея в образе Мадонны или Мадонна в образе Цирцеи. Не так ли? В ней есть и то и другое.

Безбородко, любуясь на графиню Елизавету и в то же время как бы соглашаясь с Херасковым, молча кивнул головой.

В это время Екатерина Ивановна Нелидова, завидя графа Илию с дочерью, прервала, извиняясь, какой-то разговор с одной из самых почтенных и взыскательных московских старушек и с доброй, милой улыбкой пошла навстречу графине Елизавете.

– Как я рада, что наконец-то вас встретила! – приветливо заговорила она по-французски, протягивая Лизе свои замечательно маленькие и изящные ручки. – Мой брат не дает мне покою: он давно уже слышал о вас от меня, но сегодня видел вас здесь впервые, ранее меня, и теперь просто сгорает от нетерпения быть вам представленным. Он очень добрый мальчик. Позвольте мне вас познакомить с ним.

Лиза, не зная, что отвечать, полусмущенно взглянула на отца и потом на Нелидову.

– Я очень рад, Екатерина Ивановна; надеюсь, и она тоже, – поспешил ответить старик, заметив взгляд дочери, выражавший ее затруднительное положение.

Нелидова подала графу руку, и они втроем направились к почтенной московской старушке, за креслом которой стоял безбородый и девически свежий юноша, Аркадий Иванович Нелидов, в своем генерал-адъютантском мундире с Аннинской лентой через плечо и с необыкновенно счастливым, самодовольным выражением во взоре и улыбке.

Ярко-радостные лучи посыпались из его глаз, когда он увидел сестру, подходившую к нему вместе с графом и Лизой.

Фрейлина Нелидова представила их друг другу.

Но не успел еще разговориться молодой генерал-адъютант с пленившей его девушкой, как к ней уже подошел адъютант одного из высоких германских гостей и почтительно передал, что его высочество просит оказать ему честь – протанцевать с ним следующий контрданс[278]278
  Контрдáнс – бальный танец, в котором танцуют друг против друга (англ.).


[Закрыть]
.

– Передайте его высочеству, что я благодарю за честь и буду ожидать его, – совсем просто проговорила Лиза.

– Ах, ma cher[279]279
  Дорогая (фр.).


[Закрыть]
! – с видом легкой дружеской укоризны деликатно заметила ей Нелидова, обмахиваясь блестящим веером. – Надо было отвечать не иначе как приняв на себя вид почтительной благодарности и с глубоким реверансом, по этикету, ведь принц наверное смотрел на вас в эту минуту… Это большая честь!.. Я бесконечно рада за вас!

– Учите, учите, Екатерина Ивановна, мою добрую дурушку, – заметил граф, ласково похлопывая слегка по руке дочку, чтобы ободрить ее от невольного смущения, которое почувствовала она при словах Нелидовой.

– Граф, позвольте представить вам и графине, вашей дочери, моего доброго друга, – заговорил вдруг со своей лукаво-добродушной улыбкой Лев Александрович Нарышкин, подводя какого-то немощного, расслабленного субъекта, на лице которого было написано и старческое сластолюбие, и старческая жажда бодриться и молодиться во что бы то ни стало.

Харитонов с легкой вопросительной улыбкой окинул взглядом того и другого.

– Мой друг и достойный ментор[280]280
  Мéнтор – руководитель, учитель, наставник (лат.).


[Закрыть]
моей молодости, граф Ксаверий Балтазарович Лопачицкий, – продолжал Нарышкин, рекомендуя расслабленного субъекта, – камергер прежнего двора и генерал-поручик российской армии.

Харитонов протянул руку.

– Смотри-ка, брат, пожалуй, и этот хрен туда же! Каков? – чуть не прыская со смеху, заметил командир Конногвардейского полка, толкая под руку одного из своих старших офицеров, окружавших его целой группой.

– Что ж, ваше превосходительство, это означает, что мы вскорости будем пировать на его свадьбе, – шутя, заметил тот.

– Куда ему! – махнул кто-то из конногвардейцев.

– Как куда, помилуйте! Он еще не токмо сносен, но и бодр. Смотрите, смотрите, как увивается! – кивнул молодой офицер, граф Уваров.

– А вы знаете, ваше превосходительство, анекдот, который произошел с ним некое время назад? – обратился он к полковому командиру.

– Что за анекдот? Не знаю. Расскажите, пожалуйте.

– Как же-с, – начал офицер. – Покойная императрица Екатерина узнала как-то случайно, что этот чиновный, с отличными достоинствами и уже преклонных лет человек взял к себе в метрессы[281]281
  Метрéсса – здесь: содержанка, любовница (фр.).


[Закрыть]
некую танцовщицу. Обстоятельство, так сказать, экстраординарное, и всем оно стало, к вящему скандалу, досконально известно. Но что ж делает ее величество? Посудите сами: велела выучить заморского попугая сему упреку в его поступке и прислала ему ту болтливую птицу в день его именин заместо поздравления. Съехались этта гости, а он и хвастается: вот-де какой милостью изволила почтить меня ее величество! Еще никто-де из вас, господа, не удостоился получать таковой! Ну, те и возжелали видеть заморскую птицу. Приказал Лопачицкий принести клетку и поставить ее пред гостями. Горд и доволен своим преимуществом необычайно. Но вдруг глупая птица попугай как брякнет ему на чистейшем русском языке: «Стыдно, брат, на старости влюбляться, да еще в танцовщиц!» Можете заключить об эффекте, который произвело это на присутствующих!

Офицеры, глядя на не лишенную комизма фигуру расслабленного старца, так и покатились со смеху.

– А ведь, гляди, чего доброго, женится! Предложение сделает! – воскликнул командир.

– Ну нет, едва ли! Соперник есть, и могущественный соперник! – сомнительно покачав головой, сказал веселый рассказчик.

– Соперник?… Кто таков? – спросили некоторые из товарищей.

– А вот, извольте взглянуть: его превосходительство генерал-адъютант Нелидов. Этот посильнее будет!

Подполковник Черепов, как офицер Конногвардейского полка, стоял в этой же кучке. Услышав имя Нелидова, в соединении с которым было произнесено слово "соперник", и метнув глаза в сторону, он одновременно почувствовал в груди прилив негодования, ревности, досады, опасения и боязни потерять свою надежду на возможность счастия с любимой девушкой. Анекдот о попугае не произвел на него ни малейшего впечатления, в это время он чувствовал себя в состоянии задушить собственными руками этого Лопачицкого вместе с Нелидовым, который вдруг сделался ему ненавистным. Он видел, что графиня Елизавета весьма благосклонно и приветливо отвечает на любезности Нелидова и что старый граф вовсе не смотрит на это неприязненным взглядом; напротив, разговаривая с влиятельной московской старушкой и с фрейлиной Нелидовой, он этим самым как будто давал своей дочери возможность большего сближения с молодым блестящим генерал-адъютантом, который, по-видимому, стремился вполне воспользоваться предоставленным ему преимуществом. Так, по крайней мере, казалось Черепову.

Ревность, злость и досада с каждой минутой все более и более овладевали его сердцем. Он чувствовал себя в состоянии сейчас же подойти к этому ненавистному Нелидову и наделать ему всяческих неприятностей и дерзостей, вызвать его на дуэль, но… присутствие около него графини Елизаветы, во всей ее чистоте и прелести, невольно воздержало молодого человека от всяких чрезвычайных и сильных проявлений своего взволнованного чувства.

Скрепив сердце и, по странному чувству, во весь вечер не решаясь подойти и заговорить с нею, он видел, какое лестное внимание оказывал ей во время контрданса блестящий германский принц и как на эту прекрасную пару с живым любопытством устремлялись внимательные взоры всех присутствовавших; видел потом, как танцевал с графиней Лизой молодой Нелидов и какой благосклонной улыбкой отвечала она на его, по-видимому, беспрерывные любезности и внимание; видел, как потом подошел к ней расслабленный генерал Лопачицкий и пригласил на менуэт[282]282
  Менуэ́т – бальный танец плавного характера, построенный в основном на поклонах и реверансах (фр.).


[Закрыть]
, который император Павел нарочно заставил всех екатерининских стариков протанцевать в этот день в Грановитой палате. Все присутствующие закусывали губы и строили серьезные мины, чтобы не прыснуть от невольного смеха, глядя, как все эти развалины в паре с молодыми красавицами выделывают антраше[283]283
  Антрашé – прыжок в танце (фр.).


[Закрыть]
, грациозные пируэты и поклоны по старой танцмейстерской школе.

Сам император, судя по его улыбке, казалось, нарочно устроил всю эту потеху.

За ужином Черепову пришлось очень далеко сидеть от графини Елизаветы, но он видел, и не столько даже видел, сколько чувствовал инстинктом каким-то, что она совершенно счастлива и довольна, встречая, с одной стороны, такое внимание к себе молодого принца, а с другой – будучи окружена Нелидовым и графом Лопачицким, которые наперерыв друг перед другом всячески стремились своею любезностью предупредить ее малейшее желание.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 | Следующая
  • 3.2 Оценок: 6

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации