Текст книги "Пылинки"

Глава пятая: о Новом годе

Новый год

Вот он, вот он ползёт, широкоскулый Новый год, всматривается в мои коричневые глаза, шарит мелким воришкой по моим пустым карманам, требуя уважения и поклонения, как языческий истукан. Я стою на лестничной клетке и пускаю дым в форточку, я грустно смотрю, как мой сосед, электрик Семёныч, тащит подмышкой ёлку с ёлочного базара. Скоро, скоро президент скажет спич, скоро зазвенят бокалы с шампанским, и мой бедный замученный кот забьётся под стол под залпы новогоднего салюта.

Полиция

Взял я в дорогу двести граммов водки и сигареты «Кресты». Вышел из вокзала покурить, прямо под перечёркнутой сигаретой, и тут ко мне подходят двое: ваши документы, курите в неположенном месте.

– Нету, – говорю, – паспорта, – и достаю карту «Тройка» и банковскую карту «Мир» пенсионную.

– Ну, пройдёмте в отделение, штраф платить.

– И сколько? – спрашиваю.

– От 500 до 1500, – отвечают.

– Да у меня наличных нет, да и электричка через пятнадцать минут, – а сам две тыщи одной купюрой в кармане сжимаю.

– Пройдёмте, – отвечают, – сегодня воскресенье, электрички каждые тридцать минут ездят.

Ведут меня, а я думаю: «Может, взятку предложить, но у меня же одной купюрой, сдачи не дадут».

Привели меня, спрашивают:

– Кто вы и где живёте? – и в компьютер лезут.

Потом всё проверили и листик дают, пишите: «Начальнику отделения генерал-аншефу Маркесу Гарсиа Лорке».

«Странно, – думаю, – какой это генерал-аншеф Гарсия Лорка?»

Аж переспросил, а они:

– Пишите, у нас сейчас звания поменялись и люди новые.

– А дальше что писать? – спрашиваю.

– Ну как что: пил виски и курил сигареты «Мальборо» в неположенном месте, прошу меня, засранца, простить.

– Что, так и писать? – спрашиваю.

– Да, так и пишите, – а сами ржут и по полу катаются.

Ну я так и написал, они меня выпустили из-за решёток и напоследок говорят:

– Иди, дядя, не кури и не пей больше возле вокзала, мы за ЗОЖ.

Вышел я на крыльцо – солнце светит, снежок светится, электричка подходит. Хорошо!

Без номера

Нашёл в телефоне номер без опознавательных знаков. Решил позвонить. Долго не брали трубку, но гудки знакомые. Подняли.

– Алло.

– Вы кто? – спрашиваю.

– А вы кто? – отвечают.

– Вы у меня без координат, – говорю.

– И вы не обозначены, – отвечают.

– Может, вы мой родственник?

– Может.

– Может, вы мой одноклассник?

– Может.

– Вы не работали в «Мосглавснабе»?

– Нет.

– Может, мы с вами летали в Таиланд?

– Вы же видите: я мужчина.

– Да, вы мужчина, но кто вы?

– Я человек, московский житель, жую свой тяжёлый хлеб.

– И я жую хлеб, пью воду, проклятая власть.

– Не ругайтесь.

– До свидания, может, встретимся.

– Да, встретимся, чего нам не встретиться.

Волна

Иногда кем-нибудь увлечёшься, – или посмотришь, или ударит жаркой волной, что остановиться не можешь, или поцелуют тебя в щёчку так протяжно, что весь горишь, – и вот паришь, летишь, а потом думаешь: «Тебе же сорок восемь лет, звоночки эти, переписка в «Фейсбуке», прогулки дурацкие, геморрой же один, а если перепутаешь что-нибудь, пошлёшь не туда или переписку кто увидит, да ну, да ну, к жене, к жене, вот твоё счастье, вот твоя развилка». И идёшь такой по пустынной ночной Москве, цитируешь полузабытого поэта, и всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо.

Люблю

Есть люди, которых я просто люблю. Они могут досадить, уколоть, сделать что-нибудь эдакое, а ты просто думаешь: «Как бы хорошо тебе дать по шее». Но не даёшь, из любви не даёшь, и всё.

Время

Когда жены нет дома, я чувствую время. Всё постепенно зарастает, пухнет, вянет, покрывается пылью, разлаживается, теряется и пропадает. Цветы желтеют, посуда копится, кот куксится.

Мне представляются скифские курганы на месте захоронений. Когда-то это были богатые могилы воинственных князей, а сейчас просто кости под гнётом земли. Скоро к ним придут археологи с лопатами и радостно и задорно перевернут землю, чтобы исследовать каждую пылинку и отвезти найденные человеческие отходы в современные музеи для всеобщего обозрения. К ним будут подходить дети и тыкать пальцами в стеклянные саркофаги, спрашивая у родителей: «Папа, что это такое?»

P.S. На этом месте мне пишет в мессенджер возмущённая жена и требует, чтобы я наконец-то немного прибрался в квартире, потому что так жить нельзя!

Воспитание кота

Я много и долго воспитывал своего кота. Учил подавать лапу, приносить тапочки и выключать светильник на прикроватной тумбочке. Единственное, чего я добился: чтобы кот не залезал на обеденный стол с едой. И то только, когда я дома. Да и, честно говоря, когда я дома, тоже залезает.

Потустороннее

Я практически не верю в потустороннее и считаю, что если действовать по науке и по инструкции, то всё будет хорошо, но однажды наблюдал необъяснимое явление.

У моего кота брали кровь. Он порвал жену, меня и шесть санитаров, забился в угол, выгнул спину и шипел. Его кискисали, заламывали, уговаривали кормом, хватали за загривок. Ничто не помогало. Что делать, никто не знал, а всадить толстую иглу в маленькую венку было необходимо.

И тогда кто-то сказал: «Зовите Теймуру Исбековну».

Минут пятнадцать все ждали, а потом вошла Теймура Исбековна. Все затихли, а самое главное – затих мой кот. Неожиданно он перестал шипеть, вышел из угла и в присутствии восьмерых мучителей потёрся о ногу Теймуры Исбековны. Та молча взяла его под передние лапы, положила на медицинский стол, что-то сказала ему на ухо и не спеша ввела в его микроскопическую венку иглу.

Кровь медленно закапала в пробирку. Капала, наверное, минуту, кот просто ворчал и больше ничего. Затем Теймура Исбековна медленно вынула иглу из венки кота, передала пробирку санитарам и медленно ушла восвояси.

Я офигел.

– Кто это? – офигефши спросил я.

– Теймура Исбековна, – сказали мне, – профессор Ветеринарной Академии, доктор кошачьих наук.

Я молча засунул кота в переноску, и мы пошли домой.

Сегодня, покупая в ветеринарке «Проплан», видел её. Теймура Исбековна, конечно, меня не узнала. Был бы с котом, кота узнала бы, а так прошла мимо, но я с ней уважительно поздоровался.

Эскалатор

Едешь по эскалатору вверх и рассматриваешь едущих вниз женщин. Все на тебя внимания не обращают, и чего внимание обращать: дядька толстый, в возрасте. Но одна девушка милая вдруг голову поднимет и окинет тебя заинтересованным взглядом. И ты думаешь: «Стой, стой, я сейчас, только до верху доеду, а потом вниз спущусь, ты только подожди, не уходи, жди меня». Но вот доезжаешь до верху и думаешь: «Да ну, да ну, на работу, на работу».

Брателло

Стою на кассе в «Магнолии». За моей спиной огромный, бородатый, широкоплечий мужик громко говорит с кавказским акцентом в айфон.

– Брат, я же тебе всё выслал, ты же всё получил?

Трубка что-то неясно пищит.

– Значит, получил, брат? Где бабки?

Трубка пищит что-то оправдательное.

– То есть ты получил, – кавказец начинает повышать голос, – а бабок нет.

Трубка пищит боязно.

– К тебе что, пацанов прислать? – почти орёт кавказец, покраснев. У него на шее вздулись жилы. Он трясётся.

Трубка пищит.

Я думаю, что речь идёт о героине или оружии. Весь магазин замер, кассирша побелела.

– То есть ты получил сто тысяч новогодних открыток, брателло, а денег нет?

Все переводят дух, кассирша пробивает мне хрен. Над входом сверкает гирлянда.

Бан

Первый бан я терпел полгода. Меня оскорбляли на странице, ставили дурацкие лайки, вешали ненужные ссылки, писали по двадцать сообщений в день в личку, но я терпел. Я, конечно, как-то пытался попросить человека не безобразничать, но он крепился недолго, а потом опять начинал шалить. Но однажды, когда я сидел на кухне, посасывая мозговую косточку из борща, приготовленного моей любимой женой, и поглаживая рядом лежащего кота, этот человек позвонил мне по мессенджеру, и я просто машинально (даже не знаю и не помню, как это произошло) его забанил. Сначала я ничего не почувствовал, но потом в течение двух месяцев мучительно страдал. Вспоминал его аватарку, его нелепые комментарии и ссылки, дурацкие сообщения в личку, но какое-то чувство избавления не давало мне его разбанить.

Второго человека я терпел неделю, банил уже осознано, страдал день.

А сейчас посмотрел не так – в бан, в личку написал без спроса – в бан, лайк не поставил – в бан, лайк поставил – в бан, зафрендил в понедельник утром – в бан. Никаких страданий, никаких мучений.

Дзен

Настоящий прозаик достигает дзена, когда он ничего не пишет, но всем всё равно нравится то, что он не пишет. Он приходит на встречу с читателями. Зал полон. Он садится на сцене в кресло у столика. Берёт в руки микрофон. Открывает свой новый роман. Это пустой роман. Там все страницы пусты. Прозаик листает пустые страницы и беззвучно читает отсутствующий текст. Зал внемлет любимому прозаику. Слышно, как где-то бьётся муха о витражное стекло (это очень дорогой и престижный зал). Иногда безмолвная речь прозаика прерывается бурными аплодисментами и криками «браво». После сорокаминутного чтения отсутствующего текста прозаик ещё полтора часа общается с читателем. Иногда ему задают неудобные вопросы, например: «Как вы достигли дзена?» Прозаик молча отвечает. Зал рукоплещет. Прозаика ведут на фуршет, а после фуршета, немного пьяненького, отправляют на такси в Бирюлёво.

Зелёные волосы

Попросили передать пакет девушке с зелёными волосами. Представил зелёные глаза, перламутровые ноготки и зелёные волосы, распущенные до талии. Приехал на место, прохаживаюсь. А там толпа, охранники с дубинками, спешащий и жующий народ, бедлам. Никого зелёного не вижу. И вдруг подходит оранжевая девушка: волосы, ногти, глаза. Красота. Говорит, перекрасилась.

Классик

Прибегает Иванов и кричит:

– Вышла прекрасная книга классика Н.!

– Странно, – говорю, – разве у классика Н. есть прекрасные книги?

– Ну как же, вот и критик Пупкин пишет: «глубокий духовный мир», вот и редактор Сивкин отмечает: «забытый набоковский стиль».

Читаю. Ну дрянь же, дрянь откровенная.

Через месяц встречаю Иванова на презентации, кругом куча народа, галдят, выпивают, шумят.

Как назло Иванов спрашивает:

– Ну и как тебе новый Н.?

– Богатый духовный мир, – говорю. – Забытый набоковский стиль, – говорю.

«Джингл Белс»

Перед Новым годом со мной происходит какая-то ерунда. Вот играет оркестр «Ах вы, сени, мои сени», а мне слышится «Джингл Белс». Или из радио льётся Ротару «Луна-луна», а мне – «Джингл Белс». А недавно Путин доклад зачитывал под гимн России, а мне вместо гимна слышится «Джингл Белс». Волшебство.

Отличное настроение

Утром у меня всегда отличное настроение, замечательное. А тут еду в маршрутке и стих в ленте прочёл «Солнце-оконце, двери-звери», да ещё Новый год. И вот еду в вагоне метро, а меня сумка чья-то по ногам бьёт. Вот думаю: ну почему сумку нельзя убрать? Но через две станции сумка вышла, но вошла другая, розовая, и снова по ногам бьёт. И вот проехал ещё две станции, и вторая сумка вышла – ну отдохну. Но влез рюкзак на плечах и как даст в спину. Если бы не было у меня такое замечательное настроение, дал бы рюкзаку по морде. Вот, думаю, что поэзия делает. Вот удивительная сила искусства.

Прочёл отличное – и весь день спокоен.

Никуда не зовут

Как я люблю, когда меня никуда не зовут. Я прихожу с работы, глажу кота, целую жену, ем борщ, смотрю хоккей и читаю самотёк. С литературных вечеров же я прихожу поздно ночью пьяный, меня ругает жена, на меня шипит кот, мне до утра снятся поэты, читающие стихи, и прозаики, читающие романы. Утром у меня болит голова, я не могу нормально работать, и весь день мне стыдно.

Банкомат

«Зачем мне только в воскресенье понадобились наличные?» – думаешь ты, приближаясь к банкомату. А он старый, раздолбанный, скрипит, пыхтит, летят искры и пар: чёртовы санкции, совсем нет запчастей; он же сожрёт мою карту, сожрёт и всё, где я воскресенье буду искать поддержку, они же приедут через неделю. Но ты суешь карту (осторожно, осторожно, осторожно) в банкомат и думаешь: «Лишь бы не заглотил», а он дребезжит, ворчит, скулит и – о чудо: «Введите ваш PIN-код». Спасибо, спасибо, и вводишь, и дрожишь, ну дай, дай наличных. Он думает, долго думает, начинаешь грызть ногти, но вот медленно, медленно карта выползает из щели, и ты её стремительно забираешь (чем чёрт не шутит), и деньги медленно, медленно показываются из щели, и ты их стремительно забираешь (чем чёрт не шутит). Спасиба, спасиба, спасиба.

Глава шестая, в которой неожиданно появляется щенок и вносит хоть какое-то разнообразие в размеренное повествование

Философ

Надо податься в философы. Представил свою огромную чёрно-белую фотографию на весь экран. Я опираюсь на локоть и поддерживаю лоб своей лысой головы, на лбу – толстые складки, в глазах – скорбь и мучение.

Внизу надписи:

«Жизнь – не смерть.

Ухо – не нос.

Нога – не рука.

Геноцид тебуркыльского народа.

(с) философ, прозаик, поэт, эссеист Вячеслав Харченко».

Жизнь у метро

Жизнь у метро стала унылой и утомительной. Как снесли палатки, всё превратилось в мещанский позитив. Бродит кукуруза с плакатом, ходит чебурашка с ушами, негры раздают листовки. Где чебуреки с изжогой на два месяца, где бомжи с цитатами Бродского, где пьяные, лежащие в канаве? Я стою уже двадцать минут, и никто не попросил даже сигаретку. Собянин убил жизнь. Всё тлен.

Судить за бан

Когда-нибудь настанет светлое, счастливое время, и людей станут судить за бан.

– Встать, суд идёт.

– Сколько вы забанили людей за последний год?

– 1271 человека, – отвечает подсудимый.

Зал охреневает, гул уходит куда-то в потолок, стайка воробьёв делает круг.

– Вы знали, что в наше время терпимости это незаконно?

– Знал, – отвечает подсудимый.

– Сколько у вас было приводов?

– Десять.

– То есть вас постоянно предупреждали органы правопорядка, а вы банили и банили?

– Банил и банил.

Гробовая тишина. Подсудимый потупил взор.

Суд совещается, наконец суровая, уже не молодая женщина глухим голосом объявляет:

– Бла-бла-бла двадцать лет бана, бла-бла-бла блокировка страницы в «Фейсбуке».

Зал подавленно молчит, у подсудимого ходят желваки.

Женщины рыдают.

Сантехник

Ну вот, например, женщина и сантехник. У женщины протекает кран, и они идут с сантехником на рынок.

Женщина прыгает у кранчика и кричит: «Какой красивый кранчик, какой красивый кранчик», а сантехник думает, как он его будет прикручивать. Так и читатель и филолог.

Читатель вопит: «Замечательная книга, замечательная, меня аж боднуло», а филолог спокойно достаёт из саквояжа свои ножички, свои скальпели, свои очёчки.

Лингвисты

Читаю научный лингвистический труд «О новообразованиях русского языка за 2018 год». Разбираются слова «хайповство», «скрипальнуть», «новичок». Слог серьёзный, сердце радуется. И вдруг выскочило: «Надо читать хотя бы по одному роману Донцовой в год». «Твою мать, – думаю, – Донцовой». Потом опять структурный анализ, статистическая погрешность, ряды Фурье. И вдруг опять: «Надо носить Прадо». «Мать твою, – думаю, – так скоро “Винни-Пуха” почитать не дадут (ослик Иа вздыхал и ел шоколад “Вдохновение”), или Ландау будет пить чай “Липтон”».

Закрыл – нафик, нафик.

Долг службы

По долгу службы часто бываю в разных концах Москвы. Вот сегодня подходит крепко сбитый коротышка в берцах, кожанке и шапочке вязаной и спрашивает: «Как пройти к третьему транспортному кольцу?» И я начинаю свою волыну, что, мол, неместный, что приехал в Москву тридцать один год назад, что потом учился и женился, что жизнь катится, как колобок, а вчера на глаз выполз ячмень, и сын Павлик совсем вырос, и часто мучают странные сны, и хочется к морю и мороженого стаканчик, как в детстве, – вафельный, хрустящий. И вот стоишь и говоришь уже минут пятнадцать просто проходящим людям, а тот первый давно ушёл, как сказал я ему, что неместный, так и ушёл. Ничего не сказал и ушёл.

Грамота

Я не очень грамотный человек. В школе у меня была по русскому пятёрка, но толстые пальцы и Т9 испортили меня. Но даже находясь в таком незавидном положении, я всегда гордился, что – тся и – ться пишу правильно. Но вчера произошла катастрофа. Ко мне постучалась двадцатилетняя девушка и спросила, что мне нравится из прозы, и я ответил: «Мне нравиться Олеша и Соколов».

Я ждал громких и продолжительных аплодисментов по поводу моего тонкого вкуса, но девушка тут же забанила меня, и как я к ней ни стучался, больше не обращала на мои посты никакого внимания.

Всё пропадает

У меня в комоде есть ящик, где всё пропадет. Там хранится то, что ни в коем случае не должно пропасть. Договоры с издательствами, свидетельство о браке, загранпаспорт и прочая шняга. Когда я обнаруживаю важный документ, я кладу его в ящик, где он не должен пропасть, но он всегда мистическим образом пропадает.

Апокалипсис

Однажды я читал со сцены рассказ и прочитал то ли апокалЕпсис то ли апокАлипсис, но меня из зала поправили: «Надо читать то ли апокАлипсис, то ли апокалЕпсис», и я поспешно исправился и прочёл то ли апокАлипсис, то ли апокалЕпсис. Но слушатель всё равно после этого вскочил и гневно выбежал из зала, а зал кричал ему вослед: «Идите, идите!»

Мурмур

Передо мной в маршрутке молодой человек болтает по телефону с девушкой.

– Мурмур? – вопрошающе говорит девушка.

– Ничего не буду советовать, а то ты обидишься, – отвечает молодой человек.

– Мурмур, – раздражённо пищит девушка.

– Нет, не буду, не буду, – отмахивается молодой человек.

– Мурмур! – обиженно кричит девушка и бросает трубку.

– Ну вот, обиделась, – говорит молодой человек в затихшую трубку.

Щенок

Из окна наблюдаю борьбу щенка с цепью. Он раз за разом срывается, когда срывается, носится по загону, кувыркается в снегу и лижет протянутые ему через прутья решётки ладони. Когда он последний раз сорвался, я принёс ему из столовой сосиску, он облизал мне нос и чуть не откусил палец. Похоже, сегодня хозяин взялся за него всерьёз. Пёс со всего разбега дёргает цепь, только при мне, пока я был в курилке, сделал это раз пятнадцать. В конце концов сел посередине загона и завыл. Слушать это без слёз невозможно. По-моему, в наш век видеокамер и спутникового слежения сажать пёсиков на цепь для охраны сраного двора антигуманно.

9 января

Будильник, спать, спать, вставать, не спать, не спать, вставать, ехать, не спать, сидеть, пытаться работать, не спать, сидеть, не спать, сидеть, не спать, не спать, не спать, пытаться работать, сидеть, сидеть, сидеть, не спать, не спать, ура, домой, ехать, не спать, есть, мыться, спать.

Путешествия

Моё равнодушие к путешествиям вопиющее. Я ничего не почувствовал даже у Стены Плача. Мне тяжело передвигаться даже по Москве. Сподвигнуть меня оторваться от дивана могут только люди или хоккей. Если зовут люди, которых я люблю, то я еду, но и то не всегда. Когда в текст надо вставить реалии места, я просто лезу в интернет и рассматриваю фотографии. В то же время я очень люблю море, а в Москве моря нет. Каждый год я с ужасом еду на море.

Яйцо

Я ем жареное яйцо со слизью. Обрезаю ножом белую основу, кладу желток в рот и нажимаю языком на желток. Радость брызжет во весь рот. Сегодня напротив меня сел молодой человек, взял вилку и размазал желток по белку. Меня аж передёрнуло. «Какое варварство», – подумал я и вздохнул.

Опера

Позвонил старый приятель.

– Привет, – говорит.

– Привет, – отвечаю.

– В Венскую оперу не хочешь сходить? У меня билет образовался – всего тысяча евро.

– Нет, – отвечаю, – я сейчас в Орле.

– В Арли, – говорит, – сейчас хорошо, французы, фуагра, ой-ля-ля. А что делаешь?

– Книгу, – говорю, – выпустил про любовь.

– Книги, – отвечает, – хорошо, у меня много книг по бизнес-планированию. А что думаешь летом делать?

– В Крым поеду, в Ялту.

– О, я тоже хочу в Ялту, как тебе везёт. Ты тоже устал от Бали и Мальдив?

– Устал, – отвечаю, – устал.

– Ну, звони, чего-то ты пропал.

– Да, да, позвоню, обязательно.

Паспорт

Опять забыл закрыть сумку с паспортом. Проехал весь путь на первой маршрутке, на метро, на второй маршрутке, и только доставая рабочий пропуск, заметил, что сумка открыта и из неё торчит паспорт. Эх, а вы не верите в доброту и честность народонаселения.

Катастрофа

На новый 2019 год провидцы и вангующие обещают России стать Ноевым ковчегом, а Америке – гибельную катастрофу. В России смягчится климат, в Сибири построят новые города, изобретут новое всесильное оружие и сверхсорт картофеля, который будет плодоносить двенадцать раз в год. В Америке будет извержение вулкана, сместятся геопласты, произойдёт долговой крах и начнётся вторая Великая депрессия. Всё как всегда, как и в прошлом 2018 году.

Легенды

Смешно смотрятся отфотошопленные легенды хеви-метала на рекламах ретро-концертов. Всегда казалось, что ботокс, подтяжки и разглаженные морщины в фото-шопе – удел попсы. Настоящие железные мужики с яйцами должны стареть по-настоящему: красные носы, гнилые зубы, толстые, выпирающие вены, сухая, наждачная кожа.