Текст книги "Агасфер. В полном отрыве"

– Вам виднее, конечно, господин ротмистр! – Медников вздохнул: уж очень ему хотелось в Белокаменную снова прокатиться. Но понимал: молодежь натаскивать тоже надо. – Предупредить Новицкого насчет поездки?

– Сам скажу, Евстратий! А сейчас в Генштаб сходить надо, на очередную головомойку. Насчет поездки в Варшаву отчитаться и в Москву отпроситься. Формальность, конечно, но без этого нельзя!

– Гм… Владимир Николаевич, а вот по начальству я бы вам сегодня ходить не советовал, – заявил Медников. – Не мое собачье дело, конечно, но селезенкой чую: не пустят вас нынче в Москву!

– Это почему? Думаешь, к расследованию о покушении на государя «пристегнуть» могут?

– И это могут, и вообще в Петербурге нынче неспокойно. В воскресенье готовится что-то вроде крестного хода к Зимнему. Петицию какую-то, слышно, царю приготовили. А мероприятие грандиозным быть обещает, массовым. Власти вроде и разрешили, а по тайному распоряжению градоначальника все одно: начальнику штаба войск генералу Мешетичу велено обеспечить правопорядок в столице любыми средствами! Так что с оружием и полным боекомплектом войсковые части к столице подтягиваются!

– Ну, ты наговоришь! – недоверчиво покосился на Медникова ротмистр.

– Верьте слову! – зашептал Медников. – И робяты из охранного мне по старой дружбе шепнули: по агентурным данным, к мирному шествию толпы намерены подмешаться вооруженные эсеры с политическими лозунгами. Что первоначальный текст той верноподданейшей петиции переписан уже с добавлением политических по сути и оскорбительных для государя требований! Все петербургское начальство этого будущего воскресенья с ужасом ожидает, друг за друга прячется. Верьте слову: не отпустят! Так что предлагаю нелегально ехать, без доклада начальству! Вас же из Варшавы не отзывали?

Лавров покачал головой.

– Ну и пусть считают, что вы еще там!

– Провокатор ты, Медников! Дисциплину нарушать подбиваешь! Но… Ты прав, черт возьми! Тут и без нас разберутся, полагаю… А если протелефонируют мне?

– Не протелефонируют! – Медников достал из бокового кармана кусачки и тут же убрал их. – Не работают у нас в конторе нынче телефоны, Владимир Николаевич!

– Все предусмотрел, беспоповец хитрый! – покачал головой Лавров. – А я-то в ресторацию приличную сходить намеревался, пару визитов сделать… Но раз такое дело – носа высовывать до поезда мне отсюда не стоит! Чтоб не увидел никто!

– И не высовывайте, Владимир Николаевич! – обрадовано зачастил Медников. – За обедом я пошлю человечка, а визиты ваши подождут!

⁂

К ночному курьерскому в Москву Лавров и Новицкий едва не опоздали: с наступлением темноты Петербург словно вымер. Улицы были совершенно пусты, и даже извозчиков не было видно на обычных, излюбленных ими биржах.

Спутники, видя такое дело, постепенно ускоряли шаг. Эта мера позволяла им заодно и разогнать в жилах кровь: легкий дневной морозец с наступлением темноты превратился в жалящего холодом монстра.

Два-три извозчика, попавшихся им по дороге, не остановились, не отреагировав ни на разбойничий посвист Новицкого, ни на призывное лавровское: «голубчик, два рубля до вокзала дам!» и размахивание саквояжем. Наконец Новицкий, высвободив одно ухо из-под башлыка, вовремя услыхал набегающий из переулка стук копыт, и, рванувшись, перегородил переулок своим телом с растопыренными руками. Деваться извозчику было некуда, и он натянул вожжи, опасливо вглядываясь в ночных пассажиров.

Усевшись в кошеву, Новицкий немедленно начал пытать ваньку:

– Вы куда все подевались, мерзавцы? Извозчики, то есть? Из города сбежали все, что ли? Или клад нашли, и порядочные пассажиры с их гривенниками уже не интересны?

– Тута сбежишь! – мрачно ответствовал ванька. – Седок нонесь поганый пошел, пакостный! Садишь его, как порядочного… До места довез – а он заместо двоегривенного револьверт в рыло сует… И слова всякие обидные говорит: почему не бастуешь, мол, как всякий сознательный пролетарий? Грозит ишшо: увижу, дескать, еще раз твоё рыло – все пульки из барабана в морду-то и покидаю!

Лавров и Новицкий переглянулись. Ванька же, воодушевленный сочувственным молчанием, продолжал:

– Лошаденку мою хотели сегодня это… Как же он, сучий потрох пролетарский, сказал? Мы, грит, на полдня нынче твою дохлятину экспра… экспру…

– Наверное – экспроприируем? – подсказал Лавров.

– Вот-вот, так и сказал, в рот ему дышло! Кое-как отговорился: еле живой кобылку свою представил… А куда мне без лошадки-то, господа хорошие? Ой, простите – не товарищами ли будете?

– Нет, не товарищами, – дружно рассмеялись седоки, хотя смешного в рассказе ваньки, признаться, было маловато.

У Московского вокзала Лавров щедро дал извозчику полтинник, и тот, не дожидаясь набегавших откуда-то с вокзального дебаркадера пассажиров, принялся нахлестывать свою животину и умчался.

Как бы там ни было, но до отхода поезда оставалось еще около часа, и Лавров предложил погреться в павильоне. Станционный жандарм проводил пассажиров подозрительным взглядом и успокоился только тогда, когда те зашли в желтый круг фонаря и можно было разглядеть их форменную одежду.

– Как нынче московский курьерский? – поинтересовался Лавров.

– А бог его знает! – откровенно заявил жандарм. – Агитаторы с заводов в депо ходили, было дело – но у нас там нынче охрана, визитеров до машинистов не допущают. Так что должон быть сегодня московский… А вы не в буфет ли собрались, господа офицеры?

– Туда! – не стал отрицать Лавров. – А что? И там нынче бастуют?

– Хуже, господин ротмистр! – зашептал жандарм. – Агитаторы нынче там, язви их в душу! Митингуют! На морозе-то им, видать, неспособно, так оне в павильон и порскнули!

– Ну а ты тут на что, братец, голубая[62]62
  Имеется в виду голубая отделка шинелей и головных уборов у жандармов в России: шинель с голубыми петлицами и красным кантом и круглая шапка с вырезом впереди и таким же голубым донцем.


[Закрыть] твоя душа? – шутливо поддел его плечом Лавров. – За порядком не следишь, а?

– Какой нонесь порядок, господин ротмистр!? Не велит нам начальство нынче агитаторов этих трогать, язви их! Чтобы «народные массы не будоражить без особых на то оснований!», – передразнил он свое начальство. – А что командиры из казарм нынче видят? Это я тут, с железнодорожного дебаркадера вижу: есть настоящие агитаторы фабричные и есть «примазавшиеся» к ним! У фабричных да заводских руки рабочие, с черными ногтями. Они нашу службу не задирают, иные и здоровкаются. А у «примазавшихся» ручки белые, морды нахальные, винищем дышут – даром что красные повязки нацепили! Те и мундир оскорбляют, и государя-императора хулой поминают. Сразу видать – «политика»! А ты не моги трогать, раз красная повязка! – жандарм сплюнул. – Так что и в павильонном буфете нынче «примазавшиеся» засели! Горлопанят, водку бесплатно требуют, порядочных пассажиров, навроде вас, цепляют! Так что не советую, господа!

– М-да… А где ж пассажиры-то? Или нынче и не ездит никто?

– Которые приличные – у дежурного по вокзалу Христом Богом от мороза хоронятся. И за зданиями…

Переглянувшись, Лавров и Новицкий решили судьбу не искушать, и в павильон не ходить. Остались ждать подачи состава на дебаркадере, только из-под фонаря ушли.

А когда состав с опозданием почти на сорок минут был все же подан к дебаркадеру, убедились в наблюдательности станционного жандарма. Откуда ни возьмись, по платформе побежали поскорее к вагонам, цепляясь корзинами и чемоданами, пассажиры. Юркнули по своим местам – и опять дебаркадер опустел.

Заняв сдвоенное купе второго класса, спутники с облегчением скинули свои шинели – и тут же обнаружили, что вагон протоплен плохо. Окликнутый проводник по этому поводу мрачно заявил, что угля нынче в депо подвезли мало – потому как артель угольщиков бастует.

Впрочем, вынутый Лавровым серебряный рубль произвел магическое действие. Мгновенно повеселев, проводник с грохотом извлек откуда-то из своих «закромов помятые ведра и полез с ними под вагон. Вернувшись, заявил, блуждая глазами:

– До Бологова хватить! А более забастовщики не дают, на рубь-то!

– Голубчик, так это же только полпути! – вздохнул Лавров. И деликатно осведомился. – А что, иных пассажиров в вагоне нет? Мне что – за всех платить?

– Все пассажиры по купе заперлись и носа не кажут! – ухмыльнулся проводник.

Пришлось Лаврову второй рубль доставать.

– Можешь ли, любезный, еще пару ведер раздобыть?

– С превеликим удовольствием! – брякая ведрами, проводник, подоткнув полы шинели, снова нырнул под вагон.

Сплюнув под ноги, Новицкий пробурчал под нос что-то отнюдь не божественное.

Через полчаса, когда поезд уже тронулся, в вагоне заметно потеплело, и накинутые было шинели снова отправились на вешалку.

Расстегнув саквояж, Лавров достал полубутылку шустовского. Новицкий тоже оказался опытным путешественником, и чуть смущаясь начальника, извлек из своего саквояжа такую же полубутылку. Ротмистр передал Новицкому папку с досье дипломата Павлова. Предупредил:

– Сейчас мы с вами, подпоручик, одну посудинку пока «приговорим». А когда ознакомитесь с досье, и за вторую браться можно будет! Здесь все, что мне на Павлова собрать удалось. И формуляр у человека хороший, и послужной список достойный… Вот только откуда у него способности специфические, наши прямо вдруг проявились – я так и не понял. Может, вы разберете, подпоручик?

⁂

По злой иронии судьбы, истинная роль Александра Ивановича Павлова[63]63
  Этот персонаж – впрочем, как и многие другие – выведен в романе под своим настоящим именем. Использованы данные его подлинного формулярного списка, хранящегося в Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ).


[Закрыть], блистательно справившегося в Русско-японской войне с нехарактерной для дипломата ролью организатора и резидента созданной им же Секретной службы в Шанхае, осталась практически неизвестной не только его современникам, но и многим историкам и летописцами той непростой поры.

Получив в 22 года мичманские погоны после окончания элитарного Морского кадетского корпуса, Павлов «просолил» их в многомесячных морских походах, а через 4 года вдруг изменил морю и поступил на службу в Азиатский департамент МИДа. А еще через 4 года, попросившись на «живое» дело, получил назначение в совершенно некарьерную, «третьестепенную» миссию России в Китае.

Однако сместившиеся акценты в политике России последнего десятилетия XIX века вскоре сделали дипломатическое «захолустье» Китая передовой линией русской внешней политики. И тут настал час Павлова! Дипломатический нюх и незаурядные аналитические способности помогли Александру Ивановичу быстро делать карьеру. Формально – первый секретарь посольства, фактически – личный секретарь посла, графа А. Кассини. Графу не очень нравилось копаться в китайских вопросах, и все политические донесения из Китая в МИД был вынужден писать его личный секретарь. А когда граф с великим облегчением покинул «желтую страну», Павлов уже на практике стал проводить стратегическую линию Петербурга в Китае.

Он выполняет целый ряд секретных и щепетильных поручений, оплачивает сговорчивость высших китайских сановников, ставит свою подпись под русско-китайским договором[64]64
  По этому договору Россия получила в аренду Ляодунский полуостров с крепостью Порт-Артур и городом Дальним.


[Закрыть] 1898 года. И его имя все чаще звучит в коридорах МИДа и даже в царских апартаментах. В том же году его отличие позволили Павлову надеть мундир статского советника и получить назначение генеральным консулом и поверенным в делах в Корее. Еще через четыре года – золотой ключ камергера[65]65
  Придворное звание высокого ранга, жалуемое гражданским чиновникам за особые заслуги. При парадном мундире звание предполагало ношение на фалде золотого ключа.


[Закрыть], год спустя – чин статского генерала, ДСС – действительного статского советника. Павлов становится чрезвычайным посланником и даже полномочным министром при императоре Кореи. С этой страной у России были давние, особо доверительные отношения[66]66
  Император Кореи еще в 1885 года обращался к Александру III с просьбой принять его страну под протекторат Петербурга, однако русский царь тогда воздержался. Годом позже корейский монарх без малого год прожил в Русском посольстве, спасаясь вместе со всем правительством от японских агентов, расправившихся с королевой Минь.


[Закрыть].

Однако международная политика, как известно, дама капризная и непостоянная. Наступил поворот и в русско-корейских отношениях. В Корее произошел резкий рост влияния Японии, завершившийся установлением там протектората Страны восходящего солнца. И российская дипломатия сознательно отказалась от активного противостояния из опасения еще более накалить и без того «горячие недоразумения» с Японией. Главной задачей Павлова стало сдерживание японского проникновение на полуостров.

Надо заметить, что не все в Петербурге были сторонниками пассивного сдерживания. Много потов пришлось пролить послу, лавируя между прямыми указаниями своего министерства и теми высокопоставленными лицами, которые вмешивались в корейские дела[67]67
  Имеется в виду история с покупкой лесной концессии на севере Кореи, за которой стояли, помимо прочих, брат царя и сам Николай II.


[Закрыть].

⁂

…За три дня до начала Русско-японской войны японский военный атташе в Сеуле Ёсида, предъявив командиру крейсера «Асама» секретную телеграмму из Токио, потребовал доставить его в обозначенную на карте точку севернее корейского порта Чемульпо. На карте, которую он показал японскому офицеру, было указано место закладки телеграфного кабеля, шедшего на север. Через час командир доложил: крейсер на заданной точке.

– Мне нужен этот кабель. Прикажите вашим водолазам перерезать его!

Командир «Асамы» позволил себе едва заметно улыбнуться: ох уж, эти сухопутные генералы!

– Сначала этот кабель нужно найти, ваше превосходительство. Я прикажу спустить в море сразу несколько шлюпок с матросами, вооруженными «кошками»[68]68
  Якорь-«кошка» распространен на маломерных судах. На больших используется для поисков на дне моря.


[Закрыть]. Они опустят «кошки» на дно и будут двигаться зигзагами. Что я должен сделать, когда кабель будет обнаружен?

– Ваши водолазы должны быть наготове. И как только кабель будет найден, они спустятся на дно, вырежут кусок и доставят мне!

– А разве не достаточно будет просто перерезать кабель?

– У меня в руках должно быть доказательство, что связи нет. Русские консул, их военный агент и посланник должны быть слепы и глухи!

Через три часа, уже перед самым рассветом, двое водолазов в тучах пузырьков воздуха, подняли на борт одной из шлюпок кусок кабеля размером около двух сяку[69]69
  Сяку – японская мера длинны, равная 30,3 см.


[Закрыть]. Облепленного ракушками, какой-то зеленью… Отбросив брезгливость, Ёсида торжественно поздравил капитана с успешной операцией.

– Я непременно сообщу о нашем совместном успехе в Токио! – пообещал сияющий атташе.

Командир отдал честь, поклонился, скрывая разочарование: подумать только, вот так «операция»! Несколько дней назад на совещании у императора было принято решение о начале войны с Россией, и армада под командованием Урио и Камимуры вышла в море с тем, чтобы, разделившись, напасть на Порт-Артур и высадить десант в Корее. А его крейсер, вместо того чтобы топить русские корабли, целую ночь искал кусок паршивого медного провода…

Несмотря на секретность приказа, местные японцы еще до решения гэнро[70]70
  Внеконституционный орган в Японии до 1940 года. Он состоял из ближайших советников императора, которые также назывались гэнро.


[Закрыть] развили непонятную активность, позволив посланнику России в Корее Александру Ивановичу Павлову сделать вывод о скором начале войны. Узнав о вышедшей в море эскадре и том, что часть ее направляется в Корею, Павлов потребовал прямой провод[71]71
  Вид преимущественной связи, когда все промежуточные абоненты отключаются.


[Закрыть] с Петербургом и Порт-Артуром. Но телеграф молчал: Павлов не знал пока ни о диверсии Ёсиды, ни о том, что южный хвост «кабеля» японцами тоже перерезан.

С дипломатической почтой и секретными шифровками в Порт-Артур была направлена канонерка «Кореец». Но до места назначения она не дошла, подвергнувшись атаке идущей навстречу японской эскадре. Не отвечая на орудийный огонь (при этом можно было повредить стоящие на рейде иностранные корабли), командир «Корейца» капитан второго ранга Беляев отдал приказ возвращаться на базу.

А посол Павлов с бессилием констатировал, что только в течение одной ночи с японских транспортов было высажено в порту около трех тысяч десантников, половина из которых к утру уже успела добраться до Сеула.

Никакого сопротивления корейская армия захватчикам не оказала. Местное население спешно вывозило подальше семьи. А японские переселенцы, опьяненные успехом своего флота, готовились к погромам. Предчувствуя, что погромы не минуют и их, русское население кинулось за защитой в Духовную миссию. Столица Кореи замерла в тревожном ожидании.

К полудню японский адмирал Уриу в ультимативной форме потребовал, чтобы все русские корабли покинули порт Чемульпо, грозя в противном случае расстрелять их и сам порт огнем своей артиллерии. И тогда «Варяг» и канонерка «Кореец» вышли навстречу противнику.

Но это – совсем другая страница той войны. Сегодня мы о ней говорить не станем.

На следующий день после героического финала с «Варягом» и «Корейцем» к Павлову пришел его давний приятель, французский дипломат. Комкая в руках платок, он передал русскому посланнику требование Токио о том, чтобы русская миссия немедленно покинула Сеул. И Павлов, надев парадный мундир, отправился к японскому послу.

Не молить о пощаде, не торговаться, не выпрашивать. Павлов сумел настоять на том, чтобы процедура выезда русской миссии была достойной и, самое главное, прошла бы без жертв.

Какие бы ни были инструкции на сей счет у японского посла, он не смог настоять ни на разоружении воинской команды охраны, ни на количественном ограничении удаляемой русской миссии. Между двумя шеренгами японских жандармов, с высоко поднятыми головами, прошли к вокзалу все сотрудники миссии, команда казаков при оружии и знамени, и все русские, пожелавшие покинуть Сеул.

Выстроенный на вокзале почетный караул японцев отдал русским воинские почести. На конечной станции в Чемульпо и в порту процедура повторилась. Миссия перебралась с вокзала в порт, погрузилась на крейсер «Паскаль» под флагом Франции. Павлов со всей своей дипломатической «командой» настоял на заходе в Шанхай: его дела в зоне боевых действий только начинались.

Японские военные штабы в преддверии войны разработали детальные планы действий. Русские штабы, увы, ждали «у моря погоды» и заняли оборонительно-выжидательную позицию. И вынужденно оставшегося не у дел Павлова начали дергать в разные стороны – командующий сухопутными войсками генерал-адъютант Куропаткин через министра иностранных дел Ламздорфа тянул его в свою ставку. Наместник русского императора на Дальнем Востоке Алексеев выхлопотал высочайшее разрешение на перевод Павлова в Мукден, в свою ставку…

Дело кончилось тем, что Александру Ивановичу Павлову было предписано избрать местом своей службы Шанхай – с тем, чтобы… в кратчайший срок и фактически с нуля создать там Секретную службу, организовать и объединить всю разведку и контрразведку России на Дальнем Востоке.

О «задвинутом» задолго до начала войны начальнике Разведочного отделения Генерального штаба Русской армии ротмистре Лаврове столичные министры, генералы и адмиралы предпочитали не вспоминать. Как и о легших под сукно министерских столов его многочисленных докладных записках и дельных предложениях по своевременной организации разведки… Что же касается Павлова, то, судя по всему, о Лаврове и его секретной службе, которой прямо запретили действовать за пределами Петербурга, он и вовсе не знал…

⁂

Оторвавшись от чтения досье Павлова, Новицкий бросил взгляд на начальника. Теплый вагон, мерное покачивание вагона и ритмический стук колес вкупе с полубутылкой коньяка, сделали свое дело: Лавров дремал, и даже иногда легонько похрапывал. С досады, что не может немедленно обсудить только что пришедшую ему в голову мысль, подпоручик слегка прищелкнул языком.

– Ну, что, нашли что-нибудь интересное для нас? – немедленно, будто и не засыпал вовсе, отозвался Лавров.

– Досье как досье, господин ротмистр. Ну, умен, сообразителен. Умеет находить выход из трудных положений… Я не о том, Владимир Николаевич! Я вот чего подумал: в письме Агасфера про посылку говорится. Это ведь норвежское оборудование для консервной фабрики?

– Естественно. А что?

– Я вот подумал: если включить в команду инженеров, которые повезут это оборудование в Японию, нашего человечка, а? Вот вам и связник с Агасфером!

– Господи… Давайте уж спать ложиться, подпоручик! Эка вы нафантазировали! Вы подумайте лучше, как нам завтра Краевского в Москве выявить! Редакция его наверняка прячет! И чтоб не мешали ему отписываться, и из соображений безопасности.

Часть вторая

Глава двенадцатая

Шанхай

Корабли «нейтралов» покидали корейский порт Чемульпо. Посол Павлов, весь состав дипломатической миссии, ее охранная команда под командованием лейтенанта Климова и небольшая русская колония Сеула поднялись на борт французского крейсера «Паскаль».

Несколькими часами раньше моряки «Паскаля» охотно потеснились в своих кубриках ради тяжелых раненых с крейсера «Варяг» и канонерки «Кореец». Остальных оставшихся в живых и раненых моряков приняли на борт итальянский и английский крейсера. Командир американской канонерки «Виксбург» даже шлюпки за русскими моряками с затопленных «Варяга» и «Корейца» посылать не стал, ссылаясь на отсутствие разрешения своего министерства: ограничился отправкой на берег своего корабельного доктора.

Проходя мимо места гибели «Варяга», командир «Паскаля» капитан 2-го ранга Виктор Сенэс приказал приспустить флаг. Отдавая воинские почести геройскому поступку, на правом борту выстроилась вся команда французов. Санэс вполголоса рассказывал стоящему рядом с ним на мостике Павлову подробности битвы:

– Если я когда-нибудь и возьмусь за мемуары, мсье, но только благодаря тому, чему был свидетелем позавчера, – позабыв про давно потухшую сигару, говорил командир. – Мне доводилось слышать, что русские и французы весьма схожи и характером, и темпераментом – но не думаю, чтобы я решился на поступок, подобный решению кэптена Руднева! Он мог поступить более разумно: во-первых, потопить тихоходную канонерку в порту, взяв с нее к себе артиллеристов для усиления экипажа, и попытаться прорваться ночью. С ходовыми преимуществами «Варяга» у него это могло получиться! При средней скорости японских линейных кораблей пятнадцать – семнадцать узлов «Варяг» имел, как мне говорили двадцать три! А во-вторых, мсье посол, я вообще не могу понять – какого черта ваш «Варяг» торчал в бухте?

Дипломат промолчал. Не мог же он выдавать представителю хоть и дружественной, но все же чужой державы, что и сам, как и капитан Руднев, не понимал сути категорического запрета командующего флотом наместника Алексеева[72]72
  Инструкция, поступившая от царского наместника адмирала Алексеева, гласила: «Не препятствовать высадке японских войск, если бы таковая совершилась до объявления войны… Ни в коем случае не уходить из Чемульпо без приказания».


[Закрыть] на выход «Варяга» из «мышеловки».

А Сенэс между тем продолжал:

– Ультиматум контр-адмирала Уриу[73]73
  Командующий японской эскадры, в составе которой было 14 кораблей, прикрывавших высадку японского десанта в Корее.


[Закрыть] действовал до полудня. И когда мы увидели, как часом раньше, подняв боевые вымпела, «Варяг» и «Кореец» двинулись из бухты прямо в пасть японской эскадре, мы глазам своим не поверили! Его музыканты исполняли национальные гимны Франции, Британии, Италии, а крейсер выбросил флажный сигнал по международному коду: «Не вспоминайте плохо!»

– Наверное, «Не поминайте лихом!» – грустно поправил Павлов. – Так говорят русские, отправляясь навстречу смерти, мсье капитан!

Сенэс, вспомнив, наконец, о своей сигаре, раскурил ее – пальцы его заметно дрожали.

– А когда час с небольшим спустя русские герои вернулись, я тоже не поверил своим глазам: израненный «Варяг» так и не спустил своих последних флажных сигналов. На реях полоскались красные флаги, а на гафелях и стеньгах – андреевские[74]74
  Согласно международному своду, такое сочетание флагов означает: «Принимаю бой!»


[Закрыть]! А знаете, на что я обратил внимание, мсье посол, когда спустился на палубу «Варяга»?

Признаться честно, Александр Иванович знать кровавые подробности вовсе не желал – Тем более что они касались экипажа крейсера, перед которым посол чувствовал свою невольную вину. Ведь именно у него в подчинении были эти два боевых корабля. И он наверняка мог снять камень с души Владислава Федоровича Руднева и приказать ему уходить для соединения с эскадрой… Но он кивнул головой, поднял на Сенэса воспаленные давней бессонницей глаза: давай, мол, добивай, чего уж…

– Я обратил внимание, что «Варяг», несмотря на бешеную канонаду противника, получил всего четыре-пять серьезных пробоин корпуса. А ведь крейсер – только бронепалубный, брони на корпусе не нес. Зато вся палуба была словно вспахана: Уриу приказал бить по «Варягу» осколочными снарядами! Они сметали с корабля все живое, выводили из строя орудия и надстройки! Из тридцати шести орудий крейсера целых я насчитал не более полудюжины… И я, мсье посол, сразу вспомнил донесение нашего морского агента, утверждавшего, что японский контр-адмирал вовсе не желает потопить самый быстрый корабль на Великом океане, а намерен преподнести его ихнему узкоглазому величеству микадо в качестве подарка!

Помолчав, капитан выкинул окурок за борт и предостерег Павлова:

– Имейте в виду, мсье посол: если русские не вышибут противника из Чемульпо в самое ближайшее время, то японский император получит свой подарок[75]75
  Капитан как в воду глядел: в 1905 году «Варяг» был поднят японцами, отремонтирован и введен в строй 22 августа в качестве крейсера 2-го класса под названием «Соя» (по японскому названию пролива Лаперуза). Более семи лет использовался японцами для учебных целей. А когда во время Первой мировой войны Россия и Япония стали союзниками, крейсер «Соя» был выкуплен Россией. 4 апреля 1916 японский флаг на нем был спущен.


[Закрыть]: «Варяг» поднимут! Отливы обнажают его корпус почти на четыре метра! Я искренне надеюсь, что моему бравому коллеге, капитану Рудневу, не поставят в вину то, что он вынужден был затопить свой корабль в таком мелком месте! Что ни говори, а общий счет часового боя был в пользу русских: ими потоплен один миноносец, а три крейсера противника серьезно повреждены.

– Надеюсь! – мрачно кивнул посол.

Только через несколько месяцев, из доверительного разговора с наместником, он узнает, что первым решением морского командования и самого царя было отдать капитана Владислава Федоровича Руднева под трибунал. Однако чуть позже здравый смысл победил: в Петербурге сообразили, что невместно «знаменовать» таким образом начало войны. Добравшийся до столицы геройский экипаж будет осыпан наградами и почестями. А Руднев получил чин контр-адмирала и… вскоре подал прошение об отставке: общим решением Санкт-Петербургского и Кронштадтского морских собраний офицеры, не знакомые с обстоятельствами, вынудившими Руднева принять непростое решение, лишая его права посещать эти собрания. По сути дела, ему объявили бойкот…

Обведя биноклем пустой горизонт, Сенэс удовлетворенно констатировал:

– Разбежались япошки раны зализывать… Ну а нам пора и пообедать, мсье посол!

За обедом в кают-компании «Паскаля», куда были приглашены высшие чины русской миссии, тосты за русских моряков перемежались с рассказами об их героических поступках. Наших моряков благодарили за то, что они своим решением выйти навстречу эскадре врага спасли корабли «нейтралов» от обстрела японцев. Французский офицер с артиллерийскими нашивками на кителе, оказавшийся за столом рядом с Павловым, во весь голос, не стесняясь, ругательски ругал американцев:

– Эти свиньи всегда были себе на уме, мсье! – стучал он вилкой по столу. – Они быстро забыли, как две русские эскадры[76]76
  Имеется в виду высочайшее повеление Александра II об отправке в восточному и западному побережьям Северо-Американских Соединенных Штатов сразу двух боевых эскадр под командованием контр-адмиралов Лесовского и Попова. Эта акция имела целью не только продемонстрировать угрозу торговым морским путям Англии и Франции, но в первую очередь оказать моральную поддержку Северным штатам, борющимся за свою свободу и независимость.


[Закрыть] пришли им на помощь во время их Гражданской войны! А нынче? На американских и британских верфях построен почти весь японский флот!

Посол кивал – хотя мог бы рассказать, что и «Варяг», собственно говоря, был построен в Америке, на верфях Филадельфии.

⁂

После трехдневного перехода изгнанная из Кореи ее захватчиками Русская посольская миссия сошла на причал Шанхайского порта. И сразу же попала в довольно щекотливое положение: несмотря на высочайшее повеление Павлову избрать местом своего пребывания Шанхай, российские посланник в Пекине Лессар и военный агент в Шанхае Дессино усмотрели в его назначении покушение на собственные авторитеты и роли. Таким образом, никакого плодотворного сотрудничества с местным дипкорпусом, который был обещан и министром иностранных дел, и наместником, у Павлова не получилось.

А между тем поручения из Петербурга и Мукдена сыпались нескончаемым чередом. Александр Иванович порой не знал – плакать ему или смеяться. Вот и начальника штаба Ставки наместника, генерал-лейтенанта Жилинского интересуют сведения о ходе мобилизации у японцев и даже то, намерены ли японцы ждать русского наступления в Маньчжурии или сами будут наступать там?

В довершение ко всему, никто из вышестоящего начальства не озаботился обеспечить нового «резидента» в Шанхае хотя бы одним шифровальщиком. Так что Павлову приходилось не только добывать нужную информацию, но и лично шифровать отправляемые депеши и расшифровывать поступающие.

Прилечь и отдохнуть Александру Ивановичу удавалось лишь далеко за полночь, на пару-тройку часов – да и то не всегда. Перелопатив за 16‒18 часов рабочего дня уйму секретной информации и решительно бредя в спальню с намерением приложить голову к подушке, Павлов зачастую бывал «перехвачен» едва держащимися на ногах секретарями, приносившими ему новые задания с грифом «Безотлагательно!», либо тайными курьерами из Ставки наместника, доставлявшими «резиденту» чемоданы денег на текущие расходы.

Помимо всего прочего, ему вменялись в обязанности и подкуп местной прессы, и организация закупок угля для двигавшейся на Дальний Восток вокруг Африки и Азии эскадры адмирала Рожественского, и подбор диверсантов для работы в тылу японской армии, и снабжение продовольствием осажденного Порт-Артура…

Все это требовало огромных расходов. Именно поэтому все свои донесения по принадлежности – в МИД ли, в российское посольство в Пекине, флотскому либо армейскому командованию – Александр Иванович дублировал своему главному «финансисту» – наместнику Алексееву. А тот оплачивал многомиллионные расходы из выделенных ему из казны специальных средств – разумеется, одновременно требуя документального подтверждения произведенных расходов.

И это тоже было головной болью Александра Ивановича – ибо всякий разведчик, а тем паче резидент знает, что получить расписку от секретного агента порой практически невозможно. Передача тайных сведений и государственных тайн противнику каралась по законам военного времени – расписки же в получении за эти передачи вознаграждения были полным доказательством вины тайного агента.

Но главной головной болью Павлова был вопрос агентуры в самой Японии. Своих агентов у России там не было, и Павлову ничего не оставалось делать, как находить и использовать… чужих.

После долгих размышлений Александр Иванович как-то нагрянул к Генеральному консулу Франции, с коим в свое время был хорошо знаком по службе в Пекине. И на правах старого знакомого преподнес консулу презент, от которого тот не смог отказаться. Это был ящик старого французского вина из Прованса, родины консула. О том, как и за какие деньги Павлову удалось раздобыть этот ящик в Тонкине[77]77
  Название французского протектората (1884-1945), территории северной части нынешнего Вьетнама.


[Закрыть], история умалчивает.

Консул был потрясен и растроган буквально до слез. Он немедленно потребовал у секретаря принести топор и собственноручно вскрыл ящик, дрожащими руками вытаскивал и поглаживал, как кошек, пыльные бутылки, пересыпанные стружками. Александр Иванович лишь улыбался с видом счастливого отца, одарившего своего ребенка диковинной игрушкой. Однако когда консул возжелал немедленной дегустации, на душе Павлова заскребли кошки: мало ли что мог подсунуть ему хитрый торговец?

Пока искали достойные такого вина бокалы, Александр Иванович, со свойственной всем дипломатам предусмотрительностью, незаметно засунул топор под кресло – опасаясь, что экзальтированный француз не замедлит пустить его в ход, окажись в бутылке какая-нибудь поддельная кислятина.

Но вот бутылка вскрыта, на донышко бокала налит глоток вина. Погрев стенки бокала ладонями, консул сначала понюхал вино (да пробуй же скорее, будь ты неладен!) и наконец отхлебнул. Закрыл глаза – Павлов последовал его примеру.

– Да-а, – благоговейно прошептал, наконец, француз. – Это настоящий «Кот-де-Прованс»! – Он осторожно наполнил бокал еще раз. – Причем ему не менее двадцати лет. И, если не ошибаюсь, лоза с маленького виноградника «Белле», с холмов над долиной Вар! Друг мой, признайтесь: где вы раздобыли это чудо?