Текст книги "Агасфер. Золотая петля. Том 2"

– Я уже думал, собственно, – закивал головой Варнак. – И даже поговорил с утра кое с кем, но… Гм… Кузьма и Демьян отказались – хотя я упоминал, что ваша экспедиция готова оплатить время и хлопоты. А дед Вениамин хоть и вызвался, но… Он совсем дряхлый, знаете ли… Разве что силки на зайцев может нынче ставить. Так что…

– Кстати, об охотниках, – вспомнил Берг. – Тут ночью такая оказия приключилась: поймали мы в своем лагере лазутчика. Его зовут Ефим – только от него и добились. Не знаете, что за типус?

– Ефим? Знаю такого, – удивился Варнак. – Вот его бы порекомендовал, только… Он ведь исчез из Заларей еще в прошлом году, с осени. У вас теперь, стало быть, объявился? Надо его предупредить, чтобы уходил отсюда! Ищут его, не дай бог, схватят. Гм…

– Кто ищет? – не понял Агасфер. – Он от властей бегает?

– Чего ему от властей бегать? Он сам по себе, до политики не охотч, – Федор замялся, опустил глаза. – Собственно… В деревне говорят, что он с квартирантом своим от Замащикова в тайгу подался. Атаман Ефима ищет! А почему, отчего… Что с Константином Борисовичем они не поделили – я не знаю. А кто знает – не говорит, так что…

– И я не знаю, но уверена: между ними что-то серьезное, Михаил Карлович, – подала голос Ханжикова. – Моя квартирная хозяйка как-то поминала, что Замащиков посулил коня подарить тому, кто к нему Ефима доставит. И за квартиранта его тоже лошадь обещает – а для крестьянина это очень серьезно, знаете ли. А зачем он к вам приходил?

– Не будучи оригинальным, я пытался это выяснить, – усмехнулся Берг. – Но не говорит ваш Ефим!

– Здесь какое-то недоразумение, господин Берг! – затряс головой Варнак. – Он еще в лагере? Я хочу поговорить с ним, и уверен, все разъяснится! Вы для него пришлые люди, а наши деревенские мужики порой так стеснительны с чужаками!

Берг рассмеялся:

– Стеснительны? Я сидел у костра, а он сумел незаметно подойти вплотную и под дулом ружья повел меня куда-то в темноту. Между прочим, винтовка была заряжена и патрон был в стволе! Стеснительность? Тут что-то не вяжется, господа!

– Это какое-то недоразумение, – настаивал Варнак. – Ефим не злодей! Знаете, он человека как-то подобрал – того с поезда скинули. Выходил его, сколько ночей не спал. Поговорить мне с ним надо, Михаил Карлович! Я уверен, все разъяснится! А если он согласится идти с нами – лучшего добытчика провианта вам не сыскать!

– Тогда пойдемте прямо сейчас, – предложил Агасфер. – Вы с нами, Мария Родионовна? Пойдемте! Познакомлю вас с моими орлами…

– С удовольствием, Михаил Карлович! Тем более – Ханжикова на мгновение замялась и даже слегка покраснела. – Тем более что у меня есть к вам просьба…

– Все что угодно, – церемонно склонился в поклоне Агасфер. – Я ведь ваш должник, знаете ли…

* * *

Через полтора часа, когда все гости разошлись, Берг объявил, что экспедиция отправляется в путь завтра с утра. Возражений не было, только Медников, все утро сторонившийся старого приятеля, нахмурился еще больше. Ничего не упускавший из вида Агасфер решил, что лучшего момента для разговора начистоту не сыскать, предложил посидеть над речкой с удочками. Медников открыл было рот, чтобы указать, что рыбу средь бела дня никто не ловит, но не стал спорить и согласился.

Спустившись по пологому берегу к неширокой речке, Берг, не утруждая себя копкой червей, прицепил к леске блесну, захваченную из Шанхая, и с удовольствием растянулся на песке.

– Выкладывай, старик, – жмурясь на солнце, попросил он. – Выкладывай – только все начистоту! Чем недоволен?

– Всем! – буркнул Медников. – Начну с конца: ты без всяких колебаний принял решение завтра взять с собой четырех человек, никого из них, в общем-то, не зная. Ну, Варнак еще так-сяк, он человечек явно безобидный. А ночной гость, Ефим? Да еще с «племянником» своим, который, как мы знаем, вовсе ему не племянник, а белый офицер, сброшенный своими с поезда! Зачем они нам? Этот Ефим ведь так и не сказал – почему ночью к нам нагрянул и тебя под дулом винтовки держал! Непонятно мне, Бергуша! Сам об осторожности говоришь все время, призываешь нас с советской властью отношений не портить – а сам? Думаешь, уполномоченный не донесет чекистам, что экспедиция якшается с врагами властей?

– Все у тебя, Евстратий?

– Почти… Что скажешь?

– Начну тоже с конца. Какой же дедов «крестник» властям враг, если он против красных не воевал? Если он контуженый, как Ефим утверждает, и память после ранения вовсе потерял? И потом: Ефима мы спровадили из деревни незаметно, никто из местных его с нами не видел – ни уполномоченный, ни партизанские осведомители. И присоединятся они к нам завтра только, в двух верстах от Заларей – после того, как пересечение с Транссибом минуем и в тайгу углубимся.

– Не знаю, Бергуша… Не знаю, друг ты мой старый! А если мадам Ханжикова кому сболтнет про Ефима с крестником его? Или Варнак твой малахольный? Ты ведь их тоже не знаешь – как за незнакомых ручаться можно?

– Знать не знаю, конечно, но люди порядочные, разве не видно?

Медников в сомнении покрутил головой: аргументы Агасфера его не убедили. Помолчав, он осторожно поинтересовался:

– А дамочка эта, Ханжикова? Она что – на поезде к подруге своей в Тыреть съездить не может? Поезда в обе стороны нынче каждый день ходят, час-полтора – и там. А она с нами напросилась…

– Соскучилась без общества интеллигентных людей, – пожал плечами Берг, старательно следя за неподвижным поплавком.

– Бергуша, ты только мне арапа не заправляй, – с усмешкой попросил Медников. – На тебя мадам Ханжикова глаз положила – я что, слепой? Знаю я этих баб… Так глазами и стреляет, так и краснеет все время… И ты как кочет себя держишь.

– Не выдумывай, Евстратий! – чуть смутился Берг. – Интересная барышня, ничего не скажу. Разносторонняя. Сколько в деревне живет, а живость ума среди мужичья сохранила. Только мне-то что до этого? И ей до меня? Старик однорукий…

– Гляди, Бергуша! Только вот скажи мне: ежели ты к дамочке неровно дышишь – зачем с собой ее брать, под пули бандитские подставлять?

– Партизаны Замащикова и в деревнях себя вольготно чувствуют, – попробовал возразить Берг.

– Да ты подумай своей старой головенкой: коли у нас посторонние с собой, значит, придется перед ними комедию ломать, взрывы наши устраивать. Особисты ведь потом спрашивать со всех наших спутников обещались! Без шума в Тыреть рванем – подозрения вызовем. Шуметь станем, сейсмологические исследования свои проводить – Замащикова с его ордой бандитской приманим! Втихаря, может, и проскочили бы – а теперь нет, точно! В Иркутске говорили у него не меньше 30–40 штыков в банде! Ежели насядут, и с пулеметами не отобьемся.

– Нет у них никакого резона на нас наседать, – подумав, резюмировал Агасфер. – Замащиков недаром лишний раз с дальних заимок носа не кажет, остерегается власти против себя озлоблять. Так что давай лучше помолчим, с Россией наедине побудем…

Глава тридцать четвертая
У Шаман-камня
(Сибирь, старый Московский тракт, 1921 год)

Когда небольшая кавалькада отъехала от Заларей с полверсты, Берг остановил передний тарантас и ссадил с повозок полтора десятка ребятишек, увязавшихся за экспедицией. Провожатым роздали леденцы, несколько плиток шоколада и велели побыстрей возвращаться в деревню. Безухий, командуя первым тарантасом, по-разбойничьи свистнул, и отдохнувшие за время железнодорожного перегона из Иркутска лошади бодро налегли на постромки.

Берг и Мария Ханжикова, разместившиеся в арьергарде, долго глядели на босоногую ребячью стайку, азартно делящую редкие сладости.

– Мое поколение уйдет, а эти мальчишки и девчонки будут полноправными жителями нового века, – философски заметил Агасфер. – Интересно: они будут благословлять старшее поколение или проклинать его за оставленное «наследство»? Вот вы, Мария Родионовна, наверняка это узнаете…

– Вы торопитесь списать себя, Михаил Карлович, – покачала та головой. – И чересчур оптимистичны в моем отношении. Я ведь не юная барышня, сударь… Да и большое, как правило, видится только на расстоянии. И вообще: давайте не грустить о будущем! Поглядите на Феденьку: он радуется нашей поездке как ребенок!

Словно услыхав, что о нем говорят, Федор-Варнак спрыгнул с третьей телеги, дождался замыкающей и присоединился к Бергу и Ханжиковой.

– Вот таким образом, Михаил Карлович, – он раскинул руки и застенчиво улыбнулся. – Как вы понимаете, мы сейчас едем по старому Московскому тракту. Видите холмики? Это грустные памятники недавних лет, когда по этому тракту на восток шли бесконечные потоки беженцев. И здесь почти нет крестов – люди умирали от холода и голода, и их в лучшем случае предавали земле. А то и просто оставляли без погребения: зимой каждая щепка была на вес золота… А летом… Не до крестов было, гм… И я, господа, ежели интересно, сей тракт в свое время ногами измерил, когда в каторгу шел…

Спохватившись, Варнак снова застенчиво улыбнулся, взъерошил шапку буйных волос вокруг ранней круглой лысины на макушке.

Агасфер протянул ему карту:

– А где тут аномальные места, о которых вы упоминали, Федор?

Тот достал из-за уха карандаш:

– Так… Мы сейчас находимся примерно вот здесь, – кончик карандаша пополз по карте. – Через полторы-две версты Московский тракт пересечется с Транссибом – там нас должен поджидать Ефим. Вот сопка – оттуда будет хорошо виден Шаман-камень, но до него ехать версты четыре. Это чуть в стороне от тракта, но… Вы же хотели посетить это место, Михаил Карлович?

– Разумеется, Федор!

– А чуть подальше – то самое Чертово место, слияние Черной и Белой Тагны. Днем, собственно, ничего особенного – а вот по ночам у скалы на месте слияния двух рек – потрясающие звуковые эффекты! Я, собственно, два раза ночевал там в зимовье и должен признаться: в первый раз чуть не дал оттуда деру. Очень впечатляет! Вы намерены там останавливаться?

– Ну, раз уж попал сюда – грех мимо проезжать! Как вы полагаете, Мария Родионовна?

Ханжикова зябко повела плечами:

– Никогда не была любительницей ужасов. И сама туда ни за что бы не поехала! Но за компанию – извольте!

– Значит, ночуем там, а завтра с утра отправляемся дальше, – решил Берг. – Только бы этот Ефим нас не подвел. Не передумал бы ехать с нами: вы ведь, Федор, дорогу до Тырети почти не знаете, не так ли?

– Это так, господин Берг, – без обиды согласился Варнак. – Потому как весь кусок тракта между Заларями и Тыретью – сплошные объезды по тайге. А насчет Ефима не сомневайтесь! Раз обещал – придет!

Кавалькада ровно катилась по широкому тракту, неторопливо петляющему между невысоких холмов. Справа и слева к дороге подступали небольшие березовые колки, а на горизонте темной стеной вставала вековая тайга. За этой стеной в знойном мареве угадывались горные вершины отрогов Саянских гор.

Пневматические шины каравана и мощные рессоры «глотали» кочки и дорожные неровности. Мягкий ход телег навевал дремоту. Перебрасываясь со спутницей короткими замечаниями, Агасфер не отрывал глаз от бинокля – и все же не заметил то, что не укрылось от острых глаз молодого Линя, правившего первой телегой. Остановив ее, китаец подбежал к Бергу, показал рукой на темное пятнышко, мелькнувшее среди молодой березовой поросли в двух верстах от тракта.

– Хозяин, там кто-то есть!

Пробормотав что-то, Агасфер направил линзы бинокля на указанное место.

– Ты прав, Линь: кто-то наблюдает за нами из рощицы. Жаль, что у нас нет свободной лошади – можно было бы проверить, кто это… Может, Ефим решил пораньше к нам выйти?

– Он говорил, что будет ждать нас у чугунки, – покачал головой Федор.

– Хозяин, я могу поглядеть без лошади, – вызвался Линь. – Вы поезжайте дальше, а я спрячусь в кустах у дороги. Если за нами следят, я увижу, догоню вас и скажу точно…

– Не стоит, Линь, – поджал губы Берг. – Если за нами наблюдают партизаны, то у них наверняка есть лошади. Они могут ускакать, а могут и попытаться захватить тебя. А от всадников ты не убежишь. Надо ехать дальше – пусть следят!

Кавалькада тронулась, но теперь Агасфер не сводил глаз с подозрительного пятнышка в роще, пока оно не потерялось за очередным поворотом.

Через полчаса экспедиция пересекла железнодорожную колею Транссиба. С придорожного камня навстречу неторопливо поднялись двое мужчин и направились к путникам. Узнав в одном из них ночного гостя, Агасфер, поставил маузер на предохранитель и велел остановиться.

Вслед за Ефимом к тарантасам, чуть прихрамывая, подошел молодой мужчина, заросший неровной рыжеватой бородой.

– Здравствуйте, люди добрые, – снял шапку Ефим. – Принимайте пополнение! Это мой племяш, Вадим.

– И вам здравствовать, – склонил голову Берг. – Устраивайтесь на третьей телеге, господа! Где-то через час я планировал сделать небольшую остановку, там и познакомимся поближе.

Как ни хотелось Бергу побольше узнать о двух новых членах экспедиции, расспросы с налета он счел малопродуктивными и заранее уговорился с друзьями: все разговоры с Ефимом и его угрюмым спутником ведет только он.

Сделав привал, расположившись у подножия невысокого холма. Шанхайцы выложили на общий стол нехитрую снедь – консервы и остатки окорока. Варнак, смущаясь, высыпал из тощего дорожного мешка полтора десятка вареных яиц и брусок сала. Настоящий сюрприз оказался в корзине Марии Родионовны – целый жареный гусь: по ее словам, это был презент от купца Крусанова.

А вот охотник Ефим и его «племяш», как их ни уговаривали, к общему застолью не присоединились и сели полдничать в сторонке. Старик объяснил свое решение просто: он, мол, пока своих обязательств по снабжению экспедиции провиантом не выполнил, и посему на общие припасы не претендует.

Но от сигары, предложенный Бергом, отказаться старик не смог. Он долго нюхал и крутил в пальцах ароматный цилиндрик «манилы», наконец, закурил и от души затянулся – несмотря на деликатное предупреждение Агасфера о том, что сигары курят не так, как папиросы или самокрутки.

Откашлявшись и вытерев слезы от крепкой «манилы», старый охотник осторожно погасил сигару и спрятал окурок в шапку, так и не поняв своим крестьянским умом: ежели табак невозможно курить взатяг – для чего вообще переводить добро?

Не понравились Ефиму и ближайшие планы экспедиции – отклонение с маршрута к Шаман-камню и ночевка в урочище у Чертова места.

– На что оно вам? – угрюмо поинтересовался он.

– Мы научная экспедиция, Ефим, – начал втолковывать Агасфер. – А Шаман-камень и Чертово место – просто интересно…

– Ничего там интересного нету, – отрезал старик. – Плохое место! Кабы знал, что туда собираетесь – подумал бы трижды, идти с вами али нет.

– Ты же православный, – убеждал Берг. – Стало быть, не должен бояться бурятских сказок о злых духах! Всякая чертовщина – это сказки, выдумки людские. Всему на свете есть научное объяснение.

– И православным диавол козни строит, – не соглашался Ефим. – Люди недаром тех мест избегают. И потом: у Шаман-камня не только дух бурятского шамана шныряет. От духа крестом оборониться можно, а вот как ты от Костьки Замащикова оборонишься, ежели он со своей ордой на тебя там насядет?

– Ага! Значит, люди Шаман-камня боятся, а Замащиков плюет на суеверия?

– Не знаю, на что он плюет. А вот твоя «кспедиция», господин хороший, его наверняка приманит.

– Почему ты так думаешь, Ефим? Мы твоему Замащикову не враги. И сокровищ у нас с собой нету – для чего ему на экспедицию нападать?

Старик долго молчал, шмыгал носом, рассматривал свои корявые пальцы.

– Мало ли? – наконец нехотя буркнул он. – Вот хотя бы телеги твои чудные, господин хороший. Я седьмой десяток небо копчу, а такого чуда сроду не видал! Никакой крестьянин от таких не отказался бы. Легкие, проходимые, на «дутиках»! И Костьке они наверняка глянутся…

– Нам транспорт и самим нужен, Ефим. Мы хоть люди и мирные, а за себя постоять можем. И партизаны наверняка знают, что у нас и оружие имеется. Если не дураки, то поостерегутся нападать. Вот разве что из-за дополнительной приманки Замащиков на рожон полезет, – закинул удочку Агасфер.

– Это что за приманка такая? – попался Ефим.

– Это ты со своим «племяшом», мил человек, – вздохнул Агасфер. – Ты вот молчишь, а я ведь знаю, что он за вас награду в Заларях объявил. Лошадей крестьянам пообещал, если тебя ему выдадут. Что, не знал?

– Не глухой, слыхал…

– А вот я голову сломал, Ефим, – признался Агасфер. – Не могу догадаться, отчего он охоту на вас объявил? Где ты с Вадимом ему дорогу перешел? И почему ты вчера к нам в лагерь с оружием пришел, о чем поспрашивать меня хотел – ты ведь так и не сказал!

– Вот пристал! – рассердился Ефим. – Не лезь ты в мои дела с Замащиковым, господин хороший! Сам как-нибудь разберусь. А коли полагаешь, что из-за меня с Вадимом неприятности поиметь можешь – зачем звал? Мы и сейчас уйти можем…

Берг прикусил губу и прищурился на охотника.

– Вот что, Ефим. В одном ты прав: что у тебя с Замащиковым – не мое дело. Но твой ночной визит с винтовкой – извини, мое! Ты не кого-нибудь, а меня под прицелом держал. И я хочу, имею право знать: зачем приходил?

Ефим неожиданно рассмеялся, ощерив неровный ряд крепких желтоватых зубов.

– Язва ты… Твоя взяла, господин иностранец. Насчет Тырети хотел попытать: зачем она тебе сдалась?

– А что тебе Тыреть? Не на твою же заимку я идти планировал! Маршрут тебе мой не понравился? Почему?

– Язва ты! – повторил Ефим. – Просто интересно было, и все! Ты ж Шаман-камнем интересуешься? Вот и мне интересно было…

– Ну, раз так, – Берг решил ослабить давление. – Нас не сама станция Тыреть интересует, а дорога туда. Мы – ученые, от советской власти дозволение получили на свои исследования, по дороге взрывы производить будем, для исследования земли. Ясно?

Чтобы не тратить время на новую остановку, Агасфер решил тут же, на месте отдыха, провести первые «сейсмологические испытания». Пробурили три неглубоких скважины, оставили у них Линя и Безухого с гранатами. Отъехав с полверсты, Берг установил и запустил сейсмографы и дал сигнал китайцам. Ханжикова, Варнак и Ефим с «племяшом» глядели на «священнодействия» экспедиции столь серьезно и уважительно, что Берг почувствовал что-то вроде угрызений совести за свою мистификацию.

Тронулись дальше, и вскоре, следуя указаниям Федора, свернули с тракта на малоезженую, еле видную колею к Шаман-камню. По мере приближения к величественной белой скале, основание которой скрывали могучие кедры и густой кустарник, становилось прохладнее: караван теперь ехал в тени одинокого горного образования, вдоль каменистого ложа говорливой речки. Сбежав по пологому берегу к реке, Андрей зачерпнул рукой воду, попробовал и изумленно покачал головой: она оказалась необычайно холодной. Варнак поспешил дать объяснение: Черную Тагну подпитывают многочисленные родники, выходящие на поверхность вдоль ее ложа.

Кавалькада остановилась неподалеку от подножия одинокой скалы. Путники, задрав головы, почтительно созерцали огромный каменный грязно-белый массив, вздымающийся на высоту не менее сотни саженей[31]31
  Примерно 200 метров.


[Закрыть]. Густой лесной массив скрывал подножье скалы примерно на четверть, еще 10–15 саженей неровной поверхности были облеплены редкими кустиками, отчаянно цеплявшимися за расщелины.

Линь указал Бергу на выступ скалы чуть выше вершин кедров:

– Хозяин, я хочу забраться туда и осмотреться.

Берг тут же припомнил наблюдателя, следившего за экспедицией, и кивнул головой.

– Только будь осторожен, Линь!

Ефим покачал головой:

– И не жалко тебе парнишку, господин хороший? Хоть и китаёза, а все ж человеческая душа! Он ведь в самое шаманское гнездо собрался лезть! Оттуда, со скалы, шаман заклятья свои творил…

Берг перевел вопросительный взгляд на Федора. Тот пожал плечами:

– Я залезал на площадку перед выемкой в скале. Ничего там особенного нету: следы от старых кострищ, кости какие-то… Забраться наверх можно, но трудно. А уж спускаться и того сложнее. Впрочем, если парень молодой… Только пусть не сидит наверху слишком долго, – предупредил Варнак. – Подъем до «гнезда» займет около часу, на спуск кладите все полтора! А темнеет сейчас очень быстро…

– Понял, Линь? Но зря не рискуй, – решил Берг. – Возьми ракетницу, если что – подашь сигнал… Федор, а вы говорили, что тут есть какие-то избушки? Боюсь, что в повозке ночью Мария Родионовна может замерзнуть.

– Так вот же зимовья, – Варнак указал на два бревенчатых сруба, почти незаметные в тени огромной скалы, на фоне темных стволов.

– Выбирайте любое, сударыня! – галантно предложил Ханжиковой Агасфер. – А все остальные будут ночевать во второй избушке.

– Ну уж нет! – передернула та плечами. – Одна в таком жутком месте? Ни за что!

Порешили на том, что ради единственной дамы мужчины в избушке потеснятся и повесят занавес.

Распределили обязанности по подготовке ночлега. Андрей, Ханжикова и Варнак вызвались навести порядок в избушках, в которых давно никто не бывал, Ефим захватил винтовку и ушел, кликнув «племяша»:

– Как хотите, господин хороший, а я диаволу на радость тут ночевать не стану! Во-н в том колке березовом с Вадимом попозжа устроимся на ночь.

Берг только пожал плечами. Он вместе с Медниковым решил устроить внеочередной смотр и смазку оружия экспедиции. А пока с беспокойством следил за карабкающимся по скале Линем. Как и предсказывал Федор, он довольно быстро добрался до шаманского «гнезда», помахал оттуда рукой и сразу начал спуск. Вернувшись, доложил:

– Камень мягкий, много дырок. В трудных местах ступеньки вырублены и железные кольца вбиты – чтобы держаться.

– А что видно сверху? – многозначительно поинтересовался Берг.

Линь понял, что Агасфер имеет в виду слежку, примеченную еще днем. И отрицательно покачал головой.

Безухий отправился в ближние заросли за хворостом для печек и костра.

* * *

За растянувшимся ужином главной темой разговоров, разумеется, стала всякого рода мистика. Ефим и его спутник по-прежнему сидели в сторонке от костра и в беседе участия не принимали. Отказался старый охотник и от предложенной Бергом жестянки с мазью от таежного гнуса.

Когда сумерки сменились кромешной тьмой, которую едва пробивали яркие звезды на безоблачном небе, паузы в разговорах стали длиннее. Собравшиеся у костра то и дело вглядывались в темноту, прислушивались – хотя Федор еще засветло предупредил, что таинственный плач и стоны у Шаман-камня начинают звучать только после полуночи. Но пока было слышно только хлопотливое журчание бегущей воды.

Ближе к полуночи по каменистому руслу реки от Шаман-камня поползли языки тумана. Они росли, клубились и вскоре затянули сырой мутной пеленой все ущелье.

Старый Ефим перекрестился:

– Шаман проснулся. То дых его смрадный из берлоги евонной несет…

Держа в одной руке часы, Федор затряс головой:

– Никакого смрада, как можете убедиться. Шаман-камень покрыт трещинами, имеет много полостей. За день камень нагревается на солнце, к ночи остывает. Теплый воздух смешивается с холодным у подножья – вот вам и туман-с!

Ефим только сплюнул.

– Скоро поднимется ночной бриз, – продолжал Федор. – И тогда мы услышим нечто… Давайте немного помолчим, господа!

Наступившую тишину подчеркивало лишь потрескивание угольков в костре да далекое уханье филина. Вдруг внезапно коротко заржала лошадь, и почти все от неожиданности вздрогнули, с опаской глядя на обступившие поляну темные громады деревьев. По их вершинам пронесся порыв ветра.

– Смотрите, смотрите! Туман над речкой исчез, – протянул руку Медников.

– Слышите? – Безухий Ху поднялся на ноги. – Там кто-то есть, Берг!

И тут ветер донес до путников легкий шепот, шедший из зарослей у подножья Шаман-камня. Шепот становился все громче и превратился в протяжный стон. Ханжикова спрятала лицо на плече у Берга и заткнула пальцами уши.

Стон внезапно сменился многоголосым рыданием, а минутой позже его сменил жуткий вой. По верхушкам кедров снова пронесся порыв ветра.

Ефим, беспрерывно крестясь, вскочил, подхватил винтовку и потянул «племянника» от костра:

– Вадька, бежим! Нечистый рядом!

Медников Федор тоже крестились. Даже Безухого била крупная дрожь. Масао, вскочив и чуть пригнувшись, глядел по сторонам. Линь и Андрей перебрались поближе к Бергу.

– Буряты утверждают, что это плачут дети и женщины племени, в котором погибли их мужья и отцы, – опомнившись, чуть дрожащим тенорком заговорил Федор. – По преданию, они в походе попали под горный обвал, и их накрыло землей и камнями…

Закончить Варнак не успел – ущелье вдруг снова наполнилось призрачными стонами и плачем, заглушившими его голос. Люди у костра – за исключением Берга – озирались по сторонам, пытаясь определить источник звуков. Казалось, что они плывут отовсюду.

Агасфер тоже поднялся на ноги, раскурил свою «манилу», и успокаивающе поднял руки:

– Спокойнее, господа! Никакая это не чертовщина! Линь, когда ты лез на скалу – не заметил ли в камне глубоких трещин, промоин или пазух?

Тот кивнул.

– Господа, успокойтесь! – снова попросил Берг. – Я ожидал чего-то подобного. Правда, акустика здесь гораздо сильнее, чем я предполагал, но в целом звуки предсказуемы. Никакая это не дьявольщина. Камень скалы здесь очень мягкий, а сам горный массив достаточно древний. Наш юный друг только что подтвердил мне, что в скале есть трещины и промоины. Думаю, что многие и них достаточно глубокие или даже сквозные. С наступлением ночи воздух начинает остывать, но происходит это неравномерно. Холодный воздух «стекает» по скале вниз, смешивается с теплыми потоками из расщелин и горных складок и возникают эти звуки. Это природное явление, господа!

– Ху, ты уже успокоился? Держу пари, что ты уже слышал эти звуки в Китае! Расскажи-ка нам – почему тебя не слишком тонула эта какофония?

– Ты прав, Берг, я уже сталкивался с подобными звуками, – кивнул тот. – Когда-то я жил в китайских больших городах. Когда зажиточный китаец заказывает каменщикам новый дома, он старается с ними не ссориться. А если начинает экономить на оплате, то может получить подобную гадость. Мастера-строители замуровывают в наружной стене дома пустую бутылку или часть глиняного кувшина – и скупой хозяин получает вместе с новым домом собственное привидение, которое воет по ночам или в непогоду. Причем найти такой сюрприз очень трудно – иногда для этого требуется разобрать полдома…

– М-да, конфузия! – пробормотал Медников, продолжая прислушиваться к вою и стонам. – А чудится, что кричат живые люди… Или упокойники – нечистый их разберет!

Берг оглянулся и обратил внимание, что Ефим и племянник исчезли. Он глянул на часы, повернулся к Федору:

– Думаю, звуки продолжаются не более получаса? – поинтересовался он.

– Да, примерно минут тридцать-сорок, – подтвердил Федор.

– Вот и чудесно. Сейчас мы назначим дежурных на ночь и попробуем подремать до утра. Пока готовимся к ночлегу – Шаман-камень затихнет! Ну же, Мария Родионовна! Вы уже успокоились?

Ночь прошла без происшествий – за исключением того, что путешественники почти до самого рассвета так и не смогли уснуть. Утром Агасфер, встав раньше прочих, вышел из зимовья и вскоре заметил Ефима и его «племяша» – те возвращались с места своей ночевки.

– Как спалось? – насмешливо поинтересовался Агасфер. – Далеко ли пришлось убежать, чтобы не слышать, как нас тут гонял дух шамана?

Ефим, пряча глаза, ничего не ответил.

– Ладно, старик! Проехали… Насколько я понимаю, равнинная часть нашего путешествия скоро кончится, и мы углубимся в тайгу. Вот карта – покажи-ка мне, Ефим, самые опасные места нашего пути, удобные для нападения Замащикова. Если он, конечно, решит напасть…

* * *

Объезд первого разрушенного моста отнял у экспедиции много сил и времени. Просека в тайге для объезда была проделана явно наспех, движению повозок мешали высокие пни кое-как срубленных деревьев. Сваленные стволы лежали тут же, по обочинам лесной дороги, а их засохшие ветви и сучья порой занимали добрую половину дорожного просвета. Ни о каком легком преодолении таких участков не могло быть и речи.

Тарантасы были покинуты: удержаться на повозках, то и дело наезжающих на пни и колдобины, не было никакой возможности. Ефим, Андрей и Масао, вооружившись крепкими жердями, шли впереди, убирая с дороги обоза мешающие сучья и отодвигая поваленные стволы. Жердями первопроходцы прощупывали землю под ногами, опасаясь заполненных водой коварных бочагов – лошади могли там поломать ноги. Линь, Безухий, «племяш» Ефима и Медников вели под уздцы лошадей. Берг расчехлил пулемет и придвинул на край телеги, возле которой шел, ящик с гранатами. Поглядывая по сторонам и прислушиваясь, он мрачно размышлял о том, что, решись бандиты Замащикова на нападение, они весьма быстро подавили бы сопротивление. Ханжикова шла по другую сторону повозки, держась за нее.

Берг то и дело незаметно поглядывал на нее, чувствуя легкие угрызения совести от того, что уделял этой женщине мало внимания. Полтора года назад Ханжикова приняла самое живое участие в спасении той, кто когда-то был для Берга дороже всех на свете. Она пыталась спасти Настеньку без всякой корысти и расчета на благодарность… Не сумев спасти жизнь человека, достойно похоронила, сделав все, чтобы она осталась в людской памяти.

Сколько же ей нынче лет? Красный командир Михаил Ханжиков никогда не называл возраст сестры – только мельком упоминал, что она в семье была старшей из детей. На мгновение прикрыв глаза, Берг восстановил в памяти недавнее чаепитие со знаменитыми булочками. Керосиновая лампа стояла на середине стола, и чаще всего в ее свете оказывались руки Марии Родионовны – изящные запястья, тонкие пальцы. Но изящество и тонкость – это было все, что осталось от прежней институтки. Жизнь в деревне неминуемо наложила на эти руки отнюдь не дворянскую припухлость суставов, сетку тонких морщин. Чуть заметные морщины залегли и на лице Ханжиковой – в основном возле глаз…

Агасфер принялся прикидывать: рассказывая о визите в Иркутский Девичий институт наследника престола, Мария Родионовна упомянула о том, что сама танцевать с Великим князем чести не удостоилась – как и прочие воспитанницы младших классов. Цесаревич посетил Иркутск летом 1891 года – стало быть, ей в ту пору было не более 12 лет. А коли так – сейчас Ханжиковой было чуть за сорок, плюс-минус год-два.

Берг грустно улыбнулся: когда она родилась, у него еще было две руки, и он в составе саперного полка возвращался в Петербург после победной Восточной кампании[32]32
  Вторая русско-турецкая война 1877–78 годов.


[Закрыть]. И Настеньку он еще не встретил.

Вздохнув, Берг снова поразился тому, насколько все же неисповедимы пути-дороги судьбы! Подумать только: найти на затерянной в Сибири станции могилу дорогого человека… Приедь он в Тыреть, минуя Залари, его встреча с Ханжиковой не состоялась бы. Не состоялась бы эта встреча и в том случае, не познакомься он неделями раньше с красным командиром Михаилом, и не прими поручения передать сестре гостинец. Окажись Мария Родионовна малоразговорчивой и необщительной особой – он мог и вовсе не узнать о Настеньке…