Текст книги "История гражданского общества России от Рюрика до наших дней"

В январе 1598 года в Москве скончался бездетным Федор Иванович, сын Ивана Грозного и последний царь из династии Ивана Калиты. Завещания он не оставил. Либо же оно бесследно исчезло, как исчезло в свое время стараниями Годунова и завещание его отца – Ивана Грозного. В смерти царя Федора молва тут же обвинила Бориса.

Голландский купец Исаак Масса пишет: «Федор Иванович внезапно заболел и умер 5 января 1598 года. Я твердо убежден в том, что Борис ускорил его смерть при содействии и по просьбе своей жены, желавшей скорее стать царицей, и многие москвичи разделяют мое мнение».

Григорий Котошихин писал в своем сочинении: «Той же боярин [Борис Годунов], правивше государством неединолетно, обогатился зело. Проклятый же и лукавый сотана, искони ненавидяй рода человеча, возмути его разум, всем бо имением, богатством и честию исполнен, но еще несовершенно удовлетворен, понеж житие и власть имеяй царскую, славою же несть. И дияволим научением мыслил той боярин учинитись царем…»

«Некоторые сказывают, якобы царица [Ирина Годунова], думая, что оный брат ее причиной смерти был государя царя Феодора Иоанновича, до смерти видеть его не хотела».

Иван Тимофеев, говоря о смерти Федора Ивановича, прямо указывает на его убийцу: «Некоторые говорят, что лета жизни этого живущего свято в преподобии и правде царя, положенные ему Богом, не достигли еще конечного предела – смерти, когда незлобивая его душа вышла из чистого тела; и не просто это случилось, а каким-то образом своим злым умыслом виновен в его смерти был тот же злой властолюбец и завистник его царства [Борис Годунов], судя по всем обличающим его делам, так как он был убийца и младшего брата [Дмитрия Углического] этого царя. Это известно не только всем людям, но небу и земле. Бог по своему смотрению попустил это и потерпел предшествующее [убийство], а он рассудил в себе [совершить второе убийство], надеясь на наше молчание, допущенное из-за страха пред ним при явном убийстве брата того [Федора], царевича Димитрия. Так и случилось. Знал он, знал, что нет мужества ни у кого и что не было тогда, как и теперь, «крепкого во Израиле» от головы и до ног, от величайших и до простых, так как и благороднейшие тогда все онемели, одинаково допуская его сделать это, и были безгласны, как рыбы, – как говорится: «если кто не остановлен в первом, безбоязненно устремляется и ко второму», – как он и поступил».[105]105
  Временник Ивана Тимофеева.


[Закрыть]

В «Истории Государства Российского» Карамзин приводит выписки из летописей: «Глаголют же неции, яко прият смерть государь царь от Борисова злохитоства, от смертоноснаго зелия».

Действительно, при вскрытии гробницы «зелия» в останках царя Федора обнаружено более чем достаточно для летального исхода: содержание мышьяка превышает норму в 10 раз (0,8 мг при норме 0,08 мг).

Из близких родственников после него оставались только жена – Ирина Годунова, и ее брат – правитель Борис Годунов, который сразу же стал претендовать на высшую власть в стране. Быть может, не последнюю роль в этом сыграло то обстоятельство, что уже существовал прецедент утверждения на царство в 1584 г. Земским собором царя Федора Ивановича.

Но тогда был утвержден «урожденный» царь, против кандидатуры которого трудно было что-либо возразить. Совсем по-иному воспринимали в народе и, прежде всего, во властной элите как «кандидата в цари» Бориса Годунова. У него тут же появились и конкуренты, и недоброжелатели.

Были слухи, будто царь Федор назвал в качестве своего преемника Федора Романова, одного из своих двоюродных братьев. Но старый русский обычай трижды отказываться от предложенного «из скромности» сыграл с братьями Романовыми дурную шутку: «Поскольку царь не имел детей, встал вопрос о наследовании престола. Дошедшие до нас сведения об этом сбивчивы. По некоторым сказаниям, когда бояре приступили с вопросом, кому царствовать после него, то он передал скипетр своему двоюродному брату Федору Никитичу Романову, но тот отказался и вручил скипетр следующему брату Александру; тот, в свою очередь, передал его третьему брату Ивану, а от Ивана он был передан и четвертому Михаилу; Михаил тоже отказался и передал дальше. В конце концов, скипетр вернулся в руки царя. Тогда умирающий указал: «Возьми же его, кто хочет; я не в силах более держать»; в этот миг Борис Годунов протянул свою руку и взял его». Но, по другой версии, эта легенда была придумана значительно позже, чтобы обосновать права Романовых на престол.

Официальная версия, исходившая от Годуновых, была такой: «Как значилось в утвержденной грамоте [Земского собора 1598 г. ] ранней редакции, Федор «учинил» после себя на троне жену Ирину, а Борису «приказал» царство и свою душу в придачу. Окончательная редакция той же грамоты гласила, что царь оставил «на государствах» супругу, а патриарха Иова и Бориса Годунова назначил своими душеприказчиками.

Наиболее достоверные источники повествуют, что патриарх тщетно напоминал Федору о необходимости назвать имя преемника. Царь отмалчивался и ссылался на волю Божью. Будущее жены его тревожило больше, чем будущее трона. По словам очевидцев, Федор наказал Ирине «принять иноческий образ» и закончить жизнь в монастыре».[106]106
  Скрынников Р. Г. Далекий век…; http://www.bibliotekar.ru/polk-10/47.htm.


[Закрыть]

Патриарх Иов, сыгравший ключевую роль в избрании Годунова на царство и сам ставший в результате одной из первых высокопоставленных жертв Смутного времени, писал о событиях, случившихся после смерти Федора Ивановича прямо противоположное: «Начиная с самого великого князя Владимира, ни один самодержец Великой России не скончался бездетным, ныне же, когда божиим пречистым провидением благочестивый царь и великий князь всея Руси Федор Иванович отошел к Господу, из-за грехов всего христианского православного народа не осталось благородных отпрысков царского корня, и царь вручил свой скипетр законной супруге своей, благоверной царице и великой княгине всея Руси Ирине Федоровне… Искусный же правитель упомянутый Борис Федорович вскоре повелел боярам своей царской думы целовать животворный крест и присягнуть благочестивой царице по обычаям их царских величеств; у крестного целования был сам святейший патриарх со всем освященным собором».[107]107
  Патриарх Иов. Повесть о честном житии… Федора Ивановича…


[Закрыть]

После смерти Федора некоторые бояре, опасаясь бедствий междуцарствия, пытались присягнуть Ирине. Так они собирались воспрепятствовать вступлению на трон Бориса Годунова. Но «Преданный Борису Иов разослал по всем епархиям приказ целовать крест царице. Обнародованный в церквах пространный текст присяги вызвал общее недоумение. Подданных заставили принести клятву на верность патриарху Иову и православной вере, царице Ирине, правителю Борису и его детям. Под видом присяги церкви и царице правитель фактически потребовал присяги себе и своему наследнику… (выделено мной. – М. В.). Испокон веку в православных церквах пели «многие лета царям и митрополитам». Патриарх Иов не постеснялся нарушить традицию и ввел богослужение в честь вдовы Федора. Летописцы сочли такое новшество неслыханным. «Первое богомолие [было] за нее, государыню, – записал один из них, – а преж того ни за которых цариц и великих княгинь Бога не молили ни в охтеньях,[108]108
  Ектенья – одна из частей православного богослужения.


[Закрыть] ни в многолетье». Иов старался утвердить взгляд на Ирину как на законную носительницу самодержавной власти. Но ревнители благочестия, и среди них дьяк Иван Тимофеев, заклеймили его старания, как «бесстыдство» и «нападение на святую церковь».[109]109
  Скрынников Р. Г. Далекий век…; http://www.bibliotekar.ru/polk-10/47.htm.


[Закрыть]

Однако самостоятельное править царице не удалось. Уже через неделю после кончины мужа она объявила о решении постричься. В день ее отречения в Кремле собрался народ. Официальные источники позже писали, будто толпа, переполненная верноподданническими чувствами, слезно просила вдову остаться на царстве. Реальное настроение народа внушало тревогу властям. Исаак Масса подчеркивал, что отречение Годуновой носило вынужденный характер: «Простой народ, всегда в этой стране готовый к волнению, во множестве столпился около Кремля, шумел и вызывал царицу».[110]110
  Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII века.


[Закрыть] «Дабы избежать великого несчастья и возмущения», Ирина вышла на Красное крыльцо и объявила о намерении постричься. Австриец Михаил Шиль пишет, что взяв слово после сестры, Борис заявил, что берет на себя управление государством, а князья и бояре будут ему помощниками.[111]111
  Скрынников Р. Г. Далекий век. Борис Годунов. Земский собор 1598 г.; http://www.biblioteker.ru/polk-10/index.htm


[Закрыть]

Но взять трон с налету Годунову не удалось: знать и народ в массе не хотели подчиняться самозванцу. По словам современника, все выражали возмущение «шайкой Годуновых».

Вокруг опустевшего трона завязалась ожесточенная борьба между Годуновыми, Мстиславскими, Шуйскими и Романовыми. Никто из них не имел достаточно сил для победы над соперниками, и к концу января все осознали необходимость созвать для избрания новой династии Земский собор.

«Тогда руководство Боярской думы и столичные чины взяли на себя инициативу созыва избирательного Земского собора. После кончины Федора, записал московский летописец, «града Москвы бояре и все воинство и всего царства Московского всякие люди от всех градов и весей збираху людей и посылаху к Москве на избрание царское». Показания современников подтверждают достоверность этого известия. Некий немецкий агент сообщал, что уже в конце января именитые бояре и духовные чины Пскова, Новгорода и других городов получили приказ немедленно ехать в столицу для избрания царя».[112]112
  Скрынников Р. Г. Далекий век…


[Закрыть] Но не все депутаты смогли на него добраться: Борис выставил на дорогах заставы, пропускавшие в столицу только верных ему людей: «На воеводских должностях в провинции сидели многие известные недоброжелатели Бориса, и он не желал допустить их к участию в соборе. По словам псковского очевидца, Годунов приказал перекрыть дороги в столицу и задержать всех лиц, ранее получивших приглашение прибыть в Москву».[113]113
  Там же.


[Закрыть]

На соборе отсутствовал один из главных церковных иерархов того времени и герой Смуты – будущий патриарх Гермоген, противник Годунова и сторонник избрания на царство Рюриковича В. И. Шуйского. Это отсутствие было настолько вопиющим, что сторонники Бориса, составители «пояснительной записки» к Соборному Уложению об избрании Годунова на царство, сочли нужным пояснить, что Гермоген «был в то время в своей митрополии во граде в Казани для великих церковных потреб и земских дел».[114]114
  Там же.


[Закрыть]

Надо отметить, что и через 9 лет, встретившись на другом соборе в Москве два патриарха, Иов и Гермоген, по-прежнему останутся верны, первый – Годуновым, второй – Шуйским.

В Москве началась «избирательная кампания», грозившая перейти в открытую схватку претендентов. «С января 1598 года в Литву стали поступать сведения о том, что в Москве определились четыре самых вероятных претендента на трон. Первые места среди них отводились Федору и Александру Никитичам Романовым. Их шансы казались исключительно большими. В феврале за рубежом разнеслась весть, что бояре избрали старшего Романова, а Годунова убили. Литовская секретная служба вскоре же убедилась в неосновательности этих слухов, но литовские «шпиги» продолжали твердить, что бояре и воеводы согласны выбрать Романова за родство с прежним царем.

Последние места среди претендентов достались Мстиславскому и Борису Годунову. В жилах Мстиславского текла королевская кровь, он был праправнуком Ивана III и занимал пост главы Боярской думы. Но среди коренной русской знати литовские выходцы Мстиславские не пользовались авторитетом.

Литовцы совсем не высоко оценивали шансы Бориса. Он не имел никаких формальных прав на трон, так как не состоял в кровном родстве с царской фамилией. Передавали, что Федор перед смертью выразил отрицательное отношение к кандидатуре Бориса из-за его незнатного происхождения. На стороне Бориса, по сведениям лазутчиков, выступали меньшие бояре, стрельцы и почти вся «чернь». Но ни стрельцы, ни народ, по феодальным меркам, не могли иметь решающего голоса в таком деле, как избрание царя».[115]115
  Скрынников Р. Г. Далекий век…


[Закрыть]

Ситуация настолько обострилось, что правитель государства не смог посещать заседания Боярской Думы и, бросив городское подворье, укрылся в загородном Новодевичьем монастыре, где уже жила его сестра Ирина. В Кремле он оставил доверенным лицом патриарха Иова.

17 февраля закончился траур по Федору и началось «избирательное действо». Патриарх Иов (обязанный Борису Годунову своим чином[116]116
  Патриарх Иов был преданным сторонником Бориса Годунова и открыто говорил: «Когда был я на коломенской епископии, и на ростовской архиепископии, и на степени патриаршеской, не могу и пересказать превеликой к себе, смиренному, милости от Бориса Федоровича». Именно стараниями Годунова Иов стал митрополитом всея Руси, а затем и патриархом, причем для этого была осуществлен целенаправленный обман константинопольского патриарха Иеремии III, которому сначала пообещали сан патриарха всея Руси, а потом вынудили рукоположить в первые русские патриархи Иова.


[Закрыть]) собрал в своих палатах совещание, на которое никто из противников Годунова не попал. Из 474 участников этого «собора» 99 были священнослужители, еще 119 делегатов – мелкими помещиками, всем обязанными Годунову. Именно от духовенства и была предложена кандидатура Бориса «в цари».

Однако без утверждения Боярской Думой (которая была важной составной частью Земского собора) решение патриаршего «собрания» было нелегитимно. А Дума и не собиралась отдавать Борису власть. Пока на патриаршем подворье выбирали царя, бояре, собрав альтернативное вече, предложили москвичам учредить республику на новгородский лад. Но эта идея не пришлась народу по вкусу. Более того, народ все больше склонялся на сторону Годунова. Выборы зашли в тупик.

В том, что народное мнение, еще совсем недавно перемывавшее косточки правителю и обвинявшее его во всевозможных смертных грехах, стало меняться, опять же не в последнюю очередь, заслуга патриарха Иова. Это он занимался созданием «полевой сети агитаторов» за пределами Москвы – слал монахов из монастырей в города для прогодуновской пропаганды. Он же организовал «предвыборную демонстрацию» – крестный ход в Новодевичий монастырь, обратившийся к Борису с призывом занять престол. Как пишет в своей статье Валерий Курносов, «Борис столкнулся с проблемой: как фактическому правителю страны легитимизировать свое управление? Ничего не оставалось, кроме как проводить официальную избирательную кампанию, многие приемы которой позднее стали хрестоматийными. Годунов решил сделать ставку на формирование нужного общественного мнения. Принципиальнейшие вопросы жизни российского государства решались «волей всей земли»: на Земских соборах представителей разных сословий. Боярин решил противопоставить решению олигархов голосование других сословий».[117]117
  Курносов Валерий. PR царя Бориса; http://vz.ru/society/2007/2/28/70257.html


[Закрыть]

Однако первая прогодуновская манифестация москвичей оказалась столь малочисленной, что Борису пришлось отклонить «всенародную» просьбу взойти на престол. В течение следующих суток сторонники правителя развили невероятную активность. В ход были пущены обещания, деньги, угрозы. Вдовствующая царица энергично проводила «политические консультации» с командирами столичного гарнизона – сотниками и пятидесятниками, деньгами и обещанием будущих льгот вербуя их в «избирательный штаб Годунова».[118]118
  Там же.


[Закрыть] Ирина добивалась, чтобы верные ей офицеры вели пропаганду в гарнизоне и среди москвичей: всем выступать за шурина покойного царя.

Наконец, 27 февраля открылся Земский собор. «Преданный патриарх Иов уверенно стал дирижировать собранием 422 представителей. Спросив, кто должен быть царем, Иов не стал дожидаться ответа, а тут же подсказал вариант «правильного голосования» – москвичам «молить Бориса Федоровича, чтобы он был на царстве, и не хотеть иного государя». Клакеры из «партии Бориса» тут же поддержали авторитетное мнение. А затем ободренный Иов заявил более смело: «Кто захочет искать иного государя, кроме Бориса Федоровича, того предадут проклятию и отдадут на кару градскому суду».[119]119
  Там же.


[Закрыть]

Чтобы преодолеть сопротивление Думы, решили провести еще один крестный ход. Ночью во многих храмах провели богослужение, привлекшее своей необычностью множество людей. А утром, прямо из церквей, в Новодевичий монастырь двинулся внушительный крестный ход, увлекший большое число московских жителей. К тем же, кто идти не хотел, подходили сторонники Годунова и угрожали штрафом в два рубля[120]120
  Там же.


[Закрыть] – бешеные деньги по тем временам.

Патриарх заявил, что, «если Борис Федорович не согласится, то мы со всем Освященным собором отлучим его от церкви Божьей, от причастия Св. Тайн, сами снимем с себя святительские саны и за ослушание Бориса Федоровича не будет в церквах литургии, и учинится святыня в попрании, христианство в разорении, и воздвигнется междоусобная брань, и все это взыщет Бог на Борисе Федоровиче».

В толпе, собравшейся на дворе монастыря, сновали приставы, следившие за прогодуновскими наемниками, которые должны были горестно рыдать. Тех, кто плохо вопил, приставы били. «И они, – говорит летописец, – хоть не хотели, а поневоле выли по-волчьи». Другие со страха мочили глаза слюной.

Годунов вышел к народу и, обмотав вокруг шеи платок, потянул его вверх, показывая, что скорее удавится, чем согласится стать царем. Эта его последняя попытка проявить скромность имела успех. Те, кто еще вчера взахлеб сплетничал о преступлениях правителя, теперь, по словам очевидца, «нелепо вопили, раздувая утробы и багровея лицом», требуя Бориса на царство. При виде такого всенародного волеизъявления Годунову ничего не оставалось делать, как только сказать: «Господи, Боже мой, я Твой раб, да будет воля Твоя!» – и принять царский венец.

Пройдет всего семь лет и эта же толпа выкинет его прах из Архангельского собора.

А пока Годунов мог праздновать победу. Оставалось лишь получить согласие Думы, но его все не было и не было. Напрасно потеряв почти неделю, Борис торжественно въехал в Москву. В Успенском соборе он получил благословение патриарха Иова и стал ожидать появления представителей Думы, надеясь, что бояре смирятся со свершившимся фактом. Но этого не случилось, и к концу дня стало очевидно, что венчание на царство не состоится. Обескураженный правитель покинул Москву и вновь укрылся в монастыре.

Борис решил откусить от пирога власти с другого конца. Его доверенные представители выехали в крупнейшие города страны. Они везли с собой значительные суммы денег и приказ: привести провинцию к присяге новому царю. Эта акция практически нигде не встретила препятствий. Осталось покорить Москву.

По улицам столицы прокатилась еще одна многолюдная манифестация в поддержку правителя, а царица-инокиня Ирина приказала брату без промедления «облечься в царскую порфиру». Этот «царский» указ, не имевший, впрочем, никакой законной силы, должен был компенсировать упрямство Думы и заменить так и не полученную от нее санкцию. 30 апреля Борис еще раз попытался венчаться на царство. После торжественного въезда в столицу и праздничной службы в Успенском соборе, патриарх возложил на Годунова крест святого чудотворца митрополита Петра, что должно было знаменовать «начало венчания и скипетродержавия». Дума была абсолютно не согласна с такой постановкой вопроса, но в ней самой не было единства. Романовы, Шуйские и Мстиславские никак не могли поделить трон и решили пригласить на престол крещеного татарского хана Симеона Бекбулатовича.[121]121
  Саин-Булат-хан, в крещении Симеон Бекбулатович, в монашестве Стефан. В 1575–1576 гг. по воле Ивана Грозного занимал московский престол. Осенью 1575 г. над Симеоном был совершен обряд венчания на царство. Борис Годунов лишил Симеона удела и, как считается, приказал отравить, в результате чего Симеон ослеп. Лжедмитрий I постриг его в монахи, а Шуйский отправил в Соловки. Несмотря на это, Симеон Бекбулатович пережил всех своих преследователей и скончался 5 января 1616 г.


[Закрыть] В его жилах текла кровь Чингисхана, и он уже занимал однажды, по воле Ивана Грозного, московский престол, так что идея сама по себе была не плоха.

При всей кажущейся неожиданности этот кандидат был опасен для Годунова, и, ввиду такого конкурента-татарина, Борис предпринял гениальный по своей простоте политический ход: он объявил Отечество в опасности. Разведка послушно доложила, что татарские орды из Крыма двинулись на Русь, хотя, на самом деле, крымцы отправились воевать в Венгрию. Борис собрал невероятное по своей численности войско в несколько сот тысяч человек. Бояре были поставлены перед альтернативой: участвовать в походе под руководством Бориса или отказаться от такой «чести» и навлечь на себя обвинения в измене.

Собравшись на Оке, армия так там и осталась. На берегу реки возвели огромный город из чудесных шатров. Приехав в свою палаточную «столицу», Годунов, прежде всего, приказал спросить от своего имени о здоровье каждого воина вплоть до последнего обозного мужика. За этим последовали ежедневные пиршества, на которых угощались одновременно по 70 000 человек – и все ели на серебре и золоте. Никто не уходил без подарка. Войску раздали жалованье за три года.

Несостоявшаяся война превратилась в бесконечный праздник. Здесь Годунов завоевал симпатии провинциального дворянства и одержал, наконец, победу над Думой и конкурентами. Когда Борис распустил войско и вернулся в Москву, столица беспрекословно ему присягнула. Дьяк Иван Тимофеев писал, что согнанные на церемонию москвичи со страху так громко выкрикивали слова присяги, что приходилось затыкать уши. И, наконец, после еще одной «всенародной просьбы» Борис венчался на царство 3 сентября 1598 года.

Так окончилась девятимесячная эпопея его «вхождения во власть».

В целом по поводу достоверности Утвержденных грамот и легитимности самого Земского собора, избравшего на царство Годунова, Р. Г. Скрынников пишет: «Избирательная документация Годунова сохранилась. Авторы ее старательно описали историю восшествия Бориса на престол, но им не удалось избежать недомолвок и противоречий. Историки до сих пор не могут ответить на простой вопрос: «Сколько людей участвовало в соборном избрании Годунова?» Н. М. Карамзин насчитал 500 избирателей, С. М. Соловьев – 474, Н. И. Костомаров – 476, В. О. Ключевский – 512, а современная исследовательница С. П. Мордовина – более 600. Эти расхождения поистине удивительны, ибо все названные ученые опирались в своих расчетах на показания одних и тех же источников. Затруднения вызваны следующими моментами.

Сохранилось не одно, а два соборных постановления об утверждении Годунова в царском чине. Если верить датам, то оба документа были составлены практически в одно и то же время. Первая грамота помечена июлем 1598 года. Вторую грамоту писали в том же месяце и закончили 1 августа 1598 года. Однако по содержанию грамоты заметно различаются. Они дают неодинаковое освещение некоторых важных моментов избирательной кампании Бориса и неодинаково определяют состав его выборщиков. Кроме того, в каждой из них списочный состав собора не соответствует подписям.

Если имеются сходные постановления, подписанные разными лицами, то можно сделать вывод, что эти постановления выносились не в одно и то же время. Сказанное побуждает подвергнуть всесторонней критической проверке датировку утвержденных грамот».[122]122
  Скрынников Р. Г. Далекий век…; http://www.bibliotekar.ru/polk-10/47.htm.


[Закрыть]

Говоря неакадемическим языком, существует большая вероятность того, что документы об утверждении Бориса на царство были фальсифицированы.

«Исследователи давали разную оценку земскому собору 1598 г. Одни считали, что он являл собой простую видимость представительного собрания, своего рода ширму, за которой скрывались клевреты Бориса Годунова. Другие историки, напротив, доказывали, что собор 1598 г. происходил в правовых процедурных рамках своего времени, и его решение не было подтасовано, хотя и отвечало настроениям определенной влиятельной части русского общества.

По мнению И. Д. Беляева, «собор 1598 года носил только форму земского собора, на самом же деле был прикрытием происков известной партии, составившейся в пользу Годунова еще в царствование царя Феодора Ивановича, чему лучшим доказательством служит сама дошедшая до нас утвердительная грамота этого собора, из которой всякий может ясно видеть, что на этом, так называемом, соборе вовсе не было свободной воли даже тех представителей, которые были приглашены, а, напротив, все делалось по плану, наперед составленному известною партией».

Н. П. Загоскин был убежден, что «в этом соборе все представляется ложным, заранее подготовленным и, вдобавок, далеко не ловко разыгранным». Собор 1598 г. «представляет нам лишь прискорбный образец злоупотребления названием и значением земского собора».

В. Н. Латкин писал про Бориса Годунова и патриарха Иова, что они «оказались ловкими политиками и соорудили такое представительство, которому позавидовал бы даже Наполеон III. Неудивительно, что собор без всяких прений и долгих разглагольствований избрал «государем царем и великим князем всея Русии» Бориса Федоровича Годунова». И далее автор замечает: «Хитрый шурин умершего царя довел комедию до конца и достиг своей цели: шапка Мономаха была на нем, и он, незнатный потомок какого-то мурзы, превратился в могущественного самодержца всея Руси!..».[123]123
  Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI–XVII вв.; http://statehistory.ru/books/L–V – CHerepnin_Zemskie-sobory-Russkogo-gosudarstva-v-XVI–XVII-vv-/22


[Закрыть]

О том, что огромная масса русских людей не признавала Годунова законно избранным царем, свидетельствует хотя бы тот факт, что правительство Минина и Пожарского во время борьбы с польско-литовскими оккупантами и московскими коллаборационистами чеканило деньги от имени последнего «правильного» с их точки зрения царя – Федора Ивановича, а не Бориса.

Как водится, на спасение Годунова бросились либеральные историки поздних веков. Р. Г. Скрынников пишет о них: «Среди современников и потомков многие сочли его узурпатором. Но такой взгляд был основательно поколеблен благодаря работам В. О. Ключевского. Известный русский историк утверждал, что Борис был избран правильным Земским собором, то есть включавшим представителей дворянства, духовенства и верхов посадского населения. Мнение Ключевского поддержал С. Ф. Платонов. Воцарение Годунова, писал он, не было следствием интриги, ибо Земский собор выбрал его вполне сознательно и лучше нас знал, за что выбирал».[124]124
  Скрынников Р. Г. Далекий век…; http://www.bibliotekar.ru/polk-10/47.htm.


[Закрыть]

Л. В. Черепнин называет Земский собор 1598 года «формально «законным» и «правильным»», указывая при этом на мнение М. Н. Тихомиров, который отметил, что хотя «избрание Бориса Годунова на царство было подготовлено заранее и отнюдь не было избранием народным», «но нельзя представлять себе дело и упрощенно: будто это избрание было достигнуто только грубой силой». «Земский собор 1598 г., конечно, не выражал полностью единодушного мнения даже сословных представителей, но его и нельзя свести к какой-то комедии».[125]125
  Черепнин Л. В. Земские соборы…


[Закрыть]

Законность воцарения и должна была подтвердить Утвержденная грамота Земского собора. Интересно, что таких грамот оказалось две. Как первая, так и вторая полны натяжек и подтасовок. Подписи под грамотами зачастую принадлежат людям, не участвовавшим в работе собора, тогда как некоторые участники так и не смогли оставить на них свой автограф. Кого-то вписали «по памяти» уже после Земского собора: «писаны быша имена в сей утвержденной грамоте памятию… занеже в то время степенных списков вскоре не сыскано», цитирует Р. Г. Скрынников одного из средневековых комментаторов документа.

На подлоги, связанные с Утвержденной грамотой, Скрынников указывает прямо: «…утвержденная грамота [ее первая редакция. – В. М.] была составлена в марте – начале апреля 1598 года. В пользу этой даты говорит и то, что соборный приговор день за днем описывает избирательную кампанию с января до начала апреля, но полностью умалчивает о последующих событиях. Так обнаруживается первый подлог в избирательной документации Годунова (выделено мной. – В. М.). Вопреки точным указаниям начального текста, редакторы произвольно передвинули время ее составления с апреля на июль, выставив эту дату в приписке к тексту грамоты».[126]126
  Скрынников Р. Г. Далекий век…; http://www.bibliotekar.ru/polk-10/47.htm.


[Закрыть]

Исходя из анализа имеющихся данных, Скрынников указывает и на второй подлог в документации Земского собора 1598 года: «…канцелярия составила списки собора не в феврале 1598 года, а почти год спустя… Не две-три недели, а год разделял две редакции грамоты… Цели и мотивы этого подлога можно понять. Окружение нового царя ориентировалось на прецедент – избрание царя Федора… Годуновская канцелярия стремилась доказать, что и Борис короновался на царство через месяц после избрания на Земском соборе».[127]127
  Там же.


[Закрыть]

Противники Годунова считали Утвержденную грамоту делом его рук. По свидетельству Пискаревского летописца, царь Борис «советует» с патриархом Иовом и «со всем свещенным собором, и з боляры, и з дворяны, и с приказными людьми, и со всем православным христианством, а велел им написати излюбленную запись, и руки прикласти, и печати привесити». Выполняя это указание, говорит летописец, члены собора, «нимало не помедлив, сотвориша повеление его: записи написали, и руки приклали, и печати привесили». За утверждениями о незаконности избирательного акта скрывался другой, не менее важный вопрос – о неправильных действиях собора. По этому же поводу высказывается, только в более резкой форме, дьяк Иван Тимофеев. Он обвиняет Бориса в том, что тот, «восходя… на верх царския всеа высоты», заставил «всех людей», от «первосвятителя» и «всего синклита», написать к «укреплению» его избрания «скрижаль велию на хартии с печатленьми» (великую запись на бумаге с печатями). Кроме того, Годунов святотатственно положил эту хартию в золотой ковчег в раке с мощами чудотворца Петра, сняв предварительно печать с его гроба» – пишет Л. В. Черепнин.[128]128
  Черепнин Л. В. Земские соборы…


[Закрыть]

Критикует процедуру избрания на царство Годунова и Авраамий Палицын, который, не упоминая о Земском соборе, указывает на то, что Бориса избрали по требованию «от многих же правление держащих в России» (видимо, намекая на патриарха Иова и сторонников Годунова в «новой» властной элите) и «народного множества» (по существу, противопоставляя квази-вече, собранное прогодуновскими силами в Новодевичьем монастыре, Земскому собору).

Видимо поэтому, в конце 1598 г., уже будучи несколько месяцев царем, Борис Годунов собирает новый Земский собор, который был должен подтвердить решения предыдущего, прежде всего – Утвержденную грамоту об избрании Бориса в цари. Хотя на этом соборе присутствовали, в отличие от избирательного, не только сторонники, но и противники Годунова, но возражать властвующему монарху, которому, к тому же, уже принесли присягу, охотников не нашлось. Как пишет Р. Г. Скрынников, «Члены последнего Земского собора подписали Утвержденную грамоту уже после того, как Борис прочно сел на царство. Следовательно, они не обсуждали вопрос, кого избрать на трон. У них попросту не оставалось выбора. По-видимому, все функции собора свелись к тому, что его участники выслушали текст Утвержденной грамоты и поставили подпись на документе, заведомо ложно излагавшем историю воцарения Годунова».[129]129
  Скрынников Р. Г. Далекий век…; http://www.bibliotekar.ru/polk-10/47.htm.


[Закрыть]

Л. В. Черепнин делает из дошедших до нас источников вывод, что они «показывают, что на рубеже XVI и XVII вв. тема о Земском соборе стала злободневной. Признание его как законного органа власти, или обвинение в неправомочных действиях, или, наконец, обход молчанием – все это разные формы идейно-политической борьбы в феодальной публицистике».[130]130
  Черепнин Л. В. Земские соборы…


[Закрыть]

«По своему социальному составу собор 1598 г. мало отличается от собора 1566 г. В нем так же приняли участие феодалы (светские и духовные) и верхушка посадского населения. С. П. Мордовина оспаривает утверждение В. О. Ключевского о наличии на соборе 1598 г. выборного представительства. – пишет Л. В. Черепнин. – И все же значение собора 1598 г. в истории сословно-представительных учреждений нельзя недооценивать. Это был не просто совещательный орган (как собор 1566 г.). Учредительный акт, им совершенный, – «поставление» главы государства – во многом определил дальнейшее направление политики России».