Текст книги "Воевода"

– Да ладно, убил, тоже скажешь, – Идан отер кулаком усы. – Полежит маленько, отдохнет, чтоб под ногами не путался.

Еще кто-то наклонился к кареглазому, пытаясь определить – жив ли.

– Чего вы кланяетесь ему? – заорал Идан возмущенно. – Решать надо, что делать, как печенегов встречать будем, а не кланяться всякому дерьму.

– Ну, ты это, братец, того, – заворчали старики. – Он, может, уже покойник, его, может, уже и хоронить надо, а ты его дерьмом. Нехорошо это.

– Да жив он! – крикнул кто-то из тех, кто склонился к упавшему.

– Я же говорил, что ничего с ним не сделается, – Идан сердито сплюнул и выругался. – В человеке все, как в природе, – чем поганее тварь, тем труднее ее убить.

И все-таки улыбка облегчения скользнула по его лицу, и он продолжал говорить дальше совершенно другим голосом:

– Вот недавно гадюку поймал, так чего я с ней только не делал и...

Но увлекательному рассказу об истязаниях гадюки не суждено было родиться на свет, потому что старшой поднял руку, и все замолчали.

– Вот что, братья, – заговорил Верен тихим голосом. – Дело наше должно быть в тайне от гостей наших, потому как, если ничего не произойдет, то просмеют нас на всю Русь, а если все-таки печенеги полезут, да вдруг с боярышней что-нибудь случится, так тоже головы нам не сносить, ибо скажут, что знал про нападение, а не увел караван. А уйти нам сейчас, сами знаете – значит, забыть о барышах, и торг наш весь пропадет. Так-то вот, купцы.

Верен замолчал, внимательно вглядываясь в лица товарищей.

– Так что, братья мои, – вновь заговорил он. – Согласны ли вы быть все, как один, в этом деле и никогда ни единым словом не выдать нашей тайны?

– Ты, старшой, всегда за нас стоял и перед князем, и в беде любой, – ответил за всех Идан. – Так и мы за тебя постоим, если что.

– Согласны, – прогудели купцы важно. – Говори, старшой, что делать-то надо.

– А сделаем мы вот что, – Верен придвинулся к товарищам поближе и тихим голосом пересказал все, что надумал, когда смотрел на речку Калитву с пологого холма.

Глава 4
Последний рубеж

Уже несколько часов длилась передышка, не лилась кровь, не падали сраженные стрелами воины, исторгнув в безмятежное небо предсмертные крики. Хазары уже унесли убитых и раненых, и только темные пятна крови, въевшиеся в сухую корку земли, напоминали о том, что здесь совсем недавно был жестокий бой. Казалось, наступившая тишина будет вечной, и земля, пресытившись кровью, больше не захочет, чтобы она лилась снова.

Солнце, пройдя полдень, стало клониться к западу, все сильней и сильней раскаляя и без того горячую от множества топчущих ее ног землю. Над всей этой измученной твердью высоко-высоко в желтоватом от зноя небе носились стрижи и ласточки-береговушки, оглашая своими трелями и степь с множеством людей, и коней, и притаившуюся в ожидании нового приступа крепость. Словно где-то в вышине, под самым куполом неба, звенят маленькие хрустальные колокольцы, обнимая всю землю нежным, переливчатым звуком красивой, хорошо знакомой песни, звучащей так далеко, что и слов не разобрать, и только прекрасная музыка ласкает душу и щемит сердце воспоминанием давно забытого счастья.

Но Ратибор хорошо знал, как обманчивы эти часы затишья, что враг неустанно копит силы для нового приступа на крепость, и каждая минута, потраченная впустую, может потом дорого обойтись ее защитникам. И потому он и сам не отдыхал, и не давал никакого отдыха всем ополченцам, продолжая создавать новый рубеж обороны и готовить посад к тому, что хазары неизбежно прорвут оборону частокола. Отдыхали только лучники-вятичи, которым предстояло вынести основную тяжесть нового боя.

По совету розмысла все дома, выходившие к частоколу, превратили в единый оборонительный рубеж, перекрыв все промежутки между ними рогатками, за которыми были завалы из опрокинутых телег, бревен из разобранных домов и жердей. Оставлены были только узкие проходы для своих бойцов, которые в последний момент должны были отступить к запасному рубежу обороны. К сожалению, бревенчатых домов было очень мало, и материал для создания дополнительных укреплений быстро иссяк. А сделать предстояло еще очень многое. Нужно было изнутри прикрыть стены, чтобы лучники могли стрелять в прорвавшихся врагов, не опасаясь ответных вражеских стрел, нужно было закрыть все проходы вдоль стен, ведущие к частоколу.

От всех этих «нужно» у Ратибора голова шла кругом. Он уже несколько раз вместе с розмыслом обошел все спешные стройки, поторапливая ополченцев, но те и без его слов работали что есть мочи. По их сосредоточенным угрюмым лицам было видно, что люди понимали, какая им грозит опасность, и делают все возможное, чтобы хоть ненадолго задержать врага и нанести ему наибольший ущерб.

Воевода видел это, но все равно ему казалось, что с его словом дело пойдет быстрее, что под взглядом его строгих внимательных глаз прибавится силы в руках работающих мужиков.

Наконец, проходя место, где улицу, ведущую к Речным воротам, перегораживали поторчами на случай прорыва конницы, вбивая в землю колья, воевода не выдержал и сам схватился за тяжелый молот. Ополченец, махавший молотом, уже весь вымотался и все время промахивался под ругань его напарника, державшего с опаской вбиваемый кол.

– Стой! – приказал Ратибор. – Дай покажу, как надо.

Ратник остановился, посмотрел мутным усталым взглядом и выпустил молот, поставив его ручкой вверх на землю. Воевода подошел, ухватил горячую отполированную мозолистой ладонью рукоять и, размахнувшись, ударил точно в вершину кола. Дерево ответило тяжким звуком ломаемых и крошащихся волокон и все же, охнув, вошло в дрогнувшую землю на пядь.

– Вот как надо! – Ратибор гордо поднял молот для нового удара. – Давай следующий.

Он вбил в землю еще пару кольев, радуясь, что может хоть часть накопившегося напряжения влить в силу ударов тяжелого железа, сняв с себя на краткое время груз ответственности за всех и превратившись в простого ратника, для которого главное – сила и точность удара.

– Давай еще! – приказал, смахивая со лба капли горячего пота.

И вновь, размахнувшись, крепко всадил в землю деревянный кол.

– Смотрите, как воевода колья засаживает, – послышался знакомый голос пастуха-балагура, – точно сапожник гвоздочки к каблуку прибивает.

– Да нет, – откликнулся Злат, – сапожник сильней замах делает.

– Хватит лясы точить! – озлился Ратибор. – Работать надо!

– Так что ж работать-то впустую, – насмешничал певучий голос Злата. – Надо поставить боярина-воеводу в ворота да дать ему молот побольше, так он всех хазар в землю и повбивает. И городить поторчи не надобно будет.

Ополченцы чуть не взорвались от хохота. Один, бросив лопату, держался обеими руками за трясущийся от смеха живот, другой, грузный и рослый мясник, обхватив бока и запрокинув голову, весь сотрясался, показывая ровные белые зубы. Кожемяка словно давил из себя мелкое «хи-хи», держась одной рукой за подбородок, а другой колотя по коленке. Ратибор хотел было осерчать и наказать насмешника, но и сам невольно улыбнулся, спрятав в усы поднимающиеся уголки губ.

Все накопившееся напряжение, все, что давило людей, сжимая их души, теперь рвалось смехом в клочья и выплескивалось прочь вместе с громоподобными раскатами хохота.

– Все, хватит! Посмеялись, и будет! – Ратибор, наконец, не выдержал и нахмурился, бросив молот. – Работать надо! А то прорвутся хазары, и, коли не успеем поторчи сделать, вот тогда они над нами посмеются!

– Да сробим все, как надо, – довольный общим вниманием, за всех ответил Злат. – А ты, боярин-воевода не обижайся, мы же со страху смеемся, считай, сами над собой. Ведь как говорят: дурак над другими дураками потешается, а умный сам над собой шутит, насмехается.

– А ты шутник, – Ратибор выхватил Злата из толпы ополченцев строгим и грозным взглядом, – еще раз над воеводой вздумаешь шутить, так сам и встанешь в ворота с молотом хазар отбивать!

Ополченцы уже совсем почти затихли, и только отдельные смешки прорывались где-нибудь в толпе, а тут все просто замерли, поняв, что хватили лишку, и что с воеводой и впрямь шутки плохи.

– Вот то-то же! – удовлетворенный Ратибор отряхнул ладони. – А то, как шутки шутить, так все горазды, а как с хазарином биться, так никого.

Он уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг позади снова зазвенел задорный голос Злата:

– А что, я бы и встал супротив хазарина, был бы только доспех, как у воеводы.

– Ты что говоришь?! – закричали другие ополченцы. – Да ты с ума сошел, Злат!

– Ну, гляди, пастух, – Ратибор не на шутку разозлился, – молвил слово, так держи ответ! Будет тебе доспех знатный! Как раз сейчас зачинят брони убитого Хоробора, вот и надевай их, и становись под ворота.

– А и встану! – Злат тряхнул русыми кудрями.

– Я тоже встану, – вышел вперед Вязга. – Есть ли еще броня крепкая?

Озадаченный воевода призадумался, внимательным цепким взглядом опытного воина оглядывая друзей-пастухов.

– Ладно, – он уже перестал злиться, и прищур правого глаза говорил о том, что теперь его интересовало только дело. – Будет и тебе, молодец, броня. Секиры еще дам вам боевые, что от вятичей убитых остались.

– И мне тоже, – из толпы притихших ополченцев вышел коренастый, необыкновенно широкий в плечах парень.

– А ты кто такой? – левая бровь воеводы удивленно поползла вверх.

– Крев[21]21
  Крев – древнерусское имя, означающее «родич» от «крев» – кровь, или «вспыльчивый» от «кревкость» – вспыльчивость. См. «Именослов» В.С. Казакова.


[Закрыть], молотобоец, – парень сжал кулаки, похожие на пудовые гири. – За братку хочу поквитаться, его сегодня стрелою убили. И потом, им вдвоем не удержать ворота.

– Ты что ж, думаешь, я их так и брошу в ворота одних? – Ратибор усмехнулся. – Хорошенькое у вас представление о воеводе.

– Да нет, – молотобоец смутился, – я про тебя, боярин-воевода, ничего плохого сказать не хотел, я вот биться желаю с хазарами, и все тут.

– Еще бы ты захотел плохое сказать про меня, – Ратибор захохотал, – я бы тебя тут же мечом и проткнул.

– Меня? – Крев побледнел.

– Ладно, не боись, пошутил это я, – довольный произведенным впечатлением, воевода подбоченился. – Не все ж одному Злату шутки шутить. Но бронь и оружие будет тебе, молодец.

– Вот, тебе от всего сердца низкий поклон и благодарность великая, – молотобоец прижал руку к груди и поклонился в пояс, – век не забуду!

– Добре, молодец, добре, – глаза Ратибора засияли. – Пока кончайте работу да отдыхайте, а как принесут секиры, так я вас сам ударам да приемам учить буду.

Он оглянулся на остальных ополченцев:

– А вы все работайте, чего рты раскрыли?

– А ты, – воевода ткнул пальцем сопровождавшего его отрока в грудь, покрытую крепкой кольчугой, – собери мне всех сотников в Гремячей башне, совет держать будем.

– Пошли, друг, – Ратибор подхватил розмысла за локоть, – пораскинем мозгами, а то есть тут кое-какие мысли, но все надобно сто раз взвесить.

* * *

Вскоре на втором ярусе Гремячей башни уже находились все воины, облеченные властью.

– Собрал я вас, други, – начал воевода, – чтобы принять вместе с вами важное решение, от которого многое будет зависеть, и даже, может быть, наши с вами жизни.

– Но прежде, – он внимательно оглядел всех собравшихся, – хочу всех спросить: видел ли кто-нибудь хоть одну зажигу, прилетевшую в крепость?

– Нет, ни одной не было, – после минутного раздумья отвечали воины.

– А не показалось ли вам это странным? – Ратибор хитро прищурил глаз. – Ведь деревянная крепость больше всего боится огня, тут бы хазарам и подпалить наши башни да стены, ан нет, словно берегут нашу крепость.

– Может, сами хотят потом пользоваться? – хмуря брови, неуверенно предположил Мстивой. – У них нет таких мастеров, чтобы стены рубить из дерева, а так захватят, и все будет ихним.

– Может, и так, – Ратибор перевел взгляд на розмысла. – Ну а ты как думаешь?

– Зачем им деревянная крепость, да еще недостроенная? – розмысл с сомнением покачал головой. – Они не умеют защищать дерево от огня, и то, что легко захвачено, так же легко можно потерять. Да и посад, мне кажется, им не нужен. Им нужна сама каменная крепость, за этим они и пришли сюда.

– Вот именно! – обрадовался Ратибор. – А раз им не нужна деревянная крепость вокруг посада, то для чего им беречь ее?

– Да нет же, – вмешался в разговор Борут, – такого быть не может, чтобы крепость вокруг посада не нужна была – это же первый рубеж обороны, не взяв его, и к крепости не подступишься.

– С этим не поспоришь, но... – розмысл достал свернутый пергамент из сумки на поясе, – протяженность стены посада в четыре раза больше стены каменной крепости, самого детинца. Вот смотрите.

Он развернул пергамент, на котором была нарисована крепость со всеми стенами и прилегающими землями.

– А это значит, что детинец оборонять будет в четыре раза легче. Все преимущество большого войска сойдет на нет; нападающий должен будет свести все войска на узкий перешеек мыса, на котором стоит крепость, и наступать на одну стену.

– Ну и что, – не унимался Борут, – пусть перешеек узкий. Вот встанут в несколько рядов, как тарханы, и будут стрелами поливать, пока всех не перебьют. Я думаю, вражьих стрел будет в четыре раза больше, и нет никакого преимущества в обороне детинца.

– От стрел можно укрыться, – Мстивой неожиданно поддержал розмысла. – Вон, как хазары обстрел вели, а потери у них в десятки раз больше. Может, и будет вражьих стрел в четыре раза больше, да только толку от этого никакого. Зато в случае приступа лестницу на стену можно установить только между зубцов, а это значит, что против каждого нападающего всегда будет двое защищающих крепость.

– Одним словом, – подвел итог розмысл, – стены вокруг посада нужны только для многочисленного войска, которому тесно в самой каменной крепости, а для обороны этой крепости, то бишь детинца, они только лишняя обуза, и я знаю, что воевода вообще не хотел их защищать.

– Да, было такое дело, – сознался Ратибор.

– Ну, и зачем же мы тогда их защищаем? – сердито спросил Борут, недовольный тем, что остался со своим мнением в меньшинстве.

– Защищаем, пока они ров не преодолели. – Воевода подошел к стене и вырвал застрявшую в ней хазарскую черную стрелу. – А потом есть у меня одна задумка на всю эту деревянную крепость посада.

– Давай, воевода, сказывай, не томи. – Мстивой поднял взгляд от карты крепости, которую держал в руках розмысл, развернув свиток пергамента.

– Задумка у меня такая... – начал Ратибор, но замолчал, может, все еще сомневаясь в себе или размышляя, как лучше обо всем рассказать. – Одним словом, я думаю, что хазары берегут посад, чтобы использовать его, точнее взятые из его стен бревна, для строительства осадных башен при взятии самой каменной крепости. И потому... и потому я собираюсь его сжечь.

– Вот тебе и на! – Борут даже глаза вытаращил от удивления. – Сначала защищать, а потом сжечь. Ну, воевода, хватил лиха!

– Не просто сжечь, – Ратибор прикусил губу, досадуя, что его не понимают, – а сжечь вместе с хазарами, заманив их в посад.

– По-моему, это здорово придумано! – выговорил наконец Мстивой созревшую мысль. – Но только как их заманить, чтобы самим тут не сгореть, да и от хазар оторваться.

– Вот это самый сложный вопрос! – радостно воскликнул Ратибор, вдохновленный поддержкой. – Но вот, что я надумал.

– Первое, – Ратибор загнул мизинец на раскрытой, словно лист, ладони, – хазары не смогли задавить нас стрелами, понесли большие потери, поэтому теперь они на приступ пойдут ночью. Ночь ясная, куда идти, им хорошо видно, а вот метко стрелять у нас не получится. Но, с другой стороны, ночью нам будет легче обмануть и запутать хазар, чтобы они попали в приготовленные для них ловушки.

– Второе, – он загнул еще один палец, – как только они прорвутся через частокол, они сразу же будут пробиваться к Гремячей башне, чтобы захватить ее и опустить подъемный мост, по которому в город ворвется отборная тяжелая конница, чтобы изрубить отступающих воинов. Я уверен, что каганбек именно так все и задумал.

– Третье, – средний палец загнулся следом, – мы опустим подъемный мост сами, но в нужное для нас время, и, когда конница ворвется в город и заполнит все улицы, мы опустим еще и железную решетку, захлопнув тем самым ловушку.

– А как же хазарская пехота? – не выдержал Борут. – Они же, как только прорвутся, так нашим на пятки сядут и будут до самого детинца преследовать и гнать неотступно. Да и решетку опустить не дадут.

– А вот это четвертое, – указательный палец, погрозив куда-то в потолок, последовал за остальными, – для пехоты мы должны сейчас быстренько сделать длинный захаб[22]22
  Захаб – как оборонительное укрепление – длинный узкий коридор, соединявший внешние ворота с внутренними воротами, но применялся и как ловушка, когда, прорвавшись сквозь ворота, нападающие оказывались в длинном и тесном коридоре, простреливаемом со всех сторон, где несли огромные потери.


[Закрыть] до самой Гремячей башни и по нему отступать. Тогда большая часть хазар устремится именно туда, а не на взятие второго рубежа обороны, и при этом им будет казаться, что они не в ловушку идут, а пробиваются по городской улице к башне.

– И пятое, – Ратибор напоследок загнул большой палец, получив в результате здоровенный кулак, – когда все ловушки будут полны хазар, мы захлопываем их и поджигаем частокол, а также дома вдоль него, чтоб пехота не вырвалась, и только потом все стены, башни и дома посада.

Он оглядел соратников, которые с неподдельным уважением взирали на своего воеводу, и с силой ударил кулаком в ладонь:

– И будут тут под утро угольки да хазары печеные.

Все молчали, обдумывая хитроумный план.

– Если удача и Светлые Боги будут с нами, – первым начал Мстивой, – может такое получиться. Только вдруг у хазар есть условленный знак о том, что башня захвачена и можно пускать конницу? Может, лучше позволить им самим опустить мост, а уж потом перебить их и снова захватить башню?

– Согласен, дельно сказано! – обрадовался Ратибор. – Ты, Мстивой, тогда и возьмешь это дело в свои руки, набери лучших воев из вятичей и спрячь их на третьем ярусе. Сам будь с ними и все еще раз продумай. Здесь самое важное место будет, от тебя успех всего дела станет зависеть.

– Лады, – сотник гордо расправил плечи. – Не подведу, воевода.

– А где же бревна-то и доски возьмем на захаб? – розмысла чуть не трясло от возмущения. – Материал-то уже весь израсходован, строить-то из чего? А вы представляете, сколько бревен нужно на захаб? Это же целая стена! И где я возьму эту стену?

– Башню разберем, Острожную, – воевода глянул в бойницу на видневшуюся напротив высокую островерхую крышу, под которой темнели стрельные окна. – Она на детинец смотрит, и больше нам не нужна.

– Так это же столько работы! – розмысл в сомнении покачал головой.

– Ты, Борут, возьми всех своих ополченцев, – Ратибор внимательно посмотрел на сотника. – Лучше всех мужиков, что есть в посаде. И вместе с розмыслом отвечаете за разбор башни и строительство захаба.

– Ты, – он ткнул пальцем розмысла, – продумай, как поджечь частокол весь разом, да так, чтобы потушить не смогли. И еще, как только наши воины дойдут до конца захаба, его нужно будет надежно перекрыть, чтобы отсечь преследующих хазар. Что это будет: бревна, вдруг упавшие с башни, или опустившаяся сверху стена – тебе решать. Главное, чтобы это сработало.

Оставшимся двум сотникам воевода поручил руководить воинами на стенах, примыкающих к частоколу.

– А ты сам-то где будешь? – невесело вздохнул Борут. – Где тебя искать, если вопросы возникнут?

– Я буду с воинами по захабу отступать, – Ратибор сурово нахмурился, невольно представляя, каким тяжким будет этот бой. – Как выйду, так сразу в рог протрублю три раза, а вы, как услышите, так сразу бегом к Острожной башне, то бишь к тому, что от нее останется. Так что, друг Борут, все вопросы только сейчас, потом мне будет совсем не до них.

– Ясно, воевода, – сотник угрюмо кивнул головой, видно, все еще продолжая в чем-то сомневаться.

– Ну и добре! – Ратибор еще раз оглядел всех сотников. – Давайте за дело, братья, у нас еще часов шесть в запасе. Все должны успеть сделать!

* * *

Вскоре работа в крепости шла полным ходом. Одни ополченцы разбирали башню, другие рыли канавы между домами, стоящими вдоль стены, чтобы сделать в этих промежутках частокол. Сами дома надстраивали, укладывая полусрубы поверх глинобитных низеньких стен со стороны крепостной стены. Вятичи делали их защиту с внутренней стороны стен. Жители посада носили камни, жаровни и котлы для смолы и горячей воды на стену, идущую от Гремячей башни к Окричной башне. Теперь под этой стеной строился захаб, и врагов, которые должны будут там оказаться, придется уничтожать всеми средствами, доступными даже простым горожанам, не умеющим обращаться с оружием. Женщины и дети помогали изо всех сил, поднося камни и воду.

Воевода тем временем готовил отряд, с которым ему предстояло заманивать хазар в ловушку. Для начала он решил научить Злата, Вязгу и Крева обращаться с боевой секирой. Пастухов и молотобойца уже обрядили в тяжелые дощатые доспехи, от которых парни с непривычки то поводили плечами, то делали легкие наклоны в разные стороны.

– Ну что, охотнички, – Ратибор пристально посмотрел на ополченцев, – не передумали?

– Нет, – за всех ответил Крев.

– Тогда ступайте за мной, буду учить вас секирному бою, – воевода быстрым шагом двинулся в крепость, но уже через десяток шагов остановился и придирчиво оглядел новобранцев.

– Нет, так дело не пойдет. Шлемы надевайте с личинами, – Ратибор недовольно покачал головой. – До того, как бой начнется, должны полностью вжиться в доспех, чтобы ничто не мешало ни видеть, ни двигаться.

– Легко сказать, – Злат со вздохом опустил личину на шлеме.

– Давай, давай, шевелись, – засмеялся Ратибор. – Походи-ка в шкуре воеводы. Сам ведь напросился.

– Твоя правда, – пастух вновь, поморщившись, повел плечами.

– Ничего, обвыкнетесь, еще бегать в доспехе будете. А как убережет от смерти броня крепкая, так вспомните добрым словом дядьку-воеводу.

Ратибор пошел дальше и до самой крепости больше не оборачивался. В детинце он быстро пересек небольшую площадь и остановился около ратницы напротив странного чучела.

– Вот, – воевода с гордостью указал на чучело, – это особый чурбан для обучения секирному бою. Идите сюда, я покажу, как он устроен.

Чучело представляло из себя толстый древесный ствол, крепко вкопанный в землю. На уровне плеч человека из ствола торчали две толстые ветви, одна из которых была загнута, наподобие согнутой человеческой руки, и притянута толстыми кожаными ремнями к стволу, но не вплотную, а так, чтобы не позволять ветке разгибаться. К этой ветке был прикреплен щит. Другая ветка была согнута колесом так, что щит ее закрывал полностью. При этом ее нижняя часть была крепко привязана к стволу, а на верхнюю изогнутую часть намотаны толстые куски кожи.

– Секира – это священное оружие предков, данное нам Светлыми Богами, – начал поучать воевода. – Но чтобы владеть им, нужно учиться.

– Одиночный секирный бой – это величайшее искусство, доступное только самым опытным воинам, – продолжал он. – Поэтому я буду учить вас только парному бою, когда вы должны освоить несколько простых правил и привыкнуть наносить вместе согласованные удары.

– Если вы научитесь это делать, – Ратибор помолчал, заглядывая через прорези в глаза новобранцев, – то останетесь живы, а нет – так убьют в первом же бою. Всем понятно?

– Да, боярин-воевода, – хором ответили новобранцы.

– Добре, – воевода стукнул кулаком в щит чучела. – Тогда за дело.

Он роздал всем учебные колотушки, изображающие секиры, и показал стойку секирщика.

– Левое плечо вперед, правая нога назад, – Ратибор проверил стойку учеников. – Удар, выпад левой ногой вперед, и тут же обратно. Ясно?

Несколько раз ополченцы повторили выпад.

– Теперь первый удар, который вы должны знать. – Ратибор встал около чучела. – Наносится сверху наискосок слева направо так, чтобы нижняя часть лезвия секиры попала в верхнюю правую часть щита.

– Если удар правильный, – он поднял учебную секиру, – щит отойдет за счет прогиба ветки, и верхняя часть секиры поразит намотанную на сук кожу, которая изображает плечо врага.

– Давайте работайте! – воевода нанес показательный удар и отошел в сторону понаблюдать за своими учениками.

Через полчаса, когда будущие секирщики уже изрядно употели, Ратибор остановил их:

– Теперь я увидел, кто из вас сильней всего бьет, и разделю вас на пары. И запомните: биться с хазарами будете только в паре. Кто бросит товарища и захочет сражаться в одиночку, сам по себе, тот будет опозорен, если только сможет остаться в живых.

– Первым стоит щитобой, – воевода ткнул колотушкой в грудь Вязгу, а потом и Крева. – Его задача: сбить щит врага.

– Слева от него, чуть позади, – продолжал он, – стоит разила. Он наносит удар с небольшим опозданием так, чтобы поразить плечо врага около шеи, когда оно откроется от удара щитобоя. Если удар хороший, то секира пробьет любой доспех, а если нет, то сломает ключицу. В любом случае после такого удара вашего врага больше нет.

– Ты, – Ратибор указал на Злата, – будешь разилой. Твой щитобой – Вязга.

– А кто мой разила? – растерянно спросил Крев.

– Со мной будешь в паре.

– Вот это да, – обрадовался Крев, – с самим воеводой!

– Мой разила Ратибор! – заголосил молотобоец на всю площадь.

– Тьфу на тебя! – выругался знатный воин, морщась, как от зубной боли. – Будешь орать, сниму доспех и отправлю обратно в ополчение.

Крев прикусил язык.

– Все, давайте оттачивайте совместные удары, – Ратибор устало махнул рукой. – Потом приду, проверю. А ты, Крев, – отрабатывай удар по щиту, наискосок слева направо, чтобы щит отгибался, как можно сильней.

Он повернулся и пошел в ратницу. Там расторопный слуга помог ему снять доспех, и воевода растянулся на лавке, бросив под голову свернутое корзно и наказав слуге строго-настрого будить его, когда солнце над угловой башней будет. Засыпая, он слышал, как стучат потешные секиры по чурбану и ругаются новобранцы, пытаясь согласовать свои удары.

Пробуждение Ратибора было ужасным. Слуга тряс его что есть силы, крича испуганным голосом, что хазары идут приступом прямо на детинец.

– Что за чушь? – пробормотал воевода, влезая в доспех. – Такого быть не может.

– Реку плотами перегородили, – руки слуги мелко тряслись, – сейчас на стены полезут.

– Быстро в посад за третьей сотней вятичей! – приказал Ратибор и выскочил из ратницы.

Новобранцы уже бросили потешные секиры и бежали к нему.

– За мной! – мельком глянув на них, приказал он и побежал к оружейной.

Через минуту они уже бежали к стенам, держа в руках луки и копья. За плечами болтались колчаны и секиры. И вовремя: шедшая по реке вереница плотов уже уткнулась носом в один берег, и теперь течение разворачивало плоты поперек реки, превращая их в наплавной мост. А на той стороне реки к берегу мчались все новые и новые всадники. Соскакивая с лошадей, они бежали к плотам, подхватывая лежащие на них лестницы.

– Проклятье! Вашу раз такую, такую! – Ратибор страшно выругался, скрежеща зубами. – Приступ проморгали!

– Воевода, может, всех позвать сюда? – тяжело дыша, спросил Злат.

– Нельзя, – Ратибор в ярости ударил кулаком в ладонь. – А вдруг они и там сейчас ударят. А все это только для обмана, чтоб внимание отвлечь.

– Вот ведь, не хотел же возиться с этим посадом, – он с досады махнул рукой. – Теперь бегай туда-сюда и гадай, где будет основной удар.

– Ладно, мы еще посмотрим, кто кого! – Ратибор в бешенстве вращал глазами. – Злат, Вязга, бегом с луками на башню, и чтоб не один гад до наших стен не дошел.

– Ты как, стрелять-то могешь? – Ратибор быстро глянул на Крева.

– Не доводилось, – виновато признался молотобоец.

– Тогда стрелы не трать, давай за мной.

Они побежали по стене к тому месту, куда течение подгоняло второй конец вереницы плотов.

– Встань за зубцом с секирой, как кто появится снизу – сразу руби, и главное, не зевай, во все стороны головой крути, – приказал Ратибор.

Сам же изготовил лук и стал стрелять по хазарам, которые, не дожидаясь, когда переправа будет готова, уже бежали по плотам, прикрываясь щитами. Щиты были деревянные, крепкие, поэтому он, не надеясь их прострелить, целился в ноги. Трех наступающих он ранил таким образом и решил оглядеться вокруг.

Как раз из-за поворота реки показалась еще одна вереница плотов. На ней, в отличие от первой, уже находились хазары, притаившись за большими квадратными щитами. Откуда-то из степи на той стороне реки вынырнула целая толпа всадников и устремилась к берегу.

«Видно, по оврагу прошли или заранее спрятались там», – подумал Ратибор, лихорадочно пытаясь найти выход из создавшегося положения. Одновременно отражать натиск и на посад и на детинец было невозможно, просто не хватало сил. А теперь он не сомневался, что, как только плоты остановятся и образуется прочная переправа, хазары нанесут еще один удар там, где у них утром не вышло прорваться. Надо было срочно отводить всех воинов в каменную крепость. Неужели укрепления посада со всеми приготовленными ловушками придется бросить? Но выхода не было.

– Эй, боец! – Ратибор увидел бегущего по площади ополченца с целой охапкой сулиц. – Розмысла ко мне сюда, живо!

– Мне сказали на стены отнести.

– Потом отнесешь, – рявкнул Ратибор. – Сам воевода тебе приказывает, понял!

– Понял! – парень, бросив сулицы, помчался так, что пятки засверкали.

– Ах, чернобогово племя! – Он снова глянул на реку с подплывающей вереницей плотов, забитых хазарами. – Ну, со всех сторон обложили!