Текст книги "Разведчики"

Никита прислушался и понял, что ждать продолжения спектакля нет смысла по двум причинам. Во-первых, майор Золкин пока не «назначил» шпиона. Скорее всего, предъявленный Филину расклад он озвучивал всем, кого допрашивал, только в соответствующей модификации. На роль «вражеского агента» Золкин примерил и Жданова, и Стасенко, и Покровского с Ереминой. Сделать выбор он мог с помощью считалочки про «эники-беники», которые «ели вареники», но майор мыслил перспективно. Перед ним стояла задача не просто назначить кого-нибудь крайним, а «раскрыть» масштабную сеть вражеской агентуры, пустившую глубокие корни и проникшую даже в штаб армии. Это как минимум. Для этого требовался «кандидат в шпионы» со связями. Филин при таком раскладе стоял в списке предпоследним или вовсе последним.

А во-вторых, на территории временного лагеря, ловко и быстро обустроенного прибывшей командой Смерш, а если точнее – сопровождавшим ее взводом автоматчиков, началась какая-то суета. Забегали солдаты, заметались отрывистые команды, и заклацали затворы.

Эта музыка была знакома Филину до боли. Что последует за увертюрой, он понимал не хуже любого дирижера. Вопрос – когда?

Впрочем, Никита понимал, что никакой это не вопрос. Капитан поднял руку и сложил пальцы для щелчка. Три, два, один… Филин щелкнул пальцами, и словно по его команде вдалеке затарахтели очереди немецких автоматов и застучали «гитлеровские газонокосилки» – пулеметы МГ-42. Похоже, враг пришел проверить, насколько чисто сработали мины под загадочным составом.

Никита бросился к условной двери, подхватил оставленный при входе автомат и вылетел из палатки. Никто его не караулил. Более того, завидев «агента абвера», один из смершевцев махнул ему рукой, а затем, также отмашкой, указал, где будет его позиция. Филин жестом ответил «принято» и бросился в указанном направлении. Спектакли спектаклями, а война в первую очередь…

Отбросить немцев от полустанка удалось в два приема. Немало способствовали этому пулеметы и легкие минометы, которые нашлись в машинах у запасливых бойцов сопровождавшего смершевцев взвода. Сначала противника отогнали за насыпь, а затем атакой во фланг утрамбовали в задымленный лес. Фланговым ударом командовал майор Жданов. Он и притащил двух пленных, наглотавшихся дыма и заплутавших в трех обугленных соснах на опушке.

Немцы оказались самыми обычными, рядовыми 131-й пехотной дивизии, а никакими не егерями и не эсэсовцами или накачанными наркотиком «берсерками». Но еще больше они разочаровали Золкина и компанию, когда озвучили цель своего появления в данном квадрате. Никакого отношения к поезду эта цель не имела. Просто в результате стремительного рывка наших войск небольшой отряд немцев очутился в окружении. Обычное дело. И вот теперь он пробирался к своим. И пробрался бы, не засеки его бдительные наблюдатели из группы майора Жданова.

После столь крупного прокола, как подрыв охраняемого объекта, Жданов лез из кожи вон, стараясь хоть как-то загладить вину. И подчиненные майора в этом его поддерживали, понимая, что по башке дадут всем без исключения и надо срочно подложить под пилотки хотя бы тоненькую соломку.

– Ну, и что с ними делать? – Майор Жданов поднял за козырек фуражку и почесал мизинцем залысину.

– Вообще-то в штаб полагается доставить, хоть и невелики птицы, – подсказал Филин.

– Ты доставишь? У меня людей по пальцам пересчитать. А охрану с объекта никто не снимал, хоть он теперь и подпорченный вид имеет. Товарищ майор, – Жданов обернулся к Золкину, который с подозрительной задумчивостью разглядывал пленных, – может, ваши бойцы доставят? На машине-то они за час обернутся.

– А потраченный бензин кто возместит? – встрял командир взвода автоматчиков, немолодой, но мускулистый, наголо бритый лейтенант. – Свяжем их и пусть сидят у колеса. Или «при попытке к бегству», еще проще будет.

– Вы это бросьте! – вмешалась Еремина.

Доктор только что вернулась из научной экспедиции в перевернутый вагон, и, похоже, вернулась с трофеями. На плече у нее висела сумка, в которой позвякивали какие-то склянки, а в руке она держала толстую тетрадь в твердом переплете. Сопровождавший Алевтину офицер изобразил на лице нечто многозначительное и кивнул Золкину.

– Бросить что? – спросил Жданов.

– Затею вашу, вот что! Скажу сейчас подполковнику Стасенко, он вам разъяснит, что думает партия и верховное командование о негуманном обращении с пленными. Такую лекцию прочитает о моральном превосходстве военнослужащих Красной армии над бессовестной немецко-фашистской нечистью, пятый угол начнете искать.

– Да, это будет жестоко. – Филин усмехнулся. – Будет негуманное обращение с советскими офицерами.

– Отставить «при попытке к бегству», – вдруг очнулся Золкин. – Они нам пригодятся. Доктор, вы разобрались с содержимым емкостей в вагоне? Это какая-то химия медицинского назначения, как я понял?

– В общих чертах да. Это жуткая смесь из психотропных веществ с непонятными мне пока добавками. В бумагах что-то написано, но я плохо понимаю. Кто-то из ваших офицеров переводит с немецкого?

– Специальный текст вряд ли осилят. – Майор обернулся и подмигнул Никите: – Поможешь?

– Найн. – Филин скривился. – Немцев попросите. Пусть со специального на обычный переведут, а там уж…

– Немцев я и собирался попросить об услуге. – Золкин хлопнул по плечу своего помощника. – Давай вон того, помоложе. Доктор, эту смесь надо внутрь принимать или как? По вене?

– Вы что это задумали?! – вновь возмутилась Еремина. – Вы хотите на нем эксперимент поставить? Вы в своем уме?!

– Хотите на себе? – Золкин смерил Алевтину холодным взглядом. – Давайте. Спасете фрица.

– Это противоречит всем законам! Даже законам военного времени! Это хуже, чем убийство безоружного!

– Убери ее. – Золкин перевел взгляд на сопровождавшего Еремину офицера. – И шприцы принеси, у санинструктора есть, сами справимся.

– Это не сработает! Там еще электростимуляция мозга была предусмотрена! Вы спрашивали, что там за полукруглые приборы…

– И вы ответили, что не знаете. Вас вдруг осенило?

– Я прочитала. – Еремина подняла тетрадь. – Технический раздел я поняла.

– Ничего, этот обойдется без электростимуляции. Если не сработает, второго подключим к аппарату.

– Это… безобразие… средневековье какое-то… живодерство!

Эти возгласы донеслись уже издалека. Помощник Золкина увел доктора к одной из полуторок, отнял сумку и тетрадь, усадил в кабину, а к двери приставил бойца. Алевтина обхватила себя руками и демонстративно отвернулась, как бы не желая иметь ничего общего ни с кем. Ни с «живодерами», ни с теми, кто молчал, не пытаясь им помешать или хотя бы возразить.

– Вы чего хотите добиться, какого эффекта? – спросил Филин.

– Любого. – Золкин пожал плечами. – Это, кстати, в твоих интересах. Если фриц озвереет и полезет в драку, твой рассказ о прорыве получит косвенное подтверждение. А если мы потом не сможем убить его тремя очередями – я возьму обратно все, что про тебя наговорил.

– Я категорически возражаю! – У палатки, превратившейся из полевого помещения для допросов в полевую же лабораторию, вдруг появился подполковник Стасенко.

Это становилось его визитной карточкой – появляться неожиданно: то внутри вагона, то рядом с ним, уже опрокинутым, то в километре от него посреди чистого поля. А в момент стычки с немцами-окруженцами подполковник, наоборот, внезапно исчез и вновь материализовался, лишь когда бой закончился. Теперь Стасенко вырулил из-за палатки, хотя никто не видел, как он туда зарулил.

– Против чего конкретно? – спокойно спросил Золкин. – Тоже пожалели врага? Доктора я понимаю, она давала клятву советского врача и не может навредить даже немцу. А какой мотив у вас, подполковник?

– Вы не имеете права проводить опыты… без согласования с командованием! – Стасенко оказался пустословом, но не таким уж глупцом, выворачивался из любых ситуаций достаточно ловко. – У вас нет на это полномочий! Добытые нами трофеи, несомненно, имеют высший уровень секретности и разбираться с ними должны компетентные специалисты. То, что вы собираетесь сделать, – самоуправство!

– Вот оно что. – Майор Золкин обозначил на губах холодную усмешку. – Изучение захваченного поезда некомпетентными лицами – это нормально, а опыты с содержимым трофея – самоуправство? Раздвоение нормы получается, подполковник. Или вы готовы признать, что тоже превысили свои полномочия? И что ваше желание потешить самолюбие привело к утрате важного секретного трофея?

– Я… – Стасенко побагровел и покрылся потом. – Я не думал, что это… секретный трофей. Поезд как поезд… я думал… там матценности. Немцы много их вывозят в Германию. Горит земля под ногами у фашистских грабителей!

– Стой. – Золкин поднял руку. – Раз, два. Попытка перехватить награбленное и отправить пару вагонов тихой скоростью в глубокий тыл на свое имя – тоже повод для уголовного дела. Куда ни кинь, всюду клин, подполковник. Но я дам тебе шанс. Просто заткнись, сядь в машину рядом с докторшей, и я все забуду.

Стасенко утер со лба крупный пот и покорно кивнул. Было глупо надеяться, что подполковник решит стоять за советскую мораль до конца, но Филин рассчитывал, что замполит продержится чуть дольше. Хотя бы минут пять. Что могли дать эти пять минут? Никита не имел четкого ответа, но его мучило предчувствие какого-то озарения. Оно давно подкатило, но никак не могло оформиться во внятную мысль. Филину требовалось еще хотя бы немного времени на размышления, а если точнее – на интуитивный поиск разрешения возникшей проблемы.

– Товарищ лейтенант! – вдруг раздался вопль поставленного у полуторки бойца. – Санинструктора сюда! Быстрее!

– Что? – Пожилой лейтенант обернулся и вопросительно вскинул брови.

– Там эта… докторица… припадок у нее какой-то!

– Вот черт!

Лейтенант побежал к машине, и следом припустили все, кроме Золкина и Стасенко.

Капитан Филин пришел к финишу первым. Он рывком распахнул фанерную дверцу и едва успел поймать выпавшую из кабины Еремину. Левый рукав ее гимнастерки был закатан, а в правой руке доктор крепко сжимала шприц. Глаза… эти чудесные васильковые глаза, во-первых, превратились в черные с тонкими синими каемками между широченными зрачками и белками, а во-вторых, были широко раскрыты и смотрели куда-то в неведомую даль. По телу Алевтины то и дело пробегали судороги разной частоты и амплитуды, кожа сделалась бледной и липкой. Дышала Еремина тоже как-то судорожно, не ритмично. Наверняка что-то в этом роде творилось и с пульсом. Филин попытался его нащупать, но не сумел.

Никита осторожно положил доктора на землю и приподнялся, выискивая взглядом санинструктора. Молодой солдатик с большой санитарной сумкой оказался уже на подходе, но с первого взгляда стало понятно, что толку от него будет ноль целых, ноль сотых. Перевязать, наложить жгут или шину он, возможно, умел. Что-то более сложное – вряд ли. Филин подался навстречу, ловко снял с бойца санитарную сумку и быстро изучил содержимое. Что искал – сам не понимал. Нашатырь?

«Мне же помог очухаться, надо попытаться», – решил капитан и сунул под нос Ереминой темную склянку.

Зелье не помогло. Во всяком случае, Алевтина не пришла в себя. Но дышать стала ровнее, это факт. И судороги вроде бы пошли на убыль.

Филин собрался применить нашатырь еще раз, но его руку перехватил Жданов.

– Убери эту вонючку. Сама справится. Видишь, розовеет. И зрачки сужаются.

– Воды надо, – рядом с Филиным наконец-то присел ефрейтор Покровский. Пока шло офицерское совещание, сдобренное допросом пленных и приправленное скандалом с Ереминой, Алексей предпочитал держаться в сторонке. Теперь же снова очутился рядом с командиром. – Очнется, пить захочет.

– Имеешь опыт? – Майор Жданов взглянул на Покровского неодобрительно.

– Рассказывали. – Ефрейтор опустил хмурый взгляд и зафиксировал его на выпавшем из руки Ереминой шприце.

Филин краем глаза заметил, на что уставился Покровский. В стеклянном цилиндре шприца оставалось еще не меньше половины набранной в него жидкости. Видимо, зелье подействовало на Алевтину прямо в процессе введения, что называется «на игле», и полную дозу она не получила. Это обнадеживало.

– Найди какой-нибудь футляр, – негромко, одному только Покровскому сказал Никита.

Ефрейтор кивнул, незаметно подобрал шприц и на время исчез.

– Придержать бы ее, – проронил пожилой лейтенант. – Кто знает, что у нее в голове сейчас? И что потом будет. А если буйной сделается? Еще машину помнет.

– Она ж фанерная у тебя.

– Это двери, а капот, а крылья?! Фара и так одна, если снесет, как поедем?

– Ладно, не гунди, придержим, – пообещал Жданов. – Филин, тебе поручается. Покровский молодой еще, а мне уже поздно девок лапать.

Рядом с Никитой снова присел Покровский.

– В пробирку слил, – тихо доложил он. – Шприц в кабине бросил, на пол, чтобы вопросов не возникло.

– Все правильно сделал. Храни пробирку как зеницу ока и молчок.

– Понятно, что молчок. – Ефрейтор вдруг встрепенулся и повысил голос. – Командир, держи ее!

Покровский дал подсказку вовремя. Алевтина вдруг выгнулась дугой и неприятно заскрежетала зубами. Филин навалился сверху и прижал ее к земле всем своим весом. Доктор дернулась еще пару раз и затихла. Никита ослабил нажим, но отползать в сторонку не спешил.

– Сойди с меня, – вдруг едва слышно шепнула Еремина. – Или заставлю жениться.

– Я готов, добровольно. – Филин поднялся. – С возвращением. Как самочувствие?

– Полно тебе… с мертвым о здоровье… – Алевтина глубоко вдохнула и медленно выдохнула. – Вижу плохо. Будто бы на солнышко насмотрелась. И слабость… шевельнуться не могу.

– То есть рискнули вы напрасно? – За спиной у Жданова появился майор Золкин.

Следом за майором приковылял понурый, словно побитый пес, подполковник Стасенко.

– Я была вынуждена рискнуть.

– Спасая пленного немца? Вы понимаете, как это звучит?

– Нормально звучит. Я не пленного спасала. Я вас спасала. Совесть вашу. Облик человеческий.

– Вот спасибо! – ехидно хмыкнув, воскликнул Стасенко.

– После войны поблагодарите. Сейчас это странно звучит, но потом вы поймете.

– Сейчас нам важно понять другое, – на Золкина скрытая моральная составляющая ситуации не произвела впечатления. Он обвел вопросительным взглядом всех, кто был в курсе дела. – Расчетного эффекта мы не получили. В чем проблема? Ведь теоретически смесь такая, что мертвого в бой поднимет, но доктору Ереминой она не придала ни сил, ни смелости, ни бесчувственности.

– «Мертвого в бой»? – Филин наконец поймал озарение и упаковал его в короткую мысль. – Может, так и было?

Глава 7

Наши дни, Москва

«На экраны столичных кинотеатров объемного формата вышла новая кинокартина Тимура Бекназарова «Черная пантера» по книге признанного мастера современной прозы Бориса Аклепина. Философская военная драма, снятая на «Мосфильме», освещает события Великой Отечественной войны на отдельно взятом участке фронта, но при этом поднимает глубинные проблемы, свойственные любым конфликтам. Динамичная, полная жизненных деталей и убедительного драматизма история противостояния экипажей двух танков противоборствующих сторон: нашего Т-34 и нацистской «пантеры» заставляет современного зрителя прочувствовать все тяготы военного времени. Глядя на экран, мы действительно задумываемся, что такое война, когда она вдруг становится даже не сражением за свободу и независимость, а настоящим стихийным бедствием, эпидемией яростного сумасшествия и насколько все-таки человеческая жизнь и здравый рассудок важнее выгоды, которую извлекают из конфликта капиталистические нелюди, всегда стоящие за кулисами любой подобной драмы…»

Из рецензии журнала «Кино и театр СССР»

Алена упрямо открывала окна настежь всю вторую половину января и весь февраль. Когда становилось невыносимо холодно, Леонид их закрывал, но через час она снова распахивала хотя бы одно, в спальне. Словно она вдруг стала птицей и сидеть в клетке противоречило ее новой натуре. Происходи все весной или летом, пусть холодным, как в десятом году, когда в июле едва не выпал снег, открыла и открыла, не страшно. Но зимой-то в чем смысл? Душно? Есть вытяжки. Целых десять штук плюс два кондиционера на стандартную московскую квартирку в сто сорок три квадрата. Более чем достаточно. Воняет? Чем? Или кем? Какие аргументы? Мылся Леонид ежедневно, табак не курил, химические опыты не проводил. Зачем так яростно проветривать, выгоняя с потоком сквозняка весь домашний уют?

«Все-таки дело было во мне. – Зимин вздохнул. – Уж не знаю, чем от меня вдруг стало разить, но в последний месяц совместной жизни Алена шарахалась от меня, как черт от ладана. Не может быть, чтобы без причины. Она вообще как-то резко изменилась после двухнедельного отдыха в ведомственном санатории. Поначалу звонила, щебетала, что ей все нравится, что там замечательные процедуры, всякие тонизирующие мази, капельницы… а потом вдруг перестала звонить. И по возвращении вела себя очень отстраненно. Может, познакомилась там с кем-то? И начала беспрестанно открывать окна, жалуясь на жару и духоту. Так ее и сдуло попутным сквозняком…»

Мысль об открытом окне возникла сразу, как только Леонид вошел в квартиру. Откуда-то со стороны кабинета тянуло вечерней прохладой. Не кондиционированной, а натуральной. И доносились уличные звуки.

У Леонида екнуло сердце. Неужели… она вернулась? Почему тогда нигде не зажжен свет?

Зимин буркнул «свет», стараясь не топать, подошел к двери кабинета и второй раз за сегодня обмер.

В комнате царил беспорядок, называемый в народе «бардаком». Практически все было перевернуто либо заметно сдвинуто. Кресло лежало вверх колесиками, диванчик выехал почти на середину комнаты, книги с полок были сброшены, этажерка с сувенирами опасно накренилась, зацепилась углом за штору и только поэтому до сих пор не рухнула. Жаль, что стоявшим на этажерке безделушкам зацепиться оказалось не за что. Теперь они валялись под окном кучей художественного мусора. На месте остались только рабочий стол и «Вега». Причем, компьютер оказался включен.

Леонид бросил взгляд на экран. «Вегу» явно изучали. Кто это делал – вопрос номер два. Что искали? Вот с этого вопроса следовало начать. Искали переданный «Электроникой» видеофильм? Пароль от Облачного хранилища?

Зимин осторожно прошел к окну. Оно действительно было распахнуто.

– Леня, ты в порядке?

Зимин вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. На пороге кабинета стоял, озираясь, сосед из семьсот двадцать пятой квартиры. Выглядел он озадаченным, но довольно собранным, даже напружиненным, словно приготовился помочь Леониду в схватке со злодеями, учинившими этакое безобразие.

– Я в норме, Никита. – Зимин вздохнул и окинул взглядом кабинет. – Черт знает что… как видишь.

– Дверь открыта, я и вошел, – запоздало пояснил сосед. – Тут такое дело… нет, я видел, как ты приехал, но…

– Что случилось? Ты что-то знаешь?

– И да и нет. – Никита потер затылок. – Я на балконе сидел. Вдруг вижу… ну так, краем глаза… что-то полетело. Оборачиваюсь – твое окно распахнуто. С моего балкона хорошо видно, ты знаешь. Я подскочил… гляжу вниз… а там…

– Что там? – Зимин подался к окошку.

– Ты погоди! – Сосед вдруг схватил его за руку. – А потом ты приехал на такси, я точно видел. И на записях с камер это должно быть. Да и у таксиста наверняка хронометраж имеется, ты только вспомни, в какой фирме машину заказывал.

– Никитос, ты к чему меня готовишь? Что там под окном?

– Не что, а кто. – Сосед отпустил руку. – Сам посмотри.

Зимин выглянул в окно. Внизу, на газоне, в метре от ясеня, лежал человек. Живой или мертвый – не понять. Ясно только, что падал он и впрямь из какой-то квартиры на одной вертикали с жилищем Леонида. Несколько веток ясеня были сломаны одна над другой.

– Интересно девки пляшут, – на этот раз Леонид почему-то не удивился и не похолодел. Похоже, включилась какая-то внутренняя защита. Наверное, за сегодняшний очень долгий день Зимин слишком часто удивлялся, пугался или просто испытывал непривычно сильные эмоции, вот и притупилось восприятие.

– Знаешь его? – Сосед тоже выглянул в окно.

Под ясенем потихоньку собиралась толпа зевак, а где-то неподалеку завывали сирены «скорой» и милиции.

– Впервые вижу. – Леонид сделал шаг назад. – Сам-то понял, что спросил? Как я разгляжу с такой высоты?

– Ну да. – Сосед вновь потер затылок. – Что-то я притормаживаю. Замотался сегодня. Мысли-то есть? Что тут произошло?

– Только одна версия: вор забрался в холостяцкую квартиру, понял, что брать нечего, и от глубокого разочарования сиганул в окно.

– Это ваша официальная позиция, гражданин Зимин? – В кабинет без спешки, но быстро и этак энергично ввалились милиционеры: патруль из трех младших чинов и участковый.

Не опергруппа из «убойного отдела», а экипаж патрульного «воронка» и участковый, он же – еще один сосед, только из другого корпуса. Этот нюанс мог бы снова удивить, но, как сказано выше, Леонид устал удивляться, а потому лишь принял эту странность к сведению.

– Петрович, слышь, он позже приехал, – встрял Никита.

– Разберемся. – Участковый осмотрелся. – Ну что ж… следы борьбы в наличии. Замок не взломан, значит, пострадавшему открыли. Что не поделили, а, Зимин?

– Если ты при исполнении, Сергей Петрович, то обращайся ко мне «гражданин Зимин». Если просто примчался на шум, не строй из себя сыщика.

– А ты не груби. – Участковый погрозил Зимину пальцем. – Ишь, грамотные все! Я участковый, я всегда при исполнении. И чтобы картину происшествия составить, сыщиком из МУРа тут быть не требуется. Попался ты с поличным, Леонид. Я знаю, что ты приличный человек, специально никого из окна не выкинешь. Непредумышленно это сделал, превысил, так сказать, пределы необходимой обороны, в пылу борьбы… но сути дела эта теория не меняет. Что мы имеем фактически? Имеем труп и главного подозреваемого.

– Петрович, ты камеры проверь, записи… – попытался снова вмешаться Никита. – Леня позже приехал!

– Разберемся, – отмахнулся участковый и выглянул в окно. – О! А вот и карета за тобой, Леонид, приехала. Паспорт где лежит?

– Найди его теперь. – Зимин оглянулся. – Где-то среди книг должен быть. Наручники надевать будешь?

– Обойдешься. – Участковый поморщился. – Не злись, Леня, положено так. Задержать до выяснения. Разберемся. Если не виноват, взятки гладки, вернешься еще до утра.

– Я тоже поеду! – заявил Никита. – Я свидетель.

– Свидетелей вызовем, если потребуется, – заявил с порога еще один милиционер, на этот раз в штатском. – Петрович, здорово. Ну тебе и подфартило на ночь глядя!

– Считаешь, это фарт? Все показатели коту под хвост. У меня даже мелких правонарушений почти не было в этом году. А тут преступление, да сразу какое!

– Ну, а какое? – Сыщик пожал плечами. – На других участках каждый месяц что-то происходит. У одного тебя болото… виноват… оазис, конечно. Ну случилась бытовуха, зато ведь первая за текущий год!

– Но ведь с убийством!

– Да, за профилактику правонарушений тебе все равно намылят шею. Зато какая оперативность реагирования! Я обязательно укажу в рапорте, что ты вперед всех примчался, прямо в тапочках.

– Уж будь любезен, подсласти пилюлю.

– Заметано. Кто подозреваемый?

– Вот. Гражданин Зимин, хозяин квартиры.

– Записи с камер, данные из управляющего компьютера дома, экспертизу, всякую сетевую и спутниковую информацию я запрошу, а вот показания свидетелей, опрос жильцов, протокол осмотра… – Сыщик бросил загибать пальцы и махнул рукой. – Петрович, ну ты же сам все знаешь! Оставлю тебе лейтенанта в помощь, ну там, для протокола и отработки всяких наших моментов, и двух ребят из патруля, нормально?

– Годится, – участковый вздохнул. – Ночь на дворе, а мы как всегда… пашем.

– Наша служба и опасна, и трудна… – Сыщик кивнул Зимину. – Ну что, подозреваемый, поехали в казематы?

– Подстава какая-то, – негромко возмутился Никита, провожая Зимина взглядом. – Леня, если не отпустят до утра, приеду в отделение!

– Угомонись уже, адвокат хренов, – тоже негромко, но строго сказал участковый. – Не за бугром, поди, разберемся по справедливости. Иди, отдыхай…

* * *

Дорога до отделения милиции в памяти не отложилась. Леонид настолько вымотался за день, что пребывал в состоянии между сном и явью. Вырубиться напрочь не давало нервное напряжение, а взбодриться не хватало сил. Так Зимин и балансировал, словно акробат на канате. С той лишь разницей, что был бы рад упасть с этого каната, да не мог.

В отделении его не стали запирать в «обезьянник», а сразу провели в комнату для допросов. Леонид осмотрелся и едва сдержал зевок. В интерьере не нашлось ни одной бодрящей детали. Стол, два стула и зеркальная стена. Еще дверь и камеры по углам, под светящимся потолком. Никаких тебе плакатов или взывающих к совести преступника лозунгов, как показывают в многосерийных телефильмах.

«И кофе с булочками не дают. А сейчас не помешало бы. Или бутылочку «Байкала». Нет, лучше «Космической энергии». Точно взбодрился бы. А то сижу как заспанный Чебурашка на ящике с апельсинами. Еще подумают, чего доброго, что я виноват и внутренне смирился с поимкой, поэтому такой вялый».

– Не уснул еще, душегуб? – В комнату заглянул уже знакомый Леониду сыщик. – Тебе кофе принести?

– А можно?

– Полтинник давай. Автомат для всех, даже для подозреваемых. С сахаром?

– Можно два? – Зимин пожил на стол рубль. – С сахаром.

– Хоть канистру. – Сыщик исчез.

Вернулся он через пару минут с двумя пластиковыми стаканчиками под выпуклыми крышками с эмблемой всемирно известной заграничной сети.

– Хорошие у вас автоматы. – Зимин хмыкнул. – Или это лишь стаканчики «баксовские»?

– Все честь по чести. – Сыщик снова направился к двери.

– Постой! – Леонид внутренне проникся к милиционеру. – Я тут надолго?

– Процесс пошел. – Сыщик притормозил. – Камеры наблюдения, спутник, управляющий компьютер жилого комплекса, навигация такси… все пока за тебя. Дальше посмотрим.

– А можно нескромный вопрос?

– Ну давай.

– Кто пострадавший? Уже выяснили?

– По нашим картотекам не проходит. – Сыщик на секунду задумался. – А что? Есть подозрение?

– Откуда? Я ведь и не разглядел его, с пятого-то этажа. Да и лежал он под деревом, там ветки, трава…

– На, посмотри. – Сыщик развернул проекцию над своим телефоном. – Узнаешь?

Зимин старался по-честному, разглядывал фото во все глаза, но у него не возникло ни единой ассоциации. Этого человека он не знал и вообще никогда не видел даже мельком.

– Нет. – Леонид вздохнул.

– Жаль. – Сыщик снова направился к двери, но так ее и не открыл.

За него это сделали снаружи. В комнату, аккуратно отодвинув сыщика с пути, вошли три человека в безупречных легких костюмах. Насчет двух товарищей Зимин не был уверен, очень уж стандартно они выглядели, как шарики из подшипника, а вот третьего узнал сразу. В отделение пожаловал небезызвестный куратор Ленинской библиотеки майор Политуправления КГБ Андрей Михайлович Репин.

Удостоверение сыщику он не предъявил, но этого, похоже, и не требовалось. На лице у милиционера отразилось полное понимание, с кем он имеет дело. И что-то вроде сочувствия Зимину.

– Советские правоохранительные органы исключительно гуманны по отношению к преступникам. – Репин взял один стаканчик и понюхал кофе. – Неплохо.

Он уселся за стол и кивнул.

– Здрасте. – Леонид вяло кивнул в ответ.

– Вы пейте, пейте. – Андрей Михайлович откинулся на спинку стула. – В тюрьме кофе не дают.

– Я не собираюсь в тюрьму.

– Естественно, не собираетесь. Но кто вас спросит? Человек предполагает, а судьба располагает. От сумы и тюрьмы не зарекайся…

– Если Магомед не идет к горе, она приходит сама?

– Вы еще шутите? – Андрей Михайлович удивленно взглянул на Леонида. – Завидная выдержка. Я сразу понял, что вы непростой фрукт. Еще в библиотеке, когда вы клятвенно врали мне про видеозапись. Вернее, про ее отсутствие в природе. Теперь я понимаю, как вам удалось меня обмануть. Точнее, почему вам это удалось. Вы профессиональный преступник, гражданин Зимин. Это значит, что врете виртуозно, иначе давно попались бы. Одно непонятно: какая у вас специализация? Кражи промышленных секретов, политический шпионаж или убийства? Может быть, все вместе? Или вы террорист и проводили разведку места будущего теракта? Когда вы планировали устроить взрыв, на столетие Советского Союза?

– Можно отвечать? – воспользовался паузой Леонид.

– Извольте. Желательно по пунктам. Начните с вашего настоящего имени.

– Вы в курсе, что буквально все, от записей камер до показаний свидетелей, говорит о моей невиновности?

– Неужели? – Андрей Михайлович положил на стол телефон и щелкнул по экранчику, активируя проекцию.

Над столом возник довольно четкий объемный стоп-кадр. Из распахнутого настежь окна спиной вперед вылетал пострадавший, а в окне торчала кислая физиономия Зимина. Склейка двух эпизодов получилась очень качественная. Единственное, к чему мог придраться дотошный эксперт. – Леонид в кадре смотрел не на летуна, а вниз, на газон. Туда, куда на самом деле, в реальном кадре с Зиминым, пострадавший чуть раньше приземлился.

– Так себе поделка. – Зимин скривился, не собираясь признавать, что впечатлен. – Урок труда начальной школы. Экспертиза в два счета раскусит.

– В два или в три – еще вопрос. В любом случае на это уйдут дни или недели, а возможно, и месяцы. И все это время вы будете сидеть взаперти, далеко от дома и в скверной компании. Вам это надо, гражданин Зимин?

– Полагаю, таких вот «улик» у вас много? – Леонид хмуро уставился в стол.

– Вагон и маленькая тележка. Но все они исчезнут, словно по взмаху волшебной палочки, если вы пойдете нам навстречу. Отдайте видеозапись – и мы уйдем, а вас через час отпустят.

– Я одного не понимаю. Вы убили человека, чтобы меня подставить? И все из-за какой-то записи? Что такого секретного в этих документах? И почему меня к ним допустили, если там содержатся такие страшные тайны?

– Я отвечу на ваши вопросы. Но сначала отдайте запись.

– Я ничего не снимал.

– Версия не принимается. – Андрей Михайлович вздохнул. – Мы хотели с вами по-хорошему, как с законопослушным, сознательным гражданином… а вы… так нас разочаровываете, гражданин Зимин. Придется забрать вас с собой и продолжить беседу в другом учреждении.

– Как вам угодно. – Зимин наконец стряхнул сон.

Кофе так подействовал или безрадостная перспектива прокатиться до Лубянки – неизвестно. И причина, по которой настолько глупо заупрямился Леонид, тоже осталась тайной. Даже для самого Зимина. Гренадеры-помощники Репина аккуратно, но крепко взяли Леонида под руки и вывели из комнаты, а затем и отделения…

И снова Леонида провожали сочувственные взгляды. На этот раз «подозреваемого» провожал сыщик. Только, в отличие от Никиты, он ничего не пообещал. Наверное, опасался, что его услышат. Перед отделением собралось на удивление много товарищей в штатском. Одних черных «Волг» припарковалось четыре штуки плюс «чайка» майора Репина. В каждой машине сидели по три-четыре чекиста. Эскорт как у министра.