Текст книги "Мы из Бреста. Штурмовой батальон"

– Особисты не вдаваясь в подробности, говорят о приспособлениях для бесшумной стрельбы из винтовок и специальном защитном снаряжении.

– Понятно. Они что, им все вооружены? Я-то думал их к нам в строй поставить. Как думаешь, получится?

– Нет. Сам знаешь, что есть директива по бойцам НКВД. А по этим чекистам вроде совсем недавно особое указание из 4-го отдела штаба фронта было. С требованием немедленно сообщать о выходе к нашим войскам и направлять в распоряжение командующего войсками охраны тыла.

– Жаль. Нам бы они очень пригодились.

– Ты не спеши их со счетов списывать. Может, и удастся их временно использовать. Есть одна лазейка. Хоть вроде у особиста к ним претензий нет, но он говорит, есть несколько моментов, требующих уточнения наверху. Для начала. У всех бойцов с собой есть справки или документы о прохождении службы в частях НКВД. У нас с тобой у бойцов красноармейских книжек нет, не то что каких-либо иных документов, кроме партийных и комсомольских билетов. А тут такой порядок с документами. Подозрительно! Далее. Опять же у всех бойцов есть металлические личные номера – смертники, носимые на шее, аналогичные немецким, а наши бойцы все с пенальчиками ходят. Правда, на жетонах надписи на русском языке с указанием их ведомства. Но никто из сотрудников особого отдела такие раньше не встречал. Что, согласись, опять странно. В роте Седова многие если не говорят, то понимают немецкий язык. У каждого с собой, кроме нашей формы, есть комплект немецкой. Да и одеты они в элементы трофейной формы. Оно и понятно – специ фическое подразделение, решающее специальные задачи. Кроме того, по тылам врага шли, вот и пользовались по необходимости. Но вопросы-то, согласись, остаются. Например, зачем конвойной части бесшумное оружие и т. д. Хотя тут, конечно, не наше с тобой дело. Ведомство другое, у них свои задачи и требования по оружию, обмундированию и документам. Михаил сегодня свяжется со своим руководством, а те уточнят у смежников, что к чему. Может, все и разъяснится.

– Понятно, что ничего не понятно. Что опрос остальных вышедших вместе с ними дал?

– Остальные бойцы в группе политрука Севостьянова – сборная солянка из подразделений РККА. Пока они от Молодечно отступали, по лесам народ набрали. Где одиночек, где группу из пары человек. Все из разбитых или окруженных частей. Рота Седова на соединение вышла единым подразделением. С устоявшейся иерархией и подчиненностью. Оно и понятно, все свои. Опрос командиров и бойцов отряда Севостьянова подтверждает показания лейтенанта Седова и его бойцов за последние несколько дней. Когда они в немецком тылу встретились и вместе пробирались к фронту. В роте Седова был излишек оружия, так они им поделились, с теми из бойцов отряда Севостьянова, у кого его не было. Пока шли по немецким тылам, его бойцы вели разведку и вывели отряд за линию фронта. Пленных они как раз захватили и охранение немецкое вырезали. Свидетели этого есть. Так что пока Михаил не уточнит все, он хочет оставить роту Седова у нас под наблюдением.

– А что насчет оружия у них?

– Седов категорически отказался разоружать роту и настоятельно просил особистов связаться с командованием войск НКВД фронта и Москвой. До прямого указания от командования НКВД он разоружать личный состав не будет. Тем более что фронт рядом. Михаил решил не устраивать эксцессов и дождаться указаний сверху. Я его в этом поддерживаю. Остальных окруженцев предлагаю расположить в запе. Там же и чекистов. В случае необходимости я думаю, что мы сможем использовать их по назначению или как пулеметную роту.

– Что ж, разумно. Как думаешь, майор за ними присмотрит?

– Да. Под его контролем временно разместим всех прибывших. Доложим в штаб корпуса. Если разрешат, то оставим всех, кроме чекистов, себе. Если нет, то придется отправлять и тех и других на сборный пункт. Пока наверху будут решать, что с ними делать, используем их в качестве резерва. Я думаю, Седов нам в этом не откажет. В случае наступления немцев ими дырку закроем. Попов, кстати, пополнение себе забрал?

– Да, сто человек.

– Вот и хорошо. Тут нам обещали сегодня-завтра подбросить еще несколько батальонов маршевого пополнения, пару противотанковых батарей и саперов с запасом мин. Будет чем засеки усилить. Начштаба заверил, что наши саперы укладываются в график. Практически все засеки оборудовали и часть заминировали. Там, где мы обговорили засаду сделать, тоже вроде все в порядке. Фугасы заложены, часть окопов отрыта и замаскирована. Даже пара ДЗОТов сделана. Правда, ко второй линии обороны пока еще только приступают. Если бы не помощь местных жителей, ничего бы не успели сделать. Он туда сам ездил, все осмотрел и остался доволен.

– Это было бы хорошо, если сможем немцев хоть на сутки задержать.

– И не говори. Силенок маловато. Немцев под Смоленском и под Мстиславлем вроде остановили. Так что надо и нам ждать гостей. Их авиаразведка над нами все чаще появляется…

– Как думаешь, кто на нас из немцев навалится?

– Соседи. 9-й армейский корпус Вермахта. Чьи мотоциклисты нашу оборону постоянно пробуют и чьи разведчики по нашим тылам шляются. Если точнее, то 263-я и 292-я пехотные дивизии, ну и те, кого им добавят. Мне так кажется, что это будут представители 46-го моторизованного корпуса. Его армия Рокоссовского в Мстиславль не пускает.

– Что-то многовато получается! Более чем! Выстоим?

– Если навалятся всем скопом, нет. Но должны держаться до конца. В штабе корпуса сказали, что за нами свежая армия из резерва Ставки разворачивается. Нужно выиграть время, чтобы она полностью сосредоточилась. Так что приказ у нас с тобой, комиссар, один – держаться и еще раз держаться. Пока нас спасает то, что немцы заняты Могилевом и ведут наступление на Смоленск и Мстиславль. Мы у них как бы на закуску оставлены.

– А разве поиски их разведки и мобильных подразделений – это не подготовка наступления?

– Так и есть. Их разведка ищет наши слабые места, чтобы потом ударить туда всей своей силой. А еще пытается узнать, не готовим ли мы свой удар в направлении на Горки и в основание их танковых клиньев. Если говорить проще, они нас пугают. Нет у них пока что здесь серьезной артиллерии и танков. Потому мы себя так вольготно чувствуем. Когда они примутся за нас? Не знаю, но думаю, сутки у нас в запасе есть. Дорог тут почти нет, и мы их все прикрываем. Наша разведка должна по идее отследить прибытие моторизованных и танковых частей, а также дополнительных пехотных подразделений. Во всяком случае, я на это очень надеюсь.

– Ты знаешь, тут некоторые горячие головы нас с тобой обвиняют в бездействии и чуть ли не в тру сости.

– Из-за чего, интересно бы знать?

– За подготовку оборонительных позиций в нашем тылу. За неактивные действия во время прорыва из окружения и сейчас в отказе от наступления – «когда напротив нас лишь слабые части врага».

– Глупости все это! Чем мы сейчас можем помочь нашим частям у Смоленска, Могилева и Мстиславля? Наступлением? Да нам просто наступать нечем и некем. Командование армии об этом прекрасно знает. Если бросим в бой то, чем располагаем, то прикрывать Монастырщину, Починок и Ельню до прибытия свежих частей будет нечем. Кроме того, прибывающие и разворачивающиеся части новой армии тоже надо кому-то прикрывать от врага. Ты объясни это этим товарищам и еще съезди в райком и райисполком, вырази им нашу признательность за мобилизацию рабочих на создание оборонительных сооружений и предложи начать эвакуацию. А то, боюсь, поздно будет.

Глава 11
Монастырщина

Все это, конечно, хорошо, что снова вышли к своим и наш рейд вроде бы действительно закончен, но червь сомнения все равно меня гложет и не дает спокойно жить. За сутки, что мы потратили на выход к Монастырщине, я слишком много видел, и это не давало мне спокойно радоваться жизни.

Сплошной линии фронта не было. Были очаги сопротивления и опорные пункты, занятые малочисленными остатками наших частей. То, что немцы не продвигались в этом направлении, было связано в основном с природными факторами. Болота, большое количество рек и леса не давали врагу возможности активно применять свои моторизованные подразделения. Но вот пехотные части, обходя лесами опорные пункты, могли прорваться здесь. Как мы. Спокойно и никого не встречая на своем пути. Ведь смогли же мы незаметно обойти несколько опорных пунктов наших войск и выйти на дорогу Татарск – Монастырщина, а потом по ней добраться до районного центра. Тут на ж.-д. станции под погрузкой стоял санитарный поезд. Нам удалось договориться сдать в него раненых, а это сто шестьдесят человек, набравшихся за эти дни. Часть из них сразу же попала на операционный стол, а остальными занялись санитарки. Нам же с Севостьяновым пришлось искать командование дивизии, что здесь занимало оборону. Помог в этом начштаба одного из полков. Очень своеобразный молодой человек. Наглый до безобразия, в мое отсутствие хотел отжать личный состав, пришлось его слегка успокоить и поставить в рамки, а то «ходют тут всякие».

Беседа с особистами много времени не заняла. Они сами несколько дней назад вышли из окружения из тех же мест, что и мы. Уточнили и посмотрели кое-что, поделились разведданными и пленными. Мне как командиру подразделения НКВД пришлось лично пообщаться с начальником особого отдела дивизии. Как-никак старший начальник от нашего наркомата. Нормальный мужик оказался старлей. Я открыл ему пару страниц нашей истории. Далеко не все, а только связанные с Брестом и Слуцком. В качестве доказательства своих слов приведя журнал боевых действий. Не знаю почему, но ни боевое знамя части, ни гербовую печать я не показал. Почему? Тревожно мне было из-за виденного в тылах дивизии, и не было уверенности, что нам снова не предстоит ходить по немецким тылам. А еще потому, что в ходе беседы в памяти всплыл тот факт, что в истории, произошедшей в моей реальности, пленного генерала Лукина уговаривал сотрудничать с врагом его же начальник особого отдела. Может, это и глупо, но я решил перестраховаться. Тем более что о знамени знал лишь очень ограниченный круг лиц – Горохов, Никитин, Петрищев и приставленные ко мне пограничники, которые заранее были предупреждены о необходимости не разглагольствовать о нем. Надо отдать должное, что особисты глупых вопросов ни мне, ни бойцам не задавали. Мы на них честно и правдиво отвечали. Вроде к нам особых претензий никто не предъявлял. Хотя сомнения в отношении нас у них остались. В принципе правильно. Кому понравится, что на его поле ввалится толпа здоровых, с нормальным цветом лица, откормленных окруженцев с кучей трофейного оружия и боеприпасов. Это они еще нашей техники, брошенной из-за отсутствия топлива и повреждений, не видели. Мы вообще по сравнению с севостьяновскими бойцами выглядели верхом военного совершенства. Те, когда нас встретили, на замухрышек были похожи. В большинстве своем без оружия, грязные, в рваном обмундировании, бледные и голодные. Живая картинка для любой книги о войне моего времени, посвященной разгрому 1941 г. Пришлось приводить их в порядок – вооружать, одевать, перевязывать и кормить из своих запасов. Хотя жаба Петровича ой как душила. Зато когда линию фронта перешли, не так уж и ярко мы на фоне остальных выглядели. Да и вопросов нам меньше задали. Единственное, о чем я просил особистов, так это сообщить командованию о нашем выходе и дать возможность народу сходить в баню. Прогулка по лесу – это хорошо, но баня после нее лучше. Обещали сделать и то и другое и даже выполнили.

Нас до получения указания от вышестоящего командования разместили в лесу, в нескольких километрах от поселка, в расположении внештатного запа. Комдив, мужик умный, собрал сюда всю прибывшую с маршевым пополнением молодежь и давал ей тут азы военной службы. Большую часть полка составляли те, кто в конце июля был призван по мобилизации. Об их уровне военной подготовки даже говорить не приходилось. Считай, никакой не было. Чему можно научиться за две недели учебных сборов и по дороге к фронту? Ничему! Если только мелочам типа сборки-разборки винтовки и наматывания портянок. Хорошо, что хоть не разбежались по дороге, а то, по рассказам командиров, пришедших познакомиться поближе и потрясти языком, пополнение даже присяги до прибытия в ЗАП не приняло. Только тут стало понятно, почему так активно обхаживал моих бойцов капитан Попов. В полках после боев в строю по нескольку сот человек осталось. Поэтому тут каждый боец был на особом счету, а обстрелянный и вышедший с оружием тем более. Несмотря на приказ Ставки возвращать вышедших из окружения бойцов и командиров в свои части, командиры частей и соединений по возможности старались этого не делать, решая таким образом вопрос о пополнении именно своих подразделений. Капитан Попов, пользуясь случаем, именно так и хотел пополнить свой полк, но не удалось, и пришлось ему довольствоваться сотней бойцов из ЗАПа. Пополнение он, кстати, увел практически без оружия. Не было его. Оружие для бойцов должны были в полку найти. Парням с собой выдали два десятка ящиков с бутылками с зажигательной смесью.

Как боевая единица запасной полк собой практически ничего не представлял. Собранные тут бойцы были разбиты на три батальона. Винтовки были только у одной из рот батальона. Личный состав по очереди занимался изучением оружия. В остальное время с палками в руках отрабатывали штыковой бой, метание гранат, окапывание и тактику действия в составе подразделения. Обучением новобранцев занималось полтора десятка командиров и политработников из числа запасников и три десятка сержантов. Командовал тут всем строгий майор-запасник, поддерживавший порядок в полку на должном уровне. Ряды палаток, коновязи и полевые кухни были спрятаны под масксети и деревья, ветки лапника. Народ серьезно относился к возможности вражеского авианалета. Немецкие самолеты достаточно часто пролетали над лесом, но пока не наносили своих ударов.

Если севостьяновских бойцов поселили вместе со всеми, то нам для размещения выделили место несколько в стороне от остальных. Чему я только был рад – меньше вопросов будут задавать. А уж как этому был рад Петрович, словами не передать. Во-первых, за время нашей прогулки по Могилевщине его хозяйство значительно разрослось. Одних строевых лошадей под полусотню завелось, а еще трофейные кухни и куча повозок с имуществом, вооружением и боеприпасами. По его словам, местные жители уже покушались на все это с просьбами поделиться и поменяться, а ему этого хотелось бы избежать. Ну и во-вторых, мы сняли с довольствия пришлых севостьяновцев. Все экономия продуктов. И вообще он не против был пополнить наши продовольственные запасы. Тем более что в полку они были, а нас по записке особого отдела поставили на котловое довольствие. Пользуясь этим, Петрович собирался сделать набег на продовольственный склад и основательно его потрясти.

До ужина нас никто не трогал. Дали помыться в бане, постираться и привести себя в порядок. Петрович ухитрился в банно-прачечном комбинате нательное белье поменять, а в поселке пошить чехлы для оружия из трофейного материала.

На быстрый ответ из Центра я и не рассчитывал. Хватило опыта суточного сидения в Городищах. Правда, там мы выходили на полковом уровне, а здесь сразу вышли на дивизионный. Уж связь-то у них с корпусом, армией и фронтом есть. А раз так, то наше местное сидение надолго затянуться не должно. Только вот чуйка с каждым часом все громче и громче орала. Над Монастырщиной, на восток и обратно, в сопровождении истребителей прошло несколько волн немецких бомбардировщиков. Нас и поселок они игнорировали, а зенитки на станции и в расположении штаба дивизии молчали. Вечером все и началось.

Первым признаком, что все идет не так, как всегда, стала возросшая активность командного состава полка. Их несколько раз собирали у штабной палатки. После чего начались сборы лагеря. Из Монастырщины грузовики привезли ящики с винтовками и боеприпасы, которые тут же раздали по ротам. Бойцов из группы Севостьянова, до этого державшихся вместе, разделили по батальонам. Потом приехали комиссар и начальник особого отдела дивизии, собравшие в штабную палатку весь комсостав полка. Пригласили туда и меня. На совещание я опоздал, посыльный дал мне возможность домыться в бане и одеться по форме. Прибыл я в штаб, когда все уже было закончено. Встретили меня только представители дивизии. Комполка и остальные убежали по своим делам.

– Лейтенант, я понимаю, что вы не из нашего ведомства и у вас своя задача, но обстановка сложилась так, что мы вынуждены вас задействовать, – начал комиссар. – Германцы на участке нашей дивизии перешли в наступление. Пока удается их сдерживать, но сил для удержания позиций мало. Резервов у дивизии, кроме местного полка, нет. Если немцы прорвутся на нашем участке, то у них откроется прямая дорога на Починки и Ельню. Командованием армии и фронта нам обещано подкрепление, но когда оно прибудет, неизвестно, а действовать надо немедленно. Нами на наиболее угрожаемых участках подготовлены оборонительные позиции и несколько мест для организации засад. Полк сейчас начнет туда выдвижение. Как вы, наверное, уже знаете, тяжелого вооружения у него нет. Кроме того, что принесла ваша группа. Долго под ударами врага он не сможет продержаться. Мы его усилим противотанковым дивизионом и зенитной батареей, но этого мало. Поэтому я прошу вас поделиться своими трофеями и особенно тяжелым вооружением, а также влиться в состав полка как отдельная боевая единица. Мы думаем использовать вас по предназначению – как роту разведки и пулеметную роту резерва командира полка. Как только подойдут подкрепления, вас сменим и направим в тыл.

Что ж, история имеет свойство повторяться. Мог ли я отказаться? Да, мог. Хотя бы потому, что есть запрет Наркома на использование без указания вышестоящего командования во встречных боях с противником войск и подразделений НКВД. Кроме того, самостоятельно принимать решение после выхода к своим я уже не имел права, а сидевший тут же старший из представителей НКВД в лице дивизионного особиста молчал и прятал глаза. Смущало меня то, что до сих пор нет реакции в отношении нас из службы охраны тыла фронта. Больше десяти часов прошло, как тут кукуем! Давно бы до Москвы достучались. Все же мы не рядовое подразделение, а тут молчок. Странно все это! Единственное, что приходило в голову, так это то, что мое начальство в лице особиста уже обо всем договорилось, а меня в очередной раз проверяют. В том числе и на слабо. Понятно, что нами решено заткнуть дыру в линии фронта, и плевать, что у меня в роте собраны не самые плохие спецы, подготовленные для совсем других дел. Главное – фронт закрыть, не дать врагу прорваться! А кем и как, все равно! Откажешься – могут обвинить в трусости и т. п., а немцы все равно фронт прорвут и выйдут к Починкам и к Ельне. И снова бои и потери, но уже с подмоченной репутацией. Согласишься – народ положишь, зато честь сохранишь. Взвесив все «за» и «против», я согласился с предложением командования дивизии, но с условием, что принимать решение на ввод в бой своего подразделения из-за его специфики и складывающейся обстановки буду только сам. Еще потребовал письменный приказ за подписью командира, комиссара и начальника особого отдела дивизии, который мне тут же был вручен. Подготовились. Словно заранее знали мой ответ.

– Полку придется занять позиции вот здесь. Саперный взвод и местное население там уже несколько дней оборудует позиции и готовит минную засаду. Полку поставлена задача: закрепиться на указанных позициях и прикрыть идущую между болотами дорогу. Минимум на сутки задержать наступление противника и этим дать возможность частям дивизии отойти и занять новый оборонительный рубеж. Вам все понятно?

– Да.

– Тогда можете быть свободны, и спасибо вам, лейтенант.

– Есть.

На улице меня догнал начальник Особого отдела дивизии.

– Поговорим?

– Давай.

– Ты не обижайся. Полковой комиссар все понимает: и то, что люди устали, и что работа не по профилю. Но надо, немцы фронт прорвали. Полки практически на всех участках откатываются назад. Сил сдержать их напор нет. Нас в дивизии совсем немного осталось. Хорошо, что хоть боеприпасов и стрелкового вооружения пополнению подбросили, а то совсем плохо было бы. Пришлось бы здешних пацанов в бой с одними бутылками с зажигательной смесью и саперными лопатками посылать.

– Да я все понимаю. Не в претензии. Всем, чем можем, поделимся. Есть небольшой запасец, для себя хранил. Нам бы только боеприпасов надо подбросить. Заявку я тебе дам. Сделаешь?

– Не вопрос. Что тебе надо?

– Патроны винтовочные и пистолетные, гранаты, бикфордов шнур, телефонный кабель, бутылки с зажигательной смесью, мины 50-и 82-мм калибра. Артиллерийские снаряды любых калибров. Если есть бое припасы к трофейному оружию, все возьму. То, что у нас есть, мало, нужно еще.

– Снаряды для фугасов?

– Да. Если нет мин и артиллерии, то подойдут и они. Есть у меня специалисты, сделаем все как надо.

– Ты мне все о себе и своих парнях рассказал?

– Все, что мог.

– Понятно. У тебя документы прикрытия? Может, что еще нужно передать наверх?

– Да. Если наверх доложил, то больше ничего и не надо.

– Я звонил в корпус еще в обед и обо всем доложил, но пока в отношении вас ничего не поступало. Как что будет, сразу сообщу. Я с комполка переговорил и о вас предупредил. Он должен вас использовать только как разведроту со всеми вытекающими. Насчет боеприпасов давай присылай на станцию своего тыловика. Я сейчас все вопросы с комиссаром по боеприпасам решу.

– Хорошо.

На этом мы расстались. Через полтора часа со станции нам доставили целую гору боеприпасов. Все сразу мы не увезем, но постараемся. Что не увезем, оставим тут под охраной пары человек, так, на всякий случай, вместе с частью обоза. В случае чего отступать все равно будем в этом направлении, а запас карман не тянет. Неизвестно, потом смогут ли нас ими обеспечить.

Еще через час полк выступил в путь.