Текст книги "Дело о стеклянной двери и другие невозможные преступления"

Дело о тутовом шелкопряде

В тех или иных областях старой России домового представляли по-разному. Например, крестьянин из Новгородской губернии рассказывал, что услышал при пожаре крик и увидел мужчину среднего роста в синем балахоне и красном кушаке, который бегал и кричал: «Ой, погиб я теперь, не найти мне лучше этого дома».

Юрий Пернатьев «Домовые, русалки и другие загадочные существа»

1

– Отец, ты хотел меня видеть? – спросил вошедший в комнату толстый Бохай.

Мастер Вейж спокойно сидел в своем кресле-качалке из ротанга. Кресло не двигалось, хотя обычно мастер любил качаться. Но он делал это, когда был спокоен. Как ни парадоксально, когда он нервничал, он всячески сдерживал свои движения, сохраняя баланс энергий и сил.

– Я позвал тебя, мой сын, чтобы рассказать тебе древнюю китайскую сказку. Выслушай меня, сядь. – И отец указал движением руки в зеленом рукаве кимоно на кресло напротив.

– Отец, – продолжал стоять толстый, как матрешка, Бохай, – я вышел из того возраста, когда слушают сказки. Я уже не хайцзы-ребенок.

– Сядь, – тихо настаивал отец, – и выслушай меня хоть раз в жизни.

Бохай нехотя уселся. Его гофуку как будто треснуло от напряжения.

– Я готов тебя выслушать, отец. Надеюсь, ты не станешь пересказывать мне «Речные заводи» или «Троецарствие».

– Нет, сын мой. Хотя, у нас во владениях есть некое подобие троецарствия – я, ты и твой брат.

– Царь у нас только ты, отец. А мы так, очищенные мандарины без денег и земли.

– Не начинай, Бохай, свою старую песню на заунывный мотив бамбуковой сяо.

– Надеюсь, твоя сказка, отец, будет на мотив веселой ди, а не заунывной сяо.

– Моей сказке будет аккомпанировать цитра гуцинь. Так слушай ее!

«На Севере, у подножья горы Павлин, разместилась небольшая деревенька под названием Хвост Павлина. В этой деревне жил старик Кун Сань-шань с двумя сыновьями. Старший – Кун Син – был бездельником, дружил с чиновниками-казнокрадами и взяточниками. А младший сын – Кун Цин – был честным и трудолюбивым парнем.

Однажды Кун Син проигрался в карты и, чтобы вернуть долг, потребовал у отца денег. Отец отказал. Тогда Кун Син позвал своих друзей-чиновников и забрал себе все имущество, а отца и младшего брата выгнал из дому.

Уходя, отец вспомнил о своей любимой картине, на которой были изображены павлин и курочка. Он вернулся и долго смотрел на нее. Кун Син сорвал картину со стены, бросил перед отцом и сказал:

– Возьми это старье.

Младший брат Кун Цин поднял картину, бережно свернул и понес, как большое сокровище.

Вышли они за ворота и побрели по дороге. Увидели заброшенную кумирню, в ней и поселились.

Кун Цин подмел пол, принес травы и сделал постель отцу. В другой половине кумирни постелил для себя. Старинную картину повесил над своей постелью и долго любовался павлином и белой курочкой.

На второй день Кун Цин поднялся с рассветом, пошел на гору, нарубил дров, продал их и купил рису.

Лишившись хозяйства и крова, отец Кун Цина от горя заболел. С каждым днем ему становилось все хуже и хуже. Нужны были лекарства, но где взять деньги?

Однажды глубокой ночью, когда Кун Цин был с больным отцом, маленькая комнатка, где находилась его постель, вся засияла. Вбежав туда, юноша увидел живого павлина, рядом с ним стояла белая курочка. Кун Цин посмотрел на картину: павлина и курочки на ней не было, на стене висел пустой сверток бумаги.

Кун Цин повернул голову и увидел перед собой вместо павлина девушку. Она была такой невиданной красоты, что юноша сразу же влюбился в нее.

– Кун Цин, – сказала девушка, – я знаю, вам живется трудно и у вас нет денег, чтобы купить лекарство. Я хочу помочь вам.

Девушка достала из кармана платья рис и разбросала перед белой курицей. Курица склевала зерна и снесла золотое яйцо.

Девушка-павлин подняла яйцо и подала Кун Цину.

– Продай это яйцо и купи отцу лекарство. У тебя еще останутся деньги, и ты сможешь купить кое-что. Запомни: покупай только самое необходимое, без чего трудно обойтись.

Пораженный Кун Цин не мог вымолвить ни слова.

Девушка сказала еще:

– Утром после наступления Нового года возьми с собой белые и желтые шелковые нитки и приходи на гору Павлин.

Свет померк, и девушки не стало. На картине снова появился летящий павлин, а с земли, подняв голову, смотрела на него белая курица.

Кун Цин рассказал обо всем отцу и положил перед ним золотое яйцо.

– Куплю лекарство, и ты быстро выздоровеешь.

– От твоих слов мне уже стало немного легче, – сказал отец.

Кун Цин купил лекарство. На остальные деньги приобрел топор, мотыгу, плуг, два му земли возле кумирни и начал ее обрабатывать. Отец выздоровел и тоже взялся за работу. Осенью, когда пришла пора снимать урожай, явился бездельник Кун Син со своими дружками и захватил половину урожая. Имущество отца и брата он успел проиграть в карты.

Наступила зима. Подошел и Новый год. Кун Цин взял желтые и белые шелковые нитки и тихо вышел из дому.

Перед рассветом он поднялся на вершину горы Павлин. Тотчас же с неба опустился к его ногам павлин и превратился в девушку, которую Кун Цин видел в кумирне.

– Ты принес шелковые нитки? – спросила девушка.

– Вот они, возьми.

Девушка села на камень и из шелковых ниток начала делать деньги. Желтые нитки превращались в золотые монеты, белые – в серебряные. Девушка-павлин собрала все монеты и подала Кун Цину. Юноша не сводил с нее глаз.

– Я дала тебе золотое яйцо, много денег, что ты еще хочешь? – спросила девушка.

– Ты можешь стать моей женой?

– Да, – кивнула девушка, покраснела и отвернулась.

Кун Цин взял девушку за руку, и они спустились с горы.

Кун Цин купил в соседней деревне землю, построил фанзу. Стали они жить и трудиться втроем.

Однажды, когда Кун Цин с отцом отдыхали возле фанзы, к ним подошел нищий. Он еле держался на ногах.

– Почтенные, дайте мне чашку риса, я голоден.

Кун Цин не поверил своим глазам.

– Это же мой брат! – закричал он.

Кун Син тоже узнал брата и отца. Ему стало стыдно, он повернулся, побежал через деревню и с высокого обрыва бросился в реку».

Стороннему наблюдателю вполне могло показаться, что, когда лилась речь старого Вейжа, ему аккомпанировала цитра гуцинь. Так она была звучна и подобна пению соловья. Но толстому Бохаю речь отца не показалась ни звучной, ни приятной его слуху.

– Не понимаю, отец, к чему ты рассказал эту сказку? Эта сказка подобна шуму Желтой реки, от которой нас отделяют тысячи километров. Она не имеет к нам никакого отношения.

– Я рассказал эту сказку к тому, что ты дружишь с взяточником Фроловым, который обирает меня, подтачивая подобно кроту тутовое дерево моего бизнеса.

– Я лишь играю с ним в русский бильярд и рулетку, слава Дракону, не русскую, и поддерживаю с ним приятельские отношения. Или ты хочешь, чтобы он нас разорил? Не гневи русского императора и его наместников, отец! Чти власть!

– Ты учишь меня чтить власть? – поразился отец. – Яйцо учит соловья пению?!

– Я не учу тебя пению, отец! – резко возразил Бохай. – Я учу тебя летать, а не бороться с ветром, как делаешь ты.

– Ладно, я вижу, что ты ничего не понял, – развел руками отец. – Послушай тогда другую сказку. Может быть, со второго раза до тебя дойдет.

«Жили два брата. Жили дружно, помогали друг другу. Но когда они поженились, мир и согласие покинули дом.

Жена старшего брата за пять лет родила четырех детей, а у младшей невестки ни одного не было. Младший брат стал думать: «Нас двое, а у старшего брата шестеро, а заработанное делим на всех едоков поровну. Это невыгодно. Надо разделиться».

Он спрятал самое ценное имущество и сказал брату:

– Давай разделимся.

Старшему брату хоть и не хотелось, но пришлось делиться. Остался он в полуразрушенной фанзе, а младший получил семь даней риса да лучшую землю и переселился в деревню.

Раньше старший брат, возвращаясь с работы, весело разговаривал с детьми. А теперь, увидев детей, он вздыхал, и фанза казалась ему неуютной и душной. «Мы двое с братом работали, и семья не голодала, а что будет теперь?» – думал старший брат.

Однажды вышел он из дому. Шел, шел и незаметно оказался на берегу моря. Споткнувшись о камень, он наклонился и увидел мелкую монету. На одной стороне ее было написано: «Монета для разделения воды в море».

«Мне бы кусок золота, а не это», – подумал брат и бросил монету в море.

Вода в море сразу разделилась, появилась широкая дорога, и старший брат пошел по этой дороге.

Посредине моря стоял высокий хрустальный дворец. У ворот дворца старшего брата встретили чудовища на двух ногах с головами рыб, раков, черепах. На почетном месте он увидел дракона.

– Сегодня первый раз к нам пришел человек, – сказал дракон. – Проходи, будь гостем.

Старший брат знал, что в море живет Бог дождя – дракон, и смело пошел по залам дворца. Ярко сверкали стены и колонны, на полу лежали груды золота, жемчуга, драгоценных камней. «Мне бы хоть немного этого богатства», – подумал старший брат, но ничего не попросил.

Вдруг он увидел животное, похожее на кошку, только больше кошки.

– Бог дождя, что это? – спросил старший брат.

– Это животное «Суждено быть», – ответил дракон.

– Бог дождя, дайте мне «Суждено быть», – попросил старший брат.

– Возьми. Ты не прогадаешь, – сказал Бог дождя. Захватив с собой «Суждено быть», старший брат вышел из хрустального дворца.

На дороге он увидел мелкую монету, поднял ее и спрятал в карман.

Дома дети обрадовались «Суждено быть», играли с ним, кричали ему «кис-кис». Только жена была недовольна.

– Из нашей фанзы от голода убежали все мыши, а ты принес кошку, – говорила она. – Самим есть нечего.

Но старший брат, не слушая, что говорит жена, накормил «Суждено быть» рисом и лег спать.

Рано утром муж и жена увидели возле «Суждено быть» горку золота и очень обрадовались. Стал старший брат обменивать золото на рис, одежду, на все, что было нужно. Построили они себе новую фанзу, и золото у них не переводилось.

Узнал об этом младший брат и не поверил. Однажды братья встретились.

– Как живешь, брат? – спросил младший. Старший брат был честным человеком, он откровенно рассказал, как достал «Суждено быть» из хрустального дворца на дне моря.

– Дай мне монету, – загорелся завистью младший брат. Старший достал из кармана монету и отдал младшему. Зажав в руке монету, младший брат побежал к морю, бросил ее в воду, вода разделилась, и он пошел по дороге к хрустальному дворцу. Встретил его Бог дождя.

– Второй раз к нам человек пожаловал, – сказал дракон. – Проходи, гостем будешь.

– У вас есть животное, похожее на кошку? – не слушая дракона, спросил младший брат.

Бог дождя приказал привести животное.

– Это «Суждено быть»?

– Нет, – ответил Бог дождя. – Это «Сужденному не быть».

«А не все ли равно», – подумал младший брат. Схватил животное и побежал из дворца. На дороге он увидел мелкую монету, поднял ее и бросил подальше. «Я скоро разбогатею, зачем мне эта мелочь?» – подумал младший брат.

Вернувшись, он накормил животное рисом. А ночью не мог уснуть, все ворочался в постели, не терпелось узнать, даст ли ему животное золото. Как только рассвело, побежал смотреть. Но золота не было.

«А что, если животное накормить мясом и рыбой, может, тогда оно даст золото», – подумал младший брат.

Пошел он на базар, купил два цзиня мяса и столько же рыбы. «Сужденному не быть» золота не давал, но поедал все, что ему приносили. Сам небольшой, а ел много.

У младшего брата было накоплено немало денег, но он истратил их на корм «Сужденному не быть». Остался еще рис, а когда и он был съеден, младший брат кормил животное рисовыми отрубями. А потом уже нечем было кормить «Сужденному не быть», и он подох.

«Бог дождя посмеялся надо мной, – подумал младший брат и хотел пойти в хрустальный дворец, да не было у него монеты для разделения воды.

Так ни с чем и остался жадный младший брат».

– И снова, отец, не понимаю о чем ты?

– Все очень просто. Твоему брату суждено быть моим наследником, а тебе не суждено им быть. Ты ленивый и жадный. Твой брат – каратист, и стал им буквально с пеленок, а сейчас у него черный пояс. Ты же из-за своей лени даже сумо не хочешь заняться.

– Я занимаюсь русским бильярдом, отец. Не забывай, мы живем в России и должны чтить местные обычаи.

– И поэтому ты так похож на русскую матрешку? – ухмыльнулся мастер Вейж.

Возмущенный Бохай вскочил с кресла и набросился на отца, но тот, резко качнувшись назад в своей качалке, выпрямил ноги и ударил нападавшего двумя ногами в оплывшие бока. Бохай отлетел в свое кресло, и, придя в себя, покинул комнату отца.

2

Елена Мефодьевна, домоправительница, снова постучала в дверь. Найдя дверь запертой, она завернула за угол и прошла дальше по коридору до комнат братьев. Из комнат доносилась различная, но громкая музыка. Из комнаты Бохая – агрессивная, европейская, из комнаты Бингвена – мелодичная, азиатская.

– Бингвен, Бохай, ваш отец заперся в своей комнате, не откликается и не открывает! – плаксиво, как муэдзин, закричала домоправительница.

Сначала в дверях показался подтянутый Бингвен с флейтой в зубах, затем из своей комнаты вышел Бохай с папиросой во рту.

– Медитирует, наверное, – предположил ленивый Бохай.

Бингвен не стал ничего предполагать, а положил флейту к себе на стол и вышел из комнаты. За ним вперевалку двинулся Бохай, а следом Елена Мефодьевна.

Бингвен подошел к комнате отца, постучал, дернул дверь внутрь и она слегка подалась. Затем Бохай поднажал, помогая брату, и дверь открылась шире, хотя что-то изнутри очень ей мешало. И вскоре, когда все зашли в комнату, стало понятно, что именно мешало. После того как открыли дверь, кресло слегка покачивалось от тяжести трупа с простреленной грудью.

Елена Мефодьевна закричала от ужаса, а Бингвен набросился на брата:

– Это ты убил его, жирный селезень! – Бингвен прыгнул на стену, оттолкнулся от нее и ударил Бохая ногой в лицо. Затем ударил еще раз в лицо с разворота. Бингвен уже изготовился делать фаталити, когда его брат, собрав энергию ци в своем животе, стремительно попер на него, подобно носорогу, и прижал своим пузом к стене, да так, что чуть не сделал из Бингвена отбивную. Это был мощный прием из сумо.

– Немедленно прекратите! – закричала домоправительница.

– Жирный слизняк, – сдавленным голосом произнес Бингвен, державшийся за грудь.

– Вызывайте полицию, Елена Мефодьевна! – приказал Бохай и вышел из комнаты, даже не взглянув лишний раз на отца.

Инспектор Филькин шел домой, когда сзади раздался звук подъезжающей машины. Этот звук нельзя было ни с чем спутать, это был звук старой полицейской колымаги, на которой он и сержант Перцев не раз гонялись за опасными преступниками. Дольше всего (несколько часов) они преследовали одного безногого маньяка, отвратительного как таракан.

Когда за безногим бежал их коллега сержант Буров, еще не было известно, что преступник инвалид. Маньяк завернул за угол, легко, как носки, снял свои ноги. Сержант тоже заскочил за угол, но никого кроме грязного безногого причитавшего нищего там не увидел. Тогда сержант двинул вперед, а маньяк, скинув лохмотья, натянул ноги и быстро побежал, как кениец Хайле Гебреселассие на длинных дистанциях, но тут на свою беду сержант решил вернуться. Он, заметив, маньяка, снова погнался за ним. На этот раз маньяк ждал его за углом наготове, как только ничего не подозревавший сержант завернул за угол, безногий схватил его руками за ноги и потянул к себе. Сержант свалился, стукнувшись затылком об асфальт, и отключился, а затем впал в кому.

После этого сержант Перцев загнал преступника в угол, но тот, подобно крысе, побежал на своих руках за низкой полуметровой кирпичной стеной. Сержант заметил его лишь, когда преступник оказался у своей машины. Он выстрелил, но безногий поднял свое тело вертикально вверх, как это делают обычные люди, ходящие на руках, и пуля прошла между рук преступника. Маньяк сел в свою машину, где его ждали запасные ноги, и нажал на педаль газа. Тут на родной колымаге подъехал инспектор Филькин с шофером Васей, и началась длительная погоня с перестрелками и прочим экшном. В результате безногий стал еще и безруким и был пойман, но затем сбежал из тюрьмы, прихватив новые руки с собой.

Подъехавшая сзади к инспектору машина бибикнула и тот обернулся. Из колымаги вылез сержант Перцев с роскошными, как у кота, усами.

– Поехали, инспектор, – отрывисто произнес Перцев, будто к его заднице подсоединили электрический провод, который давал разряд, когда сержант что-то говорил. – Международное дело.

«Ну, обскакаться!» – подумал инспектор.

– Убит китайский бизнесмен из Гуанчжоу мастер Вейж. Шеф прислал за вами тачку.

Инспектор скорчил недовольную гримасу, нехотя влез в старую колымагу, и она, победно пропердев, двинулась за город.

Мастер Вейж владел огромной плантацией тутовых деревьев, разводил шелкопряда и изготавливал шелк. Помимо этого он сдавал плоды шелковицы на заводы, производившие сок.

Инспектора, когда они подъезжали к дому, уже утомил однообразный вид невысоких деревьев, покрытых мерзкой паутиной, как будто там жили огромные пауки из «Арахнофобии».

Дом же оказался приятным на вид, похожим на буддийскую пагоду. Изящные линии, обрамления из тутового дерева, резные драконы и змеи, пляшущие орангутанги, все это было чертовски красиво, не то что в этом осточертевшем инспектору городе, которого, как в песне, нет. Еще инспектора приятно поразили вившиеся около дома кусты, красный терем, будто из сказки, и круглое каменное строение, назначение которого инспектор не знал.

Полицейские, войдя в дом, встретили в прихожей плачущую женщину, блондинку с, как это ни банально прозвучит, голубыми глазами, но что весьма необычно для русской женщины в красном кимоно. Женщина представилась Еленой Мефодьевной и ввела полицейских в курс дела.

В полпятого она постучалась в дверь к мастеру Вейжу, позвала его, попыталась открыть дверь, но та не подалась. Тогда она позвала братьев и все вместе они открыли дверь и обнаружили тело. Тогда началась ужасная сцена потасовки между братьями, которую эта бесстрашная женщина остановила.

– Два брата акробата, – прокомментировала эксцесс мудрая женщина.

Полицейские вошли в комнату убитого, за открытой дверью находилось плетеное кресло из ротанга, в котором полулежал труп в зеленом кимоно. Написав «вошли», я проявил досадную неточность: они буквально вкатились в комнату, так скользок был паркетный пол из тутового дерева. Инспектор подумал было, что таково свойство паркета из тута, но вошедший Бингвен заметил:

– Еще никогда пол так не блестел! Сегодня мне было очень трудно драться с моим братом, из-за скользкого пола я и проиграл этот важный бой.

– Значит, вы не убирались после убийства? – уточнил инспектор.

– Нет, что вы?! Это было днем, после завтрака. Мы ничего не трогали после смерти мастера, кроме кресла с телом, которое сдвинулось под действием двери.

– Что вы хотите сказать? Что кресло стояло вплотную к закрытой двери?

– Именно!

– Но тогда, – задумался инспектор, – каким образом убийца выбрался из комнаты, раз кресло с трупом вплотную прилегало к двери? Через окно?

– Боюсь, окна заперты, но вам лучше проверить, – предложил Бингвен.

Окна действительно оказались заперты изнутри.

Пока инспектор расспрашивал свидетелей, сержант все больше смотрел на свое отражение внизу и то так, то сяк поправлял усы.

Инспектор внимательно осмотрел комнату. Письменный стол с чернильницей, пером, ручками и бумагами, трехлапая жаба с монетой во рту, привлекающая богатство по фэншую, шкаф напротив стола, кресло, диван и желоб для грязного белья в стене рядом с диваном. Пожалуй, все. Желоб слишком узок, чтобы по нему сбежал убийца, через узкую щель под дверью ему тоже никак не просочиться. Тогда как же он покинул место преступления? И унес с собой пистолет, которого нет в комнате?

– Сержант, – обратился к нему инспектор, – обыщите дом и двор, кусты, терем и эту башню сторожевую.

– Это кумирня, – поправила Филькина домоправительница.

– И ее проверьте, пока приедет подмога.

– Понял, – сказал сержант, и его как ветром сдуло.

Вскоре приехал доктор Фил, полный мужчина с тонкими усиками, не чета усищам сержанта Перцева.

Доктор констатировал смерть от огнестрельного ранения, которая наступила около четырех часов.

– Во сколько в последний раз видели живым мастера? – спросил домоправительницу инспектор.

– Где-то в полтретьего от него ушел Бохай. Они ругались, насколько я могла слышать, проходя мимо.

– А вы не слышали краем уха о чем?

– Нет, слышала лишь громкие голоса, странный шум будто драки, но это исключено.

– Хорошо, спасибо. Будьте поблизости, вы мне еще понадобитесь!

Елена Мефодьевна вышла, шурша подолом своего кимоно.

Инспектор вызвал в комнату одного из братьев Бингвена. Тот появился в белом кимоно с черным поясом, как одевался всегда. Инспектор, сидевший в кресле, предложил ему присесть напротив, на диван, и, когда Бингвен уселся, он начал допрос:

– Скажите, что вы делали от половины третьего до половины пятого?

– Подождите, дайте вспомнить! – напрягся Бингвен. – В три пятнадцать где-то я пришел из кумирни и был у себя в комнате. Играл на флейте и слушал мастеров.

– Вы не слышали выстрела?

– Нет, никакого выстрела, даже хлопка не слышал.

– Что вы можете сказать, какие у вас были отношения с отцом, с братом, с домоправительницей? – приблизил свое лицо к лицу Бингвена инспектор.

– Отец для меня навсегда останется самым близким человеком, а брат мой – жирный слизняк, которого отец хотел лишить наследства за его пустые развлечения и дружбу с взяточниками и преступниками, которые нарушают волю Неба. Это он его убил, жамбон! – вскипел Бингвен.

– А что насчет домоправительницы? – перебил инспектор.

– Елена Мефодьевна мне вместо матери, – поостыл Бингвен. – Она всегда обо мне заботится.

– А о брате она также заботится?

– О брате она тоже заботится, но меньше, чем обо мне.

– Вы не в курсе конфликта, который произошел сегодня между вашим отцом и вашим братом?

– Конечно, я в курсе этой цзацзюй-драмы. Два раза алел восток с тех пор, как мне стало известно о том, что отец исключил брата из своего завещания и собирался сообщить ему об этом в иносказательной форме. Говорят, не зли трехпалую жабу!

– Это вы о брате?

– Да, о нем. Видимо, а меня там не было, сегодня отец разозлил трехпалую жабу. Поэтому Бохай и убил его, выстрелив в лю-зеленое.

– Понятно. Спасибо, – поблагодарил Бингвена инспектор. Тот поклонился и вышел из комнаты.

Инспектор подошел к столу, взглянул в бумаги убитого. Ничего не поняв в этих каракулях, он осмотрел чернильницу. Чернила отливали каким-то необычным оттенком фиолетового, будто в них добавили шелковичного сока. Инспектор еще с детства знал, что шелковичный сок тяжело отстирывается.

Второй брат Бохай не желал являться к инспектору на допрос, и инспектор решил сходить к нему сам, как Магомет к горе.

Он вошел в комнату к Бохаю, когда тот пил саке, не чокаясь. На Бохае был все тот же узорчатый гофуку, а в комнате к желтого цвета стенам были приклеены китайские плакаты, посвященные космосу и воробьям.

– Можно? – спросил инспектор, имея в виду просьбу войти.

Бохай же протянул ему рюмку с мутноватой жидкостью. Инспектор подошел, взял ее и опустошил одним залпом. Саке был очень вкусным, вкуснее текилы, которую инспектор не любил.

– Бохай, ты сегодня ссорился с отцом? – спросил Филькин, усаживаясь напротив.

– Да, было дело, – с грустью признался Бохай. – Он лишил меня наследства. За то, что я прикрывал его заднее место от плети русского чиновника.

– Поясни, что ты имеешь в виду под плетью русского чиновника?

– Я не хочу вводить вас в курс дела. Ведь вы тоже служите русскому императору.

– Я не служу императору, я просто ищу преступников: убийц и тех, кто отбирает у детей мороженое, – пояснил инспектор.

– Просто я вожу дружбу с чиновниками, чтобы они не сильно мешали нашему семейному бизнесу. Не моему, а нашему, а теперь уже бизнес в руках у брата.

– Скажи, ты сильно обиделся на отца? – спросил инспектор, отдавая пустую рюмку Бохаю.

– Он меня оскорбил. Конечно, я обиделся. Но видит Небо, я его не убивал.

– Расскажи, что ты делал после того, как вышел от него?

– Я заперся у себя в комнате, слушал тяжелый рок и плакал от обиды, – признался Бохай.

– В доме есть какое-то оружие?

– Только ружье, дробовик. Бить птицу, что ест древесную ежевику, – при этих словах глаза Бохая обрели фиолетовый оттенок спелой шелковицы.

– Древесная ежевика – это шелковица?

– Да. А я арестован? – вдруг сходу спросил китаец.

– Пока нет, – ответил инспектор и вышел прочь.

В коридоре его нашел рыжий, как ржавый патрон времен Второй Мировой, баллистик.

– Что скажет нам балл? – игриво спросил инспектор.

– Старик был убит одним выстрелом из пистолета мелкого калибра. Когда старик был застрелен, он сидел, а убийца стоял.

– А дальше старик будет лежать, а убийца будет сидеть, – задумчиво продолжил инспектор.

– Это уже ваши заботы, – отрезал баллистик.

Следующим к инспектору подошел сержант Перцев, держа пальцы, по-японски, веером.

– Что думаете, инспектор? – И, не дождавшись ответа Филькина, продолжил. – Мне кажется, убийца Бохай. У него был мотив: отец лишил его наследства.

– Вот именно, – согласился инспектор, – а значит, мотив был у Бингвена, которому все в итоге и досталось!

– Черт, я об этом не подумал, – признался Перцев.

Тут вбежал один из рядовых полицейских и закричал во весь коридор:

– Мы нашли оружие в кустах китайского крыжовника. Мы ничего там не трогали, инспектор! Идите, сами посмотрите!

– Нет, – отказался инспектор, – крыжовник колется. Я не пойду, сюда принесите.

– Так это киви, – стал пояснять инспектору сержант Перцев, – китайский крыжовник – это другое название для киви.

– Так что же вы мне голову морочите? – заорал на рядового инспектор. – Так и говорите, киви, а не крыжовник. Идемте немедленно.

Компания из троих полицейских вышла из дома и прошла к вьющимся кустам киви, которые росли недалеко от дома. Маленький пистолет оказался завернут в широкую шелковую простынь и спрятан в одном из кустов.

– Наконец-то нашли орудие убийства! – обрадовался сержант.

– Странно, что в простыни дыра. Через нее стреляли, что ли? – удивился инспектор.

– Нет, простынь слегка порвалась просто, – пояснил сержант. – Дыра явно не от пули.

– Фиолетовая точка на простыни, это какая-то грязь, но вообще-то она чистая, свежая, – раздумывал вслух инспектор. – Ее недавно стирали, и стирала ее Елена Мефодьевна, кто же еще?! Надо будет ее спросить.

– Да чего спрашивать? – удивился сержант. – Нашли пистолет, сейчас пробьем его по базам, и все станет ясно, а завернули его в первое попавшееся. Какая разница, во что там завернули?

– Но его завернули не в полотенце, заметь! И откуда эта простынь?

Елена Мефодьевна в красном кимоно пришла на шум, доносившийся со двора.

– Елена Мефодьевна, откуда эта шелковая простынь? – спросил ее Филькин.

Домоправительница внимательно посмотрела на нее.

– Это простынь хозяина. Я ее вчера постирала и положила хозяину в шкаф.

– Так на ней же дыра? – удивился инспектор.

– Никакой дыры не было, – отрицательно мотнула головой домоправительница, – хотя я могла ее не заметить, но это крайне маловероятно.

– А как эта простынь оказалась у вас в стирке?

– Как?! – будто удивилась вопросу домоправительница. – Хозяин спустил мне ее по желобу для грязного белья.

– А, ну ясно, – понимающе кивнул инспектор.

Когда полицейские снова входили в дом, чтобы подробнее допросить домоправительницу, на пороге они столкнулись с Бингвеном, который держал в руках бутылку с фиолетовой жидкостью. Он обратился к инспектору Филькину:

– Господин Филькин, не будете ли вы так почтительны, чтобы вместе со мной помянуть моего отца?

– А чем будем поминать? – задал вопрос Филькин.

– Этим шелковичным вином, – и Бингвен слегка взболтнул содержимое бутылки.

– А где будем поминать, не в доме разве?

– В кумирне, по китайскому обычаю.

– Ну, что ж, пошли, – согласился Филькин. – Сержант Перцев, вы пойдете с нами!

– С удовольствием! – мягко произнес сержант.

Все трое направились в кумирню, каменный цилиндр с остроконечным верхом которой располагался посреди тутового сада.

Солнце уже садилось, когда они вошли в кумирню, в которой около стены стояли металлические, деревянные и каменные идолы: красный дракон, желтая обезьяна, белый заяц, зеленый хризолитовый змей и прочие. Всего двенадцать животных по числу их в восточном календаре.

Посреди кумирни стоял низкий стол и несколько каменных чаш на нем. Пришедшие уселись на бамбуковые циновки, налили в чаши вина и выпили его в память о мастере Вейже. Бингвен, прихвативший с собой флейту сяо, заиграл на ней грустную мелодию, в которой послышалось журчание истоков Желтой реки и дыхание ветра – души Неба.

Очень быстро первая бутылка закончилась, послали за второй, потом за третьей. Заедали вино спелыми плодами шелковицы из сада.

Между первой и второй бутылкой инспектор с хитрецой заметил:

– Теперь ты полноправный наследник, Бингвен.

– Лучше бы мне им не быть, – с грустью ответил тот. – Сейчас я готов выпить море шелкового вина и реку виноградного, чтобы забыть обо всем.

После этих слов он потупил свой взгляд, а затем направил его в сторону зеленого змея у стены.

В сумерках трое пьяных собутыльников направились в красный терем, который стоял неподалеку. Сержанту принесли гитару, которую он уже давно просил, и он заиграл на ней нечто более веселое, чем мелодия сяо. Бингвен со своей флейтой умолк, а инспектор от выпитого уснул, и приснилось ему шумное и глубокое, как винная цистерна, море.

Проворные и уверенные в речных заводях и течениях, по морю джонки плыли опасливо. Плохо приспособленные к напору волн борта пугливо скрипели, весла сшибались друг с другом, не всегда уходили лопастями в толщу воды. Выйдя из дельты, вся длинная вереница, двадцать больших джонок, старалась не отдаляться от берега. Но месяц был спокойный, дзю юэ-сентябрь, погода ясная и ветер слабый. Гребцы понемногу приноровились. Джонки перестали рыскать приподнятыми, как у лисы, носами, ход их ускорился, строй выровнялся.

Солнечные блики запрыгали на весельных лопастях, на стальных бляхах щитов, на разложенном по лодкам оружии.

Многовесельные джонки на языке царства У назывались утками. Сверху, с Неба, где кружили альбатросы, флотилия, верно, и в самом деле была похожа на утку с выводком утяток. Передний корабль-черепаха, кобуксон, был намного больше остальных. На тех помещалось человек пятьдесят-шестьдесят, на этой пятьдесят бойцов-каратистов и шестьдесят гребцов. Над кормой торчал длинный шест с насаженным на него знаком царской власти: головой дракона с золотыми нитями, напоминавшими пламя и торчавшими из его пасти.