Текст книги "Летний брат"

9

Посреди дороги стоит полицейский и жестом приказывает нам остановиться. Его машина спрятана у обочины.

– Что ему нужно? Ты превысил скорость?

– Говорить буду я, – заявляет па, пока мы останавливаемся. – Рот держи на замке.

Гаишник хлопнул по кузову и появился у открытого окна со стороны водителя.

– А вот и Морис, – говорит он и снимает солнечные очки, придававшие ему строгости.

– Ив, – приветствует его па, продолжая смотреть вперед.

Мне кажется, я раньше не видел этого полицейского. Он инспектирует содержимое кузова, рассматривает старые железяки, но ничего не трогает. Затем просматривает бумаги, которые па просит меня достать из бардачка.

– Ну вот опять, Морис…

Снаружи стрекочут кузнечики, скрипят стволы старых елей.

– Тут только что звонили насчет тебя. – Он пару раз постучал по зеркалу заднего вида. – Уехал с заправки, не заплатив. Буянил в баре.

Па отрицательно мотает головой.

– Что, скажешь, опять все врут?

– Бенуа я заплатил.

– Он считает иначе. Во всяком случае, ты остался должен.

– Иди-ка ты лови лучше преступников.

– Я как раз этим и занимаюсь, – ухмыляется полицейский. – Номер машины на тебя зарегистрирован?

– Да-да.

– То есть, если я сейчас проверю, все будет в порядке?

Он уже собирается пойти к полицейской машине.

– Почти, – бормочет па. – Там административная ошибка, но я с этим разбираюсь.

– Частенько что-то тебе не везет.

– В каком смысле?

– Ну, всегда у тебя что-то идет не так, как надо.

– Да там просто на почте бардак полный.

– У тебя штраф неоплаченный, Морис. Меньше тридцати евро. Если не заплатишь сейчас, прилетит уведомление, а после этого сумма будет только расти.

Па нервно теребит дырку в обивке переднего сиденья.

– Слышишь, Морис?

Па кивает, но голову не поворачивает, продолжая смотреть вперед.

Я лезу в карман.

– Вот, – я протягиваю полицейскому все свои деньги. – Теперь оставите моего отца в покое?

– Брай! – гаркает на меня па.

– За тебя теперь сын долги платит?

– Деньги возьмете или как? – спрашиваю я.

Ив снял полицейскую фуражку с козырьком, запустил пальцы в волосы, пошебуршил и снова надел фуражку.

– Последний раз тебя отпускаю. В следующий раз, если мне попадешься, бумаги должны быть в порядке.

Па едва заметно кивает.

– А на той заправке сам разберись.

Ив делает шаг назад и показывает нам, что мы можем проезжать. Па заводит мотор и слишком резко трогается, отчего шины буксуют, пока снова не находят сцепление с дорогой.

– Ну вот и отделались, – говорю я, ожидая получить тычок в плечо.

– Доволен, да? Окунул папку своего в говно?

Я не понимаю, почему он злится.

– Понравилось, значит? Чувствуешь себя взрослым, да? Чего заткнулся?

– Я только помочь хотел.

– Деньги откуда у тебя?

– Откладывал.

– Не ври.

И тут он ударил меня по лицу так, что я влетел головой в стекло.

В ушах звенит. Я вижу, что па орет на меня, продолжая смотреть под колеса. Ему не важно, отвечаю я или нет. На приборной панели кивает своей трясущейся головой фиолетовая собачка, во всем с ним соглашаясь.

10

Солнце садится за облака, напоминающие горную цепь. Где-то вдалеке раздается крик лисы, будто женщина кричит. На холме, скрывающем горизонт, горят огоньки, разбросанные по всему лесу то тут, то там. Каждый вечер они загораются в одних и тех же местах, хотя днем и не скажешь, что там тоже живут люди. Па сидит на ящике и вытаскивает из пакетика пригоршню семечек. Он берет одно, вставляет между передних зубов, надкусывает, открывая, и выплевывает шелуху.

– Брай? – это первое, что он говорит мне после того, что произошло сегодня днем.

– Что?

– Сходи посмотри, наш Эмиль еще не спит?

– Зачем?

– Можешь тогда взять с него аренду вперед.

– Он же уже заплатил?

– За эту неделю заплатил, да.

– Ну и?

– Аренду надо платить вперед, Брай, мальчик мой. Это везде так заведено. А по средам мы всегда берем плату за следующую неделю.

– По средам?

В клетке заливается лаем Рита. Рико скулит и возит хвостом по бетону. Он не может решиться снова понюхать у нее под хвостом. Он уже лез к ней, и в итоге она его цапнула.

– Может, завтра отвезти тот металлолом, который у нас в кузове, и посмотреть, сколько за него дадут?

– Ты же у нас с жильцом дела ведешь? Или мне этим заняться?

– Нет, я сам, – отвечаю я.

Рита снова набросилась на Рико. Он покрутился на месте и лег в свой угол клетки, уткнувшись носом в прутья решетки.

Через щели между занавесками в трейлер, который снимает Эмиль, пробивается голубоватый свет. «Я пришел за арендной платой», – тренируюсь я про себя и стучу в дверь. Как в фильмах, отступаю на шаг, будто стою перед дверью в номер отеля. На заднем сиденье его автомобиля замечаю телевизор и настенные часы. Рядом с ними стоят две картонные коробки, на верхней жирным фломастером написано: ЛУИЗА.

– Я пришел за арендной платой! – кричу я.

Дверь неуверенно открывается, у Эмиля мешки под глазами после сна.

– Платой?..

– За следующую неделю.

– Я же тут всего два дня.

– Я вас разбудил?

– Нет-нет, все в порядке.

– Аренду всегда нужно платить вперед. У нас платежный день среда.

– Вот как.

– Я же вам сразу сказал, когда вы приехали.

Я продолжаю смотреть на него так долго, как только могу.

– У вас деньги не здесь?

– Здесь, но…

– И можно ведь посмотреть на ваш аквариум?

Он выдавливает из себя улыбку, но у него ничего не выходит.

– Ах да, мой аквариум.

Эмиль прикрывает дверь до половины. На секунду мне кажется, что он притащит эту бандуру с плещущейся водой и рыбами прямо сюда.

– Заходи, – все-таки приглашает он, – я их только что покормил.

Воздух в трейлере уже пару раз прошел через его легкие. Во всяком случае, так там пахнет. А из-за лампы в крышке аквариума все покрыто голубой прозрачной дымкой.

– А что это жужжит?

– Это насос.

В маленькой раковине высится неровная башня из тарелок, вилок, ножей и ложек, готовая рухнуть в любую минуту. Спагетти почти не тронуты.

– Можешь подойти поближе.

Из-за дверцы верхнего шкафчика Эмиль достает пухлую кожаную папку и оглядывается на меня через плечо. Я быстро отворачиваюсь к аквариуму.

– А вам от этого постоянно писать не хочется?

– Что, прости?

– Журчит же все время.

– Вообще, это в основном успокаивает.

Маленькие красно-синие рыбки скользят в воде, набрасываясь на плавно спускающиеся цветные хлопья. Оранжевая рыбка леопардовой окраски, наверное, думает, что проплыла уже пару-тройку километров, но плывет она всего лишь против течения, создаваемого фильтром для воды. Из невидимой дырочки под вибрирующим хвостовым плавником вылезает какашечный червячок. Как только он отрывается, сине-красная полосатая рыбка, опережая другую, хватает его ртом. И снова выплевывает мелкими кусочками.

– Какашки им не нравятся, – заключаю я.

– Что, прости?

– Да ничего.

Эмиль пролезает мимо угла стола и садится на полуторный диванчик напротив меня. Когда наши колени соприкасаются под столом, он ничего не говорит. От голубого света аквариума его щеки кажутся еще бледнее, а круги под глазами еще больше. Мы оба смотрим, как колышутся водоросли и переливаются цвета.

– Красиво, – говорю я, показывая на всех рыб сразу.

– Спасибо, – благодарно отвечает Эмиль, будто он сам их раскрасил. – Иногда я вот так сижу и смотрю на них, и незаметно может пролететь целый час.

– Вы поэтому весь день тут сидите? Или вам нравится этот затхлый воздух?

– Нет, – усмехнулся он, – не очень. Но утром я вроде и собираюсь выйти на улицу, но ничего не выходит. До сих пор вечер наступал сам собой, незаметно для меня.

Его руки лежат на столе. Ровно обрезанные ногти, никаких шрамов. Могли ли эти руки придушить мать подушкой?

– Это из-за Луизы?

В его глазах мелькнул ужас.

– Откуда ты?.. Она здесь?..

Он тянет за занавеску. Отодвигает в сторону витраж, висящий за ней.

– Как она меня нашла?

Не посмотрев наружу, он поворачивается ко мне.

– Она хочет поговорить?

Некоторое время я молчу, но и он больше ничего не рассказывает.

– Я увидел это имя на коробке у вас в машине.

– На коробке.

Он еще раз бросает взгляд на занавеску.

– Значит, ее здесь нет.

– Вы не хотите, чтобы она вас нашла?

– Ох, – он как будто сомневается, – хочу, конечно. Но не думаю, что она этого тоже хочет.

– Почему?

– Вот, возьми, – он придвинул ко мне две банкноты по пятьдесят евро, – за аренду.

Я уже взял деньги, когда понял, что тут что-то не сходится.

– Черт…

– Что такое?

– А вы можете мне разменять? На пять двадцаток.

11

Я обещал па, что пойду к Люсьену, но сначала направился к комнате Селмы.

– Брайан! – радостно кричит она, как только видит меня. – Ты мой гость?

– Если хочешь.

– И тако-о-о-ой большо-о-о-ой! – восклицает она удивленно. Она делает комплименты насчет таких вещей, которые нельзя считать моей заслугой. Но все равно приятно. Я раньше не замечал, что у нее зеленоватые глаза, а в правом есть коричневое пятнышко.

– У тебя там что-то коричневое в глазу.

– Ой. – Она пытается вытереть глаз. – Теперь чисто?

– Нет-нет, это у тебя глаз такой. И это как раз очень красиво.

Она еще раз трет глаз.

– А теперь чисто?

Я не знаю, что на это ответить. Она схватила меня за запястье и покачала руку из стороны в сторону.

– Тяни, – командует она и уже слегка отклоняется назад.

– Ты хочешь на водных лыжах покататься?

По ее сосредоточенному взгляду и кончику языка между губ я вижу, что хочет она именно этого.

– Тогда держись крепче, – говорю я и тяну ее за собой по кругу. Она наклоняется вперед, и из-за этого мне видна ложбинка у нее между правой и левой грудью.

– Ух, ты такой сильный! – кричит она.

Я прохожу еще кружок.

Сбив дыхание, она повалилась на кровать, но запястье мое не отпустила. Так что мне пришлось сесть рядом. Когда я тыкаю ее пальцем в бок, она смеется, и смех разливается по всей комнате.

– Ненавижу щекотку, – выдыхает она.

Селма сажает себе на колени куклу, которую, неловко погладив, тут же роняет.

– Ты и правда очень большой, – повторяет она и встает с кровати.

Она продолжает смотреть на меня, и я вынужден ответить:

– Спасибо.

Селма покачивается из стороны в сторону, держа руки на бедрах, и говорит:

– Нино тоже очень большой.

– Нино?

Через открытую форточку в комнату залетела божья коровка. Она приземлилась на подоконник и ползет наверх.

– Нино – это кто?

– Божья ко-о-о-орка! – хлопает в ладоши Селма.

Насекомое еще не успело спрятать крылышки под жестким покровом, а она уже пытается схватить его.

– Ну давай же, – бормочет она, опираясь щекой о стекло. – Поймала!

Она смахивает божью коровку в полураскрытую ладонь.

– Смотри!

С гордостью Селма рассматривает маленький пузатый комочек с черными ножками и крапчатым панцирем.

– Это тебе.

– Она умерла.

– Нет!

Она перекатывает жучка по ладони и слегка поглаживает его, пытаясь воскресить.

– Да, смотри, она больше не летает.

– Божья коровка?

– Я думаю, что она и правда умерла.

В панике всё, что она пытается сказать, смешивается в одно большое слово:

– Этаявинавата?

– Что?

– Явинавата?

– Ну, может, она была очень старенькой.

Селма кивает, соглашаясь.

– Может, она была очень-очень старенькой.

– Дай мне.

Но Селма уже вытерла ладонь о штанину.

– Она была очень старой, – произносит она таким тоном, будто объясняет мне что-то. – Я сразу это увидела.

Мы снова сидим рядом на краю кровати.

– Я не могу остаться надолго. Мой отец решает, что делать с вещами Люсьена. Он поедет с нами домой.

Наши руки смущенно лежат рядом, чуть касаясь друг друга. Я хочу взять ее руку в свою, но понятия не имею, что делать потом.

– Чик, – вдруг весело говорит Селма.

– Ты о чем?

Она показывает на мою голову.

– А, об этом?

Я потянул себя за рваную мочку уха. И раз я до нее дотронулся, Селма тоже хочет ее потрогать.

– Чик-чик.

Она пододвигается поближе и сосредоточенно изучает пальцами мое ухо, гладит невидимые волоски, которые можно только почувствовать. Впервые чьи-то чужие пальцы касаются меня вот так. Она проводит по краешку ушной раковины и возвращается по кругу обратно к мочке. Кажется, что мурашки, побежавшие у меня по всему телу, тонкими проводками соединены с моим ухом.

Селма вздыхает и отпускает мочку. На ее ресницах видны черные комочки туши. Зрачки большие. Мы улыбаемся друг другу. Под окном ревет газонокосилка, поэтому мы бы не расслышали друг друга, даже если бы заговорили. Селма рассматривает мой рот. Кажется, что она хочет его укусить, но не знает, с какого места начать. Медленно она наклоняется ко мне ближе. Я чувствую ее дыхание и слышу, как размыкаются ее губы. И тогда она прижимает свои губы к моим. Уголки наших ртов на мгновение соприкасаются. Она снова отстраняется.

У меня покалывает язык. Я сразу испытываю сожаление, оттого что все так быстро закончилось.

– Брай! – раздается из самого нутра здания.

– Черт, это па. Мне надо идти. Никому не проболтайся, что я был у тебя.

– Брай! – раздается уже ближе, чем в первый раз.

– Пока, – бросаю я Селме.

Ее губы складываются в слабую улыбку.

Я вылетаю в коридор. Па стоит на лестнице посередине пролета. Он замечает меня, только когда двери автоматически открываются.

– Что такое? – кричу я.

– Черт побери, Брай, ты где был?

– В туалете.

– А чего тут? Рядом с палатой Люсьена ведь тоже есть туалеты.

– Там было занято.

– Ну, спасибо тебе, мне пришлось грузить все в одиночку.

Мимо проехала девочка, управляя джойстиком от инвалидного кресла подбородком.

– Добрый день, – поздоровалась она, на удивление четко произнося все слова. Рот у нее такой, что поцеловать его просто невозможно, даже если кто-нибудь этого вдруг захотел.

– Пойдем, мы едем домой, надо еще все это там установить. У меня вся машина забита.

– А можно мы еще зайдем к Люсьену?

– Вы скоро много времени будете проводить вместе.

– Только на минутку?

Хенкельманн пялится на свою светящуюся елку. Как только мы заходим в палату, он весь напрягается. Кажется, будто он задержал дыхание, но грудь его поднимается и опускается. Взгляд похож на взгляд крокодила перед нападением. Па проходит мимо него к кровати Люсьена. Брат поднял ноги и лежит лицом к окну.

– Помнишь этого мальчика?

Па отрицательно качает головой.

– Это Хенкельманн, тот, который постоянно себя кусает.

– По именам всех запоминала твоя ма.

Я дергаю Хенкельманна за руку, дразнясь. Так иногда можно случайные кнопки на клавиатуре нажимать и смотреть, что будет.

– Я знаю игру, которая ему нравится.

– Оставь мальчика в покое, Брай. Ты же вроде с братом хотел поздороваться?

Я подхожу к кровати Люсьена. Он спит, и во сне его желваки ходят туда-сюда. Под закрытыми веками подрагивают глазные яблоки, а еще подергиваются пальцы, прямо как у наших собак, когда они спят и видят сны.

– Мы его прямо сегодня заберем?

– Нет-нет, наш король поедет на специальном такси.

– Такси?

– Такой специальный микроавтобус. Завтра где-то к обеду привезут.

– Ты приедешь домой, – говорю я Люсьену, надеясь, что он приоткроет глаза.

– Пусть спит, – шепчет па.

Пока мы выходим из палаты, ремни на липучках вокруг запястий Хенкельманна трещат.

– Ты хочешь поиграть в нашу игру?

– Оставь его в покое.

– Но Хенкельманну нравится наша игра. Смотри.

Я осторожно провожу указательным пальцем между его бровей, спускаюсь до кончика носа и спрыгиваю оттуда, будто мой палец – это жокей, преодолевающий препятствие. Он летит вниз и быстро касается подбородка.

– Ты уже почти схватил меня, а?..

– Брай, хватит.

Издевательски, как назойливая муха, мой палец наворачивает круги у него перед лицом. Ам! Я чувствую его влажный рот кончиком пальца и падаю назад, ударяясь шеей о полку на стене. Хенкельманн в восторге.

– Ну и ну, – говорит па, – классная игра.

– Обычно он не такой быстрый. Ты тренировался с этим Тибаутом?

Хенкельманн сразу снова задерживает дыхание, надеясь, что мы сыграем еще разок.

– Нет-нет. – Я потираю шею рукой, чтобы перестала болеть, – на сегодня хватит.

12

В кузове нашей машины стоит огромная кровать. Матрас завернут в прозрачную пленку.

– Брайан. Бра-йен!

Па стоит рядом с машиной и ищет ключи. К счастью, он пока не услышал крики Селмы.

– Бра-йен!

Вслед за ней идет какой-то мальчик, положив руку ей на плечо.

– Быстрее, Нино, быстрее.

Он запыхался, стараясь угнаться за Селмой. Жестами я пытаюсь показать ей, чтобы она не называла меня по имени.

– Бр-р-ра-йен! – орет она так, будто я приз, который она выиграла в лотерею.

Па ухмыляется.

– Ну и кто это тут у нас?

– Открывай уже. – Я дергаю за ручку двери с моей стороны.

– Спокойно, приятель, дверь не сломай.

– Бра-йен!

– Она из здешних, видимо.

– Наверное. Я ее не знаю.

– Смотри!

Селма показывает на свое лицо. Она накрасилась, как ребенок, который только-только научился раскрашивать, не выходя за границы рисунка.

Па подмигивает мне.

– А, ну да. – Я притворяюсь, что только что вспомнил, кто это, – это Селма. Она иногда приходит к Люсьену. Открыл?

Па гремит связкой ключей.

– Я брат Люсьена, – обращаюсь я к Селме.

Она наклоняет голову чуть набок.

– А Люсьен едет домой, так что мы сюда больше не приедем.

Она не понимает. Теперь, когда па тоже на нее смотрит, я вдруг замечаю, что у нее что-то с глазами. И каждый раз, когда она произносит звук «с», слюна брызжет с ее губ во все стороны. Она из тех девушек, которых нельзя обнять, потому что они оставляют на тебе свой отпечаток, так что все могут увидеть, что ты сделал.

– Поце-луй-чики, – шепчет она слишком громко, – поце-луй-чики.

– Заткнись.

Селма только хлопает ресницами.

Па залезает в машину.

– Посмотри на меня, – я коротко беру ее за руки. – Люсьен завтра поедет домой. Так что я какое-то время не смогу приезжать.

Заводится мотор, мы вздрагиваем и отпускаем руки.

– Я скоро вернусь к тебе, – обещаю я.

Вдруг Селма резко разворачивается, таща мальчика за собой, словно прицеп.

Па пару раз резко и громко гудит клаксоном. Все, кто бродит по полю, смотрят в нашу сторону. Кроме Селмы. Она неуклюже взбирается по пандусу для колясочников, закрыв уши руками.

К счастью, всю дорогу домой па ничего о ней не говорит. На коленках у меня пластиковая сумка, а в ногах лежит подъемник для сиденья унитаза. Между нами втиснулась огромная упаковка подгузников.

Я опускаю солнцезащитный козырек, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Как можно незаметнее я рассматриваю свой рот. Ничего не видно.

Тем временем па, к моему облегчению, снова завел шарманку о том, что ему пришлось все складывать в одиночку.

13

– Вот!

В меня летит длинная-предлинная подушка-валик.

– И вот это еще занеси внутрь.

Он дает мне зеленую папку. На корешке написано: ЛЮСЬЕН. Я открываю ее, пролистываю и нахожу схему.

– Что это?

– Его инструкция. На случай, если с ним случится припадок. Там написано, когда какие таблетки давать, что твой брат любит, важные номера телефонов и все такое.

– А как тебе удалось в одиночку втащить эту кровать в машину?

– Ребята местные помогли. Монголы, они очень сильные… – Он восхищенно цокает языком. – Во какие у них ручищи.

– Так ты не один грузил это все?

Па передает мне еще одну сумку.

– И это возьми еще, можешь? Или слишком тяжело?

Вся сумка забита коробочками и баночками с лекарствами.

– Люсьен это все принимает?

Но па уже внутри. Я втаскиваю за ним вещи в наш трейлер.

– Куда поставить?

– К тебе в комнату.

– Почему это ко мне?

– А куда ты предлагаешь?

– В твою комнату давай поставим.

– Брай… – только и говорит он. Спор на этом окончен.

Вещи Люсьена как-то неестественно стоят среди моих вещей. Я не могу себе вообразить, что мой брат тоже скоро будет здесь. И что он будет жить со мной в одной комнате.

– А он не может спать рядом с телевизором? – спрашиваю я па, когда он входит с пачкой подгузников и уткой.

– А кто за ним там будет следить?

– Мы с тобой.

Он кидает подгузники на мою кровать.

– Освободишь полку в шкафу?

– Тебе надо это увидеть!

Па протягивает удлинитель к машине. С пультом управления в руке он ложится на кровать, которая все еще стоит в кузове. Под матрасом шумит моторчик.

– Вот так спит наш король!

Он опускает изголовье вниз, а его ноги остаются задранными вверх в углу кровати.

– Попробуй тоже, – двигается он. Упираясь ногой в заднее колесо, я подтягиваюсь и забираюсь в кузов.

– Только не с грязными ногами, – он пинает меня в икры, – ботинки сними. Пятьдесят евро взяли в залог, парень, так что мы должны вернуть ее чистенькой.

– Она же в пленке.

– И пленку мы тоже пачкать не будем.

Я ложусь с ним рядом.

– Вот, – он отдает мне пульт и показывает на верхнюю кнопку. – Просто нажми тут.

Па закрывает глаза. Волосы у него на руке щекочут мою руку. Я жму на кнопку, моторчик под нами начинает жужжать.

– Класс, – кряхтит па, когда я сгибаю нас пополам, – теперь сам выбери что-нибудь другое в меню.

Только ноги наверх, только спину. Закрывая глаза, я представляю, что рядом со мной лежит Селма. Теперь еще разок складываю нас пополам. Из этого положения я опускаю нас вниз и выпрямляю кровать. Нам с Селмой так нравится больше всего. Па тоже. Довольный, он лежит рядом. Когда он открывает глаза, то замечает, что я на него смотрю, и даже не отпускает никакой шутки, и даже не тычет меня кулаком в плечо, в этот момент я почти что хочу его обнять.

– А как мы ее внутрь затащим?

– А давай-ка ты нас еще разочек пополам сложишь, Брай?

Электрическая кровать двумя колесами стоит в кузове машины, а двумя другими на траве. Что мы не пробуем, поднять ее у нас не получается.

Черный Генри увидел, как мы над этим бьемся, и вот он идет к нам.

– Ни слова о твоем брате, – предупреждает меня па.

Жан следует за Черным Генри вместе со своим кислородным аппаратом.

– Купили больничную кровать?

– Типа того, – отвечает па, – надо поставить ее вот тут, рядом с холодильником.

– А что, собрался в аварию попасть?

– Ну, никогда же не знаешь, как там сложится.

Па стаскивает паллеты в сторону, хотя они и не лежат на дороге.

– Можешь помочь поднять? Брай с этой штукой не справляется, слишком тяжелая.

Жан окидывает взглядом вещи, сваленные в пикапе.

– А это все что еще такое?

– Мы открываем больницу, – встреваю я, чтобы они перестали допрашивать па.

– Ах, вот как, – говорит Жан, – не хотел бы я в нее попасть.

– Она для людей, которые хотят поскорее умереть, – отвечаю я.

Все засмеялись.

– Мы у скупщика взяли, – па сверкает глазами то на одного, то на второго. – Ему надо было поскорее от нее избавиться, так что я получил ее почти даром.

– Почти даром?

Черный Генри заглядывает под кровать, как он это обычно делает с автомобилями.

– Недорого.

– Я тоже так решил. Продам с выгодой.

– А нам так и ждать наших денег?

– Я скоро отдам.

– А съемщик?

– Работаю над этим.

– Может, нам самим к нему заглянуть? А откажется платить – так ты его отсюда взашей и вышвырнешь.

– Дайте ему еще немного времени.

Тогда Генри забирается в кузов и приподнимает кровать. Я с папой тяну ее с другой стороны. Жан наблюдает.

– Давай, давай еще, – кряхтит па. – Так, сюда, теперь немного вперед.

Риту пнули в зад, потому что она постоянно присаживалась у нас на пути.

– Последний метр, – кричит па, – всё, опускай, ставим ее!

Жан смотрит на дверь.

– А как ты планировал затащить ее внутрь?

– Никак.

– И что ты будешь с ней делать?

– Будет садовой кроватью. – Па вытаскивает из холодильника две полулитровые банки пива. – Господа, спасибо за помощь.

Одну банку он протягивает Генри, вторую бросает Жану.

– Это вам на ход ноги. Очень жаль, но у нас с Брайем еще есть дела.

Жан пинает носком своего рабочего ботинка одно из колесиков кровати. А Генри старается прочитать, что написано на бумажке под пленкой на матрасе.

– И кто же будет здесь спать? – спрашивает Жан. Па мигом скрывается в трейлере. – Морис, я тебе вопрос задал!

– Я же уже сказал, – отрезал па через кухонное окошко. – Чисто биз-нес.

Жан и Генри быстро переглядываются.

– Брайан? – обращается тогда ко мне Генри.

– Что?

– Это для твоего брата?

– Конечно, нет. – Я мотаю головой подольше, чтобы выглядело достаточно достоверно. – Вы же слышали, что сказал мой па.

Как только они ушли, па снова возникает в дверном проеме.

– Как думаешь, дождь будет?

– Понятия не имею.

На всякий случай мы укрываем кровать брезентом. Теперь отовсюду слышно, как он хлопает, когда им играет ветер. Па закрепил его двумя ремнями.

– А что ты скажешь, когда они увидят, что здесь лежит Люсьен?

Вокруг нас медленно кружит рыжий шмель. Рико пытается схватить его зубами, но промахивается, и жужжание становится тише: шмель исчезает в дырочке в земле.

– Когда они твоего брата увидят, больше не осмелятся сказать что-то против. Поверь своему па.