Текст книги "Случайная жертва"

5

После ее ухода я еще раз проверил автоответчик – только чтобы убедиться, что все еще пользуюсь популярностью. Всего одно сообщение: «Позвони». Ни здрасте, ни до свидания. Да и не надо. Голос Кравица знаком мне с детства. Я позвонил ему, прорвавшись через двух секретарш. Он снял трубку, и на заднем фоне я услышал голоса. Похоже, у них шло важное совещание. Наверняка они прямо в эту минуту решали, вторгаться им в Иран или погодить.

– Срочно приезжай, – без всяких вступлений бросил он.

– Неохота, – ответил я. Исключительно ради того, чтобы меня поуговаривали.

– У меня нет времени на препирательства, – сказал он. – Ты мне нужен.

Он говорил деловым тоном, лишенным интонации, как будто не хотел, чтобы окружающие поняли, с кем он разговаривает. Я молчал, вынуждая его выдать хоть крохи информации. Фоновый шум вдруг притих – видимо, он прикрыл трубку рукой. Когда до меня дошел смысл его шепота, кровь у меня мгновенно превратилась в кисель.

– Придурок, – прошипел он. – За каким чертом тебе понадобилось ее трахать?

Я не вскочил сразу только потому, что надеялся сохранить остатки самоуважения. Сидя за кухонным столом, умял три нарезанных соломкой сладких перца и упаковку однопроцентного творога со вкусом чеснока, укропа и штукатурки. После трапезы я чувствовал себя раза в два голоднее, чем до нее, но, по крайней мере, догадался – или мне казалось, что догадался, – что произошло. Пока я ехал в новый участок в Яффе, начал накрапывать противный дождик, после которого на стеклах оставались грязные потеки от вчерашнего хамсина. В память о прошлом я поставил свой «Вольво» на стоянке для служебных машин и толкнул стеклянные двери. Дежурный за приемной стойкой поднял голову и поздоровался со мной, пара человек из встреченных в коридоре мне кивнули, остальные сумели сохранить невозмутимость. В приемной Кравица сидела незнакомая мне новая секретарша.

– Да? – воззрилась она на меня. Выражение ее лица без слов говорило: «Катись отсюда, да поскорей».

– Кравиц у себя?

– Вам придется подождать.

– А если мне некогда?

Вообще-то я против издевательств над слабыми, но без практики тоже нельзя, вот и приходится довольствоваться тем, что под руку подвернется. Я прошествовал мимо и вошел в кабинет. Она бросилась за мной и даже схватила за рукав. Кравиц сидел за столом. Рядом с ним стояла высокая тетка в черной юбке и белой блузке – знакомом мне мундире всех барракуд из прокуратуры.

– Все в порядке, – сказал он, и секретарша удалилась, недовольно ворча что-то себе под нос и амнистировав мой рукав.

– Неужели ты не можешь без фокусов? – спросил он, но я ему не ответил, потому что пристально разглядывал Барракуду. Я делал это достаточно демонстративно, и в конце концов она неуверенно произнесла:

– Что?

– Ничего, – отозвался я, но Кравиц мгновенно понял, что я имею в виду: оставь чтение морали при себе, я слишком много о тебе знаю.

Этот коротышка всегда производил на женщин неотразимое впечатление. Он относительно счастливо женат, что никогда не мешало ему выводить свой космический аппарат на другие орбиты. Эта тема – единственное табу для наших взаимных шуток. Когда-то у него был роман с моей сестрой, который закончился тем, что ее убил Гольдштейн, продажный полицейский из управления. Это старая и долгая история, но если в двух словах, то Кравиц хотел посадить его в тюрьму, а я его опередил и прописал Гольдштейну вечный срок под мраморной плитой. После этого Кравиц несколько лет вел себя тихо, но потом у него снова засвербело в штанах. Существует два типа женатых мужчин: первые не могут не ходить на сторону, а вторые – вылитый Джо, тот, что из Новой Зеландии.

К чести Кравица, кстати, следует отметить, что не такой уж он коротышка. Если поставить его по стойке смирно, а в обувь положить специальные стельки (как он утверждает, ортопедические), то он легко дотянет до метра семидесяти.

– Мика, – сказал он. – Может быть, продолжим чуть позже?

Даже моего коэффициента интеллекта оказалось достаточно, чтобы понять, что он ее выгоняет, но Барракуда посмотрела на него с обожанием и закивала с таким энтузиазмом, что я забеспокоился за сохранность ее шейных позвонков. Она ушла, а он откинулся назад и уставился на меня. В ответ я вылупился на него.

За последние тридцать пять лет его пропорции не сильно изменились. Все еще плоский живот, чуть длинноватые по сравнению с размерами туловища руки, умное, чуть вытянутое лицо с зелеными глазами под длинными ресницами. Как-то раз нужно было, чтобы он, загримированный под женщину, отправился в Рамат-Ган, в район Алмазной биржи, где орудовал серийный насильник. Мы привезли из Камерного театра костюмера и гримера, которые занялись им в специально отведенной комнате. Когда он вышел в зал для инструктажа, то ждал обычных дурацких шуточек. Вместо этого его встретило смущенное молчание. «В чем дело?» – спросил он, и Чик, преодолев минутное замешательство, ответил: «Мать твою, Кравиц. Ты прямо цыпочка».

Теперь Кравиц сказал:

– И что мне с тобой делать?

В душе поднялась волна облегчения. Я знаю этот тон. Он не собирался меня прессовать, напротив, искал способ в тысячный раз вытащить меня из беды, в которую я угодил по собственной воле. Потому что мужская дружба – это довольно простая вещь. Вы только что переехали, и в районе ты никого не знаешь. Твои родители еще распаковывают мебель в гостиной, а ты идешь на улицу – надо же исследовать, новую территорию. Шагаешь себе по парку, а там – драка. Что-то в твоем детском мозгу говорит тебе, что такую возможность упускать нельзя, и ты подходишь ближе. Несколько мальчишек навалились на одного пацана ростом меньше их всех. Он пытался отбиваться. Он еще не плакал, но, судя по тому, как пылали его щеки, до этого было недолго. Ты подбежал, отвесил пару-тройку оплеух и вытащил его из свалки. Через десять минут мы с Кравицем уже гоняли мяч и стали друзьями на всю жизнь.

– Гай рассказал? – спросил я.

Он помялся, разрываясь между дружбой и службой. Этой краткой паузы мне хватило, и я сам себя стукнул под столом ногой. Как я раньше не сообразил? Теперь я вспомнил все: и скрытую усмешку в глазах Чика, когда я приходил к нему за разрешением взять в помощники его сына, и настойчивость, с какой Гай просил меня принять его на работу, и его спокойствие в тот вечер, когда он застукал меня в спальне Софи. По позвоночнику пополз холодок – я догадался кое о чем еще.

– Он снимал нас?

– Да.

Я еще раз стукнул себя, но уже по-настоящему больно. Когда мы устанавливали в доме систему сигнализации, мы, конечно, все обыскали на предмет подозрительных электронных устройств. К сожалению, я не подумал, что уже после этого кто-то из своих может натыкать новых жучков. Теперь присутствие Барракуды в кабинете Кравица получило объяснение. Нельзя установить видеонаблюдение без ордера, подписанного судьей. Число зрителей моего маленького порнотеатра росло с каждой минутой.

– Где записи?

– У меня.

Он ткнул большим пальцем за спину, где стоял большой черный сейф.

– Следствие возглавляешь ты?

– Меня хотели отстранить, но я не поддался.

– Прокуратура согласилась?

– Да.

– У них могут возникнуть проблемы в суде.

– Мика в порядке. Она все понимает.

– Мы ни словом не упомянули Кляйнмана. Софи о нем не говорит.

– Могу себе представить.

– Тогда зачем тебе эти записи?

Я слышал, как униженно и плаксиво звучит мой голос, но не владел им.

– Это улики.

– Какие еще улики? Между судебным процессом и тем, чем мы с ней занимались, нет никакой связи.

– Когда мы начали вести запись, этого никто не знал. Мы думали, она в курсе его дел.

– Теперь ты знаешь, что нет.

– Мы же получили ордер. Я не могу просто взять и выкинуть их.

Он был прав. С Кляйнманом беда заключалась в том, что все, связанное с ним, приводило в зал суда целые стада писак и фоторепортеров. Если судья поинтересуется, куда подевались видеозаписи, на которых я трахаюсь с его женой, то, надо полагать, главный свидетель обвинения, как две капли воды похожий на меня, к тому моменту уже получит полную серию косметических процедур бензопилой.

Мне понадобилось не меньше минуты, чтобы выдавить из себя вопрос, задавать который мне совсем не хотелось:

– Ты видел эти записи?

В его глазах мелькнуло нечто вроде сочувствия:

– Да.

– Один?

– Ты же знаешь правила.

– Только следственная группа или весь отдел?

– Только следственная группа.

В следственную группу входит, как правило, от трех до шести человек. В случае с Кляйнманом, скорее всего, предпочли расширенный состав. Для участников группы это звездный час: встречи со специалистами из Интерпола и зарубежными прокурорами в идеально пошитых костюмах. У меня перед глазами бежали картинки. Вот Софи стоит на четвереньках, я сзади, накрутил на руку ее шелковистые волосы, чтобы она закинула голову назад; вот она сидит на мне, и моя голова тонет меж ее грудей, нам жарко, мы смеемся, я выскальзываю из-под нее и говорю, что больше не могу. В этом одна из проблем секса. Когда вы наедине, ты убеждаешь себя, что выглядишь как Пол Ньюман в молодости. Но стоит появиться парочке объективных зрителей, и ты уже – сорокавосьмилетний мужчина с избыточным весом и слишком большими ступнями.

– Как долго ты сможешь держать их у себя? – спросил я.

– Не знаю. Несколько дней.

– Кто придет на мои похороны?

– Мы тебя вытащим.

– Ни хрена ты не вытащишь. Нет такого способа.

Он откинулся на спинку кресла и сплел тонкие пальцы. На одном поблескивало обручальное кольцо из белого золота, весом 24 карата и стоимостью 140 лир. Я знаю это потому, что сам покупал кольцо к его свадьбе.

– Что ты намерен делать? – спросил он.

– Не знаю. Что-нибудь.

– Что?

– Что-нибудь.

Выдав это глубокомысленное замечание, я встал и ушел не прощаясь.

6

Я сидел в машине. Прошло двадцать пять минут. Я сидел не двигаясь, вцепившись руками в руль. Пытался приказать себе думать, но мозг не работал. В голове ни одной идеи, но это не страшно. Если немного подождать, они появятся. Зазвонил мобильный. Игорь.

– Срочно приезжай! – взволнованно, что совсем для него не характерно, сказал он. – Джош, ты меня слушаешь? Ты должен немедленно сюда приехать.

Свободной рукой я взялся за ключ зажигания, завел двигатель и рванул с места, потому что слышал не только голос Игоря, но и другие звуки: вой сирен, топот ног и крики. Нетрудно было догадаться, что там произошло.

– Не умирай, – сказал я, обращаясь к лобовому стеклу. – Прошу тебя, не умирай. Делай что хочешь, только не умирай.

Она не умерла. Я обнаружил ее сидящей на тротуаре с одеялом на плечах. Юбка из тонкой ткани разорвана, по красивой ноге тянется кровавая рана. В двадцати метрах, на боку, как подстреленный слон, лежит «Лендкрузер», весь в дыму и копоти. Двор напоминал поле битвы. Повсюду осколки стекла, одна оконная рама вырвана из проема и готовится рухнуть вниз. В сторонке Игорь о чем-то разговаривал с полицейским в штатском. Он заметил меня, но я подал ему знак, и на его белокожее славянское лицо вернулось бесстрастное выражение. Возле Софи стояли две женщины-полицейские и уговаривали ее поехать в больницу. Я подошел ближе.

– Вы здесь что-то потеряли? – обернулась ко мне одна из женщин.

В ее вопросе звучала не только полицейская агрессия, типичная для подобных обстоятельств. Я услышал в нем еще и ноты чертовой женской солидарности перед лицом разрушительного мужского мира. Не обратив на нее внимания, я сел рядом с Софи. Женщина двинулась ко мне, на ходу доставая наручники, но Софи махнула ей: дескать, все в порядке.

– Как ты?

К моему изумлению она засмеялась:

– Это самый идиотский из всех твоих вопросов.

– У меня есть и похуже.

– Давай.

– Как тебе удалось остаться в живых?

Ее смех утих. Она задрожала всем телом и обхватила себя руками:

– Случайно.

Я ждал.

– Позвонила Рели, – продолжила она. – Сказала, что уже полчаса торчит в торговом центре в Рамат-Авиве и никак не может решить, какой из двух плащей выбрать. Тебя не было. Я подумала, что рискну, побуду непослушной девочкой и съезжу к ней. Вывела машину, но тут вспомнила, что забыла взять хамсу[3]3
  Хамса – амулет в виде раскрытой ладони с пятью пальцами.


[Закрыть], которую купила ей к празднику. Я вернулась в дом, забрала из гостиной подарок и пошла обратно. Только открыла дверь, как машина взорвалась.

– К какому празднику? – спросил я.

– Что?

– Сейчас нет никаких праздников.

– Она у меня с Песаха. Я каждый раз забываю ей отдать. Она приглашала меня на Седер[4]4
  Седер – ритуальная семейная трапеза в начале праздника еврейской Пасхи.


[Закрыть]. Тогда как раз арестовали Довика, и все обходили меня за километр, а она меня пригласила. Мы и знакомы толком не были. Просто ходили вместе на велоаэробику.

– Что это такое?

– Что?

– Велоаэробика.

– У тебя действительно идиотские вопросы.

Может, и идиотские, но они работают. Она немного успокоилась.

– Сможешь дойти до дома?

– Они велели мне сидеть здесь.

– Через минуту здесь будут журналисты. Ты ничего не сделала, они не имеют права тебе приказывать. Просто вставай и иди. Через пару минут я тебя догоню.

Она поднялась и направилась к дому. Обе женщины-полицейские устремились за ней. К ним присоединился эксперт-криминалист.

– Мадам, – обратилась к ней одна из женщин. – Вам туда нельзя. Это место преступления.

Софи замерла, чуть помолчала и решительно сказала:

– Все, что вас интересует, произошло снаружи. Это мой дом, и я иду к себе. Если вы хотите меня остановить, вам придется применить силу.

Женщина смерила ее угрожающим взглядом, но Софи просто повернулась к ней спиной и зашагала к дому. Она знала, что я на нее смотрю, и, поднимаясь по лестнице, начала покачивать бедрами. Этим искусством владеют только исполнительницы кубинских танцев и бросившие меня женщины.

Я пошел к Игорю. В этот момент прибыли два первых фоторепортера на мотоциклах. Они начали съемку прямо с седла, даже не сняв шлемов. Полицейские радостно бросились к ним – наконец-то есть на кого наорать.

– Ты в порядке? – спросил я Игоря.

Он выглядел слегка бледным, но кивнул. Я плачу ему сорок шекелей в час, а по субботам шестьдесят, плюс сто пятьдесят процентов за каждый час переработки. В хороший месяц он приносил домой почти десять тысяч, следовательно, у него не было причин жаловаться на то, что иногда рядом с ним взрываются джипы.

– Когда ты в последний раз проверял ее машину?

– Вчера вечером, после того как она завела ее в гараж.

– А перед выездом не проверяли?

– Она нас не предупредила, – оправдываясь, объяснил он. – Просто вышла и сказала, что уезжает.

Рядом с ним стоял незнакомый мне следователь. На вид лет тридцати пяти, худощавый, с длинными волосами цвета ржавчины и светлой кожей, покрытой веснушками. С его правого плеча свисала сумка с ноутбуком, но в руке он держал маленький оранжевый блокнот.

– Вы Ширман? – спросил он, и в его речи я уловил южноамериканский акцент.

– Да.

– Меня зовут Клаудио.

– Вы случайно не снимались в «Мятежном духе»?

Он проигнорировал мою шутку и поинтересовался:

– Как вы думаете, что здесь произошло?

– Это я у вас хотел спросить.

Клаудио явно склонялся к сотрудничеству. Завтра газеты раструбят эту историю, так почему бы не проявить дружелюбие?

– Официального заключения пока нет, – сказал он. – Но я тут немного осмотрелся, и мне кажется, я узнаю эту технику.

Не дождавшись от меня выражений бурного восторга, он продолжил:

– Думаю, это граната. Ее примотали резинкой к выхлопной трубе. Машину заводят, труба нагревается, резинка плавится, и граната взрывается.

Фоторепортеры уже отщелкали дом и перевернутую машину и теперь двигались к нам. Я как бы ненамеренно сделал шаг в сторону, чтобы оказаться за спиной следователя. На этой неделе меня уже увековечили в видеозаписи, так что моя тяга к публичности успела упасть до минимальной отметки.

– Профессионалы работали? – спросил я Клаудио.

– Не обязательно, – ответил он. – Зайдите в интернет – и вы найдете тысячу сайтов, на которых подробно объясняют, как это делается.

– Можно выяснить, откуда граната?

Он оглянулся на машину и пожал плечами:

– От нее мало что осталось. Разве что в лаборатории что-нибудь обнаружат.

Криминалисты, по-видимому, придерживались того же мнения, потому что они шли от развороченной машины, на ходу снимая белые халаты.

– Что-то тут не так, – как будто про себя сказал Клаудио. – Машина в гараже, ночью дежурят два охранника. Ему по-любому понадобилось несколько минут, чтобы установить взрывное устройство.

Он произнес это без нажима, как бы в пространство, и я невольно испытал к нему симпатию.

– Прошлой ночью, – сказал я, – два местных пацана курили тут травку. – Мы к ним выходили.

Он потянулся было к блокноту, но передумал. Просто стоял и смотрел на меня. Как у большинства рыжих, глаза у него были ярко-голубые, с точками зрачков.

– Нас не было здесь минут десять, – добавил я, понимая, что мои слова звучат попыткой оправдания. – Может, чуть меньше. Наверное, он караулил снаружи, ждал удобного момента.

Клаудио просунул два пальца под ремень ноутбука – видно, натер плечо.

– Сколько у вас охранников? – спросил он.

Я пошел к своей машине и вернулся со списком. Пусть ковыряется с ними, а мне даст возможность заняться своими делами.

Спустя десять минут прибыли сменные охранники, в том числе Гай. Мимо меня он прошел быстрым шагом, опустив взгляд в пол. Я отправил Игоря домой и начал инструктаж, напирая на необходимость повысить бдительность, но прервал себя на полуслове. Сожженный «Лендкрузер», лежащий прямо перед ними, выглядел убедительней любых указаний. Потом я пошел в дом. Она сидела в гостиной посередине дивана. В старых джинсах и белой футболке, без лифчика, с влажными волосами. Если бы женщины знали, что ста мужчинам из ста они нравятся именно такими, они бы повесили всех кутюрье на их галстуках.

– Мне тридцать один год.

– Я знаю.

– Так не должно быть.

– Что именно?

– Моя жизнь. В тридцать один год моя жизнь не должна быть такой.

– Это был твой выбор.

– Спасибо, – саркастически отозвалась она. – А то я сама не догадалась.

– Ты знаешь, что это сделал он?

– Кто?

– Довик.

– С чего ты взял?

Только тут я вспомнил, что она ничего не знает.

– Нас снимали.

– В смысле?

Я не ответил. Она вжалась в спинку дивана, подобрала под себя ноги и обхватила их руками. Разгадка тайн – моя профессия, и я понял: ей отчаянно хочется, чтобы я ее обнял, но я был не в силах шевельнуться.

– Кто?

– Полиция.

– Они видели, как мы… – Ей на миг отказал голос. – Наверху?

– Да.

Ее явно терзал какой-то вопрос, который она не решалась задать. Помучившись немного, она все же не выдержала:

– Как я выглядела?

К счастью, она была не в моем вкусе, иначе сейчас влюбился бы.

– Не знаю. Кассета у них.

– Где?

– В сейфе с уликами. За семью печатями.

– Тогда, может, он не знает?

Такая возможность существовала. Как и возможность того, что все мы живем в стеклянном шаре, который стоит на каминной полке в доме сказочного великана, а последнее цунами случилось из-за того, что его дети без спроса играли с этим шаром.

– Довик такого бы не сделал, – заявила она.

– Мужчины делали такое и из-за меньшего.

– Только не Довик. Ты его не знаешь. Все думают о нем всякие ужасы, но он самый деликатный на свете человек.

«Деликатный» – самое подходящее слово для характеристики международного торговца наркотиками.

– Ты знаешь о нем далеко не все.

– Не важничай.

– Хорошо.

– Что мне теперь делать?

Сбеги со мной, вот что она хотела сказать на самом деле, хватай меня, и давай сбежим, туда, за горизонт, или за море, или куда там еще сбегают. Впрочем, у меня есть двухкомнатная квартира в ипотеке, прогорающий бизнес и «Вольво» 1989 года выпуска, который заводится через раз. Как можно все это оставить? Я встал, размышляя, обнять ее или нет, и решил, что не стоит.

– Я поговорю с ним, – сказал я.

– С кем?

– С Довиком.

– Неудачная идея.

– Знаю, но других у меня нет.

– Будь осторожен.

Невероятная девушка. Полчаса назад ее чуть не распылили на атомы над Тель-Барухом, и вот она призывает меня к осторожности.

– Я добавлю тебе еще двух охранников, – сказал я. – Скоро сюда придет человек и уберет все камеры.

Она улыбнулась и кивнула мне. У меня было чувство, что позвоночник мне скрутили в тугой узел.

На тропинке возле дома я столкнулся с Гаем. На этот раз он поднял на меня глаза.

– Проваливай, – сказал я ему. – И последнюю зарплату ты не получишь.

Сев в машину, я раздумывал, куда поехать. Мне нужно было срочно попасть как минимум в пять мест, но я направился в спортзал, встал на дорожку и за полчаса, обливаясь потом, пробежал пять километров. Потом спустился вниз, где в углу висела кожаная груша.

Я бил ее. Довольно долго. И довольно сильно.