Текст книги "Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге"

62. Благодарность Петра Великого к тем которые строились в Петербурге или около оного

Петр Великий не только сам старался украсить любимый свой город Петербург лучшими по тогдашнему вкусу зданиями; но и с отменным удовольствием смотрел на то, когда иностранцы или русские строились в сем городе или около. Когда русский или иностранный купец, начиная строить себе дом, просил Государя на заложение, то он никогда не отказывал присутствовать при освящении места и потом выпить за здоровье хозяина поздравляя его с благополучным началом строения. Одно сие побуждало многих строиться; ибо они знали, что сделают тем угождение Государю; и таким образом почти неприметно умножались дома в любимом его Петербурге. Недалеко от взморья между небольшими Южными протоками Невы, как то Пряжкою, Глухою речкою и Фонтанкою заложил Государь особое предместье, состоящее из многих улиц, и назвал оное большою и малою Коломною где и поныне еще живут матросы, корабельные плотники и прочие адмиралтейские служители. Далее за город, по ту сторону Фонтанки, занял он на несколько верст земли по взморью под мызу для своей супруги, и назвал оную Катариненгофом. Там, в приятной рощице построил он деревянный дом по голландскому образцу, на каменном фундаменте[74]74
  Сей дом о двух этажах, из которых в одном жил государь, а в другом императрица с фамилиею, и поныне еще сохранен в честь великого его основателя. Императрица Елизавета Петровна приказала только пристроить к нему два флигеля с двумя большими залами и несколькими комнатами. Он служит памятником благородной простоты и умеренности великого Монарха, жившего в таком небольшом домике со своею супругою и двумя Царевнами.


[Закрыть] и приказал сделать канал с небольшою гаванью подле самого дома, в которую могли входить шлюпки из устья Невы. Еще на версту далее до берегу залива, который делает в том месте многие острова и доставляет весьма приятный вид, после достроены были еще два небольшие увеселительные дома, названные по именам обеих Царевен, Аннагофом и Елизабетегофом.

Угождение, какое сделал Государь Императрице, построив для неё Катариненгоф, подало ей повод соответствовать ему взаимным угождением. Достойная и благодарная супруга сия хотела сделать ему неожидаемое удовольствие и построить недалеко от Петербурга другой дворец. Она выбрала для сего высокое и весьма приятное место в 5 верстах расстоянием от столицы к Югу, откуда можно было видеть Петербург со всеми окрестностями оного. Прежде была там одна только небольшая деревенька, принадлежавшая Ингерманландской дворянке Саре, и называвшаяся по её имени Сариною мызою. Императрица приказала заложишь там каменный увеселительный замок со всеми принадлежностями и с садом. Сие строение производимо было столь тайно, что Государь совсем о нем не ведал. Во время двухлетнего его отсутствия работали над оным с такою прилежностью и поспешностью, что. в третий год все было совершенно отделано. В том году летом Государь приехал на несколько дней от армии из Польши в Петербург, и говоря с Императрицею, изъявлял ей, сколь ему то было приятно, что во время его отсутствия строение в любимом его городе весьма умножилось и увеселительные его замки были отделаны. Тогда императрица улыбаясь сказала ему, что она в отсутствие его величества нашла недалеко от Петербурга хотя и пустое, но весьма приятное место, на котором бы он верно заложил увеселительный дом и дворец если бы его увидел. Государь, радуясь старанию своей супруги о застройке хороших мест около Петербурга, просил ее, чтобы она описала ему положение сего места, и наперед обещал построить там увеселительный замок, если найдет оное в самом деле столь приятным. Она уверяла, что сие место понравится Его Величеству, тем более, что оно весьма недалеко в сторону от Московской дороги, имеет прекраснейшие виды и только за отдаленностью по сие время оставалось пусто и никому неизвестно.

Государь нетерпеливо желая видеть сие место, подал руку императрице и обещал на другой день ехать туда с нею. Между тем она ночью приказала сделать там все нужные распоряжения к принятию Государя. На другой день поутру их императорские величества поехали туда в провожании некоторых морских и армейских офицеров и других приближенных особ. Отъехав на 12 верст от Петербурга, надлежало поворотить вправо; тут прорубленная через кустарник ровная дорога и прямой вид к Дудергофским горам обратили уже внимание Государя. Он с удовольствием говорил своим спутникам: «Место, куда мы едем, в самом деле должно быть прекрасно, потому что и дорога к нему так хороша». У подошвы упомянутых гор поворотили налево и ехали по большей части подымаясь и спускаясь по небольшим холмам, так что выхваляемого места не видно было, пока не поднялись на последнюю гору. Оттуда Государь вдруг увидел прекрасное новое каменное здание о двух этажах, в такой стороне, где он никогда еще не бывал. В удивлении подъехал он к сему новому и неожидаемому замку, где Императрица приняла его, как хозяйка, и говорила: «Вот то место, о котором я вашему величеству сказывала, и вот дом, который я построила для моего государя». Государь бросился обнимать ее и целовал её руки. «Никогда Катинька моя меня не обманывала, сказал он: она правду сказала, что это место прекрасно; а её старание сделать мне неожидаемое удовольствие, построив дом в таком прекрасном месте, заслуживает всю мою благодарность. Я вижу, что она хотела дать мне знать, что есть и около Петербурга сухие прекрасные места, которые могут быть застроены.

Потом императрица повела своего супруга по всем комнатам, убранным весьма прекрасно, показывала ему приятные виды из окошек, откуда Петербург весь был виден, и наконец привела его в залу, где приготовлен был стол. Они сели за оный обедать, и за обедом Государь пил за здоровье хозяйки и благоразумной строительницы. Императрица, соответствуя тому, пила за здоровье Его Величества. Но как Государь удивился, услышав при питии за его здоровье вдруг начавшуюся пальбу из 11-ти 6-фунтовых пушек, которые посшавлены были под флигелями замка. Встав из-за стола, государь ходил еще по саду и по пристройкам, всё осматривал и хвалил всё, что видел. При отъезде оттуда сказал он, что он не помнит, чтобы проводил когда-нибудь день с таким удовольствием, как тогда.[75]75
  От Архитектора Ферстера, который строил упомянутый замок и был там при сем случае.


[Закрыть]

63. Петр Великий в Берлине без всякой пышности

Из всех дел Петра Великого видно, что он не полагал величия в пышности и великолепии, но ещё почитал пышность за обременительную и совсем не нужную суетность. По своему образу мыслей и жизни и по своей привычке не одобрял он больших издержек на великолепие и при самых знатнейших дворах обыкновенно говаривал, что всякое Государство довольно имеет нужд, и такое иждивение везде бы надлежало употреблять на умножение могущества Государя и в пользу подданных. Они не скрывал ни от кого сих мыслей, даже и при иностранных Дворах, при которых он был. Когда английской король Виллиам спросил у него, каков Лондон ему показался, он отвечал при всех, что ему весьма много понравилось в сем городе, особенно ж то, что он мало нашел в нем наружной пышности и видел самых богатых людей, ходящих в порядочном простом платье.

Совсем иного расположения был великий любитель церемоний, Фридрих I, Король Прусский, о котором внук его Фридрих II пишет, что он по смерти супруги своей не столько печалился, сколько радовался, получив случай удовлетворить склонности своей к великолепию и церемониям учреждением пышного погребения.[76]76
  Memoires de Branderbourg («Достопримечательности Брандербкрга»)


[Закрыть]

Сей Государь, уведомившись, что Петр Великий предпринимает путешествие в Голландию и Францию, просил его величество чрез министра своего в Петербурге, чтоб он взял дорогу чрез Берлин и удостоил бы его своим посещением. В то же время приказал он сделать приуготовления к великолепному приему Государя и к пышным торжествам, которые хотел он дать в честь великому своему гостю.

* * *

Хотя Петр Великий, обещав ехать через Берлин, просил чтоб его приняли там без церемонии и без всякой пышности, однако ж король не оставил своих приуготовлений. Напротив того Государь с намерением так расположил своё путешествие, что прибыл в Берлин уже поздно ввечеру и остановился на квартире, приготовленной для него тамошним его Посланником. Король еще в ту же ночь прислал к нему своего обер-церемониймейстера и двух знатных придворных кавалеров, поздравить его величество. Император дал им знать, что он не может пробыть в Берлине более двух дней, и если королю их угодно, то на другой день около полудни посетит его. На другой день поутру в 9 часов явились у его квартиры шесть самых лучших королевских экипажей. Государь имел в то время у себя присланных в Берлине учиться молодых российских дворян князя Куракина, бывшего после обер-шталмейстером, и господина Бестужева, бывшего после графом и канцлером, которые должны были проводишь его ко двору. Великолепные кареты стояли и дожидались государя до полудня; тогда ж дано было знать, что он давно уже находится во дворе и у Короля; ибо в 11 часов вышел он задними дверьми из своей квартиры и по другой улице прошел со своими проводниками во дворец. Король, приняв его весьма ласково, с удивлением спрашивал, правда ли, что его величество пришел пешком, и что ему не угодно было ехать в карете, которая уже несколько часов стояла у его квартиры? Государь благодарил весьма учтиво за все его приготовления и сказал: «Я просил, чтобы для меня не делано было никаких церемоний, потому что я к ним не привык и не хотел быть примечен в городе; а пешком ходить я привык, и в иной день хожу в пятьдесят раз более нынешняго.[77]77
  От графа Бестужева, который тогда провожал его величество ко двору.


[Закрыть]

64. Старание Петра Великого о переводе нужнейших книг с иностранных языков на российский

Ещё в первые годы царствования Петра Великого находилось довольно церковных книг на Российском языке, и даже полные сочинения знатнейших церковных Отцов и Иоанна Златоуста, Василия Великого, Григория Богослова и других, переведены уже были с греческого и латинского языков на славянский Также в монастырях, в придворной библиотеке и у частных людей много находилось рукописных списков Несторовой и Никоновой летописей и других касающихся до российской истории книг, как-то Разрядной книги и проч. Но книг, касающихся до наук и художеств не было еще на Российском языке совсем никаких. Петр Великий первый усмотрел сей недостаток и ревностно старался завести такие книги, почитая за необходимость, чтоб его подданные упражнялись в нужнейших и для его намерений полезнейших науках и художествах. Он видел сколь нужно ему было иметь искусных полевых и морских офицеров, литейных мастеров, артиллеристов и инженеров из Россиян, и сие составляло главный предмет его попечений во время тяжкой войны, которую должен он был вести на море и на сухом пути против столь сильных и в воинских делах и искусных неприятелей, каковы были шведы.

В сем намерении приказал он сначала переводить на Российской язык, печатать и раздавать бесплатно такие только книги, которые могли служить основательным руководством к сим необходимо нужным наукам и художествам. Благоразумный выбор находившихся тогда на иностранных языках лучших книг и как бы классических писателей показывает, что сам он имел превосходное знание в оных. Ибо во-первых по его повелению переведены были на российский язык и напечатаны в лист с изрядными фигурами: Бринкеново искусство кораблестроения и сочинение неимянованнаго Голландца, называемое: «Искусный Кормщик»; также Коегорнов Новейший способ укрепления, с голландского; Боргсдорфова «Непобедимая крепость», с немецкого, и Паганова, Блонделева и Вобанова «Фортификация», с французского языка; а потом Курциева «История Александра Великого», в четверть листа, с латинского; Варениева и Гибнерова «География», в лист, и Пуффендорфово «Введение в познание Европейских государств», в четвертку, с немецкого.

Мудрый Монарх сделал реестр лучших и знатнейших писателей во всех науках и художествах, и намерен был приказать переводишь их на российской язык и печатать. Доказательством сему служат оставщиеся после него рукописи и найденные по кончине его в его кабинете переводы разных лучших в тогдашнее время книг, как-то: «Гражданская Архитектура» Себастиана ле-Клерка, Плюмиерово «Точильное искусство», Штурмова Механика, о строении шлюз и мельниц, и проч.[78]78
  От генерала барона фон Лубраса.


[Закрыть]

65. Справедливость Петра Великого в наказаниях

Петр Великий вообще любил скорое исполнение правосудия и не мог терпеть продолжительных тяжеб. То же наблюдал он и в рассуждении собственных своих придворных служителей. За шалости и другие легкие проступки наказывал он без замедления своею палкою, или корабельным канатом, так что наказанный и чрез несколько часов мог еще чувствовать действие столь скорого правосудия. Когда ж случалось ему наказать таким образом невинного, и наказанный при случае в том объяснялся, то Государь отвечал ему: ну, как же быть! напомни мне об этом когда ты в другой раз заслужишь наказание, тогда я тебя прощу. – Примером сему может служить приключение с маленьким Арапом, который служил при Государе пажем. Петр Великий находился на Финском заливе: между Петербургом и Кронштадтом на яхте, и по причине чрезвычайной тишины принужден был простоять на одном месте целый день. После обеда лег он, по своему обыкновению, в каюте спать. Некоторые из бывших с ним офицеров играли и шумели на палубе столь громко что Государь проснулся. Услышав, что он встает, разбежались они и спрятались, где кто успел, зная, что Государь побил бы их, если б они ему попались. Государь вышел из каюты на палубу с канатом, и не найдя там никого, кроме маленького Арапа, который ничего не опасаясь, сидел на лестнице, схватил его за волосы и побил канатом, говоря: когда я сплю, так ты сиди смирно и не мешай мне спать. Пошом сошел обратно в каюту и опять заснул. Бедный мальчик потерпевший без вины такие побои, горько плакал. Бывший тогда инженерным капитаном барон Лубрас, лейб-хирург Лесток и двое русских офицеров, которые шумели и заслуживали наказание, вышли потихоньку на палубу и уговаривали мальчика, чтоб он не плакал, если не хочет быть еще бит; однако ж он не переставал плакать и грозил им, что скажет государю, кто шумел и заслуживал побои. Через час потом государь встал и вышел из каюты на палубу с веселым видом, и найдя там упомянутых офицеров сидящих тихо и играющих в карты, а мальчика плачущего, спросил у него, о чем он плачет? Мальчик отвечал: «О том, что ты меня больно побил напрасно. Я сидел на лестнице и с места не трогался, а шумели и мешали тебе почивать Лесток и Лубрас». «Хорошо, – сказал Государь: – если ты теперь невинно вытерпел побои, так они тебе вперед зачтутся, когда ты будешь виноват». Через несколько дней маленькой Арап сделал некоторый проступок, которым так рассердил Государя, что он схватил его за волосы и хотел бить. Мальчик упал на колени и закричал: «Помилуй, Государь! Бот ради, помилуй! Ваше величество приказали мне напомнить, что вы недавно напрасно меня побили и обещали зачесть эти побои при случае». «Правда, – сказал Государь, перестав гневаться: я это помню. Встань; я теперь прощаю тебя; ты наперед уже был побит».[79]79
  От Лестока.


[Закрыть]

66. Старание Петра Великого иметь хороших живописцев из своих подданных.

Петр Великий во время пребывания своего в Амстердаме, зайдя некогда к Секретарю своему Никитину, чтобы нечто ему приказать, не застал его дома, а нашел только сына его, мальчика лет 14, который, увидев Государя, спрятал в карман лист бумаги. Государь спросил у него, какую бумагу хотел он от него спрятать? Мальчик вынул ее из кармана и показал на ней Государю худой рисунок, который он для упражнения и для забавы снимал с Голландского эстампа. Петр Великий, приметив в сем мальчике отменную склонность к рисованию, спросил у него, хочет ли он рисовать и учиться живописи? Мальчик отвечал, что имеет великую к тому охоту, если б только кто-нибудь его учил. «Хорошо, – сказал Государь, я тебе учителя доставлю; и чрез несколько дней потом в самом деле отдал его на 6 лет к одному из лучших живописцев в Амстердаме учиться. Всякой год должен он был присылать к его величеству опыты своей работы, из которых можно было видеть успехи его в живописи. Сей ученик со временем сделался искусным историческим живописцем. В некоторых Петербургских церквах и поныне еще находится несколько прекрасных картин его работы; особливо ж между оными достойно внимания изображение Распятия Христова, которое императрица Елизавета Петровна пожаловала своему обер-егермейстеру графу Разумовскому в домовую его церковь, в так называемом Аничковском дворце, где оно и и поныне еще находится между прочими картинами.

По возвращении со второго своего путешествия, Петр Великий выбрал несколько молодых людей из русских и отправил их отчасти в Голландию, отчасти ж в Италию учиться живописи и архитектуре. Между первыми находились четверо, которые по возвращении отличались от прочих в исторической живописи и принесли честь своему отечеству, а именно: Матвеев, Александр Захаров, Иван Меркурьев и Васильевской, а из других Земцов и Еропкин. Первые писали прекрасные картины в прекрасном вкусе, которые находятся в разных церквах в Петербурге и в Москве; другие же построили несколько церквей и других публичных зданий самой лучшей итальянской архитектуры.[80]80
  От архитектора Земцова.


[Закрыть]

67. Способ Петра Великого пользоваться встречающимися ему мыслями

Дабы никакая полезная мысль, встречавшаяся Петру Великому, когда он занимался каким нибудь иным и важнейшим делом, не пришла в забвение и не осталась тщетно, для сего употреблял он два особенные способа. Он либо записывал в немногих, словах, что ему вдруг приходило на ум о каком-нибудь деле, в записной своей книжке, которую всегда носил с собою; либо употреблял вместо сей книжки поля или пустое место на первой бумаге, какая ему попадалась, как-то на челобитной, на проекте, на доношении, и проч. Притом всегда означал день, в который записывал такие замечания. Таких бумаг, как я слышал, и поныне еще осталось весьма много. Для примера упомяну здесь об одной из них, которую видел я за несколько лет пред сим и с которой имею список, а именно, первый проект учреждения Санкт-Петербургской Академии наук, поданный 22 января 1724 года, Государь, прочитывая оный, на поле против того пункта, в котором требуется, чтобы всякому профессору или академику даны были два студента или адъюнкта, написал следующие слова: «Также должно каждому из них дать двух таких людей для научения, дабы они после могли других россиян обучать; а притом всякому из них точно назначить, к какой науке он особенно прилежать должен.» – Против пункта 6 позволении Академии давать Академические градусы или достоинства по своему благорассуждению и по заслугам, написал он на поле: «Позволяется». Ниже сего против пункта, в котором требуется, чтоб определен был в Академии Куратор, который старался бы о порядочной выдаче жалованья академикам и о других потребностях, дабы сами академики не имели нужды заниматься такими заботами и хлопотами, Государь написал: «Должно определить к ним Директора с двумя асессорами и приставить комиссара к денежной казне.» – А потом: «При выдаче жалованья начинать с главного члена». К последнему пункту, в котором предлагается, что на все расходы потребно не менее 20000 рублей, Государь собственноручно приписал: «Годовой доход Академии должен состоять из 24912 рублей, который получать из таможен городов Нарвы, Дерпта, Пернау и Аренсбург.» Под сим последним пунктом Академических предложений находятся следующие слова, написанные императорскою рукою: «Послать к Румянцову в Украйну указ, чтобы он на тамошних быков выменивал овец и баранов, и что бы послал от себя людей учиться ходить за овцами, стричь их и шерсть выделывать».

Наконец на последнем пустом листе упоминаемого Академического проекта, находится записка о разных делах, которую Государь для памяти писал собственною рукою, а именно: «23 Января (в дополнение к 16). Должно сыскать для меня хороших инженерных офицеров и артиллеристов, особливо ж из тех, которые служили в последнюю войну в Брабанте. Надлежит потребовать от Коллегии рапортов об успехах молодых дворян в ученье. Помнится мне, что уже дано повеление посылать их в чужие края. Но должно уведомить меня, действительно ли они посланы, сколько их и куда посланы, чему должны они там учиться, и сколько времени им на то потребно.»

«Коллегии должны прислать о том рапорт в Сенат, дабы нам можно было видеть, прилежно ли или не прилежно они учатся, и много ли успели в тех науках, которым должны учиться. Надлежит обо всем том написать указ, объяснить в нем все подробно, и чтоб он был готов к тому времени, как я приеду в Сенат.» «Прежде всего тот, кому сие приказано, должен выбрать удобное место, куда бы можно было посылать молодых людей учиться экономии. Для перевода книг, переводчикам должно знать те науки, о которых те книги писаны, особливо ж касательно до художеств, потому что переводчику невозможно хорошо перевести, если он не знает тех художеств, о которых он что-нибудь переводить должен. О сем заблаговременно надобно постараться, и для того, кто знает языки, а не знает художеств, тому должно учиться художествамн; а кто знает художества, но языков не знает, тот должен языкам учиться.»

«Для сего должно выбирать русских, или таких иностранцев, которые здесь родились, либо по крайней мере таких, которые выехали в Россию в самых молодых летах и знают наш язык, так как и свой собственный. Ибо гораздо легче переводить с иностранного языка на свой собственный, нежели с природного своего языка на иностранный.»

«Науки должны быть следующие: Математика, или по крайней мере что касается до сферических треугольников, Механика, Анатомия, Хирургия, Ботаника, Архитектура воинская и гражданская, Гидравлика, и другие сим подобные. Надобно выписать из Голландии мастеров, которые умели бы делать поташ из старых бочек. Надобно сыскать бухгалтера, который учил бы и других своему знанию.»

«Касательно до тех, которые против указа подают челобитны, и проч.»