Текст книги "Космополис архаики. Готические стихотворения"

«Как в субботу Господе спустится в подвал…»

 
Как в субботу Господе спустится в подвал,
Принесет голубое вино —
И покличет к себе, поелику не звал
Человеков к трапезе давно.
 
 
Не смогли полюбити измертвых предтеч,
Не возвысили глас мы в миру.
Заносил княже тьмы свой диавольский меч —
Оставались на страшном пиру.
 
 
Изречет Он: «Поскольку вы были темны,
Не восчтили заветный устав,
Пировали-пили на балах сатаны,
Укажите, кто днесь прелукав».
 
 
Ах, распяли за веру сыночков жалких,
Их костям во подвалах сыреть.
В сиром этом застолье нет чадов таких,
Кто сподоблен еще умереть.
 
 
Наши стопы в остудных горят погребах,
Где курлычат весна-журавли
Да целуются змейки в испрахших губах,
Мы любовью себя извели.
 
 
И возлюбленный сын Иисусе войдет
И поднимет ко Господу перст.
И шарманку унылую смерть заведет,
Благо, рот ея вечно отверст.
 
 
Послетали плоды и цветоченьки в бруд,
Всё мы пьем-не пьянеем с тобой,
А доселе избытно скудельный сосуд
Полон кровью Христа голубой.
 

«А мертвые не любят воскресать…»

 
А мертвые не любят воскресать,
Уста свои сквернити всебожбой,
Их некому во мраке упасать,
Не сводит их Спаситель за собой.
 
 
В некрашеных лежат они гробах,
Равны и равнодушны ко всему,
И мертвые печати на губах
Вовеки не подвластны никому.
 
 
И сам Он ко престолу не спешит,
И, смерть не попирая, со Креста
Слетает, уповаючи – лишит
Венца его Господе-простота.
 
 
Плели мы, восплетали свой венец,
А всё ведь не сумели доплести.
И вот небесный жалует Отец
Нам терний и не хочет упасти.
 
 
А мальчик Иисусе для того
Лугами проходил едва живой,
Чтоб мы с тобой окликнули его,
Веночек занесли над головой.
 
 
И был бы тот веночек неземным,
Красой затмил Господние венки.
Ах, выйти и не мог бы он иным —
Сплетали мы лишь кровью лепестки.
 

«Что ланиты в слезах и светила дрожат …»

 
Что ланиты в слезах и светила дрожат —
Не напрасно ж удавка по нам тосковала.
Делись гости куда из царевых палат,
Ах, по зернышку малому смерть их склевала.
 
 
Мы ко Господу Богу незвано пришли,
Всё стоим и перстами задушки сжимаем,
И на шее у каждого срывок петли,
Скоро, Лебедь-Господе, мы их поснимаем.
 
 
И Господь нам позволит остаться на час,
И настанет чудесное время обедать.
Молвит Он: «Что ж, любезные чада, сейчас
Принесут вам заветные вина отведать».
 
 
Там задержимся лишь на томительный миг
И оставим непитые келихи служкам,
И, сдираяся в кровь от задушек-вериг,
Во аднице приникнем к потравленым кружкам.
 
 
Днесь гудит-веселится торгующий люд,
Не срамней целований мирские забавы,
Да сливают, гляди, в окаянный сосуд
То ли Божье вино, то ли слезы кровавы.
 
 
В царстве мертвых узря, как наложниц изверг
Истязает, как льнут к Богородице вдовы,
Снова мы соберемся и в чистый четверг
Жалкой кровью омоем рамена Христовы.
 
 
Видно, долго томились на скудных пирах,
Много пролили слез без особой причины,
Потчуй еминой чадушек, царь-вертопрах,
Беленою похмелья и солью кручины.
 

«Жгли, Господь, нам Твое голубицы…»

 
Жгли, Господь, нам Твое голубицы
Очеса, и пеяли аминь,
Туне ль мы во страстные седмицы
Берегли озолотную синь.
 
 
Велика эта мгла разлитая,
Смерти горше ея темнота,
А наступит суббота златая —
И сойдем узнавати Христа.
 
 
Будем долго чрез тьму превлачиться,
В алтари горевые стучать,
Злато нощное к дню истончится,
Нас положат на царство венчать.
 
 
Лишь тогда и гореть перестанем,
Чернь слепя отраженной красой,
И Христосе вспомянем, вспомянем
С ангелочков лазурной косой.
 

«Черны кости омыла сукровью орда…»

 
Черны кости омыла сукровью орда,
Мор-вино протекло из мешков,
Разбудило царевен успенных тогда
Восстенанье златых петушков.
 
 
Облачились в пребелые платья оне
И пришли на изочий порог,
Всё летают лядащие тени в огне,
Золотяши терничный мурог.
 
 
Не хмелеют от крови покойниц чреды,
Ищут легкую смерть на пиру.
Коль цевницы взыграли до первой Звезды —
Станем чадов считать поутру.
 
 
Где ж ты, Господи Боже, стоят пред Тобой
Те, в ком слезы Твои обрелись,
Их и лики побитые оспой рябой,
И двуперстья червями свились.
 
 
Ах, у смерти горят в волосах гребешки
И невесты по нам голосят,
И сгубившие Божиих чад петушки
На вратах мертвых царствий висят.
 

«Горели мы, во цвети красовались…»

 
Горели мы, во цвети красовались,
Купельных зря со Божеской земли,
В межцарствие святыми оставались
И ангелы нам истинно рекли.
 
 
Алкающие толпы шли за ними,
Внимая золотой иконостас,
Елико не были мы лжесвятыми —
И тысячи спасались подле нас.
 
 
Всех к мертвому согнали терминалу
И боле причащаться не зовут,
И медленно по черному каналу
Утопленные ангелы плывут.
 

Созерцание
Пред собранием вод

 
Сельский полдень разверзся над нами
И дрожащий набросил атлас,
За колхозными пряча стогами
Золотой белогрудый запас.
 
 
Зыбким блеском текучего зноя
Привечают купальщиц брега,
Ныне юные Дафнис и Хлоя
Прибежали на эти луга.
 
 
Денно голые жизни утюжит
Диск горящий, несясь от зимы,
И пространство келейное рушит,
Храм простора, где губимся мы.
 
 
Что безрукие плачут невесты,
Им еще ветхий август белить,
Вить розарьем незвездные кресты,
Сумрак Божий очами палить.
 
 
Яко вышли смертельные сроки
И мелки невода рыбарей,
Пусть галдят болобаки-сороки
Над хоромами славских царей.
 
 
Андеграунд нас вывел в подземку,
Мало Коре гранатовых вин,
Подплетем к терниям хризантемку,
Смерть раскрасим во честь именин.
 
 
Именитства всеземные наши
Вечно были в миру веселы,
Пеньтесь деесно, горькие чаши,
Птах каверные ждут ангелы.
 
 
Август, август, сей морный розарий
Только ангелам падшим знаком,
От барочных сооперных арий
Князь не может вильнуть языком.
 
 
Днесь кровавые ищут графини
Молодых златогорлых певцов,
И высоки тристийские сини,
А не выше алмазных венцов.
 
 
Речи нет, а каждят наши гаты,
Венценосным свеченье дарят,
Одевают пустые фрегаты
Цветью роз и скитальцев мирят.
 
 
От предчувствия гибели скорой
Не избавиться им никогда,
Столь торжественна высь, пред которой
На глазах тяжелеет вода.
 
 
Позлаченые смертью ромашки,
Колокольчики в черной стерне
Как хоругви античные тяжки
И умрут на полдневном огне.
 

«Ты изверилась, к белым перстам…»

 
Ты изверилась, к белым перстам
Льнет батистовый черный платок,
Как всегда, не случилось мечтам
Пережить предначертанный срок.
 
 
Что ж, пусть май обещает иным
Вечный лед золотых цветников,
Мы, возможно, еще сохраним
Нашей выцветшей ночи покров.
 
 
Светодарные звезды блеснут
Над огнем ботанических шат,
И архангелы нас вспомянут,
И увидеть цветы разрешат.
 
 
О, как ты понимаешь теперь
Роскошь осени, эту эмаль
Нежных лиц, но воспомни и верь,
Понимая, хотя бы в печаль.
 
 
На изломах туманных очей,
Как в зерцалах, мерцают огни,
Хоровод поминальных свечей,
Освещавших последние дни.
 

Восьмой архаический этюд

 
Я, Господь, отлежал, не кори Илию,
Протрезвеет и он, возлежание это
В неотверзтые усны лиет кутию,
Всяка Данта волочит в Господнее лето.
 
 
Пусто как, не снести днесь изочей смуги,
Что с огнями подносят нам хмельную водку,
Пообоче иудские блещут струги,
Ужли все собрались на трапезную сходку.
 
 
И куда Василиса потщилась бежать,
С рукавов разлетелися бельные кости.
Геть на черных полосоньках первенцев жать,
Роженицы зазваны блудные на гости.
 
 
Внове сплыли до Мертвого моря плоты,
Нанизались не рыбы – сердца на остроги,
Человекам не минуть отгульной тщеты,
Василисины косточки – ихние ноги.
 
 
А еще я скажу: други пусть вопиют,
Пьют и яствуют дружно, отдвинув скрижали,
Были мы и не здесь, а доселе снуют
Лепестки розных марев, где мы залежали.
 
 
Власти демона тьмы не дано перемочь,
Калипсо, над бессмертием реквием рдеет,
Не моя ль ты была божевольная дочь,
Чуженица такого с отцом не содеет.
 
 
Не вознесены кости червленым ковром,
Только мимоходь Смерть косяками юлила,
Вопиять и хотелось в подвале сыром:
«На бескрестье мое взлейте эти белила».
 
 
Как жили мы, высоким царям не снести,
Володарям всеславным послабиться дали.
Улыбнулись по смерти, так Ты их прости,
Веселенья просили – громчее рыдали.
 
 
Возлишились дочерей, сие тяжело,
Под цветки ведь и души свои заложили,
И ярится с кровавой косою зело
Смерть-подружка, а мы без нее и не жили.
 
 
В путь готовы давно, потому не живем,
А одно преломляли даровые хлебы,
Не пьянеем, но только мертвецки и пьем,
Пусть истешатся сестры от смертной потребы.
 
 
И Луна уж в воде, а названых царей
Не видать и галеру двоит плотяную,
И один я, Господе, и лютый Борей
Обдувает вершину сию ледяную.
 

«Кровавой тернию увиты…»

 
Кровавой тернию увиты,
Не зря сквозь крови благодать,
Посторонимся адской свиты,
Чтоб к Иисусу возрыдать.
 
 
Горят черницы золотые
И рдится мертвая вода,
И в наши отсветы пустые
Летит всекрасная Звезда.
 
 
Еще мы Господа приветим,
Еще избавимся оков,
И до нея Христоса встретим
С венком обрядных васильков.
 

«Собрала толока божевольных гостей…»

 
Собрала толока божевольных гостей
Возводить до престола мосток,
Ждать велел Иисусе заходних вестей
Да идти балевать на восток.
 
 
Прогудели в трапезной две тысячи лет,
Сосчитались чужим серебром,
Больно видеть им стало убеленный свет,
Возвышаться над сирым добром.
 
 
Узри, Господи, тех, что неславно слегли,
Белы хлебы низринь ото ртов,
Буде ложные звезды уста их прожгли,
Пусть лядают в венцах со крестов.
 
 
Смерть одна и в успении нам не лгала,
Умерли мы, а ныне одно
Преисчадные тени сидят вкруг стола —
Всё алкают Господне вино.
 

«Занемеют уста, воспоют клиновые зегзицы…»

 
Занемеют уста, воспоют клиновые зегзицы,
В наши сени влетят жаворонки в кровавом пуху,
Буде звезд не пречтем, хоть изнимем серебро с десницы
Да начнем тех птушцов зазывать под родную стреху.
 
 
Предали царичей и теперь человеки влачатся,
Слезы скудные льют, всё терзают гвоздями стопы
И сбивают порог, и ко Господу жалко стучатся,
Но высоко горят ангелов черневые столпы.
 
 
Истекла со перстов наша кровь на цветочные бели,
Безвенечны волхвы пировати пришли в Вифлеем,
Не напрасно, Господь, божевольные чада гибели,
Молвить как разрешат – мы серебро из усн излием.
 

«От любови земной мы себя сберегли…»

 
От любови земной мы себя сберегли,
Дорогие колечки в карманах носили,
И сыночка кровавою кашкой почли,
Горевых журавлей на помин пригласили.
 
 
Ах, возбросил свое, поспешая к звездам,
А серебро в колечке твоем загасилось.
По осенним напрасно брела ты садам —
Подвенечное платье сгнило-износилось.
 
 
Фрида бледная слезки птенца своего
Утирает платочком в горошинах крови,
Здесь и там не узрели, Господь, никого,
Вседостойного милостей вечной любови.
 
 
Той любови слезу в косу смерть заплела,
Обошли мы счастливо цветки преисподней,
А ведь всё не спаслися – насквозь пропекла
Нас терновая свечка любови Господней.
 

«Мироточат святые лица…»

 
Мироточат святые лица
Во цвет-окладах золотых,
И разливается музыца
На десность армии святых.
 
 
Так мало, Господи, и крови,
И слез, нисшедших чрез альков,
Лжеимен золоту церкови
Огнь всеобрядных васильков.
 
 
Попали в горние мы нети,
И хороводы ангелиц
Рдят свеи немощные эти
И с белоцветных наших лиц.
 

«Ты заплачешь о чистой любви…»

 
Ты заплачешь о чистой любви
И очах, не узревших угрозы.
Нитью бусинок в темной крови
Потекут эти грешные слезы.
 
 
Нитку тонкую перст уязвит,
Обагрив твои белые руки.
Хоть навечно снегами добит,
Замолчи, я не вынесу муки.
 
 
Аще вынесу – стану другим,
По судьбе ли кровавое брашно,
Лишь успенным еще и нагим
Тосковать о любови бесстрашно.
 
 
Сколь высоко летают оне
И Господнего цвета не имут,
Пусть хотя в мировольном огне
Белорозный веночек вознимут.
 
 
Надо мной лепый венчик горел
Дольше жизни, а нынче не нужен,
Кто на белые розы смотрел,
Красной розы шестой удосужен.
 
 
И архангелы днесь, может быть,
Не взыскуют, не слышат молитвы,
Чтоб сочилась жемчужная нить
Сквозь светил равнодушные бритвы.
 
 
Ни к чему о былом сожалеть,
Слишком сумрак изоческий тяжек,
Лучше солью той выпали цветь
Нам судьбу предсказавших ромашек.
 
 
Воссияет букет их огнем,
Растопив золотое на красном.
Вздохом смерти цветы мы увьем
Пред зерцалом в порыве неясном.
 
 
Собери свои слезы тогда
В драгоценную севрскую вазу,
Пусть стоят в ней ромашки всегда,
Черножелтую пряча проказу.
 
 
Хорошо лишь еще, умирать
Не придется, поскольку мертвы мы,
И горит в небесах – исполать
Возлюбившим бесцветные зимы.
 

Призрак Европы

 
Европы с блеском собранный призрак
Из статуй городов и вспышек славы,
Равенствует голему, ловит зрак
Евтерпы меж хаоса глин и лавы.
 
 
Мильоны разогнувшая подков
О желть и арабесковые ночи,
Седая дочка свергнутых веков
Жжет капищ жадных огненные очи.
 
 
Виясь, на роттердамский стадион
Спешат эзотерические массы,
И стрелы золотые Аполлон
Вгоняет в лбы собравшихся у кассы.
 
 
Мой друг Фаустус, нам ли унывать,
Пусть кровь горит вселепо на визитке
Лазурная, а станем пировать,
Денисов, Губайдулина и Шнитке,
 
 
Гляди, струятся, русскости символ
Являя патетический, катрены
С терцинами запрячем-ка, дьявол
Их тоже любит, дивные сирены
 
 
Искусствам наущают и наук
Оккультных сим даруют прорицанья,
Иль троллей ищут жалких, буде лук
Амура не открыл еще бряцанья
 
 
Жалящих стрел вневременный сезон
В адницах, ну а те свои уроки
Диавольскому семени резон
Имеют преподать, коварны сроки
 
 
У вечности, нет надобы мешать
Учительствам никчемным, наше время
Елику ограничено, решать
По-своему и будем, это семя
 
 
Одно взойдет, совьется, возрастет,
Но кесарево кесарю, а княже
Без нас убрал плодовие, цветет
Сейчас глубинный сад, в его мираже
 
 
Премногих теней легче не узнать
Чреды средоточенные и хоры,
Чем зренью верить, суе обминать
Возбранно сад гнилостный, только оры
 
 
Здесь черемные льются и сирен
Любых глушат сладкие песнопенья,
Быстрее прочь отсюда, даже крен
Урочный звезд от красного успенья
 
 
В миру не упасет, когда беды,
Игры воображения, ветрила
Злой волею в горящие сады
Мы ступим, паки низменная сила
 
 
Вершит за приговором роковым
Последующий фатум, ублажают
Пускай иные князя, а мертвым
Певцам великим присную стяжают
 
 
Божественную славу голоса,
Звучавшие лишь в горнем лазурите,
Елико перевиты небеса
Патиной голубою, не творите
 
 
Иных кумиров, черемные тьмы,
Ни дьяволу, ни семени чурному,
Не слушайте пеяния чумы,
Дыханье девы-розы пейте, гному
 
 
Иль гоблину зачем высокость нот,
Геенне хватит воя, не пророним
И звука, яти в сернистый блокнот
Не впишем, вот правдивости синоним,
 
 
Какой лишь стоит знать, беря свое
Небесные высоты, но гуляем
Теперь, Фаустус, паки бытие
Сознанием легко определяем,
 
 
Вперед, вперед, Париж, еще Гамбург
Нас ждут одесно, трепетные балы
Готовят, крыши мира Демиург,
Аполло славный музовские алы
 
 
Навстречу торопит нам, вкруг теней
Порфировые блещутся колонны,
Ристалища мистических огней
Химер свергают, риторы Сорбонны,
 
 
Оксфорда, Вены лучшие умы
Достойных слов и музык не жалеют,
Бежавшие готической чумы,
Ревнивцы экзистанса цвет лелеют,
 
 
Над нами излиенный, по часам
Встречать мертвых блуждатели Монмартра
Спешат, хвалу волшебным небесам
Пея и впечатлея, зонтик Сартра,
 
 
Гляди опять, мелькнул в толпе живой,
Его ли тошнота одолевала,
Идет бодро вдоль желтой мостовой,
Брусчатку эту вечность лицевала,
 
 
Музеум на музеумах иных
Мелированным взором отдыхает,
Лувр Прадо шлет огни от масляных
Экспрессий, тот ответно полыхает
 
 
Нотрдамскими цветами, у химер
Нет сребра, всё у нас, чермы трясутся,
Тольони и Нуриева пример
Страшит их, буде адники взнесутся,
 
 
Котурны бросив черные, куда
Лететь прикажешь им, еще лет двести
Чужие не расслышат города
Грезниц адовых, кровельные жести
 
 
Полнощно сим пристанище дадут,
Фигуры пустотелые укроют,
Но семеро виждителя не ждут
Хотя бы одного и землю роют,
 
 
Слепые, прахом дутые, зачем
Кружат оне, тлеясь, великолепье
Благое вкруг, чего не изречем,
Само слетает с губ, еще осклепье
 
 
От червенного сребра тут и там
Валяется, его лишь переидем,
Лессиры небо дарует холстам,
Каких не видел Босх, а лишь изыдем
 
 
За ним в адницы, снова нас одних
Взалкают неботверди, оборима
Печаль сия, гусей вижди, от них
Довольно проку, Фаустус, не Рима
 
 
Пожары, так сиятельной Москвы
Томленье обуздают, эти перья
Садовников лишали головы,
Тивериев от уз высокомерья
 
 
Надежно исцеляли, тосковать
Не время, игр словесности лукавой
Грядет пора иль грянула, скрывать
Не стоит, век сомрачных разве славой
 
 
Темно любили, так земных царей,
Со Грозным иже, всех любили в смертном
Убрании, лазурных косарей
Презрим давай на круге экстравертном.
 
 
На крен светил откликнемся ль душой,
Посмертным содроганьем биополя,
Когда найдет Урания покой,
О святости синодальной глаголя?
 
 
Все ж лавр увьет багровый сумрак лет,
Заверченный в шедевр экономиста,
А то в поэзоград, пока Завет
Жжет нёбо мертвеца-евангелиста.
 

«Иисусу мы красный веночек плели…»

 
Иисусу мы красный веночек плели,
Васильки золотяши и огнь-асфодели,
Чтоб сиянно пылал на священной земли,
Чтобы венчики роз нашей кровию рдели.
 
 
Красоваться другим, значит, станем всетлесть,
Цвет инаких огней в наших лицах смиренных,
Яко райские области были и есть,
Мы туда превлачимся во пеленах бренных.
 
 
Не дали миротравники десно почить,
Вместо крыл о лопатках искрятся заточки,
А сумеет Господь нас одно различить —
Мы чрез Смерть над собой вознесем те цветочки.
 

«Истерзали Господние лиры…»

 
Истерзали Господние лиры,
Небострунную выбили злать,
И музыки полночные сиры,
Им ли кровию чернь застилать.
 
 
Что витиям расслышать хотелось,
Иль каких не сносили венцов,
Днесь одно воронье и слетелось
Ко гудящим стольницам купцов.
 
 
Только наши персты всечервлены —
И сыграем без струн золотых,
Яко льются успенные звоны
С колокольных площадок пустых.
 

«Хвала во время смут атласный стяг…»

 
Хвала во время смут атласный стяг
Достоинства и чести не ронявшим.
Не вершник Бога, так хромой варяг
Молву разносит пусть во славу павшим.
 
 
Губители пусть наши тяжело
Пируют до чудесных мановений,
Весельем оборачивают зло,
Алкая лишь архангельских знамений.
 
 
Пускай они рядятся и гудят,
Бессмертие ворованное делят
И в очи мертвоцветные глядят,
И души черноугольные белят.
 
 
Нельзя, однажды в нети возлетев,
Ко брошенным причастиям вернуться.
Все косы смерти посносили в хлев,
От морока вовек нам не очнуться.
 
 
Теперь не темень лавров обовьет,
Но патина безмолвных подаяний.
Успенных разве милость и пробьет
Горящим льдом заглушенных рыданий.
 
 
Не плачь и ты, давай под тьмою жал
Дождя пойдем туда, к древам протленным,
Где яду во графины подмешал
Шиповник острием окровавленным.
 
 
Был август прежде милостью велик
И щедро озолачивал фаянсы,
А ныне желтоносный сердолик
Огонем жжет ямбические стансы.
 
 
Черны хоругви проклятых времен,
Тяжка небытия пустая книга.
Всяк очи воздымавший заклеймен
Распятьем и не минет жизни ига.
 
 
Дионисийских таинство красот
Сим сокровенней, нежели молебен,
Их высветил огонь сакральный, тот,
Что для одних архангелов целебен.
 
 
Заслушались мы Божеских камен
И вот окаменели, с придыханьем
Не будет слог литаний исцелен
И Словом, и Полыни полыханьем.
 
 
К чему еду у мертвых воровать,
Цветы дарить невестам ледяные,
Урочествует днесь торжествовать
Юнидам, зря тиары цветяные.
 
 
Моленья поминальные зачтут
Нам все ж и сбросят в горние овраги.
И слез кровавых струи воплетут
В лент черный шелк, во траурные стяги.
 

«Не кармином слепят кружева…»

 
Не кармином слепят кружева,
Проступают в них смерти текстуры.
Наливаются мраком слова,
И деревья темны и понуры.
 
 
Попрощались, отныне молчи
И внимай – то рекут арамейки,
В ложеснах погребальной парчи
Алчных губ отпечатались змейки.
 
 
Избран был по величию шпиль,
В падях тени теперь истомятся,
Окунают их смерды во гниль,
Над тщетою пророчеств глумятся.
 
 
Времена эти воров подлей,
Затемнились небесные сроки,
Мак растащен, в серебре келей,
Византийские всюду уроки.
 
 
Хорошо ли благим ангелам
Утром с Иродом пить мировую,
Заведите еще ко столам
Убиенных чреду меловую.
 
 
Блеклых взоров аидских цариц
Лучше мальчикам тем и не видеть,
Мертвых будят пускай ангелиц,
Кровных деток совратно обидеть.
 
 
Ах, цитрарии мятные льют
В светлом рае тусклые нектары,
Только демоны громко пеют,
Дщерей томных пьянят будуары.
 
 
Херувимских сердечек фаянс
Ледяною зевотой потянут,
Всякий травести ждет мезольянс,
Девы белые в маковках вянут.
 
 
Нас искали они, только яд
Упокоил всех к розной сиесте,
Розки черные паче гиад,
Уберите их с вервием вместе.
 
 
Бьют монашки амфоры блядей,
Из сосудов узорчатой муки
Превивает викарий-халдей
Труть алейную к свечкам хануки.
 
 
Дождались поруганий одних,
Вкруг дворовые девки да слуги,
Дотлевают в овинах у них
Наши битые смертью кольчуги.
 
 
Вдовы царские договорят —
Обойдем вековые дозоры,
Пусть во демонов славу горят,
Не таясь, волоокие взоры.
 

«Готика – это к Богу…»

 
Готика – это к Богу
Взвитые острия.
Перст указал дорогу,
Мы не прошли ея.
 
 
Слишком певцов любили
Мертвые ангелки,
Червным серебром били
Наши сирень-мелки.
 
 
Выбили всех именных,
Плачут эльфии вкруг,
Цветность цитраров тенных
Вьется армой подруг.
 
 
Ах, не рыдайте ночно
Милые девы тще,
Было Христу урочно
Зреть нас в адской свече.
 
 
Сами витые свечки
Иродам тем несли,
Тлили свое сердечки,
Багрием их свели.
 
 
Башни соцветно рдеют,
Смерть насылает сны,
Что ж ангелочки деют,
Что ж оне столь черны.
 
 
Хоров альфийской фазы
Бездною сонм граним,
Твердь вознесла алмазы,
Нет и оправы им.
 
 
Это венец и плата:
Рамена сбило ржой,
Август благие злата
Прячет во храм чужой.
 
 
Вновь засверкать планидам
Попранным не дано,
Узришь ли, аонидам
И в небесах темно.
 
 
Скажет одно молчанье
Призрачна ль пустота.
Вскроет небес мерцанье
Золотом звезд уста.
 
 
Трогая чернь покрова,
Наших речей позор,
Даже не пурпур Слова —
Плач полетит в простор.
 
 
Вечность стезю изменит,
Кровию правя стиль,
Сердце мое возденет
На потускневший шпиль.