Текст книги "Правила неосторожного обращения с государством"

Если вы в руках женщины

См.: Сатирикон, 1909, № 16. С. 2. Рис. А. Яковлева

Президента, конечно.

Каковы особенности женского организма – президента? Из тех, что обсуждают за письменным столом?

1) Она точно из разряда «карьерных женщин». Чаще всего излучает твердость. Независимость. Чтобы обставить сильный пол, ее КПД должен быть кратно выше.

2) С детьми – реже. Реже – в обычной, многоэтажной семье. Реже – в уютной многодельности. Чаще одиночка, доказывающая самостийность. 150–200 лет тому назад – по-другому. Там – многодетность. У Екатерины Второй – 3–4 детей (истинное число – под вопросом). У королевы Виктории – 9 детей.

3) Может резать, как алмаз. Изображать алмаз подобно самцу, альфе. У Екатерины Второй – 4 войны, раздел Польши и присоединение Крыма. У королевы Виктории – не менее десятка войн.

4) Может ли быть матушкой? С материнским инстинктом? Да, этот инстинкт им, по меньшей мере, приписывают. Ангела Меркель как «мать нации»? О «матушке Екатерине» – всем известно. Эвита Перон – девушка нации. Индира Ганди – «мать Индии», «императрица Индии». Есть что-то материнское в королеве Елизавете II. Или нет?

5) Больше эмоций. Больше пристрастий. Громче бури. Ярче картинки. Где-то там скрывается тема вожделения. Инь, властвующее над Янь. Как без этого? Короче, une femme, взявшая сильную половину человечества.

6) Не быть Минервой. Не быть смуглолицей богиней Иштар. И Венеру не нужно изображать.

А кого?

Деметру, плодородную, Владычицу Хлеба.

Ясноликую и щедрую.

7) Ждем.

Животное происхождение правителей. Дитя природы

См.: Сатирикон, 1908, № 30. С. 2. Рис. А. Яковлева

Человеческая стая

См.: Смехач, 1927, № 33. С. 5. Рис. Б. Малаховского

Когда начинаешь понимать, что в так называемых «развивающихся экономиках» законы большой человеческой стаи мало чем отличаются от законов животной стаи, становится легче. Знаешь, что ожидать, хотя мозг твой и отягощен всеми гуманитарными науками.

Да, просто стая. До коллективного разума, а, тем более, разума элиты, проходящей отрицательный естественный отбор, трудно достучаться.

Где об этом почитать? Для начала:

Джейн Гудолл, «Шимпанзе в природе: поведение».

Виктор Дольник, «Непослушное дитя биосферы».

Франс де Вааль, «Политика и шимпанзе. Власть и секс у приматов».

Вот именно – у приматов.

Не хочется упрощать, но, когда у тебя на глазах сообщество людей в 146 млн человек – как целое, а в нем – ты сам, – упрямо, на каждой развилке выбирает именно то, что ведет его к закату – нужно обложиться книгами точно не по гуманитарным наукам.

Да, история, политология, системный анализ, экономика, дедушки истмат с диаматом, психология «коллективного человека», социология и прочее, и прочее, и прочее. «Цивилизационный подход», наконец.

Но приматы, стая приматов, повинуясь древнему закону, впечатанному в них испокон веков – действуют, кричат, размахивают руками и ссорятся – точно так, как повелели им предки.

Иерархии

См.: Сатирикон, 1908, № 32. С. 2

Мы живем иерархиями, и это точно не любовь.

Быть по ранжиру – от этого не избавиться.

Иерархии пронизывают мир, чтобы выжить.

Иерархии – ими управляется мир.

Иерархии – это насилие. Собственность – насилие, власть – насилие.

Всё автоматически собирается в иерархии.

Впереди – герой, силач, а за ним – его прислужники, дальше – трубачи и пономарь, а уже потом – кормящие.

Так говорит тысяча экспериментов, и особенно с крысами, нашей тенью[83]83
  Helder R., Desor D., Toniolo A.-M. Potential Stock Differences in the Social Behavior of Rats in a Situation of Restricted Access to Food // Behavior Genetics. September 1995. Volume 25. Issue 5. Р. 483–487; Schroeder H., Toniolo A. M. and Desor D. Induction of a Social Differentiation in Human Groups Submitted to an Experimental Situation Based on the Rodent Diving-for-food Model. Proceedings of Measuring Behavior 2008 (Maastricht, The Netherlands, August 26–29, 2008).


[Закрыть]. В знаменитом опыте их посадили в клетки по шесть и, чтобы достать еду, нужно было под водой переплыть бассейн, взять зерно и вернуться в свою трубу, чтобы там его съесть на свежем воздухе. Крысы, тени наши, немедленно разделились пополам.

Половина – плавает и достает, а половина – они князья – ворует и отнимает. И есть одна особь, которая плывет, сама достает зерно и никому ничего не отдает, настолько она сильна. Автономное плавание. Независимость.

Вот в этом месте наш рассказ превращается в тост. Не в тот, который можно съесть, а в тот, чтобы выпить испанского вина.

– За того, кто вечно что-то ищет, сам добывает и никогда не склоняет головы!

– За независимых, за тех, кто вечно вылезает из всех иерархий, как черт на голову!

И еще всегда есть надежда – когда крыс помещают в новую клетку, они заново делят мир.

Иерархии взрываются новыми людьми.

Мы тоже шимпанзе

См.: Теплая компания. С кем мы воюем. С. 73

Так нам говорят наблюдения знаменитой Джейн Гудолл, великой Жительницы (и бытописателя) стада шимпанзе в стране Гомбе, Танзания[84]84
  Гудолл Д. Шимпанзе в природе: поведение. М.: Мир, 1992; Гудолл Д. В тени человека. М.: Мир, 1974; Фарли Моуэт, Джейн и Гуго Ван Лавик-Гудолл, Конрад Лоренц. Не кричи: «Волки!». Невинные убийцы. Человек находит друга. М.: Мир, 1982.


[Закрыть].

Ваше место в жизни – в иерархии. И у шимпанзе тоже.

Каждый знает свое место, хотя хочется наверх. Как у шимпанзе.

Свобода и равенство – домыслы, не вытекающие из естественной природы человека и сложных систем. Хотя, конечно, красиво.

Жили-были шимпанзе и звали их Голиаф и Майк. Майк был высшим, а Голиаф – низшим. Как мы. Кто выше, кто ниже.

Жили они по всем правилам иерархий, как и мы.

Вот эти правила. Они – из глубины веков, из тьмы. Они у нас в крови.

1) Голиаф понимал, что Майк – величественен. И что он ему подчинен.

2) Майк был дружелюбен, но Голиаф знал, что Майк может его укусить.

3) Подчинение должно быть очевидным. «В конце концов после трехминутной паузы Голиаф быстро приблизился к Майку, припал к земле, громко похрюкивая в знак подчинения, и начал энергично обыскивать его»[85]85
  Гудолл Д. Шимпанзе в природе: поведение. М.: Мир, 1992.С. 424–425. Текст ниже основан на том же источнике (С. 424–455).


[Закрыть].

Обыскивать – копаться в шерсти, наслаждаясь.

Мы тоже так наслаждаемся.

4) Под Голиафом тоже кто-то есть. Даже в небольших сообществах в иерархиях – несколько уровней. А еще и сети по горизонтали. Сложноподчиненные иерархии, наложенные на сети.

Так живут шимпанзе.

Так живем и мы, отряд прямо мыслящих.

5) Где иерархии, там ниже агрессивность в стаде. Ясно, кто есть кто. Кого можно, а кого – нельзя. А если можно, то – потом.

Голиаф не атакует, а лишь обменивается с другим – таким же – угрозами.

Мы громко лаем друг на друга, но не трогаем. Когда нельзя.

6) Иерархии находятся в движении. Каждый пытается изменить иерархию. Каждый наблюдает, кто слабеет, кто становится сильнее. Иерархии могут устояться на время. Особенно в старших звеньях. «Каждый знает свое место». А потом сразу же всё меняется.

Голиаф всегда пробует Майка на прочность. Всегда его подлавливает – а вдруг!

И мы тоже. Всегда – карабкаемся наверх. Даже тогда, когда нам так не кажется.

7) Иерархии могут быть устойчивы годами. Каждый год шимпанзе для людей нужно умножить на два.

Майк изображает легкую угрозу, чтобы Голиаф вспомнил, кто есть кто. Голиаф сразу же по привычке подчиняется Майку, хотя тот ослабел и его давно пора скинуть.

Мы тоже боимся даже легких угроз, хотя гриб давно покрылся мохом.

8) «Низшая по рангу особь демонстрирует подчиненный тип поведения, на который другая отвечает успокаивающими жестами»[86]86
  Там же. С. 425.


[Закрыть].

Да уж.

И мы тоже тихо засыпаем, будучи успокоенными, что всё на месте. Что нас – так же, как и вчера. Спасибо тебе, Майк!

9) Есть статусный язык. Для шимпанзе – похрюкивание. Низший похрюкивает высшему, но не наоборот. Обычно это учащенное похрюкивание, а также «поза подставления и припадание к земле».

Закрыть голову руками – и похрюкивать. Подставиться.

Не ничего плохого в том, что мы тоже делаем это непроизвольно. Так устроены законы управления человеческим стадом.

10) «Старшие самцы <…> неохотно похрюкивают в адрес молодых выскочек».

Когда-нибудь Голиаф станет выше Майка, а Майк покроется седым пухом. И тогда Майк, склонив свою голову, первый раз, свой самый первый раз похрюкает Голиафу. И тогда, какая-нибудь старая самка шимпанзе скажет себе: «До чего мы дожили!».

Нет ничего святого в мире человеческом.

11) «Негромкий лай, выражающий смягченную угрозу и издаваемый уверенным в себе индивидуумом, – это сигнал, адресуемый только нижестоящим особям».

Лаять. С выражением, с особенным звуком, похожим на выстрелы в лесу.

Лаять – подобно любви. Кажется, что стоишь на горе, озирая окрестности.

12) В Ветхом Завете этого не найдешь. «Стадо шимпанзе – это стадо человеческое». Как велик царь шимпанзе!

Не нужно ничего искать и добиваться.

Не нужно витийствовать.

Есть природа, там лают и похрюкивают – безвинно и безгрешно.

Вместе с нами.

13) Но только представьте себе, что это – Вы, с Вашей свободой воли, с Вашей гордостью, с Вашим чудовищным желанием вырваться из всех иерархий и быть свободным. С Вашим отдельным, всеми ветрами выкрашенным сознанием самого себя. Самопознанием, логикой сущего, самости. Со всеми переизданными фолиантами!

Вы – лично!

И общество, на которое Вы работаете – развитие, рациональность, полный вперед!

14) Да уж. Нет решения.

Мы очень древние существа. Мы во многом не вольны самим себе. Наше общество ведет себя как сумасшедшее. Мы вместе с ним подчинены законам естественного отбора.

И не факт, что он отбирает нас.

15) Кажется, нужно успокоиться. Всё в порядке. Я, мы, вы – в иерархии. Я, мы, вы – на ветке. Стадо человеческое – стадо шимпанзе. Ну, хотя бы отчасти. Всё, что мы можем – сознавать, как много предопределено животной, сладостной машиной, из которой не вырваться.

16) Во всяком случае, так понимать политику большой страны.

Лаять и похрюкивать, принимая позу подчинения и закрыв голову руками.

Или менять иерархии.

Или жить в одиночку, что в стаде шимпанзе не принято.

Или скорчиться и твердить себе: «Я – не шимпанзе».

Или уйти в земли, другие, прекрасные. Там, говорят, шимпанзе мягче и не с такой жесткой корочкой.

Как пробраться наверх, размахивая красным гребнем

См.: Still More Russian Picture Tales by Valery Carrick. New York: Frederick A. Stokes Company Publishers. P. 48

«Естественный отбор – бездушная и безжалостная статистическая машина, ей не присущи гуманистические принципы»[87]87
  Дольник В. Р. Непослушное дитя биосферы. С.-Петербург: Петроглиф, 2009. С. 105.


[Закрыть].

Бездушная машина.

Иерархии образуются по агрессивности.

«Для захвата доминантного положения иногда достаточно стать обладателем какого-нибудь символа исключительности или превосходства… Всеобщее восхищение символом исключительности переносится и на обладателя этого символа и может начать повышать ранг <…> без усилий с его стороны: вступающие с лидером в конфликт заранее сомневаются в себе, а тот, кто не верит в победу, всегда проигрывает состязание в агрессивности. У счастливчика же от победы к победе уверенность растет»[88]88
  Там же, С. 106.


[Закрыть].

Символ исключительности. Превосходства.

Титул. Право рождения. Дар изображать. Должность.

А вот и первая история.

«Этологи любят изучать иерархию на молодых петухах, которые очень агрессивны и быстро ее образуют. В одном эксперименте ловили самого жалкого, забитого петушка из группы, приклеивали на голову огромный красный гребень из поролона – символ исключительности – и пускали обратно в загон. Петушок не знает, что у него на голове, и поначалу ведет себя по-прежнему забито. Но подбегающие клюнуть его другие петухи видят на нем огромный красный гребень и пасуют. Раз за разом обнаруживая их неуверенность, петушок надувается, поднимает голову, выпячивает грудь и таким образом, без сопротивления, шаг за шагом восходит на вершину иерархической лестницы»[89]89
  Там же. С. 106.


[Закрыть].

Огромный красный гребень.

И насколько всё это смягчается разумом и знаниями – неизвестно.

И смягчается ли.

Отец нации и закат его карьеры

См.: Новый_Сатирикон, 1915, № 41. С. 6. Рис. В. Лебедева

Свобода воли? Наши общества, наши карьеры, то, что с нами происходит в life cycle, имеют свой древнейший исходник. Непонятно? Тогда история одной политической карьеры.

Отец нации. Путь к вершине. Враги и союзники. Распределение благ. Закат карьеры.

Из знаменитой книги Джейн Гудолл «Шимпанзе в природе: поведение»:

«Майк в 1963 году был самцом низкого ранга. Благодаря намеренному использованию пустых канистр из-под керосина, в которые он ударял, держа их впереди себя и бросая таким образом вызов самцам более высокого ранга, Майк пробил себе путь к вершине в 1964 году.

Какое-то время после этого Майк, казалось, был не уверен в своих силах и использовал каждую возможность для энергичных демонстраций, как бы для того, чтобы запугать любых самцов, которые окажутся поблизости; он нередко нападал и на самок – без видимых причин, просто потому, что чувствовал себя напряженно в присутствии других взрослых самцов.

Когда Майк стал альфа-самцом (отобрав эту позицию у Голиафа), в сообществе было 14 взрослых самцов; кроме того, необычно много шимпанзе почти ежедневно собиралось в лагере в ожидании бананов. Уровень агрессии был высоким, и ситуация ставила перед альфа-самцом серьезные требования.

Без своего несомненного интеллекта (в конце концов, каждый самец мог воспользоваться пустыми канистрами, но один только Майк систематически употреблял их для достижения своей цели), высокого уровня мотивации и решимости повысить свой ранг Майк, вероятно, не смог бы добиться вожделенной вершины. А без еще одного качества – за неимением лучшего слова я назову его “силой воли” – он не удержался бы долго в этой позиции, так как неоднократно подвергался агрессивным нападкам со стороны взрослых самцов, объединявшихся в группы до пяти особей.

В конце концов, Майк успокоился и стал весьма милостивым альфа-самцом. Он проявлял необычайную щедрость при дележе мяса, особенно по отношению к Джей-Би, который, как мы предполагали, был его братом. Он ревностно занимался грумингом, уделяя больше времени, чем обычно это делает самец высокого ранга, обыскиванию подчиненных особей.

После смерти Джей-Би <…> в 1966 году у Майка никогда больше не было другого союзника. Одного из близких друзей он обрел, правда, в лице своего поверженного соперника Голиафа, по крайней мере, до 1970 года, когда Голиаф, постепенно перемещаясь к югу, присоединился к самцам Кахамы.

К этому времени Майк состарился, зубы у него стерлись, а шерсть поредела и выцвела. Немудрено, что какая-нибудь вновь прибывшая самка кидалась приветствовать агрессивного Хамфри и игнорировала стареющего альфа-самца. И всё же Хамфри в то время всё еще подчиненно вел себя по отношению к Майку. Постепенно, однако, он обретал уверенность в себе и в начале 1971 года атаковал Майка, устроив демонстрацию по поводу своего появления. Это была решающая схватка, так как после нее альфа-статус перешел к Хамфри.

Майк, будучи, возможно, слишком старым, чтобы заботиться о таких вещах, не сделал никаких попыток сохранить высокий ранг и стал подчиненно вести себя по отношению даже к самым низкостоящим взрослым самцам. Он стал еще более одинок; наиболее частым спутником его в то время был старый Xyгo. Оба умерли на протяжении месяца <…> в 1975 году»[90]90
  Гудолл Д. Шимпанзе в природе: поведение. М.: Мир, 1992. С. 85–86.


[Закрыть].

Что здесь от человеческой свободы воли? От нашего сознания, от нашей решительности, от тонкого искусства маневра? О, нет, это просто середина леса.

Мы взбираемся по своим карьерам, подчиняясь древнему зову, скалим зубы и бренчим канистрами, но когда-нибудь даже искусство груминга и утонченность обыскивания не спасут нас от одиночества, когда поредеет шерсть и станет ясно, что есть время ухода, есть время подчиненности даже тем взрослым самцам, которые будут называться профессорами истории, сочиняющими сказки о том, каким ты был, Майк.

Белая кость

Всё ищу безмятежности. Всех развлечь. Всё-таки лето и синева. Пошел к Пришвину – птички, бабочки. Открыл дневники, наткнулся на главку. Называется «Собственность у собак». Какая уж там безмятежность! Но какой чудесный текст:[91]91
  Пришвин М. М. Дневники. 1928–1929. Книга VI. М.: Русская книга, 2004. С. 82–81.


[Закрыть]

«Всякая собака, независимо от своих сил, возраста и пола пользуется правом собственности на захваченный ею предмет. Случается, огромный Соловей где-нибудь достанет себе кость и, когда подходят к нему щенки 3-х месячные Векса и Чок, он рычит, это значит: “Вы стоите на границе моих владений, дальше не ступайте, разорву”.

Чок стоит. Но Векса как сучка, одаренная кокетливостью, в момент рычания ложится на землю и передвигается вперед лежа, подкатывается: покорность у собак уважается, Соловей не рычит. Так Векса лежит на спине у самой его морды, лапками иногда задевает и морду, и кость – Соловей не рычит. А Чок стоит у границы владений Соловья и не смеет дальше шагнуть, малейшее движение, и Соловей начинает рычать.

Какая досадная неприятность вышла Соловью в этот раз! К соседу в сад прибежала чужая собака, и ее Соловей увидал через неплотно сомкнутые дощечки разделяющего наши дворы забора. Щенки, стерегущие его кость, – это как бы враг внутренний. Но собака у соседа – это враг внешний… Он забывает о кости и бросается к забору…

Тревога вышла совсем напрасная. При первых взрывах Соловьиного гнева ничтожный иностранный враг, поджав хвост, убежал и скрылся. Соловей вспомнил о внутренних делах и возвращается к своему хозяйству. Он видит ужасную картину: маленькая Векса сидит верхом на его собственности. Он подходит невесело, но за десять шагов от кости Векса поднимает голову, обнажает свой белый чеснок и рычит. И эта маленькая 3-х месячная сучка останавливает великана, почти волка!

Не в силе дело, он не смеет нарушить древний собачий закон собственности: кто захватил, тот и владей. Пусть обманом захватил, всё равно, раз захватил, то и владей, и охраняй, а главное, не зевай. Силой закона всех собачьих предков, безмерно большей, чем своя собственная волчья сила, стоит Соловей в десяти шагах от маленькой Вексы и облизывается».

Вот и российский человек стоит и облизывается – как бы эту собственность поровнее разделить на всех. Или переделить. Так и происходит: кто покорностью, кто хитростью, кто демонстрацией внешнего врага. Взял по-новому – владей, охраняй, не зевай. Вчера как раз наблюдал, как это делается.

Да уж, летняя безмятежность. Птички, бабочки. Собачья собственность.

Бандитто мохнато

См.: Новый Сатирикон, 1913, № 25. С. 2. Рис. А. Яковлева

Вы переживаете, что в вашей семье не заглянуть дальше, чем за три-четыре поколения? Что кровь – проста? Что нет портретов, нет дат? И кто там и как существовал – известно лишь в смутных очертаниях?

Зато на вас нет вины. А если есть – вы ее не знаете.

Бандиты – как исток многих великих родов. Мохнатые, впечатляющие ребята. На Руси междоусобицы князей – кто кого, брат на брата. История аристократических фамилий с татарскими, ногайскими корнями – стычки, клинки, набеги. Варяги, секиры – как прародители. Немецкие, шотландские службисты – как предки чистых кровей, шпаги, ядра. Прибалтийская крестьянка ходила по рукам, очнулась Екатериной I, российской императрицей.

Почему бы нет?

Сильные, жилистые, оборотистые. Фартовые. Талантища – кто в чем.

Семьи восходят, покатываются по солнцепеку, а потом ржавеют.

На рассвете бандиты – в полдень голубая кровь – и, наконец, кислые губы, чтобы стать никем.

Вашей семье придет черед

См.: Сатирикон, 1908, № 5. С. 2. Рис. А. Яковлева

Семьи. Одни восходят – другие слабеют – третьи просто исчезают.

Чао! Мы, мышки-норушки, идем на смену!

Дельцы, крестьянки с необыкновенными фигурами, свежие бандитто, бабы певческие, прокураторы и все, все, все – будут петь, будут кусать, прорастая новыми могущественными родами.

Или даже интеллектуальная сволочь – станет Большой. Богатой, зажиточной и веселой.

Не вы, так ваши детеныши. Не они, так от них.

Вы проклюнетесь.

Вашей семье придет свой черед.

Вы станете тоже древними, вы будете денежными, вы обрастете бакенбардами и величайшим тактом.

Только нужно длиться. Нужно выжидать.

Длиться и длиться, играя на усиление.

Никогда не прерывая семьи.

Зная, что вас и через двести лет будут помнить. Столько вы всего натворили.

Не бандитто. Не мохнатто. Не земляная сволочь.

Не служивые на полусогнутых.

Но именно вы – с вашим умением найти, поднять, двинуться, выжать воду из камня, сочинить, наваять, не притормаживая – сделать.

Именно вы.

Как взять власть, когда очень хочется

См.: Теплая компания. С кем мы воюем. С. 47

Мы – люди и шимпанзе – едины.

В том, как взять власть. Прочитайте Книгу[92]92
  Франс де Вааль. Два переворота / Франс де Вааль. Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов. М.: Изд. Дом Высшей школы экономики, 2016. С.105–170.


[Закрыть].

Первое. Смута, желание

В ней сказано, что у шимпанзе был вождь, и звали его Йерун.

Вождь был полон сил и величества.

И еще там был шимпанзе, тощий, но шустрый, по прозвищу Лёйт.

И однажды он решил возвыситься над Йеруном.

Почему решил – никто не знает.

Но он этого желал, как женщину.

Второе. Трогать власть за шерсть

Лёйт подкрался к Йеруну, звонко хлопнул его и сразу убежал.

Так двигаются шимпанзе и люди. Хлопнуть, крикнуть, смыться, ждать.

А Йерун взорвался криками «на самых высоких тонах своего голоса».

Так тоже бывает – человеческий, сильный, громкий ответный крик.

Третье. Задавить – в зародыше

А потом вождь Йерун побежал к Горилле, женщинам Кром и Спин, к Дэнди, Хенни и обнял всех по очереди. И начался «настоящий бедлам», в котором были «задействованы почти все обезьяны».

Всыпать Лёйту. И учуять вкус предательства.

«Некоторые члены группы» отказывались «участвовать в драке».

Некто Джимми держалась в стороне. «Дважды Йерун подходил к ней и протягивал, скуля, руку, однако в обоих случаях она отворачивалась и уходила от него».

Сложненько.

«При поддержке большой группы ухающих, кричащих и лающих сторонников и симпатизантов Йерун приблизился к Лёйту… Лёйт нарезал круги вокруг Йеруна, демонстрируя себя».

В пейзаже нет птиц, нет их крика, нет ползущих со всех сторон крокодилов, и нет в облаках обезьяньего бога.

Но искры летят.

«До этого момента Лёйт наблюдал за соперником с расстояния, его шерсть постоянно слегка стояла дыбом, но теперь, столкнувшись с Йеруном и его бандой, он с криками бросается в бегство. Со всех сторон слышны агрессивные звуки, и на Лёйта набрасывается толпа из десяти или даже более обезьян».

Обезьяны собираются в группы, люди – в толпы, собаки – в стаи, чтобы показать природе, кто у них Версаче.

А побежденного нанизать на палочку.

«Толпа продолжала несколько минут гоняться за Лёйтом, а затем внезапно встала. Воцарилась тишина, прерывавшаяся лишь криками Лёйта. Его загнали в дальний угол острова».

Первому столкновению – конец.

Четвертое. Спрятаться у женщины

У злодея есть только один способ не упасть.

Это обрести женщину.

«Ор, одна из девиц, подошла к Лёйту и подставилась ему».

«Лёйт в ответ подставился ей, продолжая кричать, так что на какое-то время оба стояли друг к другу задом».

«Внезапно, Лёйта охватила истерика. Подобно детенышу шимпанзе, который чем-то недоволен, он, вопя, начал кататься по песку, бил головой по рукам, издавая приглушенные звуки, словно бы он заболел».

И, конечно, «Ор снова подошла к нему и заключила в свои объятья».

Пятое. Покаяние. И помилование

«Постепенно Лёйт успокоился, а затем начал медленно подстраиваться под Йеруна, перемещаясь обратно в центр вольера».

Прощение Иуды?

«Внезапно Лёйт неуверенно направился к Йеруну. У обоих самцов шерсть стояла дыбом, и в первый раз они смотрели друг другу прямо в глаза. Йерун быстро обнял Лёйта, а Лёйт подставился ему и позволил Йеруну обыскать свой зад».

Полнота примирения – это обыскать друг другу зад.

А потом перейти к другим частям тела.

Так это случилось в Первый Раз.

Но не в последний.

Ибо самки стали – месяц за месяцем – прибиваться к Лёйту.

Шестое. Выждать, обретая силу

Вся сила – в самках.

Самки стали с Лейта свисать, как плоды очаровательной наружности.

И Лейт стал прибавлять. В сиянии, предусмотрительности, напряжении вокруг, в смелом нарезании кругов, в шерсти вздыбленной, в голосе лающем. Авва! Ав! Это не плач – это лай смелого Лёйта.

День за днем. Время за временем.

А Йерун стал убывать, следуя времени, которое не идет кругами.

Стал усыхать.

Йерун стал коротеньким, стал смятым, как матерчатая обезьяна.

Так смотрит вниз яблоко, готовое упасть.

Он стал тихим, как улитка.

И как-то раз, при всем честном народе, похрюкал Лейту.

Седьмое. 1741, 1762, 1801, 1917

Похрюкал! Знак поклонения! Попался, сволочь, бывший Президент!

Самки наши, щечки и их пылающий мех – наши! Святое дело – распушиться. Когда шерсть дыбится, она показывает величавость.

Йерун, что скажешь?

Тут Йёрун издает прощальный, печальный крик.

И принимает позу подчинения. Схватив голову руками и склонившись пылающим лицом вниз.

День, день, день! Лёйт смог, Лёйт здесь, Лёйт может лаять ему прямо в горячие глаза: «Я! Я! Я!».

И гордо встать, распушившись.

Наконец, первый среди вечно метущихся шимпанзе.

Хотя уже есть тот, кто следует, крадучись, за ним и ждет, думая.

Так сказано в Книге.

Она знает лучше всех, как получить победоносный вид среди пространства и дерева, на котором тебя ждут женщины.