Текст книги "«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том I. «Надо уметь дерзать»"

Обе стороны понесли большие потери. Французы – не менее 7 -7.500 чел. (ок. 2.500 убитыми и ок. 5.000 ранеными). Тогда как союзники – еще больше: от 10 до 12 тыс. чел. (ок. 2.5 тыс. убитыми, ок. 5 тыс. ранеными и примерно 3.5 тыс. пленных), а также ок. 40 пушек.

А ведь в последний раз такие масштабные потери случились в битве при Мальплаке в 1709 г. в ходе войны за Испанское наследство, свидетелем которой был в ту пору 13-летний Мориц. Кроме того, Фонтенуа развеяло миф о превосходстве британской армии в Европе, заложенный победами ещё герцога Мальборо во время вышеупомянутой войны, хотя выучка ее пехоты, все же, оставалась высокой – лучше, чем у французов. Более того, победа при Фонтенуа сделала маршала Франции Мориса де Сакса героем в глазах… прусского короля-полководца Фридриха II, которого он посетил в Сан-Суси еще в 1746 г. Любопытно и другое: спустя много лет Наполеон Бонапарт выскажется в том смысле, что победа королевской Франции при Фонтенуа на 30 лет продлила жизнь монархии Бурбонов…

С началом революционных войн, которые поведет Франция за свою независимость, все изменится. В сражениях станут участвовать огромные массы пехоты. Глубокие колонны будут атаковать боевые порядки противника в том пункте, от которого зависела участь боя. Эта тактика требовала огромных жертв людьми. Но смерть в эпоху революционных войн Франции была ничто, если «Patrie en danger!» – «Отечество в опасности!» Тем более, что полузабытый вскорости Руже де Лилль уже обессмертил свое имя легендарной «Марсельезой», со словами которой на устах голодные, оборванные и босые французы погибали за «Свободу! Равенство и Братство!» (Liberte, Egalitе, Fraternite). Важна была победа любой ценой. С солдатами революции нельзя было заниматься сложными маневрами: они не были высокопрофессиональны. Искусство маневрирования приходилось заменять быстротой передвижения! Революционный маневр был маневром быстроты!

Это было веление времени.

На самом деле идея использования войск в атаке колоннами уже давно витала в военных умах.

…Не исключено, что чуть ли не первым ее высказал в своих сочинениях французский военный писатель Жан-Шарль де Фолар (13 февраля 1669, Авиньон – 23 марта 1752, там же), причем, еще во времена расцвета линейной пехотной тактики. По крайней мере, так принято считать в западной исторической литературе. В 18 лет де Фолар поступил рядовым в Беррийский пехотный полк. Боевое поприще своё он начал во время Войны за Испанское наследство. Был ранен в сражении при Кассано, а затем сражался под начальством маршалов Буффлера и Виллара, причем при Мальпаке был снова ранен. В 1712 г. вышел в отставку. В 1714 г. он поступил на службу Мальтийского рыцарского ордена, которому угрожала Турция. Недовольный гроссмейстером, не всегда принимавшим его советы, Фолар вернулся во Францию и вскоре определился в шведскую службу, на которой оставался до смерти Карла XII. Только после смерти последнего он окончательно вернулся на родину, где и умер глубоким стариком.

…Кстати, именно находясь при особе Карла, Фолар наконец вывел свою военную концепцию, которая предполагала быстрые решительные действия и удары (стремительные неожиданные для неприятеля атаки, штыковой бой) в противовес медлительной военной доктрине тогдашней Европы, целиком и полностью опиравшейся на линейный огнестрельный бой…

Все свободное от службы время он посвящал литературе и оставил несколько замечательных сочинений. Известны две основные работы Фолара: «Новые открытия о войне» (Nouvelles découvertes sur la guerre) 1724 г. и семитомная «История Полибия» (так же известная как «Комментарии к Полибию»), вышедшая в 1727—1730 гг. В его «Комментариях на Полибия» сравнительно рассмотрена тактика греков и римлян, а так же тактика древних и современная. Основательное изучение древней тактики и личный опыт, особенно сражения при Кассано, навели его на мысль о негодности развернутых батальонов, как боевого порядка, и о преимуществе над ними колонны, для которой он указывал и форму построения, и образ действий в бою. Свою колонну Фолар составлял из одного или нескольких (до 6) батальонов, каждый в 500 человек, из которых – 400 фузилёров и 100 алебардистов; назначение последних – оцепление фронта, флангов и тыла. Каждая колонна, строясь в 16—30 рядов (смотря по местности), разделяется в глубину на 3 отделения и по фронту на 2 крыла, каждое из 5-рядных дивизионов. Эти деления были необходимы для перестроений. Гренадеры, как отборные войска, располагались вне колонны, для прикрытия флангов и в качестве резерва. Колона, прорвав неприятельскую линию, должна была разделиться пополам: одна половина поворачивала направо, другая налево и, наступая, окончательно уничтожали противника. Фолар был сторонником перемешивания в боевом порядке различных родов оружия. Также большое внимание он уделял осмыслению войны как науки: пытался вывести универсальные и рациональные принципы ведения войны, психологические основы ведения войны, которые он определял как «воинский дух». А ведь в условиях только-только победившей «огнестрельной революции», в ходе которой мушкет окончательно вытеснил пику с полей сражений, данная концепция не могла не вызывать вопросы. Вероятно, на подобные рассуждения Фолара натолкнул отчасти опыт службы у шведского короля Карла XII – большого поклонника стремительного штыкового удара. Именно благодаря решительным атакам с близким контактом он одержал большинство своих побед. Колонны, по задумке французского теоретика, были более мобильны, чем развернутый линейный строй, и такая тактика делала бы боевые порядки более гибкими. Он даже рассматривал возможность применения по ситуации рассыпного строя – предоставление солдатам больше свободы в угоду маневренности и скорости передвижения. Сам принцип плотных атакующих колонн пехоты впоследствии использовали многие военачальники, включая Наполеона, который довел этот механизм до совершенства. В идеях Фолара была своя логика – несмотря на усовершенствование огнестрельного оружия и изобретение в XVII в. сначала багинета, а затем и подствольного штыка, непосредственная эффективность ружейного огня в то время была достаточно невысокой. Фолар считал, что чрезмерное упование на силу огнестрельного оружия может негативно сказаться на воинском духе французских солдат, которые впредь будут неохотно вступать в рукопашную схватку и вести наступление. У него нашлось достаточно много критиков – Фридрих II и Мориц Саксонский. Последний считал, что «… его друг Фолар ошибался, полагая колонну самым совершенным построением, универсальным и одинаково успешным в любой ситуации». Фридрих Великий, заядлый любитель военных трактатов, даже приглашал писателя к себе в Берлин, чтобы провести маневры в соответствии с наставлениями последнего, однако француз из-за плохого самочувствия не смог принять это приглашение. Сам же прусский король, хоть и не разделял всех положений концепции Фолара, все же, рекомендовал его сочинения своим офицерам, отмечая, что в них «скрыты сокровища». В основном ему вменяли в вину недооценку мощи плотного мушкетного огня и откровенное пренебрежение артиллерией. Другой мишенью критики был принцип атаки колоннами – при всех его достоинствах критики отмечали, что фланги колонны могут быть ее уязвимой частью, и мощный боковой удар неприятеля при должном стечении обстоятельств может привести армию к поражению. Фолар, в свою очередь, отмечал, что если атакующие колонны будут сохранять мобильность, то их фланги будут не так страдать от вражеского огня. В 1748 г. современник Фолара маршал Пюисегюр выпустил свою работу «Искусство войны» (Art de la guerre), в которой обосновывал необходимость следовать по пути технического прогресса. В противовес стремлению своего визави вернуть некоторые архаичные черты в военную практику, Пюисегюр, напротив, высказывался за как можно более широкое применение огнестрельного оружия и даже предлагал массово переводить армию на новые, более легкие, модели ружей. Рассуждения Фолара об атаке и обороне крепостей также как это делали в древности вполне заслуживают внимания, и только в вопросе об артиллерии его увлечение доходило до смешного: он ставил её ниже метательных машин древних и ручался взять в самое короткое время, посредством таких машин, крепость, защищаемую современною ему артиллерией. Идеи Фолара были забыта вследствие позднейших успехов Фридриха Великого и его линейной тактики; только во время революционных войн они были применены на полях сражений…

В тоже время, среди отечественных историков сложилось твердое мнение, что еще в пору 1-й русско-турецкой войны (1768—1774) в середине XVIII в. выдающийся российский полководец Петр Александрович Румянцев, не отказываясь от тактики ведения боя в рассыпном строю, умело сочетал его с действиями колонн и каре в зависимости от особенностей местности. Румянцевские войска умело отражали нападения вражеской конницы, будучи в колоннах, прикрытых густой цепью стрелков и огнем пушек. Он стал собирать войска в ударную группу на решающем участке фронта и бросать ее на противника, ведя бой до полного его уничтожения. Уже тогда в России нашлись незаурядные военные умы, весьма внимательно (если не сказать, очень пристально) и высокопрофессионально следившие за всеми румянцевскими переменами в российской армии. В частности, исключительно амбициозный и болезненно честолюбивый современник Румянцева – А. В. Суворов, видевший во всех своих «коллегах по смертельно-кровавому ремеслу» конкурентов в гонке за славой первого полководца своего времени. Развивая свою «науку побеждать», он заинтересованно (или даже завистливо?) наблюдал за новациями Петра Александровича в боях с турками, внося в них свои концептуальные идеи, шлифуя на учениях и, доводя до ума в боях, где любая ошибка не только вела к смерти солдат, но если их (ошибок) оказывалось много, то и к проигрышу. Уже тогда, т.е. в ходе все той же войны русских с турками, Александр Васильевич старался варьировать и сочетать различные виды построений войск (колонна, каре, линии) в зависимости от ситуаций (рельефа местности, тактико-технических характеристик противника), делавших их максимально эффективными. Он прекрасно понимал, что хотя колонна (в 6 или даже 12 шеренг) и гибче всех построений и если движется без остановки, то пробивает все, но если она использует стрельбу, то менее эффективна, чем каре и линия. К тому же, по его мнению «вредны ей картечи в размер», имея в виду огромные потери, наносимые густой колонне артиллерией. Именно поэтому Александр Васильевич не отвергал, как «устаревший», строй в линию и призывал максимально использовать ее огневые возможности. Удобнейшим для массированной стрельбы он считал линейный строй из двух шеренг. Но линии, как таковые, им использовались, все же, редко, а их кульминацией в любом случае был стремительный удар в штыки. А глубокие колонны он предпочитал только для развертывания.

Только в самом конце XVIII в., все эти новшества войдут в практику у прогрессивно настроенных французских революционных генералов. Они блестяще ими воспользуются: доведут их до ума и они принесут им немало блестящих побед, в первую очередь, над шаблонно воевавшими австрийцами и пруссаками. «Отцами» этой революционной тактики на западе будут считать выдающегося французского генерала-самоучку Лазаря Гоша и военного министра, верховного главнокомандующего и начальника генерального штаба революционной Франции Лазаря Никола Карно (1753—1823). Последний был учеником знаменитого военного теоретика XVIII в. Жана-Антуана Ипполита графа де Гибера, ратовавшего за полный отказ от обозов ради повышения гибкости и подвижности армии.

…Выдающийся французский генерал и военный теоретик, участник Семилетней войны Жак-Антуан-Ипполит де Гибер (12 ноября 1743, Монтобан – 6 мая 1790, Париж) начал Семилетнюю войну в рядах пехотного полка, но обнаружил большие военные дарования и был зачислен в Генеральный штаб. Затем он участвовал в экспедиции на Корсику и, во главе сформированного им на свои средства отряда, отличился в сражении при Понте-Нова (1769 г.), что позволило Франции завладеть этим островом. Вернувшись во Францию, он занялся научными литературными трудами, прославившими его на всю Европу. Из его сочинений наиболее известны: «Общий очерк о тактике» («Essai de tactique générale»), Liége, 1772 и «Défense de système de Guerre moderne ou Réfutation complète du système de M. Mesnil-Durand», Neufchatel, 1779. Его сочинения затрагивали краеугольный вопрос военной тактики той поры. Кто-то предпочитал следовать взглядам Фолара, восставшего против линейной тактики, возведенной в абсолют королем-полководцем Фридрихом II Великим. Так, Мениль-Дюран издал в 1775 г. трактат о преимуществах глубокого строя древних греков и римлян. Спор этот разгорелся с новой силой после Семилетней войны, когда Гибер выступил противником Мениль-Дюрана. Для разрешения принципиального спора французским правительством в 1775 г. были назначены маневры, а маршал Брольи, пользовавшийся в то время большим авторитетом в военных кругах, был избран судьей. Маневры так и не смогли поставить точку над «i» в этом вопросе. Брольи больше склонялся на сторону Мениль-Дюрана, хотя и не ратовал как тот, за применение в бою исключительно холодного оружия и только в глубоких колонн. Сам Гибер, особенно в своем первом сочинении, показал себя сторонником линейной тактики прусского короля. Зато во втором труде он стал более терпим и выказал желание примирить обе концепции. Среди французских офицеров сочинения Гибера вызвали почти единодушное осуждение, и начальство даже запретило их распространение. Для публикации своего труда Гиберу пришлось отправиться в Пруссию, под покровительство Фридриха Великого, чьи взгляды, методы и принципы были ему по душе. В «гостях» у прусского короля Гибер пробыл ок. 2 лет и в 1775 г. вернулся на родину, где за это время его идеи уже успели упасть на благодатную почву. Здесь его опять приняли на службу и поручили командовать полком. В 1782 г. его производят в генерал-майоры и назначают окружным инспектором пехоты в графстве Артуа. Затем он оставил строевую службу и посвятил себя военно-административной деятельности. Гибер принимал деятельное участие во всех армейских реформах, рекомендуя распространить военное обучение во всех классах населения, вплоть «до самых бедных деревень». В его обязанности входила редакция всех положений и уставов (в частности, в пехоте), проходивших через военный совет. Будучи человеком чрезмерно нетерпимым и самоуверенным он нажил массу врагов. Его обвиняли в желании ввести во французской армии суровую немецкую дисциплину, телесные наказания, цепи и др. меры, не соответствующие духу французского народа. Все его попытки оправдаться оказались тщетны и когда на заре революционных событий в 1789 г. он выставил свою кандидатуру от Бургундии в Генеральные штаты, то был забаллотирован. Эти неприятности и неудачи так на него подействовали, что он заболел и вскоре умер. Одному из «отцов» французской военной науки было всего лишь 47 лет и более 2/3 из них он отдал военному делу…

После реформ Грибоваля именно Гибер в своем первом серьезном обобщающем труде – «Общем очерке о тактике», изданном в 1772 г. – подчеркивал необходимость налаживания гибкого взаимодействия разных родов войск на поле боя, а также отмечал превосходство индивидуальности над универсализмом и схоластичностью, которые ограничивали военачальника. Гибер писал, что «основной задачей артиллерии должна являться не атака живой силы противника на всей протяженности фронта, но акцентированный прорыв его порядков там, где может быть нанесен мощный встречный удар». Проще говоря, артиллерия должна была эффективно и слаженно бить по уязвимым точкам неприятельской армии, чтобы сломать строй и обеспечить успех атаки. Работу Гибера прочел и высоко оценил Наполеон, который сделал артиллерию мощнейшим наступательным инструментам на полях сражений.

А теперь вернемся к Карно, который не только знал толк в военном деле, но и был административным гением. Недаром он получил прозвище Организатора Победы! Именно он содействовал слиянию частей состоящих из опытных ветеранов и энергичных новобранцев – этот сплав существенно улучшал их боеспособность, а для связи с фронтом использовал оптический телеграф Шаппэ, аэростаты для разведки и т. п. Гоша осенила идея быстрых атак колоннами и он вкратце изложил ее в своей докладной записке правительству, а Карно возвел ее в абсолют как руководство к действию всем революционным генералам Франции в своем нашумевшем «Общем очерке тактики». Классически законченной она стала благодаря Наполеону Бонапарту и его бесконечным войнам.

Теперь маневренные орудия, объединенные в конные батареи (по 8 штук), наносили массированные огневые удары по наиболее уязвимым местам обороны противника. Если менялась боевая обстановка, кавалерийские батареи (в отличие от пешей артиллерии, чьи канониры обычно шли пешком рядом со своими пушками, их прислуга передвигалась верхом на лошадях, что было быстрее, нежели когда она ехала на орудийных лафетах, передках или зарядных ящиках и, тем самым, увеличивала массу орудия), словно «гончие спущенные со сворок», быстро срывались с места галопом без передков, неслись вперед и занимали новые позиции. Их можно было усилить новыми орудиями или, наоборот, расформировывать. Каждая батарея составляла единую команду. Она была очень подвижна и стреляла залпами.

Заряжали орудия быстро. Если раньше надо было сначала отмерить нужную порцию пороха, засыпать ее в канал, забить деревянную пробку и только потом вложить заряд, то теперь зашивали снаряд вместе с заранее отмеренным количеством пороха в «картузы» – холщовые мешки. Последние, хотя и не представляли собой новейшее изобретение, но позволили серьезно увеличить скорость стрельбы по сравнению с заряжанием рассыпным порохом и затем ядром. Поскольку Грибоваль разработал шкалу прицела и улучшил винтовой механизм вертикальной наводки (поднимающийся/опускающийся ствол давал более точную наводку), то это существенно повысило точность французской артиллерии.

Наступающие колонны противника встречали плотным огнем, способным остановить целые дивизии. На дальние расстояния стреляли ядрами. Для разрушения полевых земляных укреплений и поражения живой силы использовали бомбы и гранаты (той же конструкции, что и бомбы, но меньшего диаметра). Если же враг был рядом и готовился штурмовать батарею, в его порядки в упор выпускали картечь – снаряды, состоящие из обвязанных просмоленной бечевой или уложенных в жестяные картузы (цилиндры) свинцовых или чугунных пуль.

К началу XIX в. артиллерия стала мощным, подвижным и действительно грозным родом войск. Ей стали придавать особое значение. Пройдет совсем немного времени и для ведения сосредоточенного огня на месте предполагаемого прорыва пехоты начнут формировать «большие батареи» примерно из 100 пушек: если под Ваграмом у французов окажется немногим более двух орудий на тысячу солдат, то спустя три года – под Бородино – их будет уже целых три, дальше – больше.

…Но все это будет хоть и скоро, но потом, а пока в провинциальных гарнизонах южной Франции – сначала Валанса, затем Оксонна, потом Ниццы – жизнь Наполеона протекала размеренно и обыденно.

Он был ревностным офицером, прекрасно знавшим свое дело, в особенности тайны артиллерийского искусства. Его познания в этой области неизмеримо превосходили знания многих товарищей по полку. Недаром рассказывали, что Наполеон был одним из любимых учеников сколь знаменитого… дамского угодника, столь и прославленного артиллериста, его Оксоннского начальника барона Жан-Пьера Дютейля-Старшего, чьим наставником был сам прославленный Грибоваль.

Он был ревностным офицером, прекрасно знавшим свое дело, в особенности тайны артиллерийского искусства. Его познания в этой области неизмеримо превосходили знания многих товарищей по полку. Недаром рассказывали, что Наполеон был одним из любимых учеников сколь знаменитого… дамского угодника, столь и прославленного артиллериста, барона Жан-Пьера Дютейля-Старшего, чьим наставником был сам прославленный Грибоваль.

…Генерал-лейтенант королевской Франции (30 ноября 1791 г.), прослуживший в артиллерии 61 год (!!!), потомственный барон, сеньор Помье, Чарс, Руссельер и Во, старший брат рыцаря Жана дю Тейля де Бомона-Младшего (1738—1820), автора очень популярного среди военных той богатой на артиллерийские дарования поры трактата «Использование новой артиллерии в маневренной войне» (1788), Жан-Пьер Дю Тейл (Дютейль) де Бомон-Старший (14/15 июля 1722, Шато-де-Помье в Помье-де-Борепайре/Изер – 22/27 февраля 1794, Лион/Рона) – вошел в историю как один из самых влиятельных защитников юного Наполеоне ди Боунапарте. Сын артиллерийского капитана Франсуа дю Тейля (1704—1758), рыцаря орд. Св. Людовика (Сен-Луи), убитого в самом начале Семилетней войны (1756—1763) в битве при Крефельде и Маргариты де Шамбаран (скончавшейся тогда же), в 9 лет (!) поступил на военную службу в марте 1731 г. добровольцем в артиллерийский корпус. 29 марта 1746 г. он – лейтенант. Потом по состоянию здоровья на полтора года уходил в отставку, правда добровольцем принимал участие в битве при Варбурге. 25 ноября 1761 г. возвращается на военную службу, а 1 января 1777 г. его назначили полковником артиллерийского полка в Ла Фере. С 3 июня 1779 г. он руководит Оксоннским артиллерийским училищем. Не сочувствовал идеям Революции, но службу не оставил и с 1 апреля 1791 г. он – генеральный инспектор артиллерии. 30 ноября 1791 г. его производят в генерал-лейтенанты, а в апреле 1792 г. назначают командующим артиллерией в Рейнской армии, но из-за болезни на свой пост он так и прибыл. В сентябре 1793 г. – командующий артиллерии Альпийской Армии генерала Келлермана, с 22 августа по 9 октября 1793 г. руководил бомбардировкой мятежного Лиона. В феврале 1794 г. 71-летний Дю Тейль был обвинен в задержке отправления артиллерии в Тулонскую осадную армию, арестован тремя членами революционного комитета Гренобля. Отправленный в Лион с представителями народа Колло д'Эрбуа и Фуше (будущего знаменитого министра полиции Наполеона Бонапарта), он был приговорен к смертной казни военной комиссией как роялист и гильотинирован (расстрелян?) 22/27 февраля 1794 г. Наполеон не забыл своего любимого учителя и завещал сыну или внуку (?) Тейля-Старшего 100 тыс. франков «в качестве подарка благодарности за заботу, которую взял этот отважный генерал за него»…

Учителя юного Наполеоне ди Буонапарте – королевского генерала Ж.-П. Дютейля-Старшего не надо путать с его младшим (более «звездным»!? ) братом республиканским генералом Ж. Дютейлем-Младшим, под чьим началом (?) молодой корсиканский артиллерист начинал службу (?) в артиллерийском полку гарнизона в Оксонне.

…Один из видных теоретиков французской артиллерии, дивизионный генерал (11 августа 1793 г.) Жан (порой, в литературе его величают Жан-Филиппом и даже Жозефом!?) Дю Тейл (Дютейль) де Бомон-Младший (7 июля 1738, Ла-Кот-Сен-Андре/Изер – 25 апреля 1820, Анси-сюр-Мозель), младший брат генерал-лейтенанта Жана-Пьера Дю Тейль де Бомона—Старшего (1722—1794), очень рано, как и его брат, определился в артиллерию (11 октября 1747 г., т.е. в 9 лет!). Правда, внештатно в артиллерийском корпусе в батальоне Фонтене. Лейтенантом он стал 1 января 1757 г. А 26 февраля 1769 г. он уже капитан в артиллерийском полку Страсбурга. Потом были артиллерийские полки Тула, Меца и Оксонна. В последнем он был командиром (?) полка в котором довелось служить юному Наполеоне ди Боунапарте. В отличие от старшего брата с энтузиазмом воспринял идеи Революции. В его послужном списке командующего артиллерией были Рейнская, Альпийская  и Итальянская армии. 8 июля 1793 г. – дивизионный генерал (утверждён в чине 11 августа 1793 г.), в том же году благодаря его стараниям с капитана Бонапарта были сняты обвинения в дезертирстве. 31 октября 1793 г. вместе с генералом Франсуа-Амеди Доппе прибыл под Тулон в качестве начальника осадной артиллерии, но (по некоторым данным!?) уступил свой пост Бонапарту, о котором был высокого мнения – «Большие знания, большой ум и слишком много отваги – вот краткий набросок добродетелей этого редкостного офицера». 19 января 1794 г. из-за аристократического происхождения его отстраняют от должности, а 4 апреля 1794 г. отправляют в отставку. 24 августа 1798 г. вернулся к активной службе. 14 июня 1804 г. его посвящают в Коммандоры орд. Почетного легиона. 23 декабря 1813 г. вышел в отставку и умер 25 апреля 1820 г. в Анси-сюр-Мозель в возрасте 82 лет, оставив после себе важные теоретические работы по артиллерии: «Пехотные маневры противостоят кавалерии и нападают на нее успешно» («Manoeuvres d, infanterie pour resister a la cavalerie et l, attaquer avec succes») 1782 г. и, конечно, знаковый тракт той поры – «Использование новой артиллерии в полевой (маневренной) войне; необходимые знания для офицеров» («Usage de l, artillerie nouvelle dans la guerre de campagne; connaissance necessaire aux officiers destines a commander toutes les aunes») 1788. Именно Жан Дютейль-Младший первым стал призывать к превращению артиллерии из привычного в прошлом придатка к пехоте в отдельный род войск, способный самостоятельно вести наступательные действия во взаимодействии с пехотой. В частности, он рекомендовал вести артиллерийский огонь, в первую очередь, не по батареям противника, а по его живой силе, переключаясь на вражескую артиллерию только за неимением других целей или же, если ее пушки наносят слишком большой урон собственным войскам…

Его старший брат, Жан-Пьер Дютейль-Старший одним из первых почувствовал великое будущее юного Бонапарта. Его поддержка и отеческая опека очень помогли Бонапарту максимально глубоко изучить военное искусство в целом и артиллерийское дело в частности. Именно тогда юный Наполеон сочиняет свой первый небольшой военный трактат, естественно, посвященный столь любимой им баллистике, «О метании бомб». Старик давал читать своему любимцу необходимые ему книги и всегда находил время обсудить их. Очень скоро Бонапарт стал большим знатоком творческого наследия великих полководцев прошлого: от персидского царя Кира Великого до прусского короля Фридриха II Великого. При этом он позднее говорил, что из их ошибок и недостатков он извлек для себя не меньше, чем из их успехов.

…Между прочим, повторимся, что спустя годы «фронтовые пути-дороги» Наполеона с братьями Дютейлями пересекутся, причем, как напрямую, так и косвенно. Это случиться при осаде Тулона в 1793 г., где Наполеон будет командовать артиллерией французской революционной армии, а его старого учителя в артиллерийском ремесле вместе с прославленным младшим братом-артиллеристом-генералом туда закинет нелегкая судьба гонимых революцией аристократов. Рассказывали, что вроде бы и на этот раз наставник весьма поможет своему любимому ученику дельными практическими советами, вплоть до поставок снарядов. Правда, часы Дютейля-Старшего уже сочтены. Его, как уже говорилось выше, ретиво выполняя революционные разнарядки по уничтожению старорежимных военспецов, отправят на гильотину революционные комиссары, будущий наполеоновский министр полиции Фуше и бывший актер странствующей труппы и драматург-комедиограф Жан-Мари Колло д’Эрбуа (19 июня 1749, Париж – 8 июня/8 января1796, Кайенна) из семьи парижского ювелира, начавший театральную карьеру в качестве актёра, а в 1787 г. ставший администратором театра в Лионе. В 1789 г. д’Эрбуа оказался в Париже, и быстро стал известен как оратор, получив к тому же премию, назначенную якобинцами за книгу для чтения крестьянам, лучше всего объясняющую выгоды конституции. Колло был одним из руководителей восстания 10 августа 1792 г., депутатом Конвента. 21 сентября он предложил отменить королевскую власть и провозгласить республику; позже он подал голос за смерть короля. 13—27 июня 1793 г. занимал должность председателя (президента) Конвента. 7 ноября 1793 г. Колло прибыл в Лион по поручению Комитета общественного спасения для расследования убийства революционера Шалье. Следствием этой лионской миссии д’Эрбуа, которому ассистировал Фуше, стали массовые казни противников республики. Для экономии времени Колло д’Эрбуа заменил обычную практику гильотинирования расстрелом картечью, которую он впоследствии назовёт проявлением гуманности. 9 термидора д’Эрбуа принял участие в термидорианском перевороте, но затем был обвинён Директорией как «палач Франции» и в 1795 г. сослан в Кайенну, где предпринял неудавшуюся попытку организовать восстание негров против белых. Здесь «палач Франции» и умер от жёлтой лихорадки в возрасте 47 лет. Такова вкратце судьба палача одного из любимых учителей будущего императора Франции Наполеона Бонапарта! Напрасно старый артиллерист показывал им (Колло и Фуше) присланные ему Наполеоном письма с благодарностями за разумные советы, распоряжения и энергию при организации артиллерии под Тулоном! В списке приговоренных к казни напротив фамилии Дютейль уже был поставлен крестик, перечеркнувший его жизненный путь на 72 году жизни! Если Колло д’Эрбуа вскоре сгинет в ссылке в жарко-влажной Гвиане, то судьба Фуше гораздо интереснее. Спустя годы, всегда осторожный Фуше, не зная о дружбе старого королевского генерала и молоденького корсиканского офицерика, как-то необдуманно хвастливо проболтается могущественному Наполеону и об этом «подвиге» из своего «славного революционного прошлого». «Дютейль был добрым человеком и… – здесь Бонапарт сделал театрально-длинную паузу – и моим любимым учителем!» – добавил он. В мгновенно наступившей тишине французский император бросил такой взгляд своих редко мигающих серо-стальных глаз на министра полиции, что тот мгновенно побелел как мел и покрылся мокрой испариной… Продолжения этой истории не последовало: Фуше, как блестящий профессионал своего дела, был нужен своему патрону, а дела тот всегда ставил выше всего остального! Хотя с Фуше, как потом стало ясно – очень сильно (роковым образом!?) ошибался…

…Лучший сыщик Франции конца XVIII – начала XIX вв., а заодно и цареубийца, Жозеф Фуше (21 мая 1759, Ле-Пельрен близ Нанта – 25 или 26 декабря 1820, Триест), человек с рыбьими глазами и мертвенно-бледным лицом, «прославившийся» своими зверствами в Лионе (количество отправленных им на гильотину до сих вызывает споры у историков), считался чуть не главным конкурентом Талейрана в хитроумии и интриганстве. Именно к нему относятся слова Наполеона – «он интриговал всегда, везде, всеми силами и против всех!» И тем не менее, этот безусловный гений всепроникающего политического сыска, знаменитый министр полиции Наполеона, все же, не был самым крупным интриганом своей эпохи. В этом весьма неблаговидном занятии он уступал пальму первенства несомненному корифею продажности Талейрану. Будучи человеком государственного ума и тонким политиком, Фуше предавал потому, что никогда не хотел оказаться на стороне… проигравших. Будущая «звезда сыска» (а сыск, как мафия, наркомания и проституция – бессмертен!) получил духовное образование: учился в Париже в конгрегации ораторианцев; по окончании курса поступил в ту же конгрегацию и был в разных учебных заведениях профессором математики и философии. Несмотря на принадлежность к духовному ордену, он постоянно и очень охотно глумился над религией и выставлял напоказ свой атеизм, в особенности, когда начались бурно-мутные годы Французской революции. Эта всеобщая анархия застала его начальником колледжа в Нанте. Фуше покинул его и выступил в том же городе адвокатом и вместе с тем горячим членом крайних радикальных клубов. В 1792 г. его выбрали в Конвент, где он примкнул к партии монтаньяров. В числе прочих он голосовал за казнь Людовика XVI, против апелляции к народу и против отсрочки. В марте 1793 г. Фуше был отправлен Конвентом в департамент Нижней Луары, с обязательством собрать там ополчение. В июне того года он уже – в западных и центральных департаментах бурлящей Франции, чтобы там «приглашать граждан вооружиться против вандейцев». Во время этой командировки он усиленно насаждал революционные идеи. Так, в Невере он запретил всякие религиозные манифестации вне церквей, не исключая и похорон, которым придал таким образом чисто гражданский характер. Более того, он удалил с городского кладбища все кресты и поставил статую с риторической подписью: «Смерть есть вечный сон». В октябре 1793 г. он вместе с Колло д'Эрбуа был отправлен в Лион для восстановления там спокойствия после федералистского восстания, что он и исполнил, расстреляв уйму народа: этим ужасным кровопролитием он потом с гордостью хвастался. Вернется Фуше в Париж незадолго до казни Дантона, где его изберут председателем клуба якобинцев. Однако неожиданно для многих он станет порицать крайности террора и окажется противником Робеспьера, который добьется его удаления из клуба якобинцев и уже будет готов предпринять ещё более крутые меры против него. Лишь падение и казнь Робеспьера, в котором Фуше примет деятельное участие, позволит последнему спасти свою шкуру. Несмотря на то, что Фуше после 9 термидора окажется в рядах умеренных, всё-таки в августе 1795 г. его арестуют, как террориста, но общая амнистия 4 брюмера IV года позволит ему выйти на свободу. В 1798 г. он, по рекомендации Барраса, с которым был в хороших отношениях, получит пост посланника в Цизальпинскую республику, но скоро его отзовут оттуда из-за затеянной им вместе с генералом Брюнном попытки государственного переворота, и переведут посланником в Голландию. В августе 1799 г. он займет пост министра полиции. И тут окажется, что именно в этой должности Фуше, более чем где бы то ни было – на своём месте. Издавна посвящённый в интриги различных партий и отдельных личностей, он прекрасно знал их отношения и внутреннее состояние и умел искусно пользоваться своими знаниями. Фуше сумеет превосходно организовать шпионство и провокаторство, благодаря чему в значительной степени будет руководить деятельностью многих лиц и властвовать над ними. В это время всходила «звезда» генерала Бонапарта: дальновидный Фуше решит стать на его сторону и энергично поддержать при совершении им переворота 18 брюмера. От старого радикализма останется уже весьма немного: Фуше в первые же дни после переворота примет крутые меры против якобинцев, клуб которых был им закрыт ещё до 18 брюмера, запретит 11 журналов и т. д. Однако он не сумеет предупредить покушение на жизнь Наполеона при помощи адской машины (1800 г.), что вызовет у того недовольство против него. Тем не менее, он сохранит свой пост до сентября 1802 г. Наполеон вознаградит его денежной «премией» в 2,4 млн. франков и постом сенатора. Неспособность его заместителей следить за действиями и замыслами враждебных Наполеону партий и лиц (хотя они раскрыли заговор Кадудаля и Пишегрю) и услуги, оказанные ему Фуше в качестве сенатора при основании империи, заставили Наполеона, в июле 1804 г., вновь назначить его министром полиции. Его здравый смысл и немалая гибкость позволяли ему держать баланс между доверием и недоверием ко всем тем неисчислимым тысячам доносов, которые ежедневно ложились к нему на стол. Хорошо известно его изречение на эту тему: «Полиция – это факел правосудия, но не его меч». Высказывая это он явно руководствовался тем, что «агент обязан регулярно доносить о кознях врагов государства, а если ему ничего не этот счет не известно, то он начинает попросту измышлять». Именно поэтому при нем репрессивная машина Наполеона не пошла вразнос. Коек-кто из историков не исключает, что вроде бы Фуше мог быть против нашумевшего в монархической Европе расстрела герцога Энгиенского в марте 1804 г. и ему даже приписывают по этому поводу слова: «Это хуже, чем преступление, это – политическая ошибка» (на самом деле это мог сказать совсем другой политик, и кстати, отнюдь не Талейран; позже мы вернемся к этому событию). В тоже время это весьма сомнительно, поскольку тогда бы Фуше вряд ли вернулся бы в министерское кресло столь особо значимой важности. В 1809 г. Фуше получит титул герцога Отрантского и значительное поместье. С того же года начиная, министр полиции Франции, предусматривая падение Наполеона, вступит в тайные переговоры с одной стороны с легитимистами, с другой – с республиканцами, а также с правительством Великобритании. Правда, предав французского императора в 1809 г., Фуше просчитается: он недооценит эффективности тайной полиции генерала Савари, человека приставленного Наполеоном следить за всеми теми, кто следит за… всеми. В 1810 г. император даст Фуше отставку. Тогда Фуше сожжет или спрячет значительное количество важных документов своего министерства, желая поставить в затруднительное положение приставленного Бонапартом следить за ним Савари, или, может быть, воспользоваться ими впоследствии против Наполеона. Опасаясь преследования за это, он скроется за границу. В 1811 г. Фуше получит позволение вернуться в Париж и скоро – в 1813 г. – добьется назначения на пост посланника в Неаполь. Как только Людовик XVIII вернется в Париж, Фуше окажется в числе горячих сторонников Бурбонов. Но когда Наполеон покинет о-в Эльбу и высадится во Франции, то Фуше в числе первых приветствует его как Избавителя Отечества. Наполеон, ради собственной безопасности, вынужден будет в третий раз назначить его министром полиции только потому, что у него не было другой достойной в профессиональном смысле кандидатуры на этот важнейший в государстве пост. Ничего хорошего из этой затеи Бонапарта не получится – Фуше все это время будет «играть против Наполеона», в частности, он и на этот раз продолжит свои тайные переговоры с Людовиком XVIII и австрийским канцлером Меттернихом. После Ватерлоо он будет рьяно настаивать на очередном отречении Наполеона и станет членом Временного правительства, назначенного палатами. В этой должности Фуше окажет содействие Второй Реставрации Бурбонов. Людовик XVIII в награду назначит его в четвёртый раз на все тот же пост министра полиции. Однако в немалой степени поспособствовав вторичному отречению Бонапарта, сам Фуше от этого шага, все же, ничего не выиграл: нападки на него ультрароялистов, не желавших простить ему его революционного прошлого, понудят Людовика XVIII убрать из своего окружении человека, «обагрившего свои руки» кровью его родственника Людовика XVI. Гения сыска переместят в сентябре 1815 г. на пост французского посланника в Дрездене. Здесь его настигнет декрет от 6 января 1816 г. об изгнании из Франции цареубийц. Фуше потеряет своё место и уедет в Австрию, где получит гражданство и проведет конец жизни. Он умрет на чужбине – в Триесте – за несколько месяцев до смерти человека, сказавшего на о-ве Святой Елены: «Мне, конечно, нужно было приказать повесить Фуше, когда я мог это сделать. Теперь же я оставляю это дело Бурбонам!» Трижды кавалер орд. Почетного легиона (Легионер – 2.10.1803 г., Великий офицер – 14.06.1804 г. и Большой орёл – 2.02.1805 г.) скончается в 61 год, оставив своим сыновьям Атанасу и Жозефу-Либерте огромное состояние – 14 млн. франков.