Текст книги "«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том IV. «Вторая Польская кампания, или Роковой поход в Россию сугубо в фактах»"

15 (27) июля главные русские силы Тормасова (до 18 тыс. солдат с 130 орудиями) подошли к небольшому городку Кобрин на юго-западе Белоруссии на реке Мухавце (восточный приток Буга). Тормасов – с юга, а отряды Ламберта и Щербатова – с запада.

Его занимала 5-тысячная саксонская бригада генерал-майора Кленгеля из 22-й пех. дивизии корпуса Ренье. Саксонцы ожидали русских со стороны Бреста и заняли позицию в 2 км от города силами кавалерии на дороге и стрелками вдоль нее. С юга они засели в зданиях усадьбы на окраине города, преграждая вход авангарду Тормасова.

Ранним утром Ламберт с запада атаковал противника силами иррегулярной конницы, стараясь выманить саксонцев в открытое поле. Тормасов приказал генералу Чаплицу с авангардом обойти Кобрин с востока, при этом оставив немного кавалерии для блокирования засевших в зданиях на южной окраине солдат Кленгеля. Ламберту удалось сбить заслон саксонцев с дороги, но они закрепились в городских зданиях, преграждая путь в город с запада. Когда Чаплиц ворвался с 13-м егерским полком в Кобрин с востока, Ламберт послал два полка иррегулярной конницы на северную дорогу на Пружаны, чтобы отрезать саксонцам пути отхода.

В общем, бригада Кленгеля оказалась в полном окружении. Саксонцы попытались было сбить заслон русских с дороги на Пружаны, но были отброшены обратно в Кобрин.

Тем временем, в 9 часов утра к Кобрину подтянулись главные силы русских. Тормасов послал в Кобрин ещё два пехотных полка, остальные полки окружили городок плотным кольцом. Русская артиллерия легко расстреливала любую позицию и, в конце концов, городок сгорел.

К полудню сражение окончилось, оставшиеся в живых саксонцы во главе с генералом Кленгелем были загнаны в полуразрушенный Кобринский замок и сдались в плен.

По рапорту Тормасова саксонцы потеряли ок. 2 тыс., в плен попали 2.382 солдат, а также 76 офицеров и 2 генерала, в том числе, сам Кленгель и 8 орудий. Тогда как у русских погибло 77 человек и 181 получили ранения.

Император Александр I щедро отметил первую крупную победу в той войне. Тормасов получил орд. Св. Георгия 2-го класса (награду полководческого формата – Я.Н.) и 50 тыс. рубл., а один из главных ее творцов, граф Ламберт – золотую саблю с надписью «За храбрость», украшенную алмазами.

Примечательно, что в день разгрома саксонской бригады в Кобрине на основном театре военных действий 1-я Западная армия Барклая после тяжелых арьергардных боев под Островно начала отход к Смоленску.

Сам Ренье не дошёл до Кобрина 25 км. Узнав о разгроме своей бригады, он стал отступать на север к Слониму, преследуемый войсками Тормасова.

Видя, что слабый корпус Ренье не в силах удержать Тормасова, Наполеон решил не рисковать своим правофланговым тылом и не стал привлекать на главное направление 30-34-тысячный (данные разнятся) австрийский корпус генерала Шварценберга. Последний с согласия Наполеона повернул свои войска на помощь к VII-му корпусу Ренье. Таким образом, армия Тормасова оттянула-таки на себя крупные силы Шварценберга, ослабив напор Великой армии на главном направлении.

12 августа (31 июля) объединившиеся Шварценберг с Ренье атаковали немного севернее Кобрина под местечком Городечно Кобринского уезда Гродненской губернии (ныне – Пружанский район, Брестская область) часть сил 3-й резервной Обсервационной армии генерала Тормасова.

Если у русских могло быть 16—18 тыс., то противники, судя по всему, обладали двойным превосходством – ок. 40 тыс. С фронта к русской позиции можно было подойти лишь по трем плотинам, шедшим через болотистый приток реки Мухавец. Ее правый фланг упирался в болото, а левый прикрывался лесом (считавшимся непроходимым), через который проходила дорога на Кобрин.

Австрийский князь Шварценберг пошел в обход левого фланга Тормасова. Его неожиданное появление вынудило Тормасова перебросить туда почти все свои силы. Все атаки неприятеля на левый фланг русских оказались отбиты, тогда как в лоб их атаковать враг не решился.

В результате, Тормасов, несмотря на большое превосходство неприятельских сил, смог продержаться на своей позиции вплоть до темноты. Только ночью, опасаясь за свои пути отхода, он отошел к Кобрину.

Потеряв в том сражении до 1.2 тыс. чел., к сентябрю он отступил на юг до Луцка, укрепившись на восточном берегу реки Стырь.

Симптоматично, что на этом (южном) направлении действий Великой армии в основном воевали саксонские сателлиты французского императора, тогда как австрийцы предпочитали «топтаться на месте», стараясь ограничиться артиллерийскими обстрелами и манёврами в стиле «шаг вперед – два назад».

В результате, на южном «фронте» будут вестись вялотекущие боевые действия в малонаселённой болотистой местности в районе Луцка. Только с подходом в середине сентября Дунайской армии Чичагова Тормасов обретет численное превосходство над Шварценбергом и 23 сентября перейдет в наступление.

…Кстати, помимо войск Тормасова на этом участке военных действий находился еще и 2-й русский резервный корпус генерала Эртеля, сформированный в Мозыре и оказывавший поддержку блокированному гарнизону Бобруйска. Для этой блокады, а также для прикрытия своих линий сообщений от войск Эртеля французский император оставил 8-тысячную дивизию генерала Домбровского из V-го Польского корпуса Юзефа Понятовского – одного из своих наиболее боевито настроенных союзников в том походе…

После соединения 3 августа под Смоленском 2-й Западной армии Багратиона (примерно 40 тыс.) с основной 1-й Западной армией Барклая-де-Толли (ок. 90.500 чел.) на театре военных действий наступило затишье. Багратион добровольно подчинился в интересах дела командующему более крупной армией Барклаю-де-Толли, но поскольку назначенного Александром I единого начальника не было, то фактически царило двуначалие.

В свою очередь, французский император остановился в Витебске для того, чтобы подтянуть тылы и привести в порядок измотанные быстрым наступлением части. Для улучшения фуражировки и обеспечения продовольствием армии Наполеон был вынужден разбросать свои войска на большом пространстве.

В тоже время, русские войска после соединения сил двух армий также получили передышку. Большинство офицеров объединённой армии полагали необходимым прекратить отступать и самим перейти в наступление. К этому, по их мнению, этому очень способствовало разбросанное положение войск Наполеона.

В Витебске находился сам Наполеон со своей гвардией и одной дивизией I-го корпуса Даву, в Сураже – корпус его пасынка Эжена де Богарнэ, в Половичах – две дивизии I-го корпуса, в Лиозно – весь III-й корпус Нея, в Рудне – 3 кавалерийских корпуса Мюрата, в Орше – VIII-й корпус генерала Жюно, около Расасны – остальные части I-го корпуса Даву, в Могилёве – V-й польский корпус Понятовского.

Несмотря на то, что формально исполняющий обязанности главнокомандующего, Барклай-де-Толли был сторонником дальнейшего отступления, но под общим давлением генералитета и, не имея более в оправдание разделения армии, он, все же, отдал приказ о наступлении на кавалерийские корпуса Мюрата, расположенные по сведениям разведки в Рудне – маленьком городке в 68 км к западу от Смоленска.

План наступления против значительно превосходящей армии Наполеона не всеми в армии воспринимался однозначно. Отдельные пытливые умы, например, считавшийся одним из крупнейших военных аналитиков своего времени, служивший тогда в русской армии, Карл Клаузевиц, очевидец той ситуации, трезво оценивавший шансы на успех, иронизировал, что, несмотря на возможные частные успехи русской армии, ей все равно пришлось бы «… или принять сражение со всей французской армией, или продолжить своё отступление».

Так или иначе, но 27 июля (8 августа) началось движение главных сил русской армии от Смоленска на Рудню. Предполагалось (!) обнаружить там (!) центр (!) французской позиции. В случае успешного исхода дела было запланировано развить успех и обрушиться на левый фланг противника, расположенный в Сураже с его передовыми постами в Велиже и в Поречье.

Для прикрытия на случай неожиданного движения французов с их правого фланга в Красном (в 45 км к юго-западу от Смоленска) был оставлен отряд генерал-майора Оленина, которому в подкрепление направили свежеукомплектованную (во многом новобранцами) 27-ю пехотную дивизию Неверовского и Харьковский драгунский полк. К северу от Смоленска, в районе Велижа и Поречья действовал специально сформированный «летучий» конно-диверсионный (воздержимся от термина «партизанский» – Я.Н.) отряд барона Винценгероде.

Совсем немного не дойдя до Рудни, войска остановились на отдых. Тем временем, на ближних подступах к Рудне казаки генерала Платова столкнулись с сильным неприятельским отрядом и опрокинули его, тем самым, вселив в войска надежду на успех всей наступательной операции. Тем более, что отовсюду стали приходить известия о новых локальных успехаха – об опрокинутых вражеских пикетах.

Правда, затем пришла новость об отражении противником казачьего набега на Поречье (к северу от Смоленска). Именно это известие сильно обеспокоило всегда такого крайне осторожного и расчетливого Барклая-де-Толли. Не обладая надёжными сведениями о расположении неприятельских корпусов, он остановил продвижение к Рудне и перевёл всю 1-ю армию на пореченскую дорогу. Там Барклай-де-Толли (в нерешительности? – Я.Н.) простоял целых четыре дня. Не исключено, что если бы у Наполеона в Поречье стояли крупные сил, то они могли бы отрезать 1-й армии дорогу к отступлению (что могло бы привести к непредсказуемым для русских последствиям для всего хода кампании? – Я.Н.). По сути дела это был один из самых критических моментов во всей кампании, но, как говорят в таких случаях «Бог миловал». Выяснив, что слухи о сосредоточении врага в Поречье оказались ложными, Барклай всё-таки решился на продвижение к Рудне 13—14 августа.

Скоро передовые казачьи разъезды сообщили, что противник оставил Поречье, а также Рудню и Велиж. Более того, от местных жителей стало известно, что враг 14 августа уже переправился на другой (левый) берег Днепра возле Расасни, и теперь главные силы русской армии и основные силы Наполеона разделял Днепр. По всему выходило, что готовившийся удар русских, оказывался направлен в пустоту.

В связи с этим «промахом-просчетом» современники крайне резко отзывались об осторожной медлительности Барклая-де-Толли, упустившего, по их мнению, шанс нанести врагу хотя бы локально-частичное поражение. Как результат, авторитет Барклая в войсках сильно пошатнулся, усилился его разлад с амбициозно-агрессивным Багратионом, популярным в войсках «суворовским соколом».

Как это, порой, бывает на войне, случай помог Бонапарту найти оптимальное решение для продолжения русской кампании. Из перехваченного личного письма одного из русских офицеров Наполеон узнал о готовившемся наступлении, и поэтому заранее составил план ответных действий. План предусматривал объединение разрозненных корпусов, переправу всех сил через Днепр и захват Смоленска с юга. В районе этого города Наполеон мог либо переправиться снова на правый берег, и перерезать русским дорогу на Москву, либо втянуть русских в генеральное сражение, если Барклай-де-Толли решился бы защищать город всеми своими силами. Из него Наполеон мог также перерезать дорогу на Москву перед Дорогобужем, совершив обходный манёвр без переправы через Днепр.

В общем, ситуация на главном театре военных действий складывалась для основных сил русских крайне «неласковая». (По сути дела всего за очень короткий промежуток времени произошел еще один очень критический для русской армии момент, но, как говорят в таких случаях, опять «Бог был милостив» – Я.Н.).

Прознав об успехе казаков Платова под Руднью Наполеон немедленно начал свой глубокий обходной манёвр, и всей (чуть ли не 180-тысячной; данные, как всегда, разнятся) армией вышел к Красному, где на его пути был один лишь Неверовский со своей 27-й пехдивизией.

По мнению все того же Клаузевица, Наполеон совершил здесь крупнейшую ошибку в Русском походе 1812 года. Он мог двинуться всей армией, которая в полтора раза превышала силы двух русских армий, на Смоленск прямой дорогой со стороны Витебска, не переправляясь через Днепр. Его армия, находясь на правом берегу Днепра, гораздо сильнее угрожала Московской дороге, чем при переходе её на левый берег, где Смоленск (на левом берегу) и река на известном участке прикрывают эту дорогу. Смоленск был бы взят без боя. Впрочем, это всего лишь частное мнение, хотя и профессионального военного… Тем более, что «задним умом – все крепки»…

Не секрет, что главной задачей французского императора на протяжении всей Русской кампании 1812 г. было создать такие условия, что русские никак бы не могли избежать генерального сражения. Все его предыдущие манёвры приводили лишь к отодвиганию русской армии на восток, что, в общем-то, ухудшало стратегически положение Наполеона. Возможно, именно «нерешительность» Барклая-де-Толли, за которую он подвергся оголтелой травле современников (да и сегодня, чего греха таить, у него немало врагов среди апологетов полководческого наследия Кутузова, т.е. «кутузоведов» – Я.Н.), спасла русскую армию. Если бы русские увлеклись наступлением на Рудню и дальше, разбивая отдельно стоящие небольшие отряды неприятеля, у них в тылу оказалась бы вся армия Наполеона. Сам Наполеон потом так «объяснялся» в своих мемуарах: «… Если б мы застали Смоленск врасплох, то, перешедши Днепр, атаковали бы в тыл русскую армию и отбросили её на север. Такого решительного удара совершить не удалось».

Но вернемся в Красное, где 14 августа разгорелся бой, во многом определивший судьбу русской армии, а заодно и ход Отечественной войны 1812 г. (Так ее называть стали много позже.)

…Кстати, не надо путать этот бой под Красным с одноименным сражением (вернее, чередой боев 3 [15] ноября —6 [18] ноября) под этим же городом уже осенью того же года, когда решалась судьба ретирующейся из Москвы Великой армии французского императора…

Генерал Неверовский, узнав о приближении противника, выстроил свою 6-тысячную (есть и другие данные о ее численности – Я.Н.) дивизию на дороге перед городом с твердым намерением отстоять его. Однако прибывшие передовые посты казаков сообщили о надвигавшихся огромных силах неприятеля.

Неверовский решил действовать согласно обстановке: зло огрызаясь, арьергадными боями, медленно отходить назад – с позиции на позицию, если, конечно, врага не задавит его всей своей массой войск. Так в тыл был отправлен 50-й егерский полк и часть артиллерии, а в Красном остался лишь один батальон 49-го егерского полка с несколькими пушками, остальная часть дивизии была построена на дороге за городом.

Началось все с того, что Ней стремительной атакой выбил из города егерей, которые потеряли все орудия. 15-тысячная кавалерия Мюрата прошла через город и атаковала позиции Неверовского. Харьковские драгуны в отчаянной контратаке понесли большие потери и были вынуждены отойти. Пехота, отбив первые атаки, построилась в каре и начала медленное движение к Смоленску.

Дивизия шла по дороге, заслоняясь придорожным лесом с флангов, иногда останавливаясь и отгоняя залпами французскую кавалерию. Французы охватили дивизию с двух сторон и с тыла, захватили часть посланной назад артиллерии, но остановить дивизию не могли. После атак углы каре расстраивались, тогда солдаты, оставшиеся вне рядов, падали под клинками (саблями и палашами) рубивших их сверху мюратовских кавалеристов.

Через 12 км дорога вышла к деревне, где рвы и придорожный лес исчезли, и дальнейший путь лежал по открытой местности, на которой естественно господствовала кавалерия. Дивизию плотно окружили и она не могла двигаться вперёд. Оставалось пройти ещё 5 километров, чтобы соединиться с 50-м егерским полком, находившимся впереди за речкой. Пришлось Неверовскому оставить по пути заслон с однозначным приказом: «Всем лечь, но врага задержать!!!» Отправленные на верную смерть солдаты, прикрывая отход дивизии, были отрезаны и, подобно «300 спартанцам царя Леонида» погибли. За километр от речки открыли огонь 2 уцелевшие пушки. Противник, полагая, что к русским прибыло подкрепление, прекратил преследование.

Следует признать, что войска Неверовского спасало от полного истребления лишь отсутствие у врага сильной артиллерии. Отступление генерала Неверовского – один из самых широко известных эпизодов Отечественной войны. Тогда недавно сформированная пехотная дивизия, наполовину состоящая из новобранцев, смогла спастись посреди моря неприятельской кавалерии, хотя и потеряла не менее 1.5 тыс. бойцов. Свой урон противник оценил в 500 человек.

Современные историки склонны полагать, что упорное сопротивление 27-й пехотной дивизии генерала Неверовского не оказало существенного влияния на скорость передвижения основной массы Великой армии к Смоленску. Однако ожесточённый бой под Красным прояснил обстановку, позволив русскому командованию определить местонахождение и направление движения главных сил врага.

Пока гремел бой под Красным русская армия совершала ряд запутанных манёвров на Рудненской и Пореченской дорогах. 7-й корпус генерал-лейтенанта Раевского находился в Смоленске и должен был выступить, однако из-за задержки 2-й гренадерской дивизии генерал-лейтенанта принца Карла Мекленбургского (по свидетельству всем известного в русской армии ёры, генерала А. П. Ермолова это случилось из-за сильно нетрезвого состояния ее командира; в свою очередь, сам Алексей Петрович умел в теплой кампании крутых мужиков-«братьев по оружию» очень крепко «заложить за воротник»/«взять нагрудь»/«накатить», но по причине поистине богатырского здоровья не пьянеть и оставаться «в форме» независимо от «опрокинутого литража» – Я.Н.), выступил только в 8 вечера, и успел к счастью пройти только 15 километров.

На следующий день, 15 августа, Багратион получил послание от Неверовского о произошедшем бое и, оценив обстановку, начал разворачивать войска на Смоленск. Раевскому было приказано отправиться на поддержку Неверовского. Он миновал Смоленск, присоединил оставшихся солдат из обескровленной и измочаленной противостоянием под Красным дивизии Неверовского и занял позицию в 6 километрах от Смоленска по дороге на Красный. Однако перед лицом всей Великой армии было решено отступить в Смоленск, имевший хоть какие-то укрепления.

Так, в ночь с 15 на 16 августа Раевский с 15 тысячами занял предместья Смоленска. Из госпиталей было взято несколько сотен выздоравливающих и легкораненых. Барклай-де-Толли и Багратион со своими войсками находились в 30—40 км от города, и могли оказать поддержку лишь на следующий день.

Принято считать, что Барклай-де-Толли был против этого ненужного на его взгляд сражения, но на тот момент в русской армии уже царило фактическое двоевластие.

Смоленск с его 15-тысячным населением располагался на склоне левого (южного) берега Днепра, на правом берегу находилось только Петербургское предместье. Ещё пару веков назад он был окружен крепостной стеной из красного кирпича высотой 13—19 м и толщиной 5—6 м, с несколькими проломами и тремя воротами. Были также полуразрушенные земляные укрепления бастионного типа. Предместья из деревянных построек опоясывали город с юга полукольцом от Днепра до Днепра. Однако ни стены, ни укрепления не имели необходимых фортификационных сооружений для размещения артиллерии, поэтому оборонительные бои пришлось вести в основном в предместьях.

В 8 часов утра 16 августа со стороны Красного показались три пехотные колонны маршала Нея. Полагая, что в городе стоит только изрядно потрёпанная дивизия Неверовского, азартный смельчак Ней с ходу попытался атаковать Смоленск, но откатился окровавленный, потеряв целый батальон. Основной удар пришёлся на Красненское предместье и королевский бастион (пятиугольное насыпное укрепление, построенное ещё польским королём Сигизмундом III в юго-западном углу), которые защищала свежая дивизия Паскевича.

Только к полудню появились другие части Великой армии и начался обстрел города. Поскольку ему подвергались в основном старые стены крепости, то русские войска, расположенные преимущественно в предместьях и во рву, окружающем город, не понесли больших потерь от огня.

К 16 часам к Смоленску подтянулся корпус маршала Даву. Но больше атак на Смоленск в этот день не производилось, кроме беспокоящего ружейного и пушечного обстрела. Наполеон рассчитывал на генеральное сражению в поле перед городом и готовил к нему свои войска.

Тем временем, ок. 17 часов на противоположном (правом) берегу Днепра, наконец показалась 2-я Западная армия Багратиона. И уже ближе к вечеру Раевский получил от него подкрепления в виде 2-й кирасирской и 2-й гренадерской дивизий. А вечером прибыл к Смоленску и Барклай-де-Толли со своими войсками.

Так или иначе, но во многом благодаря случайной задержке корпуса Раевского и героизму солдат Неверовского, в первый день сражения за Смоленск враг не получил возможности захватить беззащитный на тот момент город сходу, а вынужден был «встать в позицию».

Позиция для генерального сражения в районе Смоленска была невыгодна для русской стороны. Имея значительно превосходящие силы, Наполеон мог обойти русскую армию с востока, вынудив её отступать по неподготовленной дороге на север, или вступить с меньшими силами в сражение с предсказуемо-отрицательным результатом.

И уже в ночной темноте Барклай, опасаясь быть отрезанным от Московской дороги, решил отправить армию Багратиона к Валутину для защиты путей отхода. С оставшимися 75 тыс. войск Барклай-де-Толли мог наблюдать за развитием событий с правого берега Днепра, ничем не рискуя.

Сражение за Смоленск по замыслу Барклая превратилось в очередной кровавый арьергардный бой с целью задержать противника и нанести ему как можно больший урон.

Понесший потери 7-й корпус Раевского в ночь с 16 на 17 августа был сменён 6-м корпусом генерала от инфантерии Дохтурова, которому дополнительно придали всю ту же героическую 27-ю дивизию Неверовского, свежую 3-ю дивизию Коновницына и кавалерию генерала Уварова. Войска разместили резервы под прикрытием стен в каменном городе, многочисленная русская артиллерия заняла земляные бастионы перед стенами крепости. Поскольку город на левом берегу прекрасно просматривался с высот другого берега, то для поддержки обороняющихся на высотах противоположного правого берега Днепра были установлены сильные дальнобойные батареи.

Утром Наполеон, зная о присутствии всей русской армии, с нетерпением ожидал долгожданного выхода противника в поле для генерального сражения, столь нужного для серьезно углубившейся натерриторию России Великой армии, но не для «игравших в свою игру» русских. Когда ему донесли об отходе армии Багратиона, он лично прибыл на Шеин острог наблюдать передвижение русских войск. После этого он приказал найти брод для переправы и последующего удара в стык русских армий с целью их разъединить. После того, как броды не были найдены, причём, несколько лошадей утонуло в стремнине, он приказал начать бомбардировку и в 13 часов повёл атаку на город с разных сторон. Его войска овладели предместьями, однако не могли продвинуться дальше старой крепостной стены. Наполеон велел артиллерии пробить брешь в стене, но эта попытка не удалась, хотя местами палили из пушек почти в упор. Правда, осколки больших 12-фунтовых ядер рикошетили в ров перед стеной, вынуждая русских покинуть это укрытие. Зато снаряды зажгли предместья и постройки в самом городе.

Ок. 14 часов Наполеон приказал Польскому корпусу Понятовского атаковать Молоховские ворота и восточные предместья вплоть до Днепра. Поляки легко захватили предместья, но проникнуть в город, несмотря на серьезные потери, им так и не удалось. Понятовский приказал было своей большой батарее стрелять по мосту на Днепре, чтобы прервать сообщения русских армий, но их артиллерия из-за реки поддержала городские орудия и заставила поляков прекратить обстрел. Более того, особо тяжёлые потери поляки понесли именно от огня вражеских пушек.

Настал черед корпуса маршала Даву атаковать Смоленск. Вместе с поляками он повел настойчивый приступ против Молоховских ворот, переходя через сухой ров и оттесняя русских в город. Русская армия уже не контролировала предместья, сражалась в пределах крепостных стен. Атакующие части наполеоновской армии укрылись под стенами от артиллерийского огня, но несли потери от ружейного. На помощь Дохтурову была послана 4-я пехотная дивизия принца Евгения Вюртембергского, что помогло выправить ситуацию. Теперь за Смоленск сражалось до 25 тыс. русских солдат. Егерский полк 4-й дивизии вышел за пределы стен и прицельным обстрелом ослабил натиск врага.

Великая армия несла большой урон. Как потом вспоминал в своих мемуарах бригадный генерал граф Сегюр: «… наши атакующие колонны оставляли длинный и широкий след из крови, раненых и мёртвых. Говорили, что один из батальонов, повёрнутый флангом к русским батареям, потерял целый ряд в своём подразделении от единственного ядра. Двадцать два человека пали разом.»

В тоже время, большая часть наполеоновской армии наблюдала за штурмом с окружающих высот и аплодировала атакующим колоннам, стараясь поддержать их морально.

К 20 часам Наполеон отозвал войска, так и не прорвавшиеся в крепость.

Он приказал установить против города сотню орудий и открыть бомбардировку. Город загорелся.

Уже в темноте была отражена одна из последних неприятельских атак. Смоленск и мост через Днепр все еще оставались у русских, чьи потери только за тот, правда, наиболее ожесточенный день боев, принято оценивать в 4 тыс. чел.

В тоже время, если ограничивать Смоленское сражение 16—17 августа и не считать раненых в госпиталях Смоленска (потери в более ранних сражениях), то общие потери русской стороны согласно достоверным свидетельствам, составляют ок. 6 тыс. чел.: два генерала убитыми и четыре ранеными. Естественно, что в это число не входит потеря 1.5 тыс. чел. дивизии Неверовского при отступлении из Красного 14 августа. В свою очередь, по многочисленным воспоминаниям офицеров Великой армии, в горевшем Смоленске погибло много русских раненых, эвакуированных в город ранее из разных мест. Оставшиеся в живых были лишены медицинской помощи, так как даже на раненых солдат наполеоновской армии не хватало перевязочных материалов.

Вражеские потери советские историки определяли в 20 тыс. чел. В свою очередь, инспектор смотров при Главном штабе Наполеона, барон Деннье, оценил потери Наполеона в 12 тыс. человек. Впрочем, встречаются цифры и в 14 тыс.

…Между прочим, показания Денье можно принимать за наиболее достоверные, так как через него проходили рапорты корпусных командиров о потерях. Кстати, именно на его цифрах основывается наиболее распространённая оценка потерь наполеоновской армии при Бородино, хотя она и оспаривается многими историками как заниженная…

Главный хирург Великой армии Ларрей оценил потери своей армии в 1.2 тыс. убитых и 6 тыс. раненых. Однако поскольку его сведения о потерях при Бородино принято считать сильно заниженными, то, не исключено, что то же самое можно полагать и об оценке им потерь в Смоленске.

И последнее, на эту крайне щекотливую тему (тема потерь у врага всегда сугубо идеологическая – «пиши их по более, чего жалеть басурманов!» – Я.Н.). Вот и французская историография оценивает потери Франции в 6—7 тыс. при условии, что из 182.602 чел. списочного состава Великой армии в сражении за Смоленск смогло принять участие лишь 45 тыс. чел., а российские потери она определяет в 12—13 тыс., при условии наличия примерно 130.500 чел. в обеих армиях Барклая и Багратиона – под Смоленском сражалось только 38 тыс. Процентное соотношение потерь с обеих сторон каждый вправе вычислить самостоятельно.

На военном совете русской армии в ночь с 17 на 18 августа высказывались различные варианты дальнейших действий. Рассматривалось продолжение обороны, а возможно даже наступление на врага. Однако было сочтено нецелесообразным продолжать отстаивать сгоревший город или давать ему большое сражение без шансов на успех, а продолжить отступление на восток.

Той же ночью (18 августа) 1-я русская армия (почти 76 тыс. чел.) отошла к северу по дороге на Поречье, а Дохтуров успел очистить Смоленск и уничтожить мост. С утра 18 августа наполеоновские войска под прикрытием артиллерийских батарей перешли Днепр вброд около моста и заняли выгоревшее Петербургское предместье Смоленска. Русский арьергард безуспешно попытался выбить противника с этого плацдарма на правом берегу Днепра, под охраной которого сапёры быстро восстанавливали мост. В течение того же дня неприятель починил мост и 19 августа бросился за отступающей русской армией.

Багратион оставил свою позицию на Валутиной горе и со своими примерно 34 тыс. чел. двинулся на Дорогобуж по Московской дороге, к Соловьевой переправе через Днепр, освобождая путь 1-й армии. Дорогобуж следовало занять первыми, чтобы Наполеон не перерезал обходным манёвром (подобным тому, который не удался ему под Смоленском) пути-дороги отхода на Москву.

Ретирада 1-й Западной армии Барклая осложнялась тем, что большая дорога на Москву шла непосредственно по северному берегу Днепра и находилась в зоне досягаемости неприятельской артиллерии. Именно поэтому было решено идти на Московскую дорогу кружным путём по просёлочными дорогам, сначала на север на Поречье, потом следовало свернуть на юг, а затем на восток с выходом на Московскую дорогу.

Ради ускорения движения войска 1-й Западной армии поделили на две колонны.

Первая колонна под началом генерал-лейтенанта Тучкова 1-го поворачивала с Пореченской дороги на деревню Горбуново и далее выходила на Московскую дорогу ок. деревни Лубино. Она состояла из 2, 3, 4-го пехотных и 1-го кавалерийского корпусов.

Вторая колонна генерала Дохтурова в составе 5-го и 6-го пехотных, 2-го и 3-го кавалерийских корпусов, а также всей резервной артиллерии поворачивала на восток гораздо севернее, около деревни Стабны и выходила на Московскую дорогу лишь около Соловьёвой переправы.

Арьергарду генерал-майора Корфа следовало прикрывать отступление, а затем также отступить окружной дорогой, идя за 2-м пехотным корпусом.

Стремясь дать всей 1-й армии выйти на Московскую дорогу, 7 (19) августа Барклай-де-Толли вынужден был дать череду кровопролитных арьергардных боев по этой стратегически важной дороге (жаркие дела при Лубине/Валутиной горе, Гедеонове, Колодне, Страгани и Заболотье) силами 40-тысячного русского арьергарда против 30-тысячного авангарда Нея, а затем и Жюно.