Текст книги "«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том IV. «Вторая Польская кампания, или Роковой поход в Россию сугубо в фактах»"

Одна (15 тысячная?) под командованием Д. В. Голицына (3-й пех. корпус и 2-я кирасир. дивизия) должна была напасть на Красный с юго-востока (с фронта) через Уварово. Другая (20 тыс. солдат?), возглавляемая Тормасовым (5-й, 6-й, 8-й пех. корпуса и 1-я кирасир. дивизия), получила предписание с утра 5 (17) ноября обогнуть Красный с юга и перекрыть врагу путь отступления на запад у с. Доброго (в 3 км западнее Красного).

Но уже около часу ночи, узнав от пленных, что Наполеон остался в Красном, Кутузов отменил наступательную операцию.

В 3 часа утра 17 ноября 9-тысячный корпус Даву снялся с лагеря, расположенного возле Ржавки, и начал марш на Красный. Известие о поражении накануне корпуса Эжена де Богарне настолько обескуражило Даву, что он решил отказаться от первоначального плана, согласно которому должен был ожидать шедший с востока от Смоленска корпус Нея, и только потом двигаться вместе с ним на соединение с Наполеоном и его гвардией.

Ок. 9 часов головная колонна Даву (ок. 7.5 тыс. чел. и 15 орудий) поравнялась с русским авангардом Милорадовича. Последний держал дорогу, по которой отступал Даву, под прицелом мощной батареи. Начался ее расстрел из орудий чуть ли не в упор.

Однако получивший предписание Кутузова не отрезать противнику путь к отступлению, а лишь преследовать его, когда он пройдёт мимо, Милорадович так и не бросил свои войска в атаку на истекающего кровью врага для его полного разгрома.

Огромные потери Богарнэ и тяжёлое положение Даву убедили Наполеона в том, что русская армия подошла к Красному, угрожая рассечь его ретирующиеся войска и вынудили действовать более решительно. Французский император приостановил отступление в надежде, приняв сражение под Красным, обеспечить соединение с главными силами двигавшихся последними корпусов Даву и Нея.

Рассчитывая, что Милорадович ослабит давление на Даву, ещё до восхода солнца он подготовил гвардию к отвлекающей атаке против него и главной армии Кутузова.

Одновременно остаткам корпуса Богарне было поручено выдвинуться на запад, для охраны пути отступления на Оршу. Сразу же после полного соединения с ним корпусов Даву и Нея, Наполеон надеялся немедленно продолжить ретираду, причем, до того, как Кутузов окончательно перережет ему путь отступления.

В 5 часов утра (уже лишь!?) 11 тыс. солдат гвардии выдвинулись из Красного на юг и юго-запад. Войска были разделены на две колонны: 5 тыс. двигались по дороге на Смоленск, остальные 6 тыс. Молодой Гвардии под командой Роге направились на юг в направлении на Уварово. Левый фланг Молодой Гвардии был прикрыт элитным батальоном гренадер Старой Гвардии. Справа от всего боевого порядка были поставлены слабые остатки гвардейской кавалерии. Общее управление операцией было поручено маршалу Мортье.

Это неожиданное для всех выдвижение было ещё более эффектным из-за личного присутствия Наполеона. Со своей знаменитой шляпой в руках Наполеон шёл впереди Старой Гвардии, объявив: «Довольно уже я был императором; пора снова быть генералом».

Напротив гвардии находилась многочисленная русская пехота, поддержанная сильными артиллерийскими батареями. Другое дело, как отреагировал на выдвижение на передовую все еще грозной наполеоновской гвардии Кутузов: он приказал перейти к обороне, продолжая лишь артиллерийский обстрел гвардейцев Наполеона.

Гвардия Наполеона атаковала д. Уварово, надеясь использовать деревню для прикрытия отступления корпуса Даву. Уварово удерживалось лишь двумя батальонами пехоты Д. В. Голицына, которые не могли оказать серьёзного сопротивления. По приказу Кутузова русские батальоны оставили Уварово и открыли по ней ожесточённый артиллерийский огонь, нанёся большой урон Молодой Гвардии.

Кроме того, Милорадович получил приказ подтянуться к главным силам для укрепления их оборонительной позиции. Тем самым, войска Милорадовича лишились манёвра и шанса полностью уничтожить корпус Даву.

Ближе к полудню на дороге появился Даву, преследуемый казаками, словно голодными стаями лютых гончих псов. Русская артиллерия провожала его картечью, нанося серьезные потери. И все же, значительное количество пехоты Даву смогло добраться до Красного.

Тем временем, Беннигсен приказал Голицыну вернуть Уварово. Его атака двумя полками кирасир совпала по времени с контратакой гвардейских вольтижёров. Французы выстроились в каре и отбили две атаки, однако третья атака, все же, прорвала каре, и они были либо порублены либо захвачены в плен. Вторая линия французов выдвинулась было для поддержки вольтижёров, однако была отогнана плотным артиллерийским огнём.

Находившийся рядом 3-й гренадерский («голландский» – в нем было много голландцев, Я.Н.) полк Старой Гвардии оказался в критическом положении, понеся большие потери от артиллерийского огня. Роге попытался было поддержать его, атаковав русскую батарею 1-м гвардейским полком лёгкой пехоты, но под картечью и встречными атаками русской кавалерии она захлебнулась. В результате (если, конечно, верить источникам? – Я.Н.) старогвардейские гренадеры полегли почти полностью: 464 человека из 500…!? Впрочем, каждый вправе лично «покопаться» в нюансах этого боя…

Ок. 11 часов дня, когда наполеоновская гвардия все еще удерживала позицию возле Уварово, Бонапарту сообщили о готовности русских выдвинуться к Доброму на перехват пути отступления и о появлении в тылу оправившегося отряда Ожаровского. Эта тревожная новость вкупе с данными о больших потерях Молодой Гвардии, заставили Наполеона принять решение о немедленном отступлении, не дожидаясь подхода корпуса Нея. Его логика была проста и понятна. Ввязываясь в дальнейшее полуголодное (его войскам нечем было кормиться!) противостояние с Кутузовым, он боялся потерять самое драгоценное для него на тот момент – время, тогда как русские, в свою очередь, выиграли бы у него пространство для перерезания его путей отхода на запад.

Старой Гвардии было приказано немедленно вернуться в Красный и, соединившись с остатками корпуса Эжена де Богарне, начать движение вместе с самим императором и его свитой на запад – на Ляды и Оршу. А вот Молодой Гвардии предстояло пока оставаться возле Уварова, чтобы дать время Даву привести свои изнуренные маршами и боями войска в порядок.

Старая Гвардия и IV-й корпус направились по дороге в Оршу. Вскоре Молодая Гвардия, опасаясь окружения, оставила позиции под Уваровом. Из первоначальной численности (до боя) в 6 тыс. бойцов в её рядах оставалась лишь половина. Так дорого она заплатила за противостояние с русскими 17 ноября под Уварово: недаром это был самый кровавый день в краткой истории (спешно образованной для «нужд» Австрийской кампании 1809 г. лишь в том же году) Молодой Гвардии Наполеона.

Опасаясь наступления Кутузова, Даву тоже не замедлил выступить из Красного. В нем остался лишь небольшой арьергард генерала Фридерикса (Фридериша?). Тогда как арьергард «Великой армии» в лице III-го корпуса маршала Нея этим утром только-только ещё выходил из Смоленска.

Напомним, что Кутузов, прознав, что супротив него сам Наполеон со своими главными силами, не позволил Голицыну и Милорадовичу преследовать врага и атаковать Красный, а Тормасову подходить к дороге на Оршу. Принято считать, что поступая именно так, он продолжал уклоняться от прямого столкновения с противником, опасаясь неминуемо крупных потерь в своих войсках с «грозно рычащим и зло огрызающимся» ретирующимся неприятелем, в первую очередь, его все еще боеспособной гвардии, в частности, ее старогвардейских частей. Лишь после того, как стало точно ясно, что Наполеон отступает, в 14 часов, Кутузов, все же, направил Тормасова через Кутьково на Доброе.

Тому потребовалось около двух часов марша, прежде чем он достиг Доброго, но возможность окружения врага уже была упущена. К вечеру Тормасов лишь отрезал арьергард и обозы корпуса Даву, в том числе, был захвачен личный багаж Даву, вплоть до его маршальского жезла, который уже не в первый раз (по началу в 1807 г.?) попадал в руки русским. Если потери противника по русским данным составили до 6 тыс. пленных и 45 орудий, то войска Тормасова потеряли не более 700 чел.

Тем временем, ок. 15 часов дня Голицын обрушился на слабый арьергард Фридерикса (или, все же, Фридериша?), который был полностью изрублен. С наступлением ночи Кутузов разместил-таки свои войска в Красном и его окрестностях, имея по некоторым данным под рукой до 70 тыс. солдат.

Тогда как Ней, выступив из Смоленска 17 ноября последним, все еще продолжал марш на Красный, не зная, что остатки теперь лишь «Великой армии» уже ушли из него дальше на запад, а дорога полностью перерезана русскими.

18 ноября в 3 часа дня III-й корпус маршала Нея, столкнулся с 12-тысячными войсками Милорадовича, который, увидев неприятеля, занял позицию в 3 км северо-восточнее Красного на крутом берегу Лосьминки. У Нея на тот момент под ружьём было от 7 до 8 тыс., от 400 до 500 кавалеристов и 12—27 (данные сильно разнятся) орудий, да ещё до 8 тыс. больных и раненых безоружной толпой тянулись за его колонной!

Рассчитывая, что, шедший перед ним, Даву еще находится в Красном прямо за позициями Милорадовича, Ней попытался сходу пробиться. Ему приписывают якобы сказанную тогда колючую фразу: «Опрокинем русских их же оружием – штыками!!!». Действительно атака производилась без единого выстрела и поначалу оказалась успешной. Однако последовавшая затем ожесточённая контратака русских заставила его солдат бежать и укрыться в ближайшем лесу. За лесом был едва замёрзший Днепр, со всех других сторон – превосходящие силы русских.

Безнадёжное положение III-го корпуса побудило Милорадовича сделать предложение Нею о почётной сдаче. Тот отказался. Правда, до 6 тыс. уже не способных к сопротивлению «некомбатантов», причем, почти безоружных, из следовавших за его еще боеспособными солдатами, предпочли сдаться в ночь на 7 (19) ноября.

Тем временем, Ней с остатком корпуса в 3 тыс. чел. лесными тропами ушёл на север, перешёл Лосьминку у Сырокоренья и по тонкому льду переправился через Днепр, лишившись множества людей, утонувшими в полыньях. Русские потеряли его из виду. Преследуемый казаками, он добрался 20 ноября до расположения Наполеона в Орше, сохранив лишь 800—900 человек, согласно мемуарам полковника Фезенсака, который проделал этот путь плечом к плечу с героическим маршалом. Хотя корпус Нея перестал существовать, но деморализованные остатки «Великой армии» новость о спасении самого Нея, все же, несколько ободрила.

Общие потери наполеоновских войск в череде четырехдневных – 3 (15) ноября —6 (18) ноября – боев под Красным принято оценивать в 6 – 13 (данные сильно разнятся) тыс. убитых и раненых, а также 20—26 тыс. пленными (в т.ч. 6 генералов), 228—230 орудий (данные разнятся; из них 112 было брошено), 6 знамён, большое число обозов и практически все орудийные заряды.

Если, это – так, то не исключено, что суммарные потери Наполеона под Красным могут быть сравнимы с его потерями при Бородине!? Впрочем, каждый вправе поискать «нюансы» «красной» замятни…

Однако многие офицеры в русской армии были недовольны действиями Кутузова, которые начиная еще с Малоярославца, они считали нерешительными, и позволившими, как им казалось, уйти Наполеону от полного поражения.

Например, второй человек в русской армии той поры Беннигсен (начштаба – Я.Н.) утверждал, что значение боя под Красным было чрезмерно раздуто Кутузовым вплоть до сочинения реляции царю «…о кровопролитной битве, продолжавшейся три дня непрерывно, в которой французы были почти совершенно истреблены 5 ноября под Красным.» Даже ближайшее окружение Кутузова не понимало, почему он не нанёс последний решительный удар по противнику, несмотря на неоднократно предоставлявшиеся возможности. Рассказывали, что на все упреки в свой адрес по этому щекотливому поводу, главком вроде бы отговаривался следующим образом: «Всё это [французская армия] развалится и без меня». А британский комиссар при штабе Кутузова полковник Р. Вильсон (генералом британской армии он станет лишь в 1813 г. – Я.Н.) и вовсе недвусмысленно предполагал, что была «какая-то скрытая причина» для подобного поведения Кутузова.

Так или иначе, но Кутузов за «викторию» под Красным получил титул князя Смоленского.

Действительно, сражение под Красным было выиграно ценой минимальных потерь в русской армии: немногим более 2 тыс., правда, порой, при их подсчёте не учитываются потери казаков Ожаровского под Кутьково в первый день боев от внезапного ночного «налета-набега» наполеоновской гвардии. В тоже время, нельзя отрицать, что и русские войска, проделавшие огромный путь за отступающим врагом по опустошённым местностям, страдали от тех же проблем – голода и холода. Недаром Ф. Н. Глинка вспоминал потом: «…Ты не поверишь, как мы голодны! По причине крайне дурных дорог и скорого хода войск наши обозы с сухарями отстали; все окрестности сожжены неприятелем, и достать нигде ничего нельзя. У нас теперь дивятся, как можно есть! и не верят тому, кто скажет, что он ел».

И, тем не менее, в сражении под Красным вражеским войскам был нанесен удар, который резко их ослабил. В них почти не осталось кавалерии и артиллерии. Хотя, в трудной обстановке Наполеон сумел-таки сохранить значительную часть боеспособных солдат. Ему еще предстояло достигнуть границ Российской империи.

20 ноября он выступил из Орши в сторону Борисова на реке Березина.

После сражения под Красным Наполеон вёл остатки своей «Великой армии» к русской границе с единственной целью – спасти как можно больше солдат. В тоже время, «шедший по пятам», Кутузов вовсе не горел большим желанием вступать в генеральное сражение с Наполеоном, действия его главных сил в основном ограничивались преследованием спешно ретирующихся наполеоновских войск.

Так, русский главком намеренно позволял своим войскам длительные остановки в населённых пунктах, что дало возможность французскому императору оторваться от основной армии Кутузова (её авангард был далеко от Березины – в 115 км).

Задача разгрома Наполеона легла на плечи других русских армий.

С юга наперерез подходила свежая 24/25 (?) -тысячная Дунайская армия адмирала Чичагова, которая, по замыслу императора Александра I, должна была отрезать Наполеону пути отступления, желательно при переправе через Березину. Одновременно предполагалось ударить по Наполеону с севера 35/36 (?) -тысячной армией Витгенштейна.

Последний продвигался на юг с упорными боями, преодолевая жесткое сопротивление наполеоновских корпусов Сен-Сира, Леграна и Виктора. 14 ноября он подошёл к Смоленску, после чего IX-й корпус Виктора смог оторваться от Витгенштейна и пошёл на соединение с основной армией Наполеона.

Австрийский генерал Шварценберг попытался было преследовать Чичагова, обойдя позиции Остен-Сакена и прикрываясь от его войск VII-м Саксонским корпусом генерала Ренье. Но тот не сумел удержать превосходящие силы Остен-Сакена, и Австрийский корпус Шварценберга был вынужден ему помочь. Совместными силами Ренье и Шварценберг вынудили отступить Сакена южнее Брест-Литовска, тем не менее, армия Чичагова прорвалась в тылы Наполеона.

16 ноября она заняла Минск, где захватила большие запасы провизии Наполеона и более 2 тыс. раненых в госпиталях. Минск являлся одним из крупных тыловых пунктов снабжения войск Наполеона, его потеря резко ограничивала возможные пути отступления «Великой армии». Более того, 21 ноября авангард Чичагова под командованием генерал-лейтенанта Карла Осиповича Ламберта взял Борисов, где Наполеон планировал переправиться через р. Березину. В результате упорных боёв русские захватили до 2 тыс. пленных из польских войск генерала Домбровского и 6 пушек.

Однако из-за медлительности армий Кутузова и Витгенштейна армия Чичагова одна осталась преградой всем ретирующимся силам «Великой армии». Подошедший корпус маршала Удино выбил русских из Борисова. Потеряв до 2 тыс. солдат, Чичагов отступил обратно за Березину – на ее западный берег, взорвав за собой постоянный мост в Борисове.

24 ноября Наполеон подошёл к Березине, значительно оторвавшись от преследовавших его армий Витгенштейна и Кутузова, причем, последняя отнюдь не стремилась пленять супостата, («поспешая-неспеша» – Я.Н.). Препятствием к продвижению служила лишь армия Чичагова, охранявшая с противоположной стороны реки все возможные для переправы места.

Принято считать, что еще боеспособные силы Наполеона могли колебаться в диапазоне от 30 до 40 тыс. солдат, из них уже лишь 7—8 тыс. гвардии и 250 орудий. Наиболее организованными были II-й корпус (7—9 тыс.), снова вернувшегося на свой пост вместо генерала Леграна маршала Удино и IX-й корпус Виктора (10—14 тыс.). Теперь оба этих относительно свежих корпуса с второстепенного (петербуржского) направления составляли основу некогда «Великой армии». Тогда как сопровождавших ее безоружных солдат, больных и гражданских могло насчитываться до 40 тыс.

Проведя 25 ноября ряд искусных демонстрационных манёвров силами нескольких тысяч солдат, в частности, разместив большинство из своих оставшихся орудий на месте предполагаемой переправы, Наполеон смог отвлечь внимание «сухопутного» адмирала Чичагова к Борисову и к югу от него. Флотоводец, волею царя, оказавшийся во главе сухопутной армии с очень сложной задачей «пымать самого Буонапратию», полагал, что французский император намерен переправиться в этих местах, чтобы выйти коротким путём на дорогу к Минску и затем направиться на соединение со своими австрийскими союзниками – корпусом Шварценберга.

Пока Чичагов спешно стягивал свои силы на западном (противоположном) берегу напротив мест ложной переправы, Мюрат, Удино и два главных инженерных генерала Эбле и Шасслу быстро строили с левого (восточного) два моста у Студёнки (севернее Борисова), где три кавалерийских полка из польской бригады генерала Корбино разведали возможность переправы и перешли ее вброд без всяких приключений: по реке плавали только льдины. Один мост строился для прохода людей, другой – для артиллерии и повозок. По реке, ширина которой составляла около сотни метров, плыли льдины, мешавшие стоящим по плечи, а то и по горло в студеной воде наполеоновским саперам-понтонёрам.

14 (26) ноября к Студёнке подошёл Наполеон с гвардией и приказал немедленно начать переправу на западный берег, сам руководя с восточного берега обороной.

Началась знаменитая двухдневная переправа остатков «Великой армии» через Березину, сопровождавшаяся затем боями на обоих берегах и ставшая для французов синонимом полного провала и катастрофы. (Хотя не все их историки с этим согласны, например, ныне уже покойный Ф. Г. Уртулль. Впрочем, так бывает, и историками, в том числе.)

Бригада лёгкой кавалерии все того же Корбино, переправившаяся вброд, отогнала казаков из отряда генерала Корнилова при помощи артиллерийских батарей, стрелявших по казакам с восточного берега. Затем уже в 13 часов переправился II-й корпус Удино, за ним Ней. В 14 часов Наполеон со Старой гвардией тоже перешёл на западный берег. Затем начали переправляться дивизии корпуса Виктора, но часть его сил осталась прикрывать переправу на восточном берегу. На противоположном (западном) берегу русский отряд генерала Чаплица обстреливал переправу из двух пушек издалека, ближние подступы к мостам охранялись наполеоновскими войсками. К 16 часам дня был готов второй, более прочный мост (для артиллерии), стоявший в 180 м от первого.

К ночи 27 ноября стали прибывать отставшие отряды, огромные толпы медленно плетущихся небоеспособных солдат, гражданские лица с обозами. Наполеон приказал пропускать лишь организованные военные отряды («боеспособные, идущие в строю»). Повозкам проезд был закрыт. В результате у переправы скопились тысячи раненых и обмороженных, ожидавших разрешения проехать со своими средствами передвижения. Несмотря на то, что болотистый луг, окаймлявший противоположный берег, был столь вязок, что верховые лошади с трудом шли по нему, а повозки погружались до половины колёс, переправа, в целом продолжалась спокойно в течение всего дня.

Первые бои начались лишь 27 ноября.

На правом (западном) берегу Удино и Ней оттеснили русского новоиспеченного генерал-лейтенанта Ефима Игнатьевича Чаплица к Борисову. На левом (восточном) берегу под Борисовым Витгенштейн удачно атаковал и принудил сдаться 12-ю дивизию Партуно, оставленную маршалом Виктором как арьергард. В плен попали 1.9 тыс. солдат, захвачена была 1 пушка, кроме того, было потеряно много людей убитыми и ранеными.

Пришлось 28 ноября срочно возвращать дивизию Данделса из корпуса Виктора на восточный берег для прикрытия переправы совместно с польской дивизией Жерара. Там эти две дивизии (всего 6 тыс.?) в 9 часов утра вступили в бой с войсками Витгенштейна.

А вот главная армия Кутузова заметно отстала и осталась позади.

Поняв, что на суше его облапошили (Наполеон переправился у Студёнки), «сухопутный» адмирал Чичагов попытался было атаковать его 28 ноября на правом берегу. При этом Чичагов располагал 15 тыс. пехоты и 9 тыс. конницы, а у противостоявшего ему Удино, было намного меньше сил (до 8 тыс. солдат?), пока Наполеон не «подбросил» ему еще 4 тысячи. Удино был ранен и заменён маршалом Неем. Бои шли на обоих берегах Березины в болотисто-лесистой местности, затруднявшей кавалерийские манёвры. Русские все же оттеснили противника, но захватить переправу не смогли.

Считается, что через Березину успело переправиться до 60 (?) тыс. чел., причем, большая из них часть – гражданские и небоеспособные остатки «Великой армии».

Ближе к вечеру 28 ноября на собравшуюся у переправы огромную толпу обрушился огонь артиллерии Витгенштейна. Масса людей кинулась к мостам. Один из них не выдержал тяжести и рухнул. В возникшей сумятице переправа застопорилась и люди гибли не от вражеского обстрела, а в давке от удушья. Отступавшие последними, уже ночью под огнем неприятеля, части Виктора просто смели с моста в реку повозки и людей.

Не дождавшись переправы всей уже полубезумной огромной толпы отставших, состоявшей из раненых, обмороженных, потерявших оружие и гражданских лиц, 29 ноября в 9 часов утра Наполеон приказал генералу Эбле поджечь мосты. На оставшуюся на восточном берегу многотысячную толпу практически безоружных людей налетели казаки. За ними к месту переправы запоздало подошли части Витгенштейна, уничтожая-«зачищая» отставшие части врага.

Несмотря ни на что, Наполеон, в казалось бы безвыходных обстоятельствах, сумел-таки переправить и сохранить боеспособные силы. Из числа имевшихся у него еще способных сражаться остатков «Великой армии» за три дня Березинской переправы он мог лишиться примерно 21 тыс. чел., т.е. под ружьем могло остаться 9 тыс., из них уже всего лишь 4 тыс. гвардейцев. Потери небоеспособных солдат почти не поддаются исчислению. Так Кутузов в своём донесении царю оценивает потери врага в 29 тыс. чел. пленёнными, ранеными, убитыми, утонувшими и замёрзшими. И это отнюдь не последняя цифра наполеоновских потерь. Зато точно известно, что было убито и ранено 13 генералов.

Потери русских в той круговерти составили ок. 4 тыс. солдат. Если с учетом урона русского авангарда Ламберта при захвате Борисова, то тогда за все время этих боев общие потери русской армии можно оценить примерно в 8 тыс. чел.

В тоже время, несмотря на огромные потери Наполеона на Березине, ему, все же, удалось искусно ввести в заблуждение противника и избежать, таким образом, полного уничтожения в условиях значительного превосходства русских сил, но действовавших весьма несогласованно (и это, еще литературно выражаясь – Я.Н.).

После переправы через Березину, еще способные сражаться (повторимся!) примерно 9-тысячные остатки «Великой армии» (с учетом до 20 тыс. солдат из присоединившихся дивизий Луазона и Вреде) с арьергардом в виде сильно потрепанного корпуса Виктора собрались между Зембином и Плещеницами. Их сопровождал огромный «балласт» – толпы небоеспособных людей, главным образом потерявшие оружие солдаты из (повторимся!) союзных французскому императору государств-сателлитов.

Им предстоял марш на Вильно через Молодечно.

Проходя через Плещеницы (65 км к северу от Минска), Наполеон приказал удерживать некоторое время эту деревню.

9 ноября – 1 декабря (10 – 13 декабря) здесь развернулись бои между отступающими частями «Великой Армией» [II-й корпус под командованием сменившего снова (!) раненного маршала Удино генерала Мезона в 700—800 чел., III-й корпуса Нея численностью ок. 3-х тыс. чел.; 2—3 декабря к ним присоединилось ок. 1.8 тыс. поляков, и уже всего лишь 4-тысячный IX-й корпус Виктора; т.е ок. 10 тыс.] и примерно таким же по численности авангардом русской армии адмирала Чичагова под командованием Чаплица (отряд под началом генерал-майора Сергея Ник. Ланского, казаки Платова, корпус самого Чаплица, состоявший из 8 пехотных, 4 кавалерийских и 8 казачьих полков, с 3 конно-артиллерийскими ротами, а затем и 9-я с 18-й дивизией под руководством генерал-майоров Ивана Никит. Инзова и Алексея Григ. Щербатова).

С наступлением морозов авангард Чаплица получил возможность перейти через замёрзшие болота, в стороне от мостов, которые сжигали и разрушали за собой отступающие наполеоновские войска.

29 ноября Ланской, узнавший о пребывании в Плещеницах раненого маршала Удино с небольшим эскортом, в котором были генерал Легран, еще несколько генералов, раненые офицеры, совершил набег на деревню во главе своего отряда. Несмотря на малочисленность оборонявшихся во главе с самим маршалом и генералом Пино, набег был отбит.

На следующий день (30 ноября) в деревню вступил кавалерийский отряд Жюно, шедший в арьергарде отступавшей армии Наполеона и окружение было снято.

1 декабря находившиеся в Плещеницах наполеоновские войска были атакованы казаками Платова, но атака была отбита войсками Нея и Мезона, поддержанными поляками и остатками IX-го корпуса маршала Виктора. Весь день шли оборонительные бои, когда на колонны отступавших войск Наполеона отряды Чаплица постоянно нападали, отбивая пушки, нанося людские потери.

Наполеоновские войска, преследуемые войсками Чаплица и Платова, отступили через Старинки и Илию за Латигал – в Молодечно, где пару суток находилась главная квартира Наполеона.

Здесь 4—5 декабря – произошёл бой русских авангардов Чаплица (3-я Западная армия) и Платова с арьергардом «Великой армии» под командованием Нея и Мезона, IX-м корпусом Виктора.

Арьергард Виктора был настигнут у Уши и отброшен с большими потерями (500 человек пленными, 8 орудий) этими силами русских к Молодечно. Переправившись через Ушу, Виктор взорвал мосты и занял оборону в надежде создать возможность отрыва «главных сил» Наполеона от русских войск.

В ночь на 5 декабря авангард Чаплица форсировал Ушу, внезапным ударом во фланг вражеской позиции отрезал часть его арьергарда от Молодечно и занял город. На рассвете 3-я Западная (Дунайская) армия и войска под началом генерала Ермолова перешли Ушу и возобновили преследование. Французы, почти не сопротивляясь, бежали. Было пленено 2.5 тыс. чел. и захвачено 24 орудия.

После переправы через Березину Наполеон уже мог не бояться окружения. Главным его врагом теперь стал мороз, ударивший сразу после переправы. Столбик термометра опустился ниже 21 градуса, доходя в отдельные ночи до —30.

Потеряв в боях под Плещеницами и Молодечно, а также из-за сильных морозов более половины из примерно 30 тыс. боеспособных войск (перешедшие за ними на западный берег реки десятки тысяч гражданских, раненых, обмороженных и безоружных никого уже никак не интересовали), остатки наполеоновских войск продолжали ретираду.

Вскоре после Березинской переправы Наполеон получил крайне пренеприятное известие из Парижа!

Там случился «реприманд неожиданный»: заговор генерала Клода-Франсуа Мале и нагнетавшемся во французской столице тягостном настроении, в ней уже царящем!

Он принял решение немедленно оставить армию и как можно быстрее возвратиться в Фонтенбло. 23 ноября (5 декабря) 1812 г. в местечке Сморгонь Ошмянского уезда Виленской губернии он собрал свой маршалат и генералитет (Мюрата, Эжена де Богарне, Бессьера, Даву, Лефевра, Мортье и Нея, чтобы объявить им о своём решении возвратиться в Париж. Командование армией было возложено на его шурина с приказом сосредоточить все боеспособные части у Вильно, удержать город и расположиться там на зимние квартиры. Австрийский корпус князя Шварценберга получил приказ отправиться к Неману для прикрытия Бреста, Гродно и Варшавы. Примечательно, что было строжайше запрещено сообщать остаткам Великой армии о внезапном отъезде ее главнокомандующего в Париж. Лишь спустя пять дней Бертье и Мюрат решились на этот крайне непопулярный шаг: «маленький капрал-стриженный малыш» снова, как 12 лет назад в Египте, бросил жалкие остатки своих войск на произвол судьбы. «Надо уметь дерзать! – бросил он тогда кучке своих соратников, вернее, тех кого он тогда взял с собой на борт двух фрегатов, устремившихся во Францию – как выяснилось для захвата там власти.

В 23 часов вечера того же дня в условиях строгой секретности Наполеон выехал из Сморгони по Ошмянскому тракту. Его сопровождали гофмаршал Дюрок, генералы Коленкур и Мутон, а также небольшой конвой гвардейских егерей.

Из воспоминаний лейтенанта 1-го полка шеволежёров-улан императорской гвардии графа Станислава Дунин-Вонсовича: «Поезд состоял из дормеза, двух колясок и одних саней. В санях, что, расчищая дорогу, двигались впереди, был возница и я сам. Наполеон ехал в первой карете вместе с генералом Коленкуром и мамелюком Рустамом на козлах, в двух следующих находились генералы Дюрок, Лефевр-Денуэтт и граф Лобау, камердинеры и денщики. Эскорт составлял эскадрон из 30 гвардейских конных егерей. Ночь была очень холодной, мороз достигал 33 градусов. Около часа ночи 6 декабря мы прибыли в Ошмяны, где Императору доложили о недавнем нападении на город русских партизан и что дорога впереди может быть ими перехвачена. Все генералы советовали ему не подвергаться явной опасности и просили переждать хотя бы до утра. Отвергнув этот совет, Наполеон рассмотрел внимательно свою карту Литвы и дал команду двигаться дальше. В два часа ночи, сменив эскорт (гвардейские польские уланы и неаполитанская кавалерия), кортеж Императора выехал из Ошмян. Нам посчастливилось миновать казаков, которые из-за сильного мороза сошли с дороги и грелись у костров, и уже вскоре в Медниках монарха встретил императорский министр иностранных дел Бассано».

24 ноября (6 декабря) 1812 г. кортеж прибыл в Вильно, где были поменяны лошади, а затем отбыл в Ковно. Через двое суток, из-за глубокого снега, кареты пришлось оставить и пересесть в сани.