Текст книги "«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том IV. «Вторая Польская кампания, или Роковой поход в Россию сугубо в фактах»"

Спустя 12 дней путешествия ночью 18 декабря 1812 г. император инкогнито прибыл в Тюильри, чтобы срочно собирать… новые армии взамен уничтоженной в России!

Он уже готовился к новой войне (!!), на этот раз – к очередной войне в Европе (!!!), но отнюдь не последней…

Принято считать, что из общей толпы в 80 тыс. чел., сопровождавшей Наполеона после Березины, до Вильны дошла лишь половина.

Русские висели на хвосте силами кавалерии и небольших отрядов пехоты с орудиями, размещёнными на санях.

Они также сильно страдали от холода, но они могли себе позволить оставаться дольше в населённых пунктах, имели возможности эвакуировать раненых и обмороженных. Остатки «Великой армии» уже не имели сил сражаться за населённые пункты, они могли только уходить и уходить по заснеженным дорогам. Голод и холод косил солдат сильнее, чем ядра и пули.

Из тех, кто входил в Москву, уцелела лишь ничтожная часть.

8 декабря первые толпы замёрзших голодных людей вошли в Вильно.

Неуправляемые толпы громили магазины, пытаясь, урвать кусок хлеба. 10 декабря к городу подошёл авангард русской армии, атаман Платов с казаками. Не имея возможности отстоять город и потеряв в нем еще ок. 20 тыс. чел., опасаясь появления всей армии Кутузова, Мюрат продолжил отступление к реке Неман, разделявшей Россию с Пруссией и Варшавским герцогством.

После перехода Березина – Вильно осталось боеспособными лишь 4—5 тыс. солдат из дивизий Луазона и Вреде, последними присоединившихся к Наполеону. Основная причина потерь – смертность во время ночных бивуаков. Из всей императорской гвардии, насчитывающей при вторжении от 36 до 47 тыс. (данные очень сильно разнятся!) и сократившейся до 19 тыс. к захвату Москвы, осталось лишь 4—5 сотен (!?.) человек. Прикрывать ретираду с жалкими остатками войск вызвался маршал Ней.

11 декабря противник оставил Вильно, куда вскоре въехал царь Александр I. В самом городе русские взяли в плен 7 генералов, 10 тыс. пленных и более 5 тыс. в госпиталях. Дальше Вильны главная русская армия не пошла, дальнейшее преследование осуществлялось казаками, способными, как все степняки, воевать в отрыве от баз снабжения. Численность русских войск на момент занятия Вильны составляла 27.464 солдат в армии Кутузова и 15 тысяч в армии Чичагова. Войска Витгенштейна двигались севернее, стараясь отрезать Х-й корпус маршала Макдональда, который располагался на позициях под Ригой.

Остатки наполеоновских войск двинулись к границе Российской империи, городу Ковно (совр. Каунас в Литве) на Немане. По дороге на обледеневшем подъёме в горку были брошены последние 20 пушек и казна императора, вскоре разграбленная ушлыми донцами «немного пьянюги» Матвея Ивановича Платова.

Это была их стихия: налететь, порубить сплеча безоружных и обмороженных и… помародерствовать всласть, а при случае еще и снасильничать, если подвернутся бабенки, причем, неважно молодухи или уже не совсем, но еще весьма и весьма пригодные к «ентому делу». «На войне – как на войне»…

С 11 декабря солдаты «Великой армии» стали прибывать в Ковно. 13 декабря, когда арьергард Нея достиг Ковно, при нём оставалось от 800 до 1.500 боеспособных солдат, к которым добавились 400 солдат из гарнизона.

14 декабря в 8 часов вечера маршал Ней переправился на другой берег Немана. Сколько с ним перешло боеспособных солдат под ружьем доподлинно неизвестно.

Принято считать, что лишь жалкие остатки той Великой армии, что летом вторглась в пределы России, численностью от 1.6 до 2 тыс. чел. (сведения различаются) смогли переправиться в Ковно через Неман в герцогство Варшавское, а затем в Пруссию. Уже позже к ним присоединились остатки войск с других направлений. По прусским источникам через Неман перебралось до 33 тыс. солдат и офицеров, в большинстве безоружных и в жалком состоянии. Многие из них уже не вернулись в армию Наполеона, дезертировав по домам или умерев в госпиталях.

Прусский вспомогательный корпус, составлявший основу X-го корпуса Великой армии под командованием Макдональда, возглавлялся старым и болезненным генералом Гравертом, известным симпатией к французам. На назначении Граверта настоял Наполеон, однако в заместители к Граверту военный руководитель Пруссии Шарнхорст направил генерал-лейтенанта Йорка, дисциплинированного и исполнительного служаку, который и встал вскоре во главе прусского контингента в России.

Когда стало известно про отступление Наполеона из России, российский генерал-губернатор Прибалтики маркиз Паулуччи в начале декабря уже вел переговоры с Йорком, о ходе которых последний исправно информировал прусского короля Фридриха Вильгельма III. Король дал своему генералу инструкции в стиле Дельфийского (древнегреческого) оракула, позволявшие принимать решения согласно «ситуации», т.е., современно выражаясь, «как фишка ляжет»: «По обстоятельствам поступать. Наполеон большой гений. Не выходить из намеченных границ.»

18 декабря 1812 года (уже после того, как Наполеон и остатки его «Великой Армии» наконец-то покинули пределы России) Макдональд начал отступление из Прибалтики к Тильзиту на Немане. Маршал отходил с немецко-польской дивизией, Йорк последовал за своим формальным начальником (фактически прусский генерал уже перестал подчиняться французскому маршалу) на два дня позже, и в результате задержки был перехвачен 24 декабря русским авангардом армии Витгенштейна.

Командир авангарда генерал Дибич (пруссак на русской службе) вступил с ним в переговоры. Русских сил (1.4 тыс. чел, в основном казаки, 6 орудий) было недостаточно, чтобы задержать 14—17 тыс. пруссаков Йорка.

После «тайной вечери» 25 декабря, где обе «высокие стороны» прекрасно поняли друг друга, очевидно, было решено дождаться подхода основных сил Витгенштейна, чтобы «оформить» договор как бы под влиянием внешних непреодолимых для прусской стороны обстоятельств.

30 декабря 1812 г. на мельнице близ местечка Тауроген (ныне город Таураге, Литва) генерал Йорк на свой страх и риск заключил соглашение, которое позднее назовут самой смелой авантюрой в истории Пруссии. Согласно нему Йорк отправлялся со своими войсками в нейтральную область в Восточной Пруссии (между Тильзитом и Мемелем) – до решения прусского короля. В случае, если бы монарх решил остаться в союзе с Наполеоном, то Йорк обязался не сражаться до 1 марта 1813 г.

Путь в Восточную Пруссию для русской армии был открыт.

…Между прочим, Таурогенское соглашение, заключённое генералом Йорком вопреки воле своего короля, привело в движение политику Пруссии, в результате чего Пруссия отпала от Наполеона и вступила в союз с Россией против Франции. В Берлине, столице Пруссии, стоял 6-тысячный французский гарнизон. Прусский король заявил, что Йорк предстанет перед военным судом и послал генерала Гатцфельда в Париж с официальными извинениями, но одновременно развернул тайные переговоры с Россией и Австрией. В Восточную Пруссию вошли русские войска. Среди широких слоёв прусского общества начались волнения, направленные на освобождение Пруссии от французских войск. На волне патриотического подъёма добровольцы тысячами записывались в армию, которая стала выходить из повиновения королю. 28 февраля 1813 г. фельдмаршал Кутузов и военный руководитель Пруссии Шарнхорст подпишут военный договор против Франции. К 4 марта вооружённые силы Пруссии благодаря мобилизации достигнут 120 тыс. чел., почти утроившись за 3 месяца. 17 марта 1813 г. прусский король объявит войну Франции, и в тот же день генерал Йорк будет признан невиновным…

На юге Белоруссии австрийский корпус Шварценберга также отступил из Российской империи в Польшу. По приказу Наполеона 27 ноября он двинулся было на Минск, но узнав о развитии событий на Березине, остановился в Слониме, откуда 14 декабря отступил через Белосток в герцогство Варшавское.

На этом участие высокородного австрийского императора из династии Габсбургов в роковом походе его суперамбициозного тестя, французского императора-«корсиканского выскочки», в Россию вполне благополучно завершилось…

…Кстати, забегая вперед, скажем, что 27 января (8 февраля) 1813 г. русские мирно займут Варшаву, а 42-тысячная австрийская группировка Шварценберга спокойно уйдет к югу на Краков: обе стороны старательно избегали боев, улаживая «все вопросы» дипломатическим путем. С ней уйдет до 15 тыс. поляков из корпуса Понятовского. Саксонский корпус Ренье отступит на запад к Калишу…

Так, 14 (26) декабря 1812 года закончился поход Наполеона в Россию…

16 декабря вышел последний, 29-й бюллетень Великой армии, в котором Наполеон был вынужден косвенно признать масштабы потерь, списывая их при этом на преждевременно наступившие необычайно сильные морозы.

На самом-то деле крепкие морозы ударили лишь во время переправы через Березину. Правда, продолжившись и потом, они окончательно истребили и без того ослабленных голодом наполеоновских солдат.

В русскоязычной литературе история Отечественной войны 1812 года обычно завершается всем известной фразой: «… война закончилась практически полным уничтожением вторгнувшейся Великой армии».

Если принять к сведению, что всего в Россию могло вместе с подкреплениями в ходе войны вторгнуться порядка 610 (?) тыс. солдат, включая 50 тысяч солдат Австрии и Пруссии, а 21 декабря 1812 г. через Восточную Пруссию прошло 255 генералов, 5.111 офицеров (именно они составили костяк новой армии Наполеона, сражавшейся в Саксонской кампании в 1813 г.), 26.950 низших чинов и к ним добавить примерно 6 тыс. солдат (вернувшихся в главную армию) из «боковых» корпусов генерала Ренье и маршала Макдональда, действовавших на северном и южном направлениях, то вполне возможно, что Наполеон мог потерять в России от 552 до 580 (данные сильно разнятся!) тыс. солдат!?

…Кстати, повторимся: многие из тех, кто вернулся в Кёнигсберг, затем скончались от болезней…

Из них примерно 200 тыс. могло быть убито, от 150 до 190 тыс. – пленные, ок. 130 тыс. – дезертиров, бежавших на родину (в основном, из числа прусских, австрийских, саксонских и вестфальских войск), ещё ок. 60 тыс. беглецов были укрыты русскими крестьянами, горожанами и дворянами. Из различных гарнизонов и уцелевших отрядов за Вислой удалось собраться до 23 тыс. (есть и иные данные) солдат некогда «Великой армии». В это число не входят относительно благополучно завершившие войну пруссаки (вернулись в Пруссию 15 тыс. чел.), ушедшие в Австрию австрийцы (25 тыс. чел.). Не исключено, могло уцелеть ок. 10 тыс. поляков, до 8 тыс. саксонцев, менее 2 тыс. баварцев и вестфальцев. А вот контингенты других «сателлитов» Великой армии полегли на необъятных просторах «страны „чудес“, непуганых медведей и… „витиевато-доходчивой“ матерщины» чуть ли не полностью.

В России осталось свыше 1200 орудий.

В свою очередь, потери всех русских армий, задействованных в военных действиях, в целом принято оценивать в 210 тыс. солдат и ополченцев…

Кто-то посчитает все выше изложенное о ходе и основных события Второй Польской кампании или Отечественной войны 1812 года сущей правдой, а кто-то сочтет, что это всего лишь идеологическая мифологема!? Так или иначе, но обе точки зрения, безусловно, имеют право на свое существование… Как – «черное и белое»… Другое дело, что – больше по душе «агрессивно-пассивному большинству» – пастве авторитарных правителей всех времен и народов…

Часть II
«Французский взгляд» на Русский поход Великой армии на Москву… в «русской интерпретации»…

Российский исследователь Великой армии Наполеона и Отечественной войны 1812 года В. Н. Земцов на основе обширных зарубежных и отечественных документов (в том числе, разнообразной корреспонденции ее участников и очевидцев, причем, с обеих сторон, но в основном иностранной) предлагает (выстраивает) свою неангажированную («о вкусах – не спорят»!? «каждому – свое»!? и далее «по списку»…) интерпретацию и хронологию (детально-фактологическую!) основных событий этой войны. Правда, лишь вплоть до вступления Наполеона в Москву. Владимир Земцов «Великая армия Наполеона в Бородинском сражении»: М.; 2018. ISBN 978-5-04-094910-6. С некоторыми ее фрагментами (!), но максимально компактно «отформатированными» под цели и задачи нашего «наблюдения» (лаконично и доходчиво «всем обо всем», что-то типа «о наполеоне для чайников», причем, без приукрас и не в обиду для ярых бонапартистов либо рьяных наполеоноведов, которых в мире «бес числа»), но соблюдая авторскую орфографию и пунктуацию, безусловно, имеет смысл познакомиться поближе. Мои комментарии (сугубо «оценочные суждения»! ) минимальны, поскольку, за редким исключением, в них – из-за безусловной уникальности труда В. Н. Земцова: хотя, «сколько людей – столько и мнений» или jedem das seine – нет необходимости. Тем более, что пытливый читатель вправе прочитать оригинал сам.…

«…Готовясь к походу на Россию, Наполеон объявил в апреле 1811 г. о наборе призывников 1811 г. Было собрано 120 тыс. В декабре 1811 г. было объявлено о призыве контингента 1812 г. 13 марта 1812 г. последовал сенатский указ о созыве Национальной гвардии поочередно трех призывов (банов). Несмотря на значительное число добровольцев из-за голода, начавшегося в конце 1811 г., призыв вызвал большие трудности. Наблюдались попытки массового уклонения от службы. Были даже случаи, когда 18-летние юноши женились на 99-летних женщинах. За 1811 и 1812 гг. летучие отряды задержали до 60 тыс. беглых рекрутов. Причем почти все они были вновь включены в армейские части. <<…>>

При продвижении Великой армии к Неману в 1812 г. в каждом армейском корпусе была создана специальная комиссия, разбиравшая дела отлучившихся солдат, мародеров и грабителей. Комиссия выносила смертные приговоры в течение 24 часов. Существовали специальные мобильные колонны, отлавливавшие одиночных солдат. <<…>>

К 1812 г., в связи с размахом приготовлений к войне с Россией, требования к росту и общему физическому состоянию были несколько ослаблены. <<…>> качество нового пополнения во французские части упало в целом. Новые полки формировались либо из молодых конскриптов с включением некоторых старых, но не самых надежных кадров, либо из беглых рекрутов, прошедших дисциплинарные части.

По подсчетам американского историка Нафзигера (см. библ. здесь и далее везде прим. мое – Я.Н.), только дисциплинарные части «поставили» наполеоновской армии к походу 1812 г. 38.351 бывшего дезертира! В кавалерийские части пополнение попадало более хорошее, однако требовалось немало времени, чтобы его «абсорбировать». Как отмечал весной 1812 г. военный министр, половина новых людей, прибывавшая в кавалерию, не обладала необходимой физической силой, чтобы «держать саблю». Ж. Морван писал (см. библ.), что прибывшие в марте 1812 г. в легкую кавалерию конскрипты получили очень хороших лошадей, но, не обладая навыками верховой езды, ко времени вступления в Берлин изранили уже весь конский состав. <<…>>

Особенно много конскриптов оказалось в 1-м армейском корпусе Даву. Наполеон, решив увеличить количество действующих батальонов линейных и легких полков до пяти (обычно действующими были 1 – 4-е батальоны, а 5-й составлял депо), заставил Даву наполнить шестые (а в значительной степени, и четвертые) батальоны конскриптами и солдатами из штрафных полков. Сержантский состав был выделен из старых батальонов и дополнен выпускниками из специальной школы в Фонтенбло. Таким образом, 4-е и особенно 6-е батальоны 7, 13, 17-го и 33-го легкого (во многом сохранившего свой «голландский состав») в значительной степени состояли из конскриптов Везеля и Страсбурга; 12, 21, 25, 30, 48, 57, 61, 85, 108, 111-го линейных и 15-го легкого – не только из конскриптов 1811 г, но и бывших штрафников. 127-й линейный, созданный только в 1811 г., включал в себя наряду с конскриптами солдат бывшего Ганноверского легиона. Хотя у командования 1-го корпуса возникли значительные проблемы из-за столь быстрого увеличения полков за счет не самого лучшего «человеческого материала», но к началу русской кампании они в основном были решены. Конскрипты и штрафники адаптировались и органично вошли в ряды старых кадров. Французские пехотные части 3-го и 4-го армейских корпусов также были заметно пополнены конскриптами и штрафниками. Но так как перед полками этих корпусов не ставилась задача увеличения боевого состава на один дополнительный батальон, абсорбция прошла также неплохо. Правда, уже в ходе кампании среди нового пополнения обнаружилось значительное дезертирство и повышенная заболеваемость. Поэтому в 3-м корпусе Нея 3-и и 4-е батальоны решили упразднить, дополнить за счет этого личный состав 1-х и 2-х батальонов, а из оставшихся людей образовать маршевый полк. <<…>>

Комплектование офицерского состава французской армии 1812 г. также встретило заметные трудности. К тому времени офицерские кадры готовились в нескольких учебных заведениях: в специальной школе в Сен-Сире (имевшей среди своих предшественников и знаменитую революционную Êcole de Mars), выпускники которой служили в основном в пехотных частях; в Политехнической школе, выпускавшей офицеров артиллерии и инженерных войск; в Кавалерийской военной школе в Сен-Жермене, а также в Ветеринарной школе. Однако общее количество выпускников всех этих военных школ было не столь уж значительным. <<…>> К тому же почти все выпускники, влившиеся в армию только в 1811—1812 гг., не имели никакого опыта и с трудом выносили тяготы похода. Большинство офицерского корпуса составляли бывшие сержанты, закаленные в боях и имевшие огромный опыт, но не располагавшие достаточными военными знаниями. <<…>>

Основная масса офицеров имела к 1812 г. значительный срок выслуги. Для лиц в звании от капитана до полковника он был от 18 до 22 лет. Причем это сочеталось с великолепными средними показателями по возрасту офицеров: командиры батальонов были лет сорока, капитаны – 35—40 лет, лейтенанты – более 30 лет. Правда, к 1812 г. стало заметно увеличиваться количество молодых су-лейтенантов и лейтенантов благодаря деятельности специальных военных школ и лицеев, но это не оказывало негативного влияния на качество офицерского корпуса. Учебные заведения – Сен-Сирская военная школа, Политехническая школа, Сен-Жерменская кавалерийская школа и Ветеринарная школа – выпускали отличных специалистов. <<…>>

Подготовка к русской кампании обнаружила большую нехватку офицеров. Для укомплектования новых батальонов своего корпуса Даву к октябрю – ноябрю 1811 г. нуждался в 2 полковниках, 10 командирах батальонов и эскадронов, 9 капитанах штаба, 67 капитанах, 117 лейтенантах и 80 сублейтенантах. В других корпусах ситуация была несколько лучше. В целом же это обусловило быстрое продвижение многих офицеров в должностях и чинах. Хотя особыми преимуществами пользовались те, кто ранее участвовал в военных действиях, особенно в Испании, на офицерские должности пришло множество совсем молодых людей, часто не прошедших должного предварительного обучения. Хотя император все еще демонстрировал открытость военной карьеры для выходцев из старых солдат, но реально они продвигались плохо из-за нехватки образования и из-за препятствий, которые им создавались на уровне штабов. Уже в ходе военных действий началось массовое производство в офицеры из сержантского состава и повышение офицеров в чинах. <<…>> Массовые производства происходили и в самый канун Бородинского сражения. <<…>> То же происходило в других частях. Трудно определить точное количество из-за разрозненности документации, но очевидно, что 5—7 сентября в сражении (при Бородино – Я.Н.) участвовало достаточно много офицеров, особенно ротного состава, получивших свой чин совсем недавно, а то и несколько дней назад. <<…>>

…Между прочим, жизнь любой части наполеоновской армии подчинялась целому комплексу ритуалов и обычаев. Ритуализировалось все: от порядка вступления новобранца или офицера в полк до расстрела приговоренного к смерти. Была своего рода система этих обычаев и ритуалов: ритуалы общенациональные (скажем, национальные праздники, в том числе день рождения императора), общеармейские и характерные только для определенной воинской части. Допустим, в одном из кирасирских полков неуклонно соблюдался своеобразный обычай: новый офицер должен был пройти «тест». Он получал трех лошадей, три бутылки шампанского и трех женщин. В течение трех часов он должен был выпить вино, «расправиться» с девочками и проскакать оговоренное расстояние на лошади. Если вспомнить, что служба в кирасирах требовала недюжинной силы и выносливости, такой ритуал инициации был явно не бесполезен…

В целом, несмотря на ряд серьезных проблем с адаптированием нового пополнения и, особенно, с наличием опытных офицеров, армейские части собственно французской армии выглядели неплохо. Даже офицеры из Молодой гвардии, сравнивая своих солдат с солдатами армейских корпусов, не раз восхищались людским составом 1, 3 и 4-го армейских корпусов. К Бородинскому сражению остались лучшие. <<…>>

…Французская армия традиционно была многонациональной. В собственно французских частях служило большое количество неприродных французов. Особенно их количество увеличилось после присоединения к «старой» Франции территорий левого берега Рейна, Савойи, Иллирии и т. д. <<…>>

…Голландцы формировали 3-й гренадерский полк императорской гвардии (2 батальона), 2-й уланский гвардейский полк (4 эскадрона), 33-й легкий полк (5 батальонов) в составе 1-го армейского корпуса, 11-й гусарский (4 эскадрона), созданный на базе бывшего 2-го голландского (кавалерийская дивизия Вельварта 3-го армейского корпуса). Император, убежденный, что интеграция голландцев в империю идет очень благополучно, придерживался правила сохранять в этих частях в качестве командиров преимущественно голландцев. <<…>>

В составе 13-й пехотной дивизии 4-го армейского корпуса оказались также два батальона 1-го хорватского полка, набранные в Иллирии. Об их бойцах отзывались как о храбрых солдатах и искусных стрелках, но имевших слабую дисциплину. Наконец, под Бородином оказалась рота мамелюков, среди которых, наряду с арабами, были грузины, армяне, турки, евреи, албанцы и даже французы. <<…>>

Особенно своим боевым и антирусским духом выделялись польские части. <<…>>

«Французами Севера» называли поляков солдаты французских частей. Большая часть польского дворянства проявила тогда, в 1812 г., небывалый энтузиазм. «Как только распространилось известие о войне, вся молодежь, не ожидая призыва, бросилась к оружию», – вспоминала графиня А. Потоцкая. Менее восторженно вели себя простые поляки, но и они стали прочным элементом, скреплявшим Великую армию. <<…>> Великое княжество Варшавское отправило на «вторую польскую войну» 74 722 человека и 22 851 лошадь. Наполеон возлагал на польский человеческий материал особые надежды, согласившись в начале 1812 г. даже с тем, чтобы новые польские батальоны были созданы за счет французских денежных и материальных средств. Это позволило увеличить армию княжества к началу войны с Россией до 90 тыс. человек. Полностью сформированное по французскому образцу и отличавшееся в целом высоким боевым духом, польское войско в конце 1811 – весной 1812 г. столкнулось с проблемой молодого пополнения. Среди молодых солдат немало оказалось и таких, кто был склонен к дезертирству. Впрочем, по подсчетам Кукеля (см. библ.), соотношение новобранцев и ветеранов в польских полках в среднем соответствовало ситуации в полках Франции: на 10 солдат 4 рекрута. <<…>> Поляки формировали три полка бывшего Легиона Вислы, а ныне дивизии Клапареда (6 батальонов), имевших в своем составе и немало немцев <<…>>, 1-й гвардейский уланский полк (4 эскадрона). <<…>> Под Бородином 5-й (польский) армейский корпус целиком состоял из польских войск: 6 пехотных полков (18 батальонов) и 4 кавалерийских полка (16 эскадронов). Кроме того, кавалерия Великого княжества Варшавского оказалась разбросанной по другим корпусам… <<…>> Из 74 722 человек польских войск Великого княжества Варшавского вернулось на родину лишь 6 тыс. <<…>>

…Кстати сказать, …1812 г. стал для поляков переломным! По подсчетам Б. С. Абалихина (см. библ.), к маю 1813 г. на русской службе (курсив – мой, Я.Н.) числился уже 11 421 бывший (курсив – мой, Я.Н.) польский военнослужащий Великой армии Наполеона… <<…>>

Отдельный корпус (11 батальонов и 10 эскадронов) под Бородином формировали и вестфальцы <<…>>, у которых …происходила постоянная чехарда с командованием. Приход на пост командующего 6 августа дивизионного генерала Ж.-А. Жюно еще более ухудшил моральную атмосферу, которая негативно сказывалась на поведении как многих солдат, так и опытных сержантов и офицеров. <<…>>

Саксонские солдаты были распределены по армии, сражавшейся при Бородине, следующим образом: один эскадрон шеволежерского полка принца Альбрехта находился при Главной квартире, три эскадрона – в 3-м кавалерийском корпусе, два полка тяжелой кавалерии (Гар дю Кор – Кавалергардский, и «Цастрова» – всего 8 эскадронов) – в 4-м кавалерийском корпусе. Личный состав этих частей был великолепен, а состояние конского состава было намного лучше, чем в полках французской кавалерии. Примечательна была фигура генерала Иоганна Адольфа Тильмана, командовавшего тяжелой кавалерией. Он успел повоевать как против Франции в 1793—1798 и 1806 гг., так и вместе с французами в 1807 г., послужить как в саксонской, так и в австрийской армии. Немало воинов, находившихся под его началом, имело сходную судьбу солдат-профессионалов. <<…>>

…Между прочим, …излюбленным приемом кавалерии, <<…>> было свернуть плащи «в скатку» и надеть их через плечо (это называлось «à la Madrid»). Так, к примеру, поступили саксонские кирасиры в битве при Бородине, оставившие свои панцири по ту сторону Немана. К такому же приему нередко прибегали и пехотные офицеры…

Бóльшая часть вюртембергских войск <<…>> была сосредоточена в 3-м армейском корпусе в составе 25-й дивизии (сведенной, фактически, в три батальона) и кавалерийской дивизии Вельварта (12 эскадронов). Кроме того, во 2-м резервном кавалерийском корпусе был 3-й вюртембергский конноегерский полк «принца Людвига» (4 эскадрона). Многие среди вюртембергских солдат участвовали на стороне Наполеона в войне 1809 г. против Австрии и являли собой блестящие примеры закаленных профессионалов. Однако подобно тому, как не повезло 8-му вестфальскому корпусу, неудачи преследовали и вюртембергскую 25-ю пехотную дивизию. Высокая заболеваемость, вызванная эпидемией дизентерии, и огромные боевые потери заставили свернуть к Бородинскому сражению четыре пехотных полка и четыре отдельных батальона в три батальона! При этом немецкое командование дивизии как бы дублировалось французами, что не могло не создавать известную психологическую напряженность в среде личного состава вюртембержцев. Ситуация в кавалерийских частях, которые действовали чаще всего в отрыве от 3-го армейского корпуса, была более благоприятной. <<…>>

Баварцы оказались в составе отдельной кавалерийской дивизии в 4-м армейском корпусе (12 эскадронов) и в 3-м кавалерийском корпусе (8 эскадронов). Среди них было немало тех, кто сражался под предводительством Наполеона в 1805 и 1809 гг. Состояние личного состава было вполне удовлетворительным. <<…>>

Пруссия, как союзное Франции государство, также была представлена в Бородинском сражении. 1-й сводный уланский и 2-й сводный гусарский полки (всего 8 эскадронов) оказались соответственно во 2-м и 1-м резервных кавалерийских корпусах. <<…>>

И последнее, касательно немецких частей в Великой армии: …во время отступления от Москвы порядок и дисциплина держались наиболее долго.

Таким образом, <<…>> в составе боевых частей пехоты и кавалерии Великой армии на Бородинском поле оказалось 127 французских батальонов и 147,5 эскадрона. Тогда как из неприродных французов было сформировано (без испанского пионерного батальона) 74,5 батальона и 154,5 эскадрона. Следовательно, нефранцузы составили 36,9% пехоты и 48,8% кавалерии. Хотя в артиллерии доля иностранцев была в целом меньшей, чем даже в пехоте, тем не менее, армия Наполеона под Бородином вполне может считаться общеевропейской. <<…>>

Первое, что бросалось в глаза, были языковые барьеры. Несмотря на широкое распространение французского языка, он не мог быть быстро освоен многотысячными массами рядового и даже офицерского состава армий многих европейских стран. <<…>>

Во время боя, на маршах и в госпиталях эти различия хорошо улавливались медиками Великой армии. Воспоминания каждого из них о русском походе пестрят рассуждениями о том, как организм людей разных наций по-разному себя проявлял. <<…>> Блондины, которых было много среди немцев и голландцев, имевшие флегматический темперамент, хотя и являлись, по словам Ларрея (главврача Великой армии – прим. Я.Н.), «сынами Севера», хуже других переносили холод. Сангвинический же темперамент, часто встречавшийся среди южан, наоборот, способствовал преодолению холода и физических трудностей. Доля немцев и голландцев, погибших от холода в 1812 г., оказалась значительно бóльшей, чем французов. Так, голландцы 3-го полка гренадеров гвардии погибли почти все без исключения, в то время как два других полка гренадеров, составленных из французов центральных департаментов, сохранили большинство своих людей. Наблюдения медиков в 1812 г. показали, что предрасположенность или сопротивляемость дизентерии и тифу также зависели от национальной принадлежности. Немцы заболевали дизентерией и тифом в значительно бóльшей степени, чем французы. Врачи это объясняли более нервным национальным характером. <<…>>

…Не могла не проявиться глубокая предубежденность одних народов по отношению к другим. Так, французы, убежденные в своем политическом и культурном превосходстве, с явным пренебрежением относились к бельгийцам, голландцам, немцам, итальянцам, испанцам, которых почитали людьми отсталыми и суеверными. Даже поляки, наиболее верные союзники, воспринимались большинством французских солдат как люди убогие. <<…>> «Не стоит удивляться, что немцы нас ненавидят, – писал один французский ветеран. – Они не могут простить, что мы двадцать лет щупали их жен и дочерей прямо на их глазах». Среди самих иностранных солдат существовала сильная предубежденность друг против друга. <<…>>

Французское командование, когда было возможно, стремилось довольно тонко учесть национальные особенности своих войск. В конце 1811 г., когда в дивизию генерала Фриана влились два батальона испанского полка Жозефа-Наполеона, Даву специально рекомендовал устраивать для них католические мессы по воскресеньям и в праздничные дни. При этом предлагал присутствовать на них и французам. Зная гордый нрав испанцев, Даву советовал отдавать приказы непосредственно их начальникам, а не через французского бригадного генерала. <<…>> Уже во время кампании, 14 июля, в Вильно Наполеон при смотре баварских частей, несмотря на дождь, стоял без редингота и перед каждым знаменем снимал шляпу. 22 июля возле Глубокого он вновь посетил этих же баварцев, утешал солдат, обещал улучшить снабжение продовольствием, доверительно разговаривал с рядовыми. <<…>> С началом русской кампании награждения иностранцев стали производиться в массовом порядке.