Текст книги "«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том III. «Первый диктатор Европы!»"

После чуть не случившегося с ним конфуза (или даже фиаско!?) под Маренго, Бонапарт стал ее определенно беречь! С той поры гвардейцы стали для него резервом на самый крайний случай! Ведь продержал же он ее в запасе «для исправления ошибок» под Аустерлицем!? Точно также будет и под Эйлау, и под Фридляндом, и под Бородино! Вполне возможно, что, отчасти, он будет явно перебарщивать в этой своей бережливости. И только вынужденный пойти ва-банк под Ваграмом в 1809 г., в ходе катастрофической ретирады из Москвы в 1812 г., в тяжелейшую Саксонскую кампанию 1813 г. и в роковых для него Линьи с Ватерлоо, Бонапарт начнет бросать свою Старую Гвардию в огонь и придет ее черед отдавать свои жизни за своего «маленького капрала-стриженного малыша»! И в конце концов, от нее мало что останется…

Впрочем, все это будет потом…

…А пока так долго ждавшие своего часа и явно застоявшиеся кирасиры, драгуны, конные егеря, гусары и уланы Мюрата с грохотом, звоном и улюлюканьем делали то, что у них получалось лучше всего – «рубили на скаку бегущего врага в капусту»…

…Между прочим, Йена, как считал сам Наполеон, была третьим, после Маренго и Аустерлица, самым счастливым днем в его жизни! Ему, давшему за свою жизнь порядка 60 сражений и боев, виднее…

Принято считать, что победа Наполеона далась ему сравнительно дешево и несопоставимо с потерями хвастливых наследников Фридриха Великого: ок. 5 тыс. солдат убитыми и раненными против 10 тыс. убитых и раненных вместе с 15 тыс. пленных у Гогенлоэ, лишившегося к тому же 120 орудий.

Примечательно, что имея к середине сражения почти двойное превосходство в силах (данные разнятся; ок. 95.500 чел. с 108 орудиями против 46.000—53.000 чел. с 175 пушками) Бонапарт успел ввести в дело не более 54 000, но и этого оказалось достаточным для победы над… прусским арьергардом!

Дело в том, что в тот же день и те же часы, когда Наполеон громил пруссаков под Йеной, не менее крупное, но очень судьбоносное по своим последствиям, сражение развертывалось под Ауэрштедтом!

Глава 4. Битва под Ауэрштедтом: для кого – катастрофа, а кому… «звездный час»

Дело в том, что накануне вечером свои лучшие силы фельдмаршал герцог Карл II Вильгельм-Фердинанд Брауншвейгский двинул от Йены на север – на Галле. По дороге он столкнулся с III-м корпусом маршала Луи Даву и с последним чуть не случилась трагедия!

В канун битвы при Йене французский главнокомандующий направил в обход прусских войск около 60 тыс. человек – III-й и I-й корпуса Даву и Бернадотта. Напомним, что они должны были действовать сообща и в случае необходимости немедленно приходить на помощь друг другу. Выйдя к Наумбургу, а затем к Апольде, Даву должен был отрезать пруссакам отход на Берлин. Бернадотт получил приказ наступать на Дорнберг с целью обеспечения линии коммуникаций между основной армией и Даву, а затем присоединиться к последнему для перекрытия пути отступления пруссакам. Правда, всем известный наваррско-беарнский бахвал предпочел поступить по-своему: он не согласился с рекомендацией императора к изначальному оперативному приказу выступать общими силами и выбрал путь на Дорнберг через Камбург. Что, впрочем, понятно: крайне самолюбивый и дико амбициозный (таковым принято его считать в исторической литературе) выходец из Беарна предпочитал любыми способами избегать «сотрудничать» с «коллегами по ремеслу», среди которых «братьев по оружию» у него не было

…Между прочим, когда после победного сражения под Йеной Наполеон вернулся к себе в ставку в трактир, то был весьма удивлен докладом штабного офицера маршала Даву. В донесении утверждалось, что именно наполеоновский маршал разбил в сражении при Ауэрштедте главную прусскую армию. «У нашего маршала, очевидно, двоиться в глазах!» – нелюбезно оборвал маршальского посланца усталый император. И все же, вскоре Бонапарт понял, что на самом деле он со своими главными силами, вдвое превосходившими армию Гогенлоэ, сражался со вспомогательными силами пруссаков. Тогда как его маршал со своим одним единственным корпусом сошелся в смертельном бою с главной армией герцога Брауншвейгского!?.

Если бы не исключительное тактическое мастерство Даву и прекрасная сбалансированность наполеоновских корпусов (отдельная «карманная» армия в миниатюре со своей пехотой, кавалерией и артиллерией) способных в одиночку противостоять вражеской армии в течении 24 часов, пока к ним на помощь не поспеют другие корпуса, совершавшие марш по соседству либо стоявшие на позициях на расстоянии не более чем в одном суточном переходе друг от друга, то в тот же день французы могли бы потерпеть поражение под Ауэрштедтом.

Вот как это было…

По штатному расписанию на начало войны с пруссаками у Даву в его III-м образцовом корпусе числилось 28.874 пехотинца, кавалериста и артиллериста с 44—46 орудиями, но на момент встречи с прусской главной армией герцога Брауншвейгского (ок. 52.750 чел. – 39.650 пехоты, 12.250 кавалерии и 950 артиллеристов с 230 пушками; впрочем, сведения о пруссаках сильно разнятся: от 60 до 70 тыс. чел.?) у него под началом было по разным причинам лишь 26.200 бойцов. Зато это были три самые лучшие во всей французской армии пехотные дивизии генералов Фриана, Гюденна и Морана и порядка 1.300 легковооруженных всадников (конных егерей), причем, последние ушли в самостоятельный рейд, оставив маршалу лишь одну конную роту в 80 всадников.

…Между прочим, так получилось, что шедший параллельно Даву маршал Бернадотт в силу ряда причин (их мы коснемся чуть позже!) со своим I-м корпусом, оставил своего «брата по оружию» (вернее, «коллегу по ремеслу», так как он его терпеть не мог!) в одиночестве и, тем самым, подверг его опасности поражения…

В авангарде у австрийцев шла дивизия генерал-лейтенанта графа Фридриха Вильгельма Карла фон Шметтау.

Главные силы включали в себя 4 дивизии: генерал-лейтенантов принца Вильгельма Оранского, графа Александра-Леопольда фон Вартенслебена, графа Иоганна-Эрнста фон Кунхайма и Александра-Вильгельма фон Арнима. Причем, дивизии двух последних являлись резервным корпусом генерала от кавалерии графа Фридриха-Адольфа фон Калькройта (Калькрайта).

А вот арьергардом командовал генерал-лейтенант Гебхард Леберехт фон Блюхер! Тот самый, между прочим, которого спустя 9 лет на мгновение озарит «искра гения» и, он совершив свой знаменитый марш-маневр, «поставит крест» на военно-политической карьере Бонапарта в битве при Ватерлоо, придя в критический момент на помощь истекавшему кровью Веллингтону!

Двигаясь очень медленно из-за сильного тумана и трудного подъема, утром 14 октября около 7 часов утра головная дивизия корпуса Даву, 3-я дивизия генерала Шарля-Этьенна Гюденна (8.500 чел. с 8-орудийной конной батареи), войдя в деревню Хассенхаузен (Кезенское ущелье), своим кавалерийским авангардом столкнулась с конным заслоном главной прусской армии герцога Карла II Вильгельма-Фердинанда Брауншвейгского.

Несмотря на то, что противник располагал не менее чем двойным превосходством в силах, Даву смело ввязался в бой. Фриан уже был на подходе (в нескольких км), а Морану надлежало поторопиться, чтобы успеть занять свой фланг и тем самым перекрыть все ущелье по ширине. Ожидая их дивизий, шедший первым Гюденн, умело прикрывшись густым туманом и легкой пехотой, стремительно свернул свои 8 батальонов в каре и, открыв плотный орудийный огонь, отогнал передовой отряд вражеской конницы.

Противостоявший ему враг (9 батальонов фон Шметтау и 10 эскадронов Блюхера: 3 эскадрона кирасир Райценштайна, 5 эскадронов кирасир Хайзинга и 2 эскадрона драгун из именного полка прусской королевы) серьезно превосходил его силы.

Но пока методичный фон Шметтау (ему сильно мешали, «путавшиеся в ногах», армейские обозы), поджидавший замешкавшуюся пехоту Вартенслебена, не спеша готовил свои батальоны к атаке на каре Гюденна, нетерпеливый и азартный Блюхер, передав общее командование генерал-майору Фридриху-Готтлибу фон Освальду, в 9.00 единолично и самочинно бросил в лихую кавалерийскую атаку все свои эскадроны. Это был фирменный стиль старого гусарского генерала-сорвиголовы!

Атакованные массой всадников Блюхера, Даву с Гюденном оказались в таком тяжелом положении, что всякие менее стойкие военачальники наверняка «показали бы тыл» врагу. Но, во-первых, горячий Блюхер ринулся на занявшую позицию пехоту Гюденна без поддержки пехоты и артиллерии, еще только-только разворачивавшихся на поле боя. А, во-вторых, Даву – один из наиболее самостоятельных маршалов Наполеона – прекрасно знал, что ему делать. У него был самый подготовленный, обученный и экипированный корпус во всей наполеоновской армии во главе с первоклассными пехотными генералами Фрианом, Мораном и Гюденом. В результате, без поддержки пехоты прусская кавалерия была играючи отражена французскими пехотными каре, облически выстроенными на поле боя, что позволяло им стрелять в приближающихся всадников из максимального количества ружей!

…Между прочим, сам Блюхер вернулся из этого конного наскока без… оружия и… пешком: коня под ним убили…

А Шметтау все еще медлил с атакой одиноко стоявшего на своих позициях Гюденна, ожидая развертывания всех батальонов Вартенслебена! На эту «процедуру» ушел почти час! Пока пруссаки все «судили да рядили» справа от солдат Гюденна успела выстроиться подоспевшая 2-я дивизия свояка Даву, Луи Фриана (7.500 человек с восемью 12-фунтовыми орудиями полковника Жоффруа) и корпусная кавалерия (два конно-егерских полка генерала Жана-Батиста-Теодора Виаллана). Пользуясь нерасторопностью противника, Даву успел так развернуть обе свои наличные дивизии к северу от Хассенхаузена (именно сюда намеревались нанести основной удар пруссаки, рвавшиеся на дорогу на Фрайбург – назначенному месту сбора всех прусских сил), чтобы не дать врагу, пользуясь численным превосходством обойти себя с флангов. Поскольку Моран все еще был на подходе, то резервов у Даву не было и ему следовало держаться и еще раз держаться!

Только через час после первого наскока Блюхера – в 10.00 – Шметтау с Вартенслебеном смогли наконец перейти в согласованное наступление на деревню Хассенхаузен. И надо же такому случиться, что дивизия первого из них тут же попала в засаду меж дивизиями Фриана и Гюденна и, понеся большие потери от перекрестного батарейного огня, откатилась назад. Зато у второго дела обстояли намного лучше: 5 эскадронов драгун Ирвинга ударом во фланг обратили вспять несколько обособленно стоявший на юге от Хассенхаузена построенный в линию 85-й линейный полк из дивизии Гюденна. Все остальные части Гюденна передислоцировались далее к северу для поддержки дивизии Фриана, когда та расположилась на французском правом фланге. И хотя многих французов из 85-го порубили, но какая-то его часть, все же, успела отойти за деревню, свернуться в каре и отразить повторную атаку неприятельских драгун с кирасирами Беерена, подоспевшими из резерва фон Калькрайта.

Более того, Даву не растерялся и, твердо держа нити управления своими войсками, успел прислать на подмогу два полка из бригады генерала Клода Пти, которые прикрыли открытый левый фланг 85-го полка и снова заняли Хассенхаузен. Перейдя в согласованную контратаку французы смогли восстановить свой левый фланг, но на большее у них уже не хватало сил: все свои резервы они уже ввели в дело.

В этот момент герцог Брауншвейгский решил взять наконец Хассенхаузен и четыре раза упрямо и безуспешно атаковал деревню в лоб вместо того чтобы воспользоваться слабостью левого фланга французов. В ходе одной из атак герцога, устремившегося в самую гущу событий, одной (!) ружейной пулей смертельно ранило в… оба глаза?! На войне – всяк бывает!? Более того, почти тут же вышел из строя и его заместитель фон Шметтау: его тоже ранили и тоже… смертельно, но не в глаза и даже не глаз! Затем пришел черед и генерала Вартенслебена, тяжелораненого меткими вражескими стрелками. (Стрельба на поражение – была прекрасно поставлена во французской армии; лучше них в этом были лишь, повторимся!, британские гвардейцы!) Более того, старый фельдмаршал фон Меллендорф сначала был ранен, а затем еще и взят в плен (либо, все же, его успели вывезти в тыл?).

Так уже в самом начале сражения прусская армия оказалась обезглавлена!

Трусоватый Фридрих-Вильгельм III не только не назначил им замены, но и сам не встал во главе войск. Примечательно, что его самого чуть не затоптали, сбив с коня свои же кавалеристы, отступление которых король весьма опрометчиво попытался остановить. По правде говоря, прусский король, бывший «военным» лишь… на плацу, на роль главнокомандующего на поле боя, менее всего подходил! Он пустил все на самотек. Его войска сражались самостийно, без поддержки и взаимодействия.

…Кстати, отсутствие единоначалия у пруссаков после выхода из строя всех престарелых фридриховских «орлов» привело к тому, что боем руководили штабные офицеры, причем, каждый согласно своим представлениям о происходящем. Как результат, разнобой в приказах приводил к тому, что некоторые прусские части так и не оказались на поле сражения. Так 2/5 их сил вообще не приняли никакого участия в мясорубке под Ауэрштедтом…

Отчасти, это и спасло Даву и он сумел-таки выдержать все нескоординированные атаки неприятеля, пока на поле сражения не появились «новые игроки».

В 11 часов противники одновременно получили подкрепления!

У пруссаков в дело вступили правофланговые войска генерал-лейтенанта принца Вильгельма-Фридриха Оранского, не владевшего военным ремеслом на уровне полководца. А к истекающим кровью французам подоспела наконец из Кёзена 1-я дивизия генерала Шарля-Антуана-Луи-Алексиса Морана (9 батальонов или 8.900 чел. с 13 орудиями).

…Один из лучших пехотных дивизионных генералов Великой Армии (24 декабря 1805 г.), граф Империи (24 июня 1808 г.), пэр Франции (2 июня 1815 г. и повторно 11 октября 1832 г.) Шарль-Антуан-Луи-Алексис Моран, (4 июня 1771, Понтарлье, провинция Франш-Конте – 2 сентября 1835, Париж) родился в семье адвоката Алексиса-Франсуа Морана (1747—1829), изучал юриспруденцию в Безансоне и в 1791 г. защитил степень кандидата права. Уже через год, 9 августа 1792, он стал капитаном 7-го батальона волонтёров департамента Ду, а ещё через месяц его повысили до подполковника. В 1792—93 гг. он сражался в рядах Рейнской армии. 8 сентября 1793 г. в бою при Ондсхоте Моран первым ворвался в город со знаменем в руках. В 1793—94 гг. он воевал в Северной армии (при Ваттиньи и Альденгофене), в 1794—96 гг. в Самбро-Маасской, а с января 1797 г. в Итальянской армии. 14 января 1797 г. Моран отличился, сражаясь с австрийцами при Риволи, ранен пулей в бедро в сражении при Спримоне. Моран участвовал в Египетской кампании в составе дивизии генерала Дезе. После сражения у Пирамид, прямо на поле боя, он был произведён в чин полковника и возглавил 88-ю линейную пехотную полубригаду. Участвовал в завоевании Верхнего Египта, сражался при Эль Ганайме и Саманхуде. За мужество, проявленное во время этой кампании, 6 сентября 1800 г. получил чин бригадного генерала. С мая и вплоть до конца июля 1801 г. Моран командовал бригадой в дивизии генерала Вердье. 9 августа (14 сентября) 1801 г. он вернулся во Францию. И с той поры у него адъютантом стал его младший брат Алексис-Никола-Бернарден (р. 1774 г.), барон Империи (15.8.1809), ранен при Ауэрштедте, ранен в левую ногу при Ваграме, из-за последнего ранения уволился в отставку в апреле 1813 г. Сам Моран 30 августа 1803 г. был переведён в военный лагерь Сент-Омер. 30 августа 1805 г. – командир 1-й бригады 1-й пехотной дивизии генерала Сент-Илера IV-го корпуса Великой Армии. В сражении при Аустерлице Моран командовал пехотной бригадой, входившей в состав IV-го корпуса генерала Сент-Илера. Его бригада, включавшая в себя всего лишь один полк (10-й полк лёгкой пехоты), в районе Праценских высот подверглась атаке превосходящих сил противника и понесла значительные потери, а сам он был ранен. Если бы не своевременный подход соседних частей Великой армии, полк Морана был бы полностью уничтожен. За проявленное в ходе кампании мужество (24 декабря 1805 г.) Моран был произведён в чин дивизионного генерала. 14 февраля 1806 г. его назначают командиром 1-й дивизии III-го корпуса маршала Даву. Моран сумел завоевать доверие и уважение со стороны своего ворчливого начальника и стал, наряду с генералами Фрианом и Гюденом, одним из его наиболее приближённых помощников. В Прусской кампании 1806 г. в битве при Ауэрштедте (14 октября 1806 г.) полки Морана беглым огнём отразили атаки прусской кавалерии, а затем перешли в контрнаступление и разгромили войска герцога Брауншвейгского. Генерал в этом бою был ранен в руку. Дивизия Морана участвовала во взятии Кюстрина (1 ноября 1806 г.), а также в Польской кампании 1807 г. сражалась при Чарново и Голымине. В битве при Прейсиш-Эйлау (8 февраля 1807 г.) бравый генерал получил новое ранение. С 12 октября 1808 г. – командир 1-й пехотной дивизии Рейнской Армии маршала Даву. В ходе Австрийской кампании 1809 г. Моран сражается при Арнсхофене, Абенсберге, Ландсхуте, Экмюле, Регенсбурге. В битве при Ваграме (5—6 июля 1809 г.) он был ранен, но именно части его дивизии смяли левый фланг австрийцев, что решило исход всего сражения. С 13 июля 1810 по 3 марта 1812 гг. Моран исполнял обязанности губернатора Гамбурга. 24 июня 1812 г. Моран удостоился чести первым переправиться на правый берег Немана у Ковно, открыв, тем самым, Русскую кампанию. 17 августа его дивизия в ходе ожесточённого боя занимает южные предместья Смоленска. В Бородинской битве полки Морана атакуют Курганную высоту, неся при этом огромные потери от русской артиллерии. Сам генерал получает тяжелое ранение картечью (осколком ядра?) в подбородок. В конце 1812 г. остатки его дивизии покинули Россию. С 17 марта 1813 г. Моран командовал 12-й пехотной дивизией, входившей в состав I-го, а затем IV-го корпусов генерала Бертрана. Участвовал в битвах при Лютцене и Бауцене. 6 сентября 1813 г. в сражении у Денневица после поражения французской кавалерии стойкость Морана спасла остатки корпуса маршала Нея и позволила французам отступить. Отличился в боях при Вартенбурге и Ханау. 16 ноября 1813 г. возглавил IV-й корпус и с декабря 1813 по апрель 1814 гг. руководил обороной Майнца, покинув его со своими войсками лишь после окончания войны (4 мая 1814 г.). При Первой Реставрации оставался с 15 октября 1814 г. без служебного назначения, но во время «Ста дней» служил адъютантом у Наполеона и 1-м полковником пеших егерей гвардии. 2 июня 1815 г. получил титул пэра Франции. В битве при Ватерлоо отчаянным усилием сумел выбить пруссаков из Планшенуа, но этот его подвиг уже не мог изменить положения. За это сражение Наполеон пожаловал Морану Большой Крест орд. Почётного легиона (правда, награда нашла героя лишь в 1830 г. – уже при Июльской монархии). Внесенный в проскрипционные списки 1 августа 1815 г. и заочно приговорённый Людовиком XVIII 29 августа 1816 г. к смерти Моран был вынужден скрываться на родине своей жены – в Польше. Он получил прощение лишь 14 июня 1819 г. Был оправдан Военным судом в Страсбурге, ему вернули чин дивизионного генерала, восстановили на военной службе (с 1 сентября 1819 по 12 января 1820 гг. он служил в Королевской гвардии), а также вторично провозгласили пэром Франции (11 октября 1832). Скончался четырежды кавалер орд. Почетного легиона (Легионер – 11 декабря 1803 г., Коммандан – 14 июня 1804 г., Великий офицер – 7 июля 1807 г. и Большой крест – 18 октября 1830 г.) в своём парижском особняке в 64 года, 26 из них отдав армии, дослужившись до дивиз. генерала за 13 лет и был похоронен на кладбище Пер-Лашез. Его доблестное имя выбито на Триумфальной арке в Париже…

Она тут же полностью развернулась на ослабленном левом фланге французов прямо напротив новоприбывших войск принца Оранского, который вместо концентрированного удара по врагу всеми своими свежими силами по одному из французских флангов, разделил их на части. Прекрасно вымуштрованные солдаты Морана на ходу перестроились из колонн в линии и открыли убийственный огонь по маршировавшим в атаку прусским батальонам. В конце концов, те не выдержали и попятились назад, уступая место своим разогнавшимся кавалеристам, но образцово обученные морановцы мгновенно свернулись в батальонные каре. Пять раз чуть ли не вся прусская кавалерия Блюхера лихо налетала на них, столько же раз ее умело отражали. Без пехотной поддержки вражеская конница оказалась бессильна что-либо сделать с французской пехотой и беспорядочно поскакала в тыл.

…Кстати сказать, пруссаки вообще очень плохо поддерживали кавалерию пехотой либо наоборот, не говоря уж об артиллерийском огне. В этом они тоже сильно уступали французам: их артиллерия в ту пору «оставляла желать лучшего», являясь, пожалуй, худшей в ведущих армиях Европы…

Моран в том сражении, в которое он вступил сходу, показал незаурядное полководческое мастерство! Он замечательно воспользовался неудачей как пехоты, так и кавалерии неприятеля и, мгновенно перестроившись под прикрытием легкой пехоты из каре в плотные колонны, (маневр был очень опасным, даже рисковым, поскольку проводился под огнем численно превосходящего врага) перешел в разящую контратаку и окружил пехоту Вартенслебена, уже потерявшую своего командира. Правый фланг принца Оранского оказался разгромлен и покатился в сторону Ауэрштедта.

Получилось, что запоздалый подход свежей пехотной дивизии принца Оранского, введенной в бой по частям и в разных местах, а не концентрированно, не смог переломить хода сражения. Тогда как только-только прибывшие дивизии Фриана, а затем и Морана, показала себя с наилучшей стороны, очень во время поддержав своих истекающих кровью соплеменников как числом, так и высоким мастерством во всех компонентах боя, в частности, очень эффективно используя свою немногочисленную, но превосходную артиллерию.

Правда, у прусского короля еще оставалось в резерве целых 14 батальонов гренадерской пехоты, 5 эскадронов знаменитых со времен Фридриха Великого черных гусар и 3 батареи. Твердо убежденный, что перед ним не Даву с одним единственным корпусом, а сам Наполеон Бонапарт с его главными силами, памятуя о предсмертном наказе герцога Брауншвейгского «всячески избегать столкновения в открытом поле с Последним Демоном Войны», он так и не ввел их в дело! Фридрих-Вильгельм все ждал вестей из-под Йены и все держал и держал резервные части сзади, полагая, что вот-вот на поле обрушится вся армия Бонапарта.

На часах был полдень…

Тем временем, Даву, используя ситуацию после удачного наступления Морана, перешел из обороны в общее контрнаступление всеми своими тремя дивизиями, построив их в виде полумесяца «рогами» вперед. Основная масса прусской армии оказалась как бы внутри вогнутой части французского построения и началась кровавая бойня. Хотя немногочисленная артиллерия Даву громила врага с убийственного расстояния пистолетного выстрела, пробивая в его пехотных рядах целые просеки, но прекрасно вымуштрованные прусские гренадеры раз за разом стойко смыкали свои редеющие ряды. Массированные атаки прусской кавалерии неистового Блюхера (под ним уже убили двух лошадей!), лишенные артиллерийской поддержки многочисленной, но разрозненно действовавшей прусской артиллерии, разбивались об хладнокровные пехотные каре Морана, Фриана и Гюдена.

Отбрасывая вражескую пехоту и захватывая ее артиллерию, численно уступавший пруссакам корпус Даву принялся «зачищать» от врага поле сражения, обильно залитое франко-прусской кровью и усеянное телами погибших и раненных. Лишенная толкового главнокомандующего прусская армия еще какое-то время самостоятельно отбивалась, поливаемая фланговым артиллерийским огнем Морана (слева) и Фриана (справа).

Но когда Гюденн бросил остатки своей очень сильно пострадавшей дивизии в последнюю отчаянную лобовую атаку, а шедшие на флангах, Моран с Фрианом одновременно (как бы полумесяцем, «рогами» вперед) начали обход врага каждый со своей стороны, грозя выйти ему в тыл, король Фридрих-Вильгельм наконец вспомнил, что ему как королю придется принять самое важное решение в ходе этого катастрофически неудачно складывавшегося боя, и отдал приказ на отступление в надежде на успешное соединение с силами Гогенлоэ и Рюхеля, чьи войска он считал нетронутыми.

Правда, организованного отступления, несмотря на старания храбреца Блюхера, отчаянно проклинавшего своего малодушного короля, не получилось и пруссаки беспорядочно покатилась в тыл. В панике бросилась бежать даже свита короля, кинув его на произвол судьбы.

Отступление превратилось в бегство…

К 12.30 сражение было выиграно численно уступавшим врагу корпусом Даву, отчасти и потому, что у пруссаков не нашлось нового… Фридриха II Великого!

Так бывает, или jedem das seine…

Только в 16.30 Даву остановил преследование своими полностью обессилившими батальонами…

Победа далась ему очень дорогой ценой!

Примерно четверть его состава вышла из строя – 6.794 солдата, 253—258 офицера и 5 генералов – убитыми, раненными и пропавшими без вести. Принявшая по началу на себя первый удар пруссаков дивизия Гюденна и вовсе лишилась 40% своего состава!

Прусский поход 1806 г. стал «звездным часом» Даву, а Ауэрштедт – венцом военной славы. Это знаменательное сражение – один из редких случаев когда численно слабейший противник нанес поражение сильнейшему (по меньшей мере вдвое) неприятелю. Даву смог удержать своих людей на поле боя, лишь появляясь повсюду лично. Его мундир был черен от порохового дыма, треуголка сбита с головы вражескими пулями. Подтвердили свою репутацию блестящих дивизионных командиров Моран, Фриан и Гюденн. Все трое получили во французской армии престижное прозвище «Бессмертные». Сам Наполеон так писал Даву, поздравляя его с выдающейся победой: «Мой кузен! Битва при Ауэрштедте – один из самых прекрасных дней в истории Франции. Я обязан этим днем храбрым солдатам III-го корпуса и их командиру. Я очень рад, что это вы!» Высоко оценив трудную победу Даву и его III-его корпуса, Наполеон, взяв за пример знаменитый 10-й легион Цезаря, прозвал этот корпус… «мой десятый легион»!

…Между прочим, сражение при Ауэрштедте – ярчайший пример эффективности отдельного корпуса Великой армии на оперативном, оперативно-тактическом и тактическом уровнях! Правда, все это стало возможно на фоне устаревших военных приемов уже ушедшего XVIII столетия, пока еще полностью не отжившего, в частности, в монархической армии Пруссии, некогда – в середине того века – «наводившей шороху» под водительством короля-полководца Фридриха II Великого в Центральной Европе…

Так и не получив поддержки от явно не торопившегося к месту боя корпуса маршала Бернадотта, Даву не только устоял против огромных сил противника, но и разгромил их наголову.

Потери пруссаков принято оценивать в 13.000 человек убитыми, раненными и пленными (в том числе, 12 генералов и 380 офицеров) и 115 пушек из 230 имевшихся.

Остатки разбитой Даву прусской армии – вернее, так и не пущенные в дело резервные 14 батальонов пехоты, 5 эскадронов кавалерии и 3 батареи пушек – были отброшены на дорогу на Веймар, по которой уже бежали разгромленные под Йеной полки Гогенлоэ. Сам Даву и его до предела уставшие солдаты были уже не в силах продолжать преследование, но в этом уже не было надобности.

А теперь прикоснемся к самому интересному и дискуссионному моменту в Ауэрштедском сражении: ни один солдат Бернадотта так и не сделал ни одного выстрела в тот кровавый для солдат Даву день! Ходили упорные слухи о том, что этот крайне самолюбивый и завистливый маршал явно ревновал к Даву и желал ему поражения! Так ли это?

Скажем сразу, что отношения между двумя маршалами давно были острыми, еще больше они обострились после Ауэрштедта. Тогда во время битвы в невыгодных условиях Даву все время ждал, что в любой момент подойдет параллельно двигавшийся корпус Бернадотта и спасет положение, но атаки врага следовали одна за другой, а Бернадотт так и не появлялся.

Рассказывали, что один из штабных офицеров Даву впоследствии вроде бы заявлял, что видел вдалеке Бернадотта, сидящего верхом на коне, и даже смог к нему пробиться и объяснить, что же происходит на поле боя. Он также добавил, что в ответ на его горячие слова убеждения герцог Понте-Корво холодно произнес: «Возвращайтесь к своему маршалу и передайте ему, что я буду там, пускай не беспокоится». Так и не получив поддержки от явно не торопившегося Бернадотта, Даву не только устоял против огромных сил противника, но и разгромил их наголову. До безумия уставшему Даву оставалось распорядиться по поводу раненых и отправить в главную квартиру курьера, чтобы тот в произнесенных ледяным голосом выражениях выяснил, почему корпус, вынужденный сражаться более чем с половиной прусской армии, был оставлен без поддержки.

Вся наполеоновская армия с нетерпением ждала самого сурового наказания для Бернадотта. Среди генералов, не говоря уж о маршалах, его никогда особенно не любили. Столь недостойное поведение чуть не стоило Бернадотту головы. Взбешенный Наполеон потом орал на него: «Вас нужно отдать под трибунал и расстрелять!» В порыве гнева он даже подписал приказ об этом, но затем передумал и разорвал его. Поговаривали, что и на этот раз не обошлось без заступничества его бывшей пассии Дезире Клари, ставшей женой Бернадотта.

…Возможно, он полагал, что Бернадотт осознает всю тяжесть своего поступка и постарается загладить его. Будущее показало, что снисходительность Наполеона была ошибкой. Причем – роковой…

И все же, почему Бернадотт по зову Даву не явился на поле боя под Ауэрштедтом?

Рассказывали, что позднее Бернадотт вроде бы проговорился и выдал себя: «Это мне-то получать приказы от какого-то… Даву!» Профессиональная ревность!? Не исключено, что никакого приказа поддержать Даву сам Наполеон Бернадотту не дал: документов с его подписью не сохранилось! И Бернадотт предпочел действовать согласно букве (но не армейской этике и взаимовыручке!) имевшегося у него первого приказа на раздельное стратегическое движение к намеченному пункту сбора. К тому же, между Даву и Бернадоттом были две реки, протекавшие по гористым ущельям, и быстро преодолеть их большой массой войск не представлялось возможным.

Вот, пожалуй, и все, что можно сейчас сказать на тему «почему хвастливого беарнского петуха и дальновидного выжидалы» – так, порой, величали Бернадотта многие из недолюбливавших его современников и въедливые историки, так и не оказалось на поле сражения под Ауэрштедтом!?»