Текст книги "«Свет и Тени» «неистового старика Souvaroff»"

В памятном для русского полководческого искусства Кагульском сражении Румянцев применил несколько новаторских тактических решений: для сдерживания многочисленной вражеской конницы вместо рогаток он выставил перед фронтом каре артиллерийские батареи; самостоятельное расположение дивизионных каре позволяло осуществлять взаимосвязь при обороне; и наконец, выделенные в отдельные боевые единицы, каре могли удобно двигаться по любой местности, легко обходя препятствия, не расстраивая при этом своего строя. К тому же, Петр Александрович вовсе не требовал сугубо буквального исполнении предписаний на бой. Так дивизия могла выстраиваться и в несколько каре по 2—3 полка в каждом, а полки, в свою очередь, в случае необходимости могли в обще покидать каре. Как это, например, случилось в битве при Кагуле, когда каре дивизии Племянникова оказалось смято внезапной атакой сильно превосходивших янычар и лишь штыковая атака 1-го гренадерского полка из соседнего каре Олица дала возможность расстроенным частям Племянникова снова выстроиться в каре и продолжить наступление. Очень важная роль в тактических построениях Румянцева отводилась егерям: своим прицельным огнём они прикрывали фланги и предваряли штыковой удар гренадеров и мушкетёров, причем, когда нужного количества егерей не хватало, часть мушкетёров превращалась в «стрелков».

Кагульская победа стала крупнейшей победой европейской армии над турками за всю историю их военных конфликтов. Армия боготворила Румянцева. Когда он объезжал полки и благодарил солдат за победу, в ответ ему неслось: «Ты – наш! Ты – солдат!»

Солдатское признание – высшая награда для любого полководца во все времена.

За эти нелегкие, но такие важные в начале войны победы 27 июля (7 августа) 1770 г. Румянцев был награжден не только вышеупомянутым ор. Св. Георгия 1-го класса (наградой полководческого масштаба!), но и ор. Св. Андрея Первозванного, произведен в фельдмаршалы, пожалован титулом графа Задунайского и прозван восхищенными современниками «Российским Нестором». Кроме того, в парке Царского Села был сооружен победный обелиск в его честь. По приказу довольной императрицы была отчеканена медаль «За победу при Кагуле». Ей были награждены более 18 тыс. солдат и унтер-офицеров. Высший офицерский состав был награждён разными классами орд. Св. Георгия.

…Между прочим, Петр I учредил орден Св. Андрея Первозванного в 1698 г. и выдавался он, как за боевые подвиги, так и за гражданские отличия. В армии на него мог претендовать лишь имевший чин не ниже полного генерала, т.е. генерал от инфантерии, кавалерии или артиллерии…

В благодарственном письме императрице новоиспеченный фельдмаршал ответил сугубо по-военному: «Мы, русские, подобно древним римлянам, никогда не спрашиваем: сколько неприятеля, а где – он?!»

…Кстати сказать, гордая победой Екатерина перефразировала «рапорт» своего лучшего полководца: «Войска мои (полужирный курсив мой – Я.Н), равные древним римским, никогда не спрашивают, сколько неприятеля, но где они находятся». Во время подхватить и развить идею или мысль своего подчиненного – одна из самых сильных сторон, мелкопоместной, но отнюдь не худородной (!) Анхальт-Цербстской «принцессы» Софии-Августы-Фредерики или, как звала ее родня Фикхен – в 14 лет, волею судеб, ставшей великой княгиней Екатериной Алексеевной Романовой и спустя 18 лет, ловко и цинично взявшей в свои цепкие женские лапки бразды правления самой большой империей в мире, благо ее законный правитель проявил непростительную для самодержца мягкотелость, не говоря о «всем остальном». Впрочем, это совсем другая история – история про то, что, порой, власть «берут» или «jedem das seine».

Одержанная над вдесятеро сильнейшим неприятелем победа при Кагуле вознесла Румянцева в ряд первых полководцев XVIII в. Сам Фридрих II Великий хорошо знакомый с Румянцевым по Кунерсдорфу после придунайских побед последнего поздравлял его с ними в самых превосходных выражениях. Когда спустя годы – в 1776 г. – Румянцев оказался в свите наследника российского престола Павла Петровича в Пруссии, то в Потсдаме Фридрих Великий устроил для уважаемых гостей большое показательное учение не только армейских полков, но и королевской гвардии, специально вызванной из Берлинских казарм. На тех учениях прусские войска повторяли различные построения и маневры русских войск при Кагуле. Румянцев внимательно следил за всеми «перестроениями» и пришел к выводу, что они, вероятно, совершались по приказаниям греческого либо римского полководца. Что это – похвала или…

Но все это будет потом! А пока…

А пока (повторимся!) Петр Александрович еще не ведал, что Кагул – вершина его полководческой карьеры. Впрочем, этого не знал никто: «человек предполагает – судьба располагает»…

Глава 9. Как два
генерала-поручика выясняли, кто из них круче: трактовки их «замятни-междусобойчика»…

Получив категоричный наказ императрицы-«матушки» (умела ушло-цепкая анхальт-цербстская принцесса озадачить мужиков!) поскорее победоносно «закруглить войну» с турками, Петр Александрович Румянцев приказывает двум корпусам рьяных и борзых до славы генерал-поручиков Суворова (14 тыс. солдат с 14 орудиями – это согласно штатному расписанию) и М. Ф. Каменского (10 850 тыс. человек при 23 орудиях – если принимать во внимание штатное расписание; на самом деле не исключается, что общие силы двух генералов не превышали 15 тыс.) предпринять в мае 1774 г. совместное решительное наступление за Дунай. Причем, согласно предписанию главкома Суворов должен был соединиться с Каменским, а не наоборот, что весьма важно для разносторонней трактовки дальнейшего развития событий.

Турки не были еще готовы к открытию кампании. Их ближайшие войска были расположены гарнизонами в крепостях, причем, у Шумлы было сосредоточено до 50 тыс. и там по донесениям разведки был сам визирь. Выработанный Каменским и Суворовым план действий, исправленный Румянцевым, сводился к следующему: оба отряда должны были параллельно наступать к Шумле, при этом, Каменский должен выслать отряды для демонстраций против Варны, а Суворов – прикрывать Каменского со стороны Силистрии. Затем предполагалось начать главное наступление против Шумлы или, если неприятель будет встречен в поле и направится против Каменского, то Суворов должен ударить во фланг или тыл турецкой армии и отрезать её от Шумлы

Главнокомандующий предоставил Каменскому и Суворову самим условиться относительно общего наступления и оставил им полную свободу действий. Спорные вопросы уполномочен был решать методичный Каменский, который хоть и был моложе Суворова на 8 лет, но генерал-поручика получил раньше Александра Васильевича (еще в 1773 г., а тот по рекомендации Григория Потемкина лишь 17 марта 1774 г.), и потому имел преимущество по старшинству в армии (это считалось весомым) и спорные вопросы при совместных действиях решать надлежало ему. Но зависимость Суворова от Каменского была неполной, двусмысленной; отношения двух рвущихся к славе генералов – натянутыми, затем и вовсе очень неприязненными.

Крайне амбициозный Суворов воспользовался недосмотром (или двусмысленной позицией, прекрасно знавшего о неладах между генералами и давшего им возможность выяснить на деле – «кто круче?») Румянцева, который прямо не подчинил его Каменскому. В ордере Суворову Румянцев написал: «Рекомендую (курсив мой – Я.Н.; вместо – ПРИКАЗЫВАЮ) вам вследствие того, по повелениям и учреждениям г. генерал-порутчика Каменского точно поступать тем образом, как долженствует генерал, один другому подчиненный». И это при том, что невероятно ревнивый до чужой славы («Военная слава – самая ревнивая из страстей!» и делиться ею, добытой морем крови – своей и чужой – и смертями «бес числа» с обеих сторон, военные не хотели во все времена!) Александр Васильевич не раз, публично, желчно язвил, что «Каменский знает военное дело, да оно его не знает».

Принято считать, что проявляя строптивость, даже неизвинительное самовольство, Суворов, несмотря на то, что всю жизнь побаивался крутого и хамоватого Петра Александровича, вроде бы не пожелал подчиняться обошедшему его в чинах «мальчишке» Каменскому.

…Небольшого роста, худощавый, но крепкого телосложения, энергичный Михаил Федотович Каменский (8 мая 1738, Санкт-Петербург – 12 августа 1809, село Сабурово, Орловская губер.), безусловно, был фигурой весьма заметной и интересной и вовсе не столь однозначной, как его было принято «живописать/малевать» в отечественной литературе советского периода, в основном, противопоставляя его «иконе» русского полководческого искусства – «русскому Марсу», неистовому Александру Васильевичу Суворову.

Подобно своему легендарному визави, Михаил Федотович знатностью не отличался, но был наделен природным умом и не лишен остроумия. Он получил блестящее образование: изучал высшую математику, владел несколькими европейскими языками, любил литературу, по отзыву самого Суворова, крайне требовательного и, порой, не в меру язвительного (в основном, по отношению к соперникам по военной славе!), «крепко знал тактику…», и выделялся незаурядной личной храбростью.

…Между прочим, екатерининский генерал-аншеф (1784 г.), павловский генерал-фельдмаршал (5 апреля 1797) и граф (та же дата), М. Ф. Каменский являлся отцом двух очень известных генералов от инфантерии: Сергея Михайловича Каменского 1-го (3.6./5.11.1771 – 8.12.1834) и Николая Михайловича Каменского 2-го (27.12.1776 – 4.5.1811, Одесса), так же как и отец, заслуживших редкую военную награду – ор. Св. Георгия 2-го кл. (награду полководческого уровня!). Причем, последний считался выучеником А. В. Суворова, писавшего в ходе своего полулегендарного Швейцарского похода 1799 г. его отцу фельдмаршалу Каменскому: «Юный сын ваш – старый генерал». Этим, судя по всему, он доставил своему старому конкуренту в борьбе за славу первого полководца Екатерины Великой немалое удовольствие. Младшенький не посрамил своего отца – бывалого боевого генерала…

Принято считать, что Михаил Федотович происходил из небогатого дворянского рода Каменских, из поляков, известного с 1620 г. По семейной легенде он мог идти от легендарного «мужа честна» Радши/ Ратина, выехавшего в Россию из Германии в XII в., считавшегося также предком Бутурлиных и Пушкиных. Он был сыном гоф-юнкера, Федота Михайловича Каменского, служившего мундшенком при Петре I (дослужившегося до генерал-майора?) и Анны Забиной. Он прошел обучение в Сухопутном Шляхетском корпусе, и, служа в нём, в 1751 г. получил первое звание – капрала. В 1756 г. был выпущен из сержантов в армию (в Канцелярию строений) в чине подпоручика/поручика. В 1757 г. он получил назначение унтер-шталмейстером в артиллерию.

В 1757—1759 гг. юный Каменский служил волонтёром во французской армии (в 1758 г. становится капитаном), которая тогда – в ходе Семилетней войны (1756—1763) – была союзницей русской армии в войне с Пруссией и успел принять участие в ряде сражений на стороне французов. Вернувшись в Россию, с 1759 по 1761 гг. он состоял в Московской артиллерийской команде генерал-аншефа П. И. Панина. Ссылаясь на «частую головную болезнь и глухоту» и опасаясь сделаться окончательно «неспособным к службе, если останется при орудиях» (хронического заболевания большинства артиллеристов всех времен и народов!), он попросил перевода в полевые пехотные полки. 13 февраля 1762 г. это произошло с переименованием его в премьер-майоры. Вскоре его производят в полковники, и 12 марта, он направлен на Семилетнюю войну в действующую армию генерал-квартирмейстер-лейтенантом в корпус генерал-аншефа П. А. Румянцева.

После этой крупнейшей европейской войны XVIII в., с 1763 г. Каменский командовал 1-м Московским пехотным полком из состава Финляндской дивизии генерал-аншефа П.И.Панина. В августе 1765 г. (чуть ли не первым и не единственным из молодых русских офицеров той поры?) он был послан в Пруссию, в лагерь под Бреславлем, в качестве военного агента, для ознакомления с системой обучения прусских войск. Там любознательный, образованный, сметливый и отважный Михаил Федотович был замечен прусским королем-полководцем Фридрихом II, который в разговоре со своим генералом Тауэнцином/Тауентцином очень емко и образно охарактеризовал его как «молодого канадца, довольно образованного», так в ту пору в Европе называли индейских аборигенов Северной Америки. Вернувшись оттуда в октябре, он представил Великому князю-наследнику Павлу, с которым он уже был знаком (до конца жизни у них были хорошие отношения), восторженный отчет об увиденном, добавив от себя, что главное для монарха «любить свое войско», не гнушаясь солдат, как это делал его великий прадед Петр Великий. Хотя кое-кто полагает, что, будучи профессиональным военным Каменский мог бы поглубже вникнуть не только в плюсы прусской «военной машины», но и в ее минусы.

…Между прочим, пройдет много лет, и в 1779 г. Каменский снова окажется «рядом» со своим кумиром – Фридрихом Великим и опять окажется под впечатлением от его атакующего полководческого кредо: стремительность и организованность в направлении главного удара. В конечном итоге, влияние прусской системы сказывалось на всей дальнейшей военной деятельности Михаила Федотовича…

В 1766 г. он уже бригадир, а когда началась русско-турецкая (1-я «екатерининская») война (1768 – 1774), Каменский в чине генерал-майора командовал 4-й бригадой (5 пехотных полков) в 1-й армии князя А. М. Голицына.

На военном совете 19 мая 1769 г. именно Каменский сильно настаивал на необходимости взять Хотин. Он аргументировал это тем, что, захватив эту крепость, русская армия будет владеть обоими берегами Днестра до Бендер. Именно это позволит не только конкретно планировать дальнейшее продвижение внутрь вражеской территории, но и перекроет контакты Польши с Турцией. Это приведет к уничтожению барских конфедератов и позволит усилить русские армии, воюющие против турок войсками «умиротворяющими» Польшу. Впрочем, Каменский предлагал это лишь в том случае, если планировать овладение крепостью не позднее чем через три недели, т. е. до прибытия армии визиря к ней на помощь. Его предложение принято не было.

Потом Каменского с его бригадой отправляют на левый берег Днестра, в отряд генерал-поручика Ренненкампфа. Там у д. Янчинцы они совместно отражают нападение войск визиря Молдаванчи-паши, но по стратегическим причинам им пришлось отойти назад.

29 августа Каменский активно участвовал в разыгравшемся сражении (а вовсе не незначительном бое, как ожидалось) при Хотине, оказавшемся решающим для дальнейшего хода операций в 1769 г. Он отлично справился с поставленной ему задачей: в нужный момент привел свою колонну в намеченное место на левом фланге, тем самым, дав возможность генералу И. П. Салтыкову выручить войска генерала Брюса в самый критический момент боя. Затем Каменский участвовал в занятии Хотина. За эту кампанию его награждают ор. Св. Анны.

В 1770 г. он командовал 1-й бригадой 1-й дивизии генерал-поручика Дальке во 2-й 33-тысячной русской армии генерал-аншефа графа П.И.Панина и участвовал в осаде Бендерской крепости (Белгород-Днестровский), которую защищал 18-тысячный гарнизон. Начавшись 15 июля, осада продолжалась два месяца.

29 июня, во время переправы армии через Днестр, Каменский со своим отрядом был отправлен для осады и бомбардировки Бендер с левого берега Днестра. Отражая контратаку турок ночью 23 июля, он лично повел в бой егерей и обратил неприятеля в бегство, занял форштадт и держался в нем до получения приказания об отступлении. Начиная с августа, Каменский, с разрешения главнокомандующего, провел бессменно в траншеях 6 суток, чтобы, изучить лучше местность и расположение окопов, для успешного отражения вражеских вылазок.

В ночь с 15 на 16 сентября Панин решился на генеральный приступ. В ходе штурма на Каменского было возложено руководство атакою всего левого фланга русской армии. После сильного артиллерийского обстрела полки пошли в атаку. Ожесточенный бой продолжался всю ночь. К утру турки сложили оружие. Принято считать, что они потеряли 5 тыс. убитыми и раненными, и еще 11 тыс. было взято в плен. Потери русской армии склонны исчислять свыше 6 (???) тыс. человек. Штурм Бендер получился самым кровопролитным сражением за всю войну.

За отличие под Бендерами Каменский был награжден 1 ноября ор. Св. Георгия IV-го кл. (или, все же, сразу III-го? данные разнятся). 20 сентября Каменский был направлен к Аккерману для содействия отряду Игельстрома. Его приближение ускорило сдачу этой крепости, после чего он возвратился в Бендеры.

1771-й год он провел в отпуске и заметного участия в войне не принимал.

В 1772 г. Каменский командовал войсками из армии Румянцева в Польше, «зачищавшими» ее от партизанских отрядов конфедератов, боровшихся за шляхетские вольности со своим королем (и стоявшей у него спиной его бывшей любовницей российской императрицей Екатериной II).

Затем он командует отдельными частями в 1-й армии, которой к этому времени уже руководил П. А. Румянцев. Именно тогда Каменский добился наибольших успехов в своей военной карьере. Можно сказать, что это был его «звездный час» как военачальника.

Именно тогда стало ясно – что ему по плечу, а что – нет.

В 1773 г. Каменский состоял в корпусе генерал-поручика графа И. П. Салтыкова из армии Румянцева. 17 июня 1773 г. Михаил Федотович разбил турецкий корпус под Журжей.

16 сентября он совершил нападение на турецкий лагерь под Турно, когда на его небольшой отряд турки бросили ок. 5 тыс. конницы, Каменский не сплоховал и успешно отразил все ее наскоки, потеряв при этом 20 убитыми и 145 раненными, тогда как турки лишились до 1.5 тыс. убитыми. В ноябре он принял командование над отдельным корпусом, контролировавшим левобережье Дуная. За удачные боевые действия в той кампании его награждают ор. Св. Георгия III-го (?) кл., производят в генерал-поручики.

Жаждущий самостоятельности – у него уже немало боевых наград, в том числе, два «Егория» (3-го и 4-го кл.), которые в русской армии просто так не давали – он все время у кого-то в подчинении: то у князя А. М. Голицына, то у генерал-аншефа П. И. Панина, то у генерала И. П. Салтыкова.

В новом чине Каменский продолжает свой победный боевой путь: 11 мая 1774 г. занимает Карасу и разбивает турецкий отряд при Абтате.

Таков был генерал-поручик М. Ф. Каменский бок-о-бок с которым генерал-поручику А. В. Суворову предстояло двинуться против турок…

Существует несколько интерпретаций дальнейших событий и каждый вправе брать ту сторону (точку зрения), что ему кажется более предпочтительной

Начнем с наиболее нейтральной:

«…В апреле 1774 г. 3-я дивизия (покойного Вейсманна) отличившегося при Бендерах и Журже генерал-поручика М. Ф. Каменского первой переправилась через Дунай, 9 мая она заняла Карасу, а 2 (13) июня с боем взяла Базарджик. Получивший за заслуги в прошлой кампании чин генерал-поручика Суворов, заменил во главе резервного корпуса Григория Александровича (пришла пора так его – фаворита императрицы – величать!) Потемкина. 16 мая он переправился в Гирсово и шёл параллельно Каменскому, прибыв 3 июня в деревню Карач к западу от Базарджика.

Войска Каменского продолжили наступление на Шумлу и утром 9 (20) июня вошли в деревню Юшенлы, в 7 км на юго-запад от Базарджика. Здесь к ним присоединился корпус Суворова, прошедший для этого ночью 20 км. Дальше путь на Шумлу лежал через городок Козлуджи, где стояла лагерем примерно 40-тысячная (25 тыс. пех. и 15 тыс. кавал.) турецкая армия рейс-эфенди Хаджи-Абдул-Резака. От Юшенлы к Козлуджи можно было добраться только по узкому дефиле через Делиорманский лес.

Русские войска разбили лагерь в Юшенлы для отдыха, а Суворов и Каменский утром 9 июня с авангардом кавалерии и казаками выехали на разведку по дороге в Козлуджи. На выходе из Делиорманского леса они заметили турок, которые тут же стали отступать в сторону Козлуджи. Русская кавалерия бросилась за ними в лес, на выходе из которого её поджидали турецкие войска. Они атаковали казаков, бывших в авангарде, и попытались отрезать их от основного отряда. Казаки принялись спешно отступать, в результате чего из-за крайней узости дороги, по которой двигались войска, возникла неразбериха и давка. Каменский принялся срочно выводить свои войска из леса, направив в помощь казакам эскадрон пикинёров и два эскадрона гусар. Одновременно он вызвал из русского лагеря пехоту.

В результате его грамотных действий русская кавалерия смогла выбраться обратно из леса, а пехота построилась в боевой порядок у входа в лесное дефиле. Из-за узости открытого пространства и русские, и турки могли использовать только малую часть своих сил. В первой линии русской пехоты было всего 2 бат. егерей и 1 бат. гренадер. Ими командовал Суворов, тогда как Каменский, будучи старшим по субординации, руководил всем боем.

Турецкая пехота выдавила казаков из леса и попыталась окружить один из батальонов Суворова. Каменский выслал ему в помощь ещё один батальон егерей и выстроил сзади ещё две линии пехоты. Все попытки турок обойти русские войска с флангов и зайти им в тыл успехом не увенчались. Суворов с пехотой принялся их преследовать и, пройдя лес, занял лощину перед холмами, на которых засели турки. Турки снова обрушились на него. Каменский опять помог ему: кавалерией и пехотой. Поскольку через дефиле крайне трудно было провезти пушки, турецкую атаку удалось отразить лишь с большим трудом и незначительными потерями для врага.

Как только прибыли пушки, Суворов, построив четыре батальонные каре в одну линию (во второй линии встали Суздальский и Севский полки), перешёл в наступление и сбил турок с их высоких позиций. Сильно пересечённая местность не позволила русской кавалерии их преследовать и турки смогли организованно отойти в свой лагерь у Козлуджи. Подойдя к нему, Суворов подтянул свою артиллерию и начал обстрел турецких позиций. Только через три часа перестрелки, увидев, что ответный огонь турок слабеет, Суворов повёл свои войска в атаку – уже третью за день. Турки не стали ждать штыкового удара русских и бросив свою артиллерию (29 пушек) и весь свой лагерь, кинулись к Шумле…»

Известна и более «компактная» интерпретация сражения при Козлуджи.

«…Согласно которой в конце мая отряд Каменского, выступил к Базарджику – важному узлу путей между Шумлой, Варной и Силистрией. Поскольку Суворов стремился действовать самостоятельно, то 2 июня Каменскому пришлось выбивать из Базарджика 5-тысячный турецкий авангард без его помощи. Здесь Каменский простоял 6 дней в ожидании прибытия Суворова. 9 июня их отряды соединились у Юшенли и сразу же оба генерала во главе кавалерии произвели усиленную рекогносцировку на Козлуджи, где обнаружили крупные силы турок (до 25 тыс. пехоты и 15 тыс. конницы) по началом рейс-эфенди Хаджи-Абдул-Резака, высланные визирем от Шумлы против русских войск.

Русская кавалерия, преследуя отступавшего неприятеля, вступила в тесное дефиле, растянулась, была атакована турками, пришла в замешательство, но благодаря распорядительности Каменского порядок был восстановлен. Он вывел обратно кавалерию из дефиле и послал за своей пехотой, завязалось сражение и, в конце концов, туркам пришлось отступить. Суворов преследовал противника до его лагеря и, после массированного артобстрела, перешел в стремительное наступление, понудив врага бросить лагерь и бежать к Шумле и Праводам…»

Хотя заслуга нанесения решительного и вместе с тем окончательного удара принадлежит Суворову, но и Каменский в немалой степени поспособствовал этой победе. Правда, по некоторым источникам к Козлудже Михаил Федотович со своим корпусом подошел уже в разгар сражения, но, так или иначе, турки были разгромлены.

На военном совете, собранном Каменским после Козлуджи, было решено приостановить наступление для отдыха, что вызвало резкое недовольство Суворова. Возмущенный, он уехал в Бухарест, сославшись на недомогание, Каменский же получил от Румянцева упрек: «Не дни да часы, а и моменты в таком положении решают», – писал ему главнокомандующий.

В общем, тут же развить успех под Козлуджи, как того требовал Суворов, так и не удалось. Каменский не решался продолжать наступление якобы из-за недостатка перевозочных средств и провианта. Он собрал военный совет, на котором было решено остаться у Козлуджи, а затем отступить на позиции между Шумлой и Силистрией, чтобы отрезать последнюю от тылов и, тем самым, понудить её к сдаче.

Румянцев был недоволен таким развитием событий и предписал Каменскому и Суворову продолжать наступательные операции собственно против Шумлы. И только, если овладеть этой крепостью окажется без правильной осады не возможно, то тогда идти на Силистрию. Каменский двинулся к Еникою, а корпус Суворова направился к Кулевче для того чтобы прервать связь между Шумлою, Варною и Праводами. Тем временем, сам Румянцев принял меры для обеспечения продовольствием войск Каменского и Суворова.

16 июня авангард корпуса Каменского отбросил 5 тыс. турецкой конницы сераскира Дагистанлу-паши у Ени-Базара. 17-го Михаил Федотович продвинулся до д. Буланык, в 5 верстах от Шумлы, а затем отошёл к д. Адибаба. Саму Силистрию он атаковать не решался. В его корпусе было всего лишь 7 тыс. чел., тогда как у великого визиря Иззет-Мехмед-паши около 35 тыс. Каменский предпочел попытаться выманить турок в открытое поле, для чего разослал повсюду небольшие отряды с приказом жечь ближайшие селения.

19 июня турецкая конница атаковала небольшой отряд полковника Розена, который был выслан для поддержания связи с корпусом Салтыкова. Каменский во время поддержал Розена почти всей своей пехотой. Визирь вышел из крепости с большею частью своей армии, произошло сражение, окончившееся беспорядочным отступлением турецкой армии. Стремясь заставить турок снова выйти из лагеря, Каменский приступил к траншейным работам. Однако, визирь не реагировал на это. Тогда Каменский решил ограничиться наблюдением за дорогами, ведущими внутрь «театра военных действий», для чего передвинул свой корпус к югу. С 3 июля все пути сообщения турецкой армии с тылами были перекрыты и недостаток припасов и фуража скоро привел к многочисленным дезертирствам из ее рядов. 6 июля почти вся турецкая армия атаковала передовые русские посты и прикрывающие их отряды, но была отбита. В тот же день Каменский получил предписание главнокомандующего не предпринимать ничего решительного против турок, так как в это время уже начались переговоры о мире.

Несмотря на запреты военных действий 7 июля Каменский на свой страх и риск (как он это потом обставил в своем рапорте — во Славу Русского Оружия!), не без значительных потерь, все же, взял турецкие оборонительные укрепления. А 9 июля, накануне заключения Кучук-Кайнарджийского мирного трактата, он отошел от крепости.

Так или иначе, но все эти, порой, весьма противоречивые военные действия двух, конкурирующих между собой, генерал-поручиков в немалой степени поспособствовали тому, что Турция предпочла заключить с Россией мир.

В тоже время не исключено, что их большая «заруба» во многом была «замешана» на том, что оба отличались очень своеобразными и в чем-то похожими характерами: Каменский был страшно вспыльчив и не умел владеть собой, Суворов, будучи гением, вел себя не всегда адекватно в понимании широкой публики и это, еще мягко говоря! Правда, в свою очередь, умный и проницательный Каменский, скорее всего, признавал достоинства Суворова и, возможно, даже завидовал ему. Ясно, что две эти горячие головы не могли ужиться вместе. Не исключено, что в той ситуации, которая тогда сложилась – «хороши» были оба. Так, порой, случается с суперамбициозными мужиками, когда «м…а ударяет им в голову», особливо среди военных, рвущихся на Военный Олимп по трупам! И это при том, что в сугубо в армейской субординации «старшинства» преимущество было у Каменского, о котором крайне гоношистый Суворов, как известно отзывался весьма двусмысленно, если не сказать полупрезрительно.

…Впрочем, кое-кто из исследователей (например, биограф А. В. Суворов, А. П. Богданов) склонен полагать, что на самом-то деле никаких «контр» между этими двумя очень энергичными и по-своему неординарными военными, яростно рвущимися к заветной цели – на полководческий Олимп – не было. И все это – скорее, «происки» нечистых на руку «акробатов от истории», для которых любые «жареные факты», столь любимые многими современными издателями для которых рейтинг популярности книги и автора равен прибыльности, важнее творческого наследия той или иной исторической фигуры. «Каждому – свое» или, «у каждого – своя правда»…

В тоже время в современной историографии нередко предполагается, что антипатия к Каменскому взяла тогда у Суворова верх над долгом. Из-за опоздания пополнения он был готов к маршу лишь двумя днями позже условленного срока. Не желая встречаться с «соперником», он собирался идти по совсем другой дороге, только чтобы не пересечься с удачливым «мальчишкой» Каменским (тот был почти на 10 лет моложе!), более того, не оповестив его об этом. Лишь удачное стечение обстоятельств не привело к катастрофе, и Каменский в одиночку взял Базарджик, разбив 5-тысячный отряд конницы сераскира Дагистанли-паши. Михаил Федорович не преминул пожаловаться Румянцеву на «соперника». Тот резонно и резко заметил, что порядок старшинства известен всем и что Каменский сам должен заставить Суворова повиноваться.

Но это было не так-то просто: до производства в генерал-поручики Каменский, все же, отставал от Суворова по генеральской иерархии и, к тому же, у Александра Васильевича уже был ор. Св. Георгия 2-го кл., а это была награда полководческого масштаба, которой не имел Михаил Федотович!

Ушлый Суворов все это, естественно, «держал в уме» и поступал соответственно своему личному ранжиру!

В общем, против воли Каменского Суворов так и не прикрыл со стороны Силистрии марш Михаила Федотовича на Базарджик. Кроме того, под предлогом ожидания всех своих полков, Александр Васильевич действительно задержал наступление на два дня. Более того, самочинно изменив маршрут своего выдвижения, он послал на разведку конный отряд (свой авангард) через густой Делиорманский лес (лесное дефиле) к Козлуджи.

Одна из наиболее острых версий дальнейшего развития событий предлагает следующее:

«…Когда желтые гусары и казаки Суворова ехали узкой, путаной лесной дорогой или как ее, порой, называют в источниках через дефиле, навстречу им двигался ничего не подозревавший турецкий разъезд. За ним следовал сильный отряд спагов (конных воинов) двухбунчужного паши и пеших албанцев свирепого Янычар-аги. Это были передовые силы 40-тысячной армии рейс-эфенди Хаджи-Абдул-Резака.