Текст книги "«Свет и Тени» «неистового старика Souvaroff»"

Так русская армия, осталась без назначенного царем рулевого.

Беспорядочные распоряжения Каменского, введя противника в заблуждение, избавили русские войска от атаки всей неприятельской армии. Из этого и извлек для себя пользу Беннигсен, имевший под Пултуском дело лишь с одним корпусом Ланна. Одновременно с Пултуским сражением произошел бой у Голымина, в котором несколько французских корпусов с кавалерией Мюрата обрушились на остатки разных дивизий, блуждавших в разных направлениях. Тогда как Буксгевден во время этих боев бездействовал с дивизией Тучкова в 15 верстах от обоих полей сражения. Только высокие ратные качества русских войск и искусство их генералов позволили русской армии избежать тогда катастрофы. А ведь она явно грозила ей из-за созданного Каменским хаоса в управлении войсками (напомним, что уже будучи на удалении, в Остроленке, он не переставал чудить, отдавая беспорядочные приказания войскам, помимо их начальников: через голову корпусных – дивизионным и ниже). И это при том, что Беннигсен открыто не желал подчиняться Буксгевдену, что внесло еще большую неразбериху в маневрировании русских войск.

Интересно другое: в конце декабря фельдмаршал еще думал возвратиться из Остроленки к армии, но накануне отъезда получил повеление об увольнении его от должности главнокомандующего. Кроме того, ему было приказано оставаться в Гродно. Каменский отлично понимал свое положение и 29 декабря писал своему любимому младшему сыну Николаю (отменно сражавшемуся в ту кампанию): «Батюшка твой вместо командира обратился во дворецкие». Объясняя сыну свое поведение за время командования армией, он просил доложить Государю: «отец твой, не могши хорошо делать дело государево, лучше захотел его оставить, нежели как испортить, спрашиваясь у других; голова и сердце у отца твоего прежние, но тело состарилось, к бивуакам, да к езде».

Император все правильно понял и 21 февраля 1807 г. разрешил недужному старику уехать в Россию в его орловское поместье Сабурово-Каменское – доживать свой век.

Отдавший военной службе почти полвека, один из последних «екатерининских орлов», павловский фельдмаршал Михаил Федотович Каменский – человек по-солдатски храбрый и в тоже время взбалмошный, дерзкий и жестокий – не на много пережил своего знаменитого противника по полководческой славе А. В. Суворова, генералиссимусом ушедшего в Бессмертие на 70 году жизни. В 71 год Каменский был убит под Орлом, причем, погиб он не «орлом» на поле боя, а стал жертвой тривиальной криминальной драмы.

Существовало три версии его убийства, причем, везде в качестве убийц фигурируют крепостные или слуги фельдмаршала.

Так рассказывали, что на старости фельдмаршал подпал под влияние своей молодой (малолетней?) крепостной девки-любовницы – простой, грубой, необразованной и, притом, некрасивой. Она жила в его имении, на всем готовом. Но богатство и власть, которыми наделял ее фельдмаршал, не удовлетворяли эту женщину. Ей захотелось выйти замуж, для чего она подыскала себе подходящего кандидата – полицейского чиновника, а от старика Каменского решила избавиться. Обещанием наград, она уговорила одного 15-летнего парня из дворовых (родного брата которого до смерти забили розгами по приказу старого сатира-самодура, то ли им оказался её брат, служивший у фельдмаршала казачком?), напасть на Михаила Федотовича в лесу, через который он во время поездок-прогулок часто проезжал на дрожках. Двум форейторам и лакею, сопровождавшим фельдмаршала в поездках, категорически запрещалось оборачиваться назад на барина. Вот смерть и настигла несносного старика, никогда не кланявшегося пулям, но не на поле боя и даже не на смертном ложе, а в дрожках и… со спины! 12 августа 1809 г. юный убийца улучил момент (выскочил сзади из рощи?) и пока слуги, как положено, следили за дорогой, одним ударом топора разрубил фельдмаршалу череп вместе с языком. То ли все сопровождавшие старика Каменского были соучастниками убийцы, то ли – трусами, то ли неукоснительно следовали барскому наказу никогда не оборачиваться назад, но – во всяком случае они не защитили (или не успели?) барина.

В тоже время фельдмаршал мог погибнуть из-за грубого и жестокого обращения с двумя крепостными, которым он дал музыкальное образование.

Наконец, не исключали, что он погиб от руки своего конторщика, злоупотребившего его доверием и разоблаченного им.

Так или иначе, но по делу об убийстве Каменского пошло в Сибирь и было отдано в солдаты около 300 (!) человек. Правда, по слухам главная виновница кровавого преступления вроде бы осталась в стороне, благодаря протекции полицейского, за которого она вышла замуж.

…Кстати сказать, Михаил Федотович был женат на княжне Анне Павловне Щербатовой (1749 – 1826), дочери князя Павла Николаевича Щербатова (1722 -1781) от брака его с княжной Марией Фёдоровной Голицыной (1709 – 1769). По свидетельству графини Блудовой, Анна Павловна «была одной из первых красавиц своего времени, благородная душой, добрая сердцем, мягкая нравом. В замужестве она не была счастлива, и деспотический характер мужа много заставлял её страдать». Похоже, что супружеская жизнь Каменского, отчасти, была сродни суворовской. Супруги виделись довольно редко. Никого не любя, Каменский и сам не был никем любим за свой крутой, вспыльчивый и жестокий нрав. Со своей женой Каменский обращался дурно, прямо на её глазах «имея» любовниц. Будучи статс-дамой, с начала 1800-х годов она жила отдельно от мужа, который не скрывал от неё связи с простолюдинкой. Известно, что у него было два незаконнорождённых сына – Андрей и Пётр Менкасские, графского титула не унаследовавшие. В законном браке у него родились: дочь – Мария, замужем за писателем Григорием Павловичем Ржевским и два сына – в будущем очень известные генералы от инфантерии, немало повоевавшие за отечество в ближнем и дальнем зарубежье. Оба они, даже во взрослых летах, не смели ни курить, ни нюхать табак при отце. Старший – Сергей (1771—1835), генерал от инфантерии, участвовал в войнах с наполеоновской Францией, в русско-турецкой войне 1806—1812 гг.; в 1810—1811 гг. находился под начальством младшего брата, отличившись в сражении при Батине. Ревновал к славе своего брата, характером походил на отца, который, между прочим, его не любил и, случалось, поступал с ним крайне сурово, если не сказать жестоко. Так во время знаменитого скандального спора с Каховским о командовании армией после смерти Потемкина он послал за сыном Сергеем, чтобы отправить его с донесением к императрице. За опоздание на сутки отец дал сыну – уже подполковнику (!) – двадцать ударов арапником, причем, публично. С 1822 г. Сергей вышел в отставку. Дважды был женат и у него родилось 12 детей. Более знаменитый и одаренный, Николай (1776—1811), по общему мнению, был талантливым полководцем, полностью не раскрывшим себя из-за ранней смерти. Ученик Суворова (участвовал в Швейцарском походе знаменитого фельдмаршала в 1799 г.), он очень достойно проявил себя в войнах 1805 и особенно 1806 – 1807 гг. с наполеоновской Францией, командовал полком, дивизией. Возглавляя корпус, прославился в войне со Швецией 1808 – 1809 гг., где действовал по-суворовски – энергично и стремительно. Его особо привечал император Александр I и в 1810 – 1811 гг. он был главнокомандующим русской армией в войне с Турцией, болел изнурительной лихорадкой, действовал с переменным успехом, умер в Одессе в возрасте 35 лет, оставшись холостым. Отец отдавал предпочтение младшенькому, видя в нем незаурядное военное дарование, заботился о нем, интересовался его карьерой и любил с ним переписываться. В этих письмах встречаем мы различные замечания М. Ф. Каменского, рисующие его с совершенно разных сторон. Так, 18 июля 1808 г. он писал сыну: «не будь красной девкой: первый раз что случится быть наедине с Государем, чуфись и проси, как Багратиону дано, и многим другим, аренды. Вед отец твой не мильонщик; тогда можешь сказать обо мне, что ничего не приобрел собой, что ничего мне не жаловано. Не стыдись! не красней, спрос не беда». А вот в письме во время Шведской войны (1808) он писал «Будучи в Финляндии, не следуй примеру прежних полководцев, не отнимай у мужиков ничего и того не терпи от подчиненных». Тогда как мать души не чаяла в старшем сыне Сергее, а успехи младшего воспринимала как несправедливость. Когда Александр I пришёл выразить ей соболезнование по поводу смерти сына Николая, она возразила: «Государь, у Вас остался старший его брат!» На исходе жизни она попала в немилость с запретом появляться при дворе из-за того, что в очередной раз взбунтовались крестьяне Каменских, доведённые до отчаяния строгостью управляющего. Умерла от сердечного приступа и была похоронена в Новодевичьем монастыре. Сестра Михаила Федотовича Каменского – Александра Ржевская, одна из первых русских писательниц. Другая сестра Анна Вяземская, хозяйка усадьбы Пущино-на-Наре. Третья сестра, Елизавета, жена сначала Евграфа Татищева, потом графа Мусина-Пушкина, а их сын стал известным естествоиспытателем. Историей рода Каменских занимался крупный советский историк А. А. Зимин, происходивший от фельдмаршала по линии матери. И последнее на эту занимательную тему: есть сведения, что пра-пра-правнучкой Михаила Федотовича Каменского может быть британская актриса Хелен Миррен, кстати, очень известная – хотя бы по скандальному порнофильму «Калигула» Тинто Брасса и Боба Гуччионе, где она в основном предстает в столь известной сметливо-слабому полу «позе прачки»…

Никогда не боявшегося смерти генерал-фельдмаршала Михаила Федотовича Каменского похоронили в семейном склепе, в его усадьбе Сабурово, в которой он еще при жизни успел построить крепость, не имевшую аналогов для центральных губерний России начала XIX в., поскольку в основе идеи ее создания лежали впечатления полководца от многочисленных турецких крепостей.

Наверное, Михаилу Федотовичу доставляло удовольствие видеть крепость, подобную тем, что он брал во время русско-турецких войн.

Остроумный и невысокий, крепкого телосложения и приятной наружности Михаил Федотович Каменский отличался не показной храбростью, большой энергией, разумной решительностью, и большим самообладанием (пулям никогда не кланялся, что весьма ценилось в солдатской среде!), считался хорошим тактиком (это признавали все – даже его лютые недруги), но, все же, был лишь превосходным исполнителем, а не самостоятельным командиром высокого ранга, поскольку был лишен выдающихся воинских дарований. И чем выше он поднимался по службе, тем это становилось все более и более очевидно всем вокруг. Среди русских генералов той поры он выделялся образованием и обширными познаниями, в особенности по математике и в области поэзии, которыми увлекался до конца своих дней. Издал на свои средства «Душеньку» Богдановича и сам сочинял стихи; как он сам писал: «готовился быть Гомером», «надеялся скакать по следам Ломоносова»; В тоже время он очень портил впечатление о себе (и сам от этого страдал) своим крайне необузданным характером. Его горячность, вспыльчивость и, а порой, и злоба доходили до крайности. Так он, подвергал телесному наказанию даже взрослого старшего сына в высоком офицерском чине. Правда, потом резкость и жестокость мгновенно сменялись сердечною беседою, ласковостью; нередко он лукавил, охотно льстил. Он мог запросто поссориться и с сильными мира сего. Все государи, которым он служил, со временем переставали ему доверять и отказывались от его услуг. Осталось немало откровенно анекдотических историй, якобы связанных с жизнедеятельностью Каменского, которые не все готовы принимать за факты. Последний период жизни и деятельности фельдмаршала и вовсе оказался «сумасбродным». Сам Каменский слишком поздно осознал, что он всего лишь хороший исполнитель, но отнюдь не самостоятельный начальник. Правда, это задолго до того поняла императрица Екатерина, слова которой «к нему доверенность иметь едва-ли возможно» – к несчастью для него в определенной мере оправдались шестнадцать лет спустя.

Михаил Федотович крайне оригинально закончил свою военную карьеру: вовсе не так как его «совместник-соперник» по полководческой славе Александр Васильевич – зените славы! Он ушел из жизни весьма нелепо и банально (даже бездарно?) Но после него остались сыновья, которые не посрамили его. А младший и вовсе заслуженно ходил в любимцах его… заклятого врага «Русского Марса», который привечал в своем смертельном ремесле людей лишь особо одаренных!

Как бы к Каменскому-старшему не относились историки, но он внес своей посильный вклад в военную историю России и своим запоминающимся «маневром» в своей последней, столь краткосрочной кампании 1806 г. с Последним Демоном Войны, том числе! Ведь по сути дела фельдмаршал Михаил Федотович Каменский закончил свою военную карьеру (неважно при каких обстоятельствах!) … НЕПОБЕЖДЕННЫМ! А это удавалось мало кому из известных полководцев всех времен и народов…

Глава 11. Кучук-Кайнарджийский мир – передышка на 13 лет

Но вернемся из века грядущего – XIX в., в век XVIII – еще не уходящий, но уже давно переваливший через свой экватор! Век Просвещения, «менуэта» (и созвучной ему интимной «процедуре» – крайне популярной в ту галантную пору «опасных связей» среди падкой до скоротечных «огневых контактов» «загнивающей» французской аристократии), дворцовых переворотов и, конечно – кровопролитных войн!

Обеспокоенная ходом боевых действий Турция предпочла поспешно запросить мира. В России уже вовсю полыхала пугачевщина, и Екатерине самой нужна была передышка. 10 июля 1774 г. в болгарской деревне Кучук-Кайнарджи был подписан мирный договор. Россия приобрела полоску Черноморского побережья между устьями Днепра и Южного Буга с крепостями Кинбурн, Керчь, Еникале в Крыму, Кубань и Кабарду. Крым был признан независимым от Османской империи. Россия получила право иметь военный и торговый флот на Черном море, став по-настоящему черноморской державой. Торговые суда могли беспрепятственно проходить в Средиземное море через турецкие проливы Босфор и Дарданеллы. Дунайские княжества формально остались за Турцией, но по сути дела Россия установила над ними свое покровительство. Турция уплатила также огромную контрибуцию в 4,5 млн. рублей. Эта важная победа «обошлась» России в 75 тыс. человек, причем, считается, что 80% из них умерли от инфекционных болезней.

Так мажорно для российской империи закончилась русско-турецкая война 1768—1774 гг.

Она показала явное преимущество России и на море, и на суше. Превосходящие по численности турецкие войска неизменно терпели поражения. Турции пришлось сражаться не столько за интересы своих европейских союзников (в первую очередь, Франции), сколько пытаться удержать собственные владения, на которые стала покушаться агрессивная российская императрица.

На празднествах по случаю Кучук-Кайнарджийского мира А. С. Суворов оказался представлен самой императрице-«матушке». Екатерина, в малой короне и императорский мантии, сильно располневшая (рождение четверых детей, как правило, сказывается на женской фигуре), но все еще моложавая в свои 46 лет, стояла в окружении обширной свиты. Она знала, что Александр Васильевич начал вызывать зависть среди придворных, считавших его счастливчиком, баловнем успеха. Умная царица понимала значение Суворова для России, поэтому толки эти начинали ее беспокоить. При случае она умело давала понять придворным льстецам, что сплетни о А. В. Суворове – умевшем делать победный результат на поле боя, причем, малой кровью (!) – не уместны и ей, российской государыне, не по душе.

Он был ей еще нужен…

Например, для подавления на Волге крестьянского бунта под началом кровавого Емельяна Пугачева!

Глава 12. Емелька Пугач – тень убитого Петра III!?

Очередная тень убитого в Ропше неким гвардейцем Шванвичем Петра III (по крайней мере, так полагают отдельные исследователи тайны смерти этого российского императора) в лице невежественного грубого 32-летнего донского казака Емельяна Ивановича Пугачева (1740/42, станица Зимовейская, Донской области (ныне Котельниковский район Волгоградской области —10 (21).1.1775, Москва) разожгла могучее пламя кровавой крестьянской войны. Он стал седьмым самозванцем, присвоившим себе имя незадачливо-непонятого русским обществом Петра III.

Поскольку это, «социальное недоразумение» оказалось на страницах биографии «Русского Марса», то придется вкратце остановиться и на нем, как это было не прискорбно.

А ведь трактовка этого бунта, как и главного зачинщика этой бессмысленно-беспощадной народной бузы, в разное время была различной.

Так в советское время на это был своего рода социально-идеологический заказ со всеми вытекающими последствиями, точно так же, как это было с Ивашкой (Иваном Исаевичем) Болотниковым (гг. вос. 1606—07), Стенькой (Степаном Тимофеевичем) Разиным (гг. вос. 1670—71) и Кондрашкой (Кондратием Афанасиевичем) Булавиным (гг. вос.1707—09). Впрочем, у каждого из них находились свои нюансы, но суть была одна – бескомпромиссные борцы за счастье обездоленного простого народа!

В общем – народные герои или, «кумачевая сволочь», либо «социальное недоразумение»!?

Родившийся в станице Зимовейской (отсюда родом и другой кровавый «народный герой» – Степан Разин!) Пугачев был четвертым сыном в небогатой казацкой семье. Потеряв в 14 лет отца, Емельян вынужден рассчитывать только на себя самого. Уже в 17 лет он женится на казачке Софье Дмитриевне Недюжевой и тут же попадает под рекрутский набор и почти три года (с 1759 по 1762 гг.) в составе дивизии графа Захара Григорьевича Чернышева участвует в боях Семилетней войны. Без единой царапины он возвращается домой. Затем судьба не раз кидает его в огонь очередных войн, в том числе, с турками. За мужество, проявленное при осаде и штурме Бендер в сентябре 1770 г., ему присваивают младшее казачье офицерское звание – чин хорунжего. Ему везет: он снова возвращается живым домой, где его уже ждут трое детей: сын Трофим и две дочери – Аграфена и Христина.

В 1771 г. в его судьбе происходит резкий поворот: после тяжелой болезни, чуть не сведшей его в могилу, он решает бросить царскую службу и кидается в бега. Его ловят, он снова бежит. Так продолжается не раз и не два. «География» его странствий весьма обширна: от Урала до Польши.

И вот наступил 1772 г. и Пугачев решил сыграть ва-банк: объявиться воскресшим Петром III: «Был-де я в Киеве, в Польше, в Египте, в Иерусалиме и на реке Тереке, а оттоль вышел на Дон, а с Дону-де приехал к вам».

Народ ему поверил или хотел поверить…

Надо сразу сказать, что безграмотный Емелька – внешне ничем непримечательный (среднего роста, смуглый, подстриженный в кружок, с небольшой черной бородой) и, выдающимися душевными качествами не обладавший – тем не менее, блестяще сыграл роль «царя». Он был таким «царем», какого хотела видеть примитивная мужицкая фантазия – отважным, грозным и скорым на суд над «изменниками». Пугачев прекрасно сочетал «кнут и пряник», казня и милуя. Хотя титанической силой характера Степана Разина Пугачев, конечно, не обладал. Порой, бывал сентиментален: мог всплакнуть вместе с дворянином над его… повешенными сыновьями или до смерти изнасилованными пьяным быдлом дочерьми.

Помимо второй жены Пугачев завел еще гарем из трех казачек, а также взял в наложницы дворянскую дочь Харлову, которую позже приказал убить. В остальном его «царские» запросы ограничивались глубокой тарелкой чеснока, натертого с уксусом и солью. Он издавал указы не только от себя лично, но и от имени «сына и наследника» Павла Петровича. Часто на людях он доставал портрет великого князя и, умиленно глядя на него, со слезами на глазах говорил: «Ох, жаль мне Павлушу, как бы окаянные злодеи во главе с его вероломной (курсив мой – Я.Н) мамкой Катькой его не извели!» Для пущей важности он показывал сподвижникам то ли родимые пятна то ли какие-то язвы на груди и руках – в народе тогда думали, что цари имеют на теле «особые царские знаки».

Потом самозванство Пугачева, конечно, раскрылось, но это уже ни на что не повлияло.

Началось все с волнений на реке Яик в 1772 г.

Казаки требовали восстановить их привилегии, сместить угнетавшего их атамана и неугодных старшин. Их встретили царские войска залпами в упор. Зачинщиков казнили. Но основная масса успела разбежаться и затаилась до лучших времен.

Они настали 17 сентября 1773 г., когда, пользуясь тем, что регулярная армия была крепко занята на войне с Турцией, Емельян Пугачев в образе царя «Петра Федоровича», призвав казаков, калмыков и татар под свою монаршую руку, превратил казацкий мятеж в грозную «пугачевщину». А они, признав в нем необходимые качества руководителя, публично поддержали его как «Петра III». Начался русский бунт, бессмысленный и беспощадный, поколебавший царскую империю, по словам главного светоча русской литературы А. С. Пушкина, «от Сибири до Москвы и от Кубани до Муромских лесов». Повсюду пугачевцы громили дворянские усадьбы, пытали помещиков, насиловали их жен и дочерей. «Замучено… повешено… застрелено… потоплено… заколото… изрублено только дворян – 1572 человека, в том числе, 474 женщины и 282 ребенка, не говоря уж о лицах духовных и прочих «разночинно-канцелярских».

Шел разнузданный грабеж. Не избежали разорения и православные церкви.

Уже 5 октября с 2,5 тыс. сподвижников «Петр III» осадил Оренбург – сильную крепость, защищаемую 3 тыс. солдат. Весть о воскресшем царе-батюшке, готовом дать волю крепостным, жаловать казаков, работных людей и весь прочий простой люд, мгновенно облетела всю страну. К нему стали стекаться толпы крепостных и он жаловал всех «волей, землей и бородой», то есть «старой верой». В своем лагере под Оренбургом, в Берде, «анпилатор» принимал всех, но ценил более всего сведущих в военном деле казаков да солдат-перебежчиков, особенно пушкарей (у восставших была своя артиллерия из захваченных по дороге к Оренбургу крепостях пушек).

«Петр Федорович» пытался внести порядок в мятежную народную стихию, поделив свою «армию» на «полки», возглавляемые выборными или назначенными им самим «офицерами». Среди последних особо выделялись своей решительностью, удачливостью и кровавыми расправами над недругами-дворянами двое: ставший «полковником», бывший мастеровой Афанасий Соколов по прозвищу Хлопуша, подосланный оренбургским губернатором Рейнсдорфом убить «анпилатора-самозванца», но, естественно, переметнувшийся на сторону царя-батюшки и Чика-Зарубин, произведенный в графы и величаемый самим Емельяном Ивановичем не иначе как «Иван Никифорович Чернышев». Примкнули к восставшим и удалые степняки-башкиры со своим знатным молодым богатырем-поэтом Салаватом Юлаевым, свирепо расправлявшиеся с русскими поселенцами на башкирских землях. Народу набралось много – временами армия «Петра III» насчитывала до 30 тыс. человек, но порядку и дисциплины в ней было мало, да и вооружена она была кое-как: рогатинами, обожженными кольями, дубьем. У некоторых имелись ружья, но толком пользоваться ими они не умели.

Простояв под Оренбургом полгода, «анпилатор» взять его не сумел – для правильной осады его разношерстая армия никак не годилась – и вынужден был двинуться навстречу полуторатысячному отряду правительственных войск генерал-майора В. А. Кара, посланного на помощь осажденному мятежниками Оренбургу. Во встречном бою восставшим улыбнулась удача: они наголову разгромили екатерининских солдат. За первой удачей последовала вторая: оказались разбиты и солдаты полковника Чернышева посланного на подмогу Кару. Среди казанских дворян началась паника. Сама императрица, незаконным путем оказавшаяся на престоле, перепугалась не на шутку, что «анпилатор», из-за того, что она не может экстренно перебросить свои регулярные войска и боевых генералов с турецкого фронта, прорвется к Москве: «Смотрите, как бы злодей, как черт из табакерки, не выскочил посредине Москвы!»

И все же, пришлось «скрести по сусекам» и стягивать большие силы на борьбу с «Петром Федоровичем».

Во главе Екатерина поставила нелюбимого ею за близость к сыну Павлу Петровичу (законному наследнику российского престола) одаренного и энергичного генерал-аншефа Александра Ильича Бибикова (1729—1774), только что (с 1771 по 1774 гг.) прекрасно зарекомендовавшего себя в Польше после Веймарна. Получив команду над корпусом в составе 3 пехотных, 4 кавалерийских полков, 4 полевых команд и 1,5 тыс. казаков, Бибиков справился с поставленной нелегкой задачей на отлично: 22 марте 1774 г. в кровавом шестичасовом бою под Татищевым основные силы Пугачева были разбиты в пух и прах 2,5 тысячами регулярной пехоты и 1,5 тысячами конницы Бибикова, потеряв убитыми, ранеными и пленными около 6 тыс. человек и почти всю свою артиллерию – 36 пушек. Но сам «Петр Федорович» успел скрыться и бунт не потерял своего вожака, а Александр Ильич 9 апреля внезапно скончался от чумы в Бугульме в возрасте 44 лет.

Восстание после этого полыхнуло с новой силой. Екатерине пришлось начинать все с начала.

Окончательно стало ясно, что для борьбы с демонизированным перепуганным насмерть дворянством «маркизом де Пугачем» требуются решительные, инициативные и жестокие по отношению к бунтовщикам военачальники, каким был, например, покойный Бибиков. Его отличал сам ехидна и ёра Александр Васильевич Суворов, откровенно не любивший большинство, как «братьев по оружию», так и «коллег по ремеслу», полагая их своими конкурентами в борьбе за славу первого полководца своего времени.

Но, как на зло, таких генералов, не «занятых» на турецкой войне, у императрицы не оказалось.

Вместо вялого и нерешительного командующего войсками генерал-поручика, князя Федора Федоровича Щербатова (1729—31.8.1791, Москва) госсоветом была предложена императрице кандидатура крутого генерал-аншефа, графа Петра Ивановича Панина (1721—1789) – брата, активного участника переворота 1762 г. графа Никиты Ивановича Панина (1718—1783), воспитателя ее сына Великого Князя Павла Петровича и главы Коллегии иностранных дел (1763—1781). Участник Крымского похода, отличившийся на Семилетней войне, в русско-турецкую войну 1768—74 гг. Петр Иванович командовал армией и прославился взятием турецкой крепости Бендеры в 1770 г., правда, с очень большими потерями. Из-за недовольства оценкой его боевых заслуг и расхождений с вице-президентом Военной коллегии графом З. Г. Чернышевым, Панин-младший вышел в отставку, жил в Москве, собирая вокруг себя недовольных новой императрицей и ее «подручными», братьями-удальцами Орловыми.

Это назначение никак не входило в ее планы: оно могло грозить ей потерей, так не просто давшейся… короны, поскольку в свои руки получал немалые силы человек, чей брат давно стремился возвести на российский престол ее нелюбимого сына (и «по совместительству», законного наследника!) Павла и добиться при этом некоторых ограничений самодержавной власти в пользу крупной аристократии. Недаром она называла Панина-младшего своим «персональным оскорбителем»! Но ее тогдашний фаворит Григорий Потемкин, которому пришлось отдавать долги всесильным братьям Н.И. и П. И. Паниным за оказанную ими ему поддержку при «прохождении» в фавориты, надавил на потрясенную пугачевским восстанием императрицу и продавил столь раздражавшее ее назначение генерала П. И. Панина.

И в тоже время, приглядывать за ним было поручено дальнему родственнику Григория Александровича, получившему большие полномочия Павлу Сергеевичу Потемкину.

Система «сдержек и противовесов» существовала во все времена!

…Между прочим, проталкивая на должность главнокомандующего войсками, действовавшими против Пугачева, Петра Ивановича Панина, Потемкин фактически отодвигал на второй план своего бывшего покровителя фельдмаршала П. А. Румянцева. Дело в том, что турецкая война к тому моменту уже шла к финишу и политический вес Петра Александровича тоже уменьшался. Войска стали перебрасываться с юга в глубь страны на борьбу с повстанцами, т.е. из подчинения прежнего командующего – новому. Если бы усмирять восстание поручили Румянцеву, то он бы по-прежнему оставался «на верху», т.е. в действующей обойме высших военачальников государыни. Но Потемкин посчитал в данный момент для себя более выгодным поддержать претензии Панина, которому он был весьма обязан в прохождении в фавориты. Более того, в личном письме к графу Петру Ивановичу он напоминает ему, что сдержал свое обещание и без его активного участия назначения не произошло бы. На вершине политической авансцены не бывает Постоянных Партнеров, но зато есть Постоянные Интересы – Личные Интересы (так было, так есть и так будет всегда и везде). Впрочем, Петр Александрович Румянцев не забыл, как его бывший подчиненный, войдя в силу фаворита, «отблагодарил» своего бывшего патрона. Так бывает, особенно в Большой Политике, где правят бал Законченные Подонки…