Текст книги "«Свет и Тени» «неистового старика Souvaroff»"

Глава 18. «Вторая екатерининская война» – она же «потемкинская»

В конце 80-х гг. XVIII в. Россия вступила в очередную русско-турецкую (с 13 августа 1787 г. по 29 декабря 1791 г.) или, как тогда говорили, «вторую екатерининскую войну», решающую для нее войну за выход к Черному морю.

…Кстати сказать, кое-кто из историков не без оснований предлагает называть вторую за эпоху правления Екатерины русско-турецкую войну еще и «потемкинской». (Напомним, что первую екатерининскую войну русских с турками, порой, именуют в честь ее главного действующего лица – «румянцевской»). Дело в том, что замысел кампаний, группировка сил и направление ударов разрабатывались именно Григорием Александровичем Потемкиным. Он же ими и руководил. Именно он обладал замечательным даром стимулировать у своих подчиненных максимум напряжения сил для достижения поставленных грандиозных целей. Он во многом определил и опередил свое время и не был понят современниками, привыкшими видеть полководца во главе армии на поле сражения…

Незадолго до этого последний крымский хан Шагин-Гирей отказался от власти и его ханство было присоединено к России. Это никак не устраивало Турцию, которая почти три века безраздельно господствовала в Черном море. После потери Крыма турки стали сравнивать свое государство с домом, у которого сорвали дверь с петель. Султан Селим III (1761—1808) начал усиленную подготовку к новой войне с русскими. Была реорганизована армия с помощью французских специалистов, усилены важнейшие крепости, построен новый мощный флот. А тут еще российская императрица Екатерина II посетила Крым, совсем недавно отвоеванный у Турции, провела там грандиозные маневры и показательную «баталию» в память о полтавской «виктории» 1709 г. В Стамбуле подобное двукратное «поигрывание военными мускулами» («бряцание оружием») сочли военной демонстрацией.

Началось все с того, что турки потребовали от России согласия на досмотр проходящих через проливы русских торговых судов, отказа от российского покровительства Грузии и возвращения Крыма. Россия, естественно, не ответила. Тогда турки снова посадили русского посланника в свою самую страшную тюрьму – Едикул или Семибашенный замок и опять первыми объявили Екатерине II войну. В тюрьму попал старинный приятель Суворова Яков Иванович Булгаков (1743—1809), сумевший до этого заполучить секретный план турок войны с Россией и переправить его в Санкт-Петербург. «В Едикуле сидел я с 5 августа 1787 по 5 ноября 1789 года, всего 825 дней», – писал потом сам Яков Иванович. Турцию поддержали Англия, Швеция, Пруссия и особенно, Франция – старый недруг России.

Но российская императрица в союзе с Австрией, надеявшейся получить часть турецких владений на Балканах, окончательно поставит турок на колени. Более того, на небосклоне засияет полководческая звезда – «русского Марса» – нашего главного героя, генерал-аншефа Александра Васильевича Суворова!

…Между прочим, вступление Австрии в войну на стороне России не обеспокоило турок. Они презрительно говорили, что австрийцы будут только лаять, а вреда причинят немного. Прекрасно зная своего вечного врага, они были правы: Австрия всегда имела в своей «дипломатической колоде пятого и даже шестого туза». Придет время и, заполучив все, что ей было нужно, она оставит Россию один на один с Турцией…

Очень хорошо подготовившиеся к войне турки, решившие воспользоваться выгодным положением нападающей стороны, первыми перешли к активным действиям. Уже в начале войны они предполагали основное наступление вести в Молдавии, но при этом высадить крупные десанты в Крыму и устье Днепра, в частности, на Кинбурнской косе (современная Николаевская область).

Глава 19. Жаркий «шармицель» под Кинбурном

Именно на Кинбурнскую крепость с ее 49 орудиями и шестью редутами турки собирались напасть в первую очередь. Такое решение было обусловлено её выгодным стратегическим положением неподалеку от турецкой крепости Очаков (т.е., она могла послужить базой для подготовки атаки на Очаков), а также от базы русского флота в Херсоне, защищая её (в случае успеха турок российский флот был бы сожжён). Наконец, захват Кинбурна открывал путь к возврату турецкого контроля над Крымом.

Весь сентябрь 1787 г. 3 линейных корабля, 4 фрегата, 4 бомбардирских корабля (плавучие батареи), 14 канонерских лодок турок обстреливали Кинбурн для выявления огневых точек русских войск.

«…А 1 (12) октября 1787 в 9 часов утра примерно 5-тысячный турецкий десант янычарского аги Сербен-Гешти-Эюб-аги принялся высаживаться на берег. Сразу после высадки турецкий флот отошел в море, чтобы высадившиеся войска не надеялись на эвакуацию, но поддерживал десант обстрелом из почти что 400 корабельных пушек.

Пока враг высаживался, Суворов присутствовал на церковной службе по случаю праздника Покрова Пресвятой Богородицы. Обратившимся к нему с сообщением о начале неприятельского десанта и сооружения ими укреплений офицерам, он приказал пока не открывать ответный огонь и ждать высадки всего десантного корпуса турок. Сам же в это время продолжал благоговейно вслушиваться в литургию.

Уже к часу дня, выкопав 15 траншей, турецкие войска подошли на близкое расстояние к крепости, в которой сосредоточилось 1.500 пехоты, а ещё 2.500 пехотинцев и лёгкой конницы стояло в качестве резерва в 30 вёрстах позади с 338 (!?) орудиями. Только когда турки приблизились к крепости на расстояние в 200 шагов, последовал орудийный залп и русские пошли в контратаку.

Лишь после того, как отряд полковника Иловайского (Ив. Дм. Иловайского 4-го?), обошел Кинбурн слева по берегу Чёрного моря, а Орловский пехотный полк под началом генерал-майора И. Г. Река – справа, и одновременно навалились с флангов, батальон Козловского полка, ведомый самим Суворовым, ударил по фронту. Но турок оказалось много, а потери среди Орловского полка – серьезные и русским пришлось отойти. Причем, Суворова легко ранило картечью в бок и он едва не был убит янычарами, спасенный мушкетёром (гренадером?) Иваном Новиковым.

Только после повторной атаки, при поддержке свежих резервов, удалось турок вытеснить с косы. Понеся большие потери, они начали эвакуацию на корабли (причем, 4 из 5 тыс. это удалось). В ходе той атаки Суворов опять получил ранение: на этот раз в руку. Заметивший это есаул Кутейников, перевязал его своим галстуком.

К 10 часам вечера бой закончился полной победой русских. Она обошлась им всего лишь в 400—500 солдат.

И это при том, что командующий Лиманской эскадрой (линейный корабль, 4 фрегата, 5 галер, 2 брандера и 2 плавбатареи или бомбардирских корабля) нерешительный (так принято трактовать его поведение в отечественной литературе) контр-адмирал Н. С. Мордвинов (под началом у которого в ту пору был, кстати, весь Черноморский флот) воздержался от поддержки с моря Суворова в Кинбурне. Тем самым, он позволил турецкому флоту сосредоточить все свои немалые силы на крепости и беспрепятственно поражать русские войска на суше продольным и перекрестным огнем!

Справедливости ради, отметим, что главнокомандующий всеми российскими вооруженными силами на юге России и Черном море Г. А. Потемкин заметил неспособность Мордвинова управлять флотилией в сложной боевой обстановке. Очень скоро он примет меры к выправлению общей и частной ситуации в «морском ведомстве», начав кадровые перестановки, выводя наверх энергичного и рискового Ф. Ф. Ушакова…>>

Это – так сказать «хрестоматийный» вариант изложения Кинбурнской баталии Александра Васильевича Суворова

А вот в «развернутой» версии можно найти немало любопытных штрихов и нюансов!

«…1 октября 1787 г. турецкий флот (3 линейных корабля, 4 фрегата, 3 больших и 15 малых канонерских судов) блокировал устье Днепра и после жестокой бомбардировки из шести сотен корабельных орудий, начал высадку отборного 5-6-тысячного отряда янычар под руководством французских инструкторов-офицеров на Кинбурнской косе.

…Кстати, главным из них был бригадный генерал (1781), барон Франсуа де Тотт (Франц Тотт) (17.8.1733, Шаминьи, Франция – 24.9.1793/97, Венгрия) – военный консультант в Стамбуле, с чьей помощью создавалась современная турецкая полевая артиллерия, в пехоте был введен штык, изучались западная математика, фортификация и навигаторское дело…

В 8 милях от нее с моря всю операцию прикрывала эскадра капитана Челеби из 6 линейных кораблей, 5 фрегатов и 10 малых канонерских лодок. Кинбурн (Кылбурун – по-татарски «тонкий, как волос, мыс») представлял собой слабо укрепленный форт, расположенный на узкой (8—10 км), совершенно открытой песчаной 40-километровой косе. Он имел важное значение: не допускал сообщения Крыма с Очаковым.

Тогда как именно через Очаков главная ударная армия русских – Екатеринославская Потемкина и Суворова (Украинская армия Румянцева получила задачу прикрывать и служить резервом) – должна была наступать вдоль Черного моря к Бугу и Днестру. В случае успеха полагалось соединиться с австрийской армией и развивать наступление к Дунаю и далее на – Стамбул!

Удержать Кинбурн было трудно, даже очень трудно!

Севастопольский флот (5/6? линейных кораблей, 19 фрегатов, 1 бомбардирский корабль) контр-адмирала Марка Ивановича Войновича ничем помочь не мог. По настоятельному требованию Г. Потемкина («… хотя б всем пропасть») он вышел в море и попал в сильнейший шторм, правда, остался на плаву (линейный корабль «Мария Магдалина» оказался в плену, фрегат «Крым» и вовсе пропал), но на какое-то время утратил боеготовность. В общем, Потемкин пару дней попереживал, а потом лаконично отрапортовал императрице о случившемся «конфузе»: «Бог бьет, а не турки».

Четырехтысячными войсками, расквартированными вокруг кинбурнской крепости и внутри нее (по другим данным, их было вдвое меньше), в которых преобладали новобранцы (в основном, страдающие от дизентерии) для них это был первый бой, руководил, прибывший туда 14 сентября сколь стремительный, столь и хладнокровный А. С. Суворов. Но он не имел официального командования, состоя своего рода «дежурным генералом» при Потемкине и действуя только по согласованию с ним. Благодаря глубокой разведке (русский посол в Турции в свое время сообщал Потемкину, что первоочередной целью турок в грядущей войне будет именно Кинбурн) Александр Васильевич точно знал, что главный удар турки нанесут именно по Кинбурну и по-суворовски тщательно подготовился к «гостеприимной встрече незваных гостей».

…1 октября генерал-аншеф Суворов по случаю праздника Покрова пресвятой Богородицы находился в походной церкви на обедне, когда одно за другим стали поступать донесения о турецком десанте. Посмеиваясь, он отвечал возбужденно докладывавшим гонцам: «Пусть все вылезут!»

Поспешно покидая корабли, янычары сразу же окапывались. Их неглубокие из-за близости подпочвенных вод окопы шли поперек косы, от Черного моря к Очакову. Воздвигали брустверы из мешков с песком, в морское дно вбивали сваи для защиты судов, ставили между укреплениями переносные рогатки. Поскольку их никто не атаковал и не обстреливал, турки осмелели и, соблюдая осторожность, двинулись к крепости Кинбурн. Раз за разом они рыли новые линии окопов поперек косы. Всего таких «перекопов» на косе ими было сделано не менее пятнадцати.

Между тем, литургия в церкви продолжалась. Некоторые офицеры в недоумении перешептывались: «Не помутился ли разум у нашего славного командира? Позволять столь сильному неприятелю свободно устроиться и изготовиться к атаке!» Но полководец имел далеко идущие планы: не отбить 5-6-тысячный вражеский десант, а истребить его. С этой целью он послал за подкреплениями…

Обедня кончилась. Был отслужен молебен «на победу врагов и одоление»…

В полдень турки совершили обычное омовение и намаз на виду у русских. Около трех часов дня их передовые отряды с лестницами наперевес пошли на штурм Кинбурна. Десантом командовал храбрый Эюб-ага.

Внезапно все орудия русских по знаку Суворова дали дружный залп. За ним последовал второй и почти тут же третий! Такой прыти от врага турки явно не ожидали и в замешательстве замялись: повсюду валялись убитые и стонали раненые…

Этого-то и ждал Суворов!

Он мгновенно бросил в бой, вызванных заранее, Павлоградских и Мариупольских гусар с казаками Орлова, Сычева и Исаева, которые после пройденных ими 10 и 36 верст, с ходу начали разить врага направо и налево. В числе первых, погиб Эюб-ага.

Турки отступили к морю под прикрытие своей многочисленной корабельной артиллерии. В руках у русских уже оказались десять турецких окопов! Казалось, еще чуть-чуть и враг будет сброшен в море!

Но шквальный огонь неприятельской корабельной артиллерии остановил суворовских солдат. Бомбы, ядра и брандскугели, изрыгаемые шестьюстами вражескими пушками, вырывали целые ряды в плотных боевых порядках атакующей русской пехоты. Орловский гренадерский полк потерял больше половины состава. А с неприятельских судов тем временем высаживались все новые и новые войска!

Русские дрогнули…

Суворов снова бросил в атаку регулярную кавалерию – Санкт-Петербургский драгунский полк. Но турки встретили ее холодным оружием и в кровавой схватке, с криками «Алла! Алла!», опрокинули ее. У русских кончились артиллерийские заряды. Несколько пушек пришлось бросить, и Суворов видел, как турки с торжествующими криками увозили их.

Десятки дервишей осатанело сновали по рядам мусульман, воодушевляя янычар и показывая пример личного мужества.

Огонь турецкой артиллерии не ослабевал… Ядром оторвало морду у лошади Суворова… Видя отступление своих растерявшихся войск, Суворов выхватил свою шпагу и попытался увлечь за собой солдат: «Ребята, за мной!» И тотчас три десятка янычар остервенело кинулись на него…

Бой закипел с новой силой. Суворова спас гренадер Шлиссельбургского полка Степан Новиков. Чудеса храбрости демонстрировали в этот день обе сражающиеся стороны. Но вот у русских кончились патроны и они могли лишь огрызаться штыками…

Турецкая эскадра продолжала яростную стрельбу бомбами, ядрами, брандскугелями и даже картечью, так близко ее суда подошли к берегу. Корабельные пушки врага косили русских «с полувыстрела». «Головы наши летали», – писал потом Суворов. И вот картечь с одного из турецких кораблей настигла самого Александра Васильевича, шедшего впереди свежих рот шлиссельбуржцев в атаку. Его ранило картечью в левый бок, пониже сердца, и засыпало песком. Он лишился чувств, но, придя в себя, вернулся в строй…

Теснимые холодным оружием янычар, русские отступали в крепость. Если бы не старослужащие, то отступление могло бы превратиться в бегство! Казалось, сражение окончательно проиграно. Уже не раз суворовские солдаты вроде бы отбрасывали турок, но те возвращались и снова кидались вперед – русским приходилось отступать…

Солнце уже садилось, когда Суворов, собрав все наличные силы (остатки орловской и шлиссельбургской пехоты, санкт-петербургской, павловградской и мариупольской кавалерии вместе с подоспевшим издалека на поле боя батальоном Муромского полка) в третий раз повел наступление на врага. На узкой и длинной Кинбурнской косе уже совершенно перемешались турки и русские, поэтому неприятельская флотилия прекратила огонь. Чтобы лишить янычар даже помыслов об отступлении, их адмирал (капудан-паша) Юсуф-паша приказал кораблям отойти от берегов Кинбурна. Он трепетал, памятуя о повелении султана: или Кинбурн будет взят или он, Юсуф-паша, лишится головы.

Оттесненные к морю, турки дрались с ожесточением смертников.

Суворов, восхищенный их героизмом, воскликнул: «Какие молодцы! С такими я еще не дрался: как владеют холодным оружием! Какое прекрасное войско!»

Спустя час турки, сражавшиеся насмерть, были выбиты из всех пятнадцати окопов. И вот уже часть неприятельского десанта сражается по пояс в воде…

Турецкие корабли снова подошли к самому берегу, паля буквально в упор. «Чрезвычайная пальба неприятельского флота, сквозная на нас, причиняла нам великий вред» – писал Суворов. Множество командиров было убито и тяжело ранено. Неожиданно турецкая пуля пробила навылет Суворову левое предплечье, и он стал истекать кровью. Наскоро перевязанный платком, он снова сел на лошадь и поскакал в бой. Поминутно впадая в полуобморочное состояние, он продолжал руководить войсками.

Обе стороны нещадно поливали друг друга картечью…

Только с наступлением темноты турецкая эскадра прекратила огонь.

Бой шел с трех часов дня до полуночи

От отборного турецкого десанта в живых осталось не более пятисот «морских пехотинцев». Вся Кинбурнская коса и прилегающая к ней отмель были забиты трупами. Остатки турок – всего лишь десятая часть всего десанта – после ожесточенной резни холодным оружием сбросили в море лишь ближе к полуночи: они стояли по горло в воде, ожидая спасительных шлюпок…

И они подошли, но только на рассвете…

Так, или примерно так, описывали очевидцы памятный бой на Кинбурнской косе…»

Очень ярко и доходчиво запечатлел Суворов кинбурнское побоище, где «под нескончаемый аккомпанемент картечи всласть погуляло холодное оружие» в письме… своей 12-летней дочери-«Суворочке»: «…я с балету вышел – в боку пушечная картечь, в левой руке от пули дырочка, да подо мною лошади мордочку отстрелили: насилу часов чрез восемь отпустили с театру в камеру…» Вот так лаконично Александр Васильевич поведал своей Наташе об одной из своих самых трудных побед над турками.

Потемкин в письме к Екатерине написал следующее: «…Должно отдать справедливость усердию и храбрости Александра Васильевича. Он, будучи ранен, не отъехал до конца и тем спас всех…»

По ведомости от 4 марта 1778 г. убитыми и умершими от ран Россия потеряла тогда: 227 человек, 77 – оставшихся негодными к строевой службе и от 300 до 750 (данные сильно разнятся) – раненными. Причем, многие из раненных скончались в муках: турки стреляли из ружей «двойными пулями», которые наносили очень большие и глубокие раны. Сам Александр Васильевич, на тот момент уже весьма немолодой человек (ему шел 57 год – по тем временам возраст немалый, особенно для военного), получивший две такие раны с трудом смог их залечить. В тоже время порядка тысячи выбывших из строя – это немало! Но все объяснялось как плохой выучкой солдат, так и стремлением Суворова победить любой ценой!

По крайней мере, так склонны полагать некоторые историки.

Среди немногих взятых в плен врагов (полегло турок от 4 тыс. до 4,5 тыс. чел.) оказалось несколько французских волонтеров-офицеров. Они служили у турок инструкторами. Рассказывали, что по высочайшему распоряжению их всех закатали в Сибирь, как заметила Екатерина: «дабы отбить охоту ездить и учить турок воевать против нас!»

Георгиевские кресты раздавались особо отличившимся. Перевязавшего раненному Суворову предплечье, Степана Новикова, Потемкин наградил лично серебряной медалью на георгиевской ленте с надписью «Кинбурн». Солдатам было пожаловано императрицей по 1, 2 рубля (немалые по тем временам деньги), а некоторые благодаря присланным Потемкиным 15 тыс. руб.– получили даже по 4 руб. 25 коп.

Медлили только с наградой Суворову.

За геройское руководство войсками и Кинбурнскую победу Александра Васильевича наградили орденом Св. Андрея Первозванного «За Веру и Верность» (9.11.1787) – не считаясь со «старшинством» Юрия Долгорукого, Михаила Каменского, барона Ивана Ивановича Меллера (c 1789 г. Меллера-Закомельского; 1725 – 10.10.1790, ныне Килийский район, Одесская область) и др. Это была высшая государственная награда России, которую он жаждал получить еще раньше – за участие в поимке «злодея» Емельки Пугача.

Правда, «матушка-императрица» долго колебалась: она не хотела нарушать старшинства (и всячески старалась этого избегать!) в продвижении кандидатов к наградам. «Георгия Большого креста – еще более причин меня удерживают послать» – писала она о своих сомнениях Потемкину. В результате Екатерина II собиралась пожаловать Суворову лишь «либо деньги – тысяч десяток, либо вещь». Но рассказывали, что Потемкин, у которого тогда были превосходные отношения с Суворовым, настоял на столь высокой награде: «Кто, матушка, может такую львиную храбрость? …на шестидесятом году служит с такой горячностью, как двадцатипятилетний… Отдайте ему мой… Он отозвался предварительно, что ни деревень, ни денег не желает и почтет таким награждением себя обиженным. Гвардии полковником (в Преображенском по штату три) или Генерал-адъютантом – то или другое с прибавлением бриллиантовой шпаги богато убранной, ибо обыкновенную он имеет». Григорий Александрович писал Александру Васильевичу: «…Я все сделал, что от меня зависело… Твой истинный друг князь Потемкин Таврический. Пиши, Бога ради, ко мне смело, что тебе надобно».

…Между прочим, переписка Суворова с Потемкиным была секретной. Сам Александр Васильевич в одном из сохранившихся писем, просил: «жгите тотчас эти письма», так как при светлейшем князе всегда было полно профессиональных «доброхотов», чьей главной специальностью было «стучать» на всех вокруг…

Здраво поразмышляв (именно «Александр Васильевич» – так Екатерина ласково называла Суворова – один из очень немногих среди всего генералитета «делал победный результат», причем, независимо от ситуации), государыня сжалилась: «Победа совершенная, но жаль, что старика ранили». Но столь желанного для Суворова и просимого для него самим Потемкиным, придворного чина генерал-адъютанта Екатерина дать ему не решилась: побоялась получить при дворе «непредсказуемости» неуравновешенного характера Александра Васильевича. По всей России в церквах прошли торжественные молебны, в которых наряду с именем государыни-императрицы упоминалось и имя генерала победителя неверных Александра Васильевича Суворова.

…Кстати сказать, до весны 1788 г. Суворов жил в Кинбурне, залечивая тяжелые раны: от раны в руке «беспамятство наступило, и хотя был на ногах, оно продолжалось больше месяца; реляции не мог полной написать и поныне многое не помню» – писал он своему старому – еще со времен Семилетней войны и усмирения бунташных поляков – сослуживцу генералу Петру Абрамовичу Текели [Текелли; Текели-Поповичу; 1720, Арад, Румыния/Сербия (?) – 1793, Новомиргород (?), Елисаветградский уезд, Екатеринославское наместничество]. И тем не менее, деятельный Александр Васильевич прозорливо готовился к новым жарким боям с басурманами. Не исключая новые турецкие десанты, он приказал выстроить на Кинбурнской косе две батареи – на самом мысу. Интересно, что Потемкин был против суворовской затеи по причине «нездоровости» тех мест: там ведь зарывали тела погибших в недавнем сражении. Но, как показало время, Александр Васильевич старался не зря: очень скоро суворовские батареи покажут турецкой эскадре, «где раки зимую». Расчет на внезапность батарейного огня по ретирующимся через узкий пролив в открытое море турецким судам оправдается…

Интересно, что став первой крупной победой русских войск на той войне победа Суворова под Кинбурном фактически завершила кампанию 1787 г., так как турки в этом году больше не предпринимали активных действий.