Текст книги "«Свет и Тени» «неистового старика Souvaroff»"

…Между прочим, в определенных кругах общественности принято считать, что это именно сиволапо-бородавчатый пузан и малокультурный хам Микитка Хрущ «с бухты-барахты» отвалил Крым… к Украинской ССР. (Хотя, на самом деле не все так просто и это «дело рук» – не только и не столько – быдловатого «кукурузника» и каждый вправе самостоятельно «покопаться» в нюансах истории «щекотливой» передачи Крыма под юрисдикцию самостийной Украйны!) А после Беловежского «междусобойчика» за «закрытыми» дверьми с участием всем известных персон (не будем упоминать их имена и фамилии всуе), он казался навсегда потерянным для многих миллионов россиян, чьи предки несколько веков назад пролили море крови, пота и слез, чтобы превратить его в южный форпост некогда необъятной российской империи. Но затем весьма неожиданно «историческая справедливость» (?) в силу ряда субъективно-объективных причин оказалась восстановлена: «Крым – наш!» Причем, со всеми его немалыми хозяйственно-управленческо– (водо) снабженческо-природно-климатическими проблемами, в том числе, первостепенными: опять-таки, не будем уточнять «какими» – «не буди лихо – пока оно тихо…». Тем более, что все это – уже тема другого повествования, причем, предельно политизированного и лежащего за пределами наших интересов и компетенции. Интересно будет «посмотреть-понаблюдать» (желательно, со стороны и издалека, вернее, «далекого далека») каковы будут стратегические (исторические) последствия подобного тактического «телодвижения»? Сегодня, все рассуждения на эту тему выглядят переливанием «из пустого – в порожнее» и наоборот. Тем более, что «о вкусах – не спорят!» и «сколько людей – столько и мнений». В общем, пройдет какое-то время (его рамки вряд ли определимы) и «все встанет на свои места»… или не станет…

Григорию Александровичу Потемкину – красавцу с широкой душой, и по отцовским генам весьма любвеобильному, приписывали несметное число донжуанских подвигов, вплоть до кровосмешения: что-то было, а чего-то и не было. Просто у этого невероятно привлекательного мужчины, кумира светских дам, любое более или менее серьезное увлечение тут же становилось темой для всяческих пересудов. Всем было недосуг: у кого же это очередным любовным трофеем стал сам Светлейший Князь Григорий Александрович Потемкин Таврический!?

Если верить молве, то в списке утешительниц «соломенного вдовца» оказались признанные красавицы: Прасковья Потемкина, княгиня Екатерина Долгорукая, графиня Варвара Николаевна Головина (урожденная княжна Голицына) (1766 – 11.9.1821, Париж), княгиня Прасковья Гагарина, графиня София Константиновна Потоцкая (в первом браке де Витт, во втором браке Потоцкая, также известная как София де Челиче; 12.1.1760, Бурса – 24.11.1822, Берлин) и, конечно, дочь прославленного адмирала А. Н. Сенявина – Екатерина Алексеевна Сенявина (в замужестве Воронцова; 1761 – 25.8.1784, Пиза), между прочим, фрейлина и любимица своей полной тезки-императрицы.

Нельзя исключать, что связь последней с Потемкиным могла-таки «оплодотвориться» и к моменту брака 18 августа 1780/81 (?) г. с генерал-майором Семеном Романовичем Воронцовым девица Сенявина (чтобы «девица» не стала посмешищем в благородном обществе!) могла очень срочно нуждаться в… замужестве! Ее сын – Михаил Семенович Воронцов – родился 16 мая 1782 г.! Но это уже другая история – история будущего героя Отечественной войны 1812 г., – знаменитого генерал-губернатора Юга России, того самого, о котором язвительный гений Александра Сергеевича Пушкина оставил хоть и спорные, но нетленные строки: «Полу-милорд, полу-купец, полу-мудрец, полу-подлец…». Тем более, что блестящие административные способности ее сына Михаила подразумевают у него совсем иные отечество (Григорьевич?) и фамилию (Потемкин?), т. е. Семен Воронцов мог и не быть его биологическим отцом!? Впрочем, пытливый читатель имеет полное право провести свое собственное исследование происхождения Мих. Сем. Воронцова, на которого был так (и почему?) зол гений отечественной литературы…

Зато о романах Потемкина со своими племянницами от его сестры Марфы Александровны Энгельгардт не писал только что ленивый.

Особая слава «досталась» в этом амурном деле самой сметливой из них 15-летней красотке Катеньке (Екатерине Васильевне Энгельгардт, (в первом браке – графине Скавронской, во втором – графине Литта; 1761—1829), явно первой «раскрутившей» дядюшку на греховную связь! Не менее рассказывали и о его скандальном романе с фрейлиной (c 1777 г.) императрицы Екатерины II, 19-летней Варенькой [Варварой Васильевной Голицыной; урождённой Энгельгардт (1761—1815)] – капризной плутовкой и ловкой вымогательницей с лицом невинного ангела – многозначительно подписывавшей свои письма к дядюшке не иначе, как «кошечка Гришинькина». Потемкин называл её «божественной Варюшкой», «сладкими губками», «любовницей нежной». Лев Толстой передавал семейное предание: «Про деда [прототипа старого князя Болконского] я знаю то, что, достигнув высоких чинов генерал-аншефа при Екатерине, он вдруг потерял свое положение вследствие отказа жениться на племяннице и любовнице Потёмкина Вареньке Энгельгардт. На предложение Потёмкина он отвечал: «С чего он взял, чтобы я женился на его б….» Несколько отстала от сестричек самая умная из них Сашенька или Санечка (Александра Васильевна Браницкая, (1754 – 15.9.1838, Белая Церковь), игравшая после 1792 г. заметную роль при русском дворе. Ее дочь от коронного гетмана Польши графа Ксаверия Браницкого – Елизавета Ксаверьевна – много лет спустя вышла замуж за… Михаила Семеновича (Григорьевича?) Воронцова (Потемкина?), став причиной пушкинских эпиграмм в адрес ее мужа!

Правда, кое-кто из наиболее дальновидных возлюбленных Потемкина предпочел не губить свою репутацию и благоразумно «остался за кадром»! Более того, Григорий Александрович был настолько умен, что до конца своей богатой на романы с малолетками жизни, так и остался «соломенным вдовцом» ибо был связан таинством брака с… самой императрицей и мог только… пардон, блудить – направо и налево. Ведь, по сути – у него не было ни дома, ни семьи…

Не лишенный налета театральности, он жил широко, с грандиозным размахом и умер внезапно под открытым небом. Очень многое из им задуманного, так и осталось не реализованным. Например, по рекомендации своего протеже князя Андрея Кирилловича Разумовского (бывшего любовника первой супруги Павла Петровича Натальи Алексеевны и знаменитого впоследствии российского дипломата) выписать из Вены в Россию в качестве капельмейстера… бедствующего там Вольфганга Амадея Моцарта, главного музыкального гения всех времен и народов! Или, затеянная им и не доведенная до логического конца военная реформа 1783—1785 гг., прерванная прусскими порядками нового императора Павла I. А история с «потемкинскими деревнями» и вовсе превратилась в легенду. Это своего рода русский культурно-исторический феномен.

До сих пор не утихают досужие разговоры: как можно за столь короткий срок достичь столь впечатляющих результатов!?

…Между прочим, широкая публика до сих пор малознакома с истинным «творцом» этого мифа – секретарем саксонского посольства в Санкт-Петербурге Георгом-Адольфом-Вильгельмом фон Гельбигом. Именно он анонимно изложил его на страницах гамбургского журнала «Минерва» в 1797—1800 гг. Следуя его изложению, Потемкин, дабы скрыть растрату полученных на обустройство юга России трех млн. рублей на собственные частные нужды, приказал в отдаленных местах вдоль Днепра поставить лишь фасады зданий, которые должны были изображать не построенные деревни. Для оживления этих декораций были собраны толпы народа, нарядно одетого и занятого «сельской деятельностью». Ночью их переводили на новое место, мимо которого на другой день должны были проплыть императрица и ее высокопоставленная свита во время ее помпезного путешествия на юг России в мае-июне 1787 г. Ночами перегоняли также и многочисленные стада рогатого скота. И все это делалось только для того, чтобы создать впечатление о богатстве, изобилии и процветании этих областей. Этот миф о потемкинских деревнях умело использовался врагами России для демонстрации ее слабости. Любопытно, что миф о фальшивых деревнях, родившийся из петербургских сплетен и «документально» оформленный Гельбигом, очень долго не получал должного отпора от отечественных историков. И это тем более, парадоксально, что не поверили сплетням о «потемкинских деревнях» такие высокопоставленные спутники российской императрицы как посланник Франции граф Луи-Филипп де Сегюр (10.9.1753, Париж – 27.8.1830, там же), принц Шарль-Жозефь де Линь (23.5.1735, Брюссель – 13.12.1814, Вена) – австрийский фельдмаршал и дипломат из бельгийско-французского рода принцев (или князей) де Линей, знаменитый мемуарист и военный писатель эпохи Просвещения, весьма скептически настроенный ко всему русскому, император Священной Римской империи Иосиф II (13.3.1741, Вена – 20.2.1790, Вена). Они все видели своими глазами и могли все проверить на деле. А Иосиф и вовсе сказал, что все им увиденное напоминает ему сказку из… «Тысячи и одной ночи». Более того, одной из «потемкинских деревень» был ныне легендарный… Севастополь! Так или иначе, но образное выражение «потемкинские деревни», как символ показного благополучия, закрепилось в веках и даже некоторые про-патриотически настроенные современные российские политики любят щегольнуть в ходе супер-рейтинговых ток-шоу о «житие-бытие Святой Руси» «знанием» отечественной истории, ссылаясь на «потемкинские деревни», как на присущий сугубо «матушке» России феномен! Так называемые «либерасты» (про-западно-ориентированная либеральная интеллигенция) тоже вносят свою лепту в легенду о «потемкинских деревнях» и она работает против имиджа России до сих пор. Так бывает, особенно у народов, которым свойственно терять «ориентиры, опорные точки и духовные скрепы» в их богатой на неожиданные повороты и, порой, смутной истории…

Узнав о его внезапной смерти на обочине дороги, «матушка-хозяйка» (так называл Екатерину II в своих письмах к ней Потемкин) в раз постарела – обрушилась главная опора ее могущества, но потом «по-бабьи» забылась в ласковых лапках забавного и умненького красавчика Платоши Зубова. С женщинами так бывает или, как говорят большие доки в амурных делах французы – «се ля ви»!

Поскольку об этом, безусловно, великом человеке, не выполнившем и половину задуманного (кое-кто из историков полагает, что масштаб его личности сравним с фигурой Петра Первого!), написано немало книг, как достойных, так и не очень толковых, то мы оставим за читателем право самому предпочесть ту или иную интерпретацию личности человека: то ли злой гений «слабой на передок» государыни-«матушки», то ли великий государственный муж Екатерины Великой?

Его могила давно потеряна, но последствия его деяний ощущаются до сих пор. Как гениально и просто сказал А. С. Пушкин «… Ему обязаны мы Черным морем»… Недаром же сам Григорий Александрович Потемкин как-то написал: «Границы России – Черное море».

Глава 16. Армейские реформы Григория Александровича Потемкина

Итоги русско-турецкой войны 1768—1774 гг. показали, что русская армия нуждается в переменах, если, конечно, Екатерина хочет и дальше победоносно воевать не только с Оттоманской Портой, но и с недругами на западе и севере своей обширной империи.

В 1783 г. под руководством Григория Потемкина – в ту пору уже всесильного президента Военной коллегии – была затеяна военная реформа, во многом связанная с природной спецификой того края, где армия последнее время больше всего использовалась – на южных окраинах России.

Взгляды Потемкина на солдатский быт полностью совпадали с суворовскими: «туалет солдатский должен быть таков, что встал и готов!» «Всякое щегольство должно уничтожить, ибо оно есть плод роскоши, требует много времени, иждивения и слуг, чего у солдата быть не может» – резюмирует главный екатерининский фаворит.

Вместо неудобной формы европейского образца (долгополых красных кафтанов, обтягивающих белых рейтуз-лосин, которые в любое время года полагалось одевать мокрыми, чтобы они лучше сидели и неудобных громоздких шляп) ввели новую: куртку, не стеснявшую движений, свободные теплые шаровары, широкие, короткие и легкие сапожки, легкую каскетку с плюмажем с суконными полотнищами, в жару спасавшими от солнца, а в холод прикрывавшими уши и зимнюю одежду.

Отмена модных в европейских армиях париков с буклями и косичками, а также пудры избавила армию от вшей, прусский «журавлиный» шаг также отменили. Солдаты стриглись по старинке – коротко, в скобку («под горшок»). Пехота получила новые удобные и облегченные ранцы. Амуниция кавалерии тоже стала вдвое легче. Вводилась строгая дисциплина, как в отношении солдат, так и в отношении начальников, проявлялась забота о санитарном состоянии войск, о питании и одежде. У солдат формировалось сознательное отношение к своим обязанностям, воинскому долгу.

Кроме того, теперь рекрутов сразу обучали определенной военной специальности. И хотя главной ударной силой армии оставались гренадеры – наиболее крупные солдаты, у которых «отобрали» мешавшую при ходьбе шпагу, правда, оставили штык-«молодец», но очень большое внимание уделили созданию егерских команд. Первым егерями обзавелся прусский король Фридрих II Великий. Теперь пришел черед и России-«матушки». Егерями были стрелки-пехотинцы, приученные к рассыпному строю. На пересеченной местности они были незаменимы. Особенно хороши они были среди лесов, скал и фьордов Скандинавии, тоже заведшей себе прекрасно «выдрессированных» егерей. В них набирали малорослых (не выше 167 см), но проворных и инициативных солдат. Они должны были уметь ловко и быстро преодолевать препятствия, маскироваться, стремительно и скрытно занимать боевые позиции и, что самое главное самостоятельно действовать в рассыпном строю. Требовалось уметь стрелять и заряжать ружье лежа, причем, стрельба полагалась меткая. Для этого тренировались по движущимся на веревках мишеням, в которые нужно было попадать даже на бегу!

Для сравнения скажем, что в Западной Европе рассыпной строй метких егерей нашел себе большое применение только в конце XVIII века во французских революционных армиях. В европейских королевских армиях считалось недопустимым предоставлять солдат в бою самим себе. Не без оснований боялись, что, выйдя из-под прямого надзора начальников, солдаты либо разбегутся, либо залягут, и управление ими окажется невозможным. Российские егеря получили мало распространенное в русской армии нарезное оружие – штуцер или крупнокалиберное ружье с относительно коротким стволом, а вместо трехгранных штыков – кортики с длинным плоским клинком. Гладкоствольное ружье заряжалось быстрее и проще, но точность боя у него была невысокая. Стрельба же из нарезного оружия значительно эффективнее: пуля, пройдя по каналу ствола с нарезами, начинала вращаться, что обеспечивало более устойчивый полет и точное попадание. Однако заряжать нарезное ружье в те времена было делом хлопотным: требовалось не просто опустить пулю в ствол, а туго забить, чтобы она при выстреле вжималась в нарезы. Для этого ее обертывали в кожаный пластырь и заталкивали в ствол ударами шомпола, на что уходило в четыре-пять раз больше времени, чем на заряжение гладкоствольного ружья. И все же, егерский нарезной штуцер был более опасным оружием, чем гладкоствольная фузея.

В кавалерии, которая на степных просторах юга была очень эффективна, появились полки карабинеров. Тогда как «железнобокая» кавалерия (кирасиры) сокращалась в своей численности: за быстро конными и маневренными степняками ей было не угнаться. Драгунские полки были обучены не только конному, но и пешему строю, что позволяло им действовать самостоятельно, без поддержки пехоты. Особое значение стали придавать легкой коннице, в первую очередь, иррегулярным, казачьим частям. При нем было введено во всей коннице венгерское седло на войлочной подушке, набитой коровьим волосом, как более легкое, дешевое и удобное для лошади. Значительно лучше стали и посадка всадника, и владение оружием и искусство маневрирования при перестроениях.

В целом численность конницы увеличилась на 18%.

Не все перемены проходили быстро и безболезненно. Так гвардия долго стояла за старину со всеми ее «полубутафорскими красивостями», но в полевых армиях, кровью и потом, решавших исход боев, сражений и войны иноземные «излишества» осыпались с затянутых в струну и напудренных солдат с их расфранченными офицерами, как желтые листья с деревьев по осени.

Так Российская армия превратилась в крупнейшую в Европе – порядка 240 тыс. человек. Хотя на самом деле, как это часто бывает во все времена, ее истинная численность в полках, батальонах и эскадронах, порой, отличалась от штатной: «усушка и утруска» на маршах, дневках и прочих обстоятельствах давала о себе знать.

Глава 17. Подвиги – не ратные, а трудовые

Во 2-й пол. 1776 г. обострилось положение на Крыму, а затем и на Кубани, что было вызвано непрекращающимися провокациями со стороны Турции и туда были срочно введены войска суворовского родственника – троюродного брата жены – генерал-поручика князя Александра Александровича Прозоровского, будущего павловского фельдмаршала и одного из последних «екатерининских орлов» в обойме ее внука императора Александра I. Вскоре (в ноябре 1776 г.?) в помощь ему Потемкин (правда, приказ подписал П. А. Румянцев) отправил состоявшего с первой половины 1776 г. при 6-й Московской дивизии, чья ставка была в г. Коломне – Александра Васильевича Суворова, который после кончины отца с головой ушел в хлопоты по большому хозяйству, которому раньше он внимания не уделял, поскольку все было на покойном батюшке.

Почти восемь лет с краткими перерывами на отпуска Александр Васильевич Суворов провел на границах российской империи – в Крыму и на Кубани. (В силу ряда причин все нюансы этой командировки останутся «за кадром» нашего повествования, ограничимся лишь краткими выводами о проделанной им титанической работе по наведению порядка и «обустройстве» в «мягком подбрюшье» расширявшейся на юг российской империи.) Там он согласовывал свои военные и дипломатические действия с П. А. Румянцевым и Г. А. Потемкиным (от Екатерины II было получено согласие на управление политическими делами). Порой, он ловко обходил в них «на кривой кобыле» своего непосредственного начальника и родственника А. А. Прозоровского, который со временем в силу ряда причин оказался на вторых ролях.

…Кстати сказать, А. А. Прозоровский с Суворовым давно недолюбливали друг друга. Дико тщеславный Суворов не мог простить более молодому (от 2 до 4-х лет?) Александру Александровичу, с которым он в один день выпустился из гвардии армейским поручиком, что тот стал генералом-поручиком на год раньше Суворова. Последний всячески уклонялся от его распоряжений и даже встреч. Александр Васильевич не церемонился с людьми мало ему симпатичными, и уж тем более, соперничавшими с ним. В этих случаях его выходки бывали крайне неприличными. Впрочем, Прозоровский отлично знал особенности характера своего «брата по оружию» -свояка и тоже платил ему «звонкой монетой», всячески оттирая его от важных решений и самостоятельных операций, проталкивая вперед гораздо менее искусных командиров. Так бывает, даже между родственниками, а среди военных – сплошь и рядом! Во все времена не любили они делиться славой и чинами, купленными морем крови (своей и чужой) и смертями «бес числа» (с обеих сторон)…

Сделав своей ставкой укрепленный лагерь Копыл (совр. Славянск-на-Кубани), Суворов в кратчайшие сроки (за 100 дней) возвел сильнейшую по тем временам Кубанскую пограничную линию из 10 крепостей. Он показал себя и в этом аспекте военного искусства большим знатоком полевых укреплений, явно очень серьезно проштудировавшим достижения Гая Юлия Цезаря в этой области – одного из лучших «окопных генералов» не только в истории Рима, но и всех времен и народов. Нет смысла их описывать, поскольку за образцы были взяты полулегендарные римские достижения в этой области, модифицированные согласно требованиям XVIII в. Суворов утверждал, что «мудрый» комендант с русскими солдатами может отстоять возведенное суворовцами укрепление от любых регулярных войск, не то, что от «варварских рассеянных набегов».

Благодаря отменно отлаженной разведке, позволявшей быть в курсе всех помыслов местных «джигитов», искусного сочетания дипломатии и «демонстрации мускулов», Александр Васильевич умело «остужал» восстания ногайцев Девлет-Гирея, много ездил по вверенной ему территории, изучал ее, продумывал характер возможных боевых действий, въедливо инспектировал фортификационные работы, обустраивал укрепленные казаками многочисленные почтовые станции, много сделал для обрусения Крыма.

Грозно «бряцая оружием», Суворов не позволил 16 июня 1778 г. туркам высадиться для поддержки татарских мятежников на крымском побережье в Ахтиарской бухте, чем была сорвана попытка Турции развязать новую войну в невыгодной для России международной обстановке. Более того, в конце лета – начале осени 1778 г. он провел переселение греков и армян из Крыма в Приазовье в границы современного Ростова-на-Дону (Азовскую губерн.). И все это он умудрялся проделывать при существенной нехватке войск.

…Между прочим, именно Суворову поручил Потемкин «прозондировать почву» на предмет привлечения на сторону России некрасовцев – потомков известного сподвижника знаменитого бунтаря петровских времен Кондратия Булавина (ок.1660—1708), ушедших после разгрома булавинцев в 1707—1709 на территории, подвластные Турции. Суворов честно делал для их возвращения все возможное, но не сложилось. Вернее, время не пришло…

Именно в те годы у него сложились хорошие деловые отношения с всесильным Потемкиным, которые потом испортятся во многом из-за «неадекватности» самого А. В. Суворова. Зато возросла к нему неприязнь (по крайней мере, так полагают некоторые суворовские биографы) со стороны стареющего и все чаще болеющего (сказывались как тяготы многолетней военно-полевой жизни, так и последствия излишеств бурной молодости) «российского Нестора» – сурового в общении с «коллегами по ремеслу» Петра Александровича Румянцева. 24 декабря 1779 г. за крымскую и кубанскую службу Екатерина лично (якобы даже отколов от своего костюма?) награждает Александра Васильевича ор. Св. Александра Невского, украшенной бриллиантами золотой табакеркой со своим портретом и надписью «За вытеснение турецкого флота из Ахтиарской гавани и от крымских берегов».

Правда, со столь желанным для Суворова генерал-аншефством она по-прежнему не спешит.

Одно время его очень увлекала потемкинская идея Персидского похода, а именно военно-морская экспедиция против прикаспийских пиратов – подданных персидского шаха. Был даже подписан тайный указ Суворову о подготовке похода на главный каспийский порт Персии, Рящу. «…Усердная ваша служба, искусство военное и успехи. Всегда приобретаемые, побудили Монаршее благословение избрать вас исполнителем сего дела» – секретно извещал полководца его непосредственный на тот момент начальник Г. А. Потемкин 11 января 1780 г. 21 января того года, как всегда, стремительный Суворов, сдал дела в Новороссии, где он командовал дивизией и выехал в Астрахань. Время шло, все было готово, но приказа на выступление не было. А потом Суворова от руководства экспедицией оттерли, а сама она под началом выходца из Далмации, капитана-лейтенанта Марко Ивановича Войновича (1750, Херцег-Нови – 11.11.1807, Витебск), хваставшего что «отопрет опочивальню царь-девицы» (имелся ввиду, персидский шах), провалилась. Он не учел, что «восток – дело тонкое»: глупо оказался в плену.

Сказалось и то, что у императрицы и Г. А. Потемкина поменялись политические приоритеты. Западной Европе в силу ряда причин стало не до России, в частности, ее главные игроки – Британия и Франция сошлись в очередной схватке за океаном – последняя выступила на стороне восставших североамериканских колоний. Ловко пользуясь выгодным моментом, крайне прагматичная немка Фике (Екатерина Алексеевна «Романова») «свернула» Закаспийскую экспедицию, как потерявшую актуальность, приступив к завершению давно затеянной ею великой исторической задачи: укрепления России на берегах Черного моря!

В декабре 1781 г. Григорий Александрович отзывает полководца из Астрахани, перебрасывая его в Казань, где он уже два года формально числился начальником Казанской дивизии, т.е. военного округа. Для него – генерал-поручика – это было большой честью, поскольку военными округами (всего их было 12) в ту пору командовали только генерал-фельмаршалы (К. Г. Разумовский, А. М. Голицын, П. А. Румянцев, З. Г. Чернышев) и генерал-аншефы (Г. А. Потемкин, В. М. Долгоруков, Я. А. Брюс, Н. В. Репнин, И. и Н. Салтыковы), одновременно являвшиеся и генерал-губернаторами губерний, в которых размещались подвластные им воинские соединения. Правда, Казанская дивизия была самой маленькой, но «порулить» там ему не довелось, поскольку он срочно потребовался на Кубани.

Его твердая рука понадобилась там Потемкину, поскольку для достижения цели нужно было действовать решительно и энергично. И именно Александр Васильевич весной 1783 г. прекрасно справляется с поставленной перед ним задачей: принимает присягу ногайцев, переселяемых за Урал и в Тамбовскую и Саратовскую губерн. За присоединение благодатной Кубани с подачи Потемкина Екатерина жалует генерал-поручику Суворову недавно учрежденный ею ор. Св. Владимира 1-й ст. с девизом «Польза, честь и слава» (28 июля 1783). А он в тот момент в очередной раз «огнем и мечом», а где и «кнутом и пряником» наводил порядок среди взволновавшихся было ногайцев и примкнувших к ним черкесов, как в частности, это было в верховьях реки Кубани в Урочище Керменчик на Лабе. Причем, порой, опасности подвергалась и его супруга Варвара Ивановна, бывшая в ту пору еще при муже с маленькой дочерью. Зато предгорья Главного Кавказского хребта оказались благодаря ее супругу успокоены, по крайней мере, на время.

…Между прочим, орден Св. Владимира был «введен в оборот» только в 1782 г. и давался как военным, так и гражданским лицам. Имел 4 степени: если ор. 4-й ст. мог получить любой офицер, то 3-й ст. – уже не ниже полковника, 2-й ст. – только генералы, а 1-й – лишь генерал-лейтенанты и выше. Получивший его высшую степень Суворов был лишь генерал-поручиком, что было большой редкостью…

После 8 лет напряженной службы в горячих точках на юге России, Суворов получает заслуженный отдых. Потемкин отзывает его с Кубани и 6 апреля 1784 г. переводит «состоять» (есть такой армейский термин) при Владимирской дивизии генерал-аншефа графа И. П. Салтыкова. Пользуясь случаем, Суворов берет отпуск, посещает свои подмосковные деревни и тогда же принимает твердое решение окончательно расстаться с неверной супругой.

Тем временем благодетели не забывают своего лучшего генерала и по-своему привечают его.

Так Потемкин 5 ноября 1784 г. сообщает Суворову о награждении золотой медалью за участие в присоединении Крыма к России. 16 ноября 1785 г. его приглашают на званый обед в Зимний дворец. Через пять дней его переводят к командующему столичной 1-й Санкт-Петербургской дивизией графу К. Г. Разумовскому. На другой день после этого Александра Васильевича видят на очень престижном празднике георгиевских кавалеров (которых в ту пору еще очень немного!) в Зимнем дворце! Его все чаще приглашают к царскому столу: всего не менее 10 раз. В ту пору это была очень большая честь и… выгода. Наконец 22 сентября 1786 г. императрица-«матушка» соизволила произвести засидевшегося в генерал-поручиках А. В. Суворова в генерал-аншефы (старше него было еще 11 генерал-аншефов), что позволит ему в будущем руководить на войне крупными боевыми операциями. Причем, производство прошло по старшинству, т.е. это не экстраординарный случай производства за какие-то особые заслуги, а когда дают чин при наличии вакансии, т.е. преимуществом пользовался получивший предыдущий чин ранее других претендентов на повышение.

…Повторимся: с именем чудаковатого Александра Васильевича Суворова связано немало оригинальных исторических анекдотов. Сегодня мало кто сомневается в том, что чаще всего это лишь «небыль». В частности, очень часто именно ему приписывают авторство и показ во время, ставшего потом легендарным, путешествия государыни в мае-июне 1787 г. по Югу России (там она лицезрела знаменитые «потемкинские деревни») как Полтавских маневров (на месте знаменитой Полтавской баталии), воспроизведшие 8 июня ход великой Полтавской битвы, а затем – «на бис», и Кременчугских маневров. Торжество на поле русской славы должно было подтвердить преемственность политики Екатерины II, идущей по стопам Петра I. Якобы именно Александру Васильевичу удалось изумить императрицу и ее пышную свиту из всякого рода европейских «знаменитостей» (французский посланник граф Сегюр, английский посланник Аллейн Фицгерберт (1.3.1753, Дерби, графство Дербишир – 19.2.1839, Лондон), австрийский посол Людвиг фон Кобенцль (21.11.1753, Брюссель, герцогство Брабант, Южные Нидерланды, Священная Римская империя – 23.2.1809, Вена, Австрийская империя) и сам «граф Фалькенштейн» -австрийский император Иосиф) военным парадом войск, одетых с иголочки в легкую форму нового потемкинского образца. После образцово-бодрой маршировки последовали крайне эффектные учения. Кроме того, вроде бы именно тогда Суворов отчебучил свою очередную шалость в присутствии Екатерины II. На ее вопрос, чем наградить за примерную службу, попросил… заплатить за квартиру, поскольку задолжал три рубля с полтиной. Более того, вроде бы за эти две постановочные баталии в «формате 3D» или «full HD», довольная зрелищем и произведенным на великосветскую иностранную публику впечатлением, императрица наградила своего генерала-чудака… табакеркой со своим вензелем. И якобы Александр Васильевич в своем ерническом стиле весьма точно охарактеризовал случившееся: «А я за гуляние получил табакерку в 7000 рублев». Так ли это!? Дело в том, что в камер-фурьерском журнале бесстрастно фиксировавшем все торжественные мероприятия по случаю пребывания императрицы говорится, что Полтавские маневры проводил старший генерал-аншеф князь Юрий Владимирович Долгоруков (Долгорукий) (1740—1830). А Суворов (в ту пору командующий 3-й дивизией Екатеринославской армии Потемкина, а потом – Кременчугской дивизией) мог лишь готовить войска к маневрам, поскольку в окружении царицы было кому постарше показать их ей. Более того, о кременчугских маневрах в камер-фурьерском журнале вообще нет ни слова! Да и Суворов о своем участии в полтавских маневрах нигде не упоминает; не такой он был человек, чтобы забыть о «такой» своей причастности этому весьма знаменательному событию. Так бывает: чем ярче личность, тем вычурнее о ней рассказывали, тем фантастичнее небылицы о ней…