Текст книги "Этот дикий взгляд. Волки в русском восприятии XIX века"

Моральная неопределенность, переживаемая Ростовым, представляет собой ключевой момент в его становлении как персонажа. Подобно тому, как роман в целом ставит вопрос о смысле и оправданности войны, так и герой Толстого благодаря столкновению с французским офицером глубже осознает неоднозначность и проблемный характер насилия в отношении таких же, как он, людей, хотя ему по-прежнему трудно подавлять склонность к вспышкам насилия. В конце романа, состоя в счастливом браке с княжной Марьей и будучи преуспевающим землевладельцем, к которому крепостные питают уважение и доверие, он по-прежнему вынужден прилагать усилия, чтобы смирять свой вспыльчивый нрав и не пороть провинившихся крестьян. Впрочем, он остается страстным охотником, ежегодно посвящая целые месяцы любимому увлечению.

Если Николай остался охотником до самого конца романа, сам Толстой впоследствии пришел к мнению, что животные достойны нравственного отношения наравне с людьми, и в итоге стал сторонником вегетарианства и пацифизма, составивших основу его личного самосознания и публичного образа, как мы увидим в четвертой главе. Случай Толстого исключителен, однако десятилетия, последовавшие за публикацией «Войны и мира», ознаменовались значительными изменениями в гражданском обществе, отразившими сходные тенденции, что подготовило почву для более сочувственного восприятия и изображения волков. Ни в одном из текстов, с которыми мы имели дело до сих пор, облик или поведение волков не были представлены таким образом, чтобы возникала параллель с уязвимостью и мольбой о пощаде французского офицера; не проявляются там и заметные признаки человеческого сочувствия к ненавистному хищнику. Точки зрения, рассмотренные в этой главе, неизменно выводят на первый план те качества, которые превращали волков в столь грозных противников. Именно благодаря этому победы псовых охотников приобретали такую значимость. Даже толстовское описание с его характерными упоминаниями страха и подавленности, которые испытывает захваченный живьем волк, сосредоточивается прежде всего на его силе и свирепости. В следующих главах мы остановимся на других аспектах восприятия волков в России в дополнение к уже рассмотренным. Однако противостояние борзой, охотника и волка имело длительный культурный резонанс, который и в дальнейшем служил отправной точкой для изображения волков, пусть даже в ином ключе.

Глава 2
Возникновение охотничьих обществ, профессионализация изучения волков, легализация контроля популяции хищников при помощи отстрела и отравления

У нас каждый в разброд и наугад, без посредства, участия и помощи, защищает сам себя от хищников, своими собственными случайными способами и средствами, названными в законе сжатым термином «всевозможными».

Н. В. Туркин. Законы об охоте [Туркин 1889: 76]

Псовая охота на волков была неразрывно связана с обычаями и материальным положением российской аристократии и богатых землевладельцев. В течение XIX века наследуемое богатство, крупное частное землевладение и крепостное право, на которых держался этот вид охоты, утратили былой масштаб или отошли в прошлое. Однако в его последние десятилетия все громче раздавались призывы к более эффективному сокращению численности волков в России и даже полному искоренению их в наиболее населенных европейских частях страны. Сторонники контроля над их численностью сознавали, что грандиозная дворянская охота на волков осталась в прошлом, однако она по-прежнему считалась одним из самых эффективных средств уничтожения волков, и поиск столь же эффективных способов для ее замены представлялся проблематичным. В конце 1870-х годов на передний план выдвинулся так называемый «волчий вопрос», отразивший характерные черты новой эпохи. Освобождение крепостных в 1861 году и последовавшие реформы бюрократического аппарата, зарождение гражданского общества, происходившее путем учреждения различных организаций и ассоциаций, в том числе охотничьих обществ, развитие естественных наук, включая зоологию, распространение специализированной и популярной прессы, создание и расширение сети железных дорог, как между двумя столицами, так и в провинции – все эти явления современности повлияли на отношение русских к «волчьему вопросу», который оставался неизменным предметом дискуссий до и после принятия эпохального закона об охоте от 3 февраля 1892 года.

Эпиграф к этой главе, заимствованный из работы ведущего российского знатока охотничьего законодательства, демонстрирует, в какой степени усилия по контролю над хищниками и особенно волками начали переплетаться с волновавшими правящие и образованные классы фундаментальными проблемами, связанными с разногласиями и противоречиями, которые возникли после отмены крепостного права. В то время как централизованный и профессионализирующийся бюрократический аппарат стремился создать в империи общее управление, проводя политику и принимая законы на основании статистического и научного подхода, а вновь созданные учреждения наподобие выборных сельских земств пытались обеспечить их эффективное применение, основная часть сельского населения страдала, по выражению Екатерины Правиловой, из-за «вакуума власти», поскольку царское правительство ощущало «нехватку административных ресурсов для создания новой системы управления», которая заменила бы помещичью администрацию, а население пыталось приспособиться к пореформенным условиям [Pravilova 2014: 57]4747
  Правилова в своей книге обстоятельно исследует характерные для той эпохи изменчивые и спорные понятия о собственности, от природных ресурсов России (в том числе дикой природы) до исторических памятников и произведений искусства. Далее в этой главе я еще обращусь к ее работе. Подробное рассмотрение земства как представительного органа управления, который тем не менее продолжал предоставлять привилегии помещикам-землевладельцам, см. в [Manning 1982].


[Закрыть]. Беспокойство из-за неспособности императорской власти осуществлять эффективный контроль над волками, численность которых, как считалось, возросла в первые десятилетия после отмены крепостного права, переплелось с глубокой неуверенностью в возможностях и перспективах России по сравнению со странами Западной Европы и с сомнениями в способности страны преодолеть собственное прошлое. Вред, наносимый волками российской сельской экономике, специалисты сопоставляли с ущербом от эпидемий холеры, выкашивавших население страны, и пожаров, регулярно уничтожавших деревянные жилища сельских жителей. Волки служили готовым символом первостепенных проблем, связанных с отсталостью России, ее латентной склонностью к хаосу и несоответствиями между перспективами, которые открывались благодаря реформам, и трудностями их успешного проведения.

Отчетливая постановка «волчьего вопроса» в России отразила новое, статистически и научно обоснованное понимание того существенного воздействия, которое волки оказывали на домашний скот и сельское население, а также осознание, что перемены в социальных, экономических и экологических условиях, произошедшие вследствие освобождения крестьян, привели к увеличению численности волков в империи. Правительственные исследователи, провинциальные охотники и ученые-зоологи обсуждали масштаб и причины нападений волков, а также предлагали различные решения этой проблемы. В последние три десятилетия XIX века, когда настроения среди охотников и правительственная политика подготавливали почву для закона 1892 года, который подтвердил и юридически закрепил задачу истребления хищников, российские охотничьи общества начали играть особо важную роль в обсуждении этой проблемы и внедрении мер по сокращению численности волков. Главнейшими из них были Московское общество охоты, основанное в 1862 году, и Императорское общество размножения охотничьих и промысловых животных и правильной охоты, учрежденное десятилетием позже, в 1872 году. Эти два общества принципиально различались ориентацией и приоритетами, а также подходом к «волчьему вопросу». Московское общество, членство в котором было платным, стремилось обеспечить своим членам возможности для полноценной охоты, прежде всего ружейной; особенной востребованностью при этом пользовалась именно охота на волков. Императорское общество имело более академическую ориентацию и ставило перед собой более масштабные цели, чем Московское общество; также оно издавало серьезный ежемесячный журнал «Природа и охота» и тематически связанную с ним «Охотничью газету». Общество выступало за использование стрихнина, применяемого также в Западной Европе и Северной Америке, для эффективного сокращения численности волков и ставило утилитарные соображения выше, чем традиционные представления об охоте как о досуге для привилегированной элиты.

В этой главе я сначала представлю обзор двух этих обществ и некоторых проводимых ими мероприятий, связанных с волками, а затем сосредоточусь на «волчьем вопросе» и его обсуждении, проходившем прежде всего на страницах журнала «Природа и охота» в конце 1870-х – начале 1880-х годов. Далее последует рассмотрение деятельности и роли двух наиболее значимых и видных представителей Императорского общества размножения охотничьих и промысловых животных и правильной охоты – Л. П. Сабанеева и Н. В. Туркина. Сабанеев, с 1878 по 1892 год занимавший пост редактора «Природы и охоты», в 1880 году выпустил обстоятельную монографию о волках, в которой зоологические сведения сочетались с практическими советами об охотничьих приемах, а также наблюдениями об отношении крестьян к волкам. Эта монография дает представление о восприятии волков тогдашними охотниками, видевшими в них своих главных противников, и о различном отношении к волкам среди сельского населения России. Туркин, сменивший Сабанеева на посту редактора «Природы и охоты», приобрел известность как ведущий в стране специалист по российскому и международному охотничьему праву и стал главным создателем закона об охоте, принятого в 1892 году. На протяжении почти четверти века, с 1889 по 1913 год, он выпустил три важные книги по российскому охотничьему законодательству, а в 1898 году – историю Императорского общества за первые двадцать пять лет. Рассмотренная в совокупности, в широком контексте, деятельность Сабанеева и Туркина служит иллюстрацией того, как дискуссии о волках в России отразили перемены во взаимоотношениях крестьянства, дворянства и все более влиятельных профессиональных классов (в том числе ученых, правительственных чиновников и журналистов). Кроме того, она проясняет роль охотничьих обществ как одного из свидетельств зарождения гражданского общества, а также методы, при помощи которых Россия с переменным успехом пыталась перенять западноевропейский опыт по привлечению населения к контролю над хищниками. В конце главы я кратко рассмотрю рассказ «Волки», написанный прозаиком и драматургом И. А. Саловым. Этот рассказ описывает охоту на волков, устроенную местным охотничьим обществом в южнорусском губернском городе Саратове в конце XIX века. В соответствии с принятым в моей книге подходом, это литературное сочинение поможет дополнить деталями и подробностями исторические источники, положенные в основу данной главы.

Московское охотничье общество было учреждено небольшой элитарной группой охотников-дворян, в том числе крупных землевладельцев, заинтересованных как в поддержании высокого уровня своих охотничьих занятий, так и в решении более масштабной проблемы, связанной с уменьшением количества дичи в Московской губернии из-за незаконной охоты и весеннего браконьерства; особенно страдали птицы, которых отстреливали для последующей продажи4848
  Историю Московского общества охоты имени императора Александра II см. в [Беэр и др. 1912]. Этот 300-страничный альбом содержит исторический очерк и сорок приложений, в том числе уставы Общества, письма от местных властей с благодарностью Обществу за истребление волков, членские списки и фотографии, собранные результаты полевых испытаний охотничьих собак. Краткое изложение истории Общества за первые двадцать пять лет было опубликовано в «Природе и охоте» [Федоров 1888]. Мой обзор основан на этих двух источниках, в которых имеется много совпадений, но также приводятся взаимодополняющие мнения и сведения.


[Закрыть]. В ноябре 1862 года предварительный устав Общества был одобрен Министерством внутренних дел4949
  Устав 1862 года см. в [Беэр и др. 1912: 55–56]. В нем обозначена цель Общества («распространение здравых понятий об охоте и наблюдение за правильным ее производством»), описаны обязанности действительных членов и процедура приема новых членов, особо указано, что одной из задач Общества является истребление хищников.


[Закрыть]. Уделяя основное внимание ружейной охоте и сознавая, что большинству его членов не по средствам содержать многочисленные псарни, Московское охотничье общество тем не менее представляло собой «клуб для избранных», о чем свидетельствует одна из первых и самая известная охота, организованная им во Владимирской губернии 10 декабря 1862 года при участии Александра II в качестве почетного гостя. В 45 верстах от железной дороги в Покровском уезде охотники обнаружили медведя, а специальный комитет в течение недели до прибытия царя восстановил деревню Головино, после чего двадцать шесть членов Общества вместе с царем отправились дожидаться медведя, которого охотники и местные жители громкими криками гнали в их сторону. Александра со свитой разместили в самом выгодном месте, где было удобнее всего перехватить медведя, члены Общества расположились слева и справа, и в итоге царю удалось убить медведя с нескольких выстрелов [Беэр и др. 1912]5050
  Эта охота стала одной из причин, благодаря которой «государь император всемилостивейше соизволил пожаловать Обществу наименование Московского Общества Охоты имени Императора Александра Второго», о чем сообщалось в телеграмме от покровителя Общества, великого князя Сергея Александровича, сына царя [Там же: 35].


[Закрыть].

Согласно членскому списку, девять представителей императорского дома числились почетными членами Московского общества; также в него входили многочисленные представители титулованной знати и другие дворяне, платившие членские взносы (хотя, согласно уставу, в Общество мог вступить человек из любого сословия, избранный «вследствие баллотировки» и набравший «более ⅔ избирательных голосов всего числа присутствующих действительных членов») [Беэр и др. 1912: 55]. Число постоянных членов Общества с середины 1860-х до 1913 года варьировалось от 100 до 200 человек, достигнув пика в 1885 году, когда в нем состояло 188 человек [Там же: 125–132]. При основании Общества в 1862 году ежегодный членский взнос составлял тридцать рублей [Там же: 55]. К 1913 году он возрос до 150 рублей в год, что также свидетельствует об элитарном характере Общества [Там же: 45]. Эта плата позволяла пользоваться обширными лесами, болотами и лугами, арендованными Обществом, для охоты на птиц и мелкую дичь, а также участвовать в организованной охоте на волков, медведей, лис и других хищников, обычно проводившейся осенью и зимой. Первоначально Общество арендовало земли в пределах 150 верст от Москвы, хотя иногда его члены отправлялись охотиться на расстояние вдвое большее, что стало возможным благодаря развитию железных дорог, а в 1884 году оно добилось от властей исключительного права охотиться на волков «в местах удельного ведомства Московской и Владимирской губерний» [Федоров 1888: 32]5151
  См. недавнюю обстоятельную работу о развитии системы железных дорог в Российской империи [Вульфов 2016]. Первая в стране крупная железнодорожная линия, соединившая Москву и Петербург, открылась в 1851 году, и в десятилетия после отмены крепостного права происходило постоянное расширение сети железных дорог, особенно в западных губерниях Европейской России.


[Закрыть].

Московское охотничье общество считало контроль над хищниками одной из своих приоритетных задач и приобрело особую репутацию благодаря тому, что при охоте на волков использовало метод облав, впервые примененный в Псковской губернии. Этот способ организованной охоты получил популярность, поскольку благодаря ему ружейная охота становилась практически такой же результативной, как охота верхом на лошадях, с большим количеством гончих и борзых. Начиная с зимы 1867–1868 годов Общество ежегодно заключало контракт с тремя – семью охотниками, владеющими псковским методом, так называемыми «псковичами» [Там же: 29–30]. Они устраивали облаву таким образом, что рельеф местности и различные препятствия отрезали волкам пути к спасению, и те бежали прямо на затаившихся стрелков. Члены Общества, платившие дополнительный взнос в два или три рубля за участие в зимней охоте, располагались на позициях, назначенных по жребию, и могли отстреливать только тех волков, которые заходили на их участки5252
  Краткое описание этого метода охоты на волков включено в главу «Зимние охоты» [Беэр и др. 1912: 179–188]. Важно отметить, что охота на волков с гончими и борзыми в поздней Российской империи по-прежнему проводилась, и охотничьи общества, как столичные, так и провинциальные, иногда устраивали такую охоту, но это происходило все реже и реже.


[Закрыть]. В сочетании с новейшими магазинными ружьями, вошедшими в обиход в начале 1880-х годов, эти облавы позволили Обществу организовать кампанию по уничтожению местных волчьих популяций, и к середине 1890-х годов численность волков в Московской губернии существенно снизилась. В марте 1895 года великий князь Сергей Александрович принял Общество под свое покровительство, особо отметив, что благодаря охоте на волков оно существенно поспособствовало благосостоянию крестьян [Беэр и др. 1912: 24, 107–108]. 6 декабря 1897 года на охоте, организованной Обществом, был убит тысячный волк, в 1912 году – двухтысячный, причем произошло это уже в более отдаленной местности, возле станции Чипляево Рязанско-Уральской железной дороги [Там же: 39, 49].

Если основной заботой Московского общества охоты было обеспечивать достойное времяпрепровождение своим членам, а не систематически заниматься истреблением волчьей популяции в Европейской России, то Императорское общество размножения охотничьих и промысловых животных и правильной охоты имело более существенные амбиции и оказало более значительное влияние5353
  Обзор деятельности Императорского общества за первые 25 лет представил Туркин в своем обстоятельном очерке [Туркин 1898]. Я не обнаружил аналогичного обзора за последующие два десятилетия, хотя свой журнал «Природа и охота» Общество издавало до 1912 года.


[Закрыть]. Основанное в 1872 году как отделение Императорского московского общества испытателей природы (МОИП), оно активно призывало своих членов принимать участие в полевых исследованиях и тем самым способствовать развитию естествознания и зоологии [Туркин 1898: 1–2, 71]. Оно пользовалось личной материальной поддержкой великого князя Владимира Александровича и было самым богатым охотничьим обществом России, поскольку не опиралось исключительно на членские взносы. Императорское общество видело свое назначение в развитии спортивной, промысловой и коммерческой охоты по всей Российской империи (хотя на практике оно сосредоточило свою деятельность в наиболее населенных губерниях к западу от Урала), а также внедрении методов, которые обеспечат будущее охоте, звероловству и животноводству на всей территории империи. Туркин в подробном обзоре истории Общества за первые четверть века сформулировал его цели следующим образом:

Задачи, поставленные Обществом, как уже сказано, были весьма обширны и многосложны. К ближайшему исполнению намечено было всестороннее изучение русских промыслов и охоты и направление их на более рациональный путь, сохранение полезных и истребление вредных животных и изыскание способов к размножению и разведению животных, служащих предметом охоты и промысла, учреждение музея, библиотеки, лечебницы, споспешествование правильному собаководству в России путем устройства выставок и, наконец, издание специального журнала охоты [Там же: 3–4].

С июля 1874 по конец 1877 года «Журнал охоты», издаваемый Императорским обществом, выходил под редакцией Л. П. Сабанеева (1844–1898). Сабанеев, изучавший зоологию и естественные науки в Московском университете, в 1860-е годы служил секретарем МОИП, а затем состоял редактором журнала «Природа», основанного в 1873 году5454
  Дополнительные сведения о Сабанееве, подчеркивающие его способность писать об охоте в научной манере, но при этом обращаться к широкому читателю, см. в [Cavender 2017]. К сожалению, Кавендер приписывает Сабанееву обширную передовицу об охотничьем законодательстве, напечатанную в «Охотничьей газете» в 1888 году, и именно на ней сосредоточивается в своей статье. В действительности эта передовица была написана Туркиным и в 1889 году опубликована отдельным изданием, о чем я буду говорить ниже.


[Закрыть]. Через три года было решено объединить два журнала под общей редакцией Сабанеева. В результате появился ежемесячный журнал «Природа и охота», ориентированный на более широкую аудиторию, чем специализированные охотничьи издания. Он стал самым значительным в Российской империи периодическим изданием, посвященным охоте, и выходил ежемесячно с 1878 по 1912 год, до начала 1890-х годов – под редакцией Сабанеева, затем – под редакцией Туркина [Там же: 5–10]5555
  При изложении истории Общества я частично опираюсь на очерк Туркина, а также на выпуски журнала за тридцатилетний период, просмотренные мной во время научных командировок в Санкт-Петербург в 2006, 2012 и 2014 годах.


[Закрыть]. Это было существенное достижение, свидетельствующее о значимости Императорского общества, а также об энергии и активности обоих редакторов журнала. Статьи и другие материалы, появившиеся на его страницах за этот период, отличаются исключительным разнообразием, о чем я говорил во введении. Это позволило «Природе и охоте» привлекать широкий круг сотрудников и вызывать интерес у самых разных читателей, распространяя свою деятельность далеко за пределы охотничьего сообщества.

В рамках деятельности по сбору сведений и налаживанию связей с отдаленными частями страны Императорское общество также способствовало открытию своих отделов в других губерниях. Они появлялись с 1874 года по конец века, и к 1897 году Общество имело отделы в пятнадцати губерниях, составлявших почти половину территории Европейской России. Деятельность по открытию отделов Общества в северных и восточных частях империи оказалась менее успешной, тогда как на западе и юге они появились в Варшаве (1888), Тифлисе (1891), Одессе (1894) и Риге (1897). Самый северный отдел открылся в 1875 году в Вологде, губернском городе в 450 верстах к северо-востоку от Москвы. В 1880 году открылся Петербургский отдел. Туркин сообщает о неудачных попытках создать отделы общества на Урале – в Екатеринбурге (1875) и на Байкале – в Иркутске (1897), а также в Забайкалье на границе с Китаем (1888), но приводит мало сведений на этот счет [Там же: 13–25].

Илл. 6. Отделы Императорского общества размножения охотничьих и промысловых животных и правильной охоты по состоянию на 1897 год. По [Туркин 1898]

С середины 1870-х годов, используя в качестве координационного центра свой журнал и опираясь на расширяющуюся сеть своих губернских отделений, Императорское общество начало собирать по всей империи сведения о популяции хищников и промысловой дичи, а также о состоянии охотничьего хозяйства. Оно запрашивало отчеты у губернаторов и других чиновников, а также у простых охотников и рядовых граждан. Туркин отмечает: «Это было первое всеобщее исследование охотничьего хозяйства в России, и с этого момента для некоторых губерний было положено начало ежегодного собирания сведений об охоте» [Там же: 11]. Постоянной темой этих отчетов был ущерб, наносимый волками и другими хищниками. Например, цифры за 1872–1874 годы, предоставленные администрацией Вологодской губернии на севере России, были распределены по уездам и разбиты по группам в зависимости от принадлежности погибших животных к крупному или мелкому скоту. Согласно этим цифрам, в некоторых уездах Вологодской губернии экономические убытки, связанные с нападениями волков, достигали более сорока тысяч рублей в год, а экономические убытки всей губернии превышали в среднем 150 тысяч рублей в год [Там же: 38–43]. Обобщая сведения, полученные от губернских властей в середине 1870-х годов, Туркин приходит к выводу:

Ясным стало, что и на самых отдаленных концах России, куда еще не достигала культура, всюду количество промысловых и охотничьих животных заметно уменьшалось, и главными причинами этого повсюду были губительные способы ведения промыслов, размножение хищных животных, истребляющих полезную дичь. Затем увеличивалось повсеместное прекращение псовых охот, чем наносился значительный вред местному народонаселению [Там же: 12–13].

Как показывает данный вывод, в России того времени, в том числе среди специалистов уровня Туркина, бытовало убеждение, что после отмены крепостного права численность волков возросла (отчасти, как многие считали, из-за упадка псовой охоты) и что волки наносят значительный ущерб российскому скотоводству и сельскому хозяйству. Однако характер и масштаб этой угрозы оценивались по-разному, а для ее устранения предлагались различные пути. В 1870-е годы озабоченность «волчьим вопросом» достигла пика, что повлияло на деятельность российских охотничьих обществ и даже на охотничье законодательство Российской империи. В 1876 году появилась публикация, сыгравшая ключевую роль в дискуссии по «волчьему вопросу» в России: брошюра «Об истреблении волком домашнего скота и дичи и об истреблении волка». Ее автор, В. М. Лазаревский (1817–1890), сделал долгую и успешную административную карьеру, дослужившись до должности директора департамента общих дел при Министерстве внутренних дел и в 1873 году получив чин тайного советника; параллельно он публиковал литературные произведения и помогал В. И. Далю в составлении его знаменитого словаря5656
  О неотделимых друг от друга чиновничьей и литературной карьере Лазаревского см. [Краснов 1994].


[Закрыть]. Царское правительство поручило Лазаревскому исследовать «волчий вопрос», и его изыскания, основанные на всестороннем анализе статистических сведений за 1873 год из двадцати пяти губерний к западу от Урала, были опубликованы в качестве приложения к «Правительственному вестнику» [Лазаревский 1876].

Статистический анализ, предпринятый Лазаревским, привел его к заключению, что в 1873 году по всей Европейской России волками было истреблено 179 000 голов крупного и 562 000 голов мелкого домашнего скота. К первой категории относились лошади и крупный рогатый скот, а ко второй, помимо собственно мелкого домашнего скота, также жеребята и телята. Финансовый ущерб, понесенный вследствие этого страной и ее населением, Лазаревский исчисляет в 7,5 миллиона рублей. Он полагает, что в действительности потери домашнего скота могут быть вдвое больше официальных цифр и соответствовать потерям в 15 миллионов рублей для двадцати пяти губерний, и это – не считая собак и домашней птицы, которые также становились добычей волков5757
  Точные цифры см. в [Лазаревский 1876: 3–11].


[Закрыть]. Лазаревский выстраивает следующие предположения: если принять во внимание гипотетическую ежедневную потребность волка в мясе (по его подсчетам, она составляет семь фунтов), оценить численность волков западнее Урала в 180–200 тысяч и учесть рыночную цену лесной дичи, которую волки добывали себе в пищу помимо домашнего скота, то ущерб, наносимый волками дикой природе Европейской России, можно исчислить в 50 миллионов рублей [Там же: 24–26]. Лазаревский также отмечает, что помимо экономических последствий из-за волков ежегодно погибает некоторая часть сельского населения России. Например, с 1849 по 1851 год из-за волков погибли 266 взрослых и 110 детей, а среднее число жертв достигало около 125 человек в год, как сообщалось в «Журнале Министерства внутренних дел» [Там же: 26]. Различный ущерб, наносимый волками, Лазаревский сопоставляет с уроном от чумы рогатого скота и пожаров и приходит к выводу, что волки приносят сельскому хозяйству империи больший вред, чем любые другие бедствия.

Продемонстрировав на основании статистики губительное воздействие волков на российское сельское хозяйство, Лазаревский переходит к критике различных методов, обычно используемых для охоты на волков. Он упрекает российские местные власти и сельские выборные земские учреждения за то, что они недостаточно серьезно и основательно подходят к этой проблеме (например, не назначают достаточно щедрого вознаграждения за волчьи шкуры), и в доказательство на основании выборки из отчетов земских управ приводит двадцать примеров неудовлетворительного административного контроля и координации [Там же: 39–43]. Он приходит к заключению:

Равнодушие поистине изумительное, объясняемое только неведением земства, что творится в его хозяйстве. Правда и то, что случаи нападения волков как-то разбросаны по мелочам, не бьют в глаза, что к этому бедствию привыкли, что засчитали его как бы одним из условий нашей сельскохозяйственной бытности [Там же: 43].

Лазаревский утверждает, что единственный действенный способ истребления волков состоит в отравлении их стрихнином; этот метод повсеместно применялся в западноевропейских странах (например, во Франции) по меньшей мере с 1820-х годов, но в России к нему прибегали лишь спорадически. В конце брошюры Лазаревский приводит рецепт приготовления пилюль со стрихнином, разработанных фармацевтом и охотником Ф. Е. Валевским, и советует использовать стрихнин против волков [Там же: 61–71].

В дополнение к статистическому анализу Лазаревский посвящает несколько страниц описанию поведения волков, основываясь на собственном опыте охотника, а также на свидетельствах иностранцев и соотечественников. Особо он подчеркивает сообразительность волка, что впоследствии, как мы увидим, вызовет критику со стороны Сабанеева:

Волк вообще большой распорядитель в житейских делах, у него нет действия без расчета. Если животное, так или иначе, не дается личному нападению, он набирает артель. Тут, при сложной организации работы, каждый в совершенстве понимает роль, какая ему сообща поручается: один заманивает жертву, другой отводит ей глаза, третий идет в обход, или западает, чтобы отрезать отступление и т. д. На каждую травлю у него особый прием [Там же: 14].

Ставшая итогом многолетних размышлений о вреде волков для сельского хозяйства и дикой природы, изобразившая этих хищников в самом неблагоприятном виде и изданная одновременно с попытками Императорского общества размножения охотничьих и промысловых животных и правильной охоты оценить воздействие хищников на популяцию дичи в империи, брошюра Лазаревского дала импульс к возобновлению среди российских охотников дискуссии о необходимости истребления волков и методах, которые следует при этом применять. Этот вопрос особенно интенсивно обсуждался на страницах «Журнала охоты» и наследовавшей ему «Природы и охоты», причем свое мнение высказывали как специалисты, так и охотники-любители.

Одним из первых о брошюре Лазаревского высказался Сабанеев. В статье, опубликованной в «Журнале охоты» в 1876 году, Сабанеев раскритиковал статистический метод Лазаревского и пришел к выводу, что его брошюра существенно завышает степень ущерба, причиняемого волками [Сабанеев 1876]. Затем он поставил вопрос, возможно ли полностью истребить волков в России, как, например, в Англии. Подобно Лазаревскому, он считал отравление волков стрихнином наиболее действенным и перспективным способом сокращения или уничтожения их популяции. Он открыто выступал за использование стрихнина, отмечая, что, во-первых, оно законно, во-вторых, опасения из-за возможности случайного отравления охотничьих собак и домашнего скота слишком преувеличены, а в-третьих, этот метод широко применялся по всей Европе в ходе довольно успешных кампаний по сокращению численности волков. Сославшись на случай, когда местные власти в российской глубинке не разрешили отравить волка, в течение двух-трех месяцев покусавшего десять детей, поскольку «грех большой уничтожать так бесчеловечно творение Божие», Сабанеев заявил, что отравление – «самый дешевый, удобный и самый действительный способ истребления хищных зверей» [Там же: 47–48]. Он признавал, что, даже если невозможно полностью истребить волков по всей России, приведенная Лазаревским подробная инструкция по приготовлению и применению пилюль со стрихнином приведет к более широкому использованию отравы и поспособствует существенному сокращению численности волков в Европейской России [Там же: 48–49].

Через два года, в 1878 году, в журнале «Природа и охота» появилась статья В. Белова, в которой сообщалось о выводах комиссии, назначенной Министерством внутренних дел для рассмотрения брошюры Лазаревского. Комиссия пришла к заключению, что необходимо организовать скоординированную кампанию для радикального сокращения или истребления популяции волков, а наилучшим решением является отравление стрихнином, поскольку «другие способы, как-то: псовая охота, капканы и облава, до сих пор не привели к удовлетворительным результатам, и притом облава, требующая наряда обывателей, составляет натуральную повинность, законом не уставленную» [Белов 1878: 49]. Кроме того, комиссия установила, что стрихнин при правильном использовании не представляет особой опасности для домашнего скота и охотничьих собак. Поэтому, как отметил Белов, члены комиссии решили посодействовать переизданию брошюры Лазаревского и ее распространению среди губернских властей, пока не будут приняты изменения в законодательстве, которые приведут к более значительным последствиям. В заключение автор упомянул, в каких уездах власти одобрили использование отравы и назначили вознаграждение от двух до трех рублей за уничтоженного волка, а в каких воздерживались от распространения яда, полагая, что этот вопрос еще требует изучения [Там же: 50–51].

В последующие годы сотрудники «Природы и охоты» продолжили обсуждать, какую угрозу волки представляют для домашнего скота и людей, насколько среди волков и одичавших собак распространено бешенство, кто должен охотиться на волков и какие методы должны при этом применяться, какое вознаграждение следует назначать охотникам за уничтожение волков и каким образом численность волков отражается на промысловых животных. Эти публикации показывают, что даже после выхода брошюры Лазаревского и одобрения ее властями среди российских охотников и других лиц, имевших отношение к дикой природе, по-прежнему наблюдались существенные расхождения во взглядах.