Текст книги "Границы памяти. Серия «Границы»"

Границы памяти
Серия «Границы»
Ян Кириллов

© Ян Кириллов, 2024

ISBN 978-5-0064-2603-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Нечто нехорошее происходило по ту сторону океана. Император И́нкрим об этом знал. Стоя на балконе дворца Белый Слон, глава государства, облачённый в короткую чёрную тогу, глядел на закат. Утопающее солнце, алое как вишня, озаряло собой океан, что называли Великой Солёной рекой. Оно убаюкивало беспокойные нагретые за день волны. Там вдали, у горизонта, плавали киты. При желании, можно было разглядеть их спины, и даже фонтаны воды, что выпускали киты из своих спин. Безмятежные животные не меняли образа жизни на протяжении миллионов лет. Им было не до того, что вытворяли на поверхности их далёкие собратья. Киты не ведали ни о Великой Межмировой войне, что отгрохотала недавно, ни о Второй империи Инкрима, ни о Кадонийском мятеже. Тем более, не могли они знать о планах Инкрима по переустройству всех пяти известных миров.

– Саунда́р! – прервал раздумья молодой голос. – Вам послание.

Император обернулся и позволил гонцу подойти. Это был прыщавый новичок, по имени Сенк, всего три луны служивший гонцом при дворе.

– Смелее! – сказал Саундар.

Сегодня новичок нервничал как в первый день. Он скользнул вперёд, шаркая ногами, и протянул свиток.

– От кого послание?

– М-Миенхо́т, – сказал новичок так, будто уже произнеся это имя, принёс дурную весть.

Инкрим не любил Миенхота за его дерзость и своенравность. Каждый поход Миенхота обязательно оборачивался либо провалом, либо кровопролитием. И всё же, Миенхот держал безумный авторитет среди солдат.

– Давай сюда, – император вытянул руку, чтобы принять письмо.

В этот миг что-то блеснуло в руке молодого гонца. Инкрим вовремя заметил нож – достань его парень на полсекунды позже, и всё повернулось бы иначе. Вождь сосредоточил Энергию в пальцах и, силой тотта, отбросил гонца на пять шагов назад. Не дав тому подняться, Инкрим наступил ему сапогом на горло.

– Кто подослал тебя?!

Сенк что-то невнятно прохрипел, а из его рта потекла кровь. Инкрим понял, что перестарался с энергетическим ударом. Через несколько вздохов, гонец умер.

Сенк так и не успел выполнить свою работу до конца. Инкрим понял бумагу и прочёл. Как он и ожидал, это было объявление войны.

Повод был известен – Инкрима давно обвиняли в тирании. Вот только Инкрим знал: повод и причина – совсем разные вещи. Настоящей причиной послужили разногласия по статусу военачальников после войны. Миенхот выступал за то, чтобы военачальники стали полноправными царями на своих территориях. Инкрим же собирался уделить им статус губернаторов.

Во дворце было много сторонников Миенхота. Даже слишком много. Их всех Инкрим знал поимённо. Собрав самых преданный командиров, он отдал приказ: немедленно уничтожить всех миенхотэ́н, что засели во дворце. Их резали в постелях – всех до единого, включая женщин и детей. С особой жестокостью прикончили жену и двоих сыновей Миенхота. Инкрим жалел, что не мог вернуться в прошлое:

«Не прояви я слабость тогда – не позволь им поселиться во дворце, у себя под боком, не было бы этой жестокости».

Не прошло и часа с тех пор, как Инкрим отдал кровавый приказ, когда рядовой солдат принёс мешок. Увидев содержимое мешка, Инкрим понял, что переживает худшую ночь в своей жизни. В ней была голова Ка́йрила – его старшего брата.

– Убили в собственном доме, – крепкий боец, доставивший мешок, едва сдерживал слёзы. – Зарезали его жену и дочку.

Инкрим оставался холоден.

– А́ммерта нашли?

– Нет, но удалось допросить свидетелей. Аммерта окружили, после чего он взмыл в небеса. Говорят, он улетел так высоко, что превратился в маленькую точку, разметом со звезду.

– Где это было?

– На базаре.

– Понятно, – Инкрим не питал надежд на то, что Аммерт жив. Такой полёт отнимал много сил, поэтому к левитации почти никто никогда не прибегал, за исключением крайних мер. Аммерт же славился храбростью и выносливостью, и нередко поражал толпу своими полётами. Вчера вечером он сделал это в последний раз. Конечно, слухи преувеличили зрелище – догадаться не составляло труда.

«Но, боги! – подумал император. – Это была бы красивая версия».

К утру из миенхотэн остался только один. Вернее… одна.

– Аруста́р, – печально протянул Инкрим. – Я долго думал, что делать с тобой.

Верный военачальник Кази́м – очень толковый, несмотря на молодой возраст, южанин – догадался не убивать её, а привести к вождю.

В детстве Арустар и мальчик, по имени Сэ́йчан-Тоэ́ли, очень дружили. Мальчик безумно любил Арустар, и та отвечала взаимностью. Так продолжалось до тех пор, пока Арустар не стала Сэйчану-Тоэли сводной сестрой. Брак со сводной сестрой был бы невозможен, и об отношениях пришлось забыть. Позже Арустар полюбила другого, а вот Сэйчан-Тоэли не смог. Он вырос, возмужал, поступил на службу в городскую стражу, а затем захватил власть, чтобы стать Инкримом – Завоевателем Земель. Сколько бы ни было женщин у Инкрима, он не забывал первую любовь. Но Арустар любила другого человека, и сейчас носила во чреве будущего ребёнка этого человека. Несмотря на то, что человек отказался брать её в жёны, Арустар смирилась. Она готовилась стать матерью-одиночкой. Человек этот находился далеко, и недавно объявил Инкриму войну.

– Молодец, Казим, – кивнул Инкрим. Он ценил тех, кто умели понимать приказы не буквально. Вождь обратился к Арустар.

– Теперь ты поняла, к чему привели твои чувства?

– Моё сердце по-прежнему с ним.

– С Миенхотом? Он безумец. Убийца. Деспот, – произносил Инкрим, шаг за шагом приближаясь к Арустар.

– Как и ты.

– Между нами есть разница: я убиваю во имя империи. Он – ради славы.

– Вы ничем не отличаетесь. Убьёшь меня?

Инкрим посмотрел на округлившийся за последние луны живот Арустар. Нож блеснул в его руке.

Три года спустя, проведя в темнице девятьсот девятнадцать дней, Инкрим стоял перед судом. По иронии судьбы, местом суда избрали ту самую арену, где когда-то бился его отец. На подсудимого с трибуны глядела Арустар, с трёхлетним малышом на руках. В её глазах читались жалость и неисполнимое желание повернуть время вспять.

Инкрима осудили на сто восемь лет саркофага. Каменный саркофаг построили в той пещере, где два года скрывался будущий Инкрим, возглавляя восстание. Ёмкость залили сон-молоком, что замедляло жизненные процессы и сохраняло жизнь на протяжении столетий. Такой способ наказания применялся далеко не впервые – многие века в саркофаги заключали королей и императоров. Это было гуманнее, чем казнь, и всё же саркофага боялись больше смерти. Заключённого в этот каменный ящик обрекали долгие годы видеть кошмары, от которых невозможно проснуться. Инкрим не боялся, ведь худший кошмар в своей жизни он пережил. Он знал, что и с кошмарами можно справиться – нужно только принять свою тёмную сторону. Когда над Инкримом опустилась каменная крышка, он улыбался. Он засыпал с одной мыслью: «Я вернусь».

Часть 1

Глава 1. Фред Берроу

1

Фред самозабвенно мыл машины. Снова и снова, мощная струя пенной воды, способная отсечь руку, проходилась по корпусу, не оставляя ни пятнышка. С такой же тщательностью Фред очищал коврики, пылесосил дорогие и не очень салоны, оттирал окна изнутри сначала влажной, а потом сухой тряпкой. Он обожал свою работу за то, что в ней можно было пропасть. Не надо было ни о чём думать – просто позволь своим рукам делать то, что нужно.

И всё же, Фред ненавидел свою жизнь. За плечами остались два года наркодиспансера и год бесцельного шатания по улицам. К двадцати трём годам Фред Берроу так и не поступил в колледж и потерял всякую надежду на то, что жизнь когда-нибудь наладится. Автомойка позволяла убежать от проблем. Его работа была из тех занятий, которые не наделяют грузом ответственности и не вызывают осуждения обществом. Дополнительным бонусом служили деньги, позволявшие хотя бы оплачивать своё проживание у мачехи Стоун.

Утром, третьего сентября, идиллия закончилась. Гарри – молодой босс – не желая слушать возражений, поставил Фреда перед фактом: автомойка переходит в режим самообслуживания. Вспышка произошла на фразе «Теперь ты будешь сидеть за кассой». Неприятный разговор случился в восемь утра, после ночной смены, а уже в десять злой, но довольный собой Фред Берроу шёл по улице Торонто, запустив руки в карманы. Вновь и вновь он прокручивал в голове, как послал начальника. Он жалел об этом поступке, ведь можно было сказать: «Гарри, я не виноват, что ты не умеешь вести бизнес», но вместо этого Фред отправил его туда, откуда обычно не возвращаются девственниками. Разумеется, после такого, о работе за кассой, да и вообще работе на автомойке, не шло и речи.

На Янг-стрит частенько попадались группы туристов, и гиды с удовольствием расхваливали им «самую длинную улицу мира». Проходя мимо, Фред не мог не вставить фразу:

– Вас дурят. Янг-стрит переходит в шоссе №11.

Он хорошо знал, куда ведёт улица Янг, но понятия не имел, куда бредёт сам. После сегодняшнего скандала Фред воспринимал утро как вечер, и неважно было, что солнце светит не с той стороны. До дома было довольно далеко, и можно было бы, как обычно, сесть на автобус, но так бы поступил другой Фред. Тот, который не потерял работу и веру в человечество.

Люди вокруг торопились кто по делам, а кто по магазинам. Улица радовала глаз различными вывесками и рекламой, но только не глаз Фреда. В этом состояла ещё одна его особенность – Фред видел окружающий мир в приглушённом цвете. В прямом смысле, примерно как на цветной, но довольно старой киноплёнке.

Внезапно в голове что-то щёлкнуло, и Фред остановился. Мысль о том, что можно сократить путь домой кольнула его в самое сердце. Вот только домом теперь виделась не двухкомнатная квартирка в Джейн энд Финч, а что-то бескрайнее, заоблачное. Недолго думая, он вышел на проезжую часть.

Реальность оказалась куда прозаичнее ожидания: машины не стали давить случайного похожего. Вместо этого водители притормаживали, сигналили и, ругаясь, объезжали одинокую фигуру.

«Слабаки».

Тут он обернулся. Девушка стояла на тротуаре и глядела прямо на него. Сначала Фред не поверил: очень мало кто из девушек вообще когда-либо удостаивал его внимания. Тем более такого. Девушка была на удивление красивой – каштановые волосы, кожа цвета кофе с молоком, изящное изумрудное платье… Изумрудное! Фред поймал себя на мысли, что чётко видел каждый оттенок её платья, кожи, волос. Он даже различил цвет её глаз – чайные. Они определённо были чайными. Нет, он бы не простил себе, если бы такие удивительные глаза этим утром узрели трагедию.

Наверное, девушка поняла, что Фред смотрит на неё. Пошарив в сумочке, она достала телефон. При этом из сумки выпорхнул небольшой белый предмет – скорее всего, визитка. Незнакомка заспешила куда-то, забыв про кусочек плотной бумаги. Фред тут же вернулся на тротуар, подобрал визитку и прочёл: «Рита Сёрчер. Джаз-клуб „Five to Six“. Больше чем просто джаз».

2

Большие города не спят – к этому Фред уже давно привык, и за это любил Торонто. В центре можно было в любое время спокойно зайти в любое кафе или купить уличной еды, и никто не назовёт тебя «белым мусором». После работы Фред часто бродил по городу без всякой цели, и сегодняшний вечер не был чем-то особенным, разве что странная визитка лежала в кармане. Провалявшись дома до восьми вечера, Фред хотел наверстать упущенное за день, и чувствовал, что сделать это можно только в одном месте.

По пути, он долго размышлял: «Почему клуб называется так странно? «Без пяти шесть». Наконец, уже подходя к неприметному зданию, что ютилось между стекло-бетонными коробками, он вдруг понял, и похвалил себя за догадливость:

«Белые воротнички. Эти унылые снобы. Все они, хоть и корчат из себя уникальных снежинок, похожи друг на друга, и у всех примерно одинаковый график: с девяти до шести, с понедельника по пятницу. До шести. Ровно в шесть пополудни эти хомяки ослабляют удавки на шеях и покидают свои душные клетки с компьютерами, чтобы пойти побухать. Ну, или дома посмотреть кабельное. И все они чего-то ждут. Без пяти шесть. Это как раз то время, когда начинается долгое томительное ожидание конца рабочего дня. Когда любой звонок от клиента-мудака способен вывести из себя, взорвать мозг подобно бомбе с часовым механизмом. Время замедляется, минутная и секундная стрелки еле-еле ползут. Ровно пять минут до свободы. О, да! Предвкушение, вот в чём секрет. Иногда оно слаще, чем само событие, которого ждёшь».

На обратной стороне визитки было написано от руки: «При входе коснись ручки первой двери».

«Видимо, какой-то условный знак для своих», – нашёл объяснение Фред и всю дорогу думал, как бы не забыть. По иронии, как раз об этом он едва не забыл, войдя в наружную дверь. Обернувшись, он всё же коснулся ручки и повертел головой в поисках камер, правда, не обнаружил ни одной.

Далее нужно было спуститься по лестнице и повернуть направо, туда, откуда слышалась музыка. Оказавшись в уютном светлом помещении, среди опрятных и красивых людей, Фред, в грязной чёрной толстовке, потёртых джинсах и с банкой пива в руке, на миг ощутил себя гадким утёнком. Однако, уже через секунду, он расслабился и решил: «Не нравлюсь? Ваши проблемы».

Со сцены разливалась и таяла между ушей восхитительная музыка – причудливое сочетание арфы и саксофона. Людей в клубе почти не осталось, а те, что ещё сидели за столиками, собирались уходить. За арфой, была Рита.

«Богиня», – подумал он, глядя на девушку в искрящемся платье, на сей раз, красном.

Фред занял место в углу, заказал орешков – на большее мелочи не хватило – и принялся наблюдать.

Яркий гранатовый цвет будто ворвался в унылое болото приглушённых красок, разгоняя их как тучи по весне. Он ненадолго закрыл глаза, чтобы позволить музыке владеть собой, и тут сладостные звуки прекратились.

– Эй! А музыки больше не будет?

Никто не ответил. Зал потихоньку пустел. Музыканты уже собирали инструменты, официанты протирали столы. Фред понял, что настало его время, громко свистнул и похлопал в ладоши.

– Приходи завтра, приятель, – ответил саксофонист-афроамериканец.

– Жаль, – допив остатки пива, которое давно уже выдохлось, он доковылял до сцены. – Привет! Ты круто играла. Мы не знакомы? Видел тебя на улице.

– Серьёзно? – Рита сделала вид, что не узнала Фреда Берроу. Чтобы скрыть волнение, она обратилась к афроамериканцу. – Стив, не поможешь донести арфу?

– Я помогу! – вызывался Фред. – Серьёзно. То, как ты посмотрела на меня там, на Янг-стрит… Я чуть не сдох там, на дороге! Ты спасла меня. Да-да, именно ты! Парень, без обид. Если она твоя, только скажи, я…

– Слышь, приятель, – начал уже злиться Стив.

– Мальчики, спокойно. Я с ним поговорю, – полушёпотом ответила она музыканту и спустилась со сцены. Отойдя к барной стойке, Рита протянула руку и представилась.

– Фред. Можно Фредди. А нет, лучше Фред, а то… ну, знаешь, Фредди Крюгер… Меня в школе дразнили Фредди Крюгером. Чёрт, зачем я это сказал?! – он неровно поставил банку, отчего та опрокинулась и покатилась на пол. Фред махнул рукой. – Ой, пардон. А бармен уже ушёл?

– Приятно познакомиться, Фредди не-Крюгер, – хохотнула Рита.

– Берроу, – он ещё раз протянул руку.

– Ну, начинай, Фред Берроу.

– Что именно? – растерялся он.

Два взгляда встретились. Время будто замедлилось. Казалось, минула доля вечности перед тем, как мимо прошёл Стив, бросив Рите ключи с какими-то словами, а Рита подхватила и помахала рукой.

– Ты ведь не просто так сюда пришёл, Фред?

– Верно. Я пришёл к тебе. Кстати, что там с арфой?

– Да, точно!

Пришлось потрудиться, чтобы дотащить до машины не самый лёгкий инструмент и уместить его на заднем сиденье.

– Извини, подвезти не могу, – пошутила Рита, оглядываясь на футляр, что занял большую часть салона.

– Да ничего, пройдусь, – махнул рукой Фред, несмотря на то, что тяжело дышал. – Ну, ладно, пока, что ли?

Он собрался уходить, и Рита поняла, что, возможно, другого шанса не будет.

– Подожди.

Догнав его, Рита развернула Фреда к себе. Нужно было срочно импровизировать.

– Фред Берроу. Детский сад. Нам по шесть лет. Ты рассказывал мне про то, что ты – древний император, построил башню с шестью гранями и город, и показывал мне рисунки, – выпалила она скороговоркой.

Когда Фред оттолкнул её, Рита прокляла себя за поспешность.

– Не помню, – помотал он головой и попятился. – Не помню! – Фред развернулся и почти побежал.

Рита решилась на отчаянный шаг – схватила его за руку, притянула к себе и поцеловала в губы.

В другой ситуации Фред, изголодавшийся по женской ласке, ответил бы на поцелуй, но только не сейчас. Губы этой странной девушки не ласкали. Обжигали. Едва не потеряв равновесие, Фред отступил на шаг. Тело трясло как от сильного озноба.

– Не подходи, – грозно прошептал он. Убедившись, что Рита стоит на месте, Фред развернулся и двинулся прочь, переходя на бег.

– Ты встретишь человека, по имени Марк! Доверься ему! – крикнула она вслед, надеясь только на везение.

3

В квартиру он ворвался будто налётчик.

– Бетти!

Лиза ненавидела, когда пасынок называл её Бетти, и поэтому Фред обращался к ней только так.

– Бетти! Ты дома?! – он осмотрел обе комнаты. – Я знаю, ты дома.

– Ради всего святого, Фредерик, можешь объяснить, ты спятил?! Что с тобой?

– Ты мне объясни.

– Где ты пропадал?

– Где мои детские рисунки? – прошипел он.

– Тебя уволили? Звонил твой начальник…

– Плевать мне на Гарри! Мои детские рисунки. Ты сожгла их? Выкинула? Что ты сделала?!

Он кинулся в её спальню и принялся выдёргивать и переворачивать ящики комода.

– Ты что творишь?!

– Моё прошлое. Моё детство. Почему я ничего не помню?!

– Для начала успокойся. Давай сядем и поговорим.

– Всё, что я помню – драки, наркотики, диспансер… и магазин. Его я помню отлично. А всё остальное… оно будто… – он потряс рукой так, словно пытался сжать со всей силы невидимый мяч. – Оно растаяло.

– Ну, давай ещё, разревись, – Лиза начала собирать разбросанное бельё, но опомнилась и села на кровать. – Давай поговорим.

– Не о чем говорить, – он ушёл к себе в комнату и заперся изнутри.

Спустя полчаса, он вышел с чемоданом.

– Я встретил девушку. Она сказала, что мы ходили в один детский сад. Мы дружили, а я этого не помню!

– Как её зовут?

– Зачем тебе?

– Куда ты пошёл на ночь глядя?

– Тебе какое дело? Думай о своих клиентах, как всегда и делаешь.

– Фредерик, стой!

Тот поставил чемодан. Не потому, что послушал мачеху. Развернулся.

– Объясни мне, почему мы живём в этой дыре? Ты всю жизнь продаёшь квартиры, так почему ты за столько лет сама не обзавелась квартирой побольше? В лучшем районе, с белыми соседями. У нас только на одной клетке живут араб, индус и нигер.

– Не смей произносить слово на «н»!

– Или что? Я – тупое расистское быдло? Да, это так, Бетти, и что ты со мной сделаешь?

– Значит, это я испортила тебе жизнь, Фредди?

– Не перебивай! Почему всю свою жизнь я только и делал, что добивался твоего внимания? Делил его с твоими клиентами. Всё, что я слышал от тебя почти всё время – это твои бесконечные телефонные разговоры о «шаговой доступности», уюте, парковках и видах из окна. Когда ты интересовалась моими оценками в школе?

– Всё время, Фред! Всё время, ты просто этого не замечал! Потому что ты – эгоистичная скотина!

– Ты меня такой сделала! Я ухожу.

– Уходи. И забери своё барахло.

– Серьёзно? – усмехнулся Фред. – Реверсивная психология? На это я не куплюсь.

– О, я знаю, Фредди! Я знаю.

Она решительно направилась в комнату пасынка. Через минуту, на лестничную клетку полетела одежда, за ней – чемодан и сорванные со стены постеры. Сверху, единственным белым пятном, на кучу тёмных вещей приземлилась детская пижама. Последней вылетела и скатилась по грязной лестнице зубная щётка. Стоило Фреду оказаться снаружи, чтобы всё это собрать, он услышал за спиной щелчок дверного замка.

– А вот щётку можно было оставить! – крикнул он в сторону двери. Та приоткрылась на цепочке, и в проёме на секунду показалась рука, пальцы которой были сложены в известном жесте. После этого дверь снова захлопнулась.

Берроу пожал плечами и собрал в чемодан всё, кроме гантелей. Даже обдул и положил в боковой карман зубную щётку. Это был третий подобный случай за последний год, но только теперь Фред не собирался возвращаться.

4

К началу сентября погода в Торонто не успела испортиться, и ночи стояли такие же тёплые, как и летом. Фред приземлился на скамейку в парке и закурил.

«Посплю тут, – подумал он, оглядываясь. – А куда дальше? Домой? Куда угодно, только не туда».

Поднялся ветер, потревожив опавшие листья.

«К чёрту Торонто. Махну в Штаты, – новая затяжка. Затея показалась Фреду неплохой – особых проблем пересечение границы не должно было возникнуть, поскольку границы не было как таковой. Перейти через мост у Ниагарского водопада, и вот ты уже в другой стране. – Хотя, кому я там нужен».

Мысли о новой жизни унесли Берроу в глубокий сон.

Проснулся он рано утром. Во сколько точно – понять было невозможно: телефон разрядился, а небо заволокли тучи. Вдобавок, живот болел от голода, а спина – от долгого лежания на твёрдой скамье. Фред пошевелил пальцами руки. Чего-то не хватало. Чемодана!

– Эй! – он заметил бомжа, что сидел на траве в нескольких шагах и бесцеремонно перебирал его вещи. – Верни, сволочь!

Берроу схватил чемодан и потянул на себя. Бомж не растерялся и решил бороться за добычу. Всё-таки, отобрать нажитое Фреду удалось, правда содержимое чемодана рассыпалось по траве, а ручка порвалась, да ещё и сломался замок. Пришлось собирать весь хлам заново.

Как назло, полил дождь, вещи обмокли. Отшвырнув майку, пнув от злости чемодан, Фред уселся на траву и протёр ладонью намокшее от дождя лицо.

«Если и начинать новую жизнь, то без ничего. С чистого листа».

Поднявшись, он устремил глаза к серому небу и распростёр руки.

– Где ты Марк? – спросил он то ли вслух, то ли мысленно. – Где. Ты. Марк, которому я должен довериться?!

Только теперь он обратил внимание на то, где находится, и понял, что оказался в другом конце города. Вчера ночью он сел на первый попавшийся автобус и проехал несколько остановок, после чего прошагал четыре квартала пешком, в поисках какой-нибудь подходящей скамейки. В темноте место было не очень-то различимо. Теперь же, несмотря на пасмурную погоду, Фред узнал парк Святого Джеймса, а значит, неподалёку должен был находиться храм.

Просторный полутёмный зал обнимала благоговейная тишина. Голова кружилась от высоты колонн и сводов, а огромный витраж преображал серость пасмурного неба в разноцветную картину. Фред любил церкви за спокойствие и величественность. В церкви забываешь о старых обидах и, самое главное, о себе. Фред не верил в Бога, но для него богом была пустота, и он молился этой пустоте.

Появление здесь Марка было настолько закономерным, насколько закономерно то, что камень упадёт на землю, если его подбросить. Смуглый мужчина лет тридцати, в зелёном плаще, сидел в последнем ряду. Можно было подумать, что он латиноамериканец, но имя сбивало с этой мысли. Почему-то именно он привлёк внимание Фреда. Подойдя поближе, рассмотрев незнакомца получше, Фред сел рядом и сделал вид, будто смотрит на витраж.

– Красиво, правда? – начал он разговор. – Часто здесь бываете?

– Иногда, – незнакомец протянул руку. – Марк Хоуп.

«Бинго!» – подумал Берроу. Впрочем, он и не ожидал чего-то другого. Крепко пожав руку, он представился в ответ.

– Откуда ты, Марк?

– Ну, скажем так… ближе чем Штаты, но дальше, чем Альфа Центавра.

– Вот значит как, – оба недолго помолчали. – Не люблю ходить вокруг да около. Кто такая Рита Сёрчер? – Только тут до него дошло: Сёрчер. По-английски «search» – «искать». – Это не настоящая фамилия? Она ведь, – продолжил он, делая паузы между словами, – сама нашла меня там, на Янг-стрит?

– Терпение. Сначала я должен узнать тебя получше.

– Ты? Меня?! Серьёзно? Это я должен узнать тебя получше, чтобы куда-то пойти с тобой. Марк, – тут он остолбенел. – Только не говори, что ты – мой ангел-хранитель.

– Вовсе нет, – улыбнулся тот. – Если уж на то пошло, я, скорее, демон-искуситель.

– Вот это уже лучше. Ну, так что? Куда пойдём?

– А ты уже знаешь, что мы должны куда-то пойти? – усмехнулся Марк. – Для начала ответь на три вопроса. Первый: какое животное лучше всех прячется в лесу?

– Ну, допустим, охотник, – без раздумий ответил Фред. – Я знаю, это был вопрос с подвохом. Я такие как орешки щёлкаю.

– Хорошо. Тогда второй вопрос: почему?

– Что «почему»?

– Почему охотник?

– Это не второй вопрос. Это продолжение первого.

– И всё же.

– Наверное, потому что охотник побеждает добычу. Если бы он хуже прятался, добыча бы нашла его первее.

– Принято. И третий вопрос: кто тебе это сказал?

– Да что за тупые вопросы? Я думал, будут ещё загадки или что-то типа того. Никто мне этого не го… – тут в его памяти, будто из глубин океана, всплыла подсказка. Нелепая, абсурдная, в которой не было ни капли правды. И, тем не менее, Фред почувствовал, что должен ответить именно так. Он произнёс эти слова еле слышно: – Мой отец.

Глядя в глаза Фреду, Марк не спеша кивнул.

– Что сказала тебе Рита?

– Что я рисовал шестигранную башню, – эту фразу он сказал так, будто речь шла не о детском рисунке, а об атомной бомбе.

– А ты рисовал?

– Не помню, – произнёс он на выдохе. – Я не помню своего детства.

– Тебя это беспокоит?

– «Беспокоит»! Беспокоить может несварение желудка. Меня это пожирает изнутри. Как чёрная дыра.

– Что ты помнишь?

– Обрывки. Школу, драки, ссоры с Бетти, наркотики, лечебницу. Будто я родился тем, кто я сейчас.

– Кто такая Бетти?

– Мачеха. Моих родителей нет.

– Ты сказал, что…

– Да! Что отец мне рассказал про животное. Не знаю, почему я так ответил, ясно? Почему я вообще всё это тебе рассказываю? Ты что, психолог? – Фред повернулся к нему корпусом. – Кто ты такой? Почему я должен был тебя встретить? И кто эта Рита Сёрчер?

Марк чуть заметно улыбнулся.

– Узнаешь, если поедешь со мной.