Текст книги "Золотая жатва. О том, что происходило вокруг истребления евреев"

Снимки и документация Холокоста?

О фотографии обычно говорят, что как аргумент она стоит тысяч слов. В то же время сведения, которые она нам дает, совершенно уникальны: она фиксирует долю секунды между открытием и закрытием заслонки объектива. Что же в таком случае позволяет оценить единичное событие как способ заглянуть в суть дела? Поступая так, становимся ли мы жертвами иллюзии или совершаем злоупотребление? Ведь попросту, когда мы смотрим на снимок – например Гитлера, принимающего парад членов партии на съезде в Нюрнберге, – мы понимаем, что получаем общее знание о природе национал-социализма; и то же происходит, когда мы видим фотографию раздетых догола людей, которых расстреливают эсэсовцы.

В основе такого познавательного механизма лежат уже ранее полученные сведения о мире, подсказывающие, что единичная ситуация коренится в широком потоке событий и что эти события подчиняются какому-либо порядку. Жизненный опыт убеждает, что всё происходящее обычно имеет какой-либо смысл и что общественная жизнь, о которой идет речь, не есть цепь случайных и независимых друг от друга событий, вроде серии счастливых лотерейных билетов, вынутых подряд из шапки. Между тем, что случилось чуть раньше, и тем, что следовало за ним, существует некая связь. А потому, кроме единичного события, служащего исходным пунктом рассуждений историка, только некоторые события могли произойти на интересующем нас участке пространства и времени, а другие – скорее всего, нет.

Перед лицом единичного факта мы всегда можем спросить: ну и что с того? Конкретное событие – только исходная точка, с которой начинается выстраивание знания об общих вещах. Но вернемся к одному особому аспекту отношений между общим знанием и единичным фактом. Вот доля секунды, один снимок, единственное свидетельство, и оно обладает ошеломляющей разоблачительной силой, позволяющей в мгновение ока перевернуть установившуюся версию событий – на том самом основании, на котором одно свидетельство, один противоположный пример в естественных науках принуждает отказаться от господствовавшей до того теории или доказанного индуктивного утверждения.

Когда мы пишем о Холокосте, нужно обратить особое внимание на сложность отношений между конкретными фактами и общим знанием, так как мы больше, чем другие исследователи современности, пользуемся личными документами – данными об индивидуальных судьбах: снимками, дневниками, письмами, записями и свидетельствами перед судом или перед учреждениями, занимавшимися после войны увековечением памяти об эпохе. Поскольку различные организации во время оккупации камуфлировали свою деятельность и заметали следы своих деяний, нет полноценной институциональной документации многих существенных событий того времени. Немцы хотели сделать Холокост бесследным. В таком случае возникает вопрос, на который нужно найти убедительный ответ: как трактовать эпизодические свидетельства, касающиеся лишь некоторых событий, чтобы понять то, что произошло в целом? Каким образом информацию о судьбах конкретных людей превратить в знание об эпохе?

Столкнувшись с такими проблемами, гуманисты разработали методологию критики источников. Но поскольку события, о которых заходит речь в теме Холокоста, по своей природе экстремальны, документация времен войны, оккупации и массовых преступлений отрывочна и нередко скомпонована злонамеренно, поэтому выяснение так называемой исторической правды об «эпохе печей» требует особого усилия. Взвешивать эмпирический материал или род данных, которыми мы располагаем, описывать оккупационную действительность с помощью чаще всего используемых инструментов группировки данных – например процентов (скажем, какой процент крестьян помогал ищущим спасения евреям), приводить конкретные цифровые данные (например, сколько евреев было убито крестьянами в Подлясье) или выводить средние цифры (например, какова была стоимость еврейского имущества, захваченного соседями-поляками, в расчете на одного жителя) – в принципе невозможно или не имеет большого смысла. Чтобы понять общие черты случившегося, нам придется использовать более рафинированные способы аргументации, включая метод «плотного описания», используемый в антропологии[26]26
  Метод «плотного описания» (thick description; варианты перевода: «густое описание», «описание с нажимом») предложил американский культурный антрополог Клиффорд Гирц. – Прим. перев.


[Закрыть].

Однако как тип источников, дошедших до нас, так и чуждость коллективного опыта, к которой были принуждены евреи (это было невообразимо, это нельзя было ни описать, ни объяснить тем, кто этого не видел сам – единодушно отмечают летописцы Холокоста), подсказывают аналогии из познавательной сферы антрополога, наблюдающего экзотические обычаи дальних племен, пользующегося для этого удачной встречей с информатором, с которым можно друг друга понять. Время и опыт Холокоста – это тоже своего рода другой мир (хотя аналогия, как всегда, хромает и несправедлива даже для людоедов), мир, из которого до нас доносятся лишь единичные голоса свидетелей – тех, что выжили.

Что происходило на земле лагерей смерти сразу после войны

Но вернемся к нашему снимку. Первое сообщение об освобожденной территории лагеря уничтожения в Треблинке представила польско-советская комиссия по расследованию преступлений, совершённых в концлагере Майданек, уже 15 сентября 1944 г. В том же месяце великий российский писатель Василий Гроссман, в качестве военного корреспондента сопровождавший фронтовой отдел Красной Армии, опубликовал репортаж о посещении лагеря с подробным описанием функционирования этого центрального очага Холокоста[27]27
  Польская версия этого репортажа увидела свет в брошюре: Grosman W. (так на титульном листе). Piekło treblinki: reportaż literacki. Katowice: Literatura Polska, b. d.


[Закрыть].

Участники польско-советской комиссии «в отчете постановили собрать и сохранить документы, которые находятся на этой территории, раскопать общие могилы с целью раскрытия тайн совершённых там немецких преступлений»[28]28
  Rusiniak M. treblinka – Eldorado Podlasia? // Kwartalnik Historii żydów. 2006. n 2. S. 206.


[Закрыть]. Но в последующие годы для этого не было сделано совершенно ничего, за исключением того, что в 1947 г. вокруг территории лагеря был поставлен забор (sic!). Позже время от времени раздавались призывы обеспечить порядок на этой территории, но они также оставались без последствий. Увековечение лагерей смерти – Треблинки, Белжеца, Собибора и Хелмно – произошло лишь в шестидесятых годах прошлого века. Немаловажно было, что в Германии как раз в это время начались процессы над лагерными охранниками, и польские власти боялись быть скомпрометированными, если бы немецкий суд потребовал осмотра мест преступления[29]29
  Добавим к этому, что ни в Хелмно, ни в Собиборе, ни в Белжеце на выставленных памятных надписях не упоминалось, что жертвами массовых убийств в этих лагерях были евреи. См.: Kuwalek R. Concentration and Death Camps as Places of Commemoration – реферат выступления на конференции: the Aftermath of the Holocaust. Poland 1944–2010. Институт Яд ва-Шем, Иерусалим, 03–06.10.2010.


[Закрыть].

Одним из самых первых свидетельств о том, что происходило в Треблинке сразу после войны, мы обязаны Михалу Калембасяку и Каролю Огродовчику, которые прибыли на территорию лагеря 13 сентября 1945 г. и отметили, среди прочего, следующее:

По прибытии на место мы убедились, что на месте, где находился лагерь, оказалось изрытое поле, перекопанное окрестным населением. Поле было так изрыто, что в некоторых местах были ямы до 10 м глубины, в которых виднелись человеческие останки – берцовые кости, челюсти и т. п. <…> Нынешнее состояние Тремблинки [так в оригинале. – Я. Г.] представляет большое поле, кое-где с зарослями деревьев. Все находившиеся там бараки сожжены или разграблены начисто окрестным населением. Мы застали только остатки. О большом числе убитых тут людей свидетельствует факт, что выкопанные ямы десятиметровой глубины переполнены человеческими костями. <…>

Под каждым деревцом были дыры, выкопанные искателями золота и бриллиантов. Запах трупов и газа так ударил нам в голову, что у нас с коллегой началась рвота и жуткое царапанье в горле.

Продвигаясь дальше по территории, мы застали людей, которые копались в ямах, разрывая землю. На наш вопрос: «Что вы тут делаете?» – они ничего не ответили. На расстоянии от высшей точки (около 300 м), где раньше находился крематорий, мы заметили группу людей с лопатами, которые рылись в земле. Увидев нас, они начали убегать. <…> Чрезвычайно удивляет, что место, освященное мученической смертью миллионов невинных людей, до сих пор не было защищено от грабежа и алчности окрестной деревенщины. <…> На раскопке этой территории – каких-нибудь двух квадратных километров – должны были работать тысячи людей, потому что объем вырытых ям колоссален. <…>

Нужно упомянуть, что на территории, где находится Тремблинка, господствуют чудовищные отношения. Население, обогатившееся золотом, вырытым из могил, занимается грабежом и ночными нападениями на соседей. Мы пережили огромный страх, когда в одной халупе, в нескольких сотнях метров от той, где мы ночевали, женщину жгли огнем, добиваясь таким способом, чтобы она выдала место, куда спрятала золото и ценности[30]30
  Яд ва-Шем. Колл. 033. Отчет № 730.


[Закрыть].

Похожее свидетельство о посещении Треблинки в ноябре 1945 г. оставила Рахела Ауэрбах, направленная туда Главной комиссией по расследованию немецких преступлений. Она написала небольшую книжку о своих впечатлениях, а главу о деятельности «копателей» озаглавила «Польское Колорадо (вероятно, должно было стоять “Эльдорадо”), или Золотая лихорадка в Треблинке»[31]31
  Репортаж Рахелы Ауэрбах о поездке в Треблинку раньше всего вышел в “Dos naje Leben”, № 52, а затем в виде отдельной брошюры: Af di felder fun treblinke. Reportaż. Centrale Jidisze Historisze Komisje (Центральная еврейская историческая комиссия), t. 33. łódź—Warszawa – Kraków, 1947. Благодарим Наталью Алексюн за перевод этой публикации с языка идиш.


[Закрыть]. Юзеф Кермиш, дважды посетивший Треблинку, также писал об окрестном населении, которое «целыми толпами копало песчаный грунт»[32]32
  Kermisz J. W treblince po raz drugi / żydowski Instytut Historyczny (далее żIH). Centralna żydowska Komisja Historyczna. n 280/XX. S. 56–72.


[Закрыть]. Он упоминал также «советских мародеров», которые жгли на территории лагеря взрывчатые вещества, «бомбы из аэродрома Церанув», создавая таким образом «ямы огромной глубины <…>. В этих ямах было полно человеческих черепов, костей и еще не преданных земле останков».

Доминик Кухарек, копатель из Треблинки, – которому было предъявлено обвинение в валютном преступлении, так как он продал в Варшаве бриллиант, найденный в Треблинке, и купил золотые монеты, – в свое оправдание заявил, что «все» из его села ходили копать, а «о том, что поиск золота и драгоценностей на территории б[ывшего] лагеря в Треблинке запрещен, я не знал, потому что советские солдаты тоже ходили с нами и искали. Те места, где рассчитывали найти ценности, даже взрывали подрывными средствами»[33]33
  Государственный архив в Седльце. Акт по делу Доминика Кухарека. Окружной суд в Седльце, уголовный отдел. Дело 580. По данным Мартины Русиняк, это был единственный случай судебного преследования лиц, перекапывавших территорию лагеря в Треблинке.


[Закрыть].

Добавим, что копателей, по свидетельству очевидцев, было иногда по несколько сот человек, поэтому их деятельность придавала территории лагеря (размером со спортивный стадион) вид муравейника. Местное население продолжало раскопки непрерывно в течение десятков лет. «Первые работы по упорядочению и инвентаризации на территории лагеря начались весной 1958 года, – пишет современная исследовательница этого вопроса Мартина Русиняк, – и во время предварительного упорядочения бывало и так, что работники вместе с милицией присоединялись к искателям»[34]34
  Rusiniak-Karwat M. Sąsiedzi byłego ośrodka masowej zagłady treblinka II. Реферат на семинаре żIH, архив żIH.


[Закрыть].

Сообщения из Белжеца очень похожи, за исключением того, что раскопки на территории лагеря (который, как и Треблинка, был запахан немцами, засеян люпином и для завершения камуфляжа кое-где обсажен молодыми деревьями) начались еще во время оккупации[35]35
  Белжец был первым лагерем смерти, который закрыли и запахали: в июле 1943 г. оттуда выехала последняя партия евреев, приводившая территорию в порядок. Их отвезли в Собибор, где не позволили выйти из вагонов и перебили на платформе.


[Закрыть]. Когда немцы об этом узнали, они угнали местных жителей и поставили стражника, следившего, чтобы следы их кровавой деятельности никогда уже больше не появлялись на поверхности земли[36]36
  Протокол допроса Евгениуша Гоха, каменщика из Белжеца, от 14.10.1945; также протокол допроса Марии Даниэль из Белжеца от 16.10.1945. Akta śledztwa w sprawie zbrodni popełnionych w obozie zagłady w Bielżcu. Archiwum Państwowego Muzeum na Majdanku (далее APMM). Sygn. XIX-1284.


[Закрыть]. Но как только стражник сбежал от наступающей Красной Армии, местное население вернулось к прерванным поискам.

В отчете об осмотре территории комиссией, посетившей Белжец 10 октября 1945 г., среди прочего, читаем:

Согласно информации сопровождающих нас представителей Министерства обороны с поста Белжец, описанное раскапывание территории лагеря осуществлялось окрестным населением, искавшим золото и бриллианты, оставшиеся от убитых евреев. На раскопанной площади лежат различные разрозненные человеческие кости: черепа, позвонки, ребра, берцовые кости, челюсти, каучуковые зубные протезы, волосы – в основном женские, часто заплетенные в косы; кроме того, куски сгнивших человеческих тел, как то: руки, нижние конечности маленьких детей. Сверх того, на всем вышеописанном поле лежат массы пепла от сожженных останков, а также остатки сожженных человеческих костей. Из глубоко разрытых ям доносится трупная вонь. Всё это говорит о том, что территория лагеря вдоль северной и восточной границы представляет собой одну общую могилу убитых в лагере людей.

Заслушанный через неделю после посещения комиссии заместитель коменданта поста Министерства обороны в Белжеце Мечислав Недужак разъяснил следователю, что «местная милиция после бегства немцев из Белжеца пыталась помешать раскапыванию территории лагеря, но это очень трудно: стоит прогнать одну партию, как тут же является другая»[37]37
  Доклад комиссии от 10.10.1945 и протокол допроса Мечислава Недужака от 17.10.1945. Akta sledztwa….


[Закрыть].

Комиссия очень добросовестно выполнила свое задание и помимо заслушивания нескольких десятков свидетелей произвела осмотр территории. «Кладбище лагеря смерти» было раскопано в девяти местах, чтобы добраться до дна могил, в одном случае на 10 м вглубь. «Во время раскапывания всех ям установлено, что территория лагерного кладбища ранее уже была перекопана», а также что «в настоящее время территория лагеря полностью раскопана окрестным населением, разыскивающим ценности»[38]38
  Protokoł rozkopania cmentarzyska obozu śmierci w Bełżcu, 12.X.1945; Sprawozdanie z wyników dochodzenia w sprawie Obozu Śmierci w Bełżcu// Akta sledztwa….


[Закрыть].

Копатели в основном работали поодиночке, не раскрывая своих планов друг перед другом, так как удачливый добытчик мог легко стать жертвой нападения других искателей (вспомним, что писали Калембасяк и Огродовчик о «чудовищных отношениях» в окрестностях Треблинки). В Белжеце и Треблинке забирали домой вырытые черепа, чтобы уже там, без свидетелей, «спокойно их обыскать»[39]39
  Czerwiakowska E. Głos z otchłani // Karta. 2009. n 59. S. 103. На тему Белжеца информация от Агнешки Грудзьнской, переводчицы интервью с жителями окрестностей Белжеца во время съемок документального фильма «Белжец» Гийома Московица, Франция, 2005, 100 мин.


[Закрыть].

Бывали и накладки, мешавшие некоторым работать, были более и менее золотоносные участки кладбища. Так называемый «банкир Белжеца», владелец местного кирпичного завода, например, имел команду «ныряльщиков в выгребную яму» – копателей, работавших в окрестностях отхожего места, откуда доставали исключительно богатую добычу. Скорее всего, евреи, лишившиеся надежды и понимавшие, что их ждет, последним жестом протеста бросали туда ценности, вместо того чтобы, как было приказано, отдавать их своим палачам[40]40
  Информация от директора музея в Белжеце Роберта Кувалки. Во время археологических работ в Белжеце, проведенных в 1997–999 гг., была найдена табличка, находившаяся, вероятно, в бараке, где евреев сортировали для отправки в газовые камеры («для купания и ингаляций»). Помимо прочего, там была написана следующая фраза: «Деньги, ценные вещи и документы до сдачи в окошко следует держать при себе и не выпускать их из рук». Другой находкой археологов было 300 фрагментов бетонных кружков диаметром 6 см и толщиной 1 см с выбитыми в них пятизначными числами. Их назначение неясно, но можно предположить, что их выдавали в качестве номерков в обмен на депозит, поддерживая тем самым заблуждение, что после «купания» его можно будет взять назад. Кружки эти были настолько массивны, что после уничтожения транспорта евреев их можно было легко собрать, очистить и использовать при убийстве следующей группы жертв. См.: Bełżc. The Nazi Camp for Jews in the Light of Archeological Sources. Excavations 1997–1999. Warsaw – Washington: the Council for the Protection of Memory of Combat and Martyrdom and the United States Holocaust Memorial Museum, 2000. P. 12, 57–58.


[Закрыть]. В выгребной яме наткнулись также на маленькие скелеты, как можно предположить, утопленных там еврейских детей. Об эксплуатации же окрестным населением праха миллиона евреев, убитых в Освенциме, бывший работник Государственного музея Освенцим-Бжезинка пишет на интернет-форуме: «Эта сделка была основана на том, что под покровом ночи кули с прахом грузили на какое-нибудь транспортное средство, а потом промывали их в Висле. Да! Именно так, как делалось иногда во время золотой лихорадки на Диком Западе. <…> Не секрет, что все Плавы, Харменже и половина Бжезинки вымощены еврейским золотом. Еще долго после войны каждый день приезжали целые караваны с “урожаем” на “промывку”, притом из очень отдаленных деревень»[41]41
  Запись на форуме “Waszym Zdaniem” Onet.pl и на блоге: krzysiafish-przemyslenia.blog.onet.pl/2,ID419078860,index.html (дата обращения: 17.01.2011).


[Закрыть].

В журнале лесного отдела, действовавшего в Подлясе через год после окончания войны, мы находим упоминание о «контрибуции» с населения, перекапывавшего прах евреев, убитых в Треблинке[42]42
  NSZ na Podlasiu w walce z systemem komunistycznym w latach 1944–1952 / Red. M. Bechta, L. żebrowski. Siedlce: Związek żołnierzy nSZ, 1998. S. 201.


[Закрыть]. Таким путем остатки «еврейского золота», не попавшие в казну Рейха, через посредничество копателей укрепляли после войны бюджет антикоммунистического подполья. Грабеж еврейского имущества был существенным элементом циркуляции благ, составной частью структур социально-экономической жизни на этих землях, а тем самым – общественным явлением, а не отклонением от нормы у группки аморальных типов[43]43
  В интернете находим следующий отрывок из хроники отдела 6-й Виленской бригады АК, переданный Гжегожем Вонсовским: «2.II.1946. Приближаемся к знаменитой Треблинке. По сообщениям населения, постоянное раскапывание и ограбление трупов дошло до последних границ озверения. Вырывают зубы и целые челюсти, отрезают руки, ноги, головы, чтобы добыть крупицу золота. Профанация, а власти не предпринимают [ничего – приписка. – Г. В.] для охраны этого единственного в своем роде кладбища, на котором покоятся больше трех миллионов [цифра завышена. – Г. В.] евреев, поляков, цыган, русских и других национальностей. 3–.II.1946. Хмельник. Мы в 3 км от “лагеря смерти”. Опрос, проведенный в “лагере”, подтвердил сведения о профанации. Вечером 4.II.1946 едем в деревню Вулка-Окронглик для карательной экспедиции против искателей золота в Треблинке». В течение двух ночей (с 4 на 5 и с 5 на 6 февраля 1946 г.) 6-я Виленская бригада АК, насчитывавшая в то время несколько десятков человек, отправляла на территорию патрули, чтобы унять деморализованных соотечественников, занятых позорным промыслом осквернения останков жертв гитлеровского лагеря смерти в Треблинке ради поиска золота и других ценностей. Виновные, схваченные партизанами, были наказаны кнутами. См.: podziemiezbrojne.blox.pl/2011/01/6-Brygada-Wilenska-AK-a-Zlote-zniwa.html (дата обращения: 17.01.2010).


[Закрыть].

Попытка нормализации

На нашем снимке, как он ни таинственен и как ни требует пояснений, можно заметить некоторые «эвфемизмы»: ситуация страшно напоминает нечто мирное, нечто такое, что, если понять, а не оттолкнуть от себя, может вызвать первобытный страх. Глаз зрителя задерживается прежде всего на людях и лишь затем обращается к черепам и костям; осознание, чтó лежит перед этими людьми, что это такое, наверняка займет некоторое время. Перед нами столкновение двух порядков. С одной стороны, живые и здоровые люди, энергия жизни и движения, с другой же недвижные кости и черепа – по сути, уже предметы, вещи. В нашей культуре встреча этих двух рядов обычно происходит в ритуализованном порядке, в особых, четко обозначенных ситуациях, к которым вид на фотографии не принадлежит. Мертвое тело скрыто в гробу или накрыто саваном. С поверхности земли его прячут очень быстро, иначе его запах не дает нам жить. Кости, если их видно, в научных целях или для предостережения собраны в скелет (тем самым сохраняется хоть что-то от личности), а череп и скрещенные берцовые кости служат распространенным знаком, предостерегающим об опасности заражения или удара электрическим током.

В христианской символике череп и кости – это memento mori, символ, изображавшийся когда-то вместе с орудиями мучений Христа: гвоздями, молотком, клещами (здесь: лопаты, палки, оружие?). Череп и кости означают также Голгофу: череп у основания креста должен был принадлежать праотцу Адаму. Эти знаки-символы наверняка были известны людям, находящимся на снимке: они наверняка католики, потому что именно католики населяли окрестности Треблинки. Эти лица видели черепа и сКРЕЩенные кости в костеле. И поразительно, что черепа и опирающиеся на них скрещенные берцовые кости находятся в самом центре ряда человеческих костей, а кольцо людей стоит симметрично вокруг них, полукругом справа и слева от этого центра. На не столь любительской фотографии череп с костями стал бы фокусом снимка, а здесь фокус находится где-то на переднем плане.

Как попытку нормализовать эту страшную ситуацию, придать ей смысл можно истолковать укладку черепов и костей в порядок, чтобы они образовывали фигуру memento mori, чтобы они либо автоматически отпугивали, либо вписывались в религиозный (христианский) строй мира. Следует заметить предположительно отстраняющий жест лица или лиц (скорее всего, женщин), укладывавших в порядок кости и «христианизировавших» еврейские останки, потому что именно такой символический словарь был им доступен в отношении человеческих костей.

Бережливость

«Со времен Гомера, – пишет Теодор Адорно, – языковый обычай связывает понятия добра и богатства». Это моральная идея, «которая прямо выводится из существования угнетателей». Христианство отрицает этот тезис, «но особая богословская премия за добровольную бедность говорит о том, как глубоко в общее мнение проникла идея моральности обладания»[44]44
  Adorno T. Minima Moralia. S. 219.


[Закрыть]. Поэтому благо и добро – синонимы. Вещи, даже не столь ценные, – добро сами по себе, поскольку являются результатом труда, усилия. Их добрая сторона – то, что они полезны. В доме, в хозяйстве всё может пригодиться.

Мы много раз читали о том, как люди грабят жертв катастроф или тела солдат, оставшихся на поле битвы. Это был широко распространенный процесс во время Наполеоновских войн (Стендаль дал его знаменитое описание в четвертой главе «Пармской обители»), но также и во время Второй мировой войны, а может быть, и любых войн. В рассказе Стефана Жеромского «Расклюют нас вороны» польский крестьянин грабит останки участника январского восстания 1863 г. и бросает его в придорожную яму вместе с его убитым конем, с которого сдирает шкуру. В книге о Гражданской войне в США историк Дрю Гилпин Фауст помещает иллюстрацию из тогдашней газеты, на которой солдаты Юга «обирают» убитых солдат Севера. «Солдаты, отчаянно нуждавшиеся [выделено нами. – Я. Г.] в верхней одежде, раздевали убитых, мало смущаясь этикетом или угрызениями совести, а злодеи и гиены в людском облике появлялись на поле битвы сразу по окончании столкновений. Солдаты Юга ограбили даже тела шестерых своих убитых генералов». Окрестное население забирало всё, что могло показаться полезным[45]45
  Faust D. G. this Republic of Suffering. Death and the American Civil War. new York: Knopf, 2008. S. 74–75. Тела солдат Севера, погибших на территории Юга, тоже часто подвергались осквернению.


[Закрыть].

Подчеркивая потребности солдат, Д. Г. Фауст, похоже, хочет сказать, что мертвым имущество не нужно. Но всё же не без причины тех, кто грабит мертвые тела, называют гиенами, низводя их тем самым на уровень зверей. Впрочем, стоит упомянуть, что в любой общественной группе обычай требует уважения к умершим. Это признак не только высшей цивилизации, но и основополагающей человеческой солидарности. Тело – не вещь: оно сохраняет некоторые признаки человека, которому служило при жизни. Более того, многие религии, в том числе католическая, верят в телесное воскресение, а потому придают огромное значение тому, каким образом тело погребено.

Поэтому нельзя сказать, что разграбление треблинской «бездонной земли» (Василий Гроссман) вписывается в какой-нибудь стандарт поведения, который можно если и не оправдать, то объяснить бедностью, потребностями, какого-либо рода целями. Если согласиться с Зигмундом Бауманом, что Холокост был результатом «садоводческих» взглядов общества, т. е. таких, для которых некоторые люди суть сорняки, в таком случае их вытеснение либо полное исключение из общества выглядит как деятельность, в своем роде рациональная и целенаправленная. Упорное, длящееся десятки лет разгребание, перебирание и упорядочение территории лагерей в таком случае есть действие по обработке сада. Эта деятельность – напомним: выкапывание трупов и костей в поисках драгоценностей – в таком случае будет абстрагирована от морального контекста. Это не могилы, а что-то вроде поля с остатками. «Смерть, истребление, разрушение личности есть также истребление и разрушение вещей, – писала Рахела Ауэрбах. – В картине истребления евреев истребление вещей занимает видное место. Трагедия и мытарства вещи сопровождает трагедию и мытарства людей»[46]46
  Auerbach R. Lament rzeczy martwych // Przełom. 1946. n 2. Цит. по: Leociak J. Doświadczenia graniczne. Studia o dwudziestowiecznych formach reprezentacji. Warszawa: Instytut Badań Literackich, 2009. S. 245.


[Закрыть].