Текст книги "Чужие сны"

Глава 3

Параллель-2. Октябрь

Сказать, что на улице было холодно, – это ничего не сказать.

Хотя снег пошел почти пять часов назад, а снегопад всегда приносил с собой небольшое потепление, вопреки всем прогнозам становилось все холоднее и холоднее. Виноват был усиливающийся ветер. Казалось, что где-то на севере включили чудовищные вентиляторы, задачей которых было во что бы то ни стало выдуть из Сантауна все живое. Снегопад легко превратился в метель, метель – в снежную бурю, а теперь над городом бушевал настоящий ураган. По телевидению передали штормовое предупреждение, уже третье за последнюю неделю. Никаких пеших передвижений, твердили с экранов, старайтесь не выезжать из дому на поверхность, а пользуйтесь подземными переходами, если вам уж так приспичило что-нибудь купить.

Пешими, подумала она, можно подумать, кому-то взбредет в голову выйти на улицу пешком. Не самый сложный и не самый приятный метод самоубийства.

Порывы пронизывающей все и вся стужи настигли Киру в подземном гараже. Хотя какая может быть стужа в отапливаемом помещении? Так, неизвестно откуда возникший сквознячок! Но за те несколько секунд, что понадобились Кире Давыдовой, чтобы пересечь пространство между лифтом и вездеходом, она успела поежиться раза два, втянуть голову в плечи и поплотнее запахнуть парку. Мороз, притаившийся за дверьми, вонзил в нее шершавое ледяное жало, продирая до самых костей. Он был терпелив, беспощаден и никуда не уходил – всегда жил на улице, где-то поблизости, ожидая неосторожную жертву.

Кира скользнула на сиденье и включила двигатель. Вездеход, здороваясь с хозяйкой, мигнул приборной доской (стрелки описали приветственный круг по ожившим после ночного сна циферблатам, и встали вертикально), отсоединился от системы подогрева и под довольное урчание пропеллеров наддува приподнялся над полом паркинга. Небольшая приземистая машина зависла на подушке из воздуха, готовая тронуться в путь. Оставалось только поднять плиту ворот и прокатиться по пандусу, ведущему наружу, но Кира замерла, не решаясь это сделать. Покинуть дом и нырнуть в круговерть разыгравшейся метели не казалось ей такой уж удачной мыслью. Она бы предпочла вообще никуда не ехать, но предстоящее короткое путешествие от ее квартиры в Центр было неизбежным, как ночь или старость.

Когда воскресным вьюжистым утром, в выходной, который Кира намеревалась провести в постели, и к тому же не в одиночестве, ее жизнь нарушается звонком служебного коммуникатора, номер которого известен лишь троим людям на всем белом свете, это означает одно – предстоит джамп.

Вычислители выдали результат, точка определена, время рассчитано до секунды и пререкаться просто некогда. Никого на свете не волнует, что на кухне остался недоеденный салат, что откупорить вино они с Данилом так и не успели, что сандаловые свечи (да, банально, пошло, но Кира любила принимать ванну при свечах!) так и останутся незажженными…

Она давно знала: нельзя строить планы. Ни на выходные, ни на отпуск. Никогда. Проклятые гены джампера! Довелось же с ними родиться. Довелось же попасть на карандаш ребятам из Центра и стать тем, кем она стала. Джампер – это не профессия, это судьба, мать бы ее…

Сейчас, когда все нормальные горожане занимаются своими мелкими делишками, когда вьюга уже кружит свой танец на улицах, в переулках и дворах Сантауна, к зданию Центра со всех сторон подтягиваются люди: техники, оружейники, врачи и ребята из ее джамп-группы. Все они, от самого высоколобого вычислителя-теоретика до последнего техника, у которого даже в ноздрях силиконовая смазка и графитовая пыль, едут спасать, блядь, человечество, хотя никто не знает, можно ли таким путем его спасти.

И, самое главное, надо ли его спасать? – подумала Кира со злостью, выводя сноумобиль на эстакаду. – Разве это жизнь? Прячемся, как крысы, в норах, вырытых поближе к термальным водам, растим гидропонную безвкусную жратву под искусственными солнцами, вечно в соплях, вечно замерзшие. Полгода лето – это, как шутит Данил, та пора года, когда моча застывает, растекаясь по земле, полгода зима – это когда моча замерзает еще в воздухе. Нормальный человек разницы не заметит – ему просто все время холодно.

Если бы не лекари с их снадобьями, да не ученые, придумавшие метод аккумулирования геотермальной энергии, то люди давно бы вымерли всем человечеством, за исключением нескольких колоний на экваторе, а так…

Естественная убыль населения на полтора процента в год – это, конечно, не смертельно, но путем несложных математических расчетов можно легко определить время Ч – дату ухода людей в небытие как вида. Значит, нет лишних часов на разговоры, личную жизнь и прочие прелести. Это сорок лет назад, когда Север только начал свое победное шествие, засыпая некогда плодородные равнины жесткой белой пылью на десять месяцев в году, можно было сказать – потом, ребята, успеется. Наши самые умные в мире ученые обязательно что-нибудь придумают, и мы отвоюем все обратно! Дайте нам год. Или два. Или десять. И давали, но ничего не происходило. Идеи умирали одна за другой, шли годы, и надежда потихоньку чахла, как чахли и превращались в ледяные столбы пальмы на берегах некогда теплых морей.

А потом открыли Параллели, сообразили, в чем корень зла, придумали джамп, нашли джамперов и вступили в битву за выживание. В битву за жизнь своего мира на чужой территории. В беспощадный бой с Параллелью 1, который длится вот уже 20 лет, и все эти годы льды по-прежнему ползут на юг в Северном полушарии, карабкаются на север в полушарии Южном, и страшные челюсти вот-вот сомкнутся на горле человечества.

Сейчас, когда на экваторе зимой не выше плюс пяти-шести по Цельсию, времени у воюющих нет ни на что. Выжить – задача не для одного человека, это задача для всего человечества, а джамперы – инструмент для достижения этой благородной цели.

У инструмента не может быть свечей в ванной, месячных и дурного настроения. Инструмент должен быть полностью исправен и оказаться под рукой в нужный момент.

Вездеход Киры перевалил через длинный снежный язык, загородивший часть выезда, и выполз на наст, по которому ветер гнал гибкие щупальца поземки.

Обжигающе яркий свет ксеноновых головных ламп мощной машины вязнул в вихре снежинок, как таракан в смоле. Лампы на фонарных столбах-вешках, расставленных вдоль дороги через каждые 25 метров, казались бледными пятнами в кружевной круговерти.

На прямой до площади Спасения заблудиться было сложно, но Кира все-таки включила экраны ночного видения, и мир сразу зажегся флуоресцентным зеленым. Стали заметны маркеры, по которым дорогу нашел бы и приезжий, никогда до того не путешествовавший по городу в бурю.

Она добавила тяги, и сноумобиль, выдув из-под юбки облако снега, резво заскользил над поземкой, набирая ход. Кира бросила взгляд на часы на приборной доске и улыбнулась уголком рта: умница, успела собраться и выехать всего за двадцать минут с момента звонка, значит, будет на КПП Центра минут за десять до назначенного срока. Скорее всего, времени до джампа осталось немного – редко получается исчислить критическую точку более чем за пару часов до ее возникновения – и в Центре уже царит суета, правда, неплохо организованная, но все же суета. Что ж, в этом беспорядке она чувствовала себя как альфа-самка в гончей стае.

Кира ехала по Радиалу в одиночестве – ни встречных, ни попутных сноумобилей, ни, что совершенно понятно, пешеходов.

На кольце у площади Спасения она заметила на одной из Диагоналей одноместный скутер и подумала, что в нем спешит на работу кто-то из коллег, но трехполозная машинка, мазнув по вездеходу Киры прозрачным светом фар, укатила в противоположном направлении.

После площади Спасения начинался проспект Свободы – широкая магистраль, рассекавшая город с Юга на Север, – конечно же в такой снегопад ее никто не расчищал, но вездеход на воздушной подушке мог не бояться снежного покрова. Здесь Кира разогнала машину до сорока миль в час и, коснувшись наушника, вызвала Данила. Его комм соединился с линией через пять гудков, прозвучал сигнал, по экрану на приборной пробежали полосы и тени. Она услышала, как дышит собеседник, подумала немного, явно колеблясь, но все-таки включила видеосвязь.

– Да, Кира… – отозвался Данил.

Он сидел в кухонном блоке. В ее кухонном блоке. И пил кофе из рыжей чашки. Из ее чашки. Все было бы ничего, но она до сих пор не знала: этот высокий брюнет с голубыми, чуть водянистыми глазами и тонким лицом интеллектуала-аскета – ее мужчина или нет? Если ее, то все в порядке, а если нет, то что он делает в ее квартире?

– Ты что? Уже успела добраться?

– В пути. Извини, что так вышло.

Кире действительно было неудобно. Нет ничего хуже, чем бездарно прерванная прелюдия.

– Что поделать? Каждого из нас могут позвать в любой момент. Ты врач, от тебя зависят чужие жизни, ты обязана… Мы же на военном положении…

– Мы уже лет сорок на военном положении… Но я не по тому поводу, Дани. Я говорила с госпиталем перед тем, как набрать тебя… – сказала Кира, ненавидя себя за то, что так ловко и непринужденно врет. Получалось естественно, иногда даже естественнее, чем говорить правду. – Ситуация тяжелая. Скажу честно, я не знаю, когда закончу оперировать.

– Мне тебя не ждать? Так?

– Так. Лучше не жди. Я могу и совсем не приехать.

– Будет жаль.

– Мне тоже.

Ну, хоть здесь можно сказать правду. Ей действительно было очень жаль.

– Хочешь, я подожду тебя в госпитале?

– Зачем? – грустно улыбнулась Кира в объектив видеокамеры. – В любом случае, сегодня мы стратили – не стоит и пытаться. Я буду никакая – усталая, злая, дерганая, и не хочу, чтобы ты видел меня такой. В следующий раз, Данил. Хорошо?

– Хорошо, – согласился он нехотя. – Тогда я допью кофе – и домой.

– Конечно. Я позвоню тебе, как приеду.

Он улыбнулся.

– Слушай, Кира, а ты не пробовала на выходные выключить коммуникатор? Хотя бы на сутки? Это ненаказуемо, в Безопасности на это закрывают глаза – должны же люди когда-нибудь отдыхать? Ты не единственный хирург в Сити, в конце концов. Или ты думаешь, мир перестанет вращаться, если ты уйдешь со связи?

– Я не могу…

– Что не можешь? Мир не рухнет, поверь.

– Мой мир – может, – серьезно возразила Кира.

И, как ни странно, в этот момент она тоже говорила правду.

Когда ее вездеход въехал на приемный пандус Центра и термозавеса расступилась перед его кургузым носом, стало видно, что ее ОЧЕНЬ ждут.

У въезда в Трубу стоял здешний кар, выкрашенный в желтый цвет, а рядом с каром – двое военных в костюмах с подогревом, в масках, закрывавших практически все лицо, и с автоматами.

Один из вояк бросился к ней, как потерявшийся ребенок к матери, подскочил к дверце машины и, распахнув ее, отдал честь.

– Госпожа Давыдова? – пробухтел он в маску.

Кира кивнула.

– Могу я сканировать ваш чип?

Кира молча протянула ему левую руку, развернув ее ладонью вверх.

– Благодарю.

Сканер пискнул, зажегся зеленый огонек.

– Личность подтверждена, – сказал негромко второй, стоявший чуть в стороне военный. Он говорил в микрофон на воротнике комбинезона, но с Киры не спускал глаз.

– Давыдова Кира Олеговна, тридцать шесть лет, этническая русская, – произнес первый, рассматривая ее в упор через стекла маски. – Лейтенант Вязин, служба охраны Центра. Прошу вас пересесть в наш электромобиль. Вашим вездеходом займутся.

– Что произошло, лейтенант? – спросила Кира, выпрыгивая из машины. – Что за спешка?

– Вам все объяснят на месте.

– Где это – на месте?

– Я отвезу вас к проходной проекта «Сегмент» – так мне приказано. Дальнейшее не в моей компетенции. Извините, Кира Олеговна.

Здесь, у въезда на паркинг, было холодно. Не так, как на улице, но холодно – ледяным бетонным дыханием сразу прихватило щеки. Кира запрыгнула на сиденье кара, спрятала нос в воротник и замерла, как нахохлившаяся птица.

Вязин забросил автомат на бок и занял водительское место. Загудев электромоторами, кар рванул с места и почти сразу же юркнул в Трубу.

Центр был огромным помещением. Кира и представить себе не могла его полных размеров, хотя уже несколько лет здесь проходила значительная часть ее жизни. Его возвели лет 20 назад, как раз после открытия джампа, использовав под секретный проект большую часть зданий заброшенного ракетного завода. Туннели-трубы соединяли строения подземной паутиной, составляя невидимую постороннему глазу коммуникационную систему. Некоторые из построек зарывались на добрый десяток этажей в землю, выставив наружу только вентиляционные шахты. Оставшиеся же сверху помещения напоминали бетонные коробки старых жилых домов. Для всех живущих в Сантауне Центр был научным институтом по использованию термальных ресурсов, для осведомленных (таких было немного, но они были) – джамп-базой, для джамперов – местом начала прыжка и точкой возврата. Здесь начиналась и здесь заканчивалась невидимая простым смертным война. Война с чужой Параллелью.

И сейчас желтый электрокар вез Киру на эту войну.

Параллель-1. Октябрь

– Раз уж все вы собрались здесь, – сказал Кирилл Давыдов, – значит, вам можно знать, как меня зовут.

Они сидели перед ним – двадцать семь новобранцев, прошедших тест на прыжковый ген. В основном, молодые ребята лет до 30. Девушек было немного – шесть человек. И среди них были симпатичные.

– Зовут меня Кирилл Давыдов, я такой же джампер, как вы все. Вернее, такой, каким каждый из вас может стать – если захочет и если ему повезет. Пока между мной и вами есть одно принципиальное различие. Вы – кандидаты в джамп-группу, а я – марафонец.

Он обвел взглядом небольшую аудиторию, стараясь зацепить глазами каждого из новичков, рассевшихся на стульях полукругом. Слушали внимательно, стараясь не упустить ни слова. В принципе, правильно делали: лишних знаний не бывает, никто и предположить не может, что именно спасет жизнь в момент, когда надеяться будет не на что.

– Вы спросите меня, что такое марафонец?

Кирилл сделал эффектную паузу и развел руками, словно певец, вышедший на поклоны.

– Давайте начнем сначала…

Он улыбнулся, подошел к белой переносной доске и, все еще чуть рисуясь, взял в руки массивный синий маркер.

– Каждый из вас три месяца назад проходил освидетельствование. Обычный анализ крови, вы такие сдаете с самого детства, и после него никогда ничего не происходило, но в тот раз сразу после получения результатов вы были рекрутированы на государственную службу в специальное подразделение – джамп-группу, и сейчас говорите с ее командиром. Что, собственно, произошло? Объясню. В ваших анализах крови обнаружен маркер джамп-гена. В том, что он у вас есть, нет вашей заслуги или заслуги ваших родителей. Это не мутация, не уродство и не избранность. Это рецессивный ген, доставшийся вам в наследство от далеких предков. Настолько далеких, что трудно даже представить – возможно, мы говорим о двухстах тысячах лет. Или о трехстах тысячах, сейчас это не принципиально. Давно – это давно, и разница в сто тысяч лет не меняет сегодняшних раскладов, поэтому этой погрешностью предлагаю пренебречь. Скажу еще одну удивительную вещь – джамп-ген когда-то был у всех, кто родился под этим солнцем, но постепенно, непонятно почему, молекула ДНК, несущая в себе запись о ваших способностях к джампу, накапливала ошибку. Ошибка в данном случае – это «хвост» из аминокислот, который каждый раз после прыжка цепляется к ДНК джампера. По мере накопления «хвостов» и соответственного удлинения молекулы способность людей совершать прыжки снижалась и в конце концов практически исчезла. Сегодня один человек из десяти тысяч способен совершить два-три прыжка, один из ста тысяч – десяток, один из миллиона – сотню, и лишь один из десяти миллионов способен на условную тысячу перемещений. Таких называют марафонцами, и я один из них. Вы сидите здесь потому, что способны на прыжок, но никто – слышите? – никто не знает, сколько джампов вы осилите до того, как ошибка в вашей ДНК станет критичной. Два? Десять? Двадцать? Утрата способности прыгать для обычного человека не значит ничего – это его нормальное состояние. Для джампера… Для джампера поломка рецессивного гена – безумие или смерть. Так что, коллеги, с одной стороны, вам повезло: джамп-группа – самое престижное подразделение в армии и вы отныне обеспеченные люди со страховкой, которая смягчит горе от потери семье, а вот с другой стороны… С другой стороны, вы – смертники. Камикадзе[3]3
   Камикадзе (яп. камикадзэ, симпу, ками – «божество», кадзэ – «ветер») – «божественный ветер», название тайфуна, который дважды, в 1274 и 1281 годах, уничтожил корабли монгольской армадыхана Хубилая на подступах к берегам Японии.


[Закрыть], если доводилось слышать о таких. Не только ваши жизни нужны нашему миру, но и ваши смерти.

Сидящий прямо напротив Давыдова щуплый блондин с чуть кривоватым лицом и выступающими вперед зубами ухмыльнулся.

– За такие бабки, – сказал он, оглядываясь на товарищей, – можно и рискнуть. Нам это все говорили, командир. Про этих генов никто не распространялся, но то, шо сдохнуть можно «на раз» – объяснили. Ты б нам рассказал, что такое…

– Встать, – негромко приказал Кирилл. – Встать и представиться по форме, джампер. Этому тебя учили?

Щуплый с секунду недоуменно смотрел на Давыдова, а потом встал, но без особого рвения. Так, от греха подальше, мало ли что.

– Джампер Сотников, – доложился он.

– Джампер Сотников, господин джамп-мастер, – поправил его Давыдов.

– Так точно, господин джамп-мастер! Джампер Сотников!

А ведь ни черта ты меня не боишься, подумал Кирилл, глядя в выцветшие глаза блондина. Откуда ж ты такой взялся, красавец-мужчина?

– Задавайте вопрос, джампер.

– Какой? – удивился Сотников, но тут же вспомнил. – Слушаюсь, господин джамп-мастер! Что такое джамп, господин джамп-мастер? У меня пять классов школы про все дела…

– И где тебя нашли, джампер Сотников?

Щуплый снова усмехнулся, но на этот раз улыбка была не кривой, а просто неприятной. Несущей в себе угрозу, что ли?

– В тюрьме, – сообщил он и показал зубы.

Зубы были хоть и выступающие, но безупречно белые: явный пластик, причем из дешевых, даже без намека на цветовой подбор. – Ждал суда, господин джамп-мастер.

– Понятно, – сказал Давыдов. – Ну-ка, подняли руку те из вас, кто прошел полный школьный курс!

Таковых оказалось полтора десятка.

– Не густо. Специальное образование?

Семеро.

– Головастики?

Трое.

– Лучше, чем ничего. Ну, что ж, джампер Сотников, считай, что ты снова в школе. Попрошу господ «образованных головастиков» объяснить остальным непонятные слова, а я постараюсь говорить доступно. Джамп – это перемещение между Параллелью Один и Параллелью Ноль. Перемещение не физическое – ваше тело на время прыжка остается здесь. Суть джампа в отображении электромагнитной матрицы вашей личности в реалиях Серединного мира. Слово «реалии» понятно? Уже хорошо. А что такое Серединный мир, я объясню чуть позже. Слушать и внимать, а если что выходит за рамки доступного – запоминайте, спросите. Первая аксиома – ваше тело никуда не девается. Оно лежит в специальном контейнере и дожидается возвращения вашей личности. Вторая аксиома – ваш электромагнитный двойник занимает то тело, какое окажется поблизости от точки перехода. Скажу честно, хотя лично со мной этого не случалось, это не всегда человеческое тело, и надо быть к готовым и подобной ситуации.

– Как это – нечеловеческое? – спросила сидящая слева молодая девушка с выкрашенными в два цвета светящимися красками волосами. Ей было лет 25 на вид, но могло быть и под сорок – модница вряд ли обошлась без восстановительной пластики. На хорошеньком, наверняка не раз перекроенном личике отобразилось искреннее удивление и даже испуг. Форма ее совсем не портила, даже подчеркивала некоторые детали не хуже декольте.

Неужели им не говорили ничего на вводной лекции? Или все интересное оставили «на потом»?

– Точка перехода, – объяснил Кирилл, разглядывая собеседницу достаточно бесцеремонно, но не настолько, чтобы вызвать обвинение в домогательстве, – назначается компьютером. Она не произвольна, так как должна находиться в месте напряжения вероятностей, но случайна. Я не могу объяснить доступнее, господа претенденты, все это сложно и понятно только тем, кто теорию джампа разрабатывал и реализовывал на практике. Многие говорят правильные слова и используют термины, но умное лицо еще не признак компетентности. Суть процесса джампинга открыта считанным ученым на планете. Так что наши головастики могут не напрягаться – это не про них. Давайте не вдаваться в теории, а знать то, что вам надо знать для исполнения долга и для того, чтобы суметь выжить. Если возле точки перехода есть человеческое тело, то джампер попадает в его сознание, оттесняя матрицу хозяина на второй план. Если человеческого тела рядом нет, то джампер занимает любое, подходящее по размеру. Если нет подходящего по размеру – любое доступное. Если же нет никакого – то матрица возвращается назад, израсходовав прыжок. То есть, изменение в ДНК у вас появилось, но прыгали вы впустую. Так что вы вполне можете прыгнуть в тело собаки, кошки, ежика или кенгуру, все они еще благополучно существуют в Серединном мире. Мужчина может попасть в тело женщины, женщина – в мужское тело. Главное, прыгнув, попытаться выполнить задание и не погибнуть при этом. Потому что гибель тела-приемника в Серединном мире в 90 % случаев заканчивается смертью джампера в обоих вселенных.

– А остальные 10 %? – спросил один из «головастиков», грузный мужчина лет сорока – сорока пяти, лысоватый, с рябым бугристым лицом и нездоровой отечностью под глазами.

Взгляд у него был умный, но очень тяжелый – неприязненный, какой бывает у сильных людей, уставших искать выход из безнадежной ситуации и готовых на все для того, чтобы вырваться из клетки, куда загнала их жизнь. Штафирка. Заставлять его каждый раз обращаться к командиру по форме, конечно, нужно, но лишено смысла и приязненности в отношения не добавит, хотя плевать! «Головастика» тоже можно понять. Его сорвали с насиженного места в какой-нибудь правильной конторе, отлучили от жены и детей, может быть, и опостылевших, но привычных и удобных. Одели в форму, бросили в закрытый лагерь для подготовки джамперов и рассказали, что он теперь должен умереть за родину. Просто должен.

– Представьтесь по форме и задайте вопрос еще раз, – приказал Кирилл сдержано.

«Головастик» встал и оказался совсем небольшого роста, но очень широким, буквально квадратным, причем без признаков развитой мускулатуры.

Интересно, подумал Давыдов, как его дрессировали? Можно ли вообще развить боевые рефлексы за месяц в таком детренированном теле, причем до такой степени, чтобы они отпечатались в подсознании и переносились вместе с матрицей при джампе?

– Джампер Куницын, – сообщил «головастик». – Что происходит с остальными 10 % джамперов после гибели тела-приемника, господин джамп-мастер?

Кирилл пожал плечами.

– Статистика печальная. Матрицы возвращаются в наш мир, но для джампера это гарантированное безумие, как и при превышении лимита прыжков. Должен сказать, было несколько случаев, когда возвращение прошло относительно благополучно. Правда, через некоторое время джамперы умерли – кто от разрыва сердца, кто от недиагностированной опухоли мозга, кто от недостаточности почек, печени или еще чего другого… Связать эти смерти с гибелью тел-приемников напрямую нельзя, но я, например, не нуждаюсь в доказательствах такой связи.

Судя по тому, с каким выражением лица Куницын уселся на место, ответ Давыдова ему оптимизма не добавил.

– Теперь о том, что такое Серединный мир или Зеро, и почему именно в нем мы воюем с нашим основным врагом – Параллелью Два…

Давыдов повернулся к белому глянцу пластиковой доски и провел на ней маркером три вертикальных параллельных линии.

– Земля – это не только каменный шар с жидким расплавленным ядром, летящий по орбите вокруг Солнца с сумасшедшей скоростью. Как выяснилось не так давно, наш мир устроен куда как сложнее. Земля – наша родина, наша планета, действительно двигается по своей орбите вокруг солнца. Но на самом деле вокруг Солнца крутится еще два параллельных мира.

Он аккуратно пронумеровал линии на рисунке.

– Наш мир – это Параллель один. Чужой мир – это Параллель два. Как видите, они находятся по разные стороны от центральной линии и, если верить нашим ученым, не могут сообщаться между собой. Между ними находится Серединный мир, он же – Параллель Ноль или Зеро, на нашем профессиональном сленге, для краткости. Зеро разделяет нашу вселенную и вселенную наших врагов надежнее, чем бетонная заградительная стена. И мы, и они можем взаимодействовать с Серединным миром, но ходить друг к другу в гости нам заказано самой природой. По идее, такая конструкция мироздания должна огораживать нашу вселенную от неприятностей, но на деле…

Он прошелся мимо доски с нарисованным «трезубцем» и остановился у окна, заложив руки за спину.

– На деле, – продолжил Давыдов, глядя на то, как разгорается ночными огнями просыпающийся после дневного оцепенения Сити, – все сложнее и хуже. Уж не знаю, кому принадлежит know-how, но тот, кто придумал такую систему, обладал своеобразным чувством юмора и явно знал толк в извращениях.

По аудитории прокатился сдержанный смешок. Слово «извращение», скорее всего, было понятно всем присутствующим: от бывших заключенных до головастиков.

– Дело в том, – сказал Кирилл, и голос его прозвучал так, что сидящие в учебном классе затихли, как по мановению волшебной палочки, – что Параллели влияют друг на друга. Представьте себе сообщающиеся сосуды…

Он шагнул к доске и несколькими взмахами маркера изобразил популярный рисунок из учебника физики.

– Между Параллелями нет равновесия, и то, чего не хватает в нашем мире, в избытке есть у них. Вода в их мире оборачивается нашему миру пустыней, их холод – это наш зной… Ну и так далее…

– И наоборот? – спросил джампер Сотников, и тут же, оглянувшись, поправился, – господин джамп-мастер!

– И наоборот, курсант… – подтвердил Давыдов. – Хотя то, что я вам рассказываю, – бывшая чистая теория, правда, теперь уже подтвержденная практикой последних двадцати лет. Никто из нашего мира никогда не был в мире Параллели Два. Я не физик, не джамп-теоретик и не смогу объяснить, почему все происходит так, а не иначе, и почему подъем температуры в нашем мире должен вызывать соответствующее понижение температуры в мире наших врагов. Я даже не могу с уверенностью утверждать, что все именно так, как говорят ученые. Я сужу по результатам. Уж не помню, кто сказал в позапрошлом веке, что практика – критерий истины…

Он повернулся, оглядывая устремленные на него глаза, пробежался взглядом по лицам.

– Незнакомые некоторым слова объяснят ваши товарищи, но, как я обещал, позже. Теперь главное, господа курсанты… Дальше пойдет то, ради чего с вас взяли расписки, то, ради чего вы присягали и собраны здесь. Вот уже 20 лет мы ведем войну с Параллелью Два, но война эта проходит не на их и не на нашей территории: поле боя – Мир Зеро, и происходит это потому, что наши три мира связаны друг с другом сетью силовых полей, так называемых спиц и жгутов. Между жгутами и спицами есть разница, но сейчас мы не будем на ней останавливаться. Существуют точки вероятности, которые рассчитываются нашими компьютерами. В этих точках происходит крепление спиц и жгутов к специальным узлам пространства. Часто это связано с артефактами, которые располагаются в Мире Ноль. Что такое артефакт? Артефакты – это различного рода искусственные сооружения – пирамиды, старые курганы, старинные стелы, дольмены, которые могут скрываться где угодно – в лесах, под водой, в городах… Они служат источниками энергии и местом крепления для спиц – неподвижных силовых линий, расположение которых легко высчитывается по специальному алгоритму. Знай мы все узловые точки вероятности – и война давно бы завершилась в нашу пользу. Но…

Давыдов развел руки в извиняющемся жесте.

– Увы… Силовые коридоры совершенно нестабильны и переключаются между узлами закрепления хаотично. Таким образом, зная место расположения артефакта, мы можем определить время, когда он служит креплением для спицы лишь с определенной долей вероятности. Переключения идут постоянно, мишень двигается – уничтожить цель легко, но надо ее вовремя обнаружить и успеть разрушить крепление… А это задача другой сложности. Я понятно объясняю?

Аудитория загудела одобрительно.

– Значит, понятно, – резюмировал Кирилл. – Вопросы?

– А что дает разрушение креплений?

– Теоретически, если разорвать связь между Параллелями и Зеро, то наш мир должен через некоторое время вернуться к норме. Норма, для простоты понимания – это то, что было семьдесят лет назад. Именно те пределы климатических зон принято называть точкой отсчета. Мы должны «отсоединить» Параллель два, отбросить их в сторону, прекратить перетекание. Это наша задача, господа курсанты. Смерть вражеской Параллели – это наша с вами жизнь. Жизнь наших детей.

– Вы хотите сказать, – спросил курсант Куницын, морща широкий лоб, – что в то время, как мы пытаемся отсоединить от Серединного мира Параллель Два, они проделывают то же с нашим миром?

– Да, – ответил Давыдов просто. – Это так. Это война, а война заключается в том, что одна сторона хочет уничтожить другую и помешать ей уничтожить себя. Параллель два противодействует нашим джамперам и атакует узлы крепления наших спиц. Мы противодействуем их джамперам и уничтожаем их крепления. Все как у взрослых, Куницын, все по-настоящему. Это сложные боевые задачи, которые вам придется решать. Но это не все сложности. Спицы, по крайней мере, стабильны какой-то промежуток времени. А ведь есть еще и жгуты…

– Жгуты? – переспросила двуцветная девушка-дама.

– Жгуты, – Давыдов подошел к доске. – Жгуты – это непостоянные связи, не завязанные на артефакты. Они не менее прочны, чем спицы, и важны для наших целей. Вычислить их труднее, хотя уничтожить узлы их крепления проще – это все-таки не пирамиды на воздух поднимать или горные массивы рушить.

– Так к чему крепятся жгуты? – спросил Куницын.

– К людям, – сказал Кирилл и нарисовал на доске схематичного человечка.

Ручки, ножки, огуречик…

– К джамперам?

Курсант Куницын не зря был головастиком. Он задавал правильные вопросы.

Давыдов сделал небольшую паузу, недостаточно театральную, но заметно поднявшую градус внимания в аудитории.

– К сожалению, – он аккуратно закрыл маркер колпачком и положил его возле доски, – нет. В принципе, жгут может крепиться к кому угодно – в том числе и к одному из нас, но учтите – нас очень мало, а следовательно, и вероятность такого события мала. Жгуты соединяют Параллель с Серединным миром. Действие жгута основано на свойствах ДНК носителя, а это дает ученым основание предполагать, что у таких вот особенных людей в каждом из трех миров есть оттиск…