Текст книги "Оковы равновесия"

Мальчик шумно выдохнул:

– Для вас-то найдется, айе барда, да.

– Вот и хорошо, – следуя за ним в задымленное, прокуренное помещение, пробормотала я. – Травок заварите мне летних да чего поплотнее на ужин. Переночую, а потом снова в путь-дорогу, песни да истории собирать.

– Но перед сном-то вы нас порадуете, айе? – рыкнул знакомый уже голос. Старший страж встреченного патруля.

Рука-лопата легла на спину, меняя направление движения, и миг спустя приземлила на широкую скамью меж кольчужных боков.

– Что ж не дали подбросить-то? Нам не в тягость… – Какой-то не испорченный еще служением паладин.

– Не люблю лошадей.

И это истинная правда. И в мелочах себе попустительствовать не люблю, потом может боком выйти. Но пока голоса живых заглушают крики мертвых, я позволю себе поверить, что все будет хорошо.

– Так споете нам, барда?

– Спою, пресветлые господа, спою…

Вот только настроения нет что-то веселое играть, все больше на печальное да на дерзкое тянет.

Горечь побед и пепел выигравших…

Пусть будет баллада об осаде крепости Илластир, героическая и величественная в воспевании Света. Бард я или не бард, в конце концов? Чего я стою, если не смогу сместить акценты так, как желается?

Теплый отвар отогрел ладони. И спустя еще пару кружек помягчели связки. Мелодия же словно сама выросла из говора и звяканья посуды, из скрипа дерева и шелеста огня.

 
Слушайте и не говорите, что не слышали
О том, как восход загорался над стенами крепи,
Как горны трубили атаку и схватку клинков,
Как рушились башни и лопались крыши,
Горбыли мостов и своды святцев…
 

Поздний рассвет застал меня на узкой лесной тропе, проложенной оголодавшими волками. Впрочем, пока впереди и чуть слева стелется по снегу оборотень, серые не рискнут заступить дорогу.

Мерное движение чуть притупляет внимание, и несколько часов проходят почти незаметно, только усталость копится в теле. Рей Шир легко ведет меня к дому, моховая подстилка, слегка присыпанная снегом, легко стелется под ноги.

Овраг, бурелом. Нагнуться, пропуская над собой еловую ветвь, посохом отвести ежевичную плеть, по камням перебежать звонкий незамерзающий ручей. Отцепить от сумки колючий побег дикого шиповника…

Прохладно, пахнет подмерзшей корой. За тихим хрустом заснеженной травы под лапами оборотня и моими сапогами слышится птичья перекличка, стук дятла.

Я не вслушиваюсь, стремительно скользя по проложенной зверем тропе.

Не стоит опаздывать к обряду одному из главных свидетелей.

Позднее холодное утро, как водится, застало меня на крыше надвратной башни Азурока. Поеживаясь от порывов ветра, все же зима на носу, я вслушивалась в разносимые им звуки.

Замок готовился к церемонии.

На кухне громыхали посудой, в оружейной – сталью. Носились по двору дети, отчаянно мешая и путаясь под ногами. Шуршал снег, перемешанный с травой, вытаптываемый кругами на большом поле нервничающими оборотнями.

Их будет три, обрядовых круга. В самый первый и широкий встанут подданные, волки и гвардия, просто люди, живущие под сенью темного бога. Второй, меньшего диаметра, займут друзья и свидетели. Внутренний – для родственников и первосвященника, ведущего церемонию. В центре расположатся желающие вступить в брак под сенью богов. И вот тут была проблема. Светлого мы вряд ли можем ожидать, учитывая, что празднуют свадьбу затаившиеся посвященные Тьме.

Впрочем… не буду загадывать.

Как, интересно, справляются там, в большом мире? Церемониал сохранился еще с довоенных времен, но вряд ли Азур отзывается на призыв. Он еще слишком слаб, чтобы так демонстративно заявить о себе, не зря мы храним в тайне свое существование.

Наверное, эдиктом уцелевших орденов браки с неполным благословением признаются законными?

Как это люди принимают, интересно? Те, кто еще помнит буйство сил, сливающихся во время призыва в круге.

От святилища взвился легкий дымок возжигаемых благовоний. Потек над крышами, разносимый ветром. Лучи негреющего солнца легли на землю, разгоняя туман и разбрасывая бледные искры отражений от мелкой перламутровой гальки, натасканной с горных отрогов.

Я увидела, как медленным торжественным шагом из леса вышли оборотни в цветастых камзолах. Стоящие в воротах люди в строгих одеяниях цепочкой потянулись к большому кругу. Негромкая тягучая музыка растеклась над замком, словно укутывая всех ватной пеленой. Воздух сгустился, ощутимая тяжесть присутствия легла на плечи, мир утратил призрачную осеннюю яркость, прозрачность и свежесть раннего утра. Раскрашенный в оттенки серого и черного, он все еще был соразмерен и прекрасен, но по-другому.

Пора.

Золотая волна силы понесла меня вниз и вперед, неспешно и плавно, мимо хмурого герцога в черном, до земли, парадном одеянии, мимо замершей, взявшись за руки, встревоженной пары. Артир, закусив губу, упрямо смотрел вперед, принцесса, нет, просто Риана по третьему, самому домашнему имени, едва заметно улыбалась.

Прекрасная пара. Оба в светло-голубых одеяниях, девушка с черными шелковыми лентами в волосах, ученик – с гильдейской бардовской бляхой.

Обреченности в них нет, только готовность к борьбе. Совместной, со зримым или незримым врагом, и если надо, то и со всем миром разом.

Они даже двигаются в унисон.

Интересно, как бы мы с моим герцогом… нет. Позже.

Три дюжины шагов, аккуратно переступая через блестящие границы, между плавно расступающимися друзьями, знакомыми, соратниками.

Владетель Азурока следом за мной прошел в круг, замер напротив, перебирая четки из зеленого камня. Он будет звать темного, впрочем, тот уже наготове.

Я отстраненно улыбалась, мне казалось, что вот-вот случится… что-то. Последний рывок? Знакомое чувство смутной обреченности медленно наполняло сознание. Пора… уходить? Уже? Но…

Сила переполняла меня, оковы обжигали запястья, в глазах, наверное, полыхало пламя. Опустив голову, я ждала. Вслушивалась в шелест одежд, в шуршание гальки под ногами свидетелей, вдыхала аромат благовоний, немного горьковатый, тяжелый, прочно запавший в память вместе с Кираном. И его служением.

Ивер. Неистребимо витающие вокруг него запахи оружейного масла и стали. Стоит рядом по праву наставника, символически же выполняя роль отца невесты. Откуда здесь взялись бы настоящие родственники Рианы?

Старательно отводя глаза, я вслушивалась в колебания сил. По коже прошелся ветерок, когда полог раздвинулся, пропуская в центр будущих супругов.

А я уж постараюсь, чтобы этот брак был заключен по всем правилам, хотя очень жаль… не хочу уходить. Рано, столько еще неспетых песен, отложенных разговоров, подавленных желаний. Я все это забуду?

Какая разница, шанса выяснить это все равно не будет.

Искоса, сквозь ресницы, взглянула на герцога. Потом на замершую в центре пару.

Они сосредоточенно следили за владетелем Азурока, начавшим канонный призыв.

Тишина.

Кажется, все, кто стоят вокруг нас, в замке, в лесу, затаили дыхание. Да весь мир замер! Мы снова балансируем на кончике иглы.

Я судорожно стиснула за спиной пальцы. Краем глаза заметила, как Артир вцепился в запястье своей принцессы.

Мой ученик, бард, принц… и посвященная Тьме. Это судьба.

Моя же судьба стояла напротив, и за спиной владетеля сгущался сумрак. Просьба благословить союз, короткий выдох, речитатив связующий, на который можно и нужно отвечать только согласием. Кулаки Кирана стискивали пряди энергии, удерживая Азура от полноценного проявления. С трудом, до крови из-под пальцев.

Благословения нам? Всего лишь! Темнейший, кажется, пошел вразнос… Отчего?

Сила закручивалась в воронку, концентрируясь вокруг бледнеющей Рианы.

И некому было уравновесить энергию.

Почему некому?

Я вскинула руки.

Я – равновесие этого мира!

Я – бард!

Боги отзываются на наш призыв!

Солье Ривер есть кого просить об услуге.

Ивер отшатнулся, когда из меня волной выплеснулась сила. Выплеснулась с криком, почти разодравшим горло, с кровью, брызнувшей из-под оков.

Аллира Пресветлая!

Долгом твоим взываю к тебе, приди!

Длинная звонкая нота золотой иглой прошила небо, не нарушая полога, но позволяя осторожно пройти, будто в гости, по приглашению.

От ощущений тела меня отрезало мгновенно. Осталась только пронзительная вибрирующая мелодия, нить силы, ведущая куда-то вовне, и словно отдачей обрушившееся присутствие. Раздраженное, немного виноватое, полное надежды…

Во тьму, клубящуюся в круге, будто влилась тонкая серебристая струйка, сплелась с мохнатыми прядями.

Держать!

Сила вытекает из сознания, оставляя только гулкую пустоту.

Держать, ну же!

Боги ведь обязаны выплачивать долги, как и мы, смертные…

Энергия свернулась в парные браслеты черненого серебра, проявляющиеся серым узором на запястьях вцепившихся друг в друга уже супругов.

Благословения нам.

Вспышка света окатила холодом с ног до головы. Словно молоком умыла лица, тела, камни и землю, очищая и не давая скатиться вниз.

Все?

В последнем всплеске силы еще ощутила, как утихает ледяной ветер, безжалостно рвавший одежду. Клочья белой ткани оседают на землю снежной пеленой.

Вот и все…

Интерлюдия

Из черновиков. Воспоминания

Ныне, когда большей части участников давней войны с Тьмой уже нет с нами, а те, кто остался, были тогда всего лишь детьми, я решил, что стоит пролить свет знания на былые времена. Дабы не повторяли следующие поколения наших ошибок.

И первейшее, что должен я сказать, это – свет не может существовать без тени. А тьма не всегда есть зло. Истина эта простая, всем известная и даже в чем-то банальная.

Но оплаченная таким количеством крови…

После того как пал последний оплот Тьмы, казалось, что жизнь вот-вот наладится, станет легче и лучше, но ком проблем все нарастал и нарастал… грозя обвалиться и погрести под обломками все то, за что мы сражались. Возможно, обыватели, живущие каждый в своем маленьком мирке, и не замечали, но мне, сироте при пехотном полку, а потом неудачливому послушнику ордена Пресветлой Аллиры, не было заметно, что неурядиц в мире становится меньше.

Неурожай в местах, славных плодородными землями, бури и ураганы в прежде спокойных краях, засухи, последыши темных орденов, сорвавшиеся с привязи, и дети, все так же рождающиеся с меткой Тьмы, отчетливой, только лишенной посвящения богу. Вот что с ними было делать, ведь многие родители от таких сразу отказывались? Порой и подростков из дома выгоняли, не принятых светлыми богами, а младенцев так вовсе выкидывали, как котят новорожденных. Не все, конечно, но… пока приюты при обителях Аллиры не начали строить, темные мальки чуть ли не в рабстве оказывались. Мерзкая практика это была, в батрачество отдавать малышей.

Паладины патрулировали дороги, гоняли тварей, сопровождали караваны, ни дня не проводя в безделье. И теряли, теряли, теряли людей.

Такова была ситуация всего десять лет спустя после войны.

И лучше она, казалось, стать не могла. Но… всегда есть какое-то «но»!

В тот год я почти всю зиму оправлялся от тяжелого ранения, и вместо того чтобы получить посвящение в паладины, проводил время в целительском крыле своей родной обители, от нечего делать собирая слухи.

Узнал с радостью, что выжила барда, путешествующая с тем роковым караваном. Я был в ужасе от потерь, что паладины понесли при вычищении старого гнезда кровавых гончих. Двое из сводного отряда прибыли к нам долечиваться.

Они еще с настоящей Тьмой сражались, богами прикрытой. Я тогда с восторгом выслушивал были и небылицы. Молод был, наивен. Но среди баек и воспоминаний ветеранов смог уловить самое интересное. Говорили, что любой темный, полноценно посвященный своему богу, с его же поддержкой мог подхватить оборванный поводок хищных тварей, притормозить их на пару мгновений и дать паладинам время на перегруппировку и атаку.

Караван наш, говорили, чудом уцелел, и лишь потому, что гончих было немного, а сопровождал его мой учитель, заслуженно выдвинутый в тот год конклавом на звание старшего магистра, да с мечом благословенным. Кое-кто с оглядкой доказывал, что и барда сильно помогла. Горазда была посохом махать, да и тот непрост оказался.

Следует признать, в чем-то правы были спорщики.

Если подумать, кто по тем временам в одиночку по дорогам ходил? Из подзаконного люда, разумеется. Почти одни только барды, причем не все. А самые-самые, из тех, что богов одним словом дозваться могут. А уж слепой из них и вовсе одна была, айе Солья, Свирель Иишары. Тогда, впрочем, просто Свирель.

До резкого поворота в собственной судьбе, до охоты в Иишаре, я успел встретить ее всего трижды. То неудачное путешествие было первым разом. И впечатлений особых от нее у меня не осталось. Она была обычная.

Усталая, сосредоточенная, нервничающая. Замерзшая.

Худая и хлесткая. Только взгляд неподвижный, немного смущающая привычка касаться человека во время разговора да голос. Тихий, но какой-то гибкий, изменяющийся и в интонации, и в звучании. Завораживающе убедительный.

Замечу, что бардам, живущим песней, именно таковой и полагается.

Впрочем, интересующиеся, обратитесь в портретную галерею нашего ордена, изображения там вполне достоверные.

Год следующий для меня памятен лесными пожарами на юге. Именно эти события следует винить в том, что я все еще числился послушником. Просто не хватало времени для проведения всех полагающихся ритуалов, а ведь они потребны не только для ученика, но и для наставника. Двух десятков дней мы никак не могли выделить на пост и сбор благословений с полудюжины обителей.

Срочно собранный отряд двинулся на помощь задыхающимся в дыму провинциям. Альнор и Вирноль тогда сильно пострадали, едва ли сильнее, чем после вражеского нашествия. Мы по деревням и селам собирали сирот и просто выживших.

Тем летом мы с айе Сольей встретились во второй раз. Помню, как неспешно плелись утомленные кони, как люди встрепенулись, заслышав переливы какой-то песни за поворотом. Костер помню. И перемазанную сажей группу детей. И облегчение, улыбкой расцветшее на лице вскочившей женщины, едва она расслышала мой голос.

Право, я тогда ее по посоху только и опознал.

Вечером, пристроившись рядом с костром почистить обмундирование, я прислушивался к ее рассказу. Старший паладин Тирнал, наш командир, выспрашивал подробности из жизни погорельцев.

«Увы, – качала головой барда, – это все темные сироты». Хозяева их в погребе заперли, да сами от огня не смогли спастись, сгорели вместе с сундуками. А лаз в подпол чудом балками не завалило, да и малыши чудом там не угорели. Сама она на звук пошла, потом еще пришлось помогать выбираться.

Тирнал, разумеется, предложил помощь. Но что отряд толком мог сделать? До города сопроводить, подкормить немного. Поденных работников, даже малолетних, мы не имели права ни в семьи раздать, ни при святилище оставить. Да и кто бы темных принял?

Солья покивала на такие слова, согласилась идти до города вместе, а уж пристроить мальчишек она сумеет, знакомых хватает. Хотя было бы неплохо создать для них особые приюты, все же добрых людей мало. А так выйдет польза. Дети хоть подрастали бы, прежде чем в батрачестве оказаться. Работали бы лучше. Выгоднее…

Эта суховатая практичность меня, наверное, покоробила, и что-то тогда у меня на лице отразилось. И руки дрогнули, может, раздраженно звякнули звенья наборного пояса. Айе Солья, бард по прозвищу Свирель, мягко мне улыбнулась и сказала:

– Все будет в порядке, поверьте, Мартель.

И я поверил.

Знаете ли, нельзя не поверить менестрелю со столь проникновенным голосом.

Мы помогли детям и барде добраться до городка и расстались с ними у ворот. Наш путь дальше вел нас к градоправителю, темных ждала неизвестность. Я видел, как женщина, размахивая посохом и покрикивая, погнала чумазую стаю к ставшим кругом около балагана телегам бродячего цирка.

Весь тот день я, занятый пересчетом мешков с зерном, прибывшим с караваном ордена Сейша-охранителя, раздачей голодающим, разбором завалов, почему-то вспоминал идею айе барды. Приюты… было бы неплохо, но, будучи сиротой, я прекрасно знал, как можно нажиться даже на такой благородной идее.

Растратчиков и воров по сей день вешают с немалым восторгом. Порой отлавливают нечистых на руку казначеев дознаватели…

Додумался я тогда до особого ордена, собирающего отмеченных Тьмой детей… не сообразил только, откуда денег на это взять да куда потом взрослых пристраивать.

Не вздумайте улыбнуться, господа.

В итоге пути наши с наставником опять разошлись. Он уехал в столицу, я же в одиночестве отправился вдогонку за отрядом, следующим в Иишару, небольшой городок в Озерном краю. Сколько осталось от тех озер после летней засухи, стоит объяснять? Горные реки, питавшие водное ожерелье, обмелели, родники ушли в землю, колодцы показали дно. И так везде.

Поторапливался я все же не спеша. Не знал тогда, что творится в городе богов-близнецов, да и что бы мог сделать там, где два отряда паладинов не сладили с бедой? К тому же не мог пройти мимо людей, которым требовалась помощь здесь и сейчас. Вот не мог! Хотя раньше за собой подобного не замечал.

Так и вышло, что осенняя ярмарка застала меня всего лишь на полпути к озерам.

Откровенно говоря, именно некоторую мою небрежность при исполнении прямых приказов мастер считал главным препятствием к полному посвящению…

Именно там произошла третья встреча. И опять, по сути, ничего необычного. Просто столкновение у прилавка, перед разложенными на нем разноцветными тканями. И виноват я оказался, засмотрелся на молодую веселую кружевницу с полной корзиной цветастого товара. Что считалось роскошью необыкновенной по тем временам. Небогато и малолюдно было на ярмарке. И засуха купцов да ремесленников подкосила, и городок был маленький, так что моя и только моя вина, что айе Солью я едва с ног не сшиб.

Перехватил за локоть женщину, извиняясь, даже не сразу понял кого.

Обернулась она, мазнула по мне невидящим взглядом, рукой по плечу провела и узнала. Улыбнулась и спросила:

– Можно вашими глазами воспользоваться, Мартель? Одно мгновение?

Разумеется, я согласился. И тут же передо мной раскинули ворох тканей, засуетился торговец, выбирая куски поярче.

– Для чего же вам? – растерянно вопросил я, следя за движением ее рук, поглаживающих то выбеленный лен, то темную лежалую парчу.

– На платье свадебное… – Пальцы принялись выписывать круги по изломанному шелку.

– Кому?

– Мне. – Безмятежное спокойствие в голосе.

Как же я был удивлен! Но потом подумал – барды тоже люди. Почему бы нет?

– Тогда… тогда… – Я разворошил кучу тканей, потянув за кончик нежно-бежевый отрез.

Откуда у хозяина взялся королевский атлас, неизвестно, но барде он понравился. Благодарно кивнув в ответ на пожелания счастья, она погрузилась в торг. Я же, понаблюдав за представлением, способным, пожалуй, собрать не меньше зрителей, чем бродячий балаган, поспешил в овощной ряд. До полудня следовало пополнить запасы и отправиться дальше.

Да-да, именно в том самом королевском атласе айе Солья, Свирель Иишары, изображена на парадном портрете, что висит в орденской галерее.

Очень интересное место эта галерея героев. Одно из первых мест, где после войны не делили на темных и светлых. Пусть порой и мертвых…

А в Иишаре пропадали дети. За предшествующее моему появлению время исчезло более дюжины малышей от двух до трех лет. Из закрытых охраняемых комнат, из-под носа паладинов, городских стражников и даже Ночной гильдии! Бесследно. Собаки след не брали, испуганно скуля у ног охотников.

В городе царил ужас.

Сводный отряд трех орденов и тот не мог ничего сделать. Ну, они прочесывали территории, озера, скалы, овраги, не жалея благословения богов. Но не находили ничего, только ошметки темной силы, легко развеивающиеся под ударами мечей, напоминали о том, что когда-то были собственностью одного из темных богов.

Мое прибытие осталось незамеченным по большей части. И в целом я оказался бесполезен. В тяжелой, мрачной атмосфере погруженного в горе города ничто, казалось, не имело смысла.

Через пару дней я уже не знал, куда себя деть, лишь бы избавиться от пропитавшего меня чужого отчаяния.

Потому как можно чаще отправлялся за невысокие стены Иишары, в патрули, к озерам.

А исчезновения продолжались. Паника нарастала. Я сам трижды отбивал темных деток от толпы, до сих пор не знаю, скольких спасли в отряде. В конце концов всех, кого нашли, собрали в казарму и охрану приставили. Там же как-то незаметно обосновался старый бард с учеником, признаться, это не вызвало удивления. Чем бы сейчас в городе, погруженном в траур, заниматься. А так и сами при деле, и детям присмотр. Сопли подтирать да готовкой заниматься паладины все же не нанимались.

Да, высокомерие из высокомерия…

Тот самый вечер, когда наконец все закончилось, был самым обычным. Закат, осенние тени исчертили узкие улочки. Прохладно. Я готовился к ночному дежурству по казарме. Прочие мои соратники уже разошлись с патрулями.

– …что-то плохо я спать стал, – услышал от проходящего мимо старика-барда. – Едва глаза закрою, все звуки какие-то чудятся.

– Ой, мастер, – пробормотал ученик, – я вот тоже… Может, травок успокоительных заварить?

– Да уж, не помешало бы всем…

Я вежливо кивнул им, неохотно поднимаясь со скамьи. Кольчуга слегка тянула к земле, накопилась усталость в ногах, таскать на себе еще и полуторный клинок не возникало особого желания. Теплый камень стен приятно грел спину, и это место, было, полагаю, любимо многими поколениями охранявших казармы учеников.

Солнце окончательно скрылось за островерхими крышами.

Дежурство заключалось в периодическом обходе близлежащих улочек, вьющихся около длинной стены казарм, и осмотре дверей и окон. Торопиться особенно некуда, а одолевшую в сумерках зевоту я перебил привычным каноном благословения Аллиры.

И стоит ее же поблагодарить за то, что шел я, не печатая шаг и бряцая доспехом, как истинный рыцарь, а тихо брел, задумчиво замирая перед каждым поворотом.

Мне чудилась странная музыка, словно кто-то за тонкие струны дергал, а звуки во всем теле отдаются.

Вот вышагнул из-за угла и увидел, как посреди глухой стены одного из богатых купеческих домов обрисовался светящейся линией силуэт дверцы. Низенькой, мне по пояс. Она отворилась, заливая мостовую синим светом. И на улицу шагнула приземистая мохнатая тварь, длиннохвостая, клыкастая, с острыми розовыми ушами. Мощные задние лапы, передние короткие, в которых она тащила ребенка, малыша лет двух, обвисшего бессильной тряпкой.

Я потянулся было к мечу, но руки словно застыли, тело окоченело.

Тварь огляделась и потрусила неторопливо в сторону центра.

Я зажмурился до боли, взмолился Аллире, напрягся. И сделал шаг. И еще. И еще. Меня подгоняла и давала сил ярость.

Но дергающиеся в сознании струны, кажется, усыпляли или убивали.

Не убили, неожиданно прерванные резкой задорной мелодией, промчавшейся по улицам. Длинная нота, короткая, резкое ритмичное стаккато…

И я в три прыжка догнал замершую тварь, выхватывая из расслабленных лап малыша. Короткий замах – и на стену плескает кровь, голова твари глухо шлепается на камни.

Музыка играла.

Я побежал назад, к дому, откуда забрали ребенка. Двери, окна, ворота, калитка – все закрыто. Не раздумывая, вынес плечом тонкие доски, брякнул засовом. Сторож спал на дорожке. Через двор, к крыльцу. Рукоятью вынести замок дело мгновения.

И здесь все спали. Малыша я устроил на кушетке рядом с какой-то женщиной, судя по одежде – из прислуги, и побежал на звук.

Свирель играла.

Город спал. Улицы пустовали. Покружив по закоулкам, я выскочил на маленькую площадь. Посреди нее стояла спиной ко мне женщина, но узнал я ее мгновенно. По характерному посоху и свирели. А перед бардой по имени Солья толпились, сонно покачиваясь, десятки тварей.

Они походили немного на гигантских крыс.

Музыка текла и тянула их за собой.

Барда медленно пятилась, осторожно нащупывая ногами неровности. Подойдя, я осторожно тронул ее за плечо и проговорил на ухо:

– Это Мартель, мы встречались.

Она кивнула, продолжая играть и пятиться. А за ней трусили рядком твари.

Вот так мы прошли через весь город и вышли к открытым воротам. Только завидев створки, я понял, что вели они к озерам, настолько был сосредоточен на женщине. Ведь не дай светлые боги ей споткнуться, разорвут нас огромные крысы.

– Озера, – тихо сказал я.

Согласный кивок.

И я побежал на причал. Пара подходящих лодок покачивалась на воде. Пока искал весла, барда уже добралась до дощатого настила. У самого края ее пришлось ловить и ставить на дно низкой плоскодонки.

Выгребал я на глубину медленно. Вот чего не умел тогда, так это с лодками управляться.

Но свирель играла, и твари послушно шли в воду. И тонули, захлебывались с коротким писком. Совсем в сумерках мы оказались весьма далеко от исчезающего в сиреневой дымке берега. Хлюпанье, бульканье и царапанье когтей по камням прекратилось. Айе Солья проиграла последние такты и выдохнула, буквально рухнув на скамью. Поблагодарила.

– Это мой долг. – И просто случайность, что именно я не уснул из-за каких-то темных чар.

Страх медленно рассеивался.

– Но ночь еще не кончилась.

– Разве еще где-то остались эти крысы? – Страх окончательно исчез, осталась только разгорающаяся боевая ярость.

Кто посмел покуситься на самое ценное – на детей?

– В городе нет, но должен быть дрессировщик, – барда рассеянно повела рукой, – и старое убежище, может, темное капище… туда они таскали добычу…

– Найдем. – Я снова взялся за весла.

И пока греб к берегу, айе Солья объяснила, откуда появилась и как сообразила, что делать. Просто ехала мимо, не так уж далеко отсюда до места, где назначена ее свадьба. Странную музыку услышала, а крысы… Да едва она ощупала первую пришибленную посохом тварь, сразу вспомнила давно услышанную историю.

Похожих вредителей так же из города дудочкой выманили да утопили. И детей как-то нашли ими утащенных.

Я же принялся вспоминать окрестности. Должно же пригодиться постоянное патрулирование. Тайное святилище…

Про пещеры не сразу сообразил. Слышал, что они уходят глубоко под озера и считаются местом опасным и зловещим. Место, откуда они начинаются, мне кто-то из жителей показал.

К берегу на удивление пристал удачно, не иначе рука бога меня вела. Тогда думал – светлого, сейчас же сомневаюсь. Узкий каменистый овражек начинался почти от самой воды. Он петлял, крутые откосы едва не смыкались над головой, уходил все дальше под землю. Айе Солья пробиралась в глубины неожиданно ловко и бесшумно, рукой ведя по неровностям стены. Когда свет пропал окончательно, именно барда уже вела меня по длинному извилистому ходу. И придержала, когда я начал слишком торопиться на разгорающийся впереди свет.

Мы вышли в большую пещеру. В спертом влажном воздухе дышать было тяжело.

По неровному полу расставлены масляные светильники. В одном из углов, похоже, спали украденные дети. А в дальнем конце стояла непонятная конструкция из бронзовых труб и нитей, натянутых на рамы. Тонкая изломанная фигура, со спины напоминающая паука, плясала перед ней, дергая за струны. Рук у нее было больше, чем у человека.

Я начал вытягивать из ножен меч. Барда (описал ей, что здесь увидел), теребя повязанный на шею яркий платок, прошипела, что я не успею.

Тварь обернулась.

Меч звякнул.

Айе Солья сорвала с шеи платок, надрывая ткань.

В мгновенном рывке тварь влетела в черно-синюю воронку портала, раскрывшуюся прямо перед нами. С визгом отлетела назад.

Я действительно не успел даже вытащить меч из ножен, заметив размазанную тень, только когда она замерла, трепыхаясь в воздухе; увидел широкие кожистые крылья, разноцветные глаза с блюдца размером, жвала. Вместо рук – изогнутые ножи. Тварь напоминала какое-то насекомое.

– Бей! – крикнул кто-то. Резко, повелительно. Незнакомо.

Не раздумывая, я кинулся вперед, взмахнул мечом, перерубая тонкое тело напополам. Добавил еще и еще, почти размазывая по камням ломкое тело.

– Назад!

Передо мной заплясало горячее ало-синее пламя, буквально вплавляя останки твари в камни. Начали лопаться с громким, пронзительным, до боли в ушах, звуком струны. По пещере загуляло эхо.

Глянул в сторону портала.

Айе Солья была там, со страдальческим выражением лица зажимая уши. Рядом, аккуратно приобняв ее одной рукой, стоял незнакомец, на пальцах свободной руки его плясал огонь.

Дождавшись тишины, он обернулся ко мне, вежливо кивнул и шагнул в портал. Исчез. Воронка схлопнулась.

– И что это было?

Барда прокашлялась. И неожиданно улыбнулась:

– Полагаю, приглашение. На свадьбу. Там, я думаю, вас, айе Мартель, можно будет и представить официально…

– Но… это же был темный!

Именно в этот момент я начал догадываться, что вообще происходит.

– Да отчего же, вы думаете, наш мир еще стоит? Оттого, что Тьма еще жива. Мир – это Свет и Тьма, равновесие… Но об этом потом, сейчас стоит позаботиться о детях. – Айе Солья коснулась моей руки. – Верьте мне, вы все узнаете.

Вопрос веры и знания мы, конечно, отложили. Но сей темный все же был мне кратко представлен как посвященный бога Азура, давний знакомый и, собственно, жених, владетель Киран.

С этого момента стоит начать еще один отсчет судьбоносных встреч.

И все же сначала были торопливое возвращение в переполошенный город, караван телег и радость матерей, которым вернули детей. Как ни странно, все малыши оказались живы, только простужены и голодны.

Просто повезло, нам просто повезло! Особенно тем детям…

А потом… потом, когда отряды паладинов спешно прочесали Озерный край в поисках последних тварей, когда историю Иишары изучил совет магистров, был созван конклав орденов, на котором после месячных споров объявили о создании нового ордена. Ордена Равновесия и Порядка, на время становления которого он отдается под патронаж гильдии бардов. Именно бардам вменялось в обязанность отбирать туда людей.

И я неожиданно оказался одним из первых его послушников. Потому что стоял рядом с магистрами, полагаю, в одном ряду с айе Сольей в тот миг, когда вперед выступил свеженазначенный великий магистр.

«Это судьба, – говорила мне тогда барда, цепко хватая за руку, не давая снять с рукава новую эмблему. – Мы сможем вам рассказать многое, – твердила она. – Ведь обещали, не правда ли? Вам понравится, – убеждала уверенно. – И тайн, и забот хватит надолго».

Кто я такой, чтобы спорить с ней? И с темным, словно стоящим за ее спиной.

Мне действительно хотелось узнать все. Или многое. Неожиданно проснувшееся чутье требовало ответов на вопросы. И если для получения ответов пришлось сменить орден… признаться, это не доставило мне радости, но я смирился с судьбой и с ее первым уроком: всякое исполненное желание имеет свою цену. Всем стоит об этом задуматься. Ведь порой цена бывает слишком высока. Особенно если платить приходится за чужую мечту, как говорил великий магистр ордена Тризеса Морского.