Текст книги "Спасибо, что ты есть"

– Бабник, ты, Александэр.

– Неа, я не такой, – усмехнулся он, – просто меня совращают подлые особы женского пола, а сам я белый и пушистый. Кстати, в Марокко нужно будет ехать так или иначе в апреле, поедешь со мной? – осушив свой бокал с шампанским, вспомнил он. – На месяц примерно…

– Ой, у меня столько дел, столько дел, в моем плотном расписании месяц, я думаю, поместится без труда, – хохотнула Марина, прогнав из головы остатки тревог и забот.

– Почему "London aye"? He Альберт-Холл, не Трафальгарская площадь, не Тауэр, не Виндзор?

– Хочу увидеть всё это сверху и сразу, – тут же нашлась она, – давно хотела. Бегать с высунутым языком, чтобы успеть за два-три часа увидеть всё, – это не по мне.

– Я никогда не был на Большом глазу, – признался Лекс, – не знаю даже почему. Для меня это будет тоже ново.

Лондонский глаз, или "London aye" – самое большое в Европе колесо обозрения с застекленными просторными кабинами – возвышался над погруженной в туманную задумчивость Темзой.

По мере того как кабина ползла вверх, город внизу открывался всё в большей и неоднозначной перспективе. Респектабельный, традиционный, ультрасовременный, строгий и яркий в преддверии Рождества Лондон проплывал внизу, подобно чудесному, загадочному живому существу. Шел дождь, моросящие капли растекались по внешней стороне прозрачных стекол, добавляя пейзажам ирреальной размытости.

Скорость подъема была небольшая, несмотря на головокружительную высоту, сохранялось ощущение полной безопасности.

Лекс рассказывал об отдельных зданиях и улицах не хуже заправского гида. Марина еще раз убедилась, насколько верным было решение осуществить экскурсию именно в таком формате. Слишком мало было у них времени. Вечером они должны были уже приземлиться в Москве.

– Лондон, он твой? – спросила Марина. – Ты же был во многих городах, какой именно твой?

Лекс облокотился на перила, задумчиво глядя куда-то за горизонт.

– Наверное, мой. Я очень долго возвращался сюда. Долгий путь к самому себе, – в конце концов выдал он.

– Ты учился в Канаде…

– Вот-вот, – кивнул он, – я боялся возвращаться сюда. После того, как дед умер, мой мир рухнул, и, наверное, я бежал от руин этих полудетских воспоминаний. Не знаю, как сказать.

– Я, наверное, поняла, – вздохнула Марина.

– Сейчас всё по-другому, нужно было много лет, чтобы с этим смириться. А тебе как? Хотя бы чуть-чуть понравилось? – по его тону стало понятно, насколько ему небезразличен был ее ответ.

– Наверное, я скажу странную вещь, но здесь легко дышится. Может, я после Мальдив еще не отошла, но тут мне не страшно, ничего не мешает и глобально не бесит. Может, легко так говорить мне только потому, что прошло три дня всего, это на уровне ощущений, а не логики.

– Зимы тут бесят, а так да, больше, пожалуй, ничего. Ну и отдельные люди, но люди – они везде люди, – добавил Лекс, облегченно вздохнув.

Кабина поднялась выше висевшей над городом пелены тумана, теперь вокруг, насколько хватало глаз, простиралось белесо-серое небо, даже внизу. От ощущения нереальности происходящего сладко засосало под ложечкой.

– В Дубайе примерно такой же вид можно наблюдать прямо из окна отеля, – заметил Лекс.

– А где бы ты хотел жить?

– Здесь, в Лондоне, невзирая на погоду и нередко холодное лето. Есть места, которые во многом удобнее, есть те, которые я люблю, но только здесь я дома.

– Сколько ты шел к этой мысли, пятнадцать лет? – усмехнулась Марина. – Значит, пройдет примерно пятнадцать лет, как у меня повернется язык сказать такое же о Самаре. Я всегда любила ее окрестности, ее отдельный кусок – старую набережную, волжские берега и Волгу, но как-то всё это в моем сознании не привязано конкретно к городу.

– Я думаю, тебе это не грозит.

Марина вопросительно посмотрела на него, заставив закончить мысль.

– Ты как муравей, окопавшийся в чужом муравейнике, всё знаешь, всё изучил, всё держишь под контролем, но только с целью обороны. Твои личные границы неприступны, а все муравьи вокруг – потенциальные враги. Может, дело, конечно, в натуре твоей, но, мне кажется, это от ощущения несоответствия себя среде.

– Может и так, – пожала плечами Марина, – мое детство пришлось на чудесные 90-е годы, на пустыре около моего дома братва отстреливала «козлов», и мы боялись туда ходить, потому что был велик шанс найти там настоящий труп. Я боюсь людей. Если подумать, я никогда не говорила ни с кем настолько же откровенно, как с тобой, у меня не было даже потребности такой. Я довольно равнодушный и необщительный человек. И я настолько привыкла наблюдать за жизнью со стороны, что самоустранилась из собственной жизни.

Лекс обнял ее и поцеловал. Кабина миновала самую высокую точку и медленно стала двигаться вниз, за стеклом плыли клочки тумана, обнуляя видимость.

– Слушай, а как получилось, что ты жил с дедом? – сцепив в замок за его спиной руки, не желая выпускать его из своих объятий, спросила Марина. – Наверное, я лезу не в свое дело, ты извини.

Однако вопрос его не смутил.

– Моя депрессия наследственная, – вздохнул он, – и у деда и у отца она есть, конец октября, ноябрь, декабрь, конец февраля и март – для нас примерно одинаково проблематичны, если не удается сбежать в тепло и солнце. Мать до самого моего рождения размышляла о том, стоило ли продолжать этот баг в следующем поколении. Больше всего на моем рождении настаивал дед, ему был нужен наследник мужского пола, вот он и получил меня в итоге на воспитание.

Эмоций у Лекса по этому поводу, очевидно, не осталось, все обиды давно перегорели, остались сухие факты.

– У меня есть две сестры, одна сводная по отцу, другая родная, и у них нет чертова гена, он передается только по мужской линии.

– Вы общаетесь с сестрами?

– Со сводной очень редко, она старше меня, с родной не общались никогда. Ей всего семнадцать лет, у нас нет никаких точек соприкосновения.

Марина смотрела на него – спокойного, уверенного, холеного, пытаясь представить его подростком, и не могла.

– Ты что так смотришь? – широко улыбнулся Лекс, мигом напомнив ленивого хитрого кота.

– У тебя брови, как по линейке, идеально сделали. И главное, твои метросексуальные замашки гармонируют с твоей очень мужской энергетикой.

Лекс засмеялся.

– Обычно меня упрекали как раз в обратном – самодурстве, инфантилизме, кидалтом называли. Ты первая, кто заподозрил во мне очень мужскую энергетику.

– А ты и есть самодур и мажор, но это ничего не меняет.

Она еще крепче обняла его, прижавшись щекой к холодной ткани отворота его плаща.

Кабина вновь опустилась ниже уровня облаков, город вновь лежал как на ладони. Разговор вернулся к обсуждению городских легенд. К моменту, когда под ногами снова оказалась твердая земля, Марина чувствовала себя способной самостоятельно проводить экскурсии по Лондону.

Дождь продолжал поливать город мелкой водяной пылью, несуразно зеленая для начала декабря трава ломала шаблон восприятия и странно смотрелась на фоне рождественских гирлянд, украшавших улицы. Однако всё это вместе создавало уникальную атмосферу помешанного на условностях и одновременно пренебрегающего ими в повседневной жизни города.

Марина ясно ощутила, что хочет сюда вернуться, значит, Лондон принял ее как свою.

* * *

Самару заносило снегом. Холод, наледь на дорогах, огромные сугробы по обочинам, предновогодняя суета, вздувшиеся цены в магазинах – всё ожидаемо, всё привычно.

Гипс Лексу сняли, депрессию приморозило, он резко вспомнил о своем хобби и с головой ушел в проекты мини-отелей. Эскизы и схематичные чертежи валялись по всей квартире, но основную работу и результаты хранили специализированные программы мощного ноутбука, который он никогда не подключал к интернету.

Неожиданно Марина узнала, что старше Лекса на целых четыре дня и что тридцатилетний юбилей в этом декабре предстоит пережить не только ей. Ее день рождения приходился на 22 декабря, у Лекса день рождения был 26-го, и хотя праздновать вначале не собирались ни он, ни она, в итоге решили совместить и отметить 27-го числа со всей официальностью, с тортом, гостями, подарками и прочим.

Столкнуть два мира в одном кафе – идея казалась рискованной. К Лексу напросились в гости три старых канадских приятеля, причем один приятель был девушкой, а еще один обещал приехать с женой, ожидалось также, что приедет его сводная сестра и ее давно бывший парень, с которым Лекс продолжать общаться, и даже чаще, чем с сестрой. Со стороны Марины предполагалось всего четыре человека, две подружки, которых не пригласить было невозможно, и старые друзья, давно жившие в Петербурге, но вдруг решившие провести новогодние каникулы у своих родителей в Самаре.

22 декабря Марине предстояло отметить с родственниками. Присутствие Лекса также подразумевалось, как-никак официальная презентация «наконец-то найденного женского счастья». Лекс всё понимал, ухмылялся и молчал. Условности должны быть соблюдены и все точки расставлены.

О том, как праздновать Новый год, думать не было времени. Лекс получал бесконечные приглашения на вечеринки от знакомых, чьих имен не помнил, но куда-то идти явно не хотел. Марине же было лень загадывать так далеко, всерьез думать о чем-либо – тоже. Подарки, покупки, подготовка к праздникам, повседневные заботы убивали на корню тревоги по поводу предстоящих глобальных перемен, вытесняли страх перед неопределенным будущим. Это радовало. Настроение оставалось стабильно приподнятым, несмотря на все раздражающие мелочи, неожиданные проволочки и сюрпризы.

Марина никогда прежде не заказывала одежду через интернет, рискнула и твердо решила никогда больше этого не делать. Посылка опоздала на неделю, к тому же платье не подошло, пришлось ходить по магазинам, но в фирменных самарских магазинах рождественских скидок не существовало, а старые коллекции беззастенчиво выдавались за новые. Найти нечто приличное, за что не жалко переплатить, было не так-то просто.

Подходящее платье для двойного юбилея нашлось накануне ее собственного дня рождения – темно-бордовое, чуть выше колен, отлично сидящее по фигуре, с открытой спиной. Лексу оно тоже понравилось, собственно, поэтому он и убедил ее купить именно это платье. Сама она не смогла бы с легким сердцем потратить столько денег на одноразовую, по сути, вещь. Этикет запрещал появляться в одном и том же наряде на больших приемах больше одного раза. В других же обстоятельствах подобные шмотки были неуместны.

Домой Марина возвращалась вполне довольная жизнью. Лекс уехал на встречу с покупателем машины, было время еще раз хорошенько рассмотреть приготовленный для него подарок – запонки из белого золота в форме свернувшихся калачиком котов – и уже окончательно красиво упаковать.

Однако дома у Лекса ее ждала мама, неожиданно решившая удовлетворить свое любопытство и посмотреть, где и как живет ее дочь последние три месяца. Всё бы ничего, но о существовании Галины Петровны она не знала и немало удивилась этому факту.

– Так ты, выходит, не готовишь даже?

Это был первый вопрос, заданный прямо с порога. Марина не удержалась от смешка.

– Разогреваю еду в основном я.

Галина Петровна поспешила попрощаться, видимо, мама не упустила случая расспросить о Лексе. Оставалось только гадать, что именно ей удалось узнать.

– Я хотела спросить, что завтра готовить, но после того, как мне надиктовали, что господин Лекс не ест, я в полной растерянности.

– Он ест всё, только не на подсолнечном масле, его он на дух не переносит, ему трудно угодить с рыбой, это да, ее он не ест практически, но всё остальное…

Мать красноречиво достала блокнот.

– Капусту не ест, кабачки, цукини, вареную морковь не ест, грецкие орехи не ест, вареное мясо, маринованные грибы не ест, масло только оливковое или сливочное, брокколи – нет, горох – нет, консервированные ананасы только в десертах, укроп – нет, фасоль – нет, рыбу – нет, супы только куриные.

– Готовь, как готовишь обычно, – заверила ее Марина, – что за паранойя? Ну не будет рыбу – будет мясо, не будет мясо – домой голодный поедет, дома чипсов поест.

– Как это так? Он же мой будущий зять!

И тут Марине стало страшно.

– Так, мам, ты не торопись так, какой зять, без году неделю знакомы, да и вообще рано об этом даже думать, я еще не решила сама ничего.

Они прошли на кухню, Марина подогрела воду в чайнике, достала креманку с цукатами и коробку конфет.

– Может, ты кушать хочешь? – заглянув в сковородку с горячими тефтелями, спросила она.

– Нет, я пока вас ждала, поела. Галина приятная женщина, я сначала приняла ее за его мать.

Марина положила себе на тарелку три тефтельки, отрезала кусок батона и вернулась за стол.

– Не будешь ждать его ужинать?

Марина удивленно уставилась на нее.

– Мам, ты меня пугаешь, откуда мысли-то такие? Когда я кого ждала ужинать, если хотела есть? С чего вдруг?

Мать внимательно посмотрела на нее и наверняка бы промолчала, если бы не прочла в глазах дочери нечто напоминающее панику.

– Я меньше всего хочу вмешиваться в ваши дела, ты всегда поступала, как считала нужным сама, и альтернативы ты нам с отцом не оставляла. Если бы мы попробовали на тебя влиять, ты бы просто исчезла из нашего поля зрения. Мы не хотели тебя потерять и не хотим этого теперь. Ты взрослый человек, делай, как знаешь, пока ты вроде бы не жалела ни о чем – это уже многое. Я наслушалась стонов Тамарки, которую ее дети обвинили во всех своих браках и разводах…

– Мам, мне нравится Лекс, да, очень нравится, но говорить о браке или разводе…

– Я молчу, – улыбнулась мать, – твой Лекс мало похож на тех мужчин, которых мне легко понять, поэтому я дважды молчу.

Дальше они сидели на кухне, пили чай и говорили исключительно о пустяках. Марина похвасталась новым платьем и подарком Лексу. На кухню прихромал Богард, заняв свое законное место на широкой тумбе – спинке полукруглого дивана.

– Когда будете уезжать, кота заберете? Если что, мы с отцом приютим его.

– Конечно, заберем. Этот кот прокатился бы, наверное, на Мальдивы, если бы не я, – засмеялась Марина. – Во всяком случае, в командировки Лекс его с собой брал иногда.

В замке едва слышно повернулся ключ, однако Богарда как кто подкинул, с громким мурчанием он метнулся в коридор, ловко ковыляя на трех лапах.

– Жалко его, – вздохнула мать.

Лекс зашел на кухню уже с урчащим котом на шее.

– Здравствуйте, это вы про меня?

– Про кота, – уточнила Марина.

– Ты бы разделся сначала, смотри, как он тебе когти впустил в куртку, хоть и одна передняя лапа, а когти на ней огромные, – заметила мать.

Кот блаженно прикрыв глаза, тарахтел будто трактор, пока Лекс чесал его загривок.

– Котэ требует внимания, какая куртка, – хохотнул он.

– Из тебя бы получился… отличный дрессировщик котов.

Марина прекрасно уловила заминку во фразе, про себя поблагодарив мать за находчивость и такт. Лекс не заметил ничего, отличным дрессировщиком котов он мог себя представить, но вообразить на месте кота ребенка, а себя в роли родителя у него фантазии бы не хватило.

Марина знала с самого начала, что Лекс отличается от всех знакомых ей мужчин, это давно поняли ее родители и успели привыкнуть к его странностям, однако другие родственники оказались не готовы принять сей факт как незначительный. Для Лекса же семейная часть дня рождения Марины стала экскурсом в новый для него мир традиционных стереотипов.

Утром Марина нашла в пышном букете белых роз коробочку с кольцом и лишь улыбнулась: кольцо было в форме обернувшейся вокруг пальца кошки с изумрудными глазами. Великие люди мыслят одинаково. Она еле удержалась, чтобы не рассказать ему о купленном для него подарке – запонках с кошками.

Красивое, стильное, ни к чему не обязывающее украшение, Марина порадовалась подарку и, решив, что изумруды вполне гармонируют с мятно-зеленым коктейльным платьем, привезенным из Лондона, надела его на средний палец перед походом на семейный раут.

Они приехали к родителям заранее, отчасти чтобы помочь в подготовке, отчасти чтобы обсудить новости без посторонних. Лекс передумал продавать квартиру, а оформил доверенность на сдачу ее в аренду на отца Марины. Тот должен был находить арендаторов, заключать с ними договора, следить, чтобы те оплачивали коммунальные услуги, и за это получать тридцать процентов арендной платы. Отец Марины помог продать ему машину за очень хорошие деньги. Если бы не он, Лекс неминуемо продешевил бы, так как был уверен, что трехлетняя, побывавшая в двух незначительных ДТП машина с поврежденной дверцей не может стоить слишком дорого. Выяснилось, что может.

Мать сразу заметила кольцо и, внимательно рассмотрев его, также провела параллель с заготовленными запонками, которые успела оценить накануне.

– Детский сад, штаны на лямках, кошатники, ненормальные. Вы друг друга стоите, – таков был ее вердикт.

Тетка, знавшая о предстоящей презентации «молодого человека Марины», с порога атаковала вопросом «Насколько всё серьезно?». Марина страдальчески закатила глаза.

– Пора уже давно, – она торжественно вручила пакет с подарком. – Поздравляю со знаменательной датой, с тридцатилетием тебя! – и шепотом добавила: – Не девочка уже, пора жизнь устраивать.

– Спасибо, Тамара, – улыбнулась Марина и не удержалась от сарказма, – не девочка, но старая дева с отвратительным, склочным характером, никто замуж не возьмет.

Лекс, направлявшийся на кухню, именно в этот момент возник в тесном коридорчике и, как и следовало ожидать, повел себя в высшей степени неправильно, с точки зрения Тамары, – расхохотался и, ни слова не говоря, прошел мимо.

Дабы предотвратить очередной взрыв поучительных наставлений, Марина пригласила тетку в зал. Две дочери Тамары явились со своими «вторыми половинами», причем «половина» младшей кузины Светы была совсем свежей. Они встречались всего полгода. Несмотря на то, что Свете было далеко не тридцать, а всего двадцать четыре, «возраст поджимал», поэтому на Стаса возлагались большие надежды. Вторая кузина, 34-летняя Алла, была на грани развода уже со вторым мужем Олегом, только трое детей (один совместный и двое от предыдущего брака), а также общая ипотечная жилплощадь держали их хрупкий союз. Олег не стеснялся всячески демонстрировать наличие «непримиримых противоречий», чем выводил из себя не только жену, но и тещу. Еще у Тамары был сын Илья, но тот жил уже десять лет в Москве и вроде бы был счастливым разведенным отцом двух детей, не стремился более связывать себя семейными узами и, видимо, во избежание давления на мозг со стороны матери, приезжал в родной город исключительно редко.

Последней пришла Татьяна. Она была дочерью покойного брата отца, счастливая домохозяйка, по-настоящему довольная собственной совершенно обычной жизнью: муж, ребенок, съемная квартира без особых перспектив обзавестись собственной.

– Я беременна! – вместо поздравления радостно сообщила она, едва переступила порог.

Марина от души ее поздравила.

– Я думала, твой принц старше, – призналась Татьяна, стоило Лексу в очередной раз продефилировать мимо с тарелкой фруктов и салатом в руках, – вы ровесники?

– Он младше меня на четыре дня, – хохотнула Марина, – совсем сопляк.

– Старушка дряхлая моя, давай уже получай подарок и идем есть, – засмеялся Лекс, – я итак уже все яблоки съел.

Татьяна, спохватившись, вручила подарочную коробку.

– Вы созданы друг для друга, – обнимая, шепнула она Марине на ухо и вслух добавила: – Желаю тебе море любви и счастья.

Если бы Лекс не был Лексом, ужин стал бы для Марины форменной пыткой. Со всех сторон сыпались полунамеки и неуклюжие попытки выяснить, насколько вероятна скорая свадьба, бестактные вопросы о материальном положении, прошлых браках и почему таковых не было и удивление, что Лекс «не хочет поддержать компанию рюмочкой», а почему-то предпочитает вино. Тут спасибо отцу, который не давал этой теме разгуляться. Лекс уходил от ответов с виртуозностью пресс-атташе дипломатической службы, чем немало раздражал, но еще больше гостей поражало его нестандартное восприятие происходящего: вместо того, чтобы смущаться, раскрываться, налаживать контакты или обижаться и пытаться острить в ответ, он откровенно развлекался – ел, потягивал вино, отмахивался от неудобных вопросов и чувствовал себя абсолютно комфортно.

– Кстати, а почему ты Лекс, а не Саша? – в очередной раз решила взять его в оборот Тамара, после того как он вернулся с кухни с новой бутылкой вина.

– Саша – это для меня женское имя, у меня в школе была Саша.

– Ну, тогда Санек, – подал голос Стас, который до этого не решался принимать участие в общих разговорах.

– Слишком фамильярно, – поморщился Лекс, разливая вино в бокалы себе и Марине, – я не знаю никого, кому бы я разрешил так к себе обращаться.

Олег и Стас переглянулись в недоумении.

– Нормально, по-моему, а по отчеству тебя как?

– Демидыч. Ладно, предлагаю тост – за именинницу, за исполнение всех ее желаний, планов и мечтаний!

Конечно, тост был поддержан, и вопрос об именах тут же исчерпал себя.

К десерту обстановка сделалась напряженной благодаря Алле и Олегу, принявшихся выяснять отношения на пустом месте. В итоге Олег встал и ушел, ни с кем не прощаясь. Алла, напротив, перед всеми извинилась много раз, но ушла следом. Тамаре стало не до Лекса, и Марина наконец-то смогла вздохнуть с облегчением.

– Ты куришь? – вдруг спросил Стас Лекса.

– Я сигареты оставила в машине, – тут же зашипела на него Света.

– Ну, пойду куплю и на улице покурим, – буркнул Стас в ответ.

– У меня есть, угощу, – расщедрился Лекс, но встретившись взглядом с Мариной, удивленно приподнял бровь.

– Бери лучше мои, – многозначительно кивнула она.

– Твои я вчера у тебя стащил, – хохотнул Лекс, – дома они валяются.

– А в чем дело? – удивился Стас, – Идете, нет? Прогуляемся, поговорим…

– Идем, – вздохнула Марина.

Выйти подышать свежим морозным воздухом, отдохнуть от жужжания Светы и Татьяны, обсуждавших трудности женской доли, жалоб Тамары на «распоясавшегося зятя» было приятно. Предвидя реакцию Стаса на «чистый кислород», который обычно курил Лекс, Марина сразу предложила дойти до киоска, благо тот находился за двадцать метров от дома.

Лекс же сообразил, что к чему, только когда Стас разглядел упаковку его сигарет.

– Мажорские пустые обманки, какой смысл курить чистый воздух? Они даже не бабские, они никакие…

– Ну… кури свои, – ухмыльнулся Лекс.

– Стремный ты, хлюпкий, как баба, сразу видно, что иностранец…

– Слушай, зато я местная, – неожиданно резко оборвала его Марина, – и насквозь вижу, кто, где и когда держит язык в жопе, а где пытается самоутвердиться. Теще своей будущей доказывай, что ты круче всех крутых яиц, а не нам.

Стас хлопнул пару раз глазами, видимо, вспомнив, по какому поводу и в какой компании он находится.

– Ладно, извини, – примирительно добавила Марина.

Стас промолчал. Он не знал, как ему на это реагировать. Лекс невозмутимо курил свой «чистый воздух», будто бы ничего не слышал, Марина просто стояла рядом, вытаптывая в заметенной снегом тропинке какой-то узор. Если бы Стас не знал, что она, несмотря на внешнюю молодость и хрупкость, старше его на пять лет, имеет отвратительный, злопамятный нрав и разряд по каратэ, скорее всего, он бы многое ей сказал. Он знал кузину своей девушки только по рассказам, как человека, с которым выяснять отношения «себе дороже».

– Ехать надо уже, – посмотрев на часы, резюмировал Стас.

– Тортик вкусный, сейчас чайку попьете и поедете, – лучезарно улыбнулась Марина.

Скоро за Татьяной приехал ее муж, Тамара воспользовалась моментом, попросив по пути довезти ее до дома, Света и Стас тоже не стали задерживаться. К десяти часам вечера все гости благополучно отбыли.

– Покажи, что подарили, – Лекс наконец-то мог без зазрения совести копаться в подарочных пакетах Марины.

Видя, что родители также настроились на просмотр, Марина вручила им запакованные коробки. Сами они подарили ей изящные наручные часы, стильные и довольно дорогие. Об этом подарке она знала задолго до дня рождения, так как отец консультировался с ней о модели и фирмах-изготовителях подобных аксессуаров.

– Так это, видимо, самая нужная тебе вещь! – хохотнул Лекс, извлекая из пакета мультиварку.

– Это Танечка обо мне такого хорошего мнения, – улыбнулась Марина, – мам, давай я тебе ее оставлю, ты же хотела такую…

– Неудобно вроде бы. Но хорошая вещь!!!

Отец засмеялся, разрезал остатки торта и разлил по чашкам чай.

– Как вовремя, я думал на Новый год тебе, Ирина Сергеевна, подарить, хорошо, купить не успел, – подмигнул он жене.

– Тут хоть всё тебе, – мать развернула очередную коробку, оттуда вывалились баночки с кремами и шампунями.

Марина внимательно рассмотрела и, смеясь, отставила в сторону две из пяти.

– Нет, мам, это тоже тебе. Лосьон-маска для сухих волос и омолаживающая сыворотка для сухой кожи на лето тебе подойдет, а мне для сухой никак. Тамара, видимо, на нас двоих рассчитывала.

– Томка в своем репертуаре.

– Это, видимо, тоже тебе, – улыбнулась Марина, заметив сертификат на 2 000 рублей для покупок в магазине домашних товаров, вложенный в поздравительную открытку, где рядом с традиционными поздравлениями и пожеланиями всех благ была приписка «для твоего будущего семейного очага, начинай создавать семейный уют».

– Может, самой понадобится, подожди, день рождения сегодня всё-таки не у меня.

– Мы уезжаем, мам, да брось. Тамара знала, что так будет. Ты давно хотела сменить тарелки, теперь купишь хороший набор.

Отец запустил руку в пакет от Аллы и Олега, там оказалось «денежное деревце» и подарочный сертификат на покупку парфюмерии и косметики на 3 000 рублей.

– Тут, мать, для нас ничего, – засмеялся он, торжественно вручив пакет Марине, – всё забирай…

Света и Стас над подарком не размышляли, подарили пятитысячную бумажку в красочном конверте.

За разговорами незаметно исчез со стола торт, делились впечатлениями, смеялись, напряжение и неловкие моменты вечера быстро стушевались. Выяснилось, что пока молодые люди выходили прогуляться до сигаретного киоска, Тамара уверяла родителей Марины, что человек, который дарит кольцо с кошкой, не созрел до семейной жизни, а Света, оказывается, строила Лексу глазки, чтобы проверить его на изменоустойчивость. Лекс не заметил этого, видимо, поэтому сей тест прошел без труда. Его всё это просто веселило и, к облегчению Марины, ее родителей тоже. От них никаких завуалированных намеков не исходило.

В половине второго ночи вспомнили о времени, но ехать домой было уже лень. В результате спать легли еще позже, около пяти утра, просто проговорив о всякой малосущественной ерунде – о планах Марины издать в Лондоне свои книги и о планах Лекса построить несколько бюджетных отелей для молодых небогатых путешественников и спортсменов-серферов на марокканском побережье, о проделках кошек и сезоне дождей в юго-восточной Азии, о ценах на подержанные иномарки и специфике аренды жилья в Самаре, о скорой свадьбе Светы и Стаса и неминуемом разводе Аллы и Олега. Неожиданно Лекс признался, что не очень ладит со своими родителями и общается с ними только по мере необходимости.

– О тебе я бы никогда так не подумала. Я соврала бы, утверждай, что понимаю тебя или знаю, но ты добрый, это чувствуется. Я была уверена, что ты вырос в любви, у мужчин, которых не любили их матери, обычно другое отношение к женщинам, но ты рос не здесь, – поколебавшись, проговорила Ирина Сергеевна.

– Меня вырастила женщина, которую я любил и люблю, – жена моего деда.

Отец всхрапнул в кресле и тут же проснулся.

– Так, господа, спать пора, я вам в Маришкиной комнате постелю.

Ночь почти прошла, спать совсем не хотелось. Поскольку Лекс тоже не выглядел уставшим, Марина внутренне приготовилась к обсуждению всего и вся уже без прикрас и политкорректности. Однако ей и в голову не пришло бы, о чем зашел разговор в действительности.

– Слушай, а может, правда оформим брак? – едва Марина выключила свет, проговорил Лекс и, обняв ее под одеялом, поцеловал в висок.

– Ты вроде трезв, откуда мысли шальные? – она улеглась поудобнее и, развернувшись к нему лицом, дотронулась ладонью до его лба.

– Погоди, выслушай сначала, – это выгодно будет и тебе, и мне. Мы заключим брачный контракт на раздельную собственность, разведемся без проблем, когда захочешь. Смотри, у тебя уже есть виза, если ты выйдешь за меня, ты автоматически продлеваешь ее себе минимум на три года, можешь сразу подать документы на гражданство, все эти процессы сразу ускорятся. Проще будет брать визы в другие страны, если ты будешь моей женой, мне проще будет брать тебе билеты с корпоративными скидками, это экономнее.

Марина расхохоталась в голос.

– О да! Гениальное предложение руки и сердца, просто в мемориз цитатника «не повторяйте такое никогда».

– Ты обиделась? – в темноте его лица было не видно, но в голосе явно слышалась тревога.

Марина придвинулась ближе и, приподнявшись на локте, проговорила, едва не касаясь его губ своими:

– Я не обиделась, я бы даже согласилась, если бы настолько панически не боялась всех этих свадебных ритуалов. Я не хочу ввязываться в этот цирк.

– Никто не обязывает нас его устраивать, – тут же ответил Лекс, – брак – понятие юридическое, подпишем нужные бумаги и всё, можем даже не говорить никому без крайней необходимости, а потом… когда-нибудь, может быть, если вдруг захочется, устроим показательное шоу с платьем, тортом, банкетом и цетера…

– Ты серьезно сейчас? – Марина внимательно вгляделась в его блестевшие из темноты глаза. – Зачем тебе это? Про скидки не рассказывай только, я серьезно…

– Серьезно, да. Издашь ты свои книги или нет, устроиться в Лондоне самой тебе будет сложно. Даже если я тебя не буду напрягать настолько, что тебе будет не в лом жить со мной, стоит моим партнерам по бизнесу пронюхать, что мы длительное время живем вместе… – он замолчал на полуслове.

– А что они могут сделать? – Марина почувствовала, как по спине пробежал холодок. В таком ракурсе она совсем не рассматривала проблему «акклиматизации на туманном Альбионе».

– Они ничего не будут делать, просто отравят жизнь разговорами и пересудами. Избегать контактов не получится, каждая полунеформальная встреча будет похожа на сегодняшний день, тебя будет обсасывать со всех сторон всё высшее корпоративное руководство, и я сомневаюсь, что ты захочешь соответствовать их эталону или бороться с их стереотипами. Другое дело, если ты уже жена: всё, нравится, не нравится – обсуждать без риска испортить отношения со мной уже не выйдет. Короче, я хочу перестраховаться. Подумай, очень прошу.

– Подумаю, – улыбнулась Марина, – над предложением руки и сердца в принципе положено думать, но ты меня пойми – для меня «замуж» был всегда чем-то бесконечно далеким. Фиктивный брак это будет? Но как фиктивный, мы живем вместе, мы спим вместе, в чем фиктивность? А если не фиктивный, то…