Текст книги "Руки"

Направляясь в ванную комнату, я обнаружил, что у меня сильно болит голова. Я бы описал это чувство примерно так: всё время кажется, что места соединения костей черепа вот-вот треснут по швам или ещё хуже – голова взорвётся изнутри. Передо мной плясали разноцветные звёздочки, много маленьких и несколько очень больших. Мне опять подумалось, что, возможно, все монстры привиделись мне. Моё вчерашнее и сегодняшнее состояния оставляли желать лучшего. Как бы мне самому не потребовался доктор.

Вдруг я заметил что-то маленькое и мохнатое, несущееся на меня с огромной скоростью по коридору. Я вспомнил, что уже видел «это», вбегавшее на этаж по лестнице, но не обратил тогда внимания, увлечённый разглядыванием огоньков. Сначала я хотел побежать, потому что решил, что «это» – одна из навестивших меня ночью клыкастых бестий, только некрупная. Но я не чувствовал в себе сил даже почистить зубы, поэтому остался стоять на месте. К тому же до меня очень скоро дошло, что передо мной просто собака. У неё было вытянутое тельце с длинной шерстью грязно-коричневого цвета; глаз у неё не было видно из-за мохнатости. Всё это делало её похожей на мелкого монстра.

Добежавши, животное обнюхало меня по кругу, осторожно вытягивая морду вперёд. На каждое моё движение она боязливо отпрыгивала в сторону. Потом она добежала до ближайшего угла, вжалась в него и неистово заскулила. На этот звук из моей комнаты выбежала мама. Она поспешила утихомирить собаку, замахнувшись на неё полотенцем. Та и вправду присмирела, испуганно посмотрела на меня и сбежала на первый этаж, перепрыгивая лестничные ступеньки. Там она, кажется, понеслась на кухню на чей-то подзыв.

– Это собачка Боуэнсов. Они уже приехали и пьют с твоим отцом чай. Иди к ним.

– Я ещё не умылся, – отозвался я и, немного пошатываясь, пошёл в ванную комнату. Но тут круто развернулся и спросил: – Мама, а если у меня обнаружится помешательство, вы с папой сдадите меня в психушку?

– Что ты такое говоришь, сыночек! – мама начала гладить меня по голове и взлохмачивать и так взъерошенные волосы. – Откуда у тебя такие мысли? Я запрещала тебе читать плохие книжки, к тому же ночью. Вот увидишь, я заставлю папу купить сейф! Иди же, умойся!

Холодная вода разбудила меня окончательно. Хотя мне, непонятно почему, показалось странным, что я почувствовал себя более проснувшимся, ведь я нисколечко не спал сегодня.

Глядя на себя в зеркало, чистя зубы, я не узнавал себя: поникшие плечи, серое, усталое, как у папы в пятницу, лицо; диковатый взгляд, направленный в какие-то дебри, неведомые даже мне. У меня был такой вид, как будто я всю ночь не спал, а вправду читал что-нибудь при свете тоненькой свечки. Мне так не хотелось спускаться вниз и вновь видеть ту страшную девушку, которую я обязан был вылечить! Я волновался, что подумают взрослые, увидев меня в таком состоянии. Папа, конечно, ничего не заметит. А мама уже видела и просто посоветовала умыться. И всё же, она не ответила мне, отправят ли меня в специальное учреждение для психов, если я окажусь в их рядах. Я причесал волосы и стал выглядеть гораздо опрятнее.

– Ничего страшного, – говорил я шёпотом сам себе, с подозрением глядя на своё отражение. – Она посоветует мне выпить чай и выйти на свежий воздух. Или посидеть, почитать, поесть шоколада, не ходить в школу сегодня.

Я встрепенулся: школу ведь никто не отменял. Но тут же до меня дошло, что никто и не отпустит меня в школу, пока я не вылечу тётю Эльзу. Я поскорее хотел отвлечься от темы монстров под кроватями и полумёртвых теть и стал думать над тем, чем бы занялся с друзьями в свободное время: можно будет, например, поиграть в бейсбол или в новую настольную игру, которую недавно подарили Саймону. Предвкушение всего этого немного придало мне сил, и я спустился на первый этаж.

Все собрались на кухне и завтракали, обсуждая какие-то серьёзные взрослые дела. На меня, к счастью, никто не обратил внимания. Я заглянул в гостиную, желая узнать, очнулась ли тётя. Она лежала почти в такой же позе, как вчера, и спала. Кто-то привёл в порядок её волосы. Интересно, а ей снились кошмары? Видела ли она устрашающих взор существ? Судя по её мирному сопению и нормальному цвету лица эта ночь не преподнесла ей тех подарков, что достались мне. Усилилась непонятная тоска, и чем дольше я находился здесь, тем глубже она въедалась в меня. Царивший в гостиной мрак даже при ярком солнечном свете и всё еще горевшем ночнике удручал.

Я возликовал, когда ощутил голод: это было явным свидетельством того, что я живой. До этого я и не догадывался о том, что боялся не обнаружить в себе признаки жизни. Всё время с того момента, как я начал помогать Эльзе, я находился как будто посреди густого тумана. Ещё вчера мне сильно нездоровилось. Я надеялся, что сегодня такое не повторится, и чашка кофе или чая вернет мне упущенный ночью отдых. В противном случае тётино исцеление может обойтись мне неизмеримо дорого.

– Ты сегодня не идёшь в школу, – сказал мне отец, похлебывая кофе из огромной кружки с рисунком слона. – Я заеду к директору лично и все объясню. Он, разумеется, всё поймет.

Директору я однажды очень быстро вылечил распухший до размера садового яблока укус какого-то насекомого. В благодарность он разрешил мне не ходить в школу один день и подарил пару долларов. Я, помнится, разорвал их и выбросил в окно. Директор слишком медленно и нехотя вытягивал их из своего бумажника, а я очень не любил лицемеров, которые говорят одно, а думают совсем другое.

Я потянулся к остаткам отцовского кофе, когда тот ушёл прихорашиваться перед работой. Кофе мне так и не достался, потому что за мной следила мама, а вот кружечка остывшего чая – самое то, чтобы полноценно начать день. В моей голове копошились дурные мысли, видимо, из-за кошмарной ночи. Я осмотрелся вокруг, ища хоть что-нибудь, чем мог бы развеселить себя. Я вспомнил, как мы с другом смеялись недавно над странной формой домов в соседнем посёлке. Казалось, с моим другом смеялся кто-то другой, но только не я.

Я увидел собаку гостей и наконец-то почувствовал, что начинаю улыбаться. Собачка гонялась за своим хвостом, перекатывалась на спине и забавно чесала шею задней лапой, громко шумя при этом своим ошейником. Я протянул к ней руку, и она подбежала. Но, почуяв что-то не то, взвизгнула и убежала в коридор. Я понял, что она боится меня. Все мои мысли обратились к этой собаке: почему же она меня боится? Как будто я какой-то монстр!

– Ты ведь сегодня справишься, ага, Томми? – раздался у меня над головой приглушённый папин бас.

– Я… не знаю. Может быть. Возможно… возможно, лучше я буду лечить её два-три дня, чтобы не потерять слишком много сил сразу…

Мэйсон кивнул, ловко подхватывая свою кружку со стола. Наверное, думал я, он очень волнуется за Эльзу. Раньше отец часто рассказывал, как весело они проводили свои детские годы. Иногда мне небезосновательно казалось, что Мэйсон ни к кому не относился так хорошо, как к своей сестре.

Дюк подозвал собаку и скормил ей сосиску. Мы встретились с ним взглядом. Я удивился, уловив в его глазах неподдельный страх, мало отличимый от того, что я усматривал в заросших шерстью глазах его собаки. Неужели и он меня боится? Наверное, я просто ошибся. Он мог просто бояться за Эльзу. Я с удивлением подумал, что никто и не подумал рассказать мне, кем Дюк и Кэролайн приходятся моей тёте.

– А тебя как зовут, мальчик? – спросила чересчур слащавым голоском Кэролайн.

Я хотел ответить, но словно кто-то невидимый сжал руку на моём горле. Я закашлял и схватился за свою кружку с чаем.

– Бедный мальчик, он подавился! Может, дать тебе воды?

Я замотал головой. Странный приступ быстро прошёл, а, может быть, я всё лишь подавился. Я резко встал, поблагодарил маму за завтрак и как можно скорее убрался с кухни. Но я не ушёл совсем: я спрятался за стеной, собираясь подслушать разговоры находящихся в кухне людей. Я не сомневался, что моё отсутствие откроет им рты для обсуждения по-настоящему важных тем.

Произошло именно то, на что я рассчитывал. Первым раздался негромкий, недостаточно низкий для мужчины, голос Дюка:

– Мэйсон, как вы можете доверять жизнь Эльзы десятилетнему пареньку? Это безумие какое-то!

– Вот именно! – подхватила Кэролайн. – Вы видели, какое у него лицо? Он что-то делает там, а ему это явно невмоготу! А какой он маленький, тоненький, хрупкий мальчик! Вы, должно быть, ошиблись, Мэйсон!..

– Замолчите! – гневно прикрикнул на них мой отец. – Я не собираюсь выслушивать это. Я уже говорил вам: он оказал помощь не одному десятку людей и всегда делал это с наилучшим результатом. Вы же бывали и у нью-йоркских, и у виргинских докторов, они не помогли вам…

Дюк шумно вздохнул.

– Мы не были в Нью-Йорке, Мэйсон. Мы поехали сразу к вам, потому что Эльза попросила нас об этом. Пока она ещё была в сознании. Когда уже не была, мы показали её вашим местным врачам. Они были готовы нас принять, и если бы вы не подъехали…

Последнее предложение он сказал так, как будто винит во всём моего отца, к которому обращался. От слов Дюка мне стало совсем дурно. Значит, Эльзу не показывали профессионалам в Нью-Йорке и не дали докторам Виргинии помочь ей, а повезли прямиком ко мне. Если я не справлюсь со своей задачей, и с тётей что-то случится, всю мою будущую жизнь меня и моего отца будут упрекать в том, что мы не дали увезти Эльзу в больницу к нормальным врачам. Тогда я решительно подумал: во что бы то ни стало я обязан её исцелить.

– Но вы сказали вчера, что были в Нью-Йорке, – раздался мамин голос.

Никто из Боуэнсов не ответил ей.

– Я, как её очень близкий человек, имею право увезти её сейчас…

– Никуда ты ее не увезёшь, Дюк! – в ярости кричал Мэйсон. – Тебе стоило бы лучше следить за ней в этой вашей Бразилии, тогда бы ничего дрянного не произошло!

– Это неправда!..

– Я её брат, и я решил так: сегодня и завтра пусть её лечит Том. Если лучше ей не станет, вызовем вертолётом самых лучших врачей из Нью-Йорка.

– А почему бы не сделать этого сейчас? – возмутился Дюк, кажется, встав. – Вы готовы её жизнь полностью доверить вашему малолетнему сыну?

– Да, готов! Он не раз доказал, что на него можно положиться.

Сказав что-то маме, отец вышел из кухни, звучно хлопнув дверью. Я успел отскочить в крохотную кладовку под лестницей и спрятаться там. Мне показалось, Мэйсон не заметил меня. Он вышел на улицу и завёл машину.

В кладовке прятался не только я: мохнатая собака Дюка пряталась тут, видимо, от меня, потому что почти сразу же выскочила и побежала на кухню. Да, определенно, она боялась меня. А Боуэнсы воспринимали меня нежным мальчиком, которому, будь они моими родителями, наверняка запретили бы играть даже в настольный теннис. Я не был ни мускулистым, ни особо ловким, но раньше никто не называл меня хрупким.