Текст книги "Руки"

Направляясь в ванную комнату, я обнаружил, что у меня сильно болит голова. Я бы описал это чувство примерно так: всё время кажется, что места соединения костей черепа вот-вот треснут по швам или ещё хуже – голова взорвётся изнутри. Передо мной плясали разноцветные звёздочки, много маленьких и несколько очень больших. Мне опять подумалось, что, возможно, все монстры привиделись мне. Моё вчерашнее и сегодняшнее состояния оставляли желать лучшего. Как бы мне самому не потребовался доктор.

Вдруг я заметил что-то маленькое и мохнатое, несущееся на меня с огромной скоростью по коридору. Я вспомнил, что уже видел «это», вбегавшее на этаж по лестнице, но не обратил тогда внимания, увлечённый разглядыванием огоньков. Сначала я хотел побежать, потому что решил, что «это» – одна из навестивших меня ночью клыкастых бестий, только некрупная. Но я не чувствовал в себе сил даже почистить зубы, поэтому остался стоять на месте. К тому же до меня очень скоро дошло, что передо мной просто собака. У неё было вытянутое тельце с длинной шерстью грязно-коричневого цвета; глаз у неё не было видно из-за мохнатости. Всё это делало её похожей на мелкого монстра.

Добежавши, животное обнюхало меня по кругу, осторожно вытягивая морду вперёд. На каждое моё движение она боязливо отпрыгивала в сторону. Потом она добежала до ближайшего угла, вжалась в него и неистово заскулила. На этот звук из моей комнаты выбежала мама. Она поспешила утихомирить собаку, замахнувшись на неё полотенцем. Та и вправду присмирела, испуганно посмотрела на меня и сбежала на первый этаж, перепрыгивая лестничные ступеньки. Там она, кажется, понеслась на кухню на чей-то подзыв.

– Это собачка Боуэнсов. Они уже приехали и пьют с твоим отцом чай. Иди к ним.

– Я ещё не умылся, – отозвался я и, немного пошатываясь, пошёл в ванную комнату. Но тут круто развернулся и спросил: – Мама, а если у меня обнаружится помешательство, вы с папой сдадите меня в психушку?

– Что ты такое говоришь, сыночек! – мама начала гладить меня по голове и взлохмачивать и так взъерошенные волосы. – Откуда у тебя такие мысли? Я запрещала тебе читать плохие книжки, к тому же ночью. Вот увидишь, я заставлю папу купить сейф! Иди же, умойся!

Холодная вода разбудила меня окончательно. Хотя мне, непонятно почему, показалось странным, что я почувствовал себя более проснувшимся, ведь я нисколечко не спал сегодня.

Глядя на себя в зеркало, чистя зубы, я не узнавал себя: поникшие плечи, серое, усталое, как у папы в пятницу, лицо; диковатый взгляд, направленный в какие-то дебри, неведомые даже мне. У меня был такой вид, как будто я всю ночь не спал, а вправду читал что-нибудь при свете тоненькой свечки. Мне так не хотелось спускаться вниз и вновь видеть ту страшную девушку, которую я обязан был вылечить! Я волновался, что подумают взрослые, увидев меня в таком состоянии. Папа, конечно, ничего не заметит. А мама уже видела и просто посоветовала умыться. И всё же, она не ответила мне, отправят ли меня в специальное учреждение для психов, если я окажусь в их рядах. Я причесал волосы и стал выглядеть гораздо опрятнее.

– Ничего страшного, – говорил я шёпотом сам себе, с подозрением глядя на своё отражение. – Она посоветует мне выпить чай и выйти на свежий воздух. Или посидеть, почитать, поесть шоколада, не ходить в школу сегодня.

Я встрепенулся: школу ведь никто не отменял. Но тут же до меня дошло, что никто и не отпустит меня в школу, пока я не вылечу тётю Эльзу. Я поскорее хотел отвлечься от темы монстров под кроватями и полумёртвых теть и стал думать над тем, чем бы занялся с друзьями в свободное время: можно будет, например, поиграть в бейсбол или в новую настольную игру, которую недавно подарили Саймону. Предвкушение всего этого немного придало мне сил, и я спустился на первый этаж.

Все собрались на кухне и завтракали, обсуждая какие-то серьёзные взрослые дела. На меня, к счастью, никто не обратил внимания. Я заглянул в гостиную, желая узнать, очнулась ли тётя. Она лежала почти в такой же позе, как вчера, и спала. Кто-то привёл в порядок её волосы. Интересно, а ей снились кошмары? Видела ли она устрашающих взор существ? Судя по её мирному сопению и нормальному цвету лица эта ночь не преподнесла ей тех подарков, что достались мне. Усилилась непонятная тоска, и чем дольше я находился здесь, тем глубже она въедалась в меня. Царивший в гостиной мрак даже при ярком солнечном свете и всё еще горевшем ночнике удручал.

Я возликовал, когда ощутил голод: это было явным свидетельством того, что я живой. До этого я и не догадывался о том, что боялся не обнаружить в себе признаки жизни. Всё время с того момента, как я начал помогать Эльзе, я находился как будто посреди густого тумана. Ещё вчера мне сильно нездоровилось. Я надеялся, что сегодня такое не повторится, и чашка кофе или чая вернет мне упущенный ночью отдых. В противном случае тётино исцеление может обойтись мне неизмеримо дорого.

– Ты сегодня не идёшь в школу, – сказал мне отец, похлебывая кофе из огромной кружки с рисунком слона. – Я заеду к директору лично и все объясню. Он, разумеется, всё поймет.

Директору я однажды очень быстро вылечил распухший до размера садового яблока укус какого-то насекомого. В благодарность он разрешил мне не ходить в школу один день и подарил пару долларов. Я, помнится, разорвал их и выбросил в окно. Директор слишком медленно и нехотя вытягивал их из своего бумажника, а я очень не любил лицемеров, которые говорят одно, а думают совсем другое.

Я потянулся к остаткам отцовского кофе, когда тот ушёл прихорашиваться перед работой. Кофе мне так и не достался, потому что за мной следила мама, а вот кружечка остывшего чая – самое то, чтобы полноценно начать день. В моей голове копошились дурные мысли, видимо, из-за кошмарной ночи. Я осмотрелся вокруг, ища хоть что-нибудь, чем мог бы развеселить себя. Я вспомнил, как мы с другом смеялись недавно над странной формой домов в соседнем посёлке. Казалось, с моим другом смеялся кто-то другой, но только не я.

Я увидел собаку гостей и наконец-то почувствовал, что начинаю улыбаться. Собачка гонялась за своим хвостом, перекатывалась на спине и забавно чесала шею задней лапой, громко шумя при этом своим ошейником. Я протянул к ней руку, и она подбежала. Но, почуяв что-то не то, взвизгнула и убежала в коридор. Я понял, что она боится меня. Все мои мысли обратились к этой собаке: почему же она меня боится? Как будто я какой-то монстр!

– Ты ведь сегодня справишься, ага, Томми? – раздался у меня над головой приглушённый папин бас.

– Я… не знаю. Может быть. Возможно… возможно, лучше я буду лечить её два-три дня, чтобы не потерять слишком много сил сразу…

Мэйсон кивнул, ловко подхватывая свою кружку со стола. Наверное, думал я, он очень волнуется за Эльзу. Раньше отец часто рассказывал, как весело они проводили свои детские годы. Иногда мне небезосновательно казалось, что Мэйсон ни к кому не относился так хорошо, как к своей сестре.

Дюк подозвал собаку и скормил ей сосиску. Мы встретились с ним взглядом. Я удивился, уловив в его глазах неподдельный страх, мало отличимый от того, что я усматривал в заросших шерстью глазах его собаки. Неужели и он меня боится? Наверное, я просто ошибся. Он мог просто бояться за Эльзу. Я с удивлением подумал, что никто и не подумал рассказать мне, кем Дюк и Кэролайн приходятся моей тёте.

– А тебя как зовут, мальчик? – спросила чересчур слащавым голоском Кэролайн.

Я хотел ответить, но словно кто-то невидимый сжал руку на моём горле. Я закашлял и схватился за свою кружку с чаем.

– Бедный мальчик, он подавился! Может, дать тебе воды?

Я замотал головой. Странный приступ быстро прошёл, а, может быть, я всё лишь подавился. Я резко встал, поблагодарил маму за завтрак и как можно скорее убрался с кухни. Но я не ушёл совсем: я спрятался за стеной, собираясь подслушать разговоры находящихся в кухне людей. Я не сомневался, что моё отсутствие откроет им рты для обсуждения по-настоящему важных тем.

Произошло именно то, на что я рассчитывал. Первым раздался негромкий, недостаточно низкий для мужчины, голос Дюка:

– Мэйсон, как вы можете доверять жизнь Эльзы десятилетнему пареньку? Это безумие какое-то!

– Вот именно! – подхватила Кэролайн. – Вы видели, какое у него лицо? Он что-то делает там, а ему это явно невмоготу! А какой он маленький, тоненький, хрупкий мальчик! Вы, должно быть, ошиблись, Мэйсон!..

– Замолчите! – гневно прикрикнул на них мой отец. – Я не собираюсь выслушивать это. Я уже говорил вам: он оказал помощь не одному десятку людей и всегда делал это с наилучшим результатом. Вы же бывали и у нью-йоркских, и у виргинских докторов, они не помогли вам…

Дюк шумно вздохнул.

– Мы не были в Нью-Йорке, Мэйсон. Мы поехали сразу к вам, потому что Эльза попросила нас об этом. Пока она ещё была в сознании. Когда уже не была, мы показали её вашим местным врачам. Они были готовы нас принять, и если бы вы не подъехали…

Последнее предложение он сказал так, как будто винит во всём моего отца, к которому обращался. От слов Дюка мне стало совсем дурно. Значит, Эльзу не показывали профессионалам в Нью-Йорке и не дали докторам Виргинии помочь ей, а повезли прямиком ко мне. Если я не справлюсь со своей задачей, и с тётей что-то случится, всю мою будущую жизнь меня и моего отца будут упрекать в том, что мы не дали увезти Эльзу в больницу к нормальным врачам. Тогда я решительно подумал: во что бы то ни стало я обязан её исцелить.

– Но вы сказали вчера, что были в Нью-Йорке, – раздался мамин голос.

Никто из Боуэнсов не ответил ей.

– Я, как её очень близкий человек, имею право увезти её сейчас…

– Никуда ты ее не увезёшь, Дюк! – в ярости кричал Мэйсон. – Тебе стоило бы лучше следить за ней в этой вашей Бразилии, тогда бы ничего дрянного не произошло!

– Это неправда!..

– Я её брат, и я решил так: сегодня и завтра пусть её лечит Том. Если лучше ей не станет, вызовем вертолётом самых лучших врачей из Нью-Йорка.

– А почему бы не сделать этого сейчас? – возмутился Дюк, кажется, встав. – Вы готовы её жизнь полностью доверить вашему малолетнему сыну?

– Да, готов! Он не раз доказал, что на него можно положиться.

Сказав что-то маме, отец вышел из кухни, звучно хлопнув дверью. Я успел отскочить в крохотную кладовку под лестницей и спрятаться там. Мне показалось, Мэйсон не заметил меня. Он вышел на улицу и завёл машину.

В кладовке прятался не только я: мохнатая собака Дюка пряталась тут, видимо, от меня, потому что почти сразу же выскочила и побежала на кухню. Да, определенно, она боялась меня. А Боуэнсы воспринимали меня нежным мальчиком, которому, будь они моими родителями, наверняка запретили бы играть даже в настольный теннис. Я не был ни мускулистым, ни особо ловким, но раньше никто не называл меня хрупким.

Душой и телом я приготовился вылечить тётю Эльзу как можно скорее, даже если мне станет от этого очень плохо. Да и могло ли разве случиться со мной что-то совсем плохое? Отец возложил на меня большие надежды, а теперь и все остальные будут ждать, когда же я справлюсь с тётиной болезнью. Я был просто обязан сделать всё, что было в моих силах. А если сил будет не хватать, мне придется найти способ черпать их откуда-то ещё.

С решимостью американского первопроходца я направился в гостиную. Эльза всё ещё была без сознания. Я подошел к ней на цыпочках, надеясь, что она не проснется. Я думал, хорошо бы было, если бы мне удалось исцелить ее, не пробуждая, а потом по-тихому отправить её домой. Я не испытывал никакого желания разговаривать с ней. Многие люди, узнавая о моих способностях, начинали престранно расспрашивать о них. Я был уверен: Боуэнсы уже собирались начать допрос там, на кухне. Хорошо, что я ушёл раньше, чем это началось.

– Тётя Эльза? – тихо позвал я, присаживаясь на самый краешек дивана. Она не очнулась. Я заметил, что она стала выглядеть гораздо лучше, чем вчера вечером, когда я впервые только её увидел. Казалось даже, к лицу частично вернулся здоровый румянец.

Я приготовился к повышенной концентрации внимания. То, что я всю ночь не спал, не должно помешать мне – такие слова я мысленно пророчил себе. Уже спустя полминуты мои руки очутились на тётиной ключице, из них неторопливо потянулись тоненькие струйки энергии и так же плавно исчезали в теле больной. В какой-то момент Эльза резко вздохнула, напитавшись энергией, и я на секунду потерял контроль над силой. Ничего страшного не случилось – я быстро взял себя в руки, но до того перепугался, что упал с дивана.

Пока исцеляющая стихия моей души ровным потоком вливалась в Эльзу, я думал над тем, как мне ускорить процесс её полнейшего выздоровления. Я попробовал приказать силе уничтожить конкретную заразу. Но я не знал, что это за болезнь, и как она выглядит внутри (просматривая душу тёти, я не мог видеть болезни, охватившей её тело), поэтому энергия продолжала делать то же, что и раньше: подпекать то, что я обозначил, как болезнь.

Я даже не был уверен, что не уничтожаю в Эльзе что-нибудь лишнее. Следующее, что мне пришло в голову – увеличить объём направленной энергии. Я подумал: вдруг вчера я просто устал после школы, а сегодня можно без опаски использовать свои способности. Это далось мне без каких-либо трудностей, я уже начал радоваться, но через пять минут меня изрядно потянуло в сон. Я едва удержался от желания плюхнуться на пол рядом с диваном и заснуть посреди разбросанных вещей тёти подобно уставшей собаке. Мне пришлось отказаться от этого способа, хотя тёте начало легчать на глазах. Мне казалось, ещё чуть-чуть, и она проснется. Тогда я избрал последний оставшийся у меня вариант – равномерную и продолжительную подачу энергии. Я не мог больше ничего придумать. В такой момент я остро ощутил отсутствие у меня знаний и твёрдого плеча наставника.

Я сидел с тётей до позднего обеда. Иногда я удивлялся, откуда у меня столько сил. Ночью я не спал, а ещё вчера чувствовал себя таким опустошённым. Временами мне казалось, что я – взрослый и серьёзный человек. Серьёзнее и, может быть, даже взрослее папы. Только я подумал об отце, как послышался грубый хлопок двери машины, означавший, что он приехал на обед. Мэйсон сразу пошёл в гостиную.

– Ну, как у тебя идут дела? – спросил он, присаживаясь на корточки возле дивана. Я заметил, какой он огромный, и сделал вывод, что всё-таки он взрослее меня.

– Тёте Эльзе лучше. Мне кажется.

– Почему это тебе кажется? По мне так должно быть: «зуб даю, она идёт на поправку».

– Просто… просто она так и не проснулась. А я с ней сижу уже пять часов.

– Так больше сил надо приложить? Ярости поболее, а?

Мысленно я мрачно усмехнулся, слушая предложения отца.

– Я пробовал. Я теряю сознание. Папа, а если я…

– Мэйсон! – крикнула мама из коридора. – Тебя к телефону!

– Ну, веры, Томми, вложи, и не будь девчонкой – какой обморок…

Отец засмеялся и ушёл. Я решил сделать перерыв на обед, хотя есть мне совсем не хотелось. Я не мог понять, стало ли лучше тёте, и от этого тяжесть на душе всё нарастала и нарастала. Её душа выглядела всё так же, окутанная серым облаком неизвестной мне субстанции, которая, возможно, и вытягивает из неё силы.

Мама пыталась накормить меня, но я согласился только на горячий чай с конфетами. Сидя за столом, я впервые задумался: как выглядит моя душа? Я ни разу не пробовал увидеть её, и сейчас мне показалось, что вряд ли такое возможно. И ещё одна необычная мысль посетила мою юную голову: вдруг я заразился чем-то от тёти Эльзы? Что, если вылечить её невозможно? А я пытаюсь и скоро тоже заболею, и тогда никто не сумеет помочь мне.

В тот момент мне даже захотелось плакать; ещё одна возникшая у меня мысль напугала меня сильнее, чем все предыдущие. Я заметил, что совсем перестал улыбаться и смеяться, меня всё время снедала неописуемая тоска и всё вокруг, и я сам – всё начало казаться просто тяжёлым дымом от костра. И больше всего я боялся: вдруг это состояние навсегда?..

– Эти Боуэнсы покатились покупать Эльзе какие-то лекарства, – сообщил Мэйсон и плюхнулся на стул рядом со мной.

– Я думала, они гуляют с собакой в саду! – удивилась мама.

Отец осуждающе покачал головой, давая понять, какое у него отношение к двоим нашим гостям.

– Они образцовые вруны. Не нравятся они мне – ничего в головах нет. Поверить не могу, что Эльза якшалась с ними. Как выздоровеет, растолкую ей, что они за люди…

– Мэйсон, это грубо! Они полтысячи миль проехали, чтобы уважить желание Эльзы.

– Да плевать мне.

Их дальнейший разговор я слушал краем уха: я был занят обдумыванием своих не слишком радужных мыслей. Я не мог понять, как так вышло, что я меньше, чем за один день из весёлого мальчишки вдруг превратился в пессимиста. Наверное, никто из моих друзей не узнает меня сейчас. Скажут, в лучшем случае, что я стал, как взрослый, в худшем – что я псих.

– … хотят проявить какую-то добросердечность? – долетел до моих ушей разъярённый мамин голос. Они с папой продолжили свой разговор, сейчас уже больше походивший на ссору.

– Всё, мне пора! – отрезал отец и встал. – Вечером ещё поговорим.

Он ушёл, мама же начала убирать со стола, не соблюдая при этом обыкновенной осторожности. Стало очень шумно, а у меня и так стоял неприятный гул в голове, и я, подобно отцу, освободил кухню от своего присутствия.

Я вышел на улицу. На меня повеяло свежестью, теплом и соседскими расцветшими розами. Яркое бело-желтое солнце засветило мне в глаза, и я с наслаждением стал глядеть в самый центр земного светила. Иногда мне казалось, что я вижу, как оно кружится вокруг своей оси с небывалой скоростью. Я присел на ступеньку маленькой крылечной лестницы. И думал: повезло всем, кто не ощущает этого ледяного и бесчувственного веяния смерти, застывшего над нашим домом. Страх, что я не справлюсь с лечением тёти Эльзы, всё глубже врастал в мою душу. Отец, казалось, не видел во мне маленького мальчика, а лишь взрослого, полезного для общества мага, который точно не совершит ошибки, берясь за что-либо. Но я-то знал и понимал, что не являюсь ни взрослым человеком, ни человеком, не совершающим ошибок. Да, у меня были способности, недоступные большинству людей, но ведь я был всё ещё ребенком. Зачем же отец так много поставил на меня?..

Я нехотя вернулся в дом. Окна по прежнему занавешены шторами, полумрак и пустота. Только из кухни доносился приглушённый шум маминой возни. Лестница скрипнула, но там никого не было. Половица в коридоре издала похожий звук. Дверь в кладовку чуть двинулась в сторону, видимо, из-за запущённого мною с улицы ветра. Как мало мы замечаем, думал я, пребывая в состоянии несущегося поезда, и как много – когда идём пешком.

Или моя внимательность к подобным мелочам – всего лишь последствия кошмарной ночи? Конечно же, нормальные выспавшиеся люди видят и слышат подлинную картину, и не более того.

Зайдя в гостиную, я встал у порога, как вкопанный. Эльза шевелилась и даже издала какой-то звук. Странно, что сердце у меня от удивления билось, как у преследуемой волком косули: ведь я, по моим ощущениям, вложил в неё достаточно сил, чтобы она уже была в состоянии прыгать и танцевать.

– Тётя Эльза! – Я быстро подошёл к ней. – Тебе уже лучше?

Она тихо бормотала что-то. Её руки потянулись к лицу и стали ощупывать его. Кажется, она была не в себе или, как чаще выражаются взрослые, в бреду. Может быть, это какой-то обратный процесс, который приведёт её к выздоровлению?

– Кэри, это они виноваты! Это их вина!..

Её голос был такой тихий, шелестящий, что большую часть слов я не мог разобрать. Я коснулся тётиного плеча, легонько потряс, опять назвав по имени.

– Они сломали калитку… вот и он, их бедный пустырь…

Я с ужасом слушал потусторонний шёпот Эльзы. Её глаза всё ещё были закрыты, руками она неуклюже ощупывала собственное тело, как будто хотела убедиться, что оно у неё ещё есть.

– Тётя, проснись же! Проснись! – Я хотел произнести эти слова громко и уверенно, но мой голос звучал так же слабо, как у котёнка.

В панике я совсем растерялся. Мне в голову пришла только одна мысль: проверить состояние её души. Я сконцентрировался, насколько это было возможно, и всмотрелся в лицо Эльзы.

Как обычно, всё вокруг меня померкло, а там, где секунду назад я видел тётю, плавал маленький шар – её душа. Но в этот раз шарик быстро менял свой цвет и становился то пепельно-серым, то угольно-чёрным. Когда он становился чёрным, я проваливался в беспросветную тьму. Мне это очень не понравилось, потому что я резко ощутил себя слепым. Да и никогда тёмные цвета не означали что-то хорошее. Плохо было и то, что я так и не увидел души тёти Эльзы. Только эти клубящиеся серые и чёрные линии. Я также заметил, что цветные нити, опутывающие раньше серое «нечто», пропали.

Мои туманные опасения стали приобретать вполне ясные черты в реальности. Возможно, тётю лучше поскорее увезти в обычную больницу. Вдруг они помогут ей?! Предотвратят то, что может произойти? Я стоял перед диваном и никак не мог поверить, что оказался бессилен перед болезнью Эльзы!

Больная внезапно прекратила всякие движения и замолчала. Теперь она опять спала, лицо приобрело спокойные, расслабленные черты. Левая её рука, свисавшая с дивана, дёргалась каждые полминуты. Я в отчаянии понял, что теперь она выглядит так, как будто я вообще ничего не сделал! Как будто не сидел здесь весь день, вливая и вливая в неё свои силы!

Сзади ко мне подбежала собака Боуэнсов. Дотянувшись своим уродливым носом до моего ботинка, она зарычала и убежала. Тут же показались её хозяева. Они так торопились, что не сняли даже верхнюю одежду. Дюк нёс белый пакетик, набитый прямоугольными коробочками и маленькими бутылочками; на пакете значился большой красный крест.

– Нужно её разбудить, – возбуждённо заявила Кэролайн. – Она совсем ничего не пьёт и не ест. Нужно накормить её.

– Да, дадим ей лекарство с едой, – согласился Дюк и начал тормошить тётю. – Смотри-ка, мы были правы, ей не стало лучше…

Я отошёл в сторону и почувствовал на себе сочувствующий взгляд Кэролайн. Видимо, я выглядел немногим лучше Эльзы. Я собрался было выскочить из затхлой гостиной, которую ненавидел теперь всей душой, но тут послышался тонкий женский голос, не принадлежащий Кэролайн:

– Дюк?

Я ошарашено уставился на тётю: она хлопала глазами, как только что проснувшийся человек и двигалась совсем не так, как если бы была в бреду. Боуэнсы завертелись возле Эльзы, предлагая ей воду и лекарства. Она послушно принимала все, что ей подавали. Но я не мог не заметить, что она ничего так и не засунула в рот. Её спросили, голодна ли она, и получили в ответ бесцветное «нет». Глаза у неё были светло-голубые и ясные, прямо как небо сейчас на улице. Раньше я думал, что глаза у неё карие, как у Мэйсона, но, видимо, ошибался. Кажется, ей легчало.

– Я всё-таки настаиваю, Эли, – не терпящим возражений голосом сказала Кэролайн. – Я сейчас сварю тебе овсянку, положу туда кусочек сала и немного масла. У меня, когда болела голова…

Она пустилась в бессмысленную болтовню и россказни; Дюк со вниманием рассматривал инструкции к лекарствам. Эльза, к нашему удивлению, без труда села в диване. Её лицо, тем не менее, было бледным и чуть ли не равнодушным. Я смотрел на неё и мне приходилось сдерживать себя, чтобы не закричать: она не похожа на живого человека!..

– Это же мой племянник! – неожиданно вскрикнула тётя и уставилась на меня. Я не мог смотреть в эти жуткие глаза и опустил голову. – Это же он помог мне!

– Эльза, мне кажется, тебе ещё предстоит долгое лечение, – сказал Дюк, поправляя упавшие одеяла.

– Подойди ко мне, – позвала меня тётя Эльза.

Я, приглушая собственную интуицию, неуверенно сделал пару шагов и присел на диван. Каждая моя мышца была напряжена, я в любой момент был готов вскочить и удрать.

– Я так тебе благодарна, мой мальчик. Я должна как-то отблагодарить тебя.

– Не надо, тётя, я рад был помочь. Но… тебе ведь стало легче, да? – робко спросил я.

– Да, милый, я как будто заново родилась!

Эти слова мне очень не понравились. Было в них что-то совсем не то, что нужно. А голос Эльзы, прикрытый мёртвенной жизнерадостностью, реальнее было бы услышать, говорящим что-то вроде: «Я как будто заново зарылась глубоко под землю».

С улицы послышалась сработавшая сигнализация машины. Дюк тут же вскочил и выглянул в окно. Потом он разъярённо развёл руками и громко начал причитать на моего отца. Мэйсон задел машину Боуэнсов, паркуясь. Мне это стало ясно, когда я услышал характерный протяжный скрежет по металлу.

– Я пойду, приготовлю тебе овсянку, – ласково сказала Эльзе Кэролайн и ушла.

Дюка уже дух простыл. Я остался один в комнате с тётей, и мне просто необходимо было убедиться, что она по-настоящему выздоравливает.

– Тетя Эльза, я могу продолжить лечить тебя, – предложил я. – Если ты не против этого.

– Да, наверное, я ещё не полностью здорова. Спасибо, милый.

Я вытянул правую руку и положил тёте на ключицу. Она наблюдала за моими действиями с интересом. Когда я начал выпускать силу, Эльза удивлённо вздохнула и зачарованно уставилась на энергию. С каждой минутой это очарование в её глазах всё больше начинало походить на какое-то странное, почти маниакальное восхищение. Я чувствовал себя слабее. Через несколько минут я отнял руку. На лице у тёти сразу же мелькнула какая-то тень.

– Я хочу посмотреть, как твоя душа, – усилием воли я заставлял себя говорить, продолжать сидеть. Мне захотелось спать ещё больше, но гораздо сильнее было моё желание поскорее выйти из этой комнаты.

Эльза кивнула. Она даже не спросила, что это такое, и как это выполняется. Я окончательно убедился, что что-то не так. Она должна была хотя бы чуть-чуть, но интересоваться, что именно я собираюсь сделать. А она просто молчала и смотрела на меня.

Вбежал Мэйсон. Я поднялся. Хотел предупредить его – всё совсем не так хорошо, как кажется. Но он кинулся к Эльзе и начал говорить ей что-то, спрашивать. Наверное, ему это показалось чудом: час назад он уехал и видел её, спящей, почти без признаков жизни, а теперь она сидит и смотрит на него, отвечает ему хрипловатым голосом.

– Я знал, что Томми справится! – восторженно говорил Мэйсон. – Ваши таблетки – ерунда на постном масле по сравнению со способностями моего паренька! И не смейте приближаться даже к Эльзе со своими пилюлями!

Отец с гордостью похлопал меня по плечу, да так сильно, что мне пришлось опять сесть на диван, чтобы не упасть. Дюк стоял, нахмурившись и сложив руки на груди. Кэролайн была на кухне. Зато скоро появилась моя мама. Все они интересовались состоянием тети; столпились вокруг неё и поочерёдно спрашивали, как она себя чувствует. Под возникший шум я сбежал из гостиной и вышёл на улицу. Ужасная духота там, в доме! И «запах» никуда не делся. Я был убежден, что что-то пошло не так, и не испытывал и толики той радости, что бурлила во всех остальных. Я понимал, что ещё не выполнил свои обязанности.

– Эй, Том! Привет!

Я испуганно поднял голову и увидел перед собой на дороге какую-то девочку. Она казалась очень маленькой и безопасной, но смотрела на меня, как на сумасшедшего. Некоторое время я мутными глазами глядел на неё, пытаясь понять, почему она приветствовала меня так, словно мы знакомы. Я её не знал. К счастью, вскоре я почувствовал возвращение потухших образов из прошлого – это была сестра одного из моих друзей. Я и с ней дружил – мы были все одного возраста, часто брали её к нам в мальчишескую компанию поиграть или просто пошататься по городу от лавки к лавке. Почему же я её не узнал?..

– С тобой всё нормально? – Спросила девочка, подъезжая ко мне на своём скейтборде. Как-то я решил попробовать покататься на нём – это оказалось непросто, проще было пять лет назад залезть на хребёт огромной соседской собаки. Тут же меня начало заносить в ностальгию, чего раньше никогда со мной не случалось.

– Да, я в норме. Просто тётя приехала. Тётя Эльза… я её лечу.

Сэнди знала о моих способностях. Знали вообще все, кто хотел или оказался рядом, когда говорили об этом. Я раньше всё ждал, что за мной приедут какие-нибудь специальные государственные службы, но этого не произошло ни разу за год; наконец я уверился, что им нет до меня и моих сил никакого дела. А может быть, они просто не верили слухам, наверняка расползшимся по всем соседним штатам.

Девочка беспечно уселась рядом со мной на ступеньку и укоризненно вздохнула. Я заранее знал, что она скажет.

– Вот твой папа тебя просто использует, хотя ты не обязан лечить всех подряд, кого он к тебе приводит. Это нечестно и… низко.

– Сэнди, помогать людям – хорошо, – замыленной фразой ответил я, но мой голос был слаб и неубедителен. – А сейчас я вообще помогаю тёте, она же папина сестра, разве мог я отказаться?

– Ты как-то говорил, что она тебе не нравится, – приглушённо ответила Сэнди, поигрывая своим скейтбордом. Мне нравилось слушать её голос – мягкий и уверенный одновременно.

– Говорил? Не помню такого.

– Ага, и не говорил, а заявил. Мы обсуждали своих родственников, и ты всем это сказал, помнишь, у того магазинчика, где ещё вывеска треснула и свесилась наполовину к земле? Так и сказал: «Мне моя тётя не нравится, они с папой совсем не похожи. Папа вот крутой». Мне, правда, кажется, ты хотел сказать, что боишься её, тетю-то, но… мне тоже было бы неловко говорить, что я боюсь кого-то. И вообще, Том, помогать людям – это, конечно, хорошо и важно, но не так же, чтобы самому пострадать.

– Я и не страдаю. Хоть сейчас возьму и заберусь на Хоксбилл.

Я соврал ей. В том состоянии, в каком я был в тот прекрасный солнечный день, я не забрался бы и на садовую тачку. Но ложь не тяготила меня – я понял, что меня не волнует, правду я говорю или нет.

– Ну, не заберёшься, – не поверив моему вызову, с усмешкой сказала Сэнди. – У тебя лицо, как у моего старшего брата, когда он узнал, что не поступил в Шарлоттсвиль. Он был белый, как вампиры в мультиках.

Она беззаботно рассмеялась. Я усилием воли заставил себя улыбнуться. Но у меня и это вышло так жалко, что у Сэнди скоро пропала охота к веселью.

– И у тебя всё получается?

– Что? – не понял я, тупо уставившись на проползающую мимо мохнатую гусеницу.

– Тётю лечить, что ж ещё! Долг свой выполнять перед отцом или перед кем там, кому ты так обязан.

В её голосе я уловил иронию. Как же забавно было слышать это из уст легкомысленной Сэнди! Да, мне она казалась до невозможности ветреной и ребячливой. Тем не менее, порой ту же иронию я обнаруживал в собственных мыслях.

– Я сам не могу понять, – признался я, не сумев придумать правдивую ложь. – Ей хорошо, но как будто нехорошо…