Текст книги "Мир из прорех. Иные земли"

Глава 8. Кая

Перед уходом на станцию Кая зашла в домик, где расположились ученые из бывшей лаборатории Красного города. Еще недавно они называли себя Красным институтом, а в их распоряжении было лучшее оборудование, все возможности, которые только можно было получить на развалинах разрушенного мира. Тепло, защита, еда, даже роскошь – валюта, которую никто, кроме избранных жителей Красного города, не мог себе позволить.

Теперь у них не было ничего – даже времени и сил на работу не оставалось.

В кои-то веки Кая шла сюда с улыбкой на лице – до сих пор ей нечем было порадовать этих людей, которые поверили ей и последовали за ней, когда в Красном городе воцарился хаос. Тогда, потрясенные тем, что они узнали о Сандре, многие ученые присоединились к группе капитана Стерх. Первым их порывом было бежать из-под руководства тех, кто обманом использовал их, чтобы получить мир, который никогда им не принадлежал… Но со временем – хотя об этом не говорили вслух, во всяком случае при Кае, – они начали сомневаться в правильности принятого в разгар всеобщего хаоса решения. Голод, холод и нехватка всего, чего только можно, сказывались все сильнее.

Когда Кая вошла, голоса тут же смолкли, и улыбка исчезла с ее лица. У нее появилось неприятное чувство, что говорили о ней. Все смотрели на нее: начиная с Павла, самого пожилого из них, – именно под его началом работал когда-то Артем – и заканчивая Шиповником – самым молодым. Высокий, с пу шистыми русыми волосами и очень светлыми голубыми глазами, он уставился на Каю особенно пристально, и она отвела взгляд.

– У меня хорошие новости, – пробормотала Кая, почему-то смутившись, хотя, если она угадала правильно, смущаться стоило как раз им. – Я поговорила со Стерх. Она согласилась сделать для вас исключение… чтобы вы могли работать посменно и… заниматься тем, что действительно важно.

Они обрадовались – кажется, искренне, но куда менее бурно, чем Кая надеялась. Слушая вежливый гул, она пробегала взглядом по лицам мужчин и женщин, покинувших город Сандра. Осунувшиеся лица, впалые щеки, глубоко запавшие глаза, потрескавшаяся от холода кожа, обветренные губы. Многие бежали из Красного города с семьями. Мужчины наверняка делились пайками с женами и детьми.

Капитан Стерх с самого начала отстранилась от общения с учеными. «Я ничего им не обещала – не я убеждала их уходить с нами, а ты». Говорила с ними Кая: передавала новости, подбадривала, убеждала – насколько могла. Но факт оставался фактом – в какой-то степени именно она отвечала за то, что они очутились здесь. И если у них и были какие-то ожидания – они пока не оправдались.

– Я постараюсь упросить ее дать вам больше пайков, – пробормотала Кая. – Сейчас с запасами туго, вы это знаете, но…

– Да уж, – пробормотал Шиповник, – мы знаем, что у нас с ними туго. – Он сделал особое ударение на «у нас». – Интересно, в командном пункте все так же плохо? Или ты пришла к нам прямиком с ужина у Стерх?

Кая молчала – не потому, что ей нечего было ответить, а потому, что до сих пор на нее не нападали так открыто.

– Я не понимаю, – сказала она, отметив про себя, что никто из ученых за нее не вступился, никто не одернул Шиповника. – Люди в доме Стерх получают столько же, сколько и остальные. Не больше, не меньше. Все, кто бывает там, это знают.

– Точно, – Шиповник скривил губы, – кто бывает. Ну, к нам-то это не относится…

– У тебя какие-то претензии? – Кая не чувствовала ничего, кроме усталости, но старалась говорить твердо. – Так сходи, проверь. Никто тебя оттуда не прогонит.

– Ну, хватит. – Теперь Павел решил вмешаться. Его волосы, еще недавно лишь слегка тронутые проседью, за несколько месяцев полукочевой жизни совсем поседели, а черты лица заострились от худобы. – Шиповник, успокойся. Она ни в чем не виновата.

– Конечно. – Шиповник все еще хмурился, но Кая уже видела, что всего нескольких слов от Павла оказалось достаточно, чтобы умерить его пыл. Пока достаточно. – Она говорила, что нужно бежать из города как можно быстрее. Что Сандр пришел с другой стороны. Что Сокол безумна и…

– Ну, и что из этого неправда? – спросил Павел спокойно. – Мы видели доказательства собственными глазами. Сандр ушел на ту сторону – но он может найти способ вернуться. Он использовал нас – заставлял действовать вслепую, расселял и отвлекал, чтобы мы не могли делиться информацией друг с другом. Или ты будешь утверждать, что всегда ясно понимал, над чем работаешь? Ну, тогда ты, парень, куда умнее меня.

– Да и про Сокол, – буркнула одна из женщин из темного угла. – Она сумасшедшая… Или ты не видел, что она устроила, когда в городе начались волнения? Применила бомбы и мины, которые Сандр использовал бы только в крайнем случае, чтобы защитить город… Сокол отдала приказ стрелять на поражение по всем, кто пытался уйти из центра… Даже по детям и старикам. Сандр бы никогда так не поступил.

– Это правда, – пробормотал Павел. – Сандр при всех его… кхм… недостатках… ценил человеческую жизнь.

Кая и Шиповник вскинулись одновременно – она, чувствуя, как заливается краской, он – побледнев.

– Правда? – резко спросила Кая. Внутри у нее как будто задрожала туго натянутая струна – дерни, разорвется. – Кажется, у вас очень короткая память.

Несколько мгновений в комнате было тихо, только Шиповник дышал все натужнее, и что-то посвистывало у него в горле, как в закипающем чайнике. У стены деликатно, робко простучали по полу коготки – поудобнее укладывалась очень тощая кудлатая собачонка, которую ни у кого здесь не хватало духу выгнать.

– Я прошу прощения, – сказал Павел тихо и очень серьезно, но, как показалось Кае, самую малость театрально, как будто на них были устремлены взгляды десятков зрителей. – Я не должен был так говорить. «Век вывихнул сустав», дорогая моя… И сохранять самообладание становится все труднее.

По одинаковым в сумраке углов фигурам пробежал легкий шепоток. Кто-то вздохнул с облегчением, видимо, посчитав, что инцидент исчерпан.

– Мы благодарны за то, что ты делаешь, – продолжал Павел. – И, уверен, я могу говорить от лица всех нас. Нам не стоит срываться друг на друге – если мы хотим уцелеть…

– И вернуться в Красный город, – сказала Кая негромко и твердо и обвела взглядом собравшихся, и какая-то ее часть наслаждалась произведенным эффектом.

– Это пока не стоит обсуждать. Но я знаю. Стерх хочет вернуться. Мы действуем… Пытаемся объединиться с другими группами.

– Это безумие, – резко сказала та самая женщина, что назвала капитана Сокол сумасшедшей сукой. Она вышла из тени, и Кая узнала Кату, у стола которой когда-то Артем показывал ей эксперимент с магнитной крошкой.

– Это безумие, – повторила она. – Группами верховодят подонки и изгои – те, кто жил во Внешнем кольце. Изгнанники. Отребье… Или вообще люди из других общин, о которых мы ничего не знаем. Им нельзя доверять.

– Ката, – Павел нахмурился, – пожалуйста, успокойся. Во-первых, мы обсудим это позже. Во-вторых…

– Нельзя доверять? – Кая как будто со стороны наблюдала за тем, как ее покидают остатки самообладания. – Я и Шоу – из других общин, но мы наравне с вами добываем еду и защищаем это место. Артем… Вы же любили Артема!

Ката, до сих пор не сводившая взгляда с Каи, опустила глаза.

– Артем… То, что случилось с Артемом… То, что случилось с Ганом… с Мартой. – Кая судорожно вздохнула, закусила губу. – С Тошей. Все они – из других общин. Но они рисковали собой, чтобы узнать то, что мы теперь знаем. Или вы хотели бы и дальше служить Сандру?

Все молчали.

– Конечно, – сказала Кая, чувствуя легкое головокружение, – легче всего считать, что все во Внешнем круге и за ним – отребье и отщепенцы. Но я была там. Я прошла от Зеленого до Северного города, от Северного города – до столицы… И я видела там прекрасных людей. Людей, способных рискнуть собой ради друзей. Людей, которые заботятся друг о друге… А вы… вы сидели в центре и закрывали глаза на то, что во главе у вас – оборотень, чудовище с другой стороны, просто потому, что оно слишком долго кормило вас с руки!

Вот теперь в комнате стало действительно тихо. Даже собачка умолкла и только жалобно таращила круглые карие глаза со своей лежанки, как будто молчаливо умоляла непонятных, но дающих ей кров людей не ссориться.

– А, к дьяволу, – повторила Кая услышанное однажды от Шоу ругательство. – Делайте что хотите. Я думала, вы обрадуетесь, что теперь у вас есть время… время помогать людям – людям, а не Сандру. Но, видимо, вы хотите сидеть здесь и плакать по тому, какой прекрасной была его эпоха. Мой дедушка… Если бы он видел это… ему было бы за вас стыдно. Делайте что хотите.

Не дожидаясь их ответа, Кая вышла в белый, сияющий, ледяной мир и сразу же почувствовала, как холодный ветер остужает ее пыл. Некоторое время она стояла на пороге, шмыгая носом, борясь с детским желанием простудиться и лежать в лазарете у печи, рискуя умереть – но ни о чем не думая, ни о ком не вспоминая, ничего не решая.

А потом кто-то тронул ее за плечо – и, обернувшись, она увидела Павла.

– Ну, хватит, Кая, – неожиданно мягко сказал он, и что-то в его голосе напомнило ей дедушку, хотя они были совсем не похожи. – Сейчас всем тяжело. Ты не права. Все это время наша работа не прекращалась – кому это знать, как не тебе. Пойдем.

Она последовала за ним – потому что гнев улегся, остыл на пронизывающем ветру.

– Павел, – пробормотала она, глядя на облачко пара, парящее у самых губ. – Простите. Я не хотела. Просто… Марта, и слышать то, что сказала Ката… Все это немного слишком. Я…

– Устала, расстроена и… злишься на них, – тихо сказал Павел и невесело улыбнулся, увидев, как резко Кая вскинула голову. – Поумерь свой пыл, дорогая моя. Я прекрасно знаю, что ты чувствуешь. Но не вини людей за то, что они голодны, напуганы и боятся умереть. Некоторые из них никогда не знали такой жизни.

Он свернул к приземистой постройке – бывшему хлеву, – и Кая последовала за ним, утопая по колено в глубоких сугробах. Ей стало понятно, куда именно они идут.

– Сегодня я не хочу с ней говорить, – пробормотала Кая. – Она меня пугает.

– А ей ты нравишься, – мягко заметил Павел. – Она помнит, что именно благодаря тебе оказалась на свободе. Не будь тебя – кто знает, что сделал бы с ней Сандр. Все это время мы продолжали с ней работать. И без тебя тоже. Понемногу, мало-помалу, полчаса – там, полчаса – сям… Дополняли записи друг друга… Конечно, говорить о полноценной коммуникации рано. Но многое из того, что она говорит, нам теперь доступно.

Ее поселили в хлеву неспроста. Кая была не единственной, кого она пугала – кто не хотел спать с ней рядом или есть за одним столом. Дело было не только в том, что никто не понимал ее языка. Она выглядела в точности как человек – но что-то в ней выдавало чуждость, инаковость – и рядом с ней людям становилось не по себе.

В хлеву было холодно – очень холодно, но девушку, живущую здесь, это, кажется, не волновало. В углу была кривая печка из речных камней с трубой, выведенной через отверстие в стене. У печки лежала аккуратная поленница – видимо, принес кто-то из ученых, однако огонь в печи еле тлел. Войдя и стряхнув снег с волос и одежды, Павел сразу заохал, завозился у печи, и через несколько минут затрещало пламя. Кая справилась бы быстрее, но не стала подходить к печи – вместо этого продолжала рассматривать хлев. Маленький, полутемный. У печи – лежак из досок, покрытых старыми тулупами и изрядно побитым молью потускневшим от времени ковром – кажется, когда-то его украшало изображение слона с сидящим на нем крохотным погонщиком в остроконечной шапке.

Рядом с лежаком, за маленьким столиком, удоб но устроившись на деревянной колоде, сидела Анле́ – по крайней мере так она сама назвала себя. Сейчас она выглядела куда лучше, чем в ту ночь, когда Кая увидела ее впервые – закованную в цепи пленницу Сандра, спрятанную в вечной темноте лаборатории. Она все еще была очень тощей – впрочем, на их пайках никто не набирал вес, – но черные волосы больше не были тусклыми и спутанными, как в тот день, когда под руководством Павла Кая впервые попыталась «установить с ней контакт». Очень длинные, достающие до пояса, теперь они струились темной блестящей волной. Посмотрев на сияние этих волос (и как только она умудрялась такого добиться), Кая в очередной раз за сегодня подумала, что стоит вымыть голову. Синяки и ссадины – дело рук Сандра – давно зажили, и в глазах цвета болота появился блеск. Одета Анле была в серый комбинезон и линялую синюю куртку, на шее был криво повязан красный шарф.

Девушка не обратила внимания на вошедших – продолжала сосредоточенно разглядывать что-то на крышке стола, и, не удержавшись, Кая подошла ближе.

Она склонилась над столом и, увидев обломок мела в очень длинных и гибких пальцах, подавила дикое желание выхватить его и спрятать в карман. Она уже очень давно не рисовала – ей было не на чем и нечем. Очень резко Анле подняла голову – не по-человечески резко, как делает, насторожившись, хищный зверек, и Кая рефлекторно отшатнулась. Но не опустила глаза – разозлившись сама на себя, встретила взгляд этих необыкновенных глаз и даже попыталась улыбнуться. Анле тоже улыбнулась – широко, старательно, а потом, показав пальцем на Каю, протянула ей свой мелок.

– Здра-а-авствуй, – сказала она, старательно выводя каждый звук и широко раскрывая рот. – На-а-а. На!

По шее Каи пробежали мурашки.

– Да нет, – неловко пробормотала она. – Спасибо, конечно… но ты же здесь рисуешь.

Анле действительно рисовала – и ее рисунками расцвела вся темная поверхность неструганых досок стола. На углах стола красовались мелко закрученные спирали и геометрические фигуры с какими-то пометками, по краям бродили люди и всевозможные животные. Рисунки были сделаны не очень хорошо, но Кая узнала мужчину, женщину, ребенка, лесного пса, Болотного хозяина, гарпию, русалку, медведя, кого-то вроде кошки с длинными клыками. Некоторых узнать не удавалось. В центре стола, вольно раскинув длинные лепестки, распустился неожиданно подробно прорисованный цветок.

Кая наклонилась чуть ниже, разглядывая его, и за метила краем глаза, как Анле рефлекторно дернулась – будто собиралась броситься и накрыть изображение собой, защищая от посторонних взглядов… Но почти сразу расслабилась, заулыбалась и даже сделала приглашающий жест рукой, словно предлагая Кае любоваться сколько влезет.

– Она рисовала его много раз, – тихо сказала Кая, и Павел с интересом посмотрел на нее:

– Что?

– Этот цветок посередине. Остальные рисунки нечеткие и довольно плохие, как будто она в первый раз пробовала их нарисовать… А цветок нарисован уверенной рукой. Очень четко, как будто орнамент… который она повторяла очень много раз. Этот цветок что-то значит?

– Мы пытаемся это выяснить, – осторожно ответил Павел. – За последние недели мои коллеги составили нечто вроде словаря ее рисунков и пришли к выводу, что они имеют отношение к одному из ее способов коммуникации. Возможно, Анле считала, что мы ее сразу поймем. Но, чтобы разгадать шифр, нужно найти к нему ключ.

– И вы решили, что ключ – я?

– Это одна из версий. В конце концов, до сих пор тебе удавалось увидеть с помощью Анле больше всех. Александра тоже оказалась хорошим…

– Бои ле, – сказала Анле, глядя на Каю, а потом на Павла. – Бо и ле! О – на-а. Она! – девушка подняла вверх два пальца на правой руке, потом постучала по ним указательным пальцем левой. Затем она показала на Каю одной рукой и на цветок – другой. Павел кивнул.

– Что она говорит? – спросила Кая.

Почему-то она ощутила странное волнение – и чем больше смотрела на цветок в центре стола, тем сильнее оно становилось. Ей вдруг показалось, что меловые лепестки слегка шевелятся, как от ветра, а в воздухе словно разливается тонкий нежный аромат. Она встряхнула головой, прогоняя наваждение – но оно никуда не делось.

– Сейчас, сейчас… А вот и вы! – Дверь скрипнула, и на пороге Кая увидела Сашу в компании нескольких ученых.

– Вечер все приятнее, – пробормотала Саша, и Кая сдержалась, ничего не ответила.

– Александра! – Павел щелкнул пальцами. – Как раз вовремя. Девушки, сегодня мне потребуется помощь вас обеих. Нам нужно, чтобы первой вошла в контакт одна из вас. Кто…

– Я, – сказала Саша. – Чем быстрее мне можно будет уйти отсюда, – она выразительно взглянула на Каю, – тем лучше.

– Очень хорошо. – Павел потер руки. – Тогда, прошу, садись и…

Не дослушав до конца, Саша порывисто подошла к столу, села напротив Анле и протянула руки к ее рукам.

Их пальцы переплелись, и тут же глаза Саши закатились так сильно, что стали видны белки. Лицо побледнело. На виске ритмично забилась голубоватая жилка. Анле, в отличие от Саши, смотрела прямо перед собой, но при этом явно видела что-то, что было недоступно остальным в комнате. Зрачки метались, и радужка глаз как будто стала желтоватой, как у кошки или лесного зверя.

Минуты тянулись мучительно – вдвойне мучительно от того, что Кая сама не знала, чего ждет, а еще от того, что за этим столом сидела Саша, а не она сама.

Шиповник, пришедший вместе с Сашей, так и буравил Каю хмурым взглядом.

Кая не выдержала, отвела взгляд первой. У нее чесалась нога, а наклониться и почесать было неловко – слишком близко к другим она стояла. Кая с досадой подумала, что лучше всего будет просто уйти отсюда – и, если через минуту ничего не произойдет, так она и поступит. Именно тогда, когда она приняла это решение, Анле вдруг шевельнулась и отняла у Саши правую руку – рывком, как будто обожглась. Сразу вслед за тем рука Анле принялась метаться по столу – вверх, вправо, влево, вниз. Люди вокруг стола напряженно следили за ее движениями, что-то записывали в блокнот.

Единственной, кто оставался равнодушным к происходящему, была Саша. Ее глаза все еще были устремлены в никуда, а рука лежала на столе спокойно, но с напряженно растопыренными пальцами, как мертвый жук. Саша стала еще немного бледнее, и Кая вдруг увидела, как в ее левой ноздре начинает набухать темная капля.

– Эй, – сказала Кая негромко, оборачиваясь к Павлу. – Так и должно быть?

Он не откликнулся – кажется, даже не услышал ее, потому что был слишком увлечен, азартно записывая маршруты Сашиной руки. Краем глаза Кая заметила, что он написал: «Лилия. Пес. Юг», а потом перевела взгляд на Сашу. Ее кукольное личико стало белым как бумага, а кровь из носа текла теперь вниз, попадая на губы. Саша как будто не чувствовала щекочущую струйку, и на этот раз Кая заговорила громче:

– Павел. Павел! Посмотрите же, ну.

– Что?.. Ах, ну да. Придется остановиться. – Он говорил с явным сожалением, и Кая подумала, что, не останови она его, ученый увлеченно продолжал бы эксперимент, пока Саша не упала бы замертво.

Двое, подчиняясь команде Павла, с видимым трудом оторвали руки девушек друг от друга – и только тогда Саша пришла в себя – рывком, как будто ныряльщик, вырвавшийся на поверхность в тот миг, когда перестало хватать воздуха. Глубокий вдох – и на ее лицо начали постепенно возвращаться краски, а взгляд приобрел осмысленность. Она вытерла рот и нос тыльной стороной ладони и растерянно уставилась на кровавые пятна перед собой – кровь капала на стол.

– Что это? – пробормотала она, попыталась встать и тут же рухнула обратно.

– О, ничего страшного, Александра, – сказал Павел бодро, протягивая ей не самую чистую с виду тряпицу. – По всей видимости, в этот раз перепад давления оказался слишком резким. Возможно, тебе надо передохнуть. Но немного позже… – Он повернулся к Кае. – Каждая из вас отлично проявила себя в качестве контактера, но пока это мало что нам дало. Символы перемешаны, мы не можем их систематизировать… пока что. Пора объединить усилия… Мы ведь об этом говорили. Как думаешь, Александра, ты сможешь попробовать еще разок прямо сейчас?

– Не буду я ничего пробовать, – огрызнулась Саша, тщательно вытирая кровь с лица платком. – Мы уже пробовали с Тошей. Она, – Саша пренебрежительно мотнула головой, и Кая пожалела, что остановила эксперимент пару минут назад, – тоже уже с Тошей пробовала. Вы сказали, никакого эффекта это не дает.

– Так и есть. Но Антон и в одиночку не показал хорошего результата. Давайте, ну! Что за детское поведение, девушки. Это же для науки!

– Нужна мне ваша наука, – буркнула Саша, нетвердо поднимаясь со стула – рукой она опиралась на спинку.

– Мы пытаемся вернуть ваших друзей домой, – сказал Павел вкрадчиво, и Саша осела обратно – непонятно было, произвели ли такой эффект слова Павла или ее просто покинули силы.

– Павел, – сказала Кая устало, чувствуя, как теперь уже все взгляды в комнате сходятся в одной точке – где-то у нее на лбу, – если вы считаете, что это необходимо, я готова. Но сейчас всем нам придется тратить время на уговоры… Я лучше пойду.

Саша фыркнула – не слишком уверенно. Расчет Каи оказался верным – Саша выглядела бы полной дурой, продолжай она упираться.

– Ладно, – буркнула Саша, снова распластывая руки по столу. – Давайте. Раз это так нужно.

С самого начала только Анле выглядела безразличной к их спору. Она продолжала сосредоточенно разглядывать узоры на столешнице, то и дело постукивая то по цветку, то по человеческим фигуркам и наклоняя голову на один бок, прислушиваясь, как будто характер этого постукивания мог о чем-то ей рассказать. Темные волосы упали ей на лицо, тонкие брови приподнялись, и в глазах было странное выражение – Кая сама не знала, как его определить. Просительное? Обнадеженное? Молящее? Впервые она подумала о том, что, возможно, и Анле мечтает связаться с другой стороной не меньше, чем она сама. Кем она была там? Кого оставила? Как попала в застенок к Сандру и почему именно ее он держал в плену?

У Каи было больше вопросов, чем ответов, – и она многое отдала бы за возможность поговорить с Анле. Сандр-то с ней точно говорил – а значит, у нее могли быть все куски головоломки.

– Что ж, барышни, вперед. Сделаем еще одну по пытку – всего одну – и я вас отпущу.

Павел подошел к столу и принялся что-то втолковывать Анле, используя вперемешку незнакомые слова, русскую речь и жесты.

Кая приблизилась к Саше, которая все еще хмуро оттирала кровь с лица платком.

– Что ты наговорила про меня Шиповнику? – спросила она вполголоса, чтобы Павел, увлеченный Анле, ее не услышал.

– С чего ты взяла, что я ему что-то говорила? – Саша упорно не смотрела ей в глаза, и Кая вздохнула.

– Я видела, как вы переглядывались. Почему бы тебе просто не оставить меня в покое? Ты думаешь, тебе одной сейчас нелегко? Что ты ему сказала? Он не первый, кто так на меня смотрит… из тех, с кем ты общаешься. Зачем ты врешь людям про меня?

Саша тихо фыркнула:

– Мне нет нужды врать про тебя. Много чести. Зачем? Ты сама сделала все, чтобы люди тебя не любили.

– И что я сделала, интересно? – сказала Кая. Ей вовсе не было интересно.

– Спроси у Шиповника. – Саша улыбнулась и спрятала платок в карман. – Спроси – и убедишься, что ему и самому все про тебя известно. Я только немного ему помогла. Он хотел точно знать, как все было.

Кая почувствовала, как похолодели спина и руки – так от сильного мороза мгновенно схватывается коркой поверхность воды.

– Вот как…

– Так! – Павел звонко хлопнул в ладоши и кивнул в сторону стола. – Она готова. Садитесь!

Кая машинально опустилась на стул, машинально положила на стол руки. Руки казались чужими, и, когда Саша взяла одну ее ладонь, а Анле – другую, Кая этого не почувствовала.

– Хорошо. – Павел приплясывал вокруг стола, нервно потирая руки так, что, казалось, вот-вот начнет высекать искры. – Приступаем. Анле, по моей команде, хорошо? На счет три, да, сначала один, потом два, и на три. Все готовы? Один…

Рука Саши слегка дрожала и была влажной.

– Два…

Рука Анле, наоборот, горячей, сухой. Кае вдруг показалось, что она чувствует слабое пожатие – как будто девушка с той стороны хочет ее поддержать.

– Три!

…Как будто рывок крюком в животе. Она глубоко вдохнула, силясь поймать глоток воздуха, и почувствовала, как тело пригвоздило к столу – теперь она не смогла бы оторвать ладони от Саши и Анле, даже если бы захотела. Мир закружился, стал слишком размытым. Раньше ей удавалось услышать неясные звуки, различить смутные силуэты…

Теперь что-то пошло не так, как обычно.

Кая почувствовала, как учащается дыхание, а пульс становится бешеным. Сердце бухало в груди, как молот по железному листу, – оглушительно, сильно. Она попыталась сфокусировать взгляд на одном из рисунков на столе – но никакого стола перед ней больше не было.

Она стояла посреди леса. В этом лесу не было зимы – воздух был теплым, почти горячим. Над головой у нее подрагивали от звонких ударов редких дождевых капель листья. Кая запрокинула голову и замерла, завороженная. Небо необыкновенного рыжего цвета – таким она его никогда не видела – было изрезано тонкими дождевыми росчерками и силуэтами огромных листьев, зеленых и темно-лиловых.

А потом дождь закончился. Над головой пролетела, крича высоко и пронзительно, ярко-синяя птица с длинным желтым хвостом, и Кая ощутила движение воздуха от сильных взмахов ее крыльев. Машинально она коснулась своих волос – но не почувствовала ничего. Она вытянула перед собой руки. Руки как руки, бледные от нехватки солнца, с длинными сильными пальцами. На правой сбиты костяшки, на левой – длинная царапина от запястья до основания указательного пальца. Вот только руки были бесплотными – она вновь убедилась в этом, попытавшись коснуться собственного локтя.

Она как будто стала бесплотной – но не мир вокруг нее. Он-то как раз был вполне реален, пугающе реален, и, услышав, как шуршат неподалеку от нее кусты, Кая невольно потянулась к бедру – только для того, чтобы понять, что там нет ни ножа, ни какого-то иного оружия.

А потом, разведя в сторону ветки, на поляну перед ней вышла девушка – с виду лет двадцати. Темная кожа, цвета лесного ореха, резко контрастировала с почти белыми пушистыми волосам. На шее у нее болтались бусы из сушеных семян, за спиной – сумка. Темно-зеленые штаны и куртка сливались с лесом вокруг нее, и она шла походкой человека, давно привыкшего к долгим переходам. Расслабленно, но пружинисто, как зверь, в любой момент готовый к прыжку. Глаза у нее тоже были как у зверя – желтоватые, почти золотистые. До сих пор Кая ни у кого и никогда не видела таких глаз.

На полянке она остановилась, потянулась, покачалась с пятки на носок, потрясла кистями рук, разминаясь, а потом достала из кармана листок бумаги и принялась изучать его, почесывая нос.

Каю она явно не видела.

– Эй, – сказала Кая негромко.

Но девушка ее явно не слышала – даже не отвела взгляда от своей бумажки, хотя до этого чутко реагировала на каждое движение ветерка.

Кая нерешительно приблизилась. Еще пару раз окликнула девушку. Помахала рукой прямо у нее перед носом, пытаясь привлечь внимание. Бесполезно. С тем же успехом можно было пытаться заговорить с одним из большелистных деревьев со странными мохнатыми стволами – или с синей птицей, видимо, сделавшей свои важные птичьи дела и теперь летевшей обратно той же дорогой.

Кая подошла ближе, встала за плечом у девушки, почти касаясь подбородком ее волос, и заглянула в бумагу, надеясь, что там окажется что-то полезное. Увы, написанное было ей непонятно – и все же она постаралась запомнить увиденные знаки: паучка, растопырившего лапы, немного перекошенный квадрат, перечеркнутый глаз, снова паучка… Она изо всех сил старалась сосредоточиться, не обращая внимания на стекавшие ей за шиворот дождевые капли. Кая вдруг представила, что могла перенестись сюда в разгар какой-нибудь битвы. При мысли о том, как ее пронзает стрела, не менее реальная, чем эта капля, а никто этого даже не видит, она вздрогнула. Интересно, что бы случилось с ней, сидящей за столом в доме Павла? Упала бы она замертво? Появилась бы в ее теле рана от стрелы? И если она сидит сейчас за столом – и она же, бесспорно, находится здесь, в неведомом лесу на другой стороне, – то какая из этих двух – настоящая?

Кая потрясла головой, отгоняя ненужные мысли. Стоило сосредоточиться на символах на бумаге. Они могли ничего не значить – она могла оказаться здесь случайно. Но ей хотелось верить, что Анле – если она вообще могла контролировать происходящее – закинула ее именно сюда не просто так.

Паук. Квадрат. Глаз. Паук. Цветок. Паук. Глаз – на этот раз не зачеркнутый. Паук… Или за глазом шел еще один цветок?

Листок в пальцах девушки дрогнул, и она сама нервно притопнула, как будто злилась на себя за что-то. Кая поняла: она вот-вот раздосадованно засунет бумагу обратно в сумку.

Паук. Квадрат. Глаз. Цветок…

Резким движением девушка смяла листок и бросила себе под ноги, наступила сверху сапогом. С негромким удовлетворенным бульканьем жирная грязь под ногами медленно втянула листок в себя – как будто проглотила.

Девушка произнесла что-то на языке, который Кая не могла понять, и зашагала вперед – так же быстро и легко, как до этого, помахивая руками и нервно прищелкивая пальцами. Кая поспешила за ней, но, сделав первые несколько шагов, почувствовала, что что-то не так. Вязкая земля, которую до этого она не ощущала под своими ногами вовсе, вдруг стала более чем ощутимой. С удовлетворенным чавканьем, как будто съеденная бумага ее только раззадорила, она подбиралась к Каиным ногам. Кая попыталась сделать шаг – и почувствовала, что прочно увязла в земле, а девушка с белыми волосами отдалялась от нее с каждым шагом.

– Подожди! – крикнула Кая, не удержавшись, на мгновение забыв, что та не слышит ее – а если бы и слышала, не поняла бы ни слова. – Подожди! Ну пожалуйста! Пожалуйста…

Девушка уходила. Кая почувствовала, что земля под ногами просела, и взмахнула руками, пытаясь сохранить равновесие. Бесполезно. Земля оседала, рушилась, распадалась, и Кая летела, летела куда-то вниз, и мир вокруг нее раскалывался, расслаивался, разделялся на куски. И все теперь стало казаться таким же нереальным, бесплотным, как и она сама, – куски земли и камни пролетали мимо нее, сквозь нее, не причиняя никакого вреда, и все кружилось быстрее и быстрее, и Кая готова была уже увидеть полки с баночками джема где-то у себя под носом, а потом все разом закончилось.

Она открыла глаза, ловя ртом воздух, как рыба, выброшенная из воды. Под носом у нее было мокро, и, вырвав руку из чьих-то конвульсивно сжатых пальцев, она коснулась верхней губы и увидела, что пальцы обагрились кровью. Сашу рядом с ней трясло крупной дрожью, и кровь из ее ноздрей прочертила две темные дорожки к губам. Зато Анле выглядела хорошо, как никогда. Ее обычная бледность ушла, как будто лица коснулось летнее солнце. Глаза блестели, губы как будто стали ярче и полнее, а темные волосы – чище.