Текст книги "Рожденная ночью"

Глава 6

В первые же секунды после того, как Сергей, пытаясь проверить Бушуевский препарат, потерял сознание, Константин был очень зол и уже несколько раз прокручивал в голове все, что он скажет Сергею, когда тот придет в себя. Неизвестно почему, но он был абсолютно уверен в положительном завершении данной процедуры и планировал достаточно резко отреагировать на эту выходку для того, чтобы в дальнейшем ничего подобного не совершалось. Юрий тоже был настроен достаточно серьезно, хотя и выглядел оптимистично. Время от времени он повторял одно и то же, говоря, что все будет хорошо. Но что было в мыслях его? Об этом не мог догадываться даже Бушуев.

Тем не менее, сейчас, когда Сергей стоял перед ними, и не просто стоял, но ещё и улыбался, Константин был настолько удивлен, а потом еще больше обрадован, что он забыл все то, за что хотел отругать своего подопечного.

Юрий вскочил со своего места и рванул к Сергею. Ему хотелось похлопать друга по плечу, обнять его, но он пока еще не осмеливался сделать этого. Перевязанная голова напоминала о том, что еще несколько часов назад жизнь его висела на волоске.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Константин. – Все нормально?

– Кажется, да. Только голова какая-то «тяжелая». Откройте форточку, пожалуйста. И хватит так на меня смотреть. – Последние слова были произнесены в адрес Юрия, который, улыбаясь, ничего больше не мог ни сказать, ни сделать. Этого и не требовалось. Все, что каким-то образом могло выдать настрой человека, его мысли и чувства, объединилось и прочитывалось на лице Сергея. Однако, несмотря на всю сложность происходящего, выражение лица Юрия оставалось улыбчивым и приятным. Именно последняя фраза Сергея, казалось, привела его в чувство.

Сергей прошел к столу, тогда как Юрий вернулся на свое место и быстро что-то вписал в ежедневник.

– Я уже чувствую себя каким-то мистиком, Эдгаром По – «Человек, отравленный, и с пробитой головой вошел в комнату».

Все весело засмеялись, и Константин направился к холодильнику.

– Ну, до Эдгара По тебе еще далековато, а у меня есть холодная каша и творог. – Начал перечислять он, открыв холодильник и всматриваясь в его полки. – Но мало. Давай все сразу?

Сергей кивнул. Он и в самом деле очень проголодался. Такое происходило с ним впервые. Еда для него никогда не имела какого-либо особого значения. Долгое время он даже работал над тем, чтобы желудок его был закаленным. Постепенно, по прошествии нескольких лет, Сергей добился того, что полноценно он ел только один раз в день. А порой приходилось целыми днями заниматься, поэтому о еде он спокойно забывал. Естественно, в такой ситуации, ему самому не нравилось свое самочувствие. Он ни разу в своей жизни до этого не проглатывал творог с такой скоростью. Не успел нагреться горох, как первое из блюд уже закончилось.

– Потерпи. Сейчас еще каши поешь, и все восстановится. Я, помню, когда на себе испытывал, целую кастрюлю супа съел. Но это пока еще не испытывалось на детях, и было проверено только на одной женщине. Ей, кстати, есть не хотелось совершенно.

– Для этого средства нужно будет организовать отдельные наблюдения, – Юрий закрыл книгу. – А ты, – обращаясь к Сергею, продолжил он, – больше никогда этого не делай. И, взяв со стола телефон, он вышел из комнаты.

Сергей, казалось, недооценивал того, что с ним приключилось. Он никак не хотел настраиваться на серьезный разговор. Доев все съедобное, что нашлось в тот момент у Бушуева в квартире, он стал еще спокойнее.

– Ну, зачем все это было сделано? Для чего? – Константин Викторович все же решил унять свое любопытство и одновременно проследить, какие чувства испытывает Сергей по этому поводу.

Сергей сразу же понял, что ему предстоит ответить на вопросы весьма сложные и неприятные.

– Я… Не знаю. Я купил в аптеке кучу лекарств, думал, вдруг что-то случится, и можно будет показать, кто на что способен.

– Теперь ты видишь, что из этого вышло? Мы потеряли время…

Сергей, молча, слушал все, что ему говорили. Он не хотел перебивать Бушуева, переубеждать его в чем-либо. Все, что от него требовалось, уже было сказано, и было сделано. Все остальное было уже второстепенным. Для себя самого Сергей был прав. Он все выполнил именно так, как и планировал, оставалось только перетерпеть несколько недель или, может быть, месяцев.

– Ты меня не слушаешь. – Таким утвердительным тоном Константин прервал размышления Сергея.

– Почему же? Я слушаю и даже слышу то, что вами произносится. Все же, честно признаться, мне и так теперь хочется спать, а тут еще кровать и вкусная сытная еда.

– С тобой непросто будет работать. – Ты не особо слушаешь старших.

– Нет… – Сергей запнулся, – я… Как же это объяснить Вам? Я, понимаете, уважаю чужое мнение. Мне очень не нравится, когда кто-то кого-то перебивает, когда люди, доказывая что-то, начинают кричать друг на друга.

– По-твоему, выходит, кричать нельзя? А что же с поступками? Что делать с теми, кто тихо предает, также потихоньку крадет, убивает или совершает еще какое-нибудь преступление.

– Я не говорю, что крики – это плохо. Я говорю о том, что они никогда не могут быть полезны в споре.

– По-твоему, это возможно? Мне кажется, с нашими порядками и темпераментами к такому точно не прийти.

– Почему же? Я просто хочу надеяться, что жизнь и вправду состоит из поочередно расположенных полос. Наш мир на протяжении многих столетий живет в шуме – в грохоте, стоне, плаче. Я хочу, чтобы следующая, мирная и тихая полоса началась как можно скорее. Только так люди поймут, что можно и нужно жить в тишине, спокойствие и мире друг с другом. Только тогда человек сможет определить, что для него важнее всего в жизни. А ответ прост – это жизнь. Жизнь своя собственная и тех, кого он любит.

– Значит, никто не услышит другого, если говорить тихо. Что уж говорить о собраниях и митингах. Что же будет со свободой слова?

– В таком случае, я буду, и, наверное, я уже один из лучших представителей этого общества. Свобода мысли и слова не только соблюдается мной по максимуму, но и прекрасно реализуется в отношении других лиц. Мне ведь очень часто бывает абсолютно безразлично, что обо мне думают, что будут говорить.

– Другими словами, тебе наплевать на мнение окружающих.

– Не знаю, может быть, это так тоже можно назвать. Просто есть люди, которые, по-моему, знают меня полностью. Мой характер, интересы, даже то, как я реагирую на что-то. Они никогда не усомнятся во мне. Поэтому я и не задумываюсь о том, что они думают обо мне. А другие могут говорить все, что захотят, и думать о чем угодно. Вот на них-то мне порой действительно наплевать, как бы грубо это не прозвучало.

– Эх, жалко Юрий ушел. Эту беседу неплохо было бы записать. Интересно, что было бы, если бы все так поступали? Человеческое мнение оказалось бы пустым, каждый заботился бы лишь о том, что его волнует, закрывая глаза на окружающих.

– А разве сейчас все иначе? Огромное количество лиц с безразличными взглядами проносится перед нами. Множество самых обыкновенных людей, таких же, как и мы, бесчувственно читают книги, смотрят фильмы и слушают музыку. Полбеды в том, что почти каждый может быть так описан. Хуже, намного хуже то, что эти же люди вполне могут оказаться в числе тех, кто воспроизводит то или иное произведение. Актеры, музыканты, режиссеры, поэты. В современном мире большинство из них творит за деньги.

Есть такая поговорка – сколько людей, столько и мнений, Однако есть и те, кто вроде бы прислушивается к мнению окружающих. По-моему, это игра. Либо он просто-напросто также смотрит на поставленную проблему, либо пытается выглядеть таким же, как все. А чаще всего он именно плюет на чужое мнение. Вот и мы сейчас поговорим, может быть, даже поспорим, но разойдемся, и каждый в результате останется при своем мнении. Что же это, если не безразличие?

– И не высшая степень признания человеческой свободы?…

Глава 7

Становилось все темнее и темнее, когда Юрий подходил к дому. На площадке уже никого не было. Лишь фонарь, установленный над подъездом, освещал силуэт небольшого человека, сидящего, сгорбившись, над бумагами.

Подходя ближе к подъезду, он уже разглядел, что сидящих было двое. Также отчетливо было слышно, что они что-то обсуждали. Первый голос, мужской, показался знакомым Юрию, однако он никак не мог вспомнить, где раньше он его слышал. А во втором, женском, он точно узнал Аллу.

– Привет, – Юрий подошел к лавочке. Как только оба собеседника взглянули на него, он понял, что не ошибся. Алла сидела, повернувшись спиной к фигурному столбу, а напротив сидел ее сосед. У обоих в руках были листы бумаги, которые они перелистывали то вперед, то назад, постоянно что-то объясняя друг другу. Данный процесс очень напоминал подготовку накануне экзамена, когда двое студентов пытаются разобраться в сложном вопросе, и каждый при этом делится тем, что усвоил.

– Привет, Юр. Ты оттуда? – спросила Алла.

– Да, все, вроде, хорошо. Ты домой еще не идешь?

– Нет, нам еще немного нужно обсудить кое-что. – Ответив, Алла посмотрела на соседа и вопросительно кивнула. Тот в ответ быстро закачал головой.

– Ну ладно, я тогда пошел. – Продолжив свой путь к дому, он расслышал еще несколько слов:

– Может быть, на сегодня хватит. Мы, наверное, все равно не сможем разобраться сейчас. Лучше уж на свежую голову» – говорил быстро Владимир.

– Конечно, но… – Алла вдруг сделала паузу, а потом громко крикнула – Юр, подожди! Подойди, пожалуйста, еще раз.

Долго ждать не пришлось, так как, вслушиваясь в разговор на лавочке, Юрий не смог далеко уйти. И, даже, несмотря на свою усталость, он все также быстро подошел к ним. Не спрашивая в чем дело, он присел на край скамейки и молча смотрел то на Аллу, то на Владимира.

– Мы изучали соглашение. Помнишь, вы в первый день после выступления Бушуева ходили в Центр? Ты ведь тоже читал соглашение?

– Конечно. И не раз уже. – А в чем дело-то? – не понимая, что именно они там пытаются найти, Юрий машинально взял у Аллы бумаги.

– Владимир хочет принять участие в эксперименте. – Ответив, она оглянулась на соседа. Тот в ответ утвердительно кивнул.

– Все понятно. – Это словосочетание Юрий протянул необыкновенно долго, как будто выуживая время для того, чтобы обдумать и решить что-то важное. – Это тот экземпляр? Что мы читали в начале?

– Да.

– Боюсь, что этот контракт не имеет никакой силы, проект же закрыт. – Юрий уже собирался встать, но Алла взяла его за руку, удержав.

– Не может же все вот так, раз и закончиться. Все теперь зависит от нас. Пусть на других условиях, в других обстоятельствах, но это же… Это должно стать реальностью.

– Я думаю, лучше будет пойти домой и в нормальных условиях все обсудить. – Юрий встал и вручил бумаги обратно Алле. – А ещё лучше, до завтра этот разговор отложить. Такую тему лучше не обсуждать отдельно от остальных, по крайней мере, Бушуев должен присутствовать здесь.

Ответа ни со стороны Аллы, ни от Владимира не последовало. Решив, что его предложение принято, Юрий продолжил. – Ко мне сейчас точно нельзя, у меня все спят уже.

– Конечно, нельзя. Родители если услышат, во что мы собираемся ввязаться, сразу арестуют. А Владимиру вообще пока ничего лучше жене не рассказывать. – Алла говорила достаточно быстро, но слушателям было вполне комфортно. – Вдруг, и правда, Бушуев откажет.

– В таком случае лучше пойти по домам. – Владимир поднялся со скамьи и, попрощавшись, отправился домой.

Юрий же, наоборот, решил снова немного посидеть. Молча, они с Аллой проводили взглядом Владимира и, убедившись в том, что он уже закрыл за собой дверь в подъезд, поделились своими наблюдениями.

– Он очень переживает. – Юрий практически с первого взгляда определил тревожную обстановку той беседы, за которой он их встретил. При этом он никоим образом не подал заинтересованности и удивления.

– Да, ему нужны деньги. С работы уволили, новую найти никак не может. – Помолчав еще немного, Алла добавила. – Да и на прежнем месте зарплата была смешная.

– Да, я как-то слышал их с женой разговор. Он тогда еще решил искать что-нибудь другое, а жена была против.

– Еще бы не против. Он же на самом деле может сделать и починить все. У нас весь этаж к ним как в мастерскую ходит. Да и ему, как мне кажется, нравится его работа.

– Работа должна не только нравиться, но и обеспечивать семью. Наверное, поэтому они решили принять участие в эксперименте. Только я не понимаю, как жена то ему позволила. На это обычно идут одинокие люди, у кого нет никаких обязательств. А здесь не только жена, но еще и дети.

– Он ей еще ничего не сказал. Они с одной стороны молодцы. Берегут друг друга, стараются лишний раз не обижать.

– А с другой стороны? – отмахнувшись от моли, прилетевшей на свет фонаря, спросил Юрий.

– А с другой стороны, они не берегут сами себя. И это, по-моему, в разы ухудшает ситуацию. Это не покроешь никаким отношением друг к другу. Женатые, замужние, мамы папы… Все они уже не просто отвечают за то, что делают. Они отвечают перед своими супругами и детьми. Им нельзя делать ничего, что может лишить жену мужа, а детей – родителя. Многие говорят, что все их поступки совершаются на благо и ради детей. Но нужно ли это ребенку, если родители, в конце концов, страдают? Это все отразится и на детях.

– И дети, и родители тоже бывают разные. Можно привести массу примеров того, как легко они расстаются, как часто ругаются, как еле терпят друг друга. Но в главном ты права. Если мы называем людей родителями или детьми, мы семья. Мы переживаем друг за друга, готовы в любое мгновение поддержать, помочь, обнять, улыбнуться и поцеловать. Но если тех или иных людей нельзя назвать семьей, то, по-моему, это тоже влияние родителей. Если к ребенку относятся плохо, он, затаив обиду, постепенно перерастающую в нетерпимость, злость и ненависть, в лучшем случае покинет родительский дом раз и навсегда.

Молчание сменило эту длинную речь. Юрий мог еще долго говорить, но увидев уставший взгляд Аллы, решил закончить.

– Поэтому ты перевела беседу на Бушуева и указала на необходимость отложить разговор?

– Да. Я не хочу, чтобы Владимир принимал участие в этом эксперименте. Не должны такие люди ломать свою судьбу и гибнуть, даже во имя науки и светлого будущего всего человечества.

Неизвестно, как продолжился и чем закончился этот вечер для Владимира, для Бушуева, Сергея и Аллы, но Юрий очень долго не ложился. Он постоянно о чем-то думал, рассуждал, старался поставить себя на чужие места и понять, как он бы действовал, о чем бы думал, что говорил. Страх за себя, за окружающих любимых и дорогих людей, как и раньше, оказывался сильнее всего.

– Не должны такие люди ломать свою судьбу и гибнуть… – Слова Аллы остались в его памяти надолго. По крайней мере, до тех пор, пока вопрос деления людей на плохих и хороших не будет решен.

В надежде отвлечься немного и отдохнуть, он открыл книгу, которая давно уже лежала на столе. Юрий не читал ее уже больше недели, поэтому даже не мог вспомнить, на чем остановился. Общий сюжет ему был вполне ясен, но ни точных имен, ни каких-либо конкретных событий и, тем более, фраз и диалогов он не мог припомнить. В этом не виноваты были ни автор (между прочим, один из самых популярных зарубежных писателей прошлого столетия), ни даже то, что происходило в его жизни в данное конкретное время. Все складывалось подобным образом каждый раз, когда дело касалось художественной литературы. Юрий очень любил читать и прозу, и стихи, однако с памятью его что-то происходило в то время, когда он читал. Феноменальная в процессе учебы, она словно отдыхала, мерно качаясь на волнах романов и пьес, рассказов и сказок. Разумеется, Юрий не был совсем безнадежным в данном отношении. Он мог в подробностях рассказывать о том, что происходило с персонажами, но только, если с момента прочтения прошло не более пары-тройки дней. В противном же случае, такой пересказ включал в себя массу очередных «где-то, что-то, как-то, куда-то». Конечно же, смысл прочитанного и в этом случае можно было понять, но для детального изложения приходилось бы перечитывать все заново. Такая техника чтения складывалась практически незаметно для Юрия, чему способствовало скорое ее развитие. Еще учась в школе, он мог за перемену прочитать текст из учебника и сразу же в подробностях пересказать все изложенное в произведении. Но урок заканчивался, и оставалось всего-навсего вычеркнуть из памяти то, что должно было уступать место чему-то новому.

«холод становился все более и более невыносимым… По полю идти пешком становилось тяжело… Пошел снег…»

Все эти слова оказывались для читателя не значащими практически ничего. Сюжетная линия была окончательно потеряна, и стало ясно, что в этот раз Юрию для того чтобы понять роман придется читать все сначала. Закрыв книгу и укладываясь спать, он снова вспомнил о так называемом делении людей на хороших и плохих.

– Разве такое может быть? В каждом есть то, что обязательно высоко оценит один, никогда не заметит другой, и, не разобравшись, осудит кто-то третий. Такова она, наша жизнь, и такие в ней заведены порядки и правила. Для того чтобы их соблюдать, стараться не придется. Даже так – не нужно стараться. Стоит только начать, и эффект станет обратно пропорциональным ожидаемому. Лесть, избыток или недостаток внимания, грубость. Если использовать все это неуместно, то в результате рано или поздно придется разочаровываться.

– Что же выходит? Что всему есть не только свое время, но и место?

Глава 8

Словно одной ночью пролетел целый месяц. За окнами все чаще мелькали пожелтевшие листья, оторвавшиеся от своих родителей и отправившиеся в свободный полет, сами не понимая, куда их это приведет. Они летят, кружась в шумном шелесте золотого хоровода своих собратьев. И пусть они летят, приближаясь к своему концу. Пусть. Таков закон природы. Каждый должен оторваться для того, чтобы потом, в следующем поколении снова зародилась жизнь. Кто-то улетает раньше, кто-то позже. Кого-то отрывают силой, кого-то разрывают на части. Просто так, пройдя мимо, махнув рукой, зацепившись одеждой. Каждый такой листочек, несмотря на то, что все они для нас одинаковые, заканчивает свой недолгий век по-своему. Сгорая в осеннем костре, перегнивая на клумбе в парке, засыхая в папке или где-нибудь среди таких же старых пожелтевших листов толстой книги. Однако и в законе природы есть исключения. Даже в самую лютую зиму, в крепчайшие морозы и гулкие метели, в ливни и ветер остаются на ветвях отдельных деревьев старые черные листья. Они уже велики и тяжелы, но что-то их держит, не пускает. И пусть их жизни порой дольше по времени, спокойнее и надежнее, они, несмотря на все это, с великим удовольствием испытали бы радость полета, воздушного танца, дарующего свободу. Они с удовольствием побывали бы там, где, возможно, не будут никогда. Они горько сожалеют о том, что не попали в тот самый вихрь, закруживший уже сотни таких же, как они тогда, ещё небольших, легких и красивых листочков. Сорваться, улететь, кружится, падать, нестись по дорогам и тропинкам, вновь подниматься и, в конце концов, укрыть собой холодную землю, сгореть в ярком пламени, стать началом чего-то еще. И все это целой командой, не в одиночку. Но только не оставаться на одном месте, ожидая слабого дуновения ветра, который заставит рухнуть к ногам огромного дерева, смотреть вверх и молча ждать. Ждать когда где-то далеко-далеко проплывет облако по той части небосвода, которая даже за эту недолгую жизнь была уже засмотрена и заучена наизусть.

Уже начался новый учебный год, который привел за собой новых преподавателей и студентов, принес новые предметы и заботы. Среди педагогов ожидалось пополнение, однако Бушуев отказался от предложенного ему места.

Не досчитались и некоторых студентов. Сергей, в силу своего участия в эксперименте, не смог посещать институт. Несмотря на то, что все это оставалось тайной, он не мог постоянно находиться взаперти и под присмотром. Он ежедневно возвращался домой, общался с родными и с друзьями. Его нынешнее состояние у многих вызывало ужас. За короткое время он превратился практически в другого человека, даже внешне. Положение в институте спасло лишь то, что он подал заявление на отпуск в самом начале, когда результаты регулярного употребления алкоголя не были такими заметными. Сергею даже не пришлось придумывать каких-либо уважительных причин. Положительные отзывы преподавателей и товарищей сработали, и ему без лишних вопросов предоставили академический отпуск.

Юрий тоже сначала планировал прервать тот же самый процесс получения высшего образования, но потом все же понял, насколько это важно и для него, и для будущего всего эксперимента.

Именно он сейчас сидел на скамейке в коридоре института и что-то долго напряженно писал.

«На этот раз беседа с Сергеем прошла удачно. Он не пытался сбежать, но при этом сначала не узнал меня. Учитывая его недавний обморок, можно вполне допустить частичную потерю памяти.

Речь с каждым днем становится хуже и хуже. Заторможенность и неспособность произносить сложные слова вот-вот достигнут высочайшего своего проявления.

У него давно уже не было выходных, наверное, три недели подряд ему приходится работать без перерывов. Последние суббота и воскресенье отменились из-за обморока. Ни причин, ни окончательного диагноза так и не было озвучено. Сперва все думали, что это инсульт, однако данное подозрение не подтвердилось. На совещании было решено дать Сергею отдохнуть на наступившей, и на следующей неделях по четыре дня подряд. Сообщить Сергею эту новость доверили мне. Именно она и сработала, ведь до описываемого объявления он не желал даже слышать об интервью. Несмотря на то, что день был в самом разгаре, его постоянно клонило в сон. Начатый разговор долго не клеился, но, в конце концов, мне удалось разговорить Сергея.

– Ну, так, что же с моим вопросом? Насчет твоего отношения к…

– Да, я, конечно же, размышлял, конечно же, на этот вопрос. И уже и даже не раз. Как и со многими другими такими же вопросами, здесь могу сказать, что бывают две только такие профессии, работники из которых имеют полное право лезть к другим с распроссами. Ихние представители это учителя и президенты. И то, в каждом случае, если ответ будет настолько важным или наоборот совсем незначительным, отвечать будет совсем необязательно, хотя после всего этого можно будет ожидать совсем все что угодно. Ну, то есть, я хочу сказать, что результаты могут быть весьма и весьма разно… численные. —

Сергей медленно и слишком сбивчиво объяснял то, как он себя чувствует, о чем размышляет. Постоянно запинаясь, он не замечал того, что допускает кучу ошибок, говорит, порой, полную чушь. А старания сделать речь красивее и эффектнее делали положение его еще хуже.

На лице Юрия отпечатывалось все, что он думал о происходящем – от любопытства и желания познакомиться с чем-то новым, до раздражения и брезгливости.

– Иными словами, каждый волен делать то, что хочет? Хочет – говорит, не хочет – нет?

– Это, разумеется, что, все из нас, мы всегда сами творим свою историю самостоятельно. Перед нами время от времени промелькивают какие-то неопределенные лица, а мы смотрим на которые, и нам очень сложно, мы не можем понять, мальчик это или девочка, взрослый человек, ребенок или несовершеннолетний. Вариантов 2. И не нужно слишком стараться, чтобы понять, что этого вполне достаточно. Третьи, четвертые возможности оказываются в большинстве своем безрезультатными. – Он часто кивал и старался как можно дольше говорить, не давая Юрию возможности перебить его.

– И, в конце концов, все, что на самом деле важно и необходимо, может быть почувствовано. Поэтому, лишняя искренность и болтовня мной не приветствуется.

– Это относится ко всем, или все же есть исключения? – Не вытерпел Юрий и встал со своего места.

– Может быть, и есть, но пока что я еще не понял совсем. Хотелось бы, конечно же, чтобы был такой человек, с которым бы не просто бы можно… – Юрию становилось все более и более невыносимо слушать этот поток речи, мысли в которой едва связывались между собой.

– Было бы поговорить о том, как прошел твой день, спросить его об этом же, но и чтобы все это было приятно и интересно. – Сказав это, Сергей немного помолчал, а затем встал и подошел к окну. До последней реплики друга Юрий уже собирался уйти, но решил выслушать его до конца. Сергей снова начал.

– Вот сейчас вот у меня выходные, ты говоришь, длинные получаются, а я не радуюсь. Нужно потому что будет что-нибудь запланировать, самому придумать, как их провести. А меня не тянет… Не тянет туда… Где дом, друзья, родственники».

Юрий находился в каком-то неопределенном, промежуточном состоянии. За эти несколько минут он смог прочувствовать такое множество чувств и пережить сильнейшую борьбу эмоций. Что в ней одержало верх, а что так и осталось в подчинении, непонятно было. Сергей, сначала грубый, затем ничтожный и одинокий, и, в конце концов, жалкий и брошенный, стоял к нему спиной. Он не говорил о родственниках ни разу за время эксперимента. Юрий даже не имел представления о том, известно ли им, чем занимается их сын, брат, внук. Однако, видя, что тот скучает по ним, не стал расспрашивать и усугублять и без того печальное положение.

Тогда он быстро собрал свои вещи и вышел из палаты Сергея. Палатой назвать это было сложно, ведь опыты проводились в квартире Бушуева. Спальня была отдана как раз под палату. Выйдя из нее, Юрий направился прямо к Бушуеву.

– Я так больше не могу. – Вполголоса произнес Юрий, подходя к столу. Бушуев внимательно и вопросительно посмотрел на него и отложил бумаги, которыми он был до этого занят.

– В чем дело?

Юрий, молча, включил диктофон. Прослушав запись, Бушуев встал. Взгляд его нисколько не изменился.

– И что?

– Как что? Он же… Ужасен. – Юрий сел напротив Бушуева. Дыша тяжело и громко, он несколько раз попытался вдохнуть глубоко, но у него не получалось. Он сам, казалось, не верил тому, что только сейчас произнес. Взгляд его устремлен был куда-то дальше, но не сквозь, а в обход Бушуева. Юрий облокотился о стол и закрыл лицо руками.

– Пойдем, прогуляемся немного? – Бушуев вопросительно кивнул Юрию и взял в руки черную тонкую папку. – Погода хорошая, да и не услышит он нас там точно. А здесь все стены дырявые.

Юрий, молча, встал и направился к двери. Спускаясь по лестнице, он на полпути остановился. – Его нужно отпустить. – Просящим отчаявшимся взглядом смотрел Юрий на Бушуева, но тот не собирался так просто менять правила.

– Куда отпустить? Кого? Единственного участника? На которого уже потрачено столько времени и сил? Нет, это невозможно.

– А зарплата? Деньги ему за это хотя бы заплатили?

– Конечно. Что за вопросы такие? Я всем всегда все плачу. Но вопрос ведь не только в этом. Ты пойми, на какой сейчас конец мы его обрекаем, он же погибнет. Эта степень зависимости уже не сдается любителю.

Нам нужно завершить начатое. Я думаю, осталось еще немного. На днях мы собираемся испытать новую смесь. Ты же видишь, что Сергей уже не такой. Он не похож на пьяницу.

– Да, это верно. При таких дозировках он остается весьма здравомыслящим. Сегодня он ведь употреблял уже что-то?

– Да, конечно, как обычно. Вечером, правда, уже не будем ничего ему давать. Придется несколько дней подождать, потом сделаем чистку организма.

– Зачем? – Юрий удивленно посмотрел на Бушуева. Что он еще задумал? Ни на этапе эксперимента над Олегом, ни при подготовке к продолжению проекта не было произнесено ни слова о таких чистках.

– Жаль, что у нас нет больше участников. – Бушуев вынул из папки список первых записавшихся на обследование и о чем-то задумался. – Мы же не можем рисковать. Взять кого угодно из этого списка – все равно, что написать на самого себя заявление в полицию. Это слишком опасно. Именно поэтому нам придется испытать новую вакцину на Сергее повторно. Его сегодняшняя реакция на наркотик уже вполне хороша, и это стоит отметить. Осталось поработать немного с дозировками, и потом можно будет пробовать то, что выйдет. Я очень рассчитываю на успех.

– Надеюсь, что так и будет. – Юрию от услышанного стало несколько легче. – Когда же будем проводить чистку?

– Через неделю. Точнее, немного раньше, после его выходных.

– Отлично. Я могу ему это сказать?

– Думаю, лучше это сделать будет сразу накануне, а то вдруг он не захочет и решит остаться дома.

– Тогда просто пойду и узнаю, как у него дела.

За разговором собеседники не заметили, как отошли достаточно далеко от дома. Бушуеву нужно было сделать кое-какие пометки в документах, а Юрий отправился обратно к подъезду. Подойдя к нему, он увидел, что на лавочке сидела Яла и читала какую-то тонкую маленькую книжечку, похожую на тетрадь. Что же теперь делать?